ГЛАВА 1

Курьер прибыл в Шеридан-холл в половине первого с приглашением, которое гласило:

«Сэр, почту за честь принять вас в Кортни-холле сегодня, в три часа пополудни или в иное удобное для вас время. С уважением, Р. Кортни».

Алан Мердок Шеридан решил, что «Р» — это Рита, дочь лорда Кортни — прелестное белокурое создание с прескверным нравом. Алан волочился за ней несколько лет назад, перед тем как она со своей старшей сестрой отправилась на континент. Время от времени в Англию доходили слухи, что за златокудрой Ритой ухаживает такой-то граф, герцог или барон. Что ж, она, вне всякого сомнения, хороша, но Алану было жаль того беднягу, который попадется в сети этой прелестной стервы. Потом из-за границы поползли слухи о вопиющем нарушении приличий старшей из девиц. А еще позднее стали судачить о рождении ею внебрачного ребенка.

Какой скандал!

Но куда более скандальным был тот факт, что она предпочла оставить ребенка при себе, а не отдать его на воспитание в какую-нибудь крестьянскую семью. Впрочем, едва ли это удивило свет после всех пересекающих Ла-Манш шокирующих историй о старшей дочери Кортни, то якобы пляшущей голышом с цыганами в Румынии, то разгуливающей по трущобам Сингапура без компаньонки. Поговаривали даже о том, что она отдалась в руки азиатского татуировщика.

Женщина с татуировкой! Ну мыслимо ли это?

Позор.

Но Алан всегда слушал сплетни вполуха. Во-первых, он был едва знаком со старшей дочерью графа, а во-вторых, и сам зачастую оказывался жертвой клеветы. Еще в детстве он столько раз слышал, как чернят имя матери, что его начинало тошнить, стоило ему оказаться на пороге комнаты с чужими людьми.

Алану и сейчас было слегка не по себе. В три часа он вошел в кабинет, куда его проводил слуга, и сделал неприятное открытие. «Р. Кортни» означало отнюдь не Рита Кортни. Приглашение прислал ее отец Роджер, хитрый как лис и скользкий как змея.

Стены кабинета были увешаны дорогими гобеленами двенадцатого столетия, стоившими целое состояние. Алан начал подсчитывать в уме, во сколько оценили бы эти сокровища его «друзья», промышляющие на рынке антикварных товаров. Затем напомнил себе, что бурные денечки остались позади. Вот уже два года он всеми силами пытается привести в порядок свою жизнь. Разумеется, образцом добропорядочности ему никогда не стать, но он делает все, что может. Вся беда в том, что время уходит, а деньги нужны позарез. Возможно, именно поэтому Алан ответил на приглашение приехать в Кортни-холл. В глубине души он надеялся, что Рита изменилась в лучшую сторону и решила вновь заполучить его. Приданое девчонки, несомненно, весьма велико — будет что бросить в пасть кредиторам.

Если бы только дело обстояло именно так… Но слова старого лорда повергли Шеридана в смятение.

Кортни-старший, расположившийся в кресле у камина, окинул Алана изучающим взглядом и без долгих вступлений начал излагать свое предложение. Довольно заманчивое, учитывая крайне затруднительное финансовое положение молодого человека, но…

— Как я уже сказал, — заканчивая свою речь, Кортни прочистил горло, — не секрет, что репутация Эммы пострадала.

«Это, — подумал Алан, — еще мягко сказано. Рита на фоне своей сестрицы просто дар небес. И что мне теперь делать — жениться на шлюхе только для того, чтобы прибрать к рукам ее приданое? Боже милостивый. До чего я докатился!»

— Но девушка не без достоинств. С тех пор как умерла моя жена, Эмма весьма успешно управляется с делами. Она вполне грамотно ведет хозяйство — у нее математический склад ума. Правда, учитывая другие ее недостатки… — Кортни выпятил губы в раздумье. — Как бы лучше выразиться? Моя дочь отнюдь не красавица, хотя и не безобразна, — поспешил добавить граф. — Просто она… ну… непримечательна. Одним словом, такой человек, как вы, может считать мою старшую дочь более чем подходящей партией.

Лицо лорда Кортни было непроницаемым. Алан, как игрок, неуверенный в своих картах, где ставка — его жизнь и средства к существованию, не спешил раскрываться.

— А скажите, ваша милость, что именно вы имели в виду под «таким человеком, как я»?

Кресло скрипнуло.

— Вы человек без титула. Без наследства. Простите мою откровенность, но, строго говоря, вы являетесь незаконнорожденным отпрыском графа Шеридана и его парижской любовницы. У вас не было ничего до тех пор, пока ваш сводный брат Ральф не передал вам родовое гнездо Шериданов, да и то лишь потому, что он с семьей вскоре перебирается в Америку. Вам нечего предложить порядочной, благовоспитанной девушке, и тем не менее вы явно надеетесь возобновить ухаживание за моей дорогой невинной Ритой.

Алан ответил на это непроницаемой улыбкой. Что знает этот старый кретин о его намерениях, так мало похожих на «ухаживания», и об истинной «невинности» своей «дорогой Риты»!

— Всем известно, что Шеридан-холл пришел в полный упадок. Известно также, что вы безуспешно пытаетесь возродить старые рудники, от которых ваш брат отказался как от безнадежного предприятия. Не говоря уже о ваших карточных долгах. Поговаривают, что вы имеете пагубную склонность к азартным играм, что ваш долг неуклонно растет, а кредит полностью закрыт. Вы больше не можете выплачивать жалованье, и только за последнюю неделю сбежали трое из ваших слуг. — Рот старика скривился в злой усмешке. — Если вы женитесь на моей дочери, приданое будет достаточно большим, чтобы покрыть долги и помочь вам продержаться в течение последующих нескольких лет.

— Могу я спросить, почему вы так спешите избавиться от Эммы?

Лорд Кортни пожал плечами:

— Расчет. Видите ли, моя младшая дочь привлекла внимание маркиза Ламберта. Мы оба понимаем, что такой человек, как он, не потерпит и намека на скандал.

— Таким образом, выдав замуж старшую, вам удастся прикрыть семейный позор?

— Именно. И кроме того, девчонке нужен муж, а ее сыну — отец. Вы — живое доказательство того, что может случиться с ребенком, который растет без отца.

Алан с трудом поборол в себе непреодолимое желание врезать кулаком по потной физиономии Кортни, который между тем продолжал:

— Должен вам сказать, что Эмма своевольна и темпераментна. Несмотря на свою оплошность, она остается ужасно гордой и упрямой. Из нее мог бы получиться отличный сын, если б ей посчастливилось родиться мужчиной. Итак, мы можем немедленно приступить к обсуждению дела.

Алан обошел стол.

— Не думаю, что нам есть что обсуждать, — заявил он.

Лорд Кортни молча уставился на него.

— Я никоим образом не заинтересован в вашем предложении, милорд. Да, я нуждаюсь в деньгах, но не настолько, чтобы связать свою судьбу с женщиной, которую даже не знаю, да еще возложить на себя ответственность за воспитание ее внебрачного ребенка.

Он направился к двери.

— И все же подумайте над моим предложением, — бросил ему вслед лорд Кортни.

— Тут и думать не о чем. — Алан остановился и оглянулся. — Шлюха — она и есть шлюха. — Голос его звучал язвительно.

— А бастард — он и есть бастард. — Глаза Кортни сузились. — Чье бы имя он ни носил, это не меняет факта, что он был рожден вне брака.

Алан резко и неприязненно кивнул и поспешил покинуть комнату, пока разговор не принял еще более гнусный оборот.

Детский плач, ворвавшийся в галерею из ближайшей комнаты, пригвоздил его к месту. Затем в дверях появилась Рита Кортни. Она раздраженно хмурил тонкие бровки. При виде Алана ее голубые глаза расширились.

— Так-так, — произнес он. — Наконец-то мы снова встретились.

— Зачем ты сюда явился? — прошипела девушка.

— Предполагал увидеть тебя, но у твоего папаши другие планы.

Рита наградила Алана убийственным взглядом.

— Ты не имеешь права здесь находиться. Во время нашего последнего разговора я ясно сказала, что больше не желаю тебя видеть.

Он пожал плечами и изобразил ленивую полуулыбку.

— Я знаю, однако, что женщины часто меняют свои решения.

Рита вздернула подбородок, глаза ее были холодны, как голубой фарфор.

— К счастью, я не отношусь к женщинам подобного рода.

— Разве? — Он зло рассмеялся, вызвав краску на ее лице.

— Убирайся отсюда, — прошипела она, сжав свои маленькие ручки в кулаки.

— В чем дело, милая? Или, подцепив маркиза, ты решила, что слишком хороша для нас, простых смертных? Раньше ты так не думала.

— Гнусный подлец! Негодяй! Развратник!

— Стерва, — бросил Алан настолько безразлично, насколько позволяла закипавшая в нем злость.

Повернувшись спиной к Рите, он зашагал по галерее к массивным входным дверям. Слуга собирался открыть перед ним дверь, но, достигнув выхода раньше лакея, Алан с такой силой распахнул ее, что она с грохотом ударилась о стену.

На улице было холодно. Он забыл плащ, однако готов был замерзнуть, только бы не возвращаться. Алан не мог поверить, что оказался настолько глуп и наивен решил, будто эта хорошенькая маленькая мегера действительно хочет его видеть. Он, наверное, окончательно спятил, если явился сюда. Впрочем, это неудивительно. Уединенность йоркширских пустошей может привести любого теплокровного мужчину на грань отчаяния.

Опустив голову, он шел по кирпичному тротуару, глаза его увлажнились от холода и тумана, мысли буквально жгли мозг.

Фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном возникла так внезапно, что Алан успел лишь слегка притормозить, дабы не налететь на нее. Но они все равно столкнулись. Молодая женщина отскочила, попятилась и, заскользив подошвами по обледенелому тротуару, с легким вскриком приземлилась на зад.

— Вы болван! — закричала она.

— Надо смотреть, куда идете, — резко ответил Алан.

Девушка, сердито фыркнув, протянула ему руку, но он оставил ее жест без внимания. Издав возглас негодования, дама с трудом поднялась, выпрямилась… И встретилась взглядом с обидчиком. Глаза ее близоруко сощурились, а затем удивленно распахнулись, когда она узнала его.

— Вы?

— Я, — согласился Алан, с презрительной усмешкой откинув ее капюшон. — А вы, должно быть, Эмма? Похоже, у всех Кортни манеры Аттилы.

Девушка попятилась. Она снова натянула на голову капюшон, но Алан успел заметить копну густых красно-каштановых волос. Ее глаза казались большими. Их зеленоватый оттенок выгодно оттенялся яркими пятнами негодования на щеках. Ее скулы так и пылали. Неожиданное открытие взбудоражило Алана, как холодный северный ветер: если это действительно Эмма Кортни, то она совсем не безобразна. Отнюдь.

— Что вы здесь делаете?! — негодующе воскликнула она.

— Собирался повидаться с вашей сестрой, однако…

— И вы видели ее? Да? Видели? Отвечайте же, черт возьми! — Эмма нетерпеливо топнула ногой.

Глаза ее полыхали огнем под черными дугообразными бровями. Боже милостивый, похоже, девица так же взбалмошна и сумасбродна, как и вся их семейка.

— Да, — бросил он, — я ее видел. Как и мальчишку. — Он наградил собеседницу прославленной улыбкой Шериданов — холодной, расчетливой и презрительной. — Легкие — как кузнечные меха. Судя по всему, у него темперамент мамочки. Или папочки… Вы знаете, кто отец ребенка, мисс Кортни?

Ни один мускул не дрогнул на лице Эммы, но Алан чувствовал, какая неистовая ярость клокочет в ее душе. Он видел такой же жестко сжатый рот, такой же немигающий стеклянный взгляд на лице матери. Он знал, что внутри у нее все дрожит.

Не говоря ни слова, она отвернулась и, ровно держа спину, зашагала по обледенелому тротуару с грацией канатоходца.

Заносчивая маленькая шлюшка. Задирает нос, будто она лучше его.

— Мисс Кортни! — крикнул Алан.

Девушка приостановилась и оглянулась.

— А сколько у вас татуировок?

Ее подбородок обиженно дернулся вверх. Подхватив юбки, она бросилась к дому, не удостоив его даже бранного слова в ответ. На крыльце стоял дрожащий дворецкий с забытым плащом Алана в руках. Эмма выхватила у него плащ, оглядела его и медленно повернулась к Алану. Снисходительно улыбнувшись, она заявила:

— Настоящий джентльмен никогда не позволит себе носить одежду, находящуюся в таком ужасном состоянии. Воротник совсем обтрепался, сэр.

С этими словами она швырнула подбитую атласом накидку в грязную лужу.

Эмма вбежала в ближайшую комнату, откинула бархатную портьеру и ладонью расчистила круг на запотевшем стекле. Алан Мердок Шеридан садился на лошадь. Вид у него был продрогший и злой. Мокрый плащ он набросил на плечи.

Как он великолепен! Черные волосы, развевающиеся на ветру, обрамляют изящные черты лица, непреклонного и безжалостного в своей силе. Его аристократизм отчетливо проявляется в очертании высоких скул и благородного лба. Губы растянуты в презрительной и надменной усмешке — словно он бросает вызов всему миру.

Когда всадник скрылся в тумане, Эмму охватила дрожь волнения, усиленная холодным ознобом. Подумать только! Она стояла лицом к лицу с Аланом Шериданом и…

— Эмма!

Она обернулась и увидела стоявшую в дверях Риту. Сестра прижимала изящный кружевной платочек к виску и раздраженно глядела на Эмму.

— Ребенок не перестает хныкать с тех пор, как ты ушла. Ты должна сделать что-нибудь, иначе мне снова придется ложиться в постель с головной болью.

Отойдя от окна, Эмма подозрительно взглянула на сестру:

— Что он здесь делал, Рита?

На щеках девушки вспыхнул румянец, а глаза стали похожими на глаза испуганной лани.

— Кто? — Она изобразила недоумение.

— Кто? Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Я только что буквально врезалась в него на улице.

— Откуда мне знать, зачем Алан Мердок был здесь? Я его не приглашала. Возможно, тебе следует поговорить с папой.

Эмма сузила глаза:

— Какое отношение к этому имеет папа?

— Он почти целый час провел взаперти с этой неотесанной деревенщиной. — Обмахиваясь платочком, Рита позволила легкой улыбке слегка приподнять уголки губ. — И у меня такое ощущение, что разговор каким-то образом касался тебя.

Эмма не потрудилась ответить на это замечание. По выражению самодовольства, сияющему в глазах Риты, она могла безошибочно определить, что неприятности не за горами.

Она прошла мимо сестры и, выйдя из комнаты, поспешила вверх по лестнице к детской. Служанка уложила малыша в кровать и тихо напевала колыбельную. У Хьюго Самюэля Кортни, названного так в честь любимого деда Эммы, была внешность ангела и темперамент буяна. Рита приписывала его озорной нрав тому, что сестра балует его, но сама Эмма так не считала. Хью унаследовал поразительную красоту отца, его самостоятельность и буйный нрав.

Полюбовавшись на спящего сына, она направилась в свою комнату, смежную с детской, задержавшись лишь для того, чтобы взглянуть на Дорис, старую няню, которая приехала в Кортни-холл двадцать семь лет назад, вскоре после рождения Эммы. Дорис всегда была ей наперсницей, а теперь заботилась о ее сыне.

Когда Эмма была девочкой, Дорис обнимала ее и обещала, что однажды она встретит своего прекрасного принца.

Но этого не случилось. Да и с чего бы? Внешность ее далека от стандартов, признанных светом. Она не хрупка, как лепесток розы. Ее кожа не бледна, как фарфор. Ее лицо не имеет формы овала, как того требует мода, и она не лишается чувств от бранных слов.

Войдя к себе, Эмма заперлась и закрыла лицо руками, все еще не оправившись оттого, что несколько минут назад столкнулась нос к носу с Аланом Мердоком Шериданом.

Время не изменило его. Он все так же высокомерен и дерзок. И все так же сногсшибательно красив, как все Шериданы. Однако в то время как другие юные леди вздыхали и грезили о Ральфе и Роберте, она всегда была очарована Аланом — отверженным сыном, который, как магнит железо, притягивал к себе скандалы. Эмма, сама будучи парией, воображала, что ее любовь и понимание растопили бы гнев и боль в его душе.

Но из двоих сестер красавицей была Рита, для которой роман с Аланом Шериданом был лишь шансом доказать, что она может завлечь любого мужчину — будь он грешник или ангел. Правда, с Аланом сердцеедка получила не то, на что рассчитывала. Желая использовать его, Рита впервые оказалась использованной сама.

«Что он здесь делал, — недоумевала Эмма. — Какие дела может иметь с ним отец? Всем известно, что попытки Алана управлять рудниками потерпели крах. Рудокопы винят во всем нового хозяина, и вся шахтерская деревушка Винсайд хотела бы повесить молодого Шеридана. И в Лондоне он не осмеливался показаться из страха, что кредиторы разорвут его на части».

Беспокойно шагая по комнате, Эмма снова вспоминала, как выглядел Алан с рассыпанными по плечам волосами, посеребренными каплями тумана. Лицо его было бледно от холода — поразительный контраст с черными кудрями. А его глаза… Она околдована этими глазами. Но, несмотря на ауру опасности и страстей, окутывающую фигуру незаконнорожденного сына Роберта Шеридана, пленительные глаза Алана были безжизненны. Настроение его изменчиво. А внезапные вспышки неистовства в прошлом сокрушили не один джентльменский клуб.

Как интригующе.

Эмма нахмурилась, глядя на огонь в камине. Последнее, что им всем нужно, это оказаться каким-то образом связанными с этим человеком.

Схватив расческу, девушка расчесала растрепавшиеся волосы. Закрутила их в тугой узел и заколола гребнями. Водрузив на нос очки, она пробормотала:

— Итак, лорд Кортни, дорогой, милый папочка, вам придется ответить мне на пару вопросов.

 

ГЛАВА 2

Эмма уставилась на отца.

— Замуж? — повторила она, стараясь, чтобы голос ее не звучал слишком ошеломленно. — За Алана Шеридана? Я… я не понимаю.

— Все очень просто, девочка. Тебе нужен муж. Мальчику — отец, а…

— Но Алан Шеридан?! — Она в упор поглядела на сестру, желая выяснить, знала ли Рита о планах отца. В округлившихся глазах Риты застыло такое же изумление.

— Ну-ну, — проворчал лорд Кортни, — не стоит делать такое лицо.

— Как вы могли, отец? Как посмели манипулировать моей жизнью таким недостойным образом, тайком от меня? Я уже давно не ребенок.

— Да уж, конечно, — пробурчал он.

— Вы должны были поставить меня в известность о своих планах, прежде чем приводить их в исполнение. Я не бараний окорок, из-за которого можно торговаться!

Лорд Кортни поморщился:

— Я твой отец и имею право распоряжаться твоей судьбой.

— Возможно, если бы я была наивной девицей, умеющей только строить глазки, но, отец, мне уже двадцать семь лет.

— Женщина с четырехлетним сыном, без мужа… — Упершись ладонями о стол, лорд Кортни поднялся из кресла и остановил на Эмме немигающий взгляд. — Обещание, которое ты дала матери, когда она умирала, отнюдь не значит, что ты должна навсегда отказаться от…

— Не смейте! — Стукнув кулаком по столу, Эмма решительно тряхнула головой. — Не смейте говорить мне об обещаниях. Я пожертвовала годами своей жизни, чтобы выполнить их. Я поклялась матери, что буду заботиться о вас и Рите, и до этого момента вас вполне устраивало то, что я делаю!

— И ты делаешь это безупречно. Боюсь, даже чересчур. Моя зависимость от тебя развила во мне лень и, что более важно, породила во мне эгоизм. Когда мать просила тебя заботиться о нас, уверен, она не подразумевала, чтобы ты жертвовала своей жизнью. Сожалею, что не могу вернуть тебе эти годы, если б мог, то, возможно, нам удалось бы избежать твоей… ошибки. — Лорд Кортни покачал головой, и морщины беспокойства и сожаления резко обозначились на его лице. — Черт возьми, Эмма, если бы ты призналась в своем неблагоразумии до того, как умчалась с Ритой в Европу, все эти неприятности можно было бы поправить. Хотя бы скажи мне, кто отец…

— Никогда.

— Никогда. — Лицо его медленно залилось краской. — Если я когда-нибудь узнаю, кто этот подонок, я задушу его собственными руками. Я прикажу четвертовать его и повесить, но даже это будет для него слишком мягко! — Уставившись на дочь, словно удав на кролика, он спросил: — Он женат?

Эмма упрямо выпятила подбородок.

— Нет нужды обсуждать это. Что сделано, то сделано, и никакие проклятия и угрозы уже не исправят положение. У вас чудесный внук, которым вы должны гордиться. Он всем сердцем любит вас, как и я.

Роджер Кортни негодующе фыркнул и покачал головой. Сколько раз они препирались на эту тему. Он вышел из-за стола и подошел к окну.

— Если бы мы воспитывали тебя иначе… но мы с Элисон вечно пропадали в Лондоне и оставляли тебя здесь на попечении старой няни. Потом родилась Рита, точная копия своей мамы, такая маленькая и изящная, как фарфоровая куколка. Бог мой, я так любил твою мать, Эмма…

Эмма взглянула на Риту. Младшая дочь подбежала к отцу и наигранно застенчиво подергала его за рукав.

— Я напоминаю вам маму, правда, папочка?

Он долго молча смотрел на нее, прежде чем вновь повернуться к Эмме.

— Нет оправдания тому безразличию, которое мы с матерью проявляли по отношению к тебе.

— Я была вашей любимицей, — улыбнулась Рита, — ведь правда, папочка? Вы говорили мне это тысячи раз.

Слабый румянец заиграл на щеках Эммы. Она отвернулась. Та старая, знакомая боль вернулась так явно, что засосало под ложечкой.

— Конечно, ты его любимица, Рита, — отозвалась она мягким, ровным голосом. — Скажите ей, отец. Все в порядке, вы же знаете. Я не раз это слышала за последние двадцать два года своей жизни.

Но лорд Кортни молчал. Лицо его стало пепельно-серым.

Эмма натянуто улыбнулась:

— Пожалуй, будет лучше, если ты подождешь у себя, Рита. Мне нужно кое о чем поговорить с отцом наедине.

Когда сестра вышла, она закрыла за ней дверь.

Обернувшись, Эмма обнаружила, что отец снова сел в кресло и овладел собой. Она плеснула бренди в бокал и подала ему.

— Я прошу извинения за твою сестру, — сказал он.

— Пожалуйста, отец…

— Мы испортили ее.

— Несомненно. Но она любит вас. Она была бы убита горем, если бы хоть на минуту подумала, что причинила вам неприятности или боль.

Уставившись в бокал, Кортни откинулся на спинку кресла. Голос его был встревоженным, когда он заговорил вновь:

— Я намеревался поговорить с тобой по поводу Шеридана после обсуждения дела с ним.

— Позвольте мне угадать, — сказала Эмма. — Зная репутацию Алана, уверена, он послал вас подальше.

Молчание отца говорило красноречивее слов.

Завиток темных волос выскользнул из узла на затылке. Эмма рассеянно запихнула его обратно, затем поправила очки и вздохнула.

— Итак? — с трудом выдавила она. — Что же он сказал?

— Неотесанный болван, — проворчал отец и отхлебнул бренди. — Спесивый выскочка. Жалкий неудачник. Как будто у него есть право желать чего-то лучшего. Я объяснил, что Бог наградил тебя острым умом.

— Мужчины редко считают острый ум достоинством женщины, отец. — Эмма натянуто рассмеялась. — Пожалуйста, продолжайте.

— Разумеется, пришлось затронуть вопрос о твоем неблагоприятном положении. Конечно, я сделал это как можно деликатнее, объяснив, что, учитывая происхождение Алана, едва ли с его стороны возможно порицание…

— И это не произвело на него впечатления? Скажите, отец, сколько вы ему предложили, чтобы сбыть меня и мою «ошибку» с рук?

— Ну-ну… — Лорд Кортни покраснел. — Думай, что говоришь.

— Все же будьте любезны сообщить, сколько я стою.

— Не имеет значения. Он отверг мое предложение. Сказал, что никакая сумма его не интересует. Тупоголовый осел. Воображает, будто стоит большего. Был бы благодарен, что хоть это предлагают…

Осознание только что произнесенного, словно кулак невидимки, ударило Роджера Кортни. Резко отставив бокал, он выругался и провел рукой по седеющим волосам.

— Черт побери, Эмма, не смотри на меня так. Ты знаешь, что я имел в виду.

Эмма повернулась к двери. Распахнув ее, она кликнула Джона и распорядилась заложить карету. Затем она направилась к лестнице, откуда Рита наблюдала за ней в крайней тревоге.

— Я собираюсь прогуляться, — сообщила ей Эмма.

— Прогуляться куда?

— В таверну «Луна и корона», разумеется.

Рита схватила ее за руку:

— Ты едешь к нему.

Выдернув руку, старшая сестра стала подниматься по лестнице.

— Но ты не можешь! Не должна! Что ты скажешь ему, Эмма?

Резко повернувшись и схватившись рукой за перила, Эмма пристально поглядела в бледное лицо сестры:

— Я, несомненно, передам ему покорнейшие извинения за отца. За то, что он показал себя таким ослом. За то, что унизил меня, но более всего за то, что подверг унижению невинное дитя, спящее наверху.

Эмма зашагала дальше. Войдя к себе и захлопнув дверь, она с трудом добрела до туалетного столика.

Опустившись на стул, девушка спрятала лицо в ладонях. Слезы потекли сами собой, она не могла сдержать их.

— Ну-ну, — послышался ласковый голос Дорис. — Что случилось с моей девочкой? Чем мама с папой так обидели малышку?

Эмма высморкалась в платок. Нет смысла снова растолковывать старой няне, чей ум давно затуманился, что мать Эммы умерла двенадцать лет назад, это лишь еще больше расстроит и собьет ее с толку.

— Можешь не говорить. — Дорис неприязненно выпятила губы. — Эта маленькая разбойница опять что-то натворила. Дрянная девчонка. Но ничего, не плачь, детка.

— Боюсь, на этот раз виновата не Рита, — отозвалась Эмма. Слегка повернувшись на стуле, она заглянула в потухшие глаза Дорис и попробовала успокоить нервное биение сердца. Отец действительно хотел отдать ее за Алана Шеридана. Как больно сознавать, что мужчина, которого она боготворила все эти годы, считает ее безобразной и к тому же беспутной. — Это из-за Алана Мердока… Из Шеридан-холла. Ты ведь помнишь его, Дорис?

Дорис призадумалась, затем лицо ее осветилось воспоминанием.

— А, да! Он влюблен в Риту, верно?

Эмма почувствовала, что ее лицо вспыхнуло.

— Ты ведь больше не мечтаешь о нем, правда, детка? — поинтересовалась Дорис. — Нехороший он, этот парень. Они с твоей сестрицей друг друга стоят, вот что я скажу.

Эмма долго молча смотрела в глаза старой женщины.

— Это было пять лет назад, — мягко проговорила она. — Я не интересовала его тогда, не интересую и сейчас. Как отец мог так смутить меня? И перед кем? Перед Аланом Шериданом? О боже, кто угодно, только не он!

— Ты такая милая, в тебе столько страсти и обаяния. Любой мужчина может гордиться знакомством с тобой.

Дорис повернула Эмму к зеркалу и начала вытаскивать шпильки. Старая няня так ловко и умело расчесала каштановые локоны своей любимицы, что они заблестели, как мех норки.

— Мне никогда не нравились желто-соломенные волосы твоей сестры. Они похожи на сено, вот что я скажу.

— Алан говорил Рите, что ее волосы похожи на солнечный свет.

— Ты пошла в отцовскую породу и лицом, и характером.

— Я ненароком подслушала их. Я так боялась, что она выйдет за него… Я мечтала, как он однажды заметит меня и забудет о ней. Этого, к сожалению, не случилось…

— Я давеча говорила твоей матушке, что когда-нибудь они пожалеют, что так избаловали эту девчонку.

— Маркиз Ламберт со дня на день должен попросить ее руки, — сказала Эмма. Она стала закручивать волосы на затылке. Воткнув шпильки так туго, что натянулась кожа на висках, Эмма попросила: — Подай мне накидку. Я еду на прогулку.

К тому времени, когда Алан добрался до дома своего брата, легкий слой изморози покрывал его волосы, лицо и плечи, а руки и ноги совсем закоченели.

Дворецкий отворил дверь только после настойчивого стука. Яркий свет и теплый воздух хлынули через дверной проем, но Барни, узнав Алана, стал в дверях как скала.

— Его светлость, — заявил дворецкий, — занят гостями.

Услышав смех гостей, Алан решительно шагнул через порог. Испуганный дворецкий поспешно отступил в сторону. У Алана от внезапно окутавшей его жары перехватило дыхание. Пока он дошел до обеденного зала, изморозь растаяла и начала стекать с гривы спутанных темных волос.

При неожиданном появлении Алана Ральф Шеридан, сидящий в конце стола, поднял глаза. Все присутствующие тоже уставились на него.

— Хей-хо! — воскликнул Фредди Мелоун. — Скорее прячьте свои драгоценности.

— Ну и ну, — присовокупил Дастин Хоуп, — и кто сказал, что дьявол живет в преисподней?

С полдюжины других гостей разразились смехом. Эстер, беременная жена Ральфа, сидящая с ним рядом, приподнялась со стула, словно хотела подойти к Алану, но муж остановил ее, положив руку на запястье.

— Сядь, — твердо сказал он, и, хотя лицо ее залилось краской негодования, она подчинилась?

Еще мгновение, и комната погрузилась в тишину. Вопросительные взгляды были устремлены на Алана, который не сводил глаз с брата.

— Ты прервал нашу трапезу, — произнес Ральф холодно-вежливым тоном.

— Полагаю, мое приглашение затерялось где-то по дороге, — отозвался Алан так же угрожающе вежливо.

Ральф откинулся на стуле.

— Чего ты хочешь, Алан?

— А чего я, по-твоему, хочу?

— Драки, судя по твоему виду.

— Стойте! — подал голос Фредди. — Ставлю на Мердока.

Взрыв нервного смеха снова прокатился по комнате, затем вновь воцарилась тишина.

— Сегодня я был приглашен в Кортни-холл, — сообщил Алан, бросив беглый взгляд на Эстер. Взгляд ее широко открытых глаз выражал озабоченность.

Ральф спокойно положил салфетку рядом с тарелкой и отодвинул стул.

— Пожалуй, нам лучше обсудить это наедине.

— Не утруждай себя. Я только хотел сказать тебе, что можешь идти к дьяволу. Я сам сохраню Шеридан-холл.

— И как же ты намереваешься это сделать? Ты уже растранжирил свое квартальное содержание.

— Я не продам душу какой-то шлюхе. Даже я заслуживаю большего.

— В самом деле? Кто тебе это сказал?

Филипп Фитцпатрик вскочил со стула, когда Алан кинулся на брата. Белокурый лорд встал между ними и твердо положил руки на плечи Алана:

— Джентльмены! Сейчас не время и не место для обсуждения такого деликатного вопроса.

— Это не обсуждение, Фитцпатрик, — огрызнулся Алан. — Я не женюсь на девчонке, Ральф, и презираю тебя за попытку манипулировать моей жизнью.

— К твоему сведению, — сказал Ральф, — я не имею никакого отношения к этим так называемым манипуляциям. Лорд Кортни обратился ко мне, как к главе семьи, с этим вопросом на прошлой неделе, и я дал добро.

— И кто, черт возьми, предоставил тебе право распоряжаться мной? Ты мне не отец, граф Шеридан. Ты мой брат — о, прошу прощения, милорд, — сводный брат. Мой младший сводный брат. Ты не имеешь права…

— Черта с два, имею!

Отшвырнув стул, Ральф, великолепный в безупречно скроенном вечернем сюртуке черного бархата и белоснежной рубашке, обошел стол. Отстранив с дороги Филиппа Фитцпатрика, он встал лицом к лицу с Аланом, гневно сверкая глазами и стиснув кулаки.

— Я имею полное право, Мердок. Несмотря на твою полную неспособность принять реальность положения, попытаюсь еще раз напомнить — я глава этой семьи. Только из желания внести хоть какую-то видимость перемирия в наши отношения я до сих пор терпел твою безалаберность. Два года назад ты убедил меня, что, если я дам тебе возможность доказать свою состоятельность, ты сотворишь чудеса и с Шеридан-холлом, и с рудниками.

— Шеридан-холл так или иначе должен быть моим. Ральф. Я старший сын Рейнольда.

— Черт тебя подери, Алан! Как твоя глупая голова не может понять, что, в соответствии с законами этой страны, ты вообще не существуешь.

Грозовая тишина повисла в комнате. Даже у Фредди Мелоуна хватило ума промолчать.

Более сдержанно Ральф продолжил:

— А что касается рудников, с тех пор как ты взялся ими управлять, шахтеры только и делают, что бастуют. И насколько я понимаю, это происходит из-за небезопасных условий труда.

— На ремонт нужны деньги, милорд. Вам это известно. Я вложил все до последнего шиллинга в эти чертовы шахты. Ты и вправду ждешь от меня чуда, Ральф. Я делаю все возможное.

— Да?

— Да, черт возьми! Меня уже тошнит от бесконечных бесплодных переговоров с кучкой полумертвых шахтеров, которые, похоже, забавляются тем, что превращают мою жизнь в кромешный ад.

— Это не забава, Алан. Ты им просто не нравишься. И они тебе не доверяют.

— Что тебя, несомненно, радует.

Ральф покачал головой и сказал более мягко:

— Нет. Возможно, ты удивишься, но меня это совсем не радует. Хочешь верь, хочешь нет, Алан, но я надеялся увидеть в тебе хотя бы искру честолюбия Шериданов. Я надеялся, что смогу уехать в Америку со спокойной душой, оставив Шеридан-холл в надежных руках. Но дом пришел в еще больший упадок, после того как ты в нем поселился, и это неоспоримый факт. Я подумал, что женитьба могла бы положить хорошее начало твоей карьере.

Подошла Эстер, переводя взгляд с одного на другого.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — подумайте о наших гостях, милорд. — Повернувшись к Алану, она одарила его теплой, но явно озабоченной улыбкой: — Я распоряжусь поставить еще один столовый прибор.

Он сухо рассмеялся:

— Ты шутишь? — И, развернувшись на каблуках, направился к двери.

— Мердок! — крикнул ему вслед Ральф, заставив Алана резко остановиться. — Я слышал, Джозеф Белински от имени лорда Лондондерри проявляет интерес к покупке «Шеридан майнинг компани».

— Можешь сказать и Лондондерри, и Белински, и Кортни, чтобы катились ко всем чертям. Я не продаюсь.

И он вышел из комнаты.

 

ГЛАВА 3

Когда Эмма покидала Кортни-холл, туман угрожающе сгущался, делая узкую, извилистую дорогу еще более опасной. Пока Дорис клевала носом, Эмма смотрела в темноту, то и дело спрашивая себя, зачем она рискует их жизнями, чтобы увидеться с Аланом Шериданом.

Унижение смешивалось в ее душе с гневом. То она представляла себе, как падает к его ногам и умоляет простить за отцовскую бестактность, то ей хотелось залепить ему пощечину, ударить по этому снисходительному, красивому лицу за то, что он имел наглость подумать, будто слишком хорош для нее и Хью.

Она почувствовала, что карета повернула на дорогу, ведущую к Шеридан-холлу. Позади остались более гостеприимные лесистые равнины отца, и они углубились в самое сердце пустоши — бесконечные голые поля, поросшие вереском и дроком, где буйные ветры воют и стонут, словно грешные души, затерявшиеся в ночи.

Вид за бархатной занавеской подтверждал их местонахождение. Старинные каменные ограды и живые изгороди, тянущиеся вдоль дороги на расстоянии почти полумили, вели к внушительным воротам Шеридан-холла. Эти ворота были реставрированы вскоре после того, как Алан поселился в доме. Прежде чем он растратил деньги на игры и женщин.

Наконец они свернули на широкую подъездную аллею, заросшую за годы запустения. Единственное пятно света пробивалось сквозь ветви деревьев, и лошади, почуяв тепло конюшни, припустили ВО весь опор, так что кучеру пришлось приложить немало усилий, чтобы остановить бьющих копытами и фыркающих животных.

Поплотнее закутавшись в накидку, Эмма подождала, когда кучер откроет дверь и подаст ей руку. Оставив спящую Дорис в карете, Эмма сошла в холодную ночь и взглянула на возвышающуюся громаду дома. Это был настоящий замок с флигелями и остроконечными крышами, с черными окнами, которые, словно пустые глазницы, бессмысленно взирали на свои бескрайние владения.

Эмма сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

Тишина.

Она снова постучала, на этот раз громче и решительнее. После довольно продолжительного промежутка времени, показавшегося ей вечностью, дверь неожиданно отворилась.

Отступив на шаг, Эмма разглядела неопрятную служанку в грязноватом перекосившемся чепце. Свисающие пряди волос демонстрировали тщетную попытку скрыть слишком большие уши. Женщина изумленно уставилась на Эмму.

— Я хотела бы видеть мистера Шеридана, сказала гостья.

Служанка, продолжая таращиться, вытерла руки о фартук.

— Я Эмма Кортни, хотела бы повидаться с мистером Шериданом, — нетерпеливо повторила Эмма.

— Он вас ждет? — последовал нахальный вопрос.

— Нет, не ждет, однако…

Дверь начала закрываться. Эмма привалилась к ней плечом.

— Мистер Шеридан дома?

— Ему сегодня не до гостей.

Служанка налегла на дверь, но Эмма не уступала.

— Он нездоров?

— Можно и так сказать.

— Возможно, я могла бы помочь.

— Никто не может помочь ему.

— Просто скажите ему, что я здесь.

— А я говорю, он не станет…

— Я проделала долгий путь… И мне обязательно нужно поговорить с… ним… — Упершись одной рукой в дверь, другой — в дверной косяк, Эмма заявила: — Если вы не доложите ему обо мне, я сделаю это сама! — С этими словами она ворвалась внутрь, отпихнув воинственную служанку в сторону.

— Эй, кто вы такая, чтобы вламываться в дом мужчины, как какой-нибудь королевский стражник?

Глядя на раскрасневшуюся от негодования женщину сквозь запотевшие очки, Эмма сунула руку в сумочку и вытащила визитную карточку:

— Можете доложить ему обо мне.

В этот момент подоспела проснувшаяся Дорис. Служанка ошеломленно наблюдала, как старушка, шаркая, вошла в двери, закутанная по самые глаза в шерстяные шарфы.

— Кис-кис! — громко позвала Дорис. — Сюда, кисонька! — Повернувшись к Эмме, она воскликнула: — О господи, я потеряла его!

Эмма улыбнулась, глядя в обеспокоенные глаза старой женщины.

— Послушай, милая. Мы приехали в Шеридан-холл, чтобы повидаться с мистером Шериданом, помнишь?

Дорис непонимающе воззрилась на нее. У ближайшей стены стояло старое кресло. Эмма, мягко взяв няню за плечи, подвела ее к нему и усадила.

— Посиди здесь, — приказала она тихо, но твердо. — Не вставай с этого места, пока я не вернусь. Обещаешь мне? Я ненадолго. А тем временем эта добрая женщина, может быть, принесет тебе чашку горячего чая.

— Нету у нас чая! — огрызнулась служанка.

Изо всех сил стараясь скрыть свое отчаяние и нервозность, Эмма повернулась и окинула взглядом огромную галерею, уходящую в темноту.

Так вот он какой, Шеридан-холл, величественный господин пустынных полей. Когда-то это место считалось жемчужиной Йоркшира…

О, как она мечтала побывать здесь — об руку с Аланом, конечно. Вместе они могли бы придать друг другу достаточно достоинства, чтобы держать головы высоко в подобии самоуважения перед неприятием света.

Милостивый боже, дом именно такой, каким она его себе представляла. Величественный холл простирается вверх, и в сумрачных тенях над головой можно разглядеть изумительные лепные потолки, выполненные настолько искусно и замысловато, что они упоминались в исторических хрониках как одно из самых прекрасных произведений искусства Англии.

А широкая лестница — шедевр архитектурного мастерства эпохи короля Якова I, увитая и украшенная лепными изображениями плюща и животных! Она вела на верхние этажи, в комнаты, где когда-то размещались короли и королевы во время своих визитов в Йоркшир. Сами эти стены были воздвигнуты из каменных глыб Мидлхэмского замка, где рыцари в сверкающих доспехах галантно ухаживали за своими дамами сердца.

Все здесь было именно так, как она и представляла, и даже еще прекраснее. Но когда ее детские мечты и фантазии улеглись, уступив место реальности, она испытала разочарование. На этих внушительных, обшитых деревянными панелями стенах должны были висеть бесценные произведения искусства или, по крайней мере, один-два семейных портрета. Но не было ничего, кроме пустоты и теней, которые подрагивали от сквозняка, врывавшегося через открытую дверь и заигрывающего с пламенем двух свечей, служивших единственным освещением холла.

— Вы всегда так врываетесь в чужие дома? — послышался сзади раздраженный голос служанки.

— Нет, не всегда, — рассеянно отозвалась Эмма, все еще оглядывая каждый уголок холла. — Где он?

Тонкая полоска тусклого света пробивалась из-под двери дальше по коридору. Эмма направилась туда, не обращая внимания на возмущенные возгласы служанки.

Она слегка приоткрыла дверь, окидывая взглядом комнату. Ее внимание привлек камин, в котором пылал жаркий огонь. Перед ним стояло кресло с высокой спинкой; рядом была сложена кучка дров. Приглядевшись, Эмма увидела, что поленья — не что иное, как ножки и подлокотники кресел. Обитые тканью сиденья и спинки валялись возле двери.

Неожиданное движение за спинкой кресла напугало ее. Оттуда высунулась чья-то рука, схватила ножку кресла и швырнула в огонь, разметав ворох трескучих искр.

Эмма тихонько вошла и остановилась, когда за спинкой кресла показалась чья-то голова, а затем и плечи.

Опершись локтями о колени, опустив голову, Алан Шеридан нетвердо держал бутылку виски в одной руке. Одежда его была мокрой и грязной. Рубашка из тонкого, дорогого полотна казалась почти прозрачной и облепляла тело.

Он поднял глаза.

Ее сердце упало.

Он не проявил никаких признаков удивления. Лицо его выглядело еще более изможденным и осунувшимся, чем днем. Его чудесные глаза изменчивого орехового оттенка, прежде казавшиеся такими устрашающими, теперь были полны грусти.

— Вы больны? — спросила она. — Или просто пьяны?

Он отвел глаза и испустил стон. Ни секунды не раздумывая и не мешкая, Эмма схватила с каминной полки треснувшую вазу и сунула ему под подбородок.

Минуту спустя она повернулась к изумленной служанке, неуклюже топтавшейся в дверях.

— Я бы попросила вас принести вашему хозяину одеяло — он явно простужен — и какую-нибудь сухую одежду. И еще… у вас есть хлеб?

— Это все, что у нас есть, — последовал угрюмый ответ.

— Хорошо. Принесите мистеру Шеридану чашку горячей воды и хлеба. Поскорее, если можно, — подчеркнула она.

Служанка еще немного помедлила, но подчинилась.

Когда женщина ушла, Эмма забрала бутылку виски из рук Алана и поставила ее вместе с вазой на стол, затем встала немного поодаль, в то время как Шеридан продолжал держаться за голову.

Минута шла за минутой, Эмма уже начала думать, что он позабыл о ее присутствии или, возможно, уснул с открытыми глазами. Он не говорил и не шевелился, а просто продолжал неотрывно смотреть на пол между своих сапог. В комнате, казалось, становилось все холоднее, а тишина напряженнее.

Ну где же эта служанка?

Наконец его голова поднялась. Шеридан еще раз оглядел свою гостью. Он рассматривал ее пристально и бесстрастно, и она почувствовала, как краска прилила к лицу.

Похоже, он был готов заговорить, когда появилась горничная с ворохом помятой одежды и одеялом. Дорис семенила следом, неся поднос с хлебом и водой.

Служанка бросила одежду и одеяло на пол возле ног Алана, круто развернулась и вышла из комнаты. Дорис, явно не зная, что делать со своей ношей, в отчаянии воззрилась на Эмму. Та поспешила забрать у нее поднос и мягко приказала старой няне вернуться в холл. Дорис послушно поплелась к двери.

Эмма обернулась и обнаружила, что Алан снова смотрит на нее. Она попыталась улыбнуться.

— Вам станет намного лучше, если вы что-нибудь съедите, — сказала она, чувствуя себя глупо оттого, что пыталась заглушить голос Дорис, громко кричащем в холле «кис-кис».

— Эй! — послышался возмущенный возглас служанки. — Туда нельзя!

Эмма старалась не думать о том, что лицо ее пылает. Хотелось бы снять с себя шерстяной плащ, но, с другой стороны, она не собирается оставаться здесь долго, особенно учитывая то, как пугающе пристально разглядывает ее Шеридан.

— Хлеб впитает в себя виски, оставшееся у вас в желудке, — объяснила она и налила в чашку горячей воды. — А вода поможет разбавить спиртное и согреет вас. — Встретившись с его напряженным взглядом, она протянула ему чашку и блюдце, радуясь, что ее рука не дрожит.

Он проигнорировал и то, и другое.

Эмма осторожно вернула чашку с блюдцем на поднос и спрятала руки в складках плаща. Возникло такое ощущение, будто у нее вместо позвоночника молния. Каждый нерв в теле, казалось, был наэлектризован.

Наконец Алан заговорил:

— Кто вы, черт возьми? — спросил он хриплым, невнятным голосом.

Она ожидала чего угодно, только не этого.

— Прошу прощения… — неуверенно отозвалась Эмма.

— Я говорю, кто вы такая, черт возьми? И что делаете в моем доме?

— Я Эмма Кортни. Мы встречались сегодня.

— Вы не Эмма Кортни, — прервал он. — Я видел ее и… — Нахмурившись, Алан побледнел, нервно взглянул на вазу и сделал медленный, осторожный вдох. Прошла минута, и он, казалось, расслабился. Лишь тогда его темные глаза вернулись к ней. Усталость тенью легла на лицо. — Днем вы выглядели куда симпатичнее, — равнодушно заметил он.

Девушка слегка вздернула подбородок и постаралась взять себя в руки.

— А вы — трезвее, — сухо ответила она.

Промолчав, он откинулся на спинку кресла, вытянув вперед длинные ноги. С сапог потекла грязь на когда-то великолепный ковер с замысловатыми турецкими узорами. Но, несмотря на все это, было в его облике что-то царственное, заставляющее ее чувствовать себя рядом с ним невзрачной серой мышкой.

— Дело в очках, — наконец сказал он. — Они вам совсем не идут, мисс Кортни.

Ее первым побуждением было сдернуть очки с носа. Но она сдержала этот порыв.

Лицо Шеридана, повернутое в профиль к пылающему в камине огню, оставалось неподвижным в своей задумчивой сосредоточенности. Похоже, что он намеренно распаляет ее гнев, как сегодня днем.

— Если вы приехали сюда по поводу моей женитьбы на вас… — начал он.

У Эммы отнялся язык.

— Не хотел бы показаться бессердечным, но я не женюсь. Так что можете возвращаться к вашему отцу и передать ему это.

— Вы так подумали, сэр? Что я приехала сюда умолять вас жениться на мне? О, разумеется, зная ваше высокомерие, я не удивлена. — Она рассмеялась настолько непринужденно, насколько позволил ее скрытый гнев. — Я приехала только для того, чтобы извиниться за поведение отца. Знай я, что он вынашивает мысль о нашем браке, я немедленно заставила бы его выбросить этот бред из головы. Это же просто смешно. Просить вас жениться на мне, сэр, когда я живу в теплом и сухом доме? Когда мой дом изобилует всяческой снедью? Не говоря уже о слугах, которые опрятны, уважительны и расторопны. Скажите, зачем мне отказываться от всего этого? Чтобы выйти замуж за нищего пьяницу, которого вся Англия называет аморальным типом, развратником и беспринципным негодяем?

Алан пожал плечами:

— Чтобы спасти свое лицо, полагаю. Почему вообще женщины делают то, что они делают?

Взгляд его скользнул к огню, и Эмма залюбовалась пляской отраженного в его глазах пламени. Она чувствовала себя зачарованной и опустошенной. В его словах была доля правды. Причины, по которым она решилась на эту поездку, могли быть замаскированы под извинения за отца или даже под гнев на Шеридана… На самом деле она втайне надеялась, что он передумает. Даже если потом она сама отвергнет его.

— Что ж, — заявила она решительным тоном, — я сказала то, что собиралась сказать. Оставляю вас наедине с самим собой. Полагаю, это излюбленная ваша компания.

— Но почему, мисс Кортни? Вы же только приехали. — Улыбка на его красивых губах не затронула глаз. — Подозреваю, что последнее, чего вам хотелось бы, это снова пускаться в путь в такую погоду. Может, выпьете со мной?

Он поднялся с кресла. В его изящных, быстрых движениях не было и намека на недавнюю слабость. Перед ней снова был беззаботный весельчак.

Выплеснув воду из чашки в огонь, Алан наполнил ее виски и подал девушке.

Решится ли она?

— Почему бы и нет? — сказал он, словно читая ее мысли. — Едва ли ваша репутация пострадает от этого еще больше.

Она нехотя протянула руку за чашкой. Он тут же игриво убрал ее.

— Одно условие, — сказал он. — Снимите плащ.

Она покачала головой:

— Я не могу здесь больше оставаться.

— Ненадолго. Можете выпить и ехать.

— Хорошо.

Эмма сняла плащ. Он взял его и швырнул на спинку дивана. Внезапно она почувствовала себя слабой, незащищенной и уязвимой. Она неосознанно пробежала руками по своим темным, тщательно уложенным волосам, гадая, сравнивает ли он ее с Ритой, чьи волосы белокуры и полны солнечного света. Ну разумеется. Они все так делают. Мужчины, подобные Алану Шеридану, всегда предпочитают женщин изящных, светловолосых и белокожих. Таких, как Рита. Таких, как ее мать.

Он молчал, стоя перед ней с чашкой в руке. Однако его глаза были красноречивее слов, лениво скользя от ее макушки до подола платья. Молчание затянулось, постепенно наполняясь незначительными звуками — потрескиванием огня в камине, тиканьем часов и едва слышным шуршанием снежной крупы о стекло.

Наконец он протянул ей чашку. Она приняла ее, пожалуй, с чрезмерной готовностью.

— Предлагаю тост, — произнес Алан, поднимая бутылку. — За двух неудачников, застигнутых бурей.

— Какой бурей? — поинтересовалась Эмма. — Той, что там? — Она махнула в сторону окна. — Или той, что внутри?

Он удивленно поднял брови. В его глазах что-то промелькнуло. Насмешка? Что бы это ни было, ее слова вызвали у него улыбку. Пальцы Эммы сжимали чашку с виски, как спасательный круг.

— Садитесь, — сказал Алан, указав на небольшое кресло у камина. — О, бога ради, извините, — поспешил добавить он с ноткой сарказма. — Не изволите ли присесть, сударыня? Молю, простите меня за нарушение этикета: у меня нечасто бывают гости. Мало-помалу привыкаешь иметь дело с несговорчивыми слугами.

— По-моему, несговорчивость со стороны слуги требует немедленного увольнения, — отозвалась она, многозначительно взглянув в сторону двери, где за порогом топталась горничная. — Вы ведь хозяин Шеридан-холла.

Он ничего не ответил, а просто откинул голову на спинку обитого парчой кресла и уставился в пространство.

— Хозяин этого дома? Позвольте с вами не согласиться, мисс Кортни. Как можно быть хозяином пустоты?

— Вы хотели сказать — одиночества, мистер Шеридан.

— Разве я похож на одинокого человека, мисс Кортни?

— Думаю, если б я жила здесь одна, то стала бы опасаться за свой рассудок.

Он лениво усмехнулся, а затем позволил мыслям раствориться в языках пламени, где они и пребывали некоторое время, между тем как Эмма делала глоток за глотком и любовалась бликами огня, играющими на словно высеченных из гранита чертах лица Алана. Внезапно он поднял глаза и поймал ее взгляд.

— Что такого привлекательного вы находите во мне? — спросил Шеридан. — Только не говорите, что никогда раньше не имели дела с аморальным типом.

— Нет, — ответила она, — полагаю, не имела.

— А, стало быть, только с цыганами и татуировщиками?

Он отхлебнул виски, потом махнул на кресло у камина:

— Пожалуйста, садитесь.

Помедлив, она все же села и почувствовала облегчение. Сколько она простояла, неподвижная как статуя, сказать трудно.

— Итак, скажите мне, мисс Кортни, это ваш первый визит в Шеридан-холл?

— Да.

— Он таков, как вы ожидали?

— Да.

Мужчина поднял голову и удивленно поглядел на нее:

— Как так?

— Он такой величественный.

— Это и дураку понятно. Лучше скажите, что вы думаете об этом? — Он обвел рукой комнату. — Как вы находите моих собеседников?

— Они мертвы, — ответила она, переводя взгляд с одного чучела животного на другое.

— А остальной дом?

— Холодный и темный.

— Что ж, вы попали в точку. Холодный, темный и полный мертвецов. Какое из живых существ обрекло бы себя на жизнь в подобном окружении, спрашиваю я вас?

Допив содержимое чашки, Эмма протянула ее Алану, чтобы наполнить вновь. Он сделал это и встретился с ней взглядом, возвращая чашку.

— Личинка, — ответила она, дерзко вздернув подбородок. — Летучая мышь. Вампир. Даже хуже того. Слизняк. Жук. Червяк.

Он вскинул руку, словно отклоняя ее слова.

— Довольно. Личинка и червяк? Бог мой, полагаю, мне следует сказать спасибо, что вы не назвали меня грибковой плесенью.

— Но у плесени нет ни сердца, ни разума, ни души, сэр.

Он рассмеялся хрипловатым смехом. От музыки этих звуков у нее перехватило дыхание.

— Ни сердца? Ни души? — Шеридан неубедительно нахмурился, что отнюдь не погасило веселых искорок в его глазах. — Если учесть, что меня всю жизнь называли бессердечным и бездушным негодяем, мисс Кортни, пожалуй, я бы склонился скорее к плесени.

— Но ведь вы живы. Вы дышите. И даже смеетесь. Поэтому у вас должно быть сердце.

— Признаюсь, никогда не видел смеющейся плесени.

— Или личинки.

— Продолжайте. Ради бога, продолжайте. Мое самоуважение растет с каждой секундой.

— Вы ходите на двух ногах?

— Как правило.

— А поскольку я не знаю двуногого животного, которое предпочитает в одиночестве жить в темном, сыром и холодном доме, то остаются только люди. — Она помолчала, как бы размышляя. — Так что вы либо монах, либо отшельник.

— Кем бы я ни был, — ответил он, озорно вскинув бровь, — но монахом меня никак не назовешь, дорогая.

Эмма засмеялась. Вернее, захихикала. Это прозвучало довольно странно для нее самой, и девушка в изумлении взглянула на свою пустую чашку. Лицо горело. От огня камина ей стало жарко. Или, быть может, это из-за того, что Шеридан сидел в своем кресле, небрежно вытянув длинные ноги. Рубашка его начала высыхать, но еще оставались места, где влажная ткань липла к коже, предлагая взору очертания тела под ней. Она поймала себя на том, что неотрывно смотрит на темное пятнышко в форме монеты на его груди, и скоро осознала, что это сосок.

Взгляд ее метнулся назад, к его лицу, и обнаружил, что он напряженно наблюдает за ней. Почему он на нее так смотрит? С таким любопытством? С такой сосредоточенностью? Все опасности, которые она временно предала забвению, вспомнились с новой силой, едва только слабая улыбка заиграла на его губах. Эмма моментально протрезвела, и у нее возникло желание убежать.

— Не беспокойтесь, — сказал Шеридан, — ваша прическа в полном порядке.

Не сознавая, что рука ее бессознательно приглаживает волосы, Эмма застыла.

— Очки сидят ровно.

Она все равно поправила их.

— Зачем вы их носите? — полюбопытствовал он.

— Потому что плохо вижу, — ответила Эмма.

— Черта с два. Сегодня днем вы были без них и отлично меня видели. Снимите их. Они мне не нравятся, — потребовал Алан.

— Меня это мало волнует, — отозвалась она.

— Они так искажают ваши глаза, что кажется, будто вы смотрите на меня из аквариума.

— Нет, — покачала она головой. — Не сниму.

— Прекрасно. Тогда скажите мне, почему вы носите такую прическу?

— Прошу прощения?

— Она отвратительна.

— Я…

— И это платье на вас. Оно ужасно. Серый цвет вам не идет. Вы как будто в трауре. Или вы в трауре, мисс Кортни?

— Не думаю, сэр, что вы имеете право на критику, когда сами сидите в грязных сапогах и мокрой одежде.

Он молча глядел на нее. К своему ужасу, Эмма почувствовала, что глаза ее наполняются слезами. Если моргнуть, слезы потекут в два ручья. Но Эмма давно знала, что если смотреть прямо перед собой, то можно вполне успешно скрыть свои эмоции. А если она поспешит, то, может, успеет добежать до кареты, прежде чем разревется.

 

ГЛАВА 4

Шеридан встал с кресла и начал расхаживать по комнате. Он подошел к двери и встал там, спиной к Эмме.

— Были времена, — сказал он в полумрак, — когда в этом доме повсюду слышался шум, разговоры, смех. — Оглянувшись на нее, он продолжил: — Моей заветной мечтой было, чтобы Шеридан-холл стал моим. Это стало навязчивой идеей. Я, бывало, лежал по ночам в постели и пытался представить гордость, которую испытал бы, чувство собственной значимости, захватывающее ощущение принадлежности чему-то…

Эмма сидела, не двигаясь. Обида и смущение, испытываемые минуту назад, испарились. Она смотрела на широкую спину мужчины, на его черные подсыхающие волосы, которые свободными густыми прядями рассыпались по воротнику рубашки. Ощущение какого-то пьянящего восторга растеклось по жилам. Она осознала, что перед ней сейчас тот Алан Шеридан, которого мало кто когда-либо видел.

— Потом мой отец умер, и все перешло к Роберту. Когда Роберт погиб от несчастного случая на охоте, я надеялся — молился, — что каким-то образом дом перейдет ко мне. Ральф поселился на Миссисипи и не проявлял интереса к Шеридан-холлу. Но, разумеется, он вернулся и завладел всем. Внезапно я даже перестал быть желанным гостем в доме, в котором вырос. Заметьте, мисс Кортни, я ничуть не виню Ральфа. Я никогда не был образцовым братом.

Повернувшись к ней, Алан прислонился к дверному косяку.

— Вы конечно же слышали о том, что я покушался на него. Что ж, — бросил он с ноткой вызова, — это правда.

Он поглядел на нее в упор:

— Как, мисс Кортни? Ни испуганного возгласа? Ни обморока? Возможно, то, что я о вас слышал, тоже правда?

— Возможно, — просто сказала она и поправила очки. — Продолжайте, мистер Шеридан.

— Ей-богу, вы исключительная девушка, мисс Кортни. Прекрасно. Я пытался убить его дважды. Один раз на охоте, разумеется притворившись, что ружье дало осечку. Во второй раз я разрезал подпругу его седла. Он отделался сломанной ногой, и только. Вы все еще не в обмороке от ужаса, мисс Кортни?

— Полагаю, вам бы этого хотелось. В конце концов, разве вы не создали свою репутацию с помощью людей, которых легко шокировать? — Она вскинула брови и улыбнулась. — Но меня шокировать не так легко. Да и как это возможно, учитывая мою собственную репутацию?

— Да, действительно. — Алан некоторое время задумчиво разглядывал ее, затем отошел от двери и приблизился к окну. — Идите сюда, мисс Кортни.

Отставив чашку с блюдцем, Эмма заставила себя встать. Ноги были ватными. Это же просто нелепо. Она никогда не была трусихой.

— Мисс Кортни?

Эмма подошла и встала рядом, хотя и на почтительном расстоянии, глядя на огромный сад засохших и почерневших розовых кустов.

— Раньше, — начал он, — с наступлением лета этот сад превращался в трепещущую, мерцающую радугу цветов. Бог мой, какая это была красота. Моя спальня выходила окнами в сад, и, когда я просыпался по утрам, аромат роз был таким сильным, что у меня начинала кружиться голова.

На мгновение Эмме почудилось, что она увидела мальчика, любующегося благоухающим розовым садом.

— Я, бывало, сидел на окне и смотрел, как мать Ральфа ухаживает за цветами. Я смотрел на ее руки, как нежно они касались крошечных бутонов. Она дотрагивалась до своих детей с такой же нежностью, и я ловил себя на том, что хотел бы…

Нахмурившись, он прижал палец к капельке влаги на стекле.

— Если розы доставляют вам такое удовольствие, почему вы позволили им погибнуть? — неуверенно спросила Эмма.

— Они были уже мертвы к тому времени, когда я поселился здесь.

— Вы уверены?

Шеридан взглянул на нее, и она, не решаясь встретиться с его взглядом, продолжала смотреть на отражение в окне.

— Из этой комнаты есть выход в сад? — спросила она.

Он указал на французские двери в углу. Эмма подошла к ним, открыла и вышла на веранду. Стена дома преграждала путь порывам ветра, и холод казался здесь не таким невыносимым.

Свет из окон слабо освещал выложенные кирпичом дорожки, разделяющие сад на аккуратные участки. Сойдя с веранды в сырую полутьму, девушка отыскала ближайший куст и присела рядом с ним. Сорняки и опавшие листья, накопившиеся за годы запустения, лежали толстым слоем вокруг основания куста. Расчистив его с некоторым усилием, Эмма обнаружила единственный шип, торчащий на стебле.

— Мистер Шеридан! — позвала она Алана и, когда он подошел, указала дрожащим пальцем на стебель. — Он еще жив. Видите? Вон там, где я оторвала шип. Держу пари, если расчистить весь мусор, вы обнаружите, что у вашего сада еще есть надежда.

— Вы так думаете?

Его голос прозвучал с непривычной мягкостью.

— Конечно.

Нет, ее голос не дрогнул, он сохранил безразличную монотонность, которую она оттачивала годами.

— Как только все это очистится и пригреет солнце, уверена, ваши розы оживут.

Он молчал и не шевелился, между тем как холодные крупинки шелестели по опавшим листьям, устилающим землю пестрым ковром. Наконец Эмма медленно перевела взгляд на лицо мужчины, в волнении обнаружив, что тот смотрит на нее, а не на растение. Она глядела сквозь влажные стекла очков и не дышала, отчаянно жалея, что не сняла их, как он просил. И что на ней это платье. Но с другой стороны, у нее нет ничего лучше. Тратить деньги на модную одежду для себя казалось ей пустым расточительством.

Поднявшись, Эмма стряхнула грязь с рук и поспешила обратно в дом, к камину. Прошло несколько мгновений, прежде чем дверь позади нее закрылась. Сейчас он велит ей уходить и напомнит, что она нежеланный, незваный гость. И что не ее дело копаться в его мертвом саду и…

— Вы простудитесь, — услышала Эмма его голос. Одеяло легло ей на плечи.

Они стояли некоторое время молча, глядя в огонь, в то время как в нем горели остатки кресла.

— Это было очень красивое кресло, — сказала она.

— Да.

— У вас нет денег на топливо?

— Нет.

— И что вы теперь будете делать?

— Наверное, сожгу диван.

Эмма рассмеялась и взглянула на Алана. Его лицо освещал золотистый свет огня, и впервые она заметила крошечные морщинки, лучиками разбегавшиеся из уголков глаз. Лицо заросло щетиной. От него исходил слабый запах виски и дождя.

Очень медленно Алан протянул руку к ее очкам и снял их с крайней осторожностью.

— Так лучше, — сказал он. — Мне гораздо больше нравятся ваши глаза, когда их выражение не искажено линзами. У вас очень красивые глаза, мисс Кортни.

Они стояли так несколько мгновений, застигнутые врасплох внезапной вспышкой чувственности.

«Неужели он может находить меня привлекательной? — недоумевала Эмма. — Или это просто еще одна уловка, чтобы смутить меня? Чтобы вынудить убежать и больше никогда не появляться на пороге этого дома?»

«О боже, — думал Алан. — Либо я слишком долго был без женщины, либо Эмма Кортни куда привлекательнее, чем я представлял. С этим нежным лицом, омытым дождем, с бусинками влаги, осыпавшими шелковистые черные ресницы… Изгиб ее груди явно не был обязан тем ухищрениям, к которым часто прибегают женщины». На какой-то миг он вдруг представил, как захватывает эту округлую грудь в плен своих рук, возможно, прячет лицо в ее мягкой пышности… Или, может, она предпочитает, чтобы все было грубо и несдержанно, эта женщина-парадокс в обличье старой девы с сердцем и душой шлюхи. Возможно, она пришла сюда совсем не для того, чтобы склонить его к браку. Может, у нее на уме совсем иное. В этом случае…

— Скажите, — начал он, — зачем вы на самом деле пришли сюда, мисс Кортни? Только не надо повторять, что вы хотели извиниться. Я был с вами более чем откровенен. Думаю, что заслуживаю такого же отношения.

Сложив очки, он положил их в карман брюк, не сводя с нее взгляда. Огромные глаза Эммы с каждой секундой становились еще больше. И когда он обхватил ладонью ее затылок, то почувствовал, как она вздрогнула и затрепетала. На какой-то миг ему показалось, что она сейчас убежит.

Но девушка не убежала. Просто оставалась совершенно неподвижной. Ее дыхание участилось, а мягкие розовые губы приоткрылись, испуская слабый возглас удивления. Или желания…

Он притянул ее к себе, и его пальцы нежно стиснули затылок Эммы, скользнув в узел волос, которые от легкого нажима освободились от удерживающих их шпилек и рассыпались по плечам и спине. Она вытянула руку в слабой попытке сопротивления, вызвав у него ту дьявольскую улыбку, которая заставляла трепетать от сладостного восторга даже робких девственниц.

Скользнув рукой вокруг талии девушки, он крепко прижал ее к себе. Короткое мгновение она сопротивлялась, испуганно глядя в его глаза. Как изменилась она за какую-то долю секунды с этими густыми, мягкими волнами волос, обрамляющими лицо, с запрокинутой головой, обнажающей лебединый изгиб шеи! О да, теперь он мог представить себе, как Эмма соблазняет целый табор цыган. Или, быть может, одного из арендаторов своего отца. Или какого-нибудь не слишком благородного аристократа — такого, как он сам, — который утонул в водовороте ее зеленоватых глаз. Если б он был умнее, то отослал бы ее к отцу с запиской, что Алан Мердок Шеридан не дурак, что его не так легко обвести вокруг пальца… Но он чертовски долго был без женщины…

Он выдохнул ей прямо в ухо.

Она ахнула.

Он прикусил нежную, ароматную кожу за ухом.

Она растворилась в его объятиях.

Он поцеловал ее вначале робко, слегка коснувшись уголка ее рта, затем медленно, легко скользнул по дрожащим губам, которые оказались намного мягче, чем он представлял… Его рука утонула в ее волосах, гладя и перебирая тяжелые шелковистые пряди…

Эмма застонала от пьянящего восторга, лишившего ее воли и способности двигаться. Тепло и влага его рта были восхитительными, захватывающими. Она даже не представляла, что это будет так необыкновенно, так божественно. Всю жизнь она ждала этого момента.

Ее разум затуманился, а тело жадно откликалось на ласки… Поколебавшись лишь мгновение, она обхватила его руками за шею и погрузила пальцы в смоляные волосы. Она мечтала об этом большую часть своей жизни и ответила на его поцелуй с такой несдержанностью, которая поразила бы ее саму еще минуту назад.

Он оторвался от нее. Резко. Тяжело дыша. Глаза его пылали страстью.

Реальность камнем обрушилась на нее.

Алан отступил. Несколько секунд они стояли друг против друга в неловком молчании. Наконец он отошел. Прислонившись к столу, скрестил руки на груди и вперил в нее суровый взгляд, не в состоянии скрыть своего волнения.

— Кто он был? — требовательно спросил он. — Вернее, кто он такой?

— Кто — он?

Эмма в отчаянии взглянула на шпильки, разбросанные по полу. Думать она не могла.

— Не прикидывайтесь дурочкой. Вы знаете, о ком я. Об отце мальчишки. Кто он?

— Это не ваше дело, — с трудом выдавила она.

— Ваш отец сделал его моим.

— Вы отвергли предложение моего отца, поэтому это не ваше дело.

— Вы любили его?

Где же ее накидка? На диване. Чтобы взять ее, придется пройти мимо него. Она не была уверена, что сможет, ибо колени подгибались, а сердце, как загнанный заяц, прыгало в груди. Как глупо было думать, что она сумеет противостоять такому мужчине, как Алан Шеридан, и надеяться уйти невредимой. Она попыталась сосредоточить свои мысли на побеге.

— Я знаю его? — не унимался он.

— Мне пора. — Она направилась к дивану.

— Он здешний?

— Мне не следовало приезжать. Это конечно же было глупо.

— Он знает о мальчишке?

— Мальчика зовут Хью.

— Он помогает содержать мальчишку?

— Хью. Его зовут Хью, — подчеркнула Эмма с возрастающим чувством тревоги.

— Он женат? Очевидно, женат, иначе бы женился на вас. Вы все еще любовники?

Шагнув в сторону, он преградил ей путь к дивану, заставив резко остановиться.

— Я вежливо задал вам вопрос, — сказал он.

— А я так же вежливо ответила вам, что это не ваше дело.

— Должно быть, вы очень сильно любили, если продолжаете защищать его репутацию, тогда как от вашей и камня на камне не осталось.

— Мне пора. С вашего позволения.

— Я понял. Вы думали, что, попав в эту переделку, заставите негодяя жениться, тем самым избавив вас от прозябания в обществе вашего отца и сестрицы. А! Я, должно быть, недалек от истины. Ваши глаза вспыхнули, а щеки порозовели.

— Эта тема разговора совершенно неприемлема.

— Нет, мадемуазель, это ваша репутация неприемлема. Ваш приезд сюда на ночь глядя неприемлем. Ваше поведение неприемлемо. Ваши попытки соблазнить меня, чтобы заставить жениться, неприемлемы. Продолжать? Ваш отец сказал мне, что вы дали своей матери клятву заботиться об отце и сестре. Когда стало очевидно, что вам уже не удастся выйти замуж, вы завели интрижку, думая, что беременность поможет вам уйти от опеки над сестрой и отцовского самодурства.

— Вы закончили? — отчеканила Эмма. Схватив накидку, она направилась к двери, на ходу надевая ее.

На этот раз он не остановил ее.

Где Дорис? Остановившись, Эмма поглядела по сторонам, но никого не увидела.

— Проклятие, — тихо пробормотала она. — Где же Дорис?

— Наверное, ищет своего кота, — произнес Шеридан позади нее. — Возвращайтесь сюда, мисс Кортни, к теплу. Я даже брошу еще одно кресло в огонь.

— Дорис! — позвала она.

— Здесь она! — послышался голос сверху.

Горничная показалась на верху лестницы. Чепец сполз ей на лоб.

— Эта глупая женщина здесь, — проговорила она раздраженно.

Эмма побежала наверх по ступенькам, стараясь не обращать внимания на то, что Алан следует за ней по пятам.

К отчаянию Эммы, служанка привела ее в большую комнату, где Дорис уснула. В спальне Алана. В его постели. Она мирно посапывала, положив свою седую голову на подушку.

— Полагаю, кота она не нашла, — насмешливо заметил Алан, стоя в дверях.

Эмма с нежностью глядела на свою старую няню, гадая, стоит ли говорить, что кот Стивен умер шесть лет назад.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Дорис расположилась здесь как дома.

— Похоже.

— Если вы поможете мне, я подниму ее.

— Не стоит.

— Вы не понимаете. Дорис любит поспать. Если она уснула, то проспит всю ночь.

— Обычно все так и делают.

Все больше расстраиваясь, Эмма бросила в его сторону раздраженный взгляд. Он лишь пожал плечами:

— Похоже, что вам все-таки придется задержаться.

— И снова позволить вам оскорблять меня? Дорис! Проснись!

— А если я пообещаю быть любезным?

— Сомневаюсь, что такое слово существует в вашем лексиконе, мистер Шеридан.

— Ну хорошо, если я просто пообещаю не заводить разговор о ваших любовниках?

Эмма потрясла старуху — Дорис только забормотала во сне.

Алан подошел сзади и мягко, но решительно взял ее за руку.

— Пусть спит, — повторил он. — Я пришлю вам ее утром.

— Уберите руки, сэр!

— Бог мой, а вы, оказывается, умеете кусаться, если вас раздразнить.

— Именно поэтому я не советую вам дразнить меня.

Она выдернула руку и направилась к двери. Угрюмая служанка отскочила в сторону, когда Эмма вышла из комнаты. И только пройдя порядочное расстояние, она поняла, что идет не в ту сторону. Эмма повернула обратно и, вернувшись, обнаружила Шеридана на верхней площадке лестницы. С мизинца у него свисали ее очки.

Подойдя, она попыталась забрать очки, но он быстро отдернул руку.

— Прекрасно, — бросила она с вызовом. — Можете оставить их себе. — И зашагала вниз по ступенькам.

Алан спустился раньше ее и встал, загораживая дорогу. Он был похож на пирата в своей небрежной одежде, с растрепанными волосами. Была в нем какая-то бесшабашность, которая вновь зачаровала ее. Эмма поняла, что, если он снова попытается поцеловать ее, она, пожалуй, сдастся.

— Не уезжайте, — наконец сказал он. — Я прикажу Молли состряпать что-нибудь.

— У нас не из чего стряпать, — последовал колкий ответ сверху.

— Ну тогда мы поедим хлеба с водой.

— Я… я думаю, нет, учитывая обстоятельства.

— Если вы имеете в виду поцелуй, то не волнуйтесь. Я не думал ни о чем таком. Если, конечно, вы сами не хотите этого.

— И что это должно означать?

Он пожал плечами:

— Оставайтесь на ночь, если хотите.

— Сэр, неужели вы намекаете на то, что я думаю?

Глаза ее расширились, и он ухмыльнулся.

— Ладно, — сказал он. — Я уступаю вам. Признаюсь, что позволил своему эгоизму взять надо мной верх. Боюсь, я слишком задержал вас, мисс Кортни. Могу я пожелать вам доброй ночи?

 

ГЛАВА 5

Утро выдалось холодным, сырым и туманным. Эмма проснулась с жуткой головной болью. Она почти не спала, перебирая в памяти все подробности встречи с Аланом Шериданом, а отрывочные сны внесли в них странные изменения.

Эмма мысленно отчитывала себя за поезду в Шеридан-холл. Дура. Идиотка. Много она наделала глупостей за свою жизнь, но никогда ей еще так не хотелось повернуть время вспять. Без сомнения, он весь вечер смеялся над ней. Он ведь прямо заявил ей, что она пытается склонить его к браку! И в довершение всего она позволила ему некоторые вольности. Какой стыд!

Увы, того, что сделано, не вернуть… Как и не забыть восторга от его поцелуя, захватывающего дух наслаждения от прикосновения губ к губам, разорвавшего добровольные оковы, за которыми она благополучно скрывала свои чувства все эти годы.

Приняв ванну и позавтракав, Эмма спустилась в отцовский кабинет, где занялась бумагами… По крайней мере, попыталась, потому что без очков это было непросто. Только на пол пути домой она вспомнила, что забыла очки. Единственная надежда, что Шеридан пришлет их с Дорис.

В половине одиннадцатого дверь распахнулась, и вошла Рита, держа в руках охапку платьев. Отложив бумагу и перо в сторону. Эмма сцепила пальцы, попытавшись хотя бы на секунду забыть о головной боли и улыбнуться.

— Доброе утро, Рита. Что это у тебя?

— Платья, разумеется. Мне просто необходимо твое мнение, Эм. Сегодня должен приехать маркиз с визитом. Какое из них, по-твоему, мне больше к лицу? — Она швырнула несколько платьев на кресло, затем приложила одно к себе и повертелась перед Эммой.

— Как ты считаешь, лорду Ламберту это понравится?

— Уверена, что да, если только он не слеп.

Платье улетело в сторону, и Рита примерила другое.

— А как насчет этого? Желтые рюши и вышивка вдоль декольте — сейчас высший шик сезона в Париже.

Встав со стула, Эмма подошла к разбросанной одежде и стала подбирать ее.

— Я просто убеждена, что маркиз Ламберт будет говорить сегодня с отцом, — сказала Рита. — С чего бы еще ему приезжать в эту отвратительную погоду? Эм, дорогая, что ты делаешь?

Эмма приложила к себе одно из платьев, сшитое в Италии. Она встретилась с изумленным взглядом сестры и почувствовала, что краснеет.

— Не глупи, — фыркнула Рита и выхватила платье у нее из рук. — Ты слишком стара для такого цвета, к тому же он не идет к твоему оливковому оттенку кожи. Да и потом, куда ты можешь его надеть? Будешь заигрывать в нем с отцовскими гроссбухами? Или, может, — она снизила голос до шепота, глаза стали холодными, как стекло, — отправишься на свидание с Аланом Шериданом? О чем ты вообще думала, отправляясь в Шеридан-холл? Тебе мало было знать, что папа пытается подкупить этого негодяя и женить на тебе? Ты можешь представить Алана Шеридана членом нашей семьи?

Эмма вернулась к столу и снова занялась бумагами.

— Учитывая тот факт, что он отверг папино предложение, Рита, не думаю, что у нас с тобой есть повод для беспокойства.

Послышался стук в дверь, и вошел Джон. Он кивнул Рите и улыбнулся Эмме:

— Мисс, юный Хьюго готов для прогулки.

Обрадовавшись возможности уйти, Эмма отложила перо и откинулась на спинку стула.

— Спасибо, Джон. Распорядитесь, чтобы Бриггс подал карету. И вас не затруднит принести мою накидку?

Джон кашлянул, не двинувшись с места.

— Что-нибудь еще? — спросила Эмма.

— Да, мисс. У нас гость.

— О?

— Алан Шеридан.

— Э… понятно. Ну что ж, скажи ему, что отец…

— Он не к отцу, мисс.

Эмма взглянула на Риту. Голубые глаза сестры удивленно округлились. Тряхнув белокурыми локонами, она заявила:

— Я отказываюсь видеть его. Скажи ему, чтоб убирался, Джон…

— Прошу прощения, мисс Рита, но он не к вам. Он желает поговорить с мисс Эммой.

Ощущение, подозрительно сходное с радостным волнением, охватило Эмму. Расправив плечи, она сделала глубокий вдох.

— Скажи ему, что я не могу его принять. Хью ждет, в конце концов, и… ну… просто скажи ему это, и все.

Джон кивнул и вышел.

Перешагнув через груду платьев, Рита встала перед столом и, наклонившись к Эмме, возмущенно спросила:

— Что он здесь делает?

— Привез Дорис, я думаю. Успокойся, Рита, у тебя такое лицо, словно ты увидела призрак.

— У тебя не лучше, — отрезала сестра. — Или, может, этот румянец на твоих щеках — от возбуждения?

— Не болтай чепухи.

Заламывая руки, Рита бросила отчаянный взгляд на дверь:

— О боже! Скоро должен приехать маркиз! Избавься от Шеридана, Эмма, пока он не разрушил мое будущее!

Эмма направилась к двери как раз в тот момент, когда смех Хью зазвенел по коридору. Ребенок бросился в ее объятия, весь светясь от радости.

— Мамочка, — закричал он, — кухарка приготовила мне пудинг!

Эмма опустилась на одно колено и крепко обняла мальчика. От него пахло мармеладом. Она засмеялась и стала целовать его, сразу же позабыв о Шеридане, пока не услышала голос Джона:

— Милостивый государь, мисс Эмму нельзя беспокоить!

Она повернула голову. Он уже стоял тут, слегка расставив ноги, в плаще, свободно свисающем с плеч. Эмма кивком отпустила слугу и медленно поднялась.

— Полагаю, вы привезли Дорис?

Он кивнул, и черный локон небрежно упал ему на лоб.

— Что ж… Пожалуйста, примите мою благодарность, мистер Шеридан. Вместе с извинениями за причиненные неудобства. Теперь, с вашего позволения, мы…

— Я бы хотел поговорить с вами, — прервал он.

— Увы, это невозможно. Я собираюсь уходить, как видите. С сыном.

Она увидела, как взгляд Шеридана опустился на ребенка, прижимающегося к ее ноге и прячущего свое маленькое личико в юбках.

— У нас так заведено, — поспешила добавить Эмма, отвлекая внимание Алана. — Мы выходим на прогулку каждое утро.

— Как трогательно. — Слова Алана прозвучали шутливо, но лицо не изменилось. Глаза оставались колючими, выражая непреклонность и создавая у Эммы впечатление, что, несмотря ни на что, он все равно скажет, что хотел.

Видя, что от него так легко не избавиться, она сказала:

— Можете присоединиться к нам, если желаете.

Рита, которая оставалась в кабинете, тихо ахнула. Эмма и сама была немало ошеломлена своим предложением.

Молчание длилось, казалось, бесконечно. Взгляд Шеридана перемещался от нее к мальчику, затем опять к ней.

— Хорошо, — наконец ответил он.

…Алан собирался только проводить Дорис. У него и в мыслях не было встречаться с Эммой. Особенно после прошедшей ночи, когда он выставил себя полнейшим идиотом. Вначале здорово перебрал, а потом еще и расплакался о своем горе.

И вдобавок этот поцелуй.

Алан никак не мог отделаться от мысли, что ему это понравилось.

Даже очень.

Карета подпрыгнула на кочке, возвращая смятенные мысли Алана к настоящему моменту. Он сидел напротив Эммы, которая закуталась в накидку с лисьим воротником. Рядом сидел ее сын. Широко распахнутые зеленые глаза мальчугана глядели прямо на него.

— Итак? — послышался голос Эммы, снова привлекая к себе внимание Алана. В полумраке кареты лицо ее, частично скрытое капюшоном, казалось, приобрело оттенок бархатистого крема, а большие глаза были очерчены густой каймой черных длинных ресниц.

— Что вы хотели сказать, мистер Шеридан?

Он на мгновение задумался, потом полез в карман, доставая очки. Постучав ими по колену, снова взглянул на мальчика, затем протянул их Эмме.

— И это все? — Она пожала плечами. — Вы могли бы переслать очки с Дорис или оставить у Джона… Если вам есть что сказать, сэр, тогда говорите.

Алан наблюдал, как женские пальчики играют с лужками очков. Эмма не спешила надеть их.

— Возможно, я просто хочу немного поболтать, — сказал он.

— Сомневаюсь. Вы не производите впечатления человека, находящего удовольствие в пустой болтовне.

— Вы очень прямолинейны, юная леди.

— Я уже давно не юная леди, сэр, и не развлекаюсь кокетством. Я уже стара для игр и превыше всего ценю откровенность.

— Откровенность часто беспощадна и может ранить больнее, чем ложь. Я убедился на собственном опыте, что люди предпочитают ложь, мисс Кортни.

— Включая вас, мистер Шеридан?

Он слегка улыбнулся:

— Боюсь, я тоже страдаю прямолинейностью, мисс Кортни.

Карета покачнулась. Они сидели в неестественном молчании, а Хью играл со своими пальцами, продолжая неотрывно смотреть на Алана, который в ответ на любопытные взгляды мальчика высоко поднимал брови. Несомненно, ребенок унаследовал множество характерных черт Кортни, однако волосы, должно быть, отцовские. Никто из семейства не мог похвастаться такой густой копной курчавых темно-каштановых волос.

Нахмурившись, Алан посмотрел в окно и попытался отогнать образ Эммы, пляшущей обнаженной с целым табором цыган.

Скала Стоун-блафф, огромный серый массив голого камня, выдающийся над рекой Гиз, была самой высокой точкой Орлеутской пустоши. Когда-то, еще до появления шахт и штолен, первые рудокопы запруживали здесь ручьи в надежде обнаружить свинцовые жилы. Время и атмосферные явления не до конца уничтожили следы тех дней, потому что окружающие взгорья и долины были усеяны обломками камней и завалами отходов.

Спрятав руки в карманы и отвернувшись от ветра, Алан оглядывал эту панораму. Пальцы рук и ног коченели на ветру, однако сын Эммы, похоже, этого не замечал. Обмотанный шарфом, в теплых рукавичках, Хью съезжал с длинного пологого склона на своей маленькой попке, а его мать неподвижно стояла на вершине, словно какое-то ледяное изваяние, которое рассыплется от малейшего прикосновения.

Алан наблюдал, как она сложила рупором руки и крикнула, приказывая сыну отойти от обледеневшего края реки. Мальчик отбежал, поскользнулся, упал, затем вскочил на ноги. Стоя здесь, на завывающем холодном ветру, Алан силился вспомнить, играла ли с ним мать где-нибудь на заснеженных парижских полях.

Едва ли. Наверняка была увлечена своим очередным любовником.

Эмма повернулась и направилась к нему. Алан подумал, что Эмма Кортни не красавица в общепринятом смысле, и все же в чертах ее лица есть что-то благородное, хотя у нее довольно крупный нос и упрямая челюсть, а губы посинели от холода. Остановившись на расстоянии вытянутой руки, она смотрела на него решительным взглядом, словно приглашая завязать разговор.

— Я стоял и думал, — вдруг неожиданно для самого себя заявил Алан, — гадал, что бы вы делали, если б меня здесь не было.

— И что же, по-вашему?

Он пожал плечами:

— Почти уверен, что вы катались бы с горки так же, как мальчишка.

— И вы, разумеется, нашли бы такое поведение скандальным.

— Едва ли я в том положении, чтобы судить вас.

— Именно. — Она помолчала, затем спросила: — Зачем вы здесь?

— Не знаю, мисс Кортни. Я спрашиваю себя о том же. Я чертовски закоченел, а вы явно предпочитаете общество своего сына.

— Хью — самый главный человек в моей жизни.

— Он единственный человек в вашей жизни, не считая вашего отца и сестры, которых едва ли можно назвать приятной компанией.

— Вы, определенно, так не считали пять лет назад, когда ухаживали за моей сестрой.

— Ухаживал? Не уверен, что это верное слово.

— Разумеется.

— Непохоже, чтобы она убивалась из-за этого.

— Думаю, Рита не тот человек, который будет убиваться из-за чего бы то ни было. При всей моей любви к ней я не могу не видеть ее недостатков.

— Как ваш отец, например?

— Рита умеет ослеплять мужчин.

— И она не одинока в этом. У меня такое впечатление, что женщины приходят в этот мир с врожденной способностью перевоплощаться в кого и во что угодно, лишь бы привлечь внимание желанного избранника.

— Вы несправедливы к нам. Не все из нас живут исключительно ради мужской любви. И не все жертвуют достоинством, чтобы завлечь ничего не подозревающего глупца в брачную ловушку, — ответила она. — Кроме того, не могу представить, как можно любить мужчину, который не любит тебя. Мне это кажется непростительной тратой времени.

— Я начинаю понимать. Возможно, мы все несправедливо обвиняем отца мальчика. Возможно, он и готов был жениться на вас, но вы не соглашались ни на что, кроме пресловутого брака по любви. Моя дорогая мисс Кортни, знаете ли вы, сколько браков не состоялось бы, если б любая из сторон ждала, когда стрела Купидона поразит его или ее? Бог мой, боюсь, человечество в таком случае давно бы вымерло.

— Вы отрицаете, что браки по любви существуют?

— Напротив. Взять хотя бы моего брата и его жену. Они души друг в друге не чают.

— Как и мои родители. Хотя, с другой стороны, мама была ослепительной красавицей. Внешне Рита — точный ее портрет.

Черты ее лица едва заметно изменились. И это отразилось в ее глазах. Они стали отстраненными и какими-то печальными.

Внезапно раздался крик. Эмма вздрогнула.

— Хью? — позвала она. — Где он? Хью!

Нахмурившись. Алан устремил взгляд на реку. Там не было ничего, кроме ледяного пространства.

— Хью! — Эмма закричала громче, поворачиваясь в разные стороны в отчаянной попытке отыскать внезапно исчезнувшего мальчика.

Она побежала к обрыву. Плащ ее развевался, ноги путались в юбке.

Выругавшись. Алан догнал ее, схватил сзади и крепко держал, оглядывая усеянную камнями поверхность утеса и дно расщелины, проверяя, не свалялся ли мальчик с обрыва.

Никого.

Эмма вырвалась и побежала вниз по склону, выкрикивая имя Хью и зовя Бриггса, который, услышав крики, уже мчался к ним.

Алан бросился бежать по обледенелому склону, глазами торопливо обшаривая складки местности и напрягая слух в надежде расслышать детский крик.

Есть!

Он чуть не свалился в расселину, прежде чем его глаза заметили зияющую черную яму. Плач Хью заглушался глубиной пещеры и густой растительностью. Упав на колени, Алан вгляделся в темноту и позвал Хью. Мальчик ответил испуганным всхлипом.

— Не двигайся, Хью, — приказал Алан как можно спокойнее. — Сейчас мы с мамой вытащим тебя отсюда.

Было слышно сопение малыша, потом дрожащий голосок произнес:

— Обещаешь?

Алан улыбнулся:

— Обещаю.

Он поднялся на ноги, как раз когда подбежала Эмма, а за ней Бриггс.

— Это что, какой-то колодец? — спросил кучер, заглядывая через край ямы.

— Шурф. В этих скалах полно таких.

— Он глубокий? — Эмма схватила его за рубашку.

— Не могу сказать, но, кажется, с мальчиком пока все в порядке. — Алан снял пиджак, закатал рукава рубашки, затем опустился на колени.

Бриггс сделал то же самое, и, когда Алан свесился с края ямы, кучер крепко ухватил его за лодыжки.

Повиснув вниз головой, царапая лицо, руки и грудь об острые выступы, Алан вытянул руки к неясному силуэту ребенка, съежившемуся внизу.

— Дай мне руку, — спокойно приказал он.

Когда мальчик отказался, он попытался продвинуться еще дальше. Послышалось невнятное бормотание, проклятия, какая-то лихорадочная возня наверху, и Алан почувствовал, что соскальзывает в яму. Он отчаянно пытался ухватиться за что-нибудь, лишь бы остановить падение, но секунду спустя окунулся головой вниз в холодное, вонючее болото в дюжине футов внизу.

Высоко над ним тревожно вскрикнула Эмма. Бриггс, забывшись, выругался. Рядом выл от страха Хью. Побарахтавшись в грязи, Алан выкарабкался на уступ, где сидел мальчик. Он протянул руку, и Хью забрался к нему на колени, спрятал лицо у него на груди и всхлипнул.

— Ну-ну, — пробормотал Алан.

Он неуверенно обнял рукой маленькое тельце и поглядел на круг серого неба над головой.

— Мистер Шеридан! — позвала Эмма. — Вы меня слышите? Хью в порядке?

— Лучше, чем я, — пробормотал он. — По крайней мере, он сухой.

После длительных манипуляций Алану удалось вызволить Хью, вначале поставив его себе на плечи, а потом ухватив за лодыжки и приподняв настолько, чтобы Эмма и Бриггс смогли дотянуться до его рук. Послышался хор радостных возгласов, которые стали постепенно удаляться.

— Эй! — закричал Алан. — А как же я? Эй, есть там кто-нибудь?

Через несколько секунд над краем провала появилась голова Бриггса, и он крикнул:

— Вам подать руку, сэр?

С большим трудом Алану удалось отыскать опору для ног среди острых камней, чтобы подняться выше и дотянуться до протянутой руки Бриггса. Выкарабкавшись на поверхность, Алан мгновенно заледенел на пронизывающем ветру. Сняв с себя плащ, Бриггс накинул его Алану на плечи. Далеко впереди Эмма и Хью уже садились в карету.

Внутри кареты было значительно теплее. Пока лошади неслись в сторону Кортни-холла, Эмма держала сына на коленях и растирала ему руки и ноги. Румянец постепенно возвращался на лицо мальчика, а дрожь утихала. Но Эмма все равно крепко прижимала его к себе, то и дело целуя маленькую головку и время от времени поднимая глаза на Алана.

— В конце концов, хорошо, что я поехал с вами, — сказал он.

— Если б вы не поехали, — парировала она, — этого бы не случилось.

Его брови взметнулись вверх.

— Фактически, — продолжала Эмма уже более ровным голосом, — вы отвлекли меня.

— Я сижу здесь, мокрый, грязный, закоченевший, и вы еще меня обвиняете? Посмотрите на меня, — добавил он, взмахнув оцарапанными руками. Его рубашка была разорвана в нескольких местах.

Хью, поерзав, сел, затем посмотрел прямо на Алана и протянул ручки.

Снова воцарилась тишина. Карета покачнулась. Алан нахмурился. Не говоря ни слова, Хью соскользнул с материнских колен и залез к Алану. Прижав свою маленькую головку к груди мужчины, он продолжать взирать на него большими серо-зелеными глазами.

— О боже, — пробормотал Алан, ощутив, как что-то слабо шевельнулось у него где-то в области сердца. Несомненно, страх… или даже неприязнь, ибо для него дети всегда были вынужденным неудобством, необходимым главным образом для продолжения рода.

Эмма ничего не сказала, лишь наблюдала за ними с напряженностью, граничащей с паникой.

И все же было в этом что-то еще. Какое-то пробуждение.

Она забрала мальчика с колен Алана, когда карета остановилась у парадных дверей Кортни-холла. Эмма понесла Хью на руках, а Алан, немного помедлив, вошел следом как раз в тот момент, когда Рита подошла к сестре и племяннику у подножия лестницы. Она словно выпорхнула из какого-то парижского салона, в облаке жемчужного шелка, окаймленного черным кружевом, резко контрастирующего с простым коричневым платьем Эммы.

— Что ты делаешь?! — воскликнула она с негодованием.

— Хью упал в какую-то ужасную яму, и…

— Ты испачкала грязью весь пол, Эм! Посмотри, что ты натворила! Маркиз Ламберт должен с минуты на минуту быть здесь!

Держа на руках Хью. Эмма повернулась к сестре:

— Разве ты не слышала, что я сказала, Рита? Хью мог погибнуть. У тебя что, совсем нет жалости? Ни капли участия к этому ребенку? Силы небесные, Рита, иногда я начинаю всерьез сомневаться в твоей порядочности.

Она повернулась и понесла ребенка вверх по лестнице. Только тогда Рита заметила Алана, стоящего у дверей. Она пришла в ужас.

— Не припомню, чтобы приглашала тебя войти, — прошипела она. — Убирайся из этого дома, ты слышишь? Вон отсюда!

— В чем дело, милая? Боишься, что мое присутствие расстроит маркиза? — Он засмеялся, и злость заблестела в его глазах. — Ты покорила его своей невинностью? Насколько я помню, у тебя это неплохо выходит.

Рита вспыхнула:

— Убирайся немедленно!

— А если не уберусь?

— Тогда я прикажу вышвырнуть тебя вон.

— А кто мне помешает подождать Ламберта на дороге? Может, рассказать ему, что у его ангельской возлюбленной родинка в форме сердца на внутренней стороне левого бедра и…

— Шантажист! — в ярости выкрикнула она. — Чего ты хочешь, чтобы больше никогда не появляться на пороге этого дома? — Внезапно Рита задумалась, затем глаза ее сузились. Приблизившись к нему вызывающей походкой, она попыталась неуверенно улыбнуться.

— Не трудись, — отрезал Алан. — Ты мне совершенно безразлична.

— Ненавижу тебя, — зло прошипела она.

Он подмигнул ей, поправил рукава грязного сюртука и решил, что хватит с него этих Кортни на сегодня.

— Мистер Шеридан!

Оглянувшись, он увидел Эмму, стоявшую возле лестницы. Рита выскочила из холла в ближайшую комнату и захлопнула за собой дверь.

— Ваш плащ, — ровным голосом произнесла Эмма и подошла к нему с аккуратно сложенной накидкой.

Он взял плащ.

Эмма отошла и скрестила руки на груди.

— Боюсь, я была неблагодарна. Вы спасли Хью жизнь. Единственным оправданием моего дурного поведения может быть то, что я позволила своему страху затмить чувство вежливости.

— В извинениях нет необходимости, мисс Кортни. Как и в вашей благодарности. Думаю, вы прекрасно справились бы и без меня. Моя заслуга лишь в том, что я свалился в яму вместо вас.

Искры веселья зажглись у нее в глазах и заиграли на губах. Черт побери, у нее красивые губы. Приятные на вид, розовые и мягкие. Алан гадал, сколько мужчин целовали их так же горячо, как он вчерашним вечером.

— Ваша одежда, — произнесли эти губы. И улыбнулись. — Я совсем забыла о ней. Если вы пришлете ее, я позабочусь, чтобы она была должным образом заштопана и выстирана, а ваши сапоги вычищены.

Алан взглянул на свои сапоги и на грязные следы, которые оставил на полу, и покачал головой:

— Нет, благодарю вас.

Не сказав больше ни слова, он резко повернулся, вышел из дома и постоял на крыльце, дрожа от холода, пока его кучер подгонял карету. Забравшись в нее, он опустился на кожаное сиденье, отодвинул бархатную занавеску и увидел Эмму, стоящую в дверях и глядящую ему вслед.

Она сняла очки.

 

ГЛАВА 6

В свои тридцать восемь лет Алан оставался холостяком, потому что, как ему казалось, ждал появления своего идеала. Она, разумеется, должна была оказаться сногсшибательно красивой и очень умной.

Как с этим обстоят дела у Эммы Кортни?

«Во-первых, — думал он, — мисс Кортни отнюдь не лишена привлекательности. В сущности, в соответствующей одежде и с другой прической она, пожалуй, могла бы соперничать со своей сестрой. Ум? Что ж, по словам ее отца, кое в чем она могла превзойти даже моих кембриджских профессоров по экономике. А помощь в этой области мне бы совсем не помешала».

Алан откинул голову на край ванны, затянулся сигарой и нахмурился.

Но у его жены должно быть прекрасное чувство юмора.

В этом маленьком чопорном существе — Эмме Кортни — нет ни на йоту веселости. Без сомнения, лицо ее треснет, если она попробует засмеяться.

Хотя, с другой стороны, у нее, пожалуй, было не слишком много поводов для смеха. Кто-то должен научить ее не принимать жизнь слишком серьезно… Это могло бы оказаться весьма интересным и приятным делом…

Женщина, на которой он мог бы жениться, должна быть из уважаемой семьи. Ее безупречная репутация и положение в обществе обеспечили бы ему тот успех, который всю жизнь проскальзывал у него между пальцев. Разумеется, это немыслимо. Ни одна женщина такого общественного положения не пожертвовала бы для него и минутой своего времени, не говоря уже о приданом.

И оставался еще вопрос любви.

Он верил в институт брака. И всегда представлял, что будет любить женщину, с которой проведет жизнь…

Алан взглянул на кучу грязной одежды на полу и вспомнил неловкость, возникшую от пристального взгляда мальчика. Вероятно, в этот момент он увидел мгновения из своего прошлого — мальчик без отца, сидящий рядом с мамой и спрашивающий себя, не это ли его отец…

Бедный мальчуган. Он заслуживает лучшего. Кажется вполне смышленым. Хорошенький маленький постреленок. Такой милый и ласковый, а какой храбрый! Качество, достойное восхищения. Его отец мог бы гордиться им.

Алан бросил сигару в воду, вышел из ванны, торопливо завернулся в шелковый халат и выпил подогретое вино, так как в комнате было довольно холодно.

Прошлая ночь была ужасной.

Он снова пил.

По какой-то странной причине, едва только за Эммой Кортни закрылась дверь Шеридан-холла, пустота завыла волчьими голосами из каждого темного угла. И пока Дорис храпела в его постели, он ворочался и метался в другой комнате, изо всех сил пытаясь забыть, как приятно было ощущать Эмму в своих объятиях.

Ты, должно быть, свихнулся от одиночества, старина, подумал он. Наверняка выдумал и преувеличил ее податливость. Хотя, с другой стороны, учитывая ее прошлое, чему тут удивляться?

Сдвинув брови, Алан допил вино и поставил кубок на стол. Будь Эмма просто невзрачной старой девой, тогда он мог бы еще подумать о женитьбе, поставив условие, что это будет исключительно брак по расчету: каждый из супругов волен жить своей жизнью и иметь любовников, если пожелает.

Но ребенок — это такая огромная ответственность… и неприятное напоминание о грязном прошлом его матери. Хотя лети и не виноваты в неблагоразумии родителей… как не виноват был сам Алан.

Одевшись и спустившись в кабинет, Алан стал просматривать пачки корреспонденции, лежащей здесь уже недели, а то и месяцы. Несколько писем из Винсайда с жалобами на условия труда шахтеров; ничего нового, все те же старые угрозы забастовки и требования увеличить зарплату.

Также было письмо от Джозефа Белински, которое он швырнул в мусорную корзину, даже не распечатав. Алан не собирается продавать рудники, пока не удостоверится на все сто процентов, что эти чертовы копи отработаны до дна.

Внезапно простой и краткий адрес на одном из конвертов привлек его внимание.

«Р. К. Норманн. Лондон. Англия».

Алан прикрыл глаза. Сколько же это письмо пролежало здесь?

Он сломал печать и открыл конверт, стараясь успокоить дыхание.

«Любезный мистер Шеридан! Как вы помните из предыдущей корреспонденции, существует проблема денежной задолженности…»

Алан потер глаза и долго глядел в потолок, прежде чем продолжить чтение.

«…Таким образом, к нашему глубочайшему сожалению, мы вынуждены прервать пребывание…»

Черт. О черт!

«…Если это ведомство не получит от вас сообщений по поводу погашения денежной задолженности до 1 ноября, можете ожидать моих коллег и их подопечную в Шеридан-холле не позднее 15 ноября. С глубочайшими и искренними извинениями за причиненное вам неудобство…»

…Эмма уснула в очках. Она не собиралась спать, но напряжение трудного дня выбило ее из колеи.

— Эмма! Эмма, проснись!

Эмма с трудом открыла глаза. За исключением горящей лампы, стоящей на дальнем столе, комната была темна.

Очки соскользнули с носа и болтались на одной дужке. Поправив их, она попыталась сосредоточиться на силуэте, маячившем перед ней в полумраке.

— Рита? Что случилось?

— Он вернулся, Эмма.

— Кто?

— Алан. Вот уже два часа он торчит у папы в кабинете.

Эмма попыталась стряхнуть с себя сонное замешательство.

— Чего он хочет?

Стиснув кулаки и выкатив глаза, Рита закричала:

— Чего, по-твоему, он хочет, идиотка? Тебя!

Испытав вначале шок, потом раздражение, Эмма откинула одеяло и спустила ноги с кровати.

— Не говори глупостей, Рита.

— Я говорю глупости? Тогда почему они с папой сидят вместе, смеются и пьют, как закадычные друзья? И почему, — присовокупила она, приблизив лицо к лицу Эммы, — папа только что передал мне, чтобы я подняла тебя, чтобы ты оделась в свое самое лучшее платье и спустилась в кабинет через десять минут?

Эмма даже не моргнула — это могло каким-то образом выдать бурю волнения, бушевавшую внутри нее.

Волнения или радости?

Пожалуйста, боже, только не надежда. Она отказалась от нее давным-давно.

Все еще рассеянная после сна, Эмма открутила лампы, пошевелила золу в камине и подбросила совок угля.

— Это несерьезно, — сказала Рита. — Ты ведь не пойдешь туда?

— Обычно я не оказываю неповиновения отцу. С какой стати? — Распахнув дверцы шкафа, Эмма стада оглядывать свой скудный гардероб. Мысли молодой женщины разлетались в тысяче направлений, но неизменно возвращались к одному трепетному вопросу: «А что, если?»…

Выбрав белую блузку и коричневую юбку, Эмма оделась, между тем как Рита продолжала нервно метаться по комнате.

— Как он посмел?! — взвизгнула она. — И именно сегодня, как раз после того, как маркиз Ламберт попросил моей руки.

Схватив щетку, Эмма провела ею по волосам.

Рита опустилась на стул и закрыла лицо руками.

— Что подумает маркиз, если ты выйдешь за этого негодяя? О боже!

— Ты торопишься с выводами, Рита. Возможно, отец пригласил Шеридана, чтобы выразить ему благодарность за то, что тот вытащил Хью из ямы сегодня утром.

— Для всех было бы лучше, если б он оставил его там!

Эмма ринулась через комнату и, прежде чем Рита успела удивленно округлить губы, с силой стиснула ее руки. Когда сестра вскрикнула от боли, Эмма застыла. Рита уставилась на нее, слишком ошеломленная даже для того, чтобы заплакать.

Эмма и сама себе ужаснулась. Всю жизнь она была опорой сестре. Скрывая ее ошибки от отца и светского общества, Эмма потакала всем капризам сестры и все ей прощала.

Но пожелать смерти Хью, даже если это было сказано в запальчивости… Боже, это уже слишком.

Рита разрыдалась и выбежала из комнаты. Эмма смотрела ей вслед, и ее сердце разрывалось от жалости… к сестре ли, к себе или Хью… Она не могла сказать.

— Замуж? — переспросила Эмма, стоя перед отцовским столом и чувствуя, что колени у нее подгибаются.

Она не глядела на Алана Шеридана, который стоял у камина, небрежно опираясь локтем о каминную полку и в упор разглядывая ее.

— Да, — отозвался отец, — замуж. Шеридан вернулся в Кортни-холл просить моего разрешения взять тебя в жены. Я, разумеется, дал ему свое благословение. Окончательное решение за тобой.

— Замуж за Алана Шеридана?

Отец кивнул.

Наконец Эмма заставила себя взглянуть на Алана. Как мог он вот так стоять, предлагая ей пожениться, без малейшего следа эмоций на лице, как если бы покупал корову?

— Прошу прошения, — вымолвила она. — Я просто несколько озадачена. Не далее как вчера…

— Понятно, — сказал Шеридан и повернулся к ее отцу. — Не позволите ли поговорить с мисс Эммой наедине?

— Конечно, конечно.

Отец поднялся и вышел, закрыв за собой дверь. Молчание тянулось бесконечно. Казалось, целую вечность она ждала, когда же он заговорит и нарушит эту неловкую тишину. Но он продолжал стоять, одетый в светло-серый костюм, превосходно сшитый, подчеркивающий безупречность его фигуры. Глаза его казались очень темными и идеально сочетались с жилетом китайского шелка цвета лесной зелени, расшитого золотой нитью.

— Итак, — произнесла она голосом, в котором явно слышалась нервозность, — смею я спросить вас, не переусердствовали ли вы снова с виски? Или, быть может, отец повысил ставки?

— Нет, — коротко ответил он.

— Но вы же не думаете, что я поверю, будто вы пришли сюда с претензией на чувство?

— Нет.

— Что ж, вы не преувеличивали, говоря о своей откровенности.

— Мне жаль, если я задел ваши чувства.

— Мои чувства не так легко задеть, сэр.

Краем глаза она увидела, как он прошел к окну и устремил в него взгляд. Его густые черные волосы вились над воротником, и свет золотистыми искорками играл в роскошных прядях. О!.. Она не могла дышать! Эмме пришлось стиснуть пальцами столешницу, чтобы устоять.

— Ваш отец весьма высоко отзывается о ваших деловых качествах, — сказал он, не оборачиваясь. — Вы прекрасно управляете этим домом.

Он медленно повернулся лицом к ней, и все, о чем она могла думать, это как удачно белизна его мастерски завязанного галстука подчеркивает бронзовый оттенок кожи. Алан Шеридан любит солнце — уж это-то она знает. Когда-то она смотрела, как он вихрем носился по пустоши на своем арабском скакуне, которого просто обожал. Еще она знает, что ему пришлось продать коня, чтобы расплатиться с долгами.

— Вам нужен муж, — сказал он и почти устало добавил: — А мне жена.

— Вам нужны деньги, сэр.

— Не могу этого отрицать.

— Наверняка есть более молодые и красивые женщины, чьи отцы были бы так же щедры.

— Сомневаюсь.

Она удивленно подняла глаза.

— Их отцы никогда бы не одобрили меня в качестве зятя.

Она поправила очки, чтобы они удобнее сидели на переносице.

— Наш брак будет не первым браком без любви, — добавил он.

Она кивнула.

— И нужно подумать о мальчике…

— Я попросила бы вас не вмешивать его в это. Если уж мы решили быть абсолютно откровенными, должна сказать, что, будь обстоятельства иными, я бы искала более уважаемого человека в качестве поддержки моему сыну.

Алан прислонился к подоконнику, отметив, что щеки Эммы зарделись при упоминании о мальчике. Забавно, как ее обычно стоический вид уступает место растерянности, едва он заводит разговор о ребенке.

— Верно. Никому из нас не стоит привередничать. Короче говоря, не будь я такой жалкой партией, я бы искал женщину целомудренную, а не ту, про которую говорят, что она веселилась с цыганами и татуировщиками-азиатами.

Ее подбородок слегка дернулся вверх, а плечи назад. Глаза приобрели тот яркий оттенок зеленого, который он заметил, когда они столкнулись на дорожке.

— Хотя когда я смотрю на вас, то не могу поверить, что эта сдержанная молодая женщина, стоящая передо мной, вызывает столько самых невообразимых пересудов. Скажите, дорогая, — добавил он с кривой усмешкой, — это правда?

— Что? — резко отозвалась она.

— Вы действительно танцевали с цыганами? Отдались в руки татуировщика?

— А это имеет значение?

— Пожалуй, было бы лучше, если б мы вступали в благословенное состояние супружества, полностью разоблачившись, так сказать.

— Похоже, вы считаете само собой разумеющимся, что я принимаю ваше предложение, сэр.

— А это не так?

— Не знаю. Тут есть о чем подумать.

— О чем, например?

— О вас. Ни для кого не секрет, что вы бабник. Игрок, про которого говорят, что он мошенничает. Вы не в ладах со своей семьей и вечно ищете повода для ссор с родственниками. Все эти слухи верны?

— Все, кроме одного.

Она удивленно взглянула на него.

— Я не мошенничаю в картах.

Эмма вздрогнула, когда он внезапно направился к ней. Алан наблюдал, как она немного попятилась вдоль стола, прежде чем взяла себя в руки. Вернув лицу то же упрямое и вызывающее выражение, она глядела на него с тревогой загнанной лисы: убежать или развернуться к этому большому злому волку и попытать счастья? Остановившись у угла стола, он сказал:

— Теперь ваша очередь, мисс Кортни.

Она гневно зыркнула на него из-под очков, продолжая молчать.

— Я жду, — напомнил он.

— Это правда. Все. — Она сделала глубокий судорожный вдох, однако глаз не отвела. — Я действительно танцевала с цыганами.

— Обнаженной?

Она помолчала, в то время как яркий румянец пробирался вверх по шее от высокого воротничка блузки.

— Небольшое преувеличение. Я… была завернута в шарфы и тюль. Что касается татуировщика… это тоже правда.

— Действительно?

— Вам неприятно, сэр?

— Это зависит от обстоятельств. Как выглядит татуировка? Или сколько их там у вас? Или, точнее, где они? И коли уж на то пошло, какие они?

— А какая разница? Сделанного не поправишь.

— Я должен быть готовым к тому, чтобы созерцать тело своей жены с изображенными на нем огнедышащими драконами.

— В вашем положении, полагаю, вы должны быть рады тому, что можете получить.

— В вашем положении, полагаю, вы должны чувствовать то же самое.

— Вот видите, сэр… Какое же счастье могут такие потерянные души обрести друг в друге?

— Дружеское общение.

— Но общение у меня есть. С отцом, сестрой и сыном. Не говоря уже о Дорис.

— С отцом, который готов сбыть вас с рук такому типу, как я, лишь бы обеспечить положение младшей дочери? С сестрой, которая каждый день напоминает вам, что вы существуете в этом мире исключительно для того, чтобы являться по первому ее зову? С полоумной старухой, которая разговаривает с невидимым котом, и с сыном, чья жизнь обречена, потому что на нем клеймо сына падшей женщины?

— В то время как вы наслаждаетесь обществом призраков из прошлого, паутины и мебели, используемой на растопку! — ответила она в запальчивости. — Ваши единственные собеседники — непочтительные слуги и бутылка виски. Я не наивная дурочка, сэр. Вы ищете не общения, а средства покончить с вашей бедностью, выкупить назад свое доброе имя, возродить мечты относительно Шеридан-холла и при этом прочно утвердиться в среде джентри, что вам было недоступно, потому что вы, сэр, отпрыск падшей женщины.

Он долго молчал. Постепенно тишина сменилась равномерным шумом дождя за окном. Наконец он натянуто улыбнулся:

— Нет сомнений, что, реши мы вступить в это… рискованное предприятие — иначе не скажешь, — между нами не останется и тени лицемерия. Это правда, что я не люблю вас. Я часто спрашиваю себя, способен ли я вообще любить.

— Так скажите мне, раз этот союз будет заключен исключительно по расчету, означает ли это, что вам должна быть предоставлена свобода в отношении внебрачных связей?

Он вгляделся в ее ничего не выражающие черты.

— Если мне будет угодно, — в конце концов ответил он твердым тоном.

Эмма лишь изогнула бровь, демонстрируя некое подобие агрессивности, и скрестила руки на груди.

— Полагаю, мне будет предоставлена такая же свобода, — сказала она.

Он встретился с ее непреклонным взглядом, мысленно представив себе картину: Эмма Кортни… Шеридан, крадущаяся среди ночи на свидание с любовником. Эта мысль была просто смехотворна. Хотя, с другой стороны, напомнил он себе, несмотря на то что внешне она выглядит как старая дева, налицо тот факт, что под этим пуританским фасадом скрывается весьма соблазнительная женщина и где-то есть, по крайней мере, один мужчина, который небезразличен ей настолько, что она пожертвовала своей репутацией ради него. Как глупо с его стороны постоянно забывать об этом.

Эмма наблюдала, как лицо Шеридана темнеет и самодовольное выражение плавится на нем, как воск от огня.

— Ну? — напомнила она. — Так как же? Не отвечаете? Не может быть, чтобы вы передумали. Вполне логично предположить, будто ваше возвращение сюда означает, что вам срочно понадобились деньги. Не понимаю, почему вас должны волновать мои любовные похождения, если я не буду выставлять их напоказ?

Он отвернулся и пошел вдоль стены. Подойдя к столику со спиртными напитками, задержался, погладил горлышко графина, затем сказал:

— Кажется, я все время забываю о вашем положении. Полагаю, прошлым вечером вы упоминали имя мужчины?..

— Нет, не упоминала.

— Уверен, что да. — Он повернулся и окинул ее любопытным взглядом. — Думаю, было бы только справедливо, чтобы я знал происхождение мальчика.

— Это ни к чему не приведет, уверяю вас.

Снова повернувшись к ней, он бросил на молодую женщину гневный взгляд:

— Ну и черт с ним, но, по крайней мере, скажите, вы любили его?

— Это что-то изменит?

— Просто скажите, черт побери.

— Да, я любила его.

— Ясно. И все еще любите?

— Люблю ли я отца Хью? Вы это спрашиваете, мистер Шеридан?

Он кивнул.

— Признаю, что бывают моменты, когда я испытываю бесконечную нежность к нему. Но временами, когда я думаю о том, что он за человек, я испытываю разочарование, если не сказать отвращение.

— И что же он за человек?

— Непорядочный, разумеется, иначе никогда бы не воспользовался слабостью незамужней девушки.

— Значит, он обаятелен, да?

— Без сомнения, но только когда считает нужным.

Прислонившись к краю стола, она ответила ему таким же пристальным взглядом. Причины, по которым он делает предложение, оставляют желать лучшего, и она не намерена уступать то малое достоинство, которое у нее еще осталось. Будущее и счастье Хью важнее всего.

Шеридан направился к двери, и Эмма выпрямилась. В дверях он задержался и, не оглядываясь, заявил:

— Если вы хоть в малейшей степени заинтересованы в моем предложении, дайте мне знать об этом не позже завтрашнего дня. Или можете забыть, что я был здесь.

С этими словами он вышел.

Она уставилась в пустой дверной проем. Сердце так бешено колотилось в груди, что было трудно дышать. Эмма бросилась к двери.

— Мистер Шеридан! — крикнула она, заставив Алана обернуться. — Позвольте вам заметить, сэр, что ваши манеры оставляют желать лучшего. Нельзя просто войти в дом женщины и предъявить ей ультиматум, особенно когда дело касается такого важного вопроса, как брак.

Слегка опустив голову, она решительным шагом направилась к нему. Он даже не шелохнулся, лишь смотрел на нее прищуренными глазами.

— Что вас так расстроило? — протянул Алан. — Неужели то, что я не вручил вам цветы и конфеты и не встал на колено?

— Не говорите ерунды, сэр. Мне безразличны эти банальности.

— Да? Тогда, возможно, вы просто не привыкли иметь дело с людьми, которых не можете подчинить своей воле. Или просто боитесь.

— Вас?

— Мира за этими дверьми, мисс Кортни. Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы все это выдумали. Не было никаких цыган и никакого татуировщика. Вы создали их здесь, в своей голове. — Он постучал ей по виску пальцем.

Она ахнула и почувствовала, как ее самообладание испаряется под горячим натиском негодования.

— Фактически, — присовокупил он с нарочитой паузой, — вы такая правильная, что я бы не удивился, если б вы даже солгали насчет происхождения Хью.

Ее рот открылся и закрылся, не произнеся ни звука. Сердце, казалось, подскочило к горлу, а волосы на голове зашевелились.

Наклонившись к ней и скривив чувственный рот в саркастической полуулыбке, он сказал:

— Я мог бы поставить на кон свою жизнь, поспорив, что он появился на свет в результате непорочного зачатия.

Напряжение вдруг оставило ее. Если б тело все еще не дрожало от пережитого, она могла бы рассмеяться. Но у нее вышла лишь самодовольная улыбка, и нарочито медленно она стала расстегивать маленькие пуговки блузки, начав с воротника и спускаясь ниже, между тем как глаза Алана сузились, а точеные черты лица окаменели, когда блузка распахнулась, обнажая вначале шею, затем ключицы и, наконец, кружевную кайму сорочки, прикрывающую грудь.

Когда его карие глаза медленно вернулись к ее глазам, она вгляделась в их поразительно напряженные глубины и тихо произнесла:

— Просто чтобы все было предельно ясно, сэр…

Зацепив тонкую ткань кончиком пальца, она слегка оттянула ее вниз, открывая его взору бледную, мастерски выполненную розу, которая изящно изгибалась вверх по груди.

— Уверяю вас, мистер Шеридан, что все до единого слухи обо мне верны.

Его взгляд снова опустился к ее груди и остался там, в то время как молчание затягивалось, и Эмма почувствовала первую вспышку неловкости и досады, обратившую ее тело в пламя.

Наконец губы Алана изогнулись, и у Эммы перехватило дыхание, когда он слегка прижал кончик пальца к стеблю и медленно потянул палец вверх, выше, до розового цветка, где задержался, подняв глаза к ее лицу.

— Очень мило. Если я закричу «бис», вы снимете что-нибудь еще?

Эмма рывком запахнула блузку.

— Очень скоро вы узнаете, что меня не так легко шокировать, мисс Кортни. Совсем не так легко, как вас.

— Всего доброго, мистер Шеридан.

Эмма повернулась спиной к Алану и, держась неестественно прямо, зашагала к лестнице.

Ее отец, цветущий и довольный, вышел из ближайшей комнаты и широко развел руки.

— Значит, быть свадьбе! Благослови, Господи, этот день, когда обе мои дочери обручились.

— Мисс Кортни! — крикнул Шеридан.

Эмма замедлила шаги.

— Эти ужасные очки запотевают, когда вы злитесь.

— Подите к черту! — огрызнулась она, заставив отца резко остановиться.

— Иду, — парировал Алан. — Там и увидимся.

Затем хлопнула передняя дверь. Эмма стояла у основания лестницы, злясь на себя за то, что позволила эмоциям выйти из-под контроля, а также на Шеридана за… за все на свете.

За то, что он не встал на колено, прося ее руки.

За то, что нисколько не уважает ее и даже не пытается притворяться.

За откровенность.

За надменность.

За то, что он так убийственно красив и одинок.

За то, что она готова забыть об осторожности и благоразумии и выйти за него замуж…

Она пошла к передней двери сначала неуверенно, потом быстрее.

— Эмма! — Рита летела вниз по лестнице. — Не делай этого! Ты не должна! Ты знаешь, о чем я, Эмма! Я больше никогда не буду с тобой разговаривать!

Рита нагнала сестру у самых дверей и, схватив за руку, развернула к себе.

— Он не любит тебя!

Эмма взялась за дверную ручку.

— Он женится на тебе только из-за приданого. Он растратит деньги на любовниц, карты, лошадей и эти развалины, а когда деньги кончатся, он вышвырнет тебя, как старую чайную заварку!

— Уйди с дороги, Рита.

— Ради бога! — рявкнул отец. — Отойди, Рита, и оставь сестру в покое.

— Скажи ей, папа. Скажи, чтобы не выходила за него! Умоляю тебя!

Изумленно уставившись на припухшее от слез лицо сестры, Эмма покачала головой:

— Неужели ты отказываешь мне в единственном шансе на свободу, Рита?

— Он негодяй!

— Когда-то ты так не считала.

— Подумай о Хью.

— Именно о нем я и думаю.

— Ну-ну, Рита, девочка… — Кортни взял дочь за плечи и попытался отодвинуть в сторону. — Ей-богу, ты ведешь себя так, как будто ревнуешь.

— Ревную! — Рита засмеялась и заплакала одновременно, отпихнув его руки. — Ревную к ней? Его? Ты шутишь, папа. Ведь это меня он любит. Просто он пытается отомстить мне за…

— За что? — насторожился отец.

Рита вновь обратила горящие глаза на Эмму и, приблизив лицо к уху сестры, прошептала:

— Как ты сможешь жить, зная, что твой муж и сестра были любовниками, что когда он спит с тобой, то, без сомнения, думает обо мне?

— Что такого я тебе сделала, что ты меня так возненавидела? — печально спросила Эмма. — Я растила тебя и любила, как мать. Я пожертвовала всем, чтобы ты была счастлива, и все равно ты жалеешь для меня этой единственной возможности…

— Но Хью заслуживает…

— Не смей даже произносить его имя. Прибереги свое лицемерное проявление заботы о моем сыне для тех, на кого оно произведет впечатление. А теперь… уйди с дороги.

Проскользнув мимо сестры, Эмма распахнула дверь и, подобрав юбки, сбежала по ступенькам.

— Стойте! — закричала она вслед удаляющейся карете Шеридана и побежала по подъездной дорожке. Она едва не врезалась в задок кареты, прежде чем заметила, что та остановилась. Дверца распахнулась, и Шеридан грациозно спустился на тротуар.

Она задыхалась от бега и теперь, достигнув цели, внезапно оказалась во власти сожаления за свою импульсивность.

— Проклятие, — пробормотала она и, когда Алан направился к ней, закрыла глаза от унижения.

О боже, какой дурой она должна выглядеть с заляпанными грязью ногами и юбкой, с растрепанными волосами и прилипшей к телу блузкой!

— Мисс Кортни.

Она резко повернула голову на голос Шеридана.

Он протянул руку к очкам и осторожно снял их. Мир мгновенно восстановил свою ясность. Алан смотрел на нее, вскинув бровь, а его руки протирали запотевшие линзы о лацкан накидки.

— Вы хотели мне что-то сказать, — напомнил он.

— Да, — с усилием выдавила Эмма. — Я…

Она сглотнула и попробовала дышать, обнаружив, что волнение делает это довольно затруднительным.

Шеридан поднял очки кверху и, прищурившись, внимательно оглядел стекла. Удовлетворенный, он посадил их Эмме на нос и заложил дужки за уши. Пальцы его коснулись волос на ее висках и скользнули вдоль края уха.

— Я же говорил, что эти очки запотевают, когда вы злитесь. Ведь говорил, мисс Кортни?

Она кивнула.

Алан стал застегивать ей блузку, а она стояла как статуя и любовалась тем, как угасающий свет очерчивает каждую линию его лица. Сердце молодой женщины забилось в два раза быстрее, когда его пальцы коснулись ее груди.

— Но вы ведь гнались за моей каретой не для того, чтобы обсудить это. Я так понимаю, вы внезапно и резко изменили свое отношение к моему предложению.

Она снова кивнула.

— И полагаю, вы решили, что союз между нами послужит чем-то вроде спасательного круга для нас обоих.

Эмма кивнула еще раз.

— И вы согласны, что, чем скорее это произойдет, тем лучше для нас?

Еще один кивок.

— Прекрасно. Я поговорю с суперинтендантом магистрата. Как вы посмотрите на то, чтобы церемония состоялась через неделю в помещении магистрата?

— Через неделю?

— Я понимаю, что это слишком короткий срок для подготовки, но, с другой стороны, учитывая наши обстоятельства, в обычной церемонии нет необходимости.

Эмма снова кивнула.

Он долго стоял и молча смотрел на нее. Она начала дрожать то ли от холода, то ли от осознания того, что только что согласилась выйти за Алана Шеридана.

Сняв с себя накидку, Алан обернул ее вокруг плеч Эммы и запахнул у горла. Дорогая шерсть и поношенная атласная подкладка еще хранили тепло его тела. Еще она различала слабый запах его одеколона.

— Спасибо, — пробормотала она.

Он скупо улыбнулся и, казалось, задумался, прежде чем наклониться и коснуться губами ее губ.

— Всегда пожалуйста, — прошептал он.

Он повернулся к карете и вскочил в нее с грацией акробата.

— Доброй ночи, мисс Кортни, — послышался его голос изнутри. — Я дам вам знать.

Кучер захлопнул дверцу и взобрался на козлы.

— Доброй ночи, — отозвалась Эмма, глядя, как карета покатила вперед и исчезла в темноте.

 

ГЛАВА 7

— Уверен, вы можете понять причины, по которым я так поступаю, Шеридан. Видит Бог, я не хочу оскорбить ваши чувства. Несомненно, вам будет трудно принять мои условия, однако… — Граф Кортни прочистил горло и вперил в Алана пронизывающий взгляд. — Думаю, вы сможете понять, что мною движет. Мой долг думать о будущем Эммы. При этом я не могу не принять во внимание ваше прошлое. Вы питаете слабость к азартным играм, у вас нет деловой хватки. Однако, — поспешил добавить он, — вас нельзя за это винить, учитывая ваше воспитание… Вы меня слушаете, Шеридан?

— Конечно.

Тон Алана был язвительным, но сдержанным.

— Таким образом, я поставил перед вами условия этого приданого. Эмма должна иметь полный контроль над финансами. Она, разумеется, будет должным образом обеспечивать все ваши потребности.

— Значит, вы хотите сказать, — обратился Алан к Эмме, — что мне придется клянчить у вас деньги?

Она сглотнула.

— Прошу вас, попытайтесь взглянуть на все это с другой стороны, — поспешил вмешаться лорд Кортни. — Учитывая вашу репутацию…

— Но так не делается. Жены не содержат мужей. Наоборот.

Кортни встал между Эммой и Аланом и улыбнулся:

— Вы должны понять мои опасения. Помилуйте, сколько можно услышать историй о кутилах, которые спускают состояние жен, и те вынуждены прозябать в бедности весь остаток дней своих. Я не хочу, чтобы Эмма проснулась однажды утром и обнаружила, что она и ее сын выброшены вон ради другой женщины.

Глаза лорда Кортни стали жестче, а улыбка еще более искусственной.

— Возьмите, к примеру, вашу мать и отца…

Разговор потянулся дальше. Эмма почти не слушала. Она вглядывалась в лицо своего будущего мужа, наблюдая, как его выражение переходит от изумления к гневу, от гнева к пугающей ярости. Внутренний голос шептал ей, что она должна бы находить удовольствие в этой сцене — в конце концов, причины, по которым он женится на ней, далеки от рыцарских. Так почему же это не так? Почему ей хочется подскочить и закричать на отца, что его идея нелепа? Гордость Алана и без того достаточно уязвлена этим браком. Он имеет полное право забрать назад свое предложение просто из принципа. Но сделает ли он это?

Эмма вспомнила, как всю ночь ворочалась в постели, страшась этой встречи. Ей снилось, что он отказывается от условий договора и в негодовании покидает дом.

Еще ей снилось, что он падает на колени и говорит о своей бесконечной нежности и любви и о том, что готов согласиться на что угодно, лишь бы она стала его женой.

Пока ни того, ни другого не произошло.

— Скажите, Шеридан, вы согласны на эти условия? — спросил граф Кортни.

Алан сидел так спокойно, словно этот нелепый поворот событий ничуть не волновал его. Только глаза выдавали ярость.

— Похоже, у меня нет выбора, — ответил он.

Кортни улыбнулся и протянул руку. Алан не принял его рукопожатия.

С погасшей улыбкой отец Эммы произнес:

— Есть еще один вопрос. Это касается мальчика. — Он порылся в бумагах. — Если случится, что брак между вами будет расторгнут, его мать сохранит опеку.

В ответ Алан лишь рассмеялся. Затем он поднялся со стула и обратился к Эмме:

— Я говорил с официальными лицами магистрата. Остальное предоставляю вам, поскольку вы, похоже, склонны всем руководить.

Он круто повернулся и вышел из комнаты, даже не попрощавшись. Эмма бросилась за ним.

— В котором часу? — крикнула она ему вслед.

— В полдень, — последовал короткий ответ.

Она пошла за ним в холл, где Джон стоял с плащом и перчатками Алана. Старый дворецкий помог ему надеть плащ и открыл дверь.

— Мистер Шеридан, — окликнула она.

Задержавшись в дверях, Алан оглянулся.

— Я… понимаю, что вы должны чувствовать, но никто не станет приставлять пистолет к вашей голове и заставлять пройти через это.

— Это как сказать.

Эмма сделала глубокий вдох:

— Ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, сэр.

Алан пожал плечами и стал неторопливо натягивать перчатки.

— Не больше, чем ваше, полагаю.

Она нахмурилась, когда Шеридан медленно направился к ней. Глаза его сверкали, как огненные искры.

— В самом деле, ваше положение, должно быть, крайне отчаянное, если вы выходите за меня, мисс Кортни, — сказал он пугающе безразличным тоном. — Потому что я не из тех, кто добровольно поступается своим достоинством. Стоит только взглянуть на мое весьма бурное прошлое, и вы поймете, что я имею в виду.

— Это угроза? — возмутилась она.

— О нет, мисс Кортни. Я же не гремучая змея, которая трещит хвостом, предупреждая, что собирается наброситься. Я намного хитрее.

Эмма застыла, когда он слегка коснулся пальцем ее груди точно в том месте, где под блузкой скрывалась татуировка, и медленно скользнул пальцем вверх, а затем вокруг шеи к затылку, где его большая ладонь погрузилась в ее волосы. Он наклонил к ней голову, и ее сердце забилось чаще. Глаза мужчины гипнотизировали, и она могла лишь гадать, страх или восторг превращают ее колени в вату.

— Я куда хитрее, — тихо повторил он. — Я скорее гадюка, мисс Кортни. Я заползаю в вашу постель и сворачиваюсь среди простыней. Я дожидаюсь момента, когда вы становитесь наиболее уязвимы, прежде чем ужалить.

— Если вы пытаетесь запугать меня…

— Это просто дружеское предостережение. Мы ведь друзья, не так ли, мисс Кортни?

Она попробовала кивнуть.

Не отрывая глаз от Эммы, он пробормотал:

— А теперь дружеский поцелуй на прощание. Полагаю, у меня есть на это право. В конце концов, что за жених я буду, если не продемонстрирую своей сердечной привязанности моей единственной любви?

Он наклонился и поцеловал ее в губы так, что она едва не задохнулась. Потом оторвался от нее и, резко повернувшись, вышел из дома.

…В субботу утром Эмма проснулась с ощущением пустоты в желудке. Это был день ее свадьбы, а она не получала никаких известий от своего жениха с тех пор, как он ушел из ее дома пять дней назад.

Часть утра она провела с сыном. Они совершили свою традиционную прогулку по дорожкам поместья, затем спустились к пруду. Когда они сидели, обнявшись, на мраморной скамейке, Эмма попыталась объяснить сыну, какая перемена в жизни их ожидает.

— Мы будем там счастливы? — спросил мальчик.

— Да, — ответила она. — Мы будем очень счастливы.

— У меня будет папа?

— Совершенно определенно.

— А он тебя любит, мамочка?

Эмма улыбнулась:

— Да.

— А меня?

— Конечно, он любит нас обоих, иначе бы не женился на нас, верно?

Эти слова преследовали ее все утро, пока она мылась и одевалась. «Как забавно, что все так вышло, — думала она. — И все же… все же, если когда-то я готова была выбрать брак с Аланом при любых обстоятельствах, то теперь…»

Теперь она предпочитала, чтобы он любил ее.

Эмма сидела на стуле в помещении магистрата и смотрела на фарфоровые часы, сделанные в форме колокольчиков. Комната была украшена специально для свадеб.

Без пятнадцати двенадцать прибыл только один гость, брат Алана, граф Шеридан, который поздравил ее и извинился за то, что его жена не смогла прийти: графиня Шеридан ожидала появления на свет третьего ребенка.

Церемония была назначена на полдень. Хью забрался на пуфик у окна и заверил ее, что сообщит сразу, как только его новый папа прибудет.

Часы пробили двенадцать, а жених все не появлялся.

В четверть первого Эмма все так же сидела на краешке стула, время от времени поигрывая рукавами платья, а Алана все не было. Хью ерзал на сиденье и то и дело спрашивал:

— Мама, когда же он приедет?

— Скоро, — отвечала она.

— Мамочка… — позвал Хью, своими маленькими пальчиками сжимая ее руку. — Почему ты плачешь, мамочка?

…Таверна «Кот в сапогах» была на редкость переполнена для такого раннего часа. Мужчины теснились поближе к бару, время от времени поднимая кружки в шутливом тосте за жениха и невесту Шеридан-холла.

— За этого ублюдка Мердока, который за всю жизнь палец о палец не ударил. Пусть теперь со своей женушкой пожинают плоды его труда.

Все разразились хохотом.

— Я не видел эту девку Кортни, но слыхал, она страшна, как крокодил.

— Да еще и с пацаненком, которого прижила, говорят, от румынского цыгана.

— Говорят, у нее вытатуирована пара драконов на заднице. По одному на каждой половине. Когда она идет, то кажется, будто они пляшут джигу.

Снова хохот, сотрясший стены прокуренной комнаты.

Мало-помалу смех затих, когда головы, одна за другой, стали поворачиваться к двери, где стоял граф Шеридан, великолепный в своем дорогом, прекрасно сшитом сером смокинге и брюках в полоску.

Тишина упала камнем, когда Ральф перевел недобрый взгляд с раздосадованных физиономий бражников на Алана, который сидел ссутулившись в темном углу комнаты, обхватив горлышко бутылки виски.

Послышались приглушенные возгласы: «Почему мне никто не сказал, что он здесь?» и «Я и сам не знал». Алан поднял глаза на брата, который подошел и остановился возле столика.

— Вы только поглядите, кто здесь, — протянул Алан. — Какими судьбами, Ральф?

— Уверен, ты прекрасно знаешь, который час.

Он вытащил карманные часы из кармана жилета и открыл крышку.

— Половина первого.

— Ты ничего не забыл?

Алан налил себе еще стакан и оттолкнул бутылку.

— Вообще-то, милорд, я сижу здесь и вспоминаю многое. — Он поерзал на стуле. — Надо признать, что решения, которые я принимал в молодости, не отличались мудростью. И теперь, когда я не так молод, я могу оглянуться на свои ошибки с некоторым пониманием и сказать себе, что не повторил бы их… будь у меня такая возможность.

— И какое отношение все это имеет к Эмме? — поинтересовался Ральф.

Алан провел рукой по волосам и устало потер глаза.

Наклонившись над столом. Ральф сурово заглянул в лицо Алана:

— Кажется, я знаю. Ты считаешь, что она недостаточно хороша. Теперь, когда ты из кожи вон лезешь, чтобы стать настоящим джентльменом, ты думаешь, что, учитывая ее реноме, она будет постоянным напоминанием о твоем. В этом дело, да, Мердок? Как можно завоевать уважение, когда у тебя на шее сидит жена с таким же сомнительным прошлым, как и твое? Несомненно, она будет живым свидетельством того, что тебе снова пришлось довольствоваться объедками.

Алан нахмурился.

Ральф отодвинул стул и опустился на него.

— Может, ты и прав, Мердок. Лично я не могу представить вас двоих вместе.

— Нет?

Ральф покачал головой:

— Нет. Кто захочет жену, которая плясала в чем мать родила вместе с цыганским табором.

— Она не была в чем мать родила, — огрызнулся Алан.

— Но…

— На ней были шарфы.

— А… еще эти ее татуировки…

— Они не видны, так какое это имеет значение?

Откинувшись на спинку стула, Ральф пожал плечами:

— Ее никак не назовешь хорошенькой.

— Напротив. Бывают моменты, когда она очень даже ничего.

— В самом деле? Когда же?

— Когда снимает очки. Когда волосы ее слегка растрепаны ветром. Когда гнев или смущение разрумянят ее щеки… Или когда она копается в саду с розами.

— Гм. Хорошенькая, говоришь?

— Ничуть не хуже своей испорченной сестрицы.

Ральф посмотрел, как Алан опорожнил свой стакан и снова наполнил его.

— Конечно, остается еще вопрос ее репутации.

— Ну и что из того?

— У нее мальчишка.

— Его зовут Хью.

— Никто не знает, кто отец мальчика.

— Хью. Его зовут Хью.

— На тебя ляжет тяжкая ответственность растить чужого ребенка. Могу себе представить, каково нести такой тяжкий крест…

— На что, черт побери, ты намекаешь?

— Ну… он ведь ублюдок.

Алан медленно поднялся со стула.

— Не называй его так.

— Ну, значит, незаконнорожденный. Взгляни правде в глаза, Мердок, он был рожден вне брака…

Алан легко наклонился над столом и, схватив Ральфа за сюртук, сдернул со стула, разбросав бутылки и стаканы.

— Ты намекаешь, что из-за беспечности его родителей Хью меньше достоин внимания, чем любой другой ребенок? Мне известно, что Хью, помимо того что он очень красивый мальчик, исключительно хорошо воспитан, и любой мужчина мог бы гордиться тем, что у него такой сын.

Ральф, не моргая, уставился в покрасневшие глаза Алана.

— Похоже, ты ужасно чувствителен в отношении мисс Кортни и ее сына. Не понимаю, почему, особенно в свете этого факта, ты заставляешь их ждать у алтаря?

Медленно Алан разжал руки, сжимавшие сюртук Ральфа. Вокруг них посетители пивнушки стояли как вкопанные, уставившись в свои бокалы и делая вид, что не слышат разговора братьев.

— Черт бы тебя побрал, Ральф, — пробормотал Алан.

Ральф только пожал плечами и одернул сюртук.

— Ты в состоянии дойти до магистрата?

— Я… не знаю.

— Если поторопимся, то, возможно, придем прежде, чем невеста убежит, окончательно опозоренная.

— Давай кое-что уясним прямо сейчас.

— Прекрасно.

— Я женюсь на девчонке только по одной причине: чтобы заполучить ее приданое.

— Я верю тебе, Мердок.

— Шеридан.

Ральф расправил плечи и разгладил манжеты.

— Забавная штука с этим именем, Шеридан. С того самого времени, как первый Шеридан сражался на стороне короля Ричарда, ни один из этого рода никогда не женился на женщине, которую не любил бы всем сердцем. Считай это традицией.

Алан бросил на Ральфа гневный взгляд и выскочил из таверны, оставив всех в полнейшей тишине.

Чиновник магистрата говорил торжественно и быстро, пока Эмма и Алан стояли рядом, пытаясь сосредоточиться на словах и не обращать внимания на напряжение, электризующее атмосферу между ними.

Эмме с трудом удавалось совершать глотательные движения из-за комка в горле, но она понимала, что выйти из себя на людях — только упасть в глазах окружающих, которые и без того невысокого мнения о ней.

Господи, Алан явно провел последние часы в какой-нибудь таверне. От него несло кислым элем, виски и табаком. Он даже не потрудился переодеться. Он стоял, слегка покачиваясь, и бормотал слова брачного обета так, что никто, кроме него самого, не мог их разобрать.

Так почему же она терпит все это?

Алан прилагал невероятные усилия к тому, чтобы сфокусировать взгляд на строгом чиновнике и сосредоточиться на его словах. Однако глаза его то и дело возвращались к женщине слева от него. Эмма ни разу не взглянула на него, тогда как он просто не мог оторвать от нее взгляда. Куда девалась невзрачная старая дева, прятавшаяся за толстыми линзами очков?

Он заранее отрепетировал извинение, не сомневаясь, что она отвергнет и его извинения, и его самого. Она отказалась видеть его, когда он пришел в магистрат, лишь сказав отцу: «Давайте покончим с этим».

Прекрасно. Так тому и быть. Не дала ему возможности солгать и почувствовать себя не таким ослом, каким он выставил себя.

Он всячески распалял свой сарказм и злость, но, едва только увидел ее, входящую в комнату в простом, но очень красивом свадебном платье, вся его заранее установленная линия обороны рассыпалась. Ее волосы были массой пышных, ниспадающих каскадом красновато-каштановых локонов, которые обрамляли гладкое, как фарфор, лицо. Она шла за руку со своим сыном, который сейчас стоял рядом с ней и с надеждой поглядывал на Алана большими зелеными глазенками.

— Мистер Шеридан.

Он заставил себя поднять глаза на главу магистрата.

— Я спросил, сэр, берете ли вы эту женщину…

— Конечно, беру, иначе я бы тут не стоял.

Ральф прочистил горло.

Эмма с каменным лицом смотрела прямо перед собой.

Сэр Хиггинс выпятил губы и перевел взгляд с одного на другого.

— Мисс Кортни, берете ли вы этого мужчину себе в законные супруги?

Молчание.

Кто-то снова прокашлялся — без сомнения, Ральф пытается сдержать смех. Секунды шли, и становилось все очевиднее, что Эмма пересматривает свое решение.

«Вот оно, начинается, — подумал Алан. — Конечно, мог бы догадаться. Я унизил ее, теперь пришел ее черед. Сейчас она объявит, что скорее в аду замерзнет, чем обменяется супружескими обетами с этим ублюдком».

Хью поднял глаза на мать и потянул ее за юбку.

— Пожалуйста, мамочка, — прошептал он.

— Да, — сказала она тихо. — Беру.

Закрыв глаза, Алан медленно выдохнул, только сейчас осознав, что все это время не дышал.

Было произнесено еще несколько монотонных фраз, за которыми последовал неловкий момент, когда чиновник попросил кольцо невесты.

— Я… — Чувствуя, как лицо его похолодело, а потом запылало, он пробежал руками по жилету, сунул руки в карманы куртки, потом опустил их и стиснул в кулаки. — У меня его нет, — признался он.

— Ясно… Тогда объявляю вас мужем и женой. Мистер Шеридан, можете поцеловать свою жену.

Алан уставился на него и не шелохнулся.

— Сэр, вы могли бы сделать, по крайней мере, это, — подчеркнул чиновник с явным неодобрением и раздражением.

Алан скованно повернулся к ней, и она сделала то же самое, предпочитая, однако, смотреть на его рубашку, а не встречаться с его виноватым взглядом. Он неуклюже взял ее за плечи и вгляделся в лицо. Она не подняла головы и не предложила ни малейшего поощрения.

— Эмма, — произнес он тихо и несколько неуверенно, впервые назвав ее по имени. Потом нежно поймал ее подбородок кончиком пальца и приподнял ее лицо. — Прости, — прошептал он в холодные глаза и наклонился к ней.

Эмма отвернулась, и его губы скользнули по мраморной щеке.

Дело сделано.

 

ГЛАВА 8

Эмма и Алан находились в кабинете директора магистрата: она стояла у окна, а Алан метался по комнате, как тигр в клетке.

— Какая тут холодина, — пробормотал он.

Эмма поежилась, но это не имело отношения к холоду. Боль обручем сковала сердце, и было почти невозможно дышать.

Алан слегка коснулся ее плеча.

Эмма подскочила и обернулась. Он не сводил с нее глаз, словно пытаясь загипнотизировать.

— На улице холодно, — сказал он и потянулся, чтобы закрыть окно. — Ты простудишься.

Эмма отошла в сторону.

— Тогда вы станете очень богатым вдовцом, не так ли, мистер Шеридан?

— Мне кажется, мы уже прошли стадию мистера и миссис, разве нет?

— Как ты смеешь? — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Как ты смеешь делать вид, что все идет прекрасно?

— Я не хотел…

— Полагаю, тебе все равно, что ты унизил меня.

— У нас будет масса времени, чтобы обсудить это позже…

— Я не желаю обсуждать это позже! Я хочу обсудить это сейчас!

— Бога ради, у тебя же истерика, — отрезал он.

Шагнув к нему так, что ее грудь прижалась к его груди, а голова откинулась назад, она холодно произнесла:

— Сегодня день моей свадьбы, сэр. У меня есть полное право на истерику. Еще у меня есть полное право узнать радость и восторг начала новой жизни для себя и своего сына. У меня есть право наслаждаться букетами, конфетами и любовными стихами. У меня есть право окружить себя любящей семьей и друзьями, которые бы брались за руки и хором желали мне счастья. И, конечно, у меня есть право обнимать мужа, которому я не безразлична. — Затем, не выдержав, Эмма срывающимся голосом закричала: — Если ты не заметил, будь ты проклят, ничего этого у меня не было, и я ненавижу тебя за это! Ты меня понимаешь? Ненавижу!

— Чудесно! — крикнул в ответ Алан, остановив взгляд на побелевшем, разъяренном лице своей жены. — Если до вас еще не дошло, миссис Шеридан, мне глубоко наплевать, какие чувства вы ко мне испытываете! Таково было условие, если вы помните. Этот так называемый брак был заключен по двум причинам: облегчить мои денежные страдания и содействовать восстановлению вашей репутации, которая лопнула по всем швам, когда вы раздвигали ноги перед отцом Хью!

Она ахнула. Отшатнулась назад. Уставилась на него так, словно он выстрелил в нее. Затем рука ее взметнулась со свирепостью жалящей змеи и ударила его по щеке.

Кто-то кашлянул.

Эмма заморгала, приходя в себя.

Алан, взбешенный, с горящей адским пламенем щекой, обернулся.

Суперинтендант Хиггинс прикрыл дверь и с видом полнейшего замешательства подошел к своему столу, где лежал раскрытый регистрационный журнал, ожидающий подписей жениха и невесты.

— Полагаю, мне следует пояснить вам, — сказал чиновник, — что в том случае, если вы решите не подписывать этот документ, предшествующая церемония будет объявлена недействительной.

Алан стоял у стола, сжимая его край побелевшими от напряжения пальцами. Он видел отражение Эммы в стекле портрета королевы Виктории. Щеки ее пылали, выражение лица было вызывающим. Что-то похожее на тревогу зашевелилось у него в груди.

…— Итак, — сказал Хиггинс, угрюмый, как владелец похоронного бюро, — мисс Кортни?

Эмма бросила сердитый взгляд на Алана, затем наклонилась над книгой, чтобы поставить в ней свою подпись.

Они присоединились к гостям в переполненном людьми коридоре — к лорду Кортни, Дорис и графу Шеридану. Хью бросился в объятия Эммы и чмокнул мать в щеку.

Лорд Кортни отозвал Алана в сторону и тихо объяснил, что долг обязывает его вернуться в Кортни-холл.

— Это из-за Риты. Я беспокоюсь о ней. Она такая хрупкая, а после смерти жены… ну… вы понимаете. — Он повернулся, чтобы уйти.

— Как! — воскликнул Алан. — Никаких строгих наставлений от отца, как мне следует обращаться с его дочерью? Ни вежливых угроз относительно того, что будет со мной, посмей я оскорбить ее чувства?

— Ну… я…

— Ни слова ей на прощание? Ни заверений, что, если жизнь со мной станет невыносимой, у нее всегда есть место, куда она может обратиться за поддержкой? Ни ласкового поцелуя в щеку?

— Едва ли вы имеете право меня критиковать, сэр, учитывая ваше прискорбное поведение сегодня и всю последнюю неделю, если уж на то пошло. Я вообще удивляюсь, как Эмма стерпела все это. Вы знаете, как говорят, Мердок: тому, кто живет в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями.

С этими словами он развернулся и, вскинув голову, покинул помещение.

— Связать бы этого старого ублюдка да высечь, — заметил Ральф за спиной у Алана.

Он оглянулся на брата через плечо. В этот момент он внезапно осознал, что семью Эммы мало заботят ее чувства и благополучие, тогда как Ральф, несмотря на происхождение Алана и все неприятности, которые он причинил Шериданам, пришел сегодня поддержать его.

— У тебя руки чешутся врезать ему кулаком по зубам, да? — сказал Ральф.

— С чего бы мне делать это? Этот сукин сын вот-вот сделает меня очень состоятельным человеком.

— Потому что внутри твоей здоровенной пустой груди все же бьется человеческое сердце. Я часто подозревал, что оно есть там, хотя отказывался поверить, потому что не слишком тебя жалую. Но знаешь, надо признать, мы с тобой во многом похожи. Когда я вернулся из Америки, то был самым холодным, расчетливым и гнусным ублюдком из всех, кого знал. Но это было до встречи с Эстер. Ты чувствуешь себя виноватым?

— Да.

— Хорошо. Это значит, есть надежда, что Эмма простит тебя. А я подозреваю, что простит. Она как-то не показалась мне злопамятной, мелочной женщиной. Если б это было так, полагаю, отец Хью уже давно ощутил бы действие суровой руки закона. Кто знает, может, ты, в конце концов, и будешь счастлив.

В этот момент что-то с силой ударилось о ногу Алана. Он взглянул вниз и обнаружил Хью, взирающего на него своими широко распахнутыми зелеными глазенками.

Ральф засмеялся.

— В чем дело, папа? У тебя такой вид, будто ты никогда не видел детей. Держу пари, он не кусается.

— Ты уверен?

— Похоже, ты ему нравишься, Мердок. Чего ты боишься?

— Я слышал, что дети непредсказуемы.

— Поскольку ты сам так и не повзрослел, думаю, вы отлично поладите.

Алан удивленно посмотрел в сторону Ральфа. Тот лишь рассмеялся.

Опустившись на колено, Алан изобразил улыбку для малыша. Что там говорят четырехлетнему ребенку?

Хью пробормотал что-то, потом опустил глаза.

Алан наклонился ниже и пристально вгляделся в маленькое личико:

— Я не расслышал, что ты сказал.

Мальчик робко приподнял подбородок и прошептал:

— Мама из-за тебя плакала.

— Мне жаль. Я не хотел.

— Но она плакала.

Сделав глубокий вдох, Алан взглянул на Ральфа, который наблюдал за ним и мальчиком. Его взгляд говорил: «Выйди из этого положения достойно».

— Хью, — начал он, — я просто уверен, что все мы будем счастливы в Шеридан-холле. — Он приподнял подбородок мальчика. — Может, мы когда-нибудь покатаемся верхом. Или я покажу тебе несколько потайных местечек, где я, бывало, прятался и играл, когда был маленьким.

Глазенки мальчика заискрились любопытством.

— Потайные места?

— Укромные комнаты, где я воображал себя королем замка в окружении рыцарей в сияющих доспехах.

— Моя мама говорила, что однажды приедет доблестный рыцарь и заберет нас от дедушки и тети Риты. — Сморщив свой маленький носик и скривив набок розовые губки, он прошептал: — Они меня не очень любят.

Ральф перестал улыбаться.

Алан положил руку на плечо мальчика и ощутил, что в душе у него возникло какое-то неясное чувство. Чувство гнева. Даже не гнева, а ярости. Волнения. Смущения. Сочувствия, окутанного болезненной пеленой понимания.

Внезапно глазки Хью округлились, радость осветила лицо.

— Только мы получили кое-кого получше, чем рыцарь, правда, сэр? Самого короля!

Хью помчался по коридору, словно на крыльях.

— Очень мило, — заметил граф Шеридан. — Удивительно будет обнаружить, что дети любят тебя. Или — еще удивительнее, — что ты любишь детей.

— Дети любят меня? Ты шутишь, Ральф. Мы оба знаем, что я из тех, от кого дети в страхе бегут, как от чумы.

— Он и убежал. Но не от страха. Я действительно верю, что ты сделаешь мистера Хьюго очень и очень счастливым. Подозреваю, что сегодня во сне он будет побеждать драконов и спасать прекрасных дам.

Алан поднялся и удивился странному выражению на лице Ральфа. Граф глядел на него с оттенком любопытства и еще чего-то такого, чего Алан не смог разобрать.

Поездка домой длилась, казалось, целую вечность. Дорогу развезло, да и пейзаж не отличался разнообразием. Но Эмма не отрывала взгляда от окна, делая вид, что любуется монотонной картиной местности, хотя нервы ее были напряжены до предела.

Алан распорядился, чтобы Хью и Дорис ехали в другой карете, подчеркнув с несколько язвительной улыбкой, что сегодня как-никак день его свадьбы. В конце концов, новобрачные имеют право на уединение. Когда кучер открыл дверцу и подал Эмме руку, она осторожно спустилась и оглянулась, ища взглядом карету с сыном.

— Они подъедут позже, — сообщил Шеридан, стоявший позади нее.

Молли встретила их в дверях, как обычно, непричесанная, неряшливая и недовольная. Она взяла плащ у Эммы, затем повернулась к Алану:

— Я приготовила на ужин пирожки с мясом и чай. Думаю, вам на двоих хватит. Надеюсь, вы любите пирожки с мясом, ведь ничего другого я стряпать не умею. Не больно-то люблю стряпать, да и не для этого меня нанимали.

— Уверена, они мне понравятся, мисс…

— Кукс, — отозвалась Молли.

— Мисс Кукс. И можете не беспокоиться, что нам не хватит. Я не очень голодна.

— Как угодно.

Молли отвернулась.

— Мисс Кукс, — позвала Эмма.

— Чего вам? — буркнула Молли, не оглядываясь и не замедляя шага.

— Мисс Кукс.

Молли остановилась и оглянулась, нахмурившись.

— Я вас еще не отпустила, — подчеркнула Эмма.

Недоумение промелькнуло на лице служанки. Шеридан наблюдал за ними, стоя со скрещенными на груди руками и поднятой бровью.

— До тех пор пока я не найду повара, будьте добры согласовывать со мной меню на весь день. Насколько мне известно, первоклассный повар-француз только что уволился из поместья в Стретсоне. Завтра я напишу ему.

— Угу, — буркнула Молли. — Это все? — добавила она с ноткой сарказма.

Эмма кивнула, и служанка удалилась, бормоча что-то себе под нос и волоча плащ Алана по полу.

— Вижу, вы с Молли чудно поладите.

Шеридан стоял в полутьме, и свет от факела на стене образовывал тени на его волосах и плечах. Весь вестибюль казался жутко мрачным и холодным.

— Боюсь, ваша челядь обленилась, сэр.

— Молли и есть вся моя челядь.

— Значит, я постараюсь исправить эту ситуацию как можно быстрее.

Глаза Алана сузились, рот скривился. Эмма подумала, не слишком ли далеко она зашла, но потом решила, что нет.

— Что ж, за это стоит выпить. Идем, я угощу тебя стаканчиком, Эмма.

Она пошла за Аланом по галерее до небольшой комнаты, выходящей окнами на запад.

— Пожалуйста, садись, — сказал он ей, открыл шкафчик с напитками и налил им обоим немного бренди.

Ее муж.

Пресвятая дева, подумать только, что всего неделю назад она была уверена, что ее жизнь закончится в Кортни-холле. А теперь она замужем.

— Эмма?

Она оглянулась и увидела Алана возле своего стула, протягивающего ей бокал с бренди. Она взяла, но пить не стала.

Алан опустился на стул рядом с ней и поболтал жидкость в бокале.

— Тебе нравится эта комната? — поинтересовался он.

— Она очень милая.

— Она типично женская. Мать Ральфа когда-то часто приходила сюда. Она часами сидела в этом кресле и читала своим детям вслух.

— А где был ты?

— Подслушивал за дверью.

— Тебя никогда не приглашали присоединиться к ним?

— Довольно часто.

— Но ты отказывался.

— Я никогда не позволял себе верить, что они на самом деле хотят, чтобы я был с ними.

— Это очень глупо.

— Я был всего лишь ребенком. А кроме того, мне хотелось, чтобы моя родная мать читала мне вслух.

Эмма поставила свой бокал.

— Ты очень зол на свою мать.

Алан резко встал и прошел к столу, покрытому толстым слоем пыли.

— Ты излишне прямолинейна, — произнес он, не глядя на нее.

— Тебя это беспокоит?

Он пожал плечами, и тень гнева промелькнула на его лице.

— Я привел тебя сюда не для того, чтоб говорить о Лауре Мердок.

— Насколько я помню, ты первый заговорил о ней. Однако, быть может, ты желаешь поговорить о делах? Прекрасно. Мы можем начать с книг…

— Эмма…

Алан отставил бокал и вгляделся в профиль жены, созерцающей пейзаж за окном. Он почувствовал какое-то волнение. Странную нервозность. Растерянность от собственной неуклюжести.

— У нас впереди уйма времени, чтобы заняться делами Шеридан-холла. Сейчас я чувствую, мы должны поговорить о нас. Это же день нашей свадьбы, верно?

— Забавно, что ты напоминаешь мне об этом.

— Есть определенные нюансы в нашем с тобой соглашении, которые следует обсудить.

Румянец залил ей щеки. Она потянулась к бокалу, который прежде отставила.

— У меня создалось впечатление, что наш союз — не более чем деловой контракт.

Сухая, бесстрастная интонация ее голоса на мгновение озадачила его.

— Значит, возможно, я недостаточно ясно выразился.

— Ты выразился более чем ясно. Я должна предоставить тебе право иметь любовниц. Ты меня не любишь, поэтому и не желаешь спать со мной.

— С каких это пор любовь стала решающим условием плотских отношений между мужчиной и женщиной?

— Не могу представить это иначе.

Ее откровенность лишила Алана дара речи. Наконец он сказал:

— А как насчет желания ради желания?

— Желания? — Ее темные брови сошлись над переносицей. — Как можно желать человека, который тебе не нравится?

— Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься.

— Но и не говорил, что нравлюсь.

— Я тебя не знаю.

— И тем не менее женился на мне.

— Так что ж, казнить меня теперь за это? В конце концов, ты тоже вышла за меня замуж и тоже меня не знаешь.

— Я знаю тебя. Знаю уже много лет. Мы встретились четырнадцать лет назад, когда мне было тринадцать. Тебе было года двадцать четыре, наверное. Я наткнулась на тебя на Стоун-блафф. Ты стоял на вершине и смотрел в сторону Шеридан-холла. Ты рассердился, обнаружив, что я подглядываю за тобой из-за ствола дерева. — Эмма наконец взглянула на него. — Ты сказал: «Ты кто, черт возьми, и почему прячешься за деревом?»

Заинтригованный, Алан спросил:

— И что ты ответила.

— Боюсь, я была слишком поражена, чтобы что-нибудь ответить.

— Поражена чем? Страхом? Я был таким грозным?

— Для деревенской девушки, которая еще ни разу не была в Лондоне, ты был очень грозным. Надменным. Искушенным. Таким аристократичным. Я была уверена, что ты рыцарь. В конце концов, ты был верхом на том прекрасном гнедом жеребце…

— Марсе.

— Я считала, что он великолепно подходит тебе.

— Мы с ним были одного нрава. Необузданные и строптивые. — Он улыбнулся воспоминаниям.

Эмма не отрывала взгляда от янтарной жидкости.

— Ты был воплощением всех моих фантазий, — тихо произнесла она голосом, странно уязвимым. — Ты был красивым и вызывающим. Свободным. Я приезжала на Стоун-блафф каждый день в надежде увидеть тебя. Иногда я даже скакала без седла и изо всех сил погоняла мою маленькую кобылку по пустоши, воображая, что я — это ты.

Поднеся бокал ко рту, она слегка смочила губы и глубоко вздохнула, словно находя силы в аромате бренди.

— Потом ты на несколько лет уехал из Шеридан-холла. Всякий раз, оказываясь на Стоун-блафф, я думала о тебе и представляла, какой должна быть твоя жизнь за границей. Так что, как видишь, ты для меня отнюдь не незнакомец.

Алан мягко отставил свой бокал и подошел к Эмме. Он присел рядом с ее стулом и, оказавшись чуть ниже, заглянул ей в лицо:

— Почему ты вышла за меня, Эмма, если так хорошо знала меня? Неужели мои недостатки, мое происхождение, моя репутация и поведение тебе не противны?

Отвернувшись, она опустила глаза.

— Потому что, — ответила она убежденно, — в глубине души я чувствую, что ты стоишь того, чтобы спасти тебя.

 

ГЛАВА 9

Алан положил руку ей на колено. Эмма поглядела ему в лицо, заглянула в глаза — в глаза, которые принесли ей столько бессонных ночей. Что она увидела там? Неверие? Замешательство? Неужели он внезапно разгадал ее и понял, что она любит его, любит с того самого дня, когда он обнаружил ее подглядывающей за ним из-за ствола старой рябины?

— Я стою того, чтобы меня спасти? — переспросил он мягко, задумчиво. На лице мужчины было написано изумление, однако губы цинично скривились.

— Ты так думаешь, Эмма?

Почувствовав смущение, Эмма отвернулась. Она открыла ему слишком много. Без сомнения, он будет смеяться над ней, может, даже презирать за наивность и детский романтизм.

— Посмотри на меня, — приказал Алан, а когда Эмма не сделала этого, приподнял ее голову за подбородок. Глаза его странно блестели. — Почему? — просто спросил он.

— А почему нет? Ты мой муж, разве это не моя обязанность?

— Обязанность? Ты чувствовала себя обязанной угодить отцу и сестре, поэтому вышла за меня. Ты чувствовала себя обязанной сделать жизнь своего сына лучше, поэтому вышла за меня. И ты хочешь, чтобы я поверил, будто ты заключила этот брак с целью спасти меня, как будто я действительно тебе небезразличен? — Горечь закралась в его голос, когда он продолжил, но уже чуть тише: — Никто никогда не считал, что я достоин чего-то лучшего, милая моя. Так как же я могу поверить тебе? Тебе, чужой, несмотря на то что мы мимоходом встречались лет сто назад?

На это у нее не было никакого ответа, за исключением правды, а эта правда казалась нелепой даже ей самой. Поэтому она промолчала.

В этот момент в комнату вошла Молли, а вслед за служанкой вбежал Хью.

— Мамочка! — закричал мальчик и забрался к Эмме на колени. Затем в комнату вошла Дорис. Хью захихикал. — На нее опять нашло, — сказал он. — Она заставила Бриггса остановиться посреди дороги и искать котика.

— Не могу представить, куда он запропастился, — печально пробормотала Дорис.

— Ты не говорила, что она приедет с вами, — нахмурился Алан, недовольно взглянув на Эмму.

— Это подразумевалось само собой. Она няня моего сына.

— Она не опасна?

— Нисколько.

— Я хочу есть, — объявил Хью.

— Мисс Кукс приготовила на ужин пирожки с мясом и чай.

— Я не люблю пирожки с мясом.

Молли фыркнула и выскочила из комнаты.

— Возможно, сегодня ты мог бы сделать исключение.

— В этом доме холодно, темно и странно пахнет. Тут живут привидения?

— Думаю, нет.

— Я хочу посмотреть свою комнату.

Эмма взглянула на Алана:

— Вы приготовили ему комнату, сэр?

— Это не пришло мне в голову.

— Значит, я сделаю это сама. Какую комнату вы позволите ему занять?

Поставив бокал на стол, он резко бросил:

— В этом доме двадцать спален. Выбирайте любые.

Взяв малыша на руки, Эмма направилась к двери, взглянув на угрюмое лицо мужа со смесью осторожности и любопытства.

— Идем, Дорис, — сказала она и вышла.

…Алан решил не ужинать вместе со всеми. Он предпочел забаррикадироваться в кабинете и стоял у окна, задумчиво глядя на жалкое зрелище, которое представлял собой розарий. Внезапно он вспомнил вечер, когда впервые приехал в Шеридан-холл. Ему было семь лет. Он был один. Он никогда раньше не видел своего отца. С зажатой в руке запиской он стоял один в холле, изумленно уставившись на огромную лестницу. В тот момент ему казалось, что сейчас прямо на него выскочит призрак. Никакой дух, естественно, не появился, только его отец, чья суровость и раздражение привели его в неописуемый ужас.

Держа руки в карманах. Алан вышел из кабинета и побрел в столовую, обнаружив там лишь старый стол, уставленный грязной посудой. Без сомнения, Эмма привыкла, чтобы слуги убирали за ней после еды.

Молли вошла в столовую вслед за Аланом.

— Меня в жизни так не оскорбляли. — Она схватила чашку с блюдцем, расплескав при этом холодный чай себе на фартук. — Я должна все бросить и позаботиться, дьявол ее дери, о ее треклятой ванне.

Алан недоуменно поднял бровь, когда она с грохотом поставила чашку на стол и, уперев руки в пышные бедра, окинула хозяина негодующим взглядом.

— Я не намерена терпеть от нее такое обращение, ясно вам, сэр?

— Какое обращение?

— Ведет себя ну чисто королева, ей-богу. Я, видите ли, должна принести наверх ванну с горячей водой Я что, похожа на домовую лошадь? И как будто этого ей мало, она заявила мне, что с этих пор я не должна показываться ей на глаза, если не буду чистой. Чистой! Она говорит, что от меня пахнет!

— Понятно.

— Она говорит, что у меня такой вид, будто я валялась со свиньями. Нет, это ж надо! Разве так обращаются с преданными, трудолюбивыми слугами? Говорит, моя внешность — оскорбление ее чувствам, и спросила, когда я последний раз выводила вшей. Ну и наглость. И как будто этого мало, она приказала мне постричь волосы или зачесать их назад и забрать в сетку. Говорит, это негигиенично. Волосы, видите ли, могут попасть в еду. Ну и ну! Мало того, еще и этот нахальный мышонок заявил, что мои пирожки с мясом на вкус как свиные помои.

«Нахальный мышонок прав», — подумал Алан, но не осмелился сказать это вслух. По правде говоря, он с трудом удерживался от улыбки.

— Они устроились в своих комнатах? — поинтересовался он.

Молли кивнула и вновь принялась за уборку стола, гремя посудой и бормоча что-то о чванливых аристократах. С руками, занятыми стопкой тарелок, она направилась к двери, остановившись лишь для заключительного обвинительного акта:

— Она потребовала булочек на завтрак. Я сказала, что, если б даже умела их печь, мне бы потребовалось на это полночи, но, раз я не умею, ей придется довольствоваться гренками. Знаете, что она сказала?

Он покачал головой.

— Что будет рада показать мне, как печь булочки. Я сказала, что не имею никакого желания учиться, особенно если она собирается нанять какого-то там расчудесного повара-француза. Она сказала, что все равно хочет булочки, поэтому мне уж придется постараться. И просит апельсинового джема. Я говорю, что в этом доме уже лет пять как его не было. А она заявляет, чтоб я съездила в Кортни-холл и привезла банку. Как будто мне мало дел — греть ей эту треклятую воду для ванны, морить у себя вшей и печь булочки, когда я не знаю как. Когда же бедной девушке спать, спрашиваю я вас? И вдобавок ко всему, эта полоумная старуха просит блюдце теплого молока для своего дурацкого кота.

— В таком случае советую тебе отнести блюдце с молоком в комнату Дорис как можно скорее.

Молли посмотрела на него так, словно у него внезапно вырос хвост.

— Вы ненормальный, как и все они, — пробормотала служанка и вышла из комнаты.

Алан еще немного послонялся по комнате, надеясь убить время, потом вышел в галерею и постоял возле лестницы, прислушиваясь.

Вот оно. Слабый звук. Голос, проглоченный громадой старинного дома.

Он закрыл глаза.

Детский смех.

Он затаил дыхание.

Терпеливые, но настойчивые увещевания матери успокоиться.

Потом послышались голоса матери и ребенка. Смех, подобный звону двух веселых колокольчиков.

Он выскочил из дома без плаща, предпочитая ощутить холод. Нелепо, но он никогда раньше не слышал смеха своей жены. А то, что его музыкальность подействовала на него так странно, казалось еще более нелепым.

Конюшни когда-то были величественным каменным строением, чистым и ухоженным. Теперь здесь все было грязным и запущенным.

Алан остановился на пороге и вгляделся в темноту. В нос ударил резкий запах прелого сена. Свет горел только возле подсобки. Алан пошел на голос старого конюха, чистившего стойла, в которых еще держали лошадей.

Бен Коулз выпрямился, заметив Алана, и заулыбался:

— Эй. Погляди-ка, кто здесь, Ласточка. Бьюсь об заклад, это сам хозяин пришел проведать нас.

Алан взглянул на гнедую кобылу, которая вскинула свою изящную голову и тихо заржала. Он протянул руку, и она тут же ткнулась в нее своей бархатистой мордой.

Бен бросил несколько яблок в корзину и прислонил грабли к стене.

— Слышал, вас можно поздравить, сэр.

Алан улыбнулся. Не многие в Англии обращались к нему «сэр». Со дня его появления в Шеридан-холле тридцать лет назад Бен всегда относился к нему уважительно.

— Скоро я буду знакомиться с леди?

— Конечно.

Бен подмигнул и протянул чуть дрожащую руку к уздечке на стене. Перебросив ее через плечо, заковылял к подсобке, усмехаясь про себя.

— Не успеем и глазом моргнуть, как услышим здесь топанье детских ножек.

— Раньше, чем ты думаешь, — буркнул Алан себе под нос. — У нее есть сын, — добавил он угрюмо и стал ждать реакции старика.

Бен вышел из подсобки и закрыл дверь.

— Эй, не здорово ли? — сказал он и вытер грязные руки. — Жду не дождусь, когда познакомлюсь с ним.

Алан смотрел, как старик проковылял к стулу. Как это похоже на Бена — принять новость о его внезапной женитьбе на женщине с ребенком, даже не приподняв брови от удивления.

— Сдается мне, скоро у нас тут кое-что переменится. — Бен со вздохом плюхнулся на стул.

— Да, кое-что.

— Может, вы даже бросите пару-тройку шиллингов на то, чтобы малость украсить это местечко. — Он поднес фляжку с виски ко рту и сделал большой глоток. — Не удивлюсь, если вы даже заглянете на тот аукцион через две недели и выкупите гнедого дьявола Марса. Великолепный был самец. Хороших детишек наделал. Ну так как, будете выкупать его, сэр?

Алан не ответил, повернулся к конюху спиной и по очереди зашел в каждое из стойл, где оставшиеся четыре арабских скакуна нетерпеливо заплясали при виде хозяина.

— Пойду на покой, сэр, если вы не против, — послышался голос Бена.

— Спокойной ночи, — отозвался Алан, слушая, как старик поднимается по ступенькам в свою комнату, которая была его домом последние пятьдесят лет.

Вернувшись в дом. Алан прошел на кухню и обнаружил Молли над тазом с липким тестом. По всему полу вокруг нее была рассыпана мука. Но сарказм, которого служанка собиралась добавить в свое замечание, остался невостребованным, ибо она сразу заметила, что хозяин не в духе.

— Можете сказать ее высочеству, что у нее будут на завтрак эти треклятые булочки, — осторожно сказала Молли.

Алан не ответил, а прошел к черной лестнице, по которой поднялся на второй этаж. Пройдя прямиком к себе в спальню, он нашел ее пустой.

А чего, собственно, он ожидал?

Развернувшись. Алан подошел к соседней комнате и постучал. В этот момент дверь спальни напротив распахнулась, и Хью, одетый в просторную белую рубашку, с визгом выбежал из комнаты. За ним последовала Эмма, одетая так же, как и сын, с разметавшимися по плечам волосами. Ни ребенок, ни мать не заметили Алана и помчались по коридору.

— Не догонишь, не догонишь, — поддразнивал мальчик мать.

— Это мы еще посмотрим! — задорно ответила та, в дна прыжка догнала сына и, схватив на руки, закружила, отчего ребенок звонко рассмеялся.

Алан наблюдал за всем этим, затаив дыхание.

Потом Эмма, повернувшись к комнате Хью, заметила его. Лицо ее раскраснелось от бега, глаза буквально искрились смехом.

— Сэр, — проговорила Эмма, — нам сказали, что вы гуляете.

— Гулял.

Эмма взглянула на него поверх всколоченной головки сынишки. Грудь ее поднималась и опускалась с каждым вздохом. Затем, ничего не сказав, она поспешила назад в комнату Хью. Алан пошел вслед за ними.

— Теперь тише, — прошептала она, укладывая неугомонного мальчика в кровать. — Боюсь, мы потревожили Шеридана. Он не привык к маленьким шалунам, бегающим по его дому.

— Но ведь он любит маленьких мальчиков, правда? — спросил Хью, поглядывая из-за материнского плеча на Алана.

— Конечно, любит.

— А как я буду его называть, мамочка? Я буду звать его папой?

Хлопотливые руки Эммы застыли, но она так и не взглянула на Алана.

— Я поговорю с ним об этом, — наконец ответила она и стала подсовывать край одеяла вокруг детского тельца. — А пока можешь обращаться к нему «сэр».

— Хорошо. — Повернувшись на бок, малыш положил свою пухленькую щечку на подушку и поглядел на Алана краешком глаза. — Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи, — отозвался Алан.

Выпрямившись, Эмма бросила на Алана быстрый взгляд, потушила свет и поспешно вышла из комнаты. Алан прошел вслед за ней, замешкавшись, когда она скрылась в комнате, которую, очевидно, выбрала для себя. Он подошел к двери и увидел ее сидящей у трюмо. В торопливо наброшенном поверх ночной рубашки халате она, не мигая, смотрела на свое отражение в зеркале и расчесывала волосы, цвет которых напоминал цвет выдержанного виски.

— Эмма…

— Прошу прощения, если мы потревожили вас, — прервала она его слегка запыхавшимся голосом. — Хью легко возбудим, как большинство детей его возраста.

— У тебя красивые волосы, — сказал он, ненавидя себя за почти тоскливое звучание собственного голоса.

Нет, он не желает эту женщину… У него есть полное право презирать ее и все, что она собой представляет. Однако вот он, стоит тут как вкопанный, и вид изгибов ее тела под мягкой фланелью вызывает легкую испарину на его лбу и напряжение в паху.

Эмма наконец повернула голову, и ее глаза встретились с его изучающим взглядом. Он не шелохнулся и не отвел глаз, упиваясь видом женщины, сидящей на маленьком пуфике в рубашке, застегнутой высоко на шее и на запястьях.

— Ты не против, что я взяла эту комнату? — тихо спросила она.

— Я… — Он покачал головой. — Нет, с какой стати?

Эмма положила расческу на столик.

— Завтра утром первым делом мы возьмемся за книги.

— Хорошо. — Он не хотел никакого напоминания об этих дурацких книгах сейчас.

— Боюсь, — плечи ее поднялись и опустились, — я произвела плохое впечатление на мисс Кукс.

— Я знаю.

Она не пошевелилась, только сцепила руки на коленях.

— Ты получишь булочки на завтрак, — сказал он. — Правда, апельсинового джема не будет.

Эмма притворно нахмурилась:

— О бог мой, не знаю, переживу ли я это.

Они оба рассмеялись, но затем вдруг одновременно затихли. В комнате повисла тишина, которая сделалась вполне осязаемой. Первым нарушил молчание Алан.

— Я могу войти? — наконец спросил он.

Эмма быстро прижала руку к горлу. Что-то промелькнуло на ее лице. Удивление? Тревога? Нервозность? Он не привык иметь дело с пугливыми женщинами. И кроме того, она не имеет права изображать перепуганную девственницу. С ее-то прошлым.

Остановившись перед ней, Алан спросил:

— Ты боишься меня, Эмма?

— Я просто не понимаю, зачем ты здесь.

— Я бы ответил тебе, милая, но это ведь понятно и без слов.

Эмма резко поднялась, прошла в дальний угол комнаты и остановилась там, сделав вид, что смотрит в окно.

— Я думала… что нам сначала надо узнать друг друга…

— Это он?

Она повернула голову и холодно посмотрела на него:

— Не понимаю…

— Возможно, ты думаешь о своем любовнике, отце Хью. Если ты беспокоишься, что я буду обвинять тебя в этом сегодня…

— Нет, я… — Она сглотнула. — Ты должен понять. Все это, — она обвела комнату рукой, — случилось так быстро. Прости, но я не та женщина, которая может отдаться мужчине, не испытывающему к ней ни малейшего чувства, что бы ты обо мне ни думал.

— Разве тебе мало, что я женился на тебе? Что предоставил тебе и твоему сыну дом?

Она долго не мигая смотрела на него.

— Если бы ты испытывал ко мне хоть немного симпатии… — Она поглядела на свои руки, которые казались такими тонкими и белыми в полумраке. — Я нравлюсь тебе хоть чуточку?

Он смотрел на нее, чувствуя, как кровь бушует в жилах, словно пожар. Как смеет она требовать от него чувства, отказываясь выполнить свои супружеские обязанности? Он имеет полное право требовать их от нее. В конце концов, он дорого за это заплатил. Заплатил своей гордостью. Своим мужским достоинством. Но она требует какой-то лицемерной клятвы любви, требует для собственного успокоения.

— Мамочка! — неожиданно закричал, вбегая в комнату, Хью, вдребезги разбив напряженную тишину. Малыш подскочил к Эмме, схватил ее за руку и потянул. — Скорее! Идем же! Там внизу сумасшедшая тетя…

Эмма нахмурилась:

— Тише! Тебе приснился дурной сон…

— Пожалуйста! — повернув к Алану округлившиеся глазенки, Хью заявил: — Там двое дядей держат какую-то сумасшедшую тетю. Они говорят, что они из…

— Ашемской частной клиники, — послышался возбужденный голос Молли.

Алан на секунду закрыл глаза.

— О боже, — прошептал он и, выйдя из комнаты, зашагал по коридору, чувствуя, как бешено колотится сердце. Этого не может быть. Ведь эти ублюдки дали ему срок до пятнадцатого числа.

Остановившись на верху лестницы, он посмотрел вниз на незваных посетителей, ожидавших внизу. Один из мужчин, одетый во все черное, с мрачным, похоронным лицом, сказал:

— Мистер Шеридан, полагаю…

— Что, черт возьми, вы здесь делаете?

— Меня зовут Джон Клеменс, я из Ашемской частной лечебницы.

Алан медленно спускался, переводя взгляд с мрачного Клеменса на двух его ассистентов в белом и, в конце концов, на безумную старуху, которую они придерживали за руки.

— Алан! — закричала она. — О, мой дорогой, любимый Алан! Пожалуйста, помоги мне!

— О боже, — тихо ахнула Эмма позади него. — Кто это несчастное создание?

— Моя мать, — прорычал Алан.

 

ГЛАВА 10

На следующее утро Эмма проснулась и обнаружила, что Алан покинул Шеридан-холл. По словам Молли, он уехал на рассвете, взяв с собой кое-что из вещей и не сказав ни слова, куда едет и когда вернется.

В течение следующих дней она пыталась отвлечь мысли от своего блудного мужа, занимая их домашними делами — отбором персонала, планированием бюджета, уплатой старых долгов. Разумеется, она проводила как можно больше времени с Хью и с матерью Алана, заверяя обоих, что Алана вызвали по срочным делам и он может вернуться в любой момент. Однако сама она не была в этом уверена.

Что, если он не вернется?

Молодая женщина убеждала себя, что это не имеет значения. В конце концов, она его жена. Они с сыном живут в лучшем из домов Йоркшира. Их финансовое положение не зависит от Алана. И все же тревога, словно облако, парила над ней. Эмма ловила себя на том, что ее мысли возвращаются к тому моменту в день свадьбы, когда муж стоял перед ней и она ощущала его желание.

Господи, сколько же лет она мечтала о таком мгновении? Она, выросшая на острове одиночества, окруженная морем равнодушия, проявляемого к ней родителями и сестрой, никогда еще не испытывала такой пронзительной тоски по нежному прикосновению и искреннему слову любви, как в тот момент, когда смотрела в глаза мужа…

Но она отвергла его.

В часы, свободные от занятий с сыном и забот о Лауре, матери Алана, Эмма зачастила в конюшню, находя радость в обществе Бена Коулза, не говоря уже о лошадях.

Она с первого же взгляда влюбилась в арабскую кобылу по кличке Ласточка. Лошадь была истинной красавицей, ее огромные карие глаза вспыхивали безумным огнем диких предков. Эмма взяла за обыкновение выскальзывать из Шеридан-холла перед рассветом в одном платье и плаще. Она забиралась на кобылу без седла и, распустив волосы, мчалась через пустошь к утесу Стоун-блафф, а там, глядя на восходящее солнце, представляла, что вот сейчас она обернется и увидит мужа, вернувшегося наконец домой.

Но он не возвращался. И Эмма удвоила свои хлопоты по дому.

Она начала восстановление старого дома с помещения объявлений в Миддлфере о найме опытных слуг. Ее послание повару-французу имело успех. Через два дня Люк Дефо появился на пороге Шеридан-холла с багажом.

Следующим делом она наняла плотников и маляров. Вскоре Шеридан-холл наполнился стуком молотков, визгом пил, звуками шагов, хихиканьем горничных и посвистыванием рабочих. Иногда Эмма уединялась в тиши кабинета Алана, садилась в его кресло и глядела на жуткие, набитые опилками звериные головы с оскаленными зубами и стеклянными глазами, глядящими на нее со стен. Типично мужская комната вплоть до ружейного шкафа, содержащего внушительную коллекцию оружия.

Вот и в этот раз, откинувшись на спинку кресла, Эмма обвела взглядом кричащую, но странным образом успокаивающую комнату, нехотя позволив себе задуматься над тем, что она осмелилась начать реконструкцию Шеридан-холла, не спросив у мужа. Страшно даже подумать, как он отреагирует, когда вернется домой.

Если вернется.

Эмма оперлась локтем о стол и спрятала лицо в ладонях, сдвинув очки. Где же, черт возьми, носит ее мужа? Жить с его равнодушием — это одно, но чувствовать себя брошенной — совсем другое. Потом она напомнила себе, что, как бы там ни было, ее жизнь теперь значительно лучше, чем в Кортни-холле.

Свобода.

Достоинство.

Полезность.

Если бы только…

Поднявшись, Эмма подошла к окну и посмотрела на розарий. Ей вспомнилось выражение глаз Алана, когда он присел возле нее в саду, и то чувство сожаления, которое она испытала в отношении своей внешности. Сейчас, вглядываясь в свое отражение в окне, Эмма попыталась представить себе, как бы она выглядела, будь у нее узенький, чуть вздернутый носик Риты, ее губки бантиком… У нее самой слишком крупные губы… и скулы резкие. А ее тело… она чересчур высокая. При росте в пять футов шесть дюймов она смотрела большинству мужчин прямо в глаза. Может, именно поэтому ее всегда восхищал Алан. Он возвышался над ней, по меньшей мере, на пять дюймов.

Вздохнув, молодая женщина прислонилась лбом к стеклу и закрыла глаза. Какая она глупая. Главное — это будущее Хью, в конце концов.

В дверях появилась Молли.

— Ваша сестрица пожаловали, — объявила она.

Эмма глядела на нее до тех пор, пока служанка не принялась смущенно переминаться с ноги на ногу.

— Извиняюсь, мэм. — Она сделала попытку неуклюже присесть. — Мисс Рита Кортни спрашивает, дома ли вы, мэм. Вы принимаете гостей?

Эмма кивнула и наградила Молли милой улыбкой, которая держалась на ее лице лишь до тех пор, пока служанка не исчезла.

Рита влетела в комнату облаком шуршащей тафты, с волосами, заплетенными в шелковистую косу, которая была небрежно переброшена через плечо.

— Ну наконец-то! — воскликнула она. — Будь проклят этот день, когда мне пришлось тащиться в такую даль лишь для того, чтобы увидеть тебя.

— Что-нибудь с папой? — забеспокоилась Эмма.

— Ой, конечно нет. Папа может плакаться о своей немощи, но мы-то с тобой знаем, что он здоров как бык. Проблема в тебе.

— Во мне?

— Мы совсем тебя не видим, Эмма. В такой важный период моей жизни ты торчишь здесь, в этой дыре, и возишься с этим старьем.

— Это теперь мой дом и моя обязанность.

— Но ты совершенно забросила нас.

— Вам с папой пора научиться самим о себе заботиться. Я теперь замужем, Рита.

— Замужем? — засмеялась сестра. — Эмма, ты выглядишь совершенно несчастной. Без сомнения, ты закончишь разводом или вновь окажешься объектом всеобщего презрения.

— И когда же ты наконец поймешь, что мне абсолютно наплевать на общество и его мнение обо мне? — Обходя стол, Эмма наблюдала, как лицо сестры покрывается румянцем. — Не дай мне бог даже вообразить себя членом вашего почтенного круга. Я недостаточно привлекательна и недостаточно воспитанна — разумеется, где уж мне, ведь я все время была слишком занята твоим воспитанием. К тому же нельзя забывать о Хью.

— Замолчи! — взмолилась Рита и заткнула уши. Она опустилась в кресло с несчастным видом. Эмма нахмурилась, позабыв о своем раздражении. — Ох, Эм, ради бога, я пришла сюда не для того, чтобы ругаться. — Рита готова была расплакаться.

Забеспокоившись, Эмма села рядом с сестрой и взяла ее за руку:

— Что случилось, Рита?

— Это все маркиз Ламберт. Мы с ним повздорили.

— Такое время от времени случается со всеми, Рита.

Шмыгнув носом, Рита огляделась в поисках чего-нибудь, чем вытереть глаза. Эмма подала ей носовой платок.

— Я получила письмо от Леонсии Стебс, которая знакома с Теодорой Гастингс, которая знает Верити Дроусон. Верити утверждает, что лорд Ламберт влюбился в другую, что его даже видели с ней в театре.

— Сплетни, — мягко отозвалась Эмма.

Нижняя губка Риты задрожала, и слезы хлынули по щекам.

— Это правда! — взвыла она. — Я спросила его об этом сегодня утром, когда он навестил меня. Ее зовут Кларисса Тамплер, и он находит ее восхитительной, но утверждает, что они друзья, и ничего больше. — Еще раз высморкавшись. Рита выразительно добавила: — Она вдова, если ты понимаешь, что это значит.

— Она старше тебя?

— Старше и опытнее, если понимаешь, о чем я. Ей тридцать пять. Практически, старуха.

— А сколько лет маркизу?

— Сорок четыре.

— Он говорил о расторжении помолвки?

Рита покачала головой:

— Но я боюсь, это только вопрос времени. Мы установили срок обручения восемь месяцев, а когда я намекнула, что хотела бы приблизить дату свадьбы, он отказался.

— Но ведь так много нужно спланировать…

— Этот старый хрыч не молодеет, Эмми! Он уже дважды овдовел, и ни один брак не дал ему потомства. Не мешало бы ему поторопиться с этим. В конце концов, — плечи ее затряслись, она всхлипнула, — все мы знаем, что он женится на мне только для того, чтобы я родила ему наследника.

— Глупости. Если бы дело было в этом, маркиз мог бы выбрать кого угодно. Но он этого не сделал, потому что все знают, что ты самая красивая девушка в Англии. Какой мужчина устоит перед тобой?

Промокнув глаза, Рита выдавила улыбку:

— Что ж… полагаю, ты права. И все же… — Она нахмурилась. — Мы обе знаем, что нет никаких гарантий, когда дело касается мужчин. Должен быть какой-то способ убедить его перенести свадьбу на более близкий срок.

Из коридора послышался стук и взрыв хохота маляров, резко вырвав Риту из задумчивости. Она окинула взглядом комнату и сморщила носик.

— На твоем месте, Эмми, я бы приказала рабочим все здесь переделать. Эта комната так типична для Шериданов.

— Согласна, Рита, но именно это мне в ней и нравится.

Поднявшись, Рита сунула использованный платок в руку Эммы и прошла к двери, откуда выглянула в коридор, где маляры покрывали свежей краской стены, а слуги, стоя на коленях, драили полы щетками.

— Мне не нравится этот оттенок голубого цвета, который ты выбрала для стен. — Чуть-чуть наклонив голову в сторону Эммы, Рита наградила ее вздохом неудовольствия. — Ты никогда не отличалась хорошим вкусом в отношении цветов, одежды и мужчин. Кстати о мужчинах. Где твой муж, Эмми?

— В отъезде.

— В отъезде? По словам слуг, которых ты прислала в Кортни-холл за своими вещами, твой муж отсутствует уже почти две недели. Мне неприятно говорить, что я тебя предупреждала, Эмма…

— Тогда и не говорите, — раздался негромкий голос из коридора.

Рита удивленно обернулась и обнаружила Лауру Мердок, держащую за руку Хью.

Эмма поспешила забрать сына, пока Рита холодно разглядывала нежданную гостью. Лаура, очень худая и бледная, слабо улыбнулась Эмме.

— Мы собирались пойти в соседнюю комнату и попить чаю с печеньем. Мы надеялись, вы составите нам компанию.

— И кто это, позволь тебя спросить? — возмущенно фыркнула Рита.

Когда Хью обхватил маленькими ручонками шею Эммы, она еще крепче обняла его.

— Это мать Алана.

Рита не шелохнулась.

— А вы, должно быть, тетя Рита, — заключила Лаура, слегка приподняв бровь. — Хью так много рассказывал о вас.

— Эмма, я бы хотела поговорить с тобой, — резко бросила Рита и снова вошла в кабинет.

Опустив Хью на пол, Эмма обратилась к Лауре:

— Встретимся за чаем через десять минут.

Она улыбнулась, глядя вслед удаляющейся по коридору парочке, заметив, с какой осторожностью Хью сопровождает бабушку.

— Как ты могла позволить этой ужасной женщине поселиться в доме? — возмущенно осведомилась Рита. — Неудивительно, что Алан сбежал. Ты хоть представляешь, как он презирает ее?

— Она очень больна.

— Если граф Шеридан узнает об этом, что ж… Просто не стоит и говорить, что он может сделать.

— Хью любит ее. Он называет ее бабушкой.

Рита побледнела.

Взяв сумочку со стула, Эмма протянула ее сестре и улыбнулась:

— Теперь, с твоего позволения, я собираюсь попить чаю с сыном и его бабушкой. Всего доброго, Рита. Мои наилучшие пожелания папе.

Глаза Риты на миг расширились, и, ничего не сказав, она выскочила из комнаты.

 

ГЛАВА 11

Закончив читать, Лаура осторожно закрыла потрепанное издание «Джейн Эйр» и немного устало улыбнулась, глядя на Хью, который уснул на руках Дорис.

— Как он похож на Алана, — произнесла она задумчиво, поворачивая лицо к полоске солнечного света, который пробился сквозь тучи и вливался в окно. — Я часто думала, каково было бы смотреть в лицо ребенка и видеть в нем черты своего сына. Мне кажется, я бы ужасно баловала своих внуков, надеясь компенсировать то, что недополучила от Алана. Теперь, похоже, у меня уже не будет такой возможности.

Эмма отпустила Дорис легким кивком и продолжила пить чай, пристально наблюдая за матерью мужа. Со дня приезда в Шеридан-холл душевное состояние Лауры значительно улучшилось. Эмма подозревала, что лечение, применяемое в Аршеме для снятия болей, также воздействовало на ее мозг. Эти дни она, казалось, находилась в совершенно ясном сознании.

— Только вообразите, Эмма, после всех этих лет я наконец обрела дом в Шеридан-холле. Вы с Аланом и не представляете, как осчастливили меня, привезя сюда. Моей заветной мечтой было, чтобы все это когда-нибудь принадлежало моему сыну. Теперь эта мечта сбылась, и я могу наконец простить себя за то, что отослала его сюда, когда он был ребенком. Он все еще ненавидит меня за это?

— Я не могу говорить за мужа.

— Вы очень тактичная девушка. Конечно же ненавидит. Ненавидит за то, что произвела его на свет и заставила нести по жизни бремя незаконнорожденного. За то, что любила его так, что отказалась от него. Скажите, Эмма, счастлив ли он? Все ли у него хорошо? Мой сын для меня незнакомец. Он хороший муж и любящий отец?

Эмма долго смотрела на Лауру, прежде чем ответить.

— Да. Он чудесный муж и отец.

— А вы любите его?

— О да, очень.

— А он вас? Конечно, конечно. Даже дикое существо можно усмирить нежной и терпеливой рукой.

Эмма ни за что бы не поверила, что Рита способна на такую подлость, как отправиться прямиком к графу Шеридану и сообщить ему новость о приезде Лауры Мердок. Однако Эмма поняла в ту же секунду, как граф Шеридан появился на пороге Шеридан-холла следующим утром, что именно это она и сделала.

Эмма приняла Шеридана в гостиной, сдвинув на нос очки, готовая к сражению. Не успел он остановить на ней один из прославленных взглядов Шериданов, как она первая ринулась в атаку:

— Я уважаю ваши чувства, милорд, а вы должны уважать мои. Вы же не заставите меня выбросить ее на улицу? У нее нет дома, нет денег. И она очень больна. Это умирающая старая женщина, которую нельзя винить за то, что она любила мужчину, не любившего ее. И кроме того… — Она сделала вдох. — Шеридан-холл — дом моего мужа. Как жена Алана, я должна поддерживать его решение и позволить его матери остаться здесь.

Шеридан даже бровью не повел, он продолжал стоять, расправив плечи, буравя ее своими черными глазами.

— Весьма впечатляюще, — сказал он наконец. — Просто великолепно. Удивляюсь, почему вы продолжаете защищать его, когда, насколько я понимаю, он покинул этот дом две недели назад и до сих пор не появлялся.

— Он мой муж.

Шеридан скрестил руки на груди. Выражение его лица выглядело зловеще.

— Не уверен, что знаю хотя бы одну женщину, которая так жертвовала бы собой ради семьи.

— Едва ли проявление милосердия к больному и престарелому можно назвать жертвой.

— Я говорил не о больных и престарелых. Я говорил о вашей семье вообще.

Эмма сдвинула брови:

— Вы говорите загадками, сэр.

— Вы вышли замуж за моего брата, чтобы удовлетворить желание отца. Интересно, насколько далеко вы бы зашли, чтоб защитить сестру?

— И какое отношение все это имеет к матери Алана?

— Только то, что вы упорно настроены защищать тех, кого любите, любой ценой, включая собственное доброе имя и репутацию. — Расслабившись, он оглядел свежевыкрашенную комнату, прежде чем продолжить: — Хотя мысль о Лауре Мердок, живущей в этом доме, отнюдь не доставляет мне удовольствия, признаю, что я приехал не из-за нее. Мадам, я здесь для того, чтобы сообщить вам, что вы можете найти своего мужа в Винсайде.

— Винсайде?

— На рудниках. Там произошел несчастный случай.

— О! — почти беззвучно вскрикнула Эмма.

Граф Шеридан шагнул вперед и взял ее за руку.

— Насколько мне известно, не с Аланом. Но по причине возрастающего недовольства среди рабочих за ним немедленно послали.

— Послали? — Эмма нахмурилась. — А вы знаете, где Алан был?

Ральф придвинулся чуть ближе, словно предлагая ей поддержку.

— Он снимает коттедж неподалеку от Винсайда. Иногда он уезжает туда, когда чем-то озабочен или хочет побыть один.

— Вы знакомы с этим местом? Знаете, где оно находится?

— В нескольких милях от Винсайда. Мне следовало сообщить вам о возможном местонахождении Алана сразу же, как только я услышал, что он уехал. Но я был занят рождением моего сына и, кроме того, не мог быть уверен, что он там… и что он один.

— Вы имеете в виду любовницу?

Он пожал плечами:

— Насколько я знаю, у Алана нет любовницы. Он не может себе ее позволить. Однако…

— Вы подумали, что лучше не менять существующее положение вещей, милорд?

— Что-то в этом роде.

— Вы говорите, исходя из собственного опыта, разумеется.

Их глаза встретились. Улыбка растянула утолки губ графа.

— Думаю, нам не следует углубляться в наше прошлое. Вы согласны, миссис Шеридан?

Эмма отвернулась.

— Я подумал, вам надлежит знать о рудниках, — продолжил граф. — Похоже, без моего вмешательства не обойтись. Бог не наградил вашего мужа талантом тактично выбираться из подобных неприятностей.

Эмма кивнула.

— Я буду готова через пять минут, милорд. Пожалуйста, не пытайтесь меня отговорить. Вы знаете, что это нелегко. Как вы сами заметили, я решительно настроена защищать тех, кого люблю… любой ценой. Кроме того, если вы откажетесь, я просто-напросто поеду одна.

— Не сомневаюсь.

Наградив ею слабой улыбкой, Эмма решительно пошла к двери.

Алан изо всех сил напрягал глаза, чтобы лучше видеть стены старой шахты. Джой Беллами стоял справа от него, Майкл Уоткинс — слева. Оба они были ниже Алана ростом, но вдвое шире его в обхвате. Их торсы, руки и плечи напоминали камень, окружающий их, и были, несомненно, такими же крепкими. Оба работали в рудниках с детства.

Из глубины шахты доносился равномерный скрежет кирки о камень и болезненные стоны мужчин, поднимающих куски камней на тележки, которые использовали для вывоза породы из шахт. Джой снял фонарь с крюка, торчащего из стропила над головой, и поднял его перед собой, отбрасывая длинные тени на усыпанный камнями пол. Вперив в Алана разъяренный взгляд, он положил руку ему на спину и легонько подтолкнул:

— После вас, мистер Шеридан… сэр.

Алан осторожно двинулся вперед.

— В чем дело, мистер Шеридан? — осведомился Майкл угрюмым голосом. — Вы же ничего не боитесь, а? То, что вчера двоих насмерть завалило в шурфе, не значит, что такое случится снова, — это же был, без сомнения, несчастный случай, верно? Разве не это говорил капитан в прошлом месяце, когда пятеро рабочих едва не попали в обвал?

Уставившись на груду обвалившихся камней, Алан покачал головой:

— Я вложил достаточно средств в эти шахты в прошлом году, чтобы обеспечить их безопасность, мистер Беллами. — Он оглянулся на своего управляющего, или капитана, как называли рудокопы надсмотрщика Теда Филлиса, который стоял неподалеку. — Что произошло, Тед?

Здоровяк пожат плечами и потер бородатое лицо.

— Не могу точно сказать, пока не раскопаем, сэр. Похоже, перекрытия просто не выдержали, — пояснил он.

— Я три месяца назад дал строгое указание устранить неполадки. Что же, черт побери, случилось с новым крепежом?

— Он не пришел, сэр.

— Не пришел… — Алан подошел к управляющему. — Объясните, мистер Филлис.

Филлис нервно оглянулся и понизил голос:

— Мне сказали, сэр, что ваш кредит ненадежен.

— Но они согласились в этом случае…

— Они передумали, сэр.

— Вот то-то и оно, — сказал Джой. — Сдается мне, все ваши красивые слова и обещания никуда нас не привели, мистер Шеридан. Сэр.

— Точно, — поддакнул Уоткинс. — Разве что к могиле.

Джой схватил Алана за рукав и резким рывком развернул.

— К могиле и голоду, — прорычал он. — Вот уже два года мы слышим ваши расчудесные обещания улучшить нашу жалкую жизнь. И что же? Скоро мы все подохнем. Бедняга Тилли — лучший парень на руднике. Все любили его, и он только год как женился. Нам пришлось выносить его наверх в одеяле.

— Я очень сожалею о потере и, разумеется, выплачу денежную компенсацию семье. Но ремонт требует времени, мистер Беллами.

— А сколько людей погибнет тем временем?

— Чего же вы хотите от меня?! — в отчаянии закричал Алан. — Закрыть рудник?

В этот миг пыль и камешки дождем посыпались с потолка, перекрытия застонали.

Джон ухмыльнулся:

— Я скажу вам, что вы можете сделать, хозяин. Можете продать его лорду Лондондерри.

— Лондондерри! — Алан резко рассмеялся. — Вы болван. Если я продам ему рудник, с Винсайдом будет покончено.

— Да? С чего это вы взяли?

— Сколько, по-вашему, вы проработаете на человека, который обращается со своими работниками, как с животными? Который выбрасывает с работы тех, кому больше тридцати пяти? Три четверти здешних рудокопов потеряют работу раньше, чем чернила высохнут на контрактах.

— Ах, какие речи, — съязвил Уоткинс. — Как будто мы поверим, что этим проклятым Шериданам есть до нас дело.

— Ага, ты прав на этот счет, — согласился Джой, придвигаясь ближе к Алану. — Учитывая то, что наши жены и дети уже который год голодают, думаю, они были бы рады смене руководства.

Алан взглянул на своего безмолвного управляющего, затем отвернулся от Беллами и Уоткинса и покинул шахту. На выходе его тут же окружили две дюжины рудокопов с лицами, почерневшими от въевшейся пыли. Хуже того, тут были и женщины с детьми.

— Убийца! — закричали они, потрясая кулаками. — Мы сыты по горло твоим бестолковым ведением дел!

Кто-то швырнул в него овечьим пометом. Другой камнем, который рассек Алану кожу под правой бровью. Внезапно все вокруг превратилось в красный туман, когда толпа хлынула вперед, поглотив его потоком молотящих кулаков и пинающих ног, заставив опуститься на колени и прикрыть лицо.

— Прекратите! Прекратите! — послышался женский голос.

Затем прогремел ружейный выстрел, и беснующаяся толпа затихла.

Медленно покачиваясь, Алан поднялся на ноги и попытался вытереть рукавом кровь с лица. Позади толпы на тележке возвышались две фигуры: мужчина в развевающейся накидке с винтовкой в руке… и женщина — о боже — в мантилье с лисьим воротником, с закрученными в узел волосами и очками на носу. Она ткнула хлыстом в толпу, словно это был штык.

— Люди! — крикнула Эмма. — Вы похожи на стаю злобных гиен!

— Кто это такая, черт побери? — проворчал кто-то.

Алан застонал, и у него промелькнула мысль отдаться на милость кровожадной толпы.

Ральф спрыгнул на землю, затем помог сойти Эмме. Высоко вскинув подбородок, глядя прямо перед собой, она шагнула в толпу, поднимая брови на любого, кто осмеливался встать у нее на пути. Наконец подойдя к Алану, она посмотрела на него:

— Возможно, вы соизволите представить меня своим коллегам.

В ответ Алан лишь холодно улыбнулся.

— Что ж, прекрасно. — Повернувшись, она сказала: — Я жена мистера Шеридана.

Тишина, потом кто-то гоготнул. Кто-то прошептал:

— Я ее знаю. Это дочка лорда Кортни.

Толпа попятилась, давая ей больше места. Ральф подошел и хлопнул Алана по плечу:

— Вижу, ты демонстрируешь свой обычный такт и очарование, Мердок.

Алан закрыл глаза.

— Что, черт возьми, вы здесь делаете?

— Полагаю, не имеет никакого значения то, что мы с твоей женой только что спасли твою шкуру.

Алан осторожно дотронулся до рассеченной губы, разбитой челюсти и распухшего века.

— Похоже, ты немного опоздал, Ральф. Это было случайно или намеренно?

— А ты как думаешь?

— Думаю, ты, возможно, подстрекал их.

— Не угадал. Я не наблюдатель. Я больше склонен к участию. Я бы сломал тебе челюсть.

Эмма бросила на них суровый взгляд через плечо:

— Думаю, джентльмены, сейчас не место и не время для колкостей. — Обращаясь к Алану, она добавила: — Осмелюсь заметить, сэр, что вам следует поскорее выйти из этого довольно опасного положения, иначе они внезапно вспомнят, что больше злы на вас, чем ошеломлены моим появлением.

Ральф усмехнулся.

Алан сердито посмотрел на него.

— Добрые люди, — сказала Эмма достаточно громко, чтобы быть услышанной сквозь новый гул недовольства. — Убийство вашего работодателя крайне недостойный добрых христиан поступок. И какую пользу оно вам принесет?

— Доставит большое удовольствие! — выкрикнул кто-то.

— Могло бы доставить… если бы вы не оказались после этого без работы или на виселице. Сладок ли окажется вкус мести, когда ваши дети будут умирать с голоду?

— Наши дети уже и так умирают! — крикнула женщина.

Гул одобрения пронесся по толпе.

Повернувшись к Ральфу, Эмма сказала:

— Думаю, нам следует найти нейтральную почву, милорд. Боюсь, мы ничего не добьемся до тех пор, пока эта ситуация не будет разрешена.

Нейтральной почвой оказалась таверна «Золотая подкова». После длительных препирательств двери были закрыты для всех, кроме Беллами, Уоткинса, Филлиса, Ральфа, Алана и Эммы. Рассевшись по обе стороны стола, они все молча ждали, пока хозяин таверны поставит на стол кружки с темным элем. Затем трактирщик встал, уперев руки в бока, недовольно поглядывая на Алана и Ральфа. Ральф ответил ему взглядом, в котором ясно читался совет держать свое мнение при себе. Алан не отрывал глаз от Эммы, когда она взяла свою кружку и поднесла ко рту.

— Это все напрасная трата времени, — проворчал Джой. — Я не привык иметь дело с женщинами.

— Ага, — поддакнул Майкл. — С каких это пор Шериданам требуется, чтобы за них говорила баба?

— Я ни за кого не собираюсь говорить, — ответила Эмма. — Но очевидно, что вы, джентльмены, расходитесь с моим мужем по вопросу руководства этими рудниками.

— Чертовски верно, — отозвался Джой. — Оттого, что мы сыты по горло пустыми обещаниями.

— Понятно. Мы с графом Шериданом обсуждали этот вопрос, и, надеюсь, вы все согласны, что основная проблема состоит в недостатке денежных средств у моего мужа… и плохом руководстве.

Алан сузил глаза.

— Таким образом, — продолжала Эмма, — я здесь для того, чтобы гарантировать вам, что будет сделано все возможное, чтобы обеспечить благополучие рабочих и их семей.

Майкл холодно взглянул на нее:

— И как вы собираетесь это сделать, мэм?

— Подписав контракт, в котором мы с мужем гарантируем определенные права и привилегии каждому работнику, включая гарантию прибыли, реконструкции, ремонта и…

— Прошу прошения, — вмешался Алан, поднимаясь со стула. Холодно улыбнувшись Эмме, он мягко обхватил ее руку своими поцарапанными пальцами и добавил: — Я бы хотел поговорить с тобой наедине.

Эмма последовала за Аланом в заднюю часть таверны. Он не отодвинул для нее стул, но уселся на свой верхом, спиной к дверям, и сверлил ее взглядом до тех пор, пока она не села, сплетя пальцы вокруг сумочки, лежащей на коленях. Она спокойно и открыто встретила его взгляд.

— Я благодарю тебя за помощь, но зачем, черт побери, ты лезешь в это дело?

Эмма открыла сумочку и, достав носовой платок, протянула его Алану:

— У тебя кровь на лбу, вытри.

Он не обратил внимания на платок.

Эмма пожала плечами и убрала платок обратно в сумочку.

— Я думаю, Эмма, тебе пока есть чем заняться в Шеридан-холле.

— Ты имеешь в виду свою мать, полагаю.

Алан бросил взгляд на брата:

— Он знает о Лауре?

Она кивнула.

Алан на мгновение прикрыл глаза. Он выглядел осунувшимся, как если бы мало спал последние недели.

— Это дело тебя не касается, — сказал он.

— В самом деле? — Ее взгляд пробежал по нему. — Неприятности налицо и…

— И вы с моим братом убеждены, что я неспособен справиться с ними. Проклятие! — Он стукнул кулаком по столу так, что Эмма подпрыгнула. — Я не закрою эти рудники и никогда не продам их Лондондерри.

— Граф Шеридан упоминал, что шахты практически отработаны. Это кажется разумным решением проблемы, — заметила она.

Алан откинулся на стуле и устало воззрился на старые перекладины низкого потолка.

— Не понимаю… Сколько бы денег я ни спускал в эти проклятые шахты, ничего не могу добиться. И, несмотря на все мои усилия обеспечить их безопасность, несчастные случаи продолжаются.

— Так зачем упорствовать? Почему не продать?

— В противоположность тому, что ты обо мне думаешь, меня волнует судьба этих людей. Если Лондондерри завладеет шахтами, он привезет сюда кучу своих горилл для работы в штольнях, и люди Винсайда будут уволены. Такое уже было.

— И все же они предпочитают рискнуть, чтобы избавиться от тебя. — Эмма оглянулась на мужчин. — Возможно, если я поговорю с ними…

— Нет. — Выпрямившись, Алан презрительно скривился. — Думаю, ты сделала уже достаточно.

— Гордыня до добра не доведет, — ответила Эмма, подняв подбородок, затем встала со стула и вернулась к собравшимся. — Джентльмены, — заявила она, шлепнув сумочкой по столу. — Мы с мистером Шериданом пришли к решению, что надо принять меры по исправлению неблагоприятной ситуации, сложившейся на рудниках. — Алан подошел сзади, и атмосфера заметно накалилась, однако она сделала глубокий вдох и продолжила: — Мистер Филлис, прошу вас.

Управляющий заерзал на стуле, но не поднял на нее глаз.

— Я бы хотела посмотреть ваши книги и побеседовать с вами, — сообщила ему Эмма.

Филлис взглянул на Алана, потом на своих людей, которые в упор смотрели на Эмму, словно она была экзотической букашкой, усевшейся им на кончик носа.

— И, — добавила она, — я хочу осмотреть шахты.

Все ошеломленно выпрямились на стульях. Все, кроме графа Шеридана, который сидел, развалясь, со своей знаменитой ухмылкой на лице.

— Вы рехнулись! — воскликнул Джой Беллами. — Ни одна женщина не спускалась в недра рудников, с тех пор как комиссия лорда Эшли издала указ, запрещающий женщине работать под землей.

— Это опасно, — добавил Майкл Уоткинс.

— Не говоря уж о том, что бессмысленно. — Филлис покачал головой и скрестил руки на груди. — К тому же замараете это ваше красивое платьице.

Мужчины довольно загоготали. Эмма поправила очки и смотрела на них до тех пор, пока они не замолчали.

— Я все равно осмотрю шахты, — заявила она.

Они неуверенно переглянулись.

— Мистер Беллами, я бы посоветовала вам поговорить с остальными. Кому-то нужно будет выступать от их имени, когда придет время переговоров. А до тех пор мистер Шеридан любезно просит, чтобы все работы были прекращены до дальнейших распоряжений.

Филлис подскочил:

— Эй, погодите-ка. Вы не можете вот так явиться и закрыть нас. Этим людям надо кормить жен и детей!

— Согласна. Поэтому нам всем следует поторопиться исправить эту неприемлемую ситуацию.

После долгих споров Эмма согласилась перенести осмотр рудников на завтрашнее утро. Весь остаток дня она провела в деревянном домике, под крышей которой располагались кузня и шахтерский магазин, с Тедом Филлисом и пришла к заключению, что не испытывает к этому человеку ни симпатии, ни доверия.

С наступлением сумерек она покинула мужскую компанию и поспешно вернулась в «Золотую подкову». Там она сняла отдельный номер, радуясь возможности остаться одной в этой крошечной комнатушке, оклеенной веселенькими обоями в цветочек.

Алан зол на нее за то, что она здесь.

За то, что помогла ему.

Ну а чего же она ожидала? Что он будет скакать от радости, потому что она и его брат вмешались и спасли его красивую голову? Неужели ей и графу Шеридану следовало просто стоять и смотреть, как разъяренные рудокопы убивают Алана?

— Эмма.

Она открыла глаза и прислушалась к шороху ветра за окном. Сердце учащенно билось, звуки пьяного смеха из таверны докатились до нее громовым раскатом.

— Эмма, — снова послышался голос Алана, потом стук в дверь.

Сколько она проспала?

Молодая женщина соскользнула с кровати и босиком поспешила к двери. Открыв ее, она увидела угрюмое лицо Алана.

— Извини, — сказал он и вошел в комнату. — Я тебя разбудил?

Эмма бросила взгляд на дверь.

— Закрой, — приказал он и, когда она заколебалась, взглянул на нее с усмешкой в глазах. — Ну-ну, дорогая, ведь можем же мы побыть наедине.

Она закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, наблюдала за тем, как он медленно поворачивается.

Алан сощурился. Эмма расстегнула верхние пуговки платья, прежде чем лечь в постель. Теперь оно распахнулось, обнажая полоску белого тела и розовый бутон татуировки на груди. По растрепанным, выбившимся из узла волосам и слегка припухшим глазам было очевидно, что она спала.

— Вы пьяны? — спросила Эмма несколько хрипловатым голосом. — Если да, сэр, то лучше сейчас же уходите. Я не имею ни малейшего желания общаться и спорить с пьяным.

— С чего ты взяла, что я пришел спорить?

Она подозрительно нахмурилась и облизала губы кончиком языка.

— Мой братец вежливо попросил меня составить ему компанию за выпивкой перед ужином — событие, как ты понимаешь. Подозреваю, что он намерен словесно высечь меня за то, что моя мать живет в Шеридан-холле. Он, без сомнения, напомнит, что Шеридан-холл принадлежит мне лишь на испытательный срок, а именно если я не продемонстрирую платежеспособности к концу следующего года, собственность вернется к нему. И он имеет полное право требовать, чтобы Лаура Мердок была удалена из дома. А я должен буду оставить свои мечты владеть Шеридан-холлом и покинуть его, чтобы до конца дней жить с женщиной, которая вышвырнула меня из дома, когда мне было семь лет… Однако, будучи внимательным мужем, я сказал ему, что должен проконсультироваться с тобой перед нашим тет-а-тет. Кроме того, нам так много надо наверстать. Не так ли?

— Именно. — Она прочистила горло и сунула руку в карман платья, доставая очки.

Алан засмеялся и покачал головой. Он двинулся к ней, наблюдая, как глаза ее сделались огромными за толстыми линзами.

— Сегодня ты не спрячешься за этой дрянью.

Не успела она опомниться, как он сорвал с нее очки и швырнул их на пол, потом придавил каблуком, раздавливая стекла.

Эмма ахнула:

— Что ты делаешь?!

— Вот что.

Взяв жену одной рукой за горло, он прислонил ее спиной к двери, наблюдая, как сине-зеленые глаза вспыхнули страхом и вызовом, а рот приоткрылся. Она вцепилась в его запястье обеими руками.

На мгновение злость на ее с Ральфом вмешательство в его жизнь была забыта. Неожиданная волна желания залила его.

— Сэр, вам меня не напугать, — спокойно сказала Эмма. — И, — добавила она выразительно, — дома у меня есть еще одни очки.

Его рот скривился в улыбке, он приблизил к ней лицо:

— О, я не собираюсь причинять тебе вред, моя милая. Стены слишком тонки. Могут быть свидетели. Нет, я пришел сюда за другим. За тем, что потерял сегодня…

Эмма медленно заморгала и, казалось, смутилась, потом занервничала, потом вздрогнула, когда он протиснул колено между ее бедер и прижал спиной к двери. Взгляд женщины остановился на его лице, и, сделав резкий вдох, она в отчаянии попыталась перехватить его руку, скользнувшую вниз, чтобы поднять край платья.

— Ч-что ты делаешь? — возмутилась она сдавленным голосом.

У нее ничего не было под платьем. Бедро было теплым, гладким и крепким.

— Я же сказал тебе. Боюсь, я потерял кое-что сегодня или, может, в тот момент, когда согласился на условия твоего отца относительно приданого. Ты еще не догадалась, что я ищу, моя дорогая женушка? Гм? Тогда позволь мне сказать тебе. Я ищу свое мужское достоинство. Ты кастрировала меня сегодня перед всеми этими людьми, вот я и подумал, может, ты здесь его прячешь.

Ее глаза встретились с его глазами, губы приоткрылись. Она лишь охнула, когда его рука обхватила ее влажную, чувствительную плоть.

Он ожидал борьбы, язвительных колкостей или сурового выговора за столь грубое обращение с ней. Он хотел шокировать ее. Заставить почувствовать унижение. Но она стояла, подобно лани, застывшей под дулом ружья, а тело ее становилось горячим и податливым под его прикосновением. Хотя, впрочем, чему удивляться? В конце концов, такова ее репутация.

Нахмурившись, он вспомнил те минуты, когда целовал ее, снова испытав то тревожащее наслаждение, которое обнаружил во вкусе и прикосновении ее губ. Если он постоит здесь еще, вспоминая о ее мягких губах, открывающихся навстречу ему, словно лепестки розы, тянущиеся к солнцу, они пробудят в нем обезумевшее от страсти животное, и он позабудет причины своего гнева. Он совершит какую-нибудь глупость, например, швырнет ее на кровать и проникнет в ее тело…

Проклятие, она такая соблазнительная.

Его пальцы нежно играли с ней до тех пор, пока лицо ее не вспыхнуло, а чувствительная плоть не стала еще более влажной и горячей. Тишину прерывало лишь ее неровное дыхание. Глаза ее покрылись поволокой, сочные губы приоткрылись…

Ей нравится это. О да. Он гадал, что же еще она любит. Ждет ли от него мягкой нежности или первобытной страсти… Необузданной. Дикой. Взрывной.

Если бы он сейчас был немножко пьянее, то мог бы забыть, как она манипулировала и распоряжалась — кастрировала его перед всем Винсайдом…

Но он слишком зол.

Убрав руку, он отступил, ослепив ее улыбкой, которая пригвоздила ее к двери с той же силой, что и его тело минуту назад. Она заметно дрожала, лицо горело. Какой юной и уязвимой казалась она в этот момент… Будь она девственницей, он мог бы истолковать ее дрожь испугом от его сексуальной агрессивности. Но наверняка это распутство заставило ее покраснеть от жаркой страсти…

— Приятных тебе снов, милая, — сказал он и взялся за ручку двери.

 

ГЛАВА 12

Эмму разбудил низкий, равномерный звон церковных колоколов. Устало, ибо она мало спала, молодая женщина встала с постели и выглянула в окно.

Вдоль деревенских улиц и дальше, по холмам, тянулась процессия одетых в черное людей. Все шли с опущенными головами и выражением скорби на изможденных, покрасневших от ветра лицах. Они безмолвно продвигались группами к церкви.

Эмма торопливо спустилась по лестнице и заметила хозяина таверны, который натягивал черный сюртук поверх темно-серой рубашки и жилета.

— Любезный сэр, — обратилась к нему Эмма, — зачем все эти люди идут к церкви?

— Так сегодня ж похороны, мэм. Шахтеры хоронят бедняг Тилли и Боба. — Он покачал головой и застегнул сюртук. — Бедные, бедные парни, они были на глубине двести саженей, когда пласт земли отвалился и раздавил их, несчастных, в лепешку. Их товарищи вывозили тележку с рудой наверх, а когда вернулись, бедняги Тилли и Боб… — он вытер глаза, — они уже были мертвы. Пэт Стивенс, он был их дружком, поднялся наверх, так пять минут не мог слова вымолвить, а потом позвал капитана Филлиса. Капитан помчался туда, да что он мог сделать. Они, бедолаги, были, конечно, мертвы, и капитану оставалось только сообщить их вдовам и матерям. Это был печальный день, но не печальнее, чем этот.

Эмма прошла за ним к дверям и встала на крыльце, наблюдая, как сотни мужчин, женщин и детей молча идут по улицам.

— Но откуда они все? — тихо спросила она.

— Из соседних деревень, мэм. С соседних рудников. Когда один из них погибает, это тяжелый удар для всех, потому как все они понимают, что в следующий раз может задавить их или их близких. — Наглухо застегнув сюртук, хозяин таверны вышел на улицу и через секунду был поглощен двигающимся потоком.

…Эмма также присоединилась к процессии, двигавшейся от церкви к кладбищу. Похоронный звон, звучавший некоторое время, прекратился, и священник, встав перед огромным скоплением людей, произнес:

— Земля к земле, пепел к пеплу. Пожалуйста, склоните головы в молитве.

Дрожа, Эмма отыскала глазами широкую спину мужа, который не склонил голову и не молился, а смотрел на скорбящих с непроницаемым лицом и стиснутыми в кулаки руками.

Когда церемония закончилась, Алан направился через редеющую толпу к вдовам. Увидев его, они вновь залились слезами, прижимая к себе детей.

Со своего места у входа на кладбище Эмма наблюдала, как ее муж взял руки женщин в свои.

Он говорил. Они плакали. Дети прятали свои озябшие личики в материнских юбках.

— Он заверяет вдов, что ни они, ни их дети не будут голодать, — послышался мягкий голос позади Эммы.

Эмма оглянулась. Рядом с ней стояла поразительно красивая брюнетка.

— Разумеется, их главной заботой будет, как прокормить детей, — продолжала та. — Прежде, если не было сыновей, которые могли бы занять отцовское место на руднике, это делали женщины. А три года назад Филлис разрешил детям не старше этих работать на отцовских местах в шахте. Ваш муж положил конец этому. Это конечно же противозаконно, чтоб дети работали, но Филлис всегда говорил, что нет ничего страшного, пока закон об этом не знает. Шеридан, разумеется, попросит этих женщин держать его щедрость в тайне. — Женщина слегка понизила голос. — Мужчины здесь умирают не только от несчастных случаев. Некоторые, доведенные до отчаяния непосильным трудом, просто прыгают в глубокие шурфы.

— Самоубийство? — Эмма нахмурилась.

— Если мужчины узнают, что после их смерти Шеридан позаботится об их семьях, боюсь, случаи самоубийства участятся. Эти шахтеры работают в поте лица, чтобы прокормить семьи. Посмотрите на них, миссис Шеридан. После многих лет ковыряния в брюхе этих гор, разве смерть не покажется долгожданной передышкой? Затем, разумеется, случаются несчастья и оттого, что мужчины пьют и дерутся. Но нельзя ожидать, чтобы владельцы рудников платили за человеческую глупость.

Эмма покачала головой и плотнее укуталась в пальто.

— Они все так злы на моего мужа…

— Не все. Но здесь так много горя и разочарования, а это, как известно, порождает злобу. Вот что я скажу, миссис Шеридан. Есть такие, которые подогревают недовольство среди людей в собственных целях.

— Вы имеете в виду Белински?

— И его, и графа Лондондерри, от имени которого он действует, и других, поближе к Алану, и дела идут все хуже.

— Вы говорите загадками, мадам. А мой муж знает об этом?

— Очень скоро вы поймете, миссис Шеридан, что, несмотря на внешнюю циничность Алана, он может упрямо и даже глупо держаться за доверие мужчине… или женщине, пока не будет поздно. Поэтому, когда близкий человек, любимая или деловой партнер предает его, это делает предательство еще горше для него.

— Вы, похоже, хорошо знаете моего мужа, миссис?..

— Купер. Кэтрин Купер.

Раньше Эмма слушала рассуждения отца о йоркширской горнорудной промышленности без особого интереса. Она знала, что условия труда на рудниках оставляют желать лучшего, но также знала, что механизация вместе с реформой рудничного дела все-таки помогли их облегчить…

Стоя между Аланом и графом Шериданом, Эмма держалась довольно храбро, когда они вместе с Беллами, Уоткинсом и Филлисом спускались в самые недра земли.

— Руками не размахивайте, держите их поближе к себе, — втолковывал Беллами Эмме, — иначе останетесь без рук.

— И не свистеть, — добавил Уоткинс, — плохая примета.

Эмма глядела через перила подъемника и наблюдала, как вода кружит вокруг колес. Когда тележка въехала в темноту, Беллами наклонился ближе и прошептал:

— Если повезет, мы не увидим гномов.

— Гномов? — переспросила она.

— Ага. Маленьких человечков, — пояснил Беллами. — Они что-то вроде сказочных существ мужского пола. Ужасно любят озорничать.

Склонившись ближе к ухмыляющемуся лицу Беллами так, что они оказались практически нос к носу, Эмма отрезала:

— Чушь, мистер Беллами. Если вы надеетесь напугать меня подобными глупыми суевериями, не стоит беспокоиться. В такие сказки верят только люди недалекие и необразованные.

Филлис усмехнулся и ткнул Уоткинса локтем:

— А она не робкого десятка, а, Майкл?

Уоткинс скорчил гримасу и взглянул на Алана, который сидел, упираясь локтями в колени, и не сводил глаз с Эммы. До сих пор он не сказал ей ни слова.

Размеры штольни, в которую они спускались, были чуть больше шести футов на четыре. На Эмму произвел впечатление каменный арочный свод, который придавал шахте аккуратный, упорядоченный и безопасный вид.

— Эта каменная кладка должна стоить целое состояние, — заметила Эмма скорее самой себе, чем мужчинам.

— А точнее шестьсот двадцать пять фунтов на укрепление сводов и стен каждой штольни, — ответил ее муж. Может, он больше не злится на нее за то, что она здесь?

— Огромная сумма, — отозвалась она. — Но это необходимо.

— Абсолютно, если мы не хотим увеличить риск для людей, не говоря уж о проблемах вывоза руды и шлаков на поверхность.

Эмма наблюдала за его лицом, пока он внимательно оглядывался вокруг. Время от времени они проезжали сальную свечу, которая была прикреплена к стене кусочком глины. Тусклый свет отражался от его лица, делая его похожим на ребенка, мечтающего о тарелке со сладостями, когда он говорил о руднике.

Как только они достигли входа в ближайшую штольню, Эмму охватило чувство облегчения, и она с трудом сделала глубокий вдох в разреженном воздухе.

Беллами и Уоткинс вышли первыми и сняли фонарь, который был не более чем мерцающим огоньком в угнетающей темноте. Алан шагнул вслед за ними, оглянувшись на Эмму, прежде чем подать ей руку.

Очень скоро Эмма узнала, что беды, подстерегающие людей в шахте, намного разнообразнее, чем она ожидала. С потолками настолько низкими, что Алану и графу Шеридану приходилось слегка пригибаться, шахты представляли собой катакомбы сплошных бедствий, только и ждущих подходящего момента, чтобы отобрать жизни шахтеров.

Эмму охватила паника. Но ведь она сама просила — требовала — этого осмотра. Она должна понять проблемы Алана.

Вонь сделалась настолько невыносимой, что пришлось прикрыть нос платком. Поддерживаемая слева Аланом, справа графом Шериданом, она продвигалась вниз по тусклым серым тоннелям, а Филлис тем временем объяснял, как руда транспортируется по крутым скатам на поверхность вдоль деревянных поручней.

— Там, внизу, то, что мы называем преисподней. Рабочие, которые вызываются работать в аду, подписывают свой смертный приговор. Если они не утонут, или их не придавит, или болезнь не доконает их, то это сделает угарный газ. Туда только один путь — по лестнице.

Осмотр продолжался. Условия ухудшались. Невыносимая жара скоро подорвала силы Эммы и высушила горло. Когда стало совсем уж невмоготу, она повернулась к графу Шеридану:

— Сэр, я слышала о вашей склонности к филантропии, равно как и о попытках содействовать преобразованию промышленности страны. И вместе с этим вы допускаете, чтобы ваши рабочие трудились в таких ужасных условиях. Вы не можете позволить людям перекладывать всю вину на вашего брата. Эти проблемы существовали задолго до того, как вы передали их моему мужу, сэр.

— Согласен, мадам. Однако должен подчеркнуть, что я неоднократно предлагал закрыть эти дьяволовы чертоги. Как вы сами видите, стоимость ремонта значительно превзошла бы прибыль, которую мы еще можем получить от оставшейся свинцовой руды. Если она вообще еще осталась.

— Руда еще есть, — отрезал Алан. — Голову даю на отсечение. Но чтобы достать ее, потребуется разрабатывать новые шурфы.

— И на это нужны деньги, — подчеркнул Беллами. — Как, дьявол побери, вы надеетесь открыть новые шахты, когда у вас нет денег на ремонт тех, которые уже открыты? Говорю вам, вы окажете нам услугу, если продадите рудник Лондондерри.

— Только через мой труп, Беллами. Я…

В этот момент послышались крики мужчин, и участок земли и камней обрушился со стены. Шахтеры бросились врассыпную. Эмма внезапно почувствовала, что ноги ее оторвались от земли — это Алан схватил ее одной рукой за талию и оттащил в сторону, прочь от падающих камней. Он быстро передал ее графу Шеридану, который подхватил Эмму на руки и понес подальше от шатающихся глыб. Алан бросился к юноше не старше восемнадцати, который споткнулся и растянулся в грязи. Обхватив его за плечи, Алан помог ему подняться на ноги и поспешно отвел на безопасное расстояние.

К счастью, стена больше не обвалилась, и, словно ничего не случилось, Филлис заорал на людей, чтобы возвращались к работе, рявкая приказания и оскорбляя тех, кто замешкался.

— Милорд, вы можете поставить меня на ноги. Я прекрасно могу сама ходить.

Ральф поставил ее на ноги. Сердце Эммы клокотало от гнева. Гнева на невыносимые условия труда в шахте, не говоря уж о бессердечности Филлиса. Она подняла глаза на графа Шеридана и обнаружила, что он улыбается.

— Не вижу причин для улыбок, милорд.

— Я просто думал, что вы напоминаете мне одного очень дорогого и близкого человека.

— О? Кого же?

— Мою жену. Думаю, вы с ней подружитесь.

Вернулся Алан в сопровождении шахтеров.

— Вы совершаете ошибку! — рявкнул Филлис Алану, который остановился и повернулся к нему. — Вы вытащите этих людей отсюда, и они не вернутся на работу.

— Судя по виду этих перекрытий, им повезло, что они еще живы, Филлис. Что, черт побери, вы делаете с деньгами, которые я направляю на решение этих проблем?

— С таким же успехом вы могли бы швырнуть свои деньги в эти чертовы ямы, — ответил он.

— Мы уже сказали, — подал голос Джой. — Самым разумным будет продать рудник лорду Лондондерри. Или закрывайте его — и дело с концом.

— Идите вы оба к черту, — огрызнулся Алан и, схватив Эмму за руку, потащил к подъемнику.

Несколько последующих часов Эмма оставалась в своей комнате, глядя в окно на пропитанную дождем округу, между тем как мысли ее блуждали далеко-далеко. Она скучала по Хью и надеялась, что и Алан скоро вернется в Шеридан-холл. Полжизни она предавалась фантазиям об Алане Шеридане. Страдала от ревности и безмерной печали, когда узнала, что Рита завела с ним роман. А теперь… теперь она понимает — брак без ответной любви много хуже, чем его отсутствие.

Стук в дверь вывел ее из задумчивости.

— Кто там? — отозвалась она.

— Я хочу поговорить с тобой, — послышался голос Алана.

Эмма схватилась за очки и почувствовала себя глупо, когда пальцы нащупали оправу без стекол. Она взглянула в зеркало, висящее над умывальником, проверяя, в порядке ли волосы, убрала несколько выбившихся прядок на место и расправила юбку руками.

Алан стоял в коридоре с бутылкой виски в одной руке и двумя чашками в другой. Глаза казались черными как ночь, а рот был изогнут в знакомой сардонической усмешке.

— Миссис Шеридан, — сказал он, — судя по вашему виду, вы не прочь выпить.

— Я, сэр?

Он толкнул дверь плечом и вошел в комнату. Эмма наблюдала, как он подошел к маленькому столику, поставил бутылку и чашки.

— Скажи мне, — Алан взглянул на нее, — ты любишь детей, Эмма?

Удивленная вопросом, Эмма кивнула.

— Мне кажется, это очевидно…

Он отмахнулся:

— То, что у тебя есть ребенок, необязательно должно означать, что ты любишь детей. Существует масса причин, почему люди производят потомство, последняя из этих причин — любовь друг к другу и детям.

— Но почему ты об этом спросил?

Алан налил виски в чашки, потом сделал большой глоток прямо из горлышка.

— Я никогда особенно не задумывался над этим до последнего времени.

— Неужели?

Он подал ей чашку с виски, она взяла ее и стиснула обеими руками.

— Я никогда не проводил много времени с детьми. Конечно, у меня есть племянники, но, учитывая то, что я нежеланный гость в доме графа Шеридана, у меня не было возможности поближе узнать мальчишек.

Он выдвинул из-за стола стул и предложил его Эмме, а сам сел на кровать. Прислонившись спиной к стене и вытянув вперед свои длинные ноги, скрещенные в лодыжках, он ждал, пока Эмма присядет на краешек стула, затем посмотрел на ее босые ступни.

Сложив руки на коленях. Эмма спросила:

— Вы пришли, чтобы поговорить о детях или о делах, сэр?

— Я думаю, что и то и другое взаимосвязано. Ты не согласна?

Эмма поставила чашку на стол. Она чувствовала себя слишком уязвимой и была явно не в ладу со своими эмоциями. А то, что во взгляде его ощущалась мощь, способная расплавить свинец, отнюдь не помогало.

— Я уверена, ты понимаешь, каких колоссальных затрат потребует восстановление этих шахт, — сказала она, меняя тему.

Алан заглянул в чашку.

— Не говоря уж об увеличении жалованья, которого эти люди заслуживают. Но это не главное.

Встав со стула, Эмма зашагала по комнате.

— За последние пять лет этот рудник принес нулевую прибыль, несмотря на вложенные тобой деньги. Попытки ремонта и обеспечения мер безопасности оказались тщетными. Несчастные случаи утроились только за последний год. Не понимаю, как ты можешь еще на что-то надеяться?

Алан бросил пустую чашку на кровать и стал наблюдать за Эммой, грациозно двигающейся по комнате, с босыми ногами, выглядывающими из-под грязного края юбки. Должно быть, он пьян, иначе эта маленькая сценка не доставила бы ему такого удовольствия. А может, просто устал… Все, что говорила маленькая мисс Всезнайка, было абсолютно верно.

— Ты права, конечно, — сказал он, заставив ее резко остановиться. — Ну-ну, милая, не надо так удивляться. Я же не совсем глуп.

— Я отнюдь не имела этого в виду, сэр. Я только хотела отметить…

— Не стоит трудиться. Все последние годы Ральф говорит мне то же самое. И его брат Роберт говорил, и наш отец тоже.

Эмма схватила маленький стульчик и, подвинув его к кровати, села, держа спину прямо. Глаза ее казались огромными, губы влажно блестели.

— Тогда почему ты упорствуешь?

— Потому что верю в этот рудник. Не могу сказать тебе почему, но вот здесь, — он показал на сердце, — я чувствую, что мы только добрались до самого богатого слоя этих копей. — Спустив ноги с кровати, он взял ее руку, заставив вздрогнуть от удивления и неожиданности. — Ты когда-нибудь хотела чего-нибудь настолько сильно, Эмма, что готова была рисковать всем — своей гордостью, репутацией, деньгами, — чтобы получить это?

Она заморгала своими сине-зелеными глазами, а он вскочил и потянул ее за собой к окну.

Оконные стекла запотели от тепла. Алан пальцами протер круг.

— Посмотри туда, — сказал он ей. — Скажи, что ты видишь?

Привстав на цыпочки, она взглянула в окно на унылую деревушку.

— Мокрые дома и пустые улицы, — ответила она наконец.

— Когда-то население этой деревни было втрое больше, чем сейчас. Представь, какой она могла бы стать вновь, если б мы нашли новый пласт руды.

— Но опасность…

— К чертям опасность. При хорошем ремонте опасность исчезнет. Здесь, в округе, пять рудников, которые мой отец вынужден был закрыть из-за целой серии взрывов, вызванных ламповым огнем. С тех пор была изобретена лампа Дэви, которая устранит опасность работы в этих шахтах. Их можно вновь открыть, Эмма. Мы могли бы нанять еще пятьсот человек для работы на этих рудниках.

Он протер еще одно стекло и, схватив ее за плечи, прижал спиной к своей груди.

— Ты видишь вон те две горы и долину между ними? Если проехать прямо на восток по этой долине миль двадцать, увидишь рельсы. Железнодорожные рельсы.

Эмма пристально вглядывалась в туманный горизонт.

— Понимаю, — произнесла она задумчиво. — Да… понимаю. Поезд, идущий через Винсайд, сотворил бы чудеса с деревней.

— И уже появились усовершенствованные паровые насосы, чтобы откачивать воду, и вентиляторы, чтобы разгонять метан…

Эмма повернулась, слегка откинув голову назад, и заглянула ему в лицо. Слабый румянец тронул ее щеки, а свет лампы золотил рыжеватые пряди.

— Эти усовершенствования будут стоить огромных денег. Потребуется все, что я имею, и даже больше. Одни мы с этим не справимся. Однако…

Протиснувшись мимо него, Эмма прошлась по комнате, глядя на пол в глубокой задумчивости.

— Инвесторы! — воскликнула она. Глаза ее сверкали, когда она повернулась к нему. — Мы можем продать доли в рудниках — лишь столько, чтобы помочь финансировать ремонтные работы и усовершенствования. И, разумеется, банки…

— Можешь забыть об этом. Если помнишь, милая, я некредитоспособен.

— Зато я кредитоспособна. С моим денежным обеспечением и влиянием отца они не посмеют отказать нам.

Алан нахмурился:

— Я не хочу, чтобы твой отец участвовал в этом.

— Но…

— Нет, — отрезал он. Двинувшись к ней, он заметил, как она слегка попятилась.

Взяв себя в руки, Эмма вскинула подбородок и расправила плечи.

— Вначале главное, сэр. Я еще не предлагаю вам помощь в этом деле. Мои комментарии были чисто гипотетическими. Кроме того, я отнюдь не убеждена, что в этих горах еще остался свинец. У вас нет доказательств, только чувства.

— Свинец здесь есть, — процедил он сквозь зубы. — Я знаю это. Лондондерри тоже знает, иначе так не стремился бы купить рудник у меня.

— Тогда, быть может, стоит дать ему возможность рискнуть. Он может позволить себе неудачу. Мы — нет.

Алан свирепо уставился в упрямое лицо Эммы.

— Можете посмотреть на это с другой стороны, — сказала она несколько язвительно. — С деньгами, которые вы получите от продажи рудника, вам не будет необходимости оставаться женатым на мне. У вас будет достаточно денег, чтобы заплатить долги и жить в достатке до конца жизни, если, конечно, будете держаться в стороне от игорных домов.

— Бог ты мой, — пробормотал Алан, — я об этом не подумал.

Эмма сглотнула.

Они стояли посреди комнаты, почти не слыша стука дождя по стеклу и гула пьяных голосов, доносившегося снизу.

— Что ж, — наконец промолвил он с сардонической усмешкой. — Кажется, ты дала мне тему для размышлений на весь вечер.

Несмотря на волну отчаяния, охватившую Эмму, она всеми силами пыталась сосредоточиться на чертах лица Алана, не позволяя ему даже на миг заметить, что она потрясена до глубины души собственным идиотским высказыванием.

Он обошел ее, взял бутылку виски со стола и направился к двери. Не оборачиваясь, она позвала:

— Алан.

Он остановился.

— Если не ошибаюсь, мы должны встретиться с Беллами и Уоткинсом в половине восьмого утра?

— Правильно.

— До того времени нам обоим нужно принять решение.

— Обоим?

— Подумай, что для тебя важнее: свобода и достаточное количество денег, чтобы безбедно жить до конца жизни, если ты решишь продать рудник, или… риск, что я откажусь финансировать ремонт шахт, и тогда…

— В любом случае, похоже, я проиграю, — сказал он и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Эмма стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как ее охватывает озноб. Затем она упала на кровать и заколотила кулаком по подушке.

 

ГЛАВА 13

Алан стоял у окна, засунув руки в карманы, глядя, как два десятка мужчин и их семьи толпятся у входа в «Золотую подкову». Близилось время выйти к ним.

Послышался стук в дверь. Не успел он отозваться, как дверь открылась и вошла Эмма. Алан отметил, что она очень бледна, под глазами круги от недосыпания.

— Доброе утро, сэр, — произнесла она сухим тоном.

Алан прислонился к подоконнику и взглянул на нее:

— Эмма?

— Надеюсь, вы хорошо спали?

Он пожал плечами:

— А ты?

— Прекрасно, благодарю.

Заглянув в ее глаза, он усомнился в этом, но она умела скрывать свои мысли и эмоции. Это было почти пугающе — подобное отсутствие предсказуемости.

— Полагаю, сейчас каждый из нас должен принять решение относительно нашего будущего, — сказала она.

— Действительно.

— Вы продаете рудник или идете на риск, что я не соглашусь финансировать восстановление шахт?

Она смотрела на него и ждала, расправив плечи и сцепив руки перед собой. Алан подумал, что из Эммы вышел бы отменный карточный игрок. Большинство женщин сейчас бы слишком нервничали. Вчера она была абсолютно права: женившись на ней, он продал свою душу. Продав рудники, продаст свою мечту. Какое же из двух унижений меньше?

— Я не продаю шахты, — тихо вымолвил он.

Эмма и глазом не моргнула.

— Я сказал… — Алан отвернулся от нее. — Я не продаю шахты. Я добьюсь успеха с твоей помощью или без нее.

Эмма немного помолчала, потом спокойно сказала:

— Хорошо, сэр. Рудники будут по-прежнему работать.

Алан нахмурился, когда она подошла и посмотрела ему прямо в глаза.

— Вам будут предоставлены необходимые средства для ремонта и усовершенствования шахт. Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам.

— При условии, что будешь распоряжаться…

— Нет. Пожалуй, мы просто будем рассматривать мою финансовую помощь как… заем. Когда вы найдете новую рудную жилу, надеюсь получить свои деньги обратно с выгодой.

— Ты можешь все потерять, Эмма.

Она пожала плечами:

— Или очень много выиграть. Жизнь — это всегда игра, не так ли, супруг? Просто надо твердо верить, что все обернется к лучшему. Без надежды и веры в свои мечты какое унылое существование мы все влачили бы.

Несколько неуверенно Эмма положила ладонь ему на руку и улыбнулась, глядя в его напряженные, настороженные глаза.

— Ваши работники ждут вас, сэр.

— Ты, конечно, пойдешь со мной.

— Нет. Я уверена, что вы можете прекрасно справиться с ситуацией. Просто сообщите им, что будут предоставлены все необходимые средства для восстановления шахт. Пожалуй, стоит также сказать, что с сегодняшнего дня их заработная плата увеличивается. Я подожду их ответа здесь.

К вечеру на горизонте показался Шеридан-холл. Сразу за Миддлфером они распрощались с Ральфом и оставшиеся несколько миль ехали в молчании. Эмма так и не набралась смелости сказать Алану о ремонте дома, который начала в его отсутствие. Со времени их встречи нынешним утром отношения оставались натянутыми.

Они остановились у парадной двери, и Алан помог Эмме спуститься на землю. В тот же миг дверь распахнулась, разливая свет по ступенькам, тепло окатило их приветливой волной. Высокий, худой незнакомец появился на пороге, одетый в темный костюм и белоснежную рубашку. Он оглядел Алана поверх своего внушительного, крючковатого носа.

— Кто вы, черт возьми? — возмутился Алан.

— Дворецкий. А кто, позвольте узнать, вы будете?

Алан медленно повернулся и уставился на Эмму.

— Мадам Шеридан! — послышался возглас из дома. Из двери выскочил Люк Дефо в поварском колпаке и одежде, пахнущей свежевыпеченным хлебом. — Мадам Шеридан, какое удовольствие вновь видеть вас дома!

Эмма закусила губу, видя, как недоуменное выражение лица Алана сменилось ошеломленным. Люк поцеловал ей руку, затем галантно помог подняться по ступеням.

— Вы как раз к ужину. Я приготовил свои особые блюда: миндальный суп, заливное из устриц, кнель из куропатки и на десерт лимонный пудинг. — Подведя ее к носатому мажордому, он улыбнулся. — Мадам будет приятно познакомиться с моим кузеном Жаном. Надеюсь, вы утвердите его в должности дворецкого. Он весьма опытен, знаете ли.

Эмма сосредоточилась на лице дворецкого, упорно отказываясь взглянуть на Алана.

Жан щелкнул каблуками и слегка поклонился, затем вновь повернулся к Алану:

— А вы кто будете, сэр?

— Я Шеридан, — ответил Алан.

Брови Жана взлетели вверх, а глаза окинули Алана взглядом с макушки мокрой головы до кончиков грязных ботфортов. Он обратился к Эмме, не поворачиваясь:

— Позвать лакея, мадам?

— У меня нет лакея, — ровным голосом проговорил Алан.

— Есть, — вмешался Люк, энергично закивав, затем отступил в ярко освещенный холл и крикнул: — Виктор! — Пожав плечами, он засмеялся и добавил: — Это сын Жана, да?

Худенький юнец выбежал в коридор, поправляю ливрею, которая была ему явно не по размеру. Алан сощурился и, обойдя дворецкого, вошел в холл, где леса и лестницы громоздились вдоль стен. Рабочие двигались по дому как муравьи. Его руки сжались в кулаки, плечи напряглись, лицо угрожающе потемнело.

— Вы свободны, — сказала Эмма слугам, и они растворились без слов.

— Что, черт побери, здесь происходит?

— Вы недовольны?

— Похоже, ты решила все здесь прибрать к рукам, пока меня нет.

— Я…

— И кто, скажи на милость, дал тебе право распоряжаться в моем доме и вбивать хотя бы один гвоздь без моего разрешения?

— Я…

— Ты так привыкла верховодить в Кортни-холле, что решила делать то же самое и здесь?

Он двинулся на нее. Она попятилась.

— Ну?! — заорал он.

— Вам нет нужды повышать голос…

— И кто, черт возьми, по-твоему, будет платить за все это?

Вскинув подбородок, она спокойно ответила:

— Я, разумеется.

Одна бровь взлетела вверх.

— Ты? — язвительно процедил он сквозь стиснутые зубы. — Конечно. Как я мог забыть? Ты же у нас с деньгами. Власть. Влияние. А я всего лишь нищий с протянутой рукой.

Они разъяренно уставились друг на друга.

— Совершенно очевидно, — произнесла она холодно, — что, если это отсутствие понимания указывает на то, каким будет наш брак, не думаю, что он меня интересует.

Он уставился на нее.

Она удостоила его тусклой улыбки и зашагала к лестнице.

— Что это ты делаешь, хотел бы я знать? — возмутился он.

— Иду в свою комнату, конечно.

— Ну уж нет, постой-ка, — бросил он позади нее. — Я не дам тебе просто так упорхнуть отсюда. Я собираюсь сказать тебе парочку слов.

— Каких же именно?

Вздернув подбородок, она взглянула на Алана через плечо. Он стоял посреди холла, слегка расставив ноги. Рот его был плотно сжат, глаза метали громы и молнии.

— Возможно, — сказал он более сдержанно, — ты не откажешься пойти со мной в кабинет, где мы сможем обсудить это наедине.

Он зашагал по коридору, пнув лестницу и ногой перевернув банку с краской. Глубоко вздохнув, Эмма пошла вслед за ним.

Алан упал в кресло, заметно расслабившись после того, как оглядел кабинет и обнаружил, что все на своих местах. Он удостоил лишь беглого взгляда стопку гроссбухов, аккуратно сложенных с одной стороны стола.

— Я признаю, что переступила границы дозволенного, сэр. Я прошу прощения. Мое единственное оправдание — любовь к… этому дому и желание угодить вам. Если я оскорбила ваши чувства, мне искренне жаль.

Алан устало закрыл глаза.

— О господи! Что мне с тобой делать? Я еще никогда не встречал женщины, которую в одну минуту мне хотелось бы придушить, а в следующую…

— А в следующую, сэр?

Он оглядел ее из-под отяжелевших век, затем поднялся со стула, прошел к столику с напитками, плеснул виски в стакан и опрокинул его в рот.

— Скажи мне, как моя мать? Без сомнения, вы с ней сделались большими друзьями в мое отсутствие. Она всегда умела заводить друзей.

— Я думала, ты уже привык к мысли, что она останется здесь.

— Значит, ты знаешь меня далеко не так хорошо, как думаешь, милая. Как забавно, что женщина, которой было наплевать на меня, когда я был мальчиком, теперь зависит от меня.

— Уверена, у нее были причины…

— Разумеется. Не могла же она заводить интрижки, имея ребенка, путающегося у нее под ногами. Как тебе хорошо известно, любовь моя, ублюдки имеют обыкновение мешать интимной жизни женщины.

Это едкое замечание на миг поразило Эмму.

— Это немилосердно, — мягко проговорила она.

— Но верно.

Сцепив руки, она подошла к Алану:

— Ты ненавидишь ее за то, что она сделала?

Он с усмешкой взглянул на нее:

— В чем дело? Тебе пришло в голову, что твой милый сынок, когда вырастет, будет презирать тебя за своего отца, точнее, за отсутствие такового? Думаю, тебе не стоит беспокоиться, милая. — Он погладил ее щеку своей большой ладонью. — Есть разница между тобой и моей матерью: ты любишь своего сына.

Мимолетная боль, отразившаяся в глазах Алана и тоне его голоса, заставила сердце Эммы екнуть.

В дверях появилась Молли в свежевыстиранном форменном платье. Волосы ее были причесаны, собраны в узел на затылке и закреплены черной сеточкой и атласным бантиком. Она изобразила книксен и вежливо сказала:

— Добрый вечер, сэр, мадам. Жан говорит, что мистеру Шеридану нужна ванна.

Эмма наградила горничную улыбкой и самодовольно вздернула бровь при виде ошеломленного лица Алана.

— Жан прав, Молли. Пожалуйста, позаботься об этом.

…Эмма обедала с Хью, Дорис и Лаурой. Алана не было. Эмма старалась найти оправдание для мужа. Может быть, он просто переутомился и уснул…

К тому времени, когда Люк внес лимонный пудинг, у Эммы пропал всякий аппетит. В конце концов, не в силах больше выносить боль в глазах Лауры, Эмма извинилась и отправилась на поиски мужа.

По словам Молли, она могла найти его в купальне — огромной мраморной комнате, расположенной в восточном крыле дома. Эмма была там всего один раз во время своего первого осмотра дома. Помещение состояло из двух больших комнат, в каждой из которых имелся бассейн. Один холодный, а другой горячий, наполняемый водой из горячего подземного источника.

В холодном отделении Алана не было, поэтому Эмма сделала глубокий вдох и вошла в парильню, но остановилась, когда волна жара окатила ее с ног до головы. Молодая женщина осторожно прошла к краю бассейна и попыталась разглядеть что-нибудь сквозь густую завесу пара.

— Алан, — позвала она. — На пару слов, пожалуйста.

Тишина.

— Сэр, я знаю, что вы здесь. Я хочу поговорить с вами и не уйду, пока не сделаю этого.

Послышался всплеск у дальнего конца бассейна. Сняв запотевшие очки, Эмма заметила мужа, полулежащего на мраморных ступенях по пояс в воде.

— О, — произнесла она и выпрямилась при виде его обнаженного, блестящего торса.

— А чего ты ожидала? — поинтересовался он мягким, немного пьяным голосом. — Разве мужчине запрещается купаться голым в собственной ванне?

— Пожалуй, мы поговорим позже, — поспешила ретироваться Эмма.

— Мы поговорим сейчас, — отрезал Алан, заставив ее остановиться.

Вода вновь заплескалась, и стало очевидно, что он вылезает из бассейна.

Глядя прямо перед собой, с отчаянно колотящимся сердцем, Эмма прислушивалась к звукам стекающей на мраморные плиты воды. Затем послышался звон стекла — он наливал себе очередную порцию выпивки.

— Итак, что ты здесь делаешь? Вряд ли ты намеревалась составить мне компанию в бассейне, хотя признаю, что нахожу эту идею привлекательной. Скажи мне, Эмма, ты когда-нибудь купалась с мужчиной? Ну-ну, милая, мне-то ты можешь сказать. Я ведь твой муж, в конце концов.

Эмма уставилась прямо перед собой и ничего не говорила.

— В самом деле, дорогая. Женщина, которая может плясать с цыганами и украсить грудь татуировкой, наверняка должна была купаться голой с мужчиной. Тебе понравилось?

— Я пришла просить вас о снисхождении, — сказала она.

— К кому?

— К вашей матери.

— А, конечно. Без сомнения. Она жалобно всплакнула над кнелем из куропатки.

— У нее есть гордость, — возразила Эмма.

— У кого же ее нет, милая?

Еще больше расстроившись, Эмма повернулась и обнаружила Алана развалившимся на постели из гобеленовых подушек. Не считая красного полотенца, обернутого вокруг чресл, он был совершенно голым.

Поставив стакан на пол рядом с собой, он улыбнулся ей.

Потерявшая дар речи Эмма какое-то время могла лишь таращиться на мужа, вдруг отчетливо ощутив угнетающую жару и неудобство тяжелой шерстяной одежды, липнущей к влажной, раскрасневшейся коже.

— Почему вы такой злой? — беспомощно бросила она.

— Я не злой, я пьяный. Предупреждаю тебя, потому что я ужасно непредсказуем, когда пьян.

— Неужели вам не приходило в голову, что ваша мать просто хочет помириться с вами?

— Моя мать хочет успокоить свою совесть перед смертью. Кроме того, я ни на секунду не поверил, что ты здесь из-за этого.

— Не понимаю.

— Ты пришла сюда не для того, чтобы поговорить о Лауре. Ты использовала ее как предлог. Наверняка ты злишься, что я не упал перед тобой на колени в знак благодарности за твое великодушие.

— Я не думала об этом.

Он рассмеялся тихо, недоверчиво.

Нахмурившись, чувствуя себя выбитой из колеи его неустойчивым настроением, Эмма попыталась оторвать от него взгляд. Но это оказалось выше ее сил. Плечи Алана блестели капельками пота и отсветами огня свечей. Грудь его была упругой и твердой, а мышцы живота казались твердыми и плоскими, как пол, на котором он сидел.

— Я намерена помочь вам всем, чем смогу, и сделаю это, — с трудом выдавила она. — Вы узнаете, что я не из тех, кто нарушает свое слово. И не из тех, кто отказывается протянуть руку помощи нуждающемуся.

— Разумеется. Наверняка лет эдак через сто тебя причислят к лику святых. Вопрос в том, как это будет звучать? Святая Эмма, защитница больных и умирающих? Или разоренных и обнищавших? Или всех на свете ублюдков?

— Почему вы так ненавидите меня?

— Ненависть — такое грубое слово. Я отнюдь не ненавижу тебя, дорогая.

— Но вы не любите меня.

— Ты не должна принимать это на свой счет. Я никогда никому не клялся в таких чувствах.

— Вы не способны на любовь, сэр, или просто боитесь ее?

— Боюсь?

— Что вам не ответят взаимностью. Возможно, вы все еще тот маленький мальчик, который всем сердцем любил свою мать, но не чувствовал ответной любви. Вы страшно боитесь еще раз испытать эту боль.

Он схватил стакан и опрокинул его содержимое себе в рот.

— Ты слишком много говоришь, милая. И приписываешь мне то, чего нет. Тебе уже следовало бы понять, что я не очень хороший человек.

— Я не согласна. По словам Кэтрин Купер, вы заботливый и добрый.

— А… — Он сверкнул белозубой улыбкой. — Ну вот мы и добрались до сути этого визита. Ты хочешь знать о Кэтрин.

— Я…

— Ревнуешь, милочка?

Внезапно ей захотелось убежать. Она почувствовала себя глупо, досадуя на то, что он понимает ее побуждения даже лучше ее самой.

— Ну? — не унимался он. — Ты ревнуешь?

— А мне следует?

— Ты хочешь знать, не любовница ли она мне. Не отрицай. — Он улыбнулся. — Вот что я тебе скажу, милая. Если ты покаешься в своих грешках, я покаюсь в своих.

Он встал, и красное полотенце упало на пол. Эмма словно приросла к месту, ощущая, что тело ее стало таким же неподвижным, как изваяния нимф, взирающих на нее из полутемных, затуманенных углов купальни.

 

ГЛАВА 14

Алан приближался к ней, похожий на античного бога, совершенный физически — намного совершеннее, чем она представляла, — с телом гладким, влажным и возбужденным.

— Так скажи мне, жена… — Его рука скользнула ей на затылок. — Какое имя ты будешь выкрикивать, когда я займусь с тобой любовью? Не делай такого ошеломленного лица. Подтверждение нашего брака было неизбежно. Мы оба хотим этого, и, разумеется, это необходимо. Если желаешь, можешь закрыть глаза и представлять, что я — это кто-то другой. — Приподняв ее подбородок, он улыбнулся. — Вот почему ты на самом деле пришла сюда, не так ли? В брачную ночь ты решила поиграть в скромницу, а потом, когда поняла, что я могу удовлетворять свои потребности с другой женщиной, захотела взять то, что есть, пока еще не слишком поздно. Я еще не встречал женщины, которая, однажды вкусив запретный плод, не испытала бы желания еще раз насладиться этой сладостью. Тут нечего стыдиться. Нравится тебе признавать это или нет, но ты живой человек. Твой сын тому доказательство.

Пальцы Алана двинулись к пуговицам ее блузки, и он игриво подергал их. Внезапно Эмме стало нечем дышать.

— Сними это, — мягко приказал он. — Я хочу видеть, что я приобрел. Меня мучит любопытство со дня свадьбы, когда я увидел, как ты бегаешь, как девчонка, во фланелевой рубашке по коридору. Ты вся соткана из противоречий, миссис Шеридан. В одно мгновение ты железная дева, а в следующее — распутница, пылающая страстью. Однако распутница не дрожит от испуга, когда ее касается мужчина. Ты боишься, милая?

Эмма попыталась отвернуть лицо. Он не позволил этого, твердо держа ее за подбородок, заставляя смотреть в его потемневшие, бездонные глаза.

Он стащил блузку с ее плеч и отшвырнул в сторону, потом показал на юбку.

— Сними ее.

— А если не сниму?

— Тогда я сорву ее с тебя.

Эмма сняла юбку и осталась перед ним в рубашке, чулках и туфлях. Алан улыбнулся и, взяв ее за руку, подвел к подушкам, жестом велев лечь, потом налил в бокал шерри и подал ей.

Не в состоянии ясно мыслить, Эмма устроилась среди подушек и продолжала завороженно наблюдать, как ее муж двигается среди клубов пара и его мышцы вздуваются и перекатываются с каждым гибким, грациозным движением. Где-то в отдаленных уголках мозга промелькнула мысль, не очутилась ли она во власти эротических грез…

Но она пришла сюда не соблазнять и не быть соблазненной! Крошечный молоточек разума навязчиво стучал в ее голове: бежать, бежать. Она не готова к этому, что бы ни чувствовало ее сердце и тело.

Алан спустился в бассейн, шаг за шагом погружаясь в прозрачную воду. Капли влаги срывались с потолка и образовывали крошечные круги на поверхности.

— Эмма, — позвал он, и голос эхом разнесся по огромному помещению. — Иди ко мне.

— Я… думаю, нет.

— Но я настаиваю.

— Ты не можешь заставить меня.

— Подумай хорошенько. — Он ударил ладонью по поверхности воды, подняв брызги.

Поколебавшись, она осторожно отставила бокал и стала расшнуровывать туфли. Упорно избегая взгляда Алана, тщетно пытаясь унять волнение, от которого дрожали руки. Ее муж прав. Этот момент неизбежен. Она отгоняла эту мысль, убеждая себя, что Алану Шеридану не нужно от нее ничего, кроме денег. Рита знала об этом, Рита предупреждала ее. По ночам она просыпалась от ожидания и страха, и предостережения сестры звучали у нее в ушах, заставляя сердце гулко стучать, а тело гореть.

Сняв чулки и туфли, Эмма встала и подошла к бассейну, сознавая, что тонкая ткань рубашки стала совершенно прозрачной, прилипнув к влажной коже. Она вошла в горячую воду, тихо ахнув, когда жар стал взбираться вверх по лодыжкам, икрам, бедрам, проникая, словно жидкое пламя, между ног.

Стоя в середине бассейна в клубах пара, Алан наблюдал за ней. Он показал на ее волосы:

— Распусти их.

Она подняла руки и непослушными пальцами стала вытягивать гребни. Наконец волосы тяжелой и влажной массой упали ей на плечи и часто вздымающуюся грудь.

Алан оглядел жену так, что у нее по спине забегали мурашки.

— Восхитительно, — нежно протянул он, затем скомандовал: — Иди сюда.

Она шла, чувствуя, как вода плещется о ягодицы, и скоро оказалась перед ним, словно восточная рабыня перед своим повелителем, презирая это ощущение власти над собой и вместе с тем приветствуя его. Она чувствовала слабость и в то же время радостное возбуждение. Каждая клеточка ее существа наполнилась трепетным восторгом жизни.

Он протянул руки и положил ладонь ей на грудь, нежно касаясь соска кончиком пальца. Эмма застонала и закрыла глаза, когда обжигающая молниеносная стрела пронзила каждый пульсирующий нерв ее тела. Показалось, будто она вот-вот лишится чувств…

Мужские пальцы нежно коснулись розового цветка на коже.

— Есть еще? — спросил он.

С неимоверным усилием она медленно покачала головой:

— Нет.

— Повернись и дай мне посмотреть.

Она неторопливо поворачивалась в воде, позволяя ему разглядеть ее со всех сторон. От горячей воды кожа ее пылала, словно охваченная пламенем пожара.

Когда она вновь оказалась лицом к нему, он улыбнулся и мягко произнес:

— Никаких драконов.

— Что?

— Говорят, у тебя сзади вытатуированы драконы.

— Уверена, что обо мне много чего говорят. Ты всему веришь?

— Они, похоже, знают тебя лучше, чем я.

— Думают, что знают.

— Тебе нравится это? — спросил он, нежно сжав ее грудь.

Она сглотнула, вернее, попыталась. Опустив глаза, смотрела, как его большая ладонь ласкает ее. Какой смуглой кажется его рука на ее белой коже… Она вдруг почувствовала опасную беззаботность.

— Тебе нравится? — повторил он настойчивей.

Эмма кивнула и положила свою руку поверх его ладони, прижав ее сильнее.

— Да, — ответила она наконец.

— Тогда почему ты дрожишь? Тебе очень хочется заняться любовью?

Она ничего не ответила. Он смотрел так, будто в его карих глазах действительно таилась нежность. Боже мой, что же она делает?

Жара, пар, тусклый свет факелов, мерцающих во мгле, отклик собственного тела — все приводило ее в замешательство. Если она не остановится теперь, то наверняка пожалеет об этом.

Но, несмотря на все доводы рассудка, Эмма не могла сдвинуться с места. Алан внезапно обхватил ее руками и поднял на мраморный край бассейна, где она смогла лишь закрыть глаза и тряхнуть головой в тщетной попытке сопротивления.

— Пожалуйста, — застонала она.

— Что, милая? Дать тебе почувствовать себя женщиной?

Он уложил ее спиной на плиты, а она устремила свой взор сквозь завесу пара на тусклое небо, просвечивающее сквозь стеклянную крышу, слыша плеск воды и бешеный стук собственного сердца от каждого его прикосновения.

Его прикосновения — о боже — они были повсюду одновременно. Его руки ласкали грудь, живот, бедра, заставляя ее тихо вскрикивать и вздрагивать. Мысли ее были в смятении, чувства кружили вихрем незнакомых ощущений.

— Посмотри на меня, — скомандовал он, и, заставив себя открыть глаза, Эмма увидела его над собой, наполовину находящегося в воде, наполовину снаружи, словно какое-то морское божество, соблазняющее земную женщину.

— Скажи, что ты любишь, — послышался его голос сквозь застилавший мысли туман. — Это? — Пальцы потянули ленточки сорочки и сдвинули мокрую тонкую ткань, полностью обнажая грудь.

Опустив голову, он сомкнул губы сначала вокруг одного соска, затем вокруг другого. И она изогнулась навстречу и задышала резко, прерывисто, мысленно молясь о том, чтобы это не было фантазией — одной из тех, которые так часто мучили ее со дня их свадьбы.

Но это была реальность. Явь. И Алан, супруг, целовал ее тело — грудь и живот, и его дыхание уже обдавало прозрачную ткань, прикрывающую ее женственность.

Ей захотелось кричать, плакать, смеяться. Голова ее металась из стороны в сторону. Она погрузила пальцы в его мокрые волосы и приподнялась навстречу… Это действительно было куда прекраснее фантазий. Никогда в самых безумных грезах не представляла она этого…

Но нет, нет, это невозможно… Она не должна…

Он приподнялся и вгляделся в ее лицо.

Потерявшись в пространстве и времени, сцепленные в клубок взаимного желания, они смотрели друг на друга, наверное, целую вечность, прежде чем Эмма покачала головой и тихо всхлипнула:

— Я не могу.

Она откатилась в сторону и прижала сорочку к груди.

— Я не могу, — повторила она, слыша, как ее слова эхом отразились от мраморных стен. — Пожалуйста, не проси меня. Я не могу до тех пор, пока не…

— Пока что? — закричал он. — Что с тобой, черт побери? Ты моя жена, Эмма! Я имею полное право ждать и требовать от тебя исполнения супружеских обязанностей. Ты приходишь сюда, дразнишь меня своим телом, а потом заявляешь, что не можешь! — Он схватил ее за плечи и встряхнул. — Или ты просто пытаешься сделать из меня дурака? Да? Ты ненавидишь меня или мужчин вообще?

Она отвернулась, иначе наверняка позабыла бы свои идиотские страхи и позволила ему все, чего он так отчаянно желал.

— Пусти меня, — выдавила она.

Алан отпустил ее. Она осторожно попятилась, между тем как разум и сердце вели битву, которую никто не мог выиграть.

— Я сожалею, — промямлила она. — Возможно, позже…

— Позже. Конечно. Прекрасно, дорогая. Ты дашь мне знать, когда будешь готова, не так ли? Клянусь, что больше не притронусь к тебе до тех пор, пока ты не будешь сама умолять меня об этом.

Эмма бежала и не останавливалась до самых дверей спальни. Она не могла забыть разъяренного лица мужа. И его клятвы больше не прикасаться к ней.

Закрыв глаза, вспоминая тот неизъяснимый восторг, который она только что пережила, Эмма мечтала о том дне, когда сможет по-настоящему принадлежать ему… Почти в той же степени, как и страшилась его.

Пришла зима, а вместе с ней пришли холод, ветер и дожди, превратив окрестности в тусклые, обледенелые пустынные равнины. Один бесцветный унылый день безрадостно переходил в другой, потом в следующий. Все дни были заполнены скучными повседневными делами, как это было в Кортни-холле. Иногда Эмма проводила время с сыном и Лаурой, чье здоровье ухудшалось с каждым днем. Доктор, который по ее просьбе приехал, чтобы осмотреть мать Алана, не смог сообщить ничего утешительного. У Лауры было прогрессирующее воспаление мозга, и жить ей осталось недолго.

После того как Эмма так по-детски убежала от мужа, она оказалась замужем за отшельником. Она редко виделась или разговаривала с Аланом. Днем он спал, а по ночам бродил по дому, писал письма на рудники или скакал по промерзшей пустыне верхом.

Эмма винила себя в подавленном состоянии Алана. Она забрала его дом. Большую часть его дела. Его мать. Она навязала свое странное поведение и нежелательное общество мужчине, который хотел всего лишь нормальной жизни.

Как ужасно, что она, которая так мечтала о том же, губила шанс на свое — и его — счастье из-за глупого страха. А впрочем, чего она ожидала? Выйдя замуж за Алана Шеридана, она приперла себя к стене, и единственный путь исправить положение — это откровенно признаться во всем.

Рождество и Новый год прошли спокойно, и январь принес легкую смену погоды. Эмма взяла за правило каждый день выезжать верхом на Стоун-блафф, где сидела на утесе, пытаясь разобраться в своей жизни. Нельзя дальше оставаться чужой человеку, который является ее мужем. Не в ее характере убегать от проблем, однако именно это она и делает. Убегает от неизбежного.

Возвращаясь в Шеридан-холл после очередной прогулки, Эмма убедила себя в том, что пришло время правды.

К своему огромному удивлению, она обнаружила, что в голубой гостиной ее ждет Рита.

— Господи помилуй, Эмма, что за привычка исчезать из дома в такой ранний час?! — негодующе воскликнула сестра, сидевшая в кресле возле камина.

— И тебе доброго дня, сестрица, — отозвалась Эмма.

— В нем нет абсолютно ничего доброго. Что за нелепая мысль! На улице жуткий холод. — Приложив платочек к носу, Рита нахмурилась. — Эмма, ты ужасно выглядишь.

— Спасибо. — Эмма отшвырнула стек в сторону. — Ты тоже выглядишь не лучшим образом, Рита.

— Ты похудела.

— А ты нет.

— По твоим глазам можно предположить, что ты плохо спишь.

— Ты становишься наблюдательной. Будешь пить чай? Молли!

Служанка появилась в тот же миг и вопросительно посмотрела на хозяйку.

— Мы будем пить чай с гренками и джемом.

— И побольше молока и сахара, — добавила Рита.

Эмма нахмурилась:

— Обычно ты пьешь чай без сахара, Рита.

Рита опустила глаза и нервно скомкала платочек.

— Я соскучилась по тебе, Эмми. Правда. Папа ужасно обижен, что ты не даешь о себе знать.

— Я пишу ему регулярно. Мне представляются забавными ваши нынешние чувства, ведь вы оба не могли дождаться, когда избавитесь от меня.

— Как там Хью?

Эмма удивленно заморгала:

— Бог мой, Рита, да что это на тебя нашло? Ты никогда раньше не интересовалась Хью.

— Не нужно быть такой злой и мстительной, Эмма.

— По-моему, я просто правдивая.

Рита надулась и продолжала комкать платок.

— Ты изменилась, Эмми, ужасно.

— Как же?

— Ты ожесточилась. Не отрицай. Это прямо-таки написано у тебя на лице. Ты несчастна. В самом деле, ты изменилась даже внешне. Посмотри на свои волосы. Они растрепаны.

— Я только что вернулась с прогулки верхом.

— А эта отвратительная амазонка, которая сейчас на тебе! Где, скажи на милость, ты ее откопала?

— Она когда-то была твоей. Если не ошибаюсь, этот костюм ты потребовала, когда мы были в Венеции, но так ни разу и не надела. Он стоил целое состояние, насколько я помню. Кто-то же должен был им воспользоваться.

Рита встала с кресла и прошлась по комнате, шурша юбками.

— Ты несчастлива, правда, Эмми?

— Почему ты спрашиваешь?

Рита повернулась. Щеки ее были бледны, глаза напоминали голубые замерзшие озера.

— Ты жалеешь о своем решении?

— В мире не все зависит от наших решений.

— Ну же, Эмма, мы обе знаем, что и ты, и я сделали свой выбор, который повлияет на всю нашу дальнейшую жизнь.

— Прекрасно, Рита. Да. Думаю, пока мы живем и дышим, мы будем принимать решения, о которых когда-нибудь пожалеем. Почему ты спрашиваешь? Что-нибудь случилось?

Выдавив неуверенную улыбку, Рита подбежала к Эмме и, опустившись на колено, взяла руку сестры и прижала к своей холодной щеке.

— Помнишь время, когда мы с тобой болтали долгие часы напролет? Ты всегда помогала мне, поддерживала меня. Всегда! Какую бы глупость я ни вытворяла, ты всегда оправдывала меня, ободряла, защищала. Я скучаю по тем дням, когда мы доверялись друг другу, а ты?

— Конечно. — Эмма улыбнулась. — Только сегодня утром я думала, как было бы здорово снова иметь рядом кого-то, с кем можно было бы поговорить, доверить свои секреты.

— Ты так же одинока, как и я, Эмми?

Она кивнула.

— И пошла бы на все, на все? Что угодно, лишь бы покончить с этим одиночеством, если б могла?

— В пределах разумного. Рита… что случилось? Что ты сделала?

В этот момент вошла Молли с чайными приборами и тарелкой с гренками.

Кивком отпустив служанку, Эмма намазала гренок джемом и подала сестре. Та взяла бутерброд, насыпала щедрую порцию сахара в чай и плеснула туда молока, после чего залпом выпила все это, обжигая рот. Закрыв глаза, девушка расслабилась и откинулась на кресле, прижав платочек к губам. Подняв глаза, она обнаружила, что сестра разглядывает ее с каким-то странным выражением.

— Как Алан? — поинтересовалась Рита.

— Думаю, хорошо.

— Думаешь? Разве ты не знаешь?

— Почему ты спрашиваешь? У меня создалось впечатление, что ты была бы рада, если б он внезапно упал замертво.

— Я слышала, как слуги сплетничали в Кортни-холле. Болтают, что он почти не бывает дома и что вы почти не разговариваете и никогда не спите вместе. Поэтому ты так несчастна?

Эмма слабо улыбнулась:

— Мне явно надо быть осмотрительнее в выборе слуг. Боюсь, они слишком много сплетничают.

— Это правда?

— Ты была бы довольна, если да?

Откусив кусочек гренка, Рита пожала плечами:

— Меня это не удивляет. Я говорила, что он сделает тебя несчастной.

— А тебя удивит, если я скажу, что Алан не виноват в этом?

— Тогда кто же?

— Я.

— Почему?

— По всем тем причинам, на которые ты указывала, когда я выходила замуж.

Рита отложила гренок.

— Значит, вы на самом деле женаты только на бумаге. — Она сухо рассмеялась. — Бог мой, Эмми, я никогда не встречала женщины такой поразительной стойкости, особенно в свете твоих чувств к ублюдку.

Эмма поморщилась при этих словах, но решила не бранить сестру. Какой в этом прок?

— У меня нет выбора, Рита. Я согласилась выйти за Шеридана, потому что он утверждал, что наши отношения будут строго деловыми. Я была настолько наивна, что поверила, что так и будет.

— Значит, он желает тебя?

Эмма взялась за чашку, отказываясь встретиться с вопросительным взглядом сестры.

— Я не удивлена, — мягче проговорила Рита.

— Почему? Потому что он похотливый варвар?

— Потому что ты очень привлекательная женщина.

Пораженная Эмма откинулась в кресле. Рита рассмеялась почти печально:

— Да не удивляйся ты так. Я же не сказала, что ты сногсшибательная красавица, как я… — Она закатила глаза, передразнивая себя. — Но ты довольно симпатичная. Этому спесивому идиоту повезло.

— Что ж… — Эмма отставила чашку. — Это не имеет значения. Я отвергла его дважды. Вряд ли он простит и забудет это.

— Соблазни его.

— Не могу. Во всяком случае, не при сложившихся обстоятельствах. Сделать так — значит поставить под угрозу все, Рита. Я не стану рисковать, когда дело касается тех, кого я люблю.

— Из любых обстоятельств есть выход. Я знаю кое-кого, вполне надежного и очень приличного. Он может помочь тебе с твоей проблемой, и твой муженек никогда не узнает правды.

Эмма поднялась.

— Ты предлагаешь мне завести интрижку? — возмутилась она. — Что за игру ты ведешь, Рита?

Рита тоже вскочила и схватила сестру за руку:

— Видишь ли, есть причины…

— Я так и подумала.

— Я признаю, что была плохой сестрой. Я действительно не представляла, насколько зависела от твоей силы и поддержки, пока ты не ушла. Теперь нет никого, Эмми, и я впервые осознала, как одинока была ты, видимо, все эти годы. Я никогда не поддерживала тебя, я сожалею об этом. Сможешь ли ты простить меня еще один раз?

— Рита… — Эмма взяла руку сестры. — Я так хочу верить во все, что ты говоришь, но не могу не задаваться вопросом, откуда эта внезапная перемена в тебе.

Щеки Риты сделались пепельно-серыми.

— О господи! — ахнула Эмма и, подхватив сестру, усадила ее обратно в кресло.

Глаза Рита помутнели, но все же она сделала попытку улыбнуться бесцветными губами.

— Милая Эмма. Я знала, что ты не покинешь меня. Несмотря на все мои грехи, ты любишь меня.

— В чем дело, дорогая? Что случилось? Ты больна? Позвать доктора?

— У меня беда, Эмми. Ужасная беда. Ты поможешь мне выбраться из нее, правда? Поможешь сказать папе?

Присев на корточки, Эмма вгляделась в белое лицо сестры, и холодный озноб пробежал по спине.

— Что с тобой?

— Я беременна, — прошептала Рита.

 

ГЛАВА 15

Слабый стук дождя по стеклу просочился в сознание Алана, пробуждая его ото сна. Предыдущий день он ездил в Винсайд и вернулся около полуночи, до смерти уставший и промерзший до костей. Он обнаружил жену спящей на кушетке в голубой гостиной. Образ ее красно-каштановых волос, ниспадающих на пол, до сих пор горел перед его мысленным взором… как и воспоминание о ее полуобнаженном теле там, в бассейне.

Он открыл глаза и затаил дыхание.

Хью лежал рядом, положив свою маленькую головку на подушку возле его головы.

— Мама плачет, — сказал мальчик.

Алан заморгал и поднял голову:

— Что?

— Мама плачет. Она все время плачет после того, как тетя Рита вчера уехала.

— Что ж, тогда понятно.

Повернувшись на спину, Алан протер глаза и потянулся. Хью сделал то же самое.

— Ты поиграешь со мной, когда дедушка уедет?

— Дедушка? Лорд Кортни здесь?

Хью кивнул.

— Что здесь делает твой дедушка?

— Не знаю. Он сказал, чтобы я пошел с глаз долой, захлопнул дверь и стал орать на маму. Ты возьмешь меня покататься на лошадке?

— Дождь идет. Какого дьявола ты вообще делаешь в моей спальне?

— Помогаю Дорис искать кота. Можно мне теперь называть тебя папой?

Нахмурившись, Алан снял Хью с кровати, поставил на пол, отбросил одеяло.

— Можно? — не унимался мальчик.

— Что можно? — Взяв зеленый шелковый халат с вышитыми драконами, Алан поднялся.

— Называть тебя папой?

— Нет.

— Почему?

Алан рывком запахнул халат и затянул пояс.

— Ты задаешь слишком много вопросов.

— Бабушка говорит, что ты проводишь мало времени со мной и с мамой.

— Бабушке, — саркастически заметил Алан, — стоило бы научиться не лезть не в свое дело. Кроме того, кто бы критиковал.

— Беременна. Ради господа бога, как она могла так со мной поступить? — Лорд Кортни бросился в кресло у камина и закрыл лицо руками. — Мало было нашей семье одного скандала. Как тебе удалось так повлиять на нее? Скажи мне, девочка. Без сомнения, это все результат какой-то интриги, которую ты затеяла…

— Едва ли меня можно винить в этом, — с горечью возразила Эмма.

— Ты думаешь, я поверю, что Рита согрешила без твоего поощрения? Не знаю, кого мне высечь первым — тебя или этого ублюдка Ламберта. — Обмякнув в кресле и схватившись за сердце, Кортни покачал головой. — Мне бы следовало вызвать его на дуэль — после того, как он женится на ней, разумеется.

— Кто-то оказался использованным, папа, но это была не Рита.

— Ты намекаешь, что Рита…

— Папа… — Эмма подошла к отцу и опустилась на колено перед ним. — Рита была в отчаянии. Маркиз стал уклоняться от назначения даты свадьбы, и она боялась потерять его. Мы хорошо знаем, что причина этого брака — дать маркизу наследника, и именно это Рита и делает.

— Ты хочешь сказать, что Рита намеренно забеременела, чтобы подловить негодяя?

— Именно так, папа.

Он в ярости уставился на нее, потом ударил по лицу с такой силой, что она отлетела и растянулась на полу. Поднявшись с кресла, стиснув кулаки, Кортни прорычал:

— Ты пытаешься запятнать репутацию сестры, чтобы доказать, что она не лучше тебя. Признай это. Конечно же этот ублюдок изнасиловал ее!

— Это не так!

— Ну ничего, я позабочусь о том, чтобы он пожалел, что появился на свет. Я подам в суд…

— Он намеревается жениться на ней как можно скорее.

— Дрянная девчонка. Ты с самого детства завидовала сестре. Ты готова сказать и сделать что угодно, чтобы очернить ее в моих глазах. Признайся!

— Это неправда, папа.

— Не сомневаюсь, что это какая-то интрига, которую ты сплела, чтобы отомстить мне за то, что я отдал тебя Шеридану. Все в графстве знают, каким несчастным ты его сделала. Где он сейчас? Развлекается с любовницей?

— Он стоит прямо за вашей спиной, — раздался бесстрастный голос Алана.

Кортни обернулся, а Эмма села, прижав руку к пылающей щеке.

Алан стоял на пороге в наполовину застегнутой рубашке. Волосы его являли собой беспорядочную курчавую массу, которая обрамляла худое лицо и вилась по плечам. Он перевел непроницаемый взгляд на Эмму, потом снова на ее отца.

Не говоря ни слова, Алан подошел к Эмме, подал ей руку и помог встать. Лицо, однако, она при этом отвернула.

Взяв ее за подбородок, Алан приподнял голову Эммы и увидел красное пятно на щеке.

— Вы ударили ее? — угрожающе спросил Кортни.

— Не лезь в это, Шеридан. Это не твое дело.

— Позвольте с вами не согласиться, милорд. Когда вы врываетесь в мой дом и оскорбляете мою жену, это определенно мое дело. Мне следует вызвать вас на поединок за то, что вы здесь сделали.

— Он расстроен, — попыталась объяснить Эмма, но Алан резко прервал ее, подняв руку.

Он медленно, по-кошачьи, стал надвигаться на ее отца, который попятился назад, пока не уперся в кресло. Возвышаясь над Кортни, Алан пригвоздил тестя яростным и угрожающим взглядом сверкающих глаз.

— Расстроен, — повторил он низким голосом, — из-за своей дорогой, любимой, невинной Риты. Милорд, я расскажу вам о вашей дорогой, любимой, невинной Рите…

— Нет! — Эмма схватила его за руку.

Он повернул голову и посмотрел на нее:

— Прекрасно, детка. Тогда расскажи сама.

Она покачала головой.

— Расскажи, или я сделаю это.

— Что рассказать? — потребовал ответа лорд Кортни.

— Что Рита шлюха, — швырнул Алан ему в лицо.

Кортни охнул и застонал. Он вскинул руку, чтобы ударить Алана по лицу, но тот ловко уклонился от удара. Вскрикнув, Эмма бросилась на отца, но муж поймал ее и оттолкнул в сторону.

Схватив Кортни за грудки, Алан приподнял его.

— Мне бы следовало убить тебя, Кортни. Но я этого не сделаю. Твоим наказанием станет то, что ты сейчас узнаешь: я трахал твою ненаглядную доченьку Риту несколько лет назад. А если этого мало, чтобы вывернуть тебе кишки, то могу добавить, что я был не первым.

— Лжешь! — заорал Кортни. — Рита никогда не позволила бы тебе подобных вольностей!

Алан рассмеялся и схватил его еще крепче.

— В самом деле? Тогда откуда я могу знать, что у нее изящная маленькая родинка на бедре…

С воплем ярости лорд Кортни вырвался из рук Алана и повернулся к Эмме:

— Как ты можешь стоять и позволять ему порочить твою сестру? Дрянь! После всего того, что я сделал для тебя… Больше я не желаю тебя знать. Ты слышишь? И не смей даже приближаться к Рите, иначе…

Резко развернувшись, Кортни выскочил из комнаты. Эмма побежала за ним:

— Папа, ты ошибаешься. Пожалуйста…

Внезапно ноги ее оторвались от пола — это Алан подхватил ее на руки и затащил обратно в комнату.

— Он мой отец, черт побери. Я не могу позволить ему так уйти!

— А я твой муж! — заорал он ей в лицо. — Ты будешь делать так, как я скажу, а я говорю, что больше не позволю ему позорить и обижать тебя.

Но все же он отпустил ее, дав ей добежать до двери, прежде чем остановил словами:

— Если пойдешь за ним, Эмма, можешь забирать с собой своего сына и его чокнутую няню.

— Что это значит?

— Проще говоря, дорогая, выбирай — твой отец или я.

Засмеявшись почти истерически, Эмма покачала головой:

— Какой трагический ультиматум вы мне выдвигаете, сэр. Выбор между двумя мужчинами, которым совершенно наплевать, жива я или умерла, которым я принесла несчастье своими идиотскими попытками помочь им.

— Может, командовать ими, милая?

— О! В этом твоя проблема, мой супруг? Из-за этого ты днями где-то пропадаешь? Поэтому бродишь по дому мрачнее тучи? Поэтому ведешь беспорядочную жизнь, забывая о том, что ты женат…

— Женат? — Он хохотнул и направился к ней. — Ты говоришь мне о браке и моих обязанностях, когда сама избегаешь супружеской постели, словно я какой-то прокаженный, чье прикосновение тебе противно.

Эмма закрыла уши руками. Он отдернул их.

— Ты так сильно тоскуешь по нему? — выдавил Алан сквозь стиснутые зубы.

— О чем…

— Не прикидывайся дурочкой, милая. Мне кажется, что есть только одна причина, по которой такая женщина, как ты, может отвергнуть мужа: ты все еще любишь отца Хью.

Эмма покачала головой.

— Ты можешь опровергнуть это? Я устал от твоих уверток и отговорок. Если ты все еще так любишь его, возвращайся к нему, Эмма. Если можешь.

За окнами мела метель. Эмме казалось, что небо упало и придавило ее своей тяжестью, когда она смотрела, как плачет сестра.

— Изверг! — кричала Рита на Алана. — Презренный негодяй! Рассказать отцу о нашей связи! О! Я бы убила тебя, если б могла! Я сделаю это! Клянусь, что убью тебя, когда ты будешь спать. Я вырежу твое подлое сердце, как ты сделал с моим отцом.

Обратив свой обезумевший взгляд на Эмму, Рита подбежала к сестре и упала на колени возле кресла, схватив ее за руку:

— Умоляю тебя, Эмма, пойдем домой. Ты не должна оставаться ни минуты с этим ужасным человеком. Возвращайся в Кортни-холл, туда, где твой дом. Ты нужна мне. Ты нужна папе. Он обезумел. Я боюсь, Эмма, ужасно боюсь. Я никогда не видела его таким. Он никогда не был таким со мной.

Эмма отвела глаза.

— Я не могу, — сказала она. — Я люблю тебя. Рита. Но я не могу помочь тебе. Не в этот раз. Если я оставлю Шеридан-холл и мужа ради тебя и папы, что потом будет со мной? Ты скоро выйдешь замуж, а что же я? Что будет с Хью?

Рита вскочила на ноги и бросила злобный взгляд на Алана, который стоял к ней спиной, неотрывно глядя на огонь в камине. Со скоростью молнии Рита метнулась к столу и, схватив медный нож для разрезания писем, замахнулась им на Алана. Алан обернулся и выбил нож у нее из руки.

— Рита! — закричала Эмма, вскочив с кресла. — Жан! Виктор! Быстро!

Слуги материализовались из ближайших теней. Указав на сестру. Эмма сказала:

— Выведите ее отсюда. Позаботьтесь, чтобы она благополучно вернулась домой.

Вывернувшись из рук Алана, тяжело дыша, Рита прошипела:

— Я никогда не прощу тебе этого, Эмма! Никогда!

Жан твердо взял Риту за одну руку, Виктор за другую, и они деликатно повели ее к двери.

— Если ты отвернешься от меня сейчас, Эмми, я сделаю так, что все узнают… всё! Во всей Англии не останется ни души, которая не узнает о твоих фокусах, включая твоего мужа… и твоего сына.

— Тогда мы с тобой пойдем ко дну вместе, не так ли, дорогая? — ответила Эмма спокойно, с оттенком грусти.

Через несколько показавшихся вечностью минут все затихло, кроме унылого завывания ветра. На негнущихся ногах Эмма прошла к окну и выглянула на улицу.

— Она уехала, — сказал Алан.

— Да. Уехала. Полагаю, я должна бы радоваться. Но почему же мне так грустно? И страшно. У меня такое чувство, будто я выброшена в открытое море. Одна.

— Ты не одна, — промолвил он так тихо, что Эмма подумала, не ослышалась ли она.

— Нет, ты не одна.

Эмма обернулась. Мать Алана, выглядевшая крайне болезненно, стояла, опираясь на трость, с которой стала ходить последнее время.

— У тебя есть друзья, — сказала Лаура. — Как гласит пословица: судьба дает нам семью, выбор — друзей.

Эмма поспешила помочь Лауре сесть в ближайшее кресло.

— Ну разве не ирония, что нам все время приходится признавать наши прошлые ошибки?

— Заметь, как она смотрит на меня, когда говорит об ошибках, — насмешливо сказал Алан Эмме.

— Глупенький, — отозвалась Лаура. — Ты предпочитаешь оставаться в прошлом, нежели перенестись в настоящее. Предпочитаешь плакать над сожженными мостами, чем собраться с силами и построить новые.

— Мы стали мудрыми к старости? — поддел Алан.

— У возраста есть свои преимущества, — ответила она, улыбнувшись Эмме. — В молодости мы надменны и думаем, будто знаем все, что надо знать, и что мудрость старости — всего-навсего цинизм состарившихся душ или дряхлость ума.

Лаура схватила руку Эммы и сочувственно сжала.

— Ты не должна переживать за свою сестру, дорогая. По крайней мере, этот человек собирается жениться на ней.

— Я чувствую себя так, будто бросила ее.

— У нее будет муж. Совершенно ясно, что ей в жизни постоянно нужна сильная рука. Возможно, Ламберту удастся то, что не удалось твоему отцу. Предполагается, что мужья умеют это делать, — добавила она многозначительно, глядя на Алана.

Алан наградил ее холодной улыбкой:

— Ты, разумеется, прекрасно разбираешься в мужьях.

— Разумеется. Твой отец научил меня многому в отношении брака.

— Например, как обманывать?

— Совсем наоборот, — тихо возразила Лаура. — Он научил меня ответственности и принятию решений. Он учил меня жить будущим, вместо того чтобы цепляться за то, чего уже не изменить. Печально, что этот урок не пошел мне на пользу. Но мне не нужно учить этому Эмму. Кажется, она лучше всех знает, что такое ответственность.

Эмма повернулась и устало улыбнулась свекрови.

— Я попросила Люка приготовить нам чай с песочным печеньем, — сказала она. — Хью и Дорис составят нам компанию. — И, обращаясь к Алану, добавила: — Надеюсь, ты тоже присоединишься к нам.

Алан окинул мать взглядом, холодным, как ледяной ураган, завывающий за окнами.

— Думаю, нет, — наконец ответил он, но тон его был мягким.

Когда он направился к двери, Лаура заметила:

— Мне так нравится проводить время с твоим сыном, Алан. Мы становимся большими друзьями. Мне бы не хотелось ничего больше, как быть и твоим другом.

Замедлив шаг, Алан остановился на пороге.

— Боюсь, ты опоздала на тридцать восемь лет, — ответил он.

— Это никогда не поздно, — сказала она. — Никогда, если человеку удается найти в своем сердце прощение.

Эмма стояла в темноте, любуясь спящим Хью. Где-то в доме часы пробили три. Легкое движение в тени привлекло ее взгляд. Дорис появилась из дальнего угла комнаты и раскрыла объятия Эмме. Не говоря ни слова, Эмма скользнула в них.

— Я так боюсь, — прошептала она.

— Я знаю, девочка.

— Такой я видела Риту только один раз, Дорис. За что она меня так ненавидит? Боюсь, она все погубит. Меня. Хью. Мое счастье с Аланом.

— Надо верить, что все образуется.

— Одно время меня мучили кошмары, будто я прихожу в комнату Хью, а его там нет. Теперь эти сны могут стать явью.

— Не думай об этом, — успокоила ее Дорис.

— Не знаю, что я буду делать, если она заберет его у меня.

— Ей нужен маркиз, детка. Она родит ему своего сына и оставит твоего в покое. Кроме того, она не захочет, чтобы кто-нибудь узнал правду, что это она родила Хью. Особенно ее маркиз.

— Но вдруг что-нибудь случится?

— Ничего не случится, милая.

Закрыв глаза, Эмма постаралась расслабиться.

— О боже, — прошептала она. — Надеюсь, ты права.

 

ГЛАВА 16

Эмма распечатала письмо от Кэтрин Купер и стала читать его.

«Я организовала изготовление вдовами сальных свечей для «Шеридан майнинг компани» по 100 шт. в месяц. Стоимость для компании составит приблизительно 30 шиллингов на шахтера каждые четыре недели, что на 225 фунтов в год меньше по сравнению со стоимостью свечей, покупаемых по контракту в Йорке. Женщины очень довольны и признательны за эту возможность заработать дополнительные деньги».

Сняв очки, Эмма откинулась в кресле и закрыла глаза.

За последние недели они с Кэтрин стали союзницами в попытке помочь людям Винсайда. В одном из своих писем миссис Купер, дабы устранить возможные недоразумения между ними, написала, что никогда не была любовницей Алана. Просто после гибели ее мужа Алан всячески поддерживал ее, и злые языки не преминули этим воспользоваться.

Хью промчался мимо двери, размахивая воображаемым оружием, прыгая, увертываясь, нанося удары и делая всевозможные пируэты.

— Берегись! — крикнул он и испустил такой душераздирающий вопль, что Эмма закрыла уши и засмеялась.

Она подбежала к двери как раз в тот момент, когда Алан выскочил из-за угла в стальном шлеме от доспехов, который сильно нуждался в полировке.

— О боже! — ахнула Эмма, не веря своим глазам.

— Твои дни сочтены, Черный рыцарь! — объявил Хью, размахивая своим невидимым мечом в воздухе. — Теперь я буду защищать этот замок от драконов. И я буду волочиться за служанками.

— Волочиться за служанками? — повторила Эмма. — О боже.

С пронзительным воплем Хью пришпорил своего воображаемого коня и понесся по коридору, нацелив свой верный меч на коварного врага.

— Получай! — крикнул он, вонзая меч в рыцаря в шлеме.

Алан согнулся пополам и, держась за живот, попятился по коридору с криком боли, споткнулся, крутнулся на каблуках и рухнул на пол, преувеличенно раскинув руки и ноги.

Победоносно улыбнувшись Эмме, Хью отвесил ей церемонный поклон:

— Смотрите, моя королева, я убил Черного рыцаря.

— Да, сэр Хьюго, — ответила она, подходя к распластанному на полу телу мужа.

— Что вы дадите мне в награду за это? — поинтересовался Хью, почесав свой маленький носик.

Остановившись возле Черного рыцаря, Эмма вгляделась в его лицо, скрытое шлемом.

— Вы уверены, что он мертв, сэр Хьюго?

Хью насупился и, наклонившись, подцепил забрало пальцем и поднял его на лоб Алана. Лицо Алана было красным и потным, глаза закрыты.

— Я могу убить его еще раз, — предложил Хью, — ну чтобы уж наверняка.

— Думаю, одного раза вполне достаточно. Кроме того, ты опаздываешь на чтение к бабушке. А Люк приготовил тебе сливовый пудинг.

— Пудинг?

Тут же позабыв о поверженном Черном рыцаре, Хью умчался вперед по коридору.

Алан открыл сначала один глаз, потом второй.

— Ушел?

— Полетел как на крыльях. — Эмма улыбнулась. — Тебе помочь выбраться из этого? — Она показала на шлем.

Алан сел. Эмма взялась за тяжелые рыцарские доспехи и стянула их с мужа через голову. Его волосы лежали свободными влажными прядями, и Эмма с трудом удержалась, чтобы не коснуться их.

— Ты умираешь очень натурально, — сказала она ему.

— Спасибо. Это всего лишь дело практики.

— О? Так часто приходится это делать?

— Каждый день последние три недели. Иногда по два или три раза в день. — Он провел рукой по волосам и, забрав у нее шлем, ослепительно улыбнулся.

— Странно, что я не замечала, — задумчиво проговорила Эмма.

— Если б вы когда-нибудь оторвались от дел, то могли бы заметить очень многое, миссис Шеридан.

— Я была очень занята.

Он встал и сунул шлем под мышку.

— Чем, например?

— Я организовала изготовление свечей для шахтеров деревенскими женщинами. Это будет гораздо дешевле, да и деньги останутся в Винсайде.

Они бок о бок шли по коридору.

— Мы получили письмо от Теда Филлиса. Поставка строевого леса, который мы заказали, задерживается. Но несчастные случаи прекратились, и, поскольку жалованье поступает регулярно и вовремя, отношение шахтеров к компании намного улучшилось.

Они прошли немного в молчании, прежде чем Эмма сказала:

— Я слышала, что Рита и маркиз поженились на прошлой неделе.

— Как? И нас не пригласили?

Эмма не нашла ничего смешного в его словах.

— Говорят, папа был с ней. Полагаю, он в конце концов простил ее.

— А ты в этом сомневалась?

Остановившись перед дверью в свою комнату, Эмма водрузила на нос очки и поглядела на мужа. За последнее время он сильно изменился. Лицо его казалось менее напряженным. Он смотрел на нее таким взглядом, от которого в ее сердце забрезжила надежда.

Но она уже надеялась прежде, что он полюбит ее. И все ожидания смело разочарование.

Больше надеяться не было смысла.

Алан смотрел, как Эмма вошла в комнату, где Лаура и Хью сидели в кресле у широкого окна и читали. За последние недели Лаура сильно похудела и сдала. Правой рукой она уже не владела, поэтому Хью держал для нее книгу и сам переворачивал страницы. Прислонившись спиной к стене, Алан закрыл глаза и стал слушать ее чтение, возвращаясь мыслями в детство, когда он мечтал вот так проводить время с матерью.

Сидя в кресле и грея озябшие пальцы о чашку горячего чая, Эмма слушала, как Лаура читает ребенку, которого иногда считает своим сыном, и не сводила глаз со смутного отражения в серых оконных стеклах.

Думая, что его никто не видит, Алан стоял в коридоре, все так же прислонившись спиной к стене, закрыв глаза, и жадно ловил каждое слово.

Эмма поставила чашку и встала с кресла, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не потревожить чтения и не спугнуть тайного слушателя.

Она коснулась его руки. Его глаза медленно открылись.

— Алан, — прошептала она, — ты прячешься здесь во время чтения Лауры каждый день вот уже две недели. Ты не присоединишься к нам?

— Скажи, ради чего?

— Ради удовольствия. И ради нее. Разве не ты говорил мне, когда привез в Шеридан-холл, что твоим самым заветным желанием было сидеть рядом с матерью и слушать, как она читает тебе? Так слушай же теперь. Болезнь дает ей возможность наверстать те потерянные часы с тобой. Неужели твое сердце не позволит ей этого?

Она ждала, затаив дыхание.

Наконец Алан выпрямился, и, продолжая держаться за руки, они вошли в комнату, в которой звучали стихи Байрона.

 

ГЛАВА 17

Тоненькая нить мира, протянувшаяся между Аланом и его матерью, становилась все крепче. Эмме казалось, что ее отношения с мужем с каждым днем тоже улучшаются. Они часами просиживали в кабинете и обсуждали дела. К взаимному согласию, они разделили обязанности, связанные с рудничным делом. Ремонтные работы в шахтах шли достаточно гладко. Началась разработка новых шурфов, и боевой дух шахтеров заметно вырос. Сам Шеридан-холл сиял, как начищенный медный таз. И все, кто в нем обитал, тоже.

Когда приближался вечер, обсуждение дел сокращалось до отдельных незначительных замечаний и уже почти нечего было говорить о доме, воцарялось напряженное молчание.

Много раз Эмма замечала, что муж наблюдает за ней как бы издалека, взглядом крайне напряженным, почти отчаянным… или, быть может, это ей лишь казалось. Ночами она порой слышала, как он бродит по дому до рассвета, иногда подходя к двери спальни и пробуя открыть ее. Но дверь была всегда заперта.

Часто, лежа в постели в темноте, вспоминая тот странный и восхитительный случай в бассейне, Эмма хотела отпереть дверь.

Но это было невозможно. Она по-прежнему не решила, как преодолеть свою главную проблему. Поскольку Алан — человек, который превыше всего ценит искренность, она боялась, что история появления на свет Хью разлучит их навсегда. Мысли об этом лишали ее сна.

Однажды, после одной из таких бессонных ночей, Эмма проснулась очень рано. Рассвет едва пробивался сквозь портьеры и заливал комнату тусклым светом. Эмма оделась и устало направилась в кабинет. Надо будет разобрать почту, обсудить с Люком меню на неделю и попробовать еще раз установить контакт с Ритой. Ее последние три письма вернулись нераспечатанными.

Эмма остановилась в дверях, увидев Алана, который, присев на край стола, отхлебывал из чашки горячий кофе.

— Доброе утро, — угрюмо приветствовал он ее.

— Вот так сюрприз, — ответила она.

— В самом деле? Это почему же?

— Я не знала, что ты так рано встаешь.

— Я поднимаюсь рано каждое утро. Ты просто не замечаешь. Хочешь кофе?

Эмма кивнула и вошла в комнату.

Алан налил кофе и подал ей чашку. Эмма села за стол. Достав из кармана очки, нацепила их на нос и с недоумением оглядела чистую поверхность стола.

— Я вижу, что книги исчезли, — заметила она.

— Верно, — подтвердил он.

Несмотря на всю свою решимость, она не могла оторвать глаз от его лица. За последние солнечные дни оно еще сильнее загорело. Теперь он стал похож на цыгана — смуглый, с вьющимися черными волосами.

— Ты знаешь, где они? — спросила Эмма.

— Я их убрал. — Сунув руку в карман, он достал ключ. — Запер в надежном месте на некоторое время.

— Но зачем?

— Чтобы ты проводила больше времени с семьей.

Нахмурившись, Эмма изо всех сил попыталась не обращать внимания на то огромное удовольствие, которое она испытала, обнаружив себя центром внимания своего мужа.

— Вы намекаете, сэр, что я провожу недостаточно времени со своей семьей?

— Вот именно.

— Это звучит смешно.

— Неужели? Когда ты последний раз со мной, Хью и Беном слушала чтение моей матери? Чаще всего по вечерам ты обедаешь здесь.

— Ты преувеличиваешь. Я обедала с вами не далее как… — Она закусила губу.

— В воскресенье, — подсказал Алан. — Пять дней назад. Может быть, ты избегаешь меня?

— Не говори ерунды. У меня нет причин избегать тебя.

— В самом деле? А вот я мог бы назвать несколько. Те же причины, по которым наши разговоры строго ограничиваются делами. Ты все время стараешься уклониться от любой возможности нашего… сближения.

— Глупости. Теперь дай мне, пожалуйста, ключ.

— У тебя очки запотели, милая.

Когда Эмма потянулась за кофе, он накрыл ее руку своей. Она сдавленно охнула и отдернула руку, спрятав ее на коленях.

— Чего, черт побери, ты боишься, Эмма? Я дал тебе время. И, видит Бог, выполнил все условия твоего отца. В чем дело?

Она вскочила со стула и обошла стол. Алан встал перед ней, загораживая дорогу.

— На этот раз ты не сбежишь от меня, дорогая. Ты не закроешься в этой комнате и не уткнешься в эти проклятые книги. Мне понравилось играть в Черного рыцаря. Я помирился с матерью. Я даже привык к бесконечным поискам кота Дорис. Но я еще не завоевал тебя. Я хочу попробовать.

— Это очень мило с твоей стороны, но, боюсь, сегодня я слишком занята, — сказала она и попыталась проскочить мимо него.

— Э нет, милая, не выйдет.

В следующую секунду она взвизгнула. Алан перебросил ее, как куль с картошкой, через плечо.

— Что ты делаешь?! — закричала она.

— Провожу время со своей женой. Совершенно случайно Люк приготовил нам корзинку с едой, Джон оседлал лошадей, и мы с тобой отправляемся на прогулку.

— Но может, я не хочу этого.

— Мне плевать на то, чего ты хочешь или не хочешь. Я живу в этом чертовом доме с тобой уже пять месяцев, а мы не провели и часа наедине. Это, моя дорогая, надо исправить.

— Но…

— Замолчи, — бросил он и шлепнул ее по заду.

Они не выбирали какого-то определенного направления, а просто ехали не спеша, затем поскакали по скалистым холмам, давая возможность лошадям размяться.

Когда они спустились в долину, Алан спешился и снял с лошади удила, отпуская животное попастись, потом помог Эмме спуститься на землю и повторил процедуру с Ласточкой.

Расположившись на потемневшем от мха гранитном валуне, возвышающемся над лугом, Эмма и Алан отдали должное круассанам Люка, мясным пирогам, чеширскому сыру и вину. Правда, Эмме кусок в горло не лез. Сколько раз она мечтала о таком вот дне, но, когда он наконец пришел, поняла, что ужасно нервничает.

Вытянув перед собой свои длинные ноги, Алан остановил на Эмме взгляд.

— Расслабься, — сказал он. — Я не собираюсь на тебя набрасываться, хотя, должен признаться, эта мысль иногда приходит мне в голову.

Эмма промолчала.

— Я еще не выразил тебе благодарности за помощь с Шеридан-холлом и горнорудной компанией. Если причина твоей меланхолии кроется в чувстве недооцененности…

— Нет.

— Тогда почему ты так чертовски несчастна, Эмма?

— Я не несчастна. Шеридан-холл стал для меня настоящим домом.

— А как насчет меня? Кем стал для тебя я?

Она помолчала, лихорадочно подыскивая подходящий ответ.

— Другом, я думаю.

— Другом. Опиши мне свое понятие дружбы. Кто такой друг?

— Наперсник. Товарищ. Единомышленник.

— Наперсник? Ты никогда не открывалась мне, девочка, ни в чем.

— Ты конечно же ошибаешься.

— Ты никогда не говорила мне, какие чувства на самом деле испытываешь от разрыва со своей семьей. Или о том, что касается моей роли во всем этом. Ты злишься на меня? Я почти ничего не знаю о твоем прошлом. Даже не знаю истории с этой татуировкой.

Эмма почувствовала, что краснеет.

Он усмехнулся:

— Только не говори мне, что твой любовник был азиатом-татуировщиком.

— Нет. Но тот джентльмен был крайне настойчив. Он уверял, что у меня экзотическая красота, которую такое произведение искусства возвысит до немыслимых высот. — Вскинув бровь, она отвела взгляд и обвела глазами долину, позволяя ласковому ветру охладить жар смущения на ее щеках. — Это мое тело, — произнесла она задумчиво. — Какое право они имеют презирать меня за то, что я захотела сделать с ним нечто такое, что не нарушает законов и никому не делает плохо? Некоторые женщины размалевывают себя краской, пудрой и румянами. Я захотела иметь маленькое изображение розы на груди, потому что это позволяет мне чувствовать себя… особенной. Необычной. И… чувственной.

Эмма вновь взглянула на Алана. Взгляд его внезапно сделался напряженным.

— Мое признание не слишком шокирует вас, сэр? — с подчеркнутой язвительностью спросила она.

Он медленно покачал головой.

— А тебя не шокирует, если я скажу, что тоже нахожу эту татуировку крайне чувственной? — Губы его вызывающе скривились, и сердце Эммы дрогнуло.

Алан мягко рассмеялся, словно играл с ней. Она бы не удивилась, если б он дотронулся до нее в этот момент. Однако этого не случилось. Он растянулся на земле и поинтересовался:

— Какой ваш любимый цвет, миссис Шеридан? — Он посмотрел на ее платье. — Полагаю, коричневый.

— Голубой.

— Но у тебя нет ни одного голубого платья.

— А что мне даст голубое платье?

— Доставит удовольствие.

— Возможно. — Эмма подняла глаза на безоблачное небо. — Мне попалось однажды одно платье в маленьком парижском магазинчике. Очень красивое, светло-голубое, с кружевами цвета слоновой кости. Я представляла, как бы выглядела в нем, всякий раз, как мы приходили туда с Ритой на ее примерки. Однажды я даже надела его, оно сидело на мне безупречно. Единственный раз в жизни я действительно почувствовала себя красивой.

— Почему же ты не купила его? — спросил он мягко.

— Нужно было многое купить для Риты, да и отцу была нужна новая обувь. И потом, — она небрежно пожала плечами, испытывая одновременно радостное волнение и беспокойство от этой новой близости с Аланом, — не думаю, что голубое платье согрело бы меня зимой. Или принесло прохладу летом. Разве голубой цвет красивее, чем коричневый?

— Может, и нет. Однако шелк гораздо приятнее ощущается на коже, чем ситец. Впрочем, вернемся к разговору о дружбе. Я заметил, что ты не доверяешь мне своих тайн. Кроме того, ты избегаешь меня при каждой возможности. Разве друзей избегают?

— Мы же вместе сейчас.

— Но у тебя такой вид, словно в любой момент ты готова вскочить и удрать от меня, как перепуганный кролик. Стоит мне приблизиться к тебе, как ты вся настораживаешься. Как будто приближение мужа к жене — величайший из грехов. Объясни мне, как ты можешь считать мужчину подходящим для того, чтоб выйти за него, но неподходящим для того, чтобы спать с ним?

Она неловко заерзала на гранитном валуне и сделала вид, что любуется лошадьми.

— Ответь на мой вопрос, — настаивал Алан.

С большим трудом Эмме удалось сделать глубокий вдох.

— Просто наш брак был заключен строго по расчету… по крайней мере, так я думала.

— А иначе не вышла бы за меня?

— Я не собираюсь перебирать все эти «если». Это ни к чему не приведет. Что сделано, то сделано.

— Так какого дьявола ты боишься?

Эмма отложила в сторону недоеденный круассан и стряхнула крошки с колен. Боится? Да, у нее масса невысказанных страхов. К лицу хлынул жар, а тело напряглось. Ее сердце колотилось от сознания того, что Алан хочет ее сейчас так же сильно, как в тот вечер в бассейне. Это проявлялось в его напряженно застывшей позе и горящем взоре.

Встав с камня, Эмма немного прошлась и подставила лицо теплому ветру. Алан подошел сзади. Она чувствовала жар, исходящий от его тела. В этот момент она подумала: «Если он коснется меня, я пропала. Я признаюсь во всех своих грехах, раскрою всю ложь. Я растаю в его руках как теплый воск, как тогда, в бассейне».

Она прошла выше по склону, где ветер был резче и свежее.

— Посмотри на меня, — послышался сзади голос Алана.

Эмма медленно повернулась. Алан стоял среди высокой травы. Ветер трепал рукава белой рубашки и пряди черных волос.

— Я хочу любить тебя, — сказал он.

Она закрыла глаза, охваченная восторгом от этих слов и потрясенная ударом желания.

— Нет, — тихо ответила она.

Лицо его потемнело, сделалось почти жестоким.

— Я хочу знать почему.

— Мы договорились, что этот брак…

— К черту наши старые договоры! Бог мой, я начинаю уставать от этого бега по кругу, Эмма. Два глубоко отчаявшихся незнакомца… Но мы больше не чужие друг другу, Эмма. — Он поднялся по склону, разбрасывая ногами камешки.

Эмма попятилась.

— В свадебную ночь ты спросила меня, нравишься ли ты мне хоть немного. Другой мог бы солгать тебе. Мог бы наврать с три короба, наговорить всяких нежностей, лишь бы заполучить тебя в постель. Я не сделал этого. Теперь, если ты спросишь меня, я с радостью отвечу — да. Ты мне очень нравишься, Эмма. Я привязался к этой полоумной старой няньке, я очень привязался к твоему сыну. Когда-то ты сказала, что я стою того, чтобы меня спасти. Тогда я подумал, что ты ненормальная — меня уже не исправить. Но в последнее время… Боже, Эмма, я чувствую себя другим человеком. Мне нравится, как я живу. Нравится проводить время с твоим сыном и с тобой. Впервые за долгое время я чувствую надежду. — Он рассмеялся коротко, почти зло. — Я изливаю перед тобой душу, а ты стоишь как деревянная. Пожалуйста, не молчи. По крайней мере, подтверди, что у нас есть будущее.

Ей хотелось зажать уши руками. Лучше бы он сказал, что презирает ее. Тогда легче было бы жить с этой постыдной ложью.

Неожиданно Алан подошел к ней и крепко схватил за руку. Она попыталась отвернуться, но он повернул ее лицом к себе.

— Скажи мне правду, черт побери. Ты все еще любишь отца Хью?

— Почему наш разговор должен всегда возвращаться к нашему прошлому? — возмутилась она.

Алан лишь еще крепче стиснул ее руку.

— Потому что часть твоего прошлого делает тебя такой, какая ты сейчас. Потому что ты так крепко привязана к своему прошлому, что не можешь впустить меня, твоего мужа, к себе в сердце.

Она беспомощно посмотрела на него, не в силах что-либо ответить.

— Ты чувствуешь хоть что-нибудь, Эмма, или же он поработил тебя? Ты любила его так сильно, что пожертвовала своей жизнью, своей репутацией, своим сердцем… и поэтому больше уже просто неспособна любить?

Эмма по-прежнему хранила молчание, наблюдая, как в его полном мольбы взгляде отразилось отчаяние, которое затем сменилось бешенством.

Схватив за плечи обеими руками, он начал трясти ее, пока она не закричала:

— Перестань! Умоляю тебя, перестань!

— Умоляешь? Та Эмма Кортни, которую я впервые встретил, никогда бы ни о чем не стала умолять. Она бы расцарапала мне лицо. Бог мой, я бы предпочел быть женатым на развратнице, которая плясала с цыганами, чем на ледышке, в которую ты превратилась.

— Но ты не понимаешь, как все это безнадежно…

Наконец он отпустил ее, и Эмма отвернулась. Она стояла спиной к ветру, не оборачиваясь, обняв себя как можно крепче руками и моля, чтобы чувства, бурлящие внутри нее, не выплеснулись наружу. Где же найти решение? Ведь они не могут жить дальше в этом кошмаре.

Она оглянулась и увидела, что Алан спускается вниз, к лошадям. Она так хотела броситься следом за ним… Ей так хотелось признаться ему во всем…

Если бы только она не была уверена в том, что правда погубит ее.

 

ГЛАВА 18

Хью выскочил из-за двери, подпрыгнул и повис на плечах у Алана.

— Я поймал тебя, Черный рыцарь! — издал он воинственный клич.

Люк стремительно выбежал из кухни, окутанный ароматным облаком свежевыпеченного хлеба.

— Мадам! Месье! Вы как раз поспели к завтраку.

— Я не голоден, — буркнул Алан и опустил Хью на пол.

— Извините. Люк, может быть, позже, — сказала Эмма.

Она взяла Хью за руку, и они молча пошли по галерее к гостиной. Подойдя к двери, Эмма приостановилась и крепче сжала руку сына, внезапно охваченная дурным предчувствием.

Лаура сидела в своем кресле. Утреннее солнце изливалось сквозь сверкающие стекла, теплое, желтое, как свежее масло. Оно растекалось по лицу и закрытым глаза Лауры, по рукам, безвольно лежащим на коленях.

Эмма перевела взгляд на мужа.

Он стоял рядом матерью с книгой в руке и глядел вдаль, на вересковую пустошь.

— Бабушка спит? — шепотом спросил Хью.

Эмма закрыла глаза от внезапных жгучих слез.

— Пойди найди Дорис и Бена, — приказала она ласково, но твердо.

— Но…

— Быстро, Хью!

Мальчик побежал. Его торопливые шаги постепенно затихли.

Эмма молча подошла к Алану, который продолжал неотрывно смотреть в окно.

— Похоже, она умерла спокойно, — сказала она и очень неуверенно коснулась его руки.

Он напрягся.

— Мне ужасно жаль.

Он сделал глубокий, судорожный вдох, но на лице не отразилось эмоций.

— Мы только стали ближе… а она покинула меня.

— Она освободилась от боли.

— Она освободилась, — повторил он. — А как же моя боль? Никому никогда не было дела до меня и моей боли.

Его руки стиснули книгу так крепко, что побелели костяшки пальцев.

— Что, черт возьми, мне теперь делать? — прошептал Алан.

Решение увидеть графа Шеридана и просить его дать разрешение похоронить Лауру в фамильном склепе было опрометчивым. Эмма не подумала, какой нелепой покажется эта просьба человеку, который так плохо относился к матери Алана. И все же, как это часто случалось в последнее время, Ральф Шеридан уступил ей, хотя и крайне неохотно.

Эмма вернулась в Шеридан-холл с чувством облегчения, которое мгновенно обратилось в шок, едва она открыла двери дома.

— Он был как безумный, — заявила Молли, выметая осколки стекла, усеявшие пол в холле. — Видела я Шеридана всяким, но таким никогда. Пьян в стельку. Швырял вазы, ломал мебель, как бешеный. Ужас, да и только.

Эмма оглядела разгромленный холл с упавшим сердцем. Жан спокойно стоял среди этого разгрома и руководил уборкой. Какую же сильнейшую душевную боль должен испытывать ее муж, если дошло до такого. О чем она думала, оставляя его сейчас, когда он явно неспособен справиться с потерей?

— Где он сейчас? — спросила Эмма.

— Ушел на конюшню минут десять назад.

Эмма выбежала из дома и помчалась по кирпичной дорожке к конюшням. Бен стоял у двери, собираясь сесть на Ласточку.

— Постой! — крикнула Эмма, и старик оглянулся.

Тяжело дыша, она подбежала к нему:

— Куда уехал мой муж?

— Туда. — Бен махнул рукой в сторону пустоши. — Я еду за ним. Его нельзя оставлять одного в таком состоянии, девочка.

Эмма вырвала у него поводья.

Бен схватил ее за руку:

— Я не видел его таким с тех пор, как умер его отец. Даже и тогда он так не убивался. Тебе нельзя быть с ним одной, милая. Ты же знаешь, как этот чертов нрав может завладеть им.

— Он мой муж, — возразила Эмма. — Он не причинит мне зла. А теперь подсади меня. Бен Коулз, или мне искать подножку?

Бен неохотно подсадил Эмму в седло. Секунду спустя кобыла уже неслась вперед, вытянув шею, в направлении пустоши.

Инстинкт привел Эмму на Стоун-блафф. Лошадь Алана мирно паслась среди высокой травы. Эмма спешилась и, даже не привязав кобылу, пошла вверх по склону к вершине утеса. Она нашла Алана стоящим на краю. Он подставил лицо ветру и заходящему солнцу.

— Как ты узнала, где меня найти? — Голос его звучал невнятно.

Она спокойно подошла, встала рядом и протянула руку.

— Есть более безопасные места для скорби, — сказала она.

— Скорби? Из-за чего мне скорбеть? Из-за того, что Лаура мертва? Тысячи раз в жизни я желал ей смерти. Когда ее здоровье ухудшилось и я поместил ее в клинику, я представлял, как она умрет там, такая же одинокая и несчастная, каким сделала меня.

— Но ты любил ее, иначе не переживал бы так тяжело ее смерть.

Его темные брови сошлись на переносице.

— И ты простил ее, — добавила она.

Алан сосредоточился на каком-то далеком предмете и долго молчал. Каким ранимым казался он в этот момент: ребенок, внезапно осиротевший и так отчаянно одинокий. Как ей хотелось прижать его к груди, стереть растерянность и боль с его лица. Но решится ли она? Поступая так, она рискует всем. Всеми тайнами, которые так отчаянно пыталась скрывать все эти месяцы.

— Она не должна была умирать сейчас, — пробормотал он. — Мы только начали узнавать друг друга. Столько потерянных лет… Боже мой. Все эти годы я проклинал ее. — Он закрыл глаза. — Я хочу вернуть все обратно и не могу.

— Ты смог! Ты сделал это! Последние месяцы ты был так добр и заботлив с ней. Она поняла. Она обрела покой, зная, что ты простил ее.

Он покачал головой и качнулся, чуть не потеряв равновесие. Сердце Эммы едва не выпрыгнуло из груди, когда он на мгновение навис над каменистым обрывом. Она осторожно взяла его за руку и попыталась оттащить от края. Алан выдернул руку.

— Уходи, — пробормотал он пьяным голосом.

— Не уйду, пока ты не отойдешь от обрыва.

Сверкнув глазами, Алан резко повернулся к ней, сбросив камешки с обрыва и заставив Эмму отшатнуться.

— Ты что, не понимаешь?! — закричал он, и его слова эхом разнеслись по пустынной долине. — У меня больше никого нет. Ни семьи, ни единой души, которую я мог бы назвать своей. Я один, черт побери!

— Один? Я твоя жена. Ты не один.

— Жена? Хочешь знать, что мне моя жена? Она — подпись на грошовом клочке бумаги. Она — предмет за столом, который подсчитывает бюджет, цифры и проценты и, без сомнения, складывает дебет с кредитом во сне. Она — мученица, посвятившая свою жизнь отцу и сестре, которым наплевать, жива она или нет! Но для меня у нее не найдется и минуты!

Одной рукой он схватил Эмму за руку, а другой растрепал ее волосы так, что тугой узел рассыпался и густые пряди упали ей на спину. Притянув жену ближе — так близко, что она почувствовала сильный запах виски. Алан выдавил:

— Она отвергает меня.

Эмма коснулась его лица пальцами. Его боль дала ей силы открыть то, что было у нее на сердце.

— Я не мечтаю ни о ком другом, — ответила она твердо. — Только о тебе.

Он резко рассмеялся и жестче схватил ее за волосы.

— Ты лжешь, — прорычал он.

— Ты. Только ты. Клянусь. Неужели ты настолько слеп, что не видишь этого? Каждый мой шаг, все, что я делаю эти последние пять месяцев, я делаю для тебя, чтобы помочь тебе. Я люблю Алана Шеридана. Никакой другой мужчина никогда не владел моим сердцем.

Он оттолкнул ее, лицо его было пугающе злобным.

— Ты смеешься надо мной.

— Ни за что на свете я бы не стала смеяться над тобой.

— Ты заявляешь, что любишь только меня, а как же отец Хью? Ты отказываешься говорить о своем любовнике и его предательстве. Что за жизнь может быть у нас, что за любовь может быть между нами, если у тебя от меня есть тайны? Почему, черт побери, ты не можешь понять, что твое прошлое больше не имеет для меня значения, Эмма? Все, чего я хочу, — это искренности. Без нее у нас нет будущего.

Неуверенно улыбнувшись, с колотящимся сердцем Эмма шагнула вплотную к мужу и нежно коснулась его жесткой щеки. Наслаждение прокатилось по ней теплой волной. Она вздрогнула.

— Не имеет значения, кто произвел на свет Хью, гораздо важнее любовь и привязанность. Я мать Хью, потому что захотела быть ею. И ты тоже стал настоящим отцом Хью. Его отец — мужчина, способный на безграничную нежность, страстную любовь и сильный гнев. Каждая клеточка его существа дорога мне так же, как и мой сын.

Привстав на цыпочки, она нежно прижалась губами к его губам и задохнулась.

— Я понимаю язык его души и тела, ибо мы похожи, мы оба отчаянно желаем будущего и семьи…

Она снова коснулась губами его губ и почувствовала, как он задрожал в ответ на ее прикосновение. Она читала в его карих глазах муку, ярость, неверие и желание.

— В моем сердце никогда не было другого. И никогда не будет. Я люблю тебя.

— О боже! — застонал он, словно от боли.

Она поцеловала его со всей силой своей любви, погружаясь пальцами в его густые волосы, как часто делала в мечтах, лежа ночью в пустой кровати и глотая слезы тоски и желания. Она целовала его до тех пор, пока мир вокруг не закружился и небо, облака, долина не превратились в разноцветный калейдоскоп.

Потом она оказалась лежащей на траве, а лицо и плечи Алана заслонили небо над ней, и его руки заставили ее забыть о глупых страхах, которые не давали ей познать своего мужа.

— Люби меня! — выкрикнула она, не в силах больше ждать ни секунды. — Люби меня, — молила она, глядя в его страдающее лицо.

В его чертах, казалось, была боль, но на губах и в глазах играла улыбка, а руки ласкали ее с такой безграничной нежностью, что хотелось плакать.

И ее тело отозвалось. Глубоко зародившаяся страсть стала мягкой, горячей и тягучей, а страх неизвестного испарился с наплывом желания. Она почти не заметила короткой вспышки боли, когда их тела соединились воедино, но громко вскрикнула, отдавая дань триумфу завершения.

Они лежали среди высокой колышущейся травы на вершине утеса, и небо было голубой чашей над их головами, а их волосами играл теплый ветер. Эмма отвечала на ласки своего супруга, своего возлюбленного с лихорадочным пылом, который была не в силах больше сдерживать.

Ее мир превратился в безграничное наслаждение и радость. Его поцелуи раскрывали ее сердце, и она отдавалась Алану телом и душой до тех пор, пока вместе с ним не достигла желанного апогея, сделавшего ее беспомощной и наконец свободной.

 

ГЛАВА 19

Алан медленно открыл глаза. Утреннее солнце, проникавшее в комнату через окно, ослепляло его. Голова раскалывалась, а воспоминания предыдущего дня расплывчатыми образами проникали в пульсирующий мозг.

Боже, сколько же он провалялся пьяным? Привстав на кровати, он поглядел на смятые простыни рядом с собой и, притянув подушку к лицу, различил слабый аромат фиалок.

Он скатился с постели и постоял немного, пока голова не перестала кружиться. Затем окинул взглядом разбросанную по поду одежду — сапоги, бриджи, рубашку. Наклонившись, поднял женский чулок и усмехнулся.

— Хью, сейчас же слезь со стены, — послышался издалека голос Эммы.

Алан прошел к окну и выглянул из него как раз в тот момент, когда Эмма снимала сына со стены. А потом мать и сын закружились, громко смеясь, словно радуясь яркому утреннему солнцу.

Он быстро оделся и поспешил вниз по лестнице. Слуги ходили на цыпочках, бросая на него опасливые взгляды. Увидев Молли, выглядывающую из-за двери, Алан остановился и нахмурился.

— Иди сюда, — приказал он.

— Только если вы пообещаете, что больше не будете ничем в меня швырять.

Подняв бровь, Алан повторил:

— Иди сюда… пожалуйста.

Служанка неохотно приблизилась, остановившись на безопасном расстоянии.

— Я хотел бы чашечку очень горячего черного кофе. Я выпью его у себя в комнате.

Она недоуменно посмотрела на него.

— Сэр… ваша мать…

— Моя… О боже, ну тогда ладно.

Алан прошел по коридору к кабинету и вышел через дверь в сад, где Эмма стояла, держа в руках садовый совок и перчатки, а Хью собирал камешки, которые выковыривал из земли. Подойдя к жене сзади, Алан обнял ее за талию, отчего она подпрыгнула и уронила перчатки.

— Доброе утро, — прошептал он ей на ухо.

— Кто это? — спросила она наигранно строгим голосом.

— Твои муж, конечно.

— О, и всего-то? А я подумала, может, это конюх из соседнего имения. Мы встречаемся здесь каждое утро в десять.

Он засмеялся и отвел ее распущенные волосы в сторону, обнажая шею.

— Я никогда не замечал, что ты душишься фиалковой водой.

— Вы многого во мне не замечали, сэр.

Он повернул ее к себе лицом. Его взгляд охватывал ее черты, а затуманенный мозг медленно отмечал поразительные перемены в женщине, стоящей перед ним. Щеки Эммы цвели румянцем, глаза сияли, как изумруды. Распушенные волнистые волосы отражали утреннее солнце, как отполированная медь, и ему ужасно захотелось запустить в них руки. Но она улыбнулась немного неуверенно и отстранилась.

— Как ты? — поинтересовалась она, пожалуй, чересчур формально и наклонилась, чтобы поднять перчатки.

— Голова гудит, и все как в тумане.

— Не сомневаюсь. — Она оглянулась на Хью, который продолжал складывать камешки.

— Что за чертовщина тут была вчера? Все смотрят на меня, будто я двухголовый теленок.

— Так ты ничего не помнишь? — Эмма направилась к дому.

— Кое-что помню, — ответил он, нагоняя ее.

— Что именно?

Внезапно остановившись, Алан взял ее за руку и развернул лицом к себе. Глаза ее расширились, а розовые губы приоткрылись за миг до того, как он поцеловал ее, вначале нежно, потом страстно, лишая дыхания и вызвав трепетный восторг, когда их языки соприкоснулись.

— Я помню главное, — мягко прошептал он у ее рта.

— Что именно вы помните, сэр? — так же тихо отозвалась она.

— Немного. Но думаю, все это постепенно ко мне вернется. Однако я совсем не прочь набраться новых впечатлений.

Эмма высвободилась и печально улыбнулась:

— Твоя мать…

— Я договорюсь в Миддлфере…

— Я уже обо всем позаботилась, — прервала она его. — Я говорила с графом Шериданом. Он дал разрешение похоронить Лауру в фамильном склепе. Рядом с твоим отцом. — Взяв его за руку, она добавила: — Священник будет здесь в два часа.

Лаура Мердок обрела вечный покой рядом с Ричардом Шериданом в его фамильном склепе. Граф Шеридан и его жена присутствовали на церемонии погребения, хотя держались на расстоянии. Они приехали исключительно ради Алана, а не для того, чтобы отдать дать уважения женщине, которая когда-то чуть не разрушила семью Шериданов. Эмма все время была рядом с Аланом, и ее присутствие придавало ему сил. Хью стоял по другую сторону, держа Алана за руку.

Когда похороны закончились и они покинули кладбище, Алан поглядел на брата, стоявшего в отдалении. Их взгляды ненадолго встретились, затем граф отвернулся, и они с женой уехали.

Алан смотрел им вслед.

— Никогда бы не подумал, что он приедет, — сказал он Эмме. — Он оказал мне огромную услугу. Не могу представить, чем он, должно быть, пожертвовал.

— Разве не странно, что смерть может сблизить людей?

— Ты имеешь в виду меня и брата или нас с тобой?

— И то, и другое. — Она улыбнулась ему и пошла вперед по тропинке.

Письмо от отца пришло сразу после десяти утра. Прочитав торопливо нацарапанные слова, Эмма испытала такое чувство, словно земля разверзлась у нее под ногами. Рита вернулась в Кортни-холл. Она потеряла ребенка, и Ламберт отправил ее домой.

Она нашла Алана и Хью у конюшен. Мальчик сидел на лошади, а Алан, держа поводья, рысью гонял ее по кругу. Увидев эту картину. Эмма остановилась.

Как прекрасны они вместе, с сияющими на солнце черными волосами, с лицами, выражающими восторг. Как хорошо сидит Хью! Скоро Алан будет брать его с собой на верховые прогулки.

Заметив мать, Хью весело помахал ей рукой.

— Привет! Смотри, чему меня папа научил! — крикнул он.

Папа?

Эмма наблюдала за реакцией Алана. Ее муж лишь рассмеялся и тоже помахал ей рукой, а затем снова обратил все внимание на Хью.

— Выше голову! — приказал он. — Хорошенькие леди не должны нарушать сосредоточенность истинного наездника!

Папа.

Почувствовав головокружение, Эмма опустилась на скамейку. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как подошел Алан.

— У тебя такой вид, как будто ты только что видела привидение, — заметил он.

Эмма устремила взгляд мимо него. Хью продолжать скакать по кругу на арабском жеребце.

— Это не опасно? — спросила она. — Он еще такой маленький. А вдруг упадет?

— Обязательно упадет… когда-нибудь. Нельзя научиться хорошо ездить верхом, не сломав при этом парочку костей. — Алан сел на скамейку рядом с ней. — Ты, кажется, расстроена. Если это из-за того, что он ездит верхом, то…

— Дело не в этом, — ответила она и, посмотрев на Алана, увидела, что он устремил взгляд в землю.

— Наверное, тебе не понравилось, что он назвал меня папой, — тихо сказал он.

— Просто я думала, что ты против.

— Похоже, это очень много для него значит. — Он помолчал. — Нет, неправда. Знаешь, то, что он называет меня папой, почему-то стало очень много значить для меня. Иногда я смотрю на него и…

— И что?

— Представляю, что он мой сын. Сомневаюсь, что я любил бы его больше, если б он был моим. — Его глаза вернулись к ней. — Ты ведь никогда не заберешь его у меня, нет?

Горячность и настойчивость в лице Алана вызвали замешательство у Эммы. Однако она не успела ответить, потому что в этот момент подбежал Виктор, спотыкаясь в больших, не по размеру, сапогах. В руке он держал письмо, которое с преувеличенной торжественностью вручил Алану. Несмотря на дурные известия о Рите, Эмма не могла не улыбнуться неуклюжести мальчика. Алан тем временем раскрыл конверт и начал читать.

— О господи, — пробормотал он, — о боже!

— Что случилось? — спросила Эмма голосом, граничащим с паникой. — Дорогой, что…

Улыбка растянула губы Алана, а щеки вспыхнули ярким румянцем. Внезапно он подхватил Эмму и радостно закружил, между тем как Хью, оказавшийся позади них, остановил коня и соскользнул на землю, затопав своими маленькими ножками по дорожке, чтобы тоже принять участие в этом импровизированном празднике.

Подхватив мальчика на руки, Алан кружил Хью и Эмму, заразительно хохоча при этом. Эмма не удержалась и рассмеялась вместе с ним.

— Ты скажешь наконец, какое чудо произошло, чтобы я знала, над чем смеюсь как ненормальная?

— Расскажи нам, папа, — попросил и Хью, обняв Алана за шею.

— Мы богаты! — заорал Алан.

— Что?

— Богаты! Боже мой. Эмма, я куплю тебе тысячу голубых платьев и две тысячи пузырьков самых дорогих французских духов. Моя жена никогда больше не будет душиться фиалковой водой. И, Хью, у нас будут деньги, чтобы послать тебя в самый престижный в мире университет. Милые мои, я был прав! — Он снова закружил Эмму и Хью, целуя Эмму до тех пор, пока у нее не захватило дух. — Я был прав, — повторял он снова и снова.

— Прав насчет чего?

— Насчет рудника. Они нашли новый пласт, радость моя. Крупнейший в стране за последнюю сотню лет.

 

ГЛАВА 20

Приехав в Винсайд, Алан и Эмма ожидали увидеть всеобщее ликование. Но их встретили угрюмые лица шахтеров и деревенских жителей, плачущие женщины и дети, а также дюжина мертвых тел, лежащих на земле перед церковью, — последствия взрыва.

Алан стоял у дверей магазина и смотрел на перепуганных и растерянных шахтеров, толпящихся у входа в шахту. У некоторых были обожжены лица, у других перебинтованы головы, руки, ноги. Эмма и Кэтрин Купер находились среди них, оказывая помощь тем, кто в ней особенно нуждался.

— Вот, значит, — рассказывал Джой Беллами. — Только что мы поздравляли друг друга с отлично сделанным делом и собирались отпраздновать удачу, и тут вдруг… как будто ад разверзся у нас под ногами. Тем, кто был сзади, удалось убежать, другим не так повезло.

— Метан?

Джой поднялся со стула и подошел к Алану:

— Сэр, мы спускались в эту штольню каждый день последние четыре месяца вплоть до сегодняшнего утра. И все было в норме.

Алан нахмурился:

— Где Филлис?

— Уехал, сэр.

Алан поглядел на Беллами:

— Почему, черт побери, он не на работе?

— Сказал, что у него дела в Клеринге. Собирался нанять еще людей для новой шахты.

— Я не давал распоряжения нанимать новых людей.

— Я говорю только то, что он мне сказал, сэр.

Отвернувшись от двери, Алан спросил:

— Все люди найдены?

— Пятеро пропали.

— Почему не начаты поисковые работы?

— Люди боятся копать глубже. Да и мало надежды, что они живы. Если еще раз наткнуться на газ…

— Не газ вызвал взрыв, Беллами. Думаю, тебе это известно. Ты сам сказал, что все было в норме.

— Они боятся, сэр. Боятся, и все тут. Многие из этих парней потеряли отцов и братьев. — Лицо Беллами омрачилось. — Майкл Уоткинз — один из пропавших.

— А что, если они живы?

Джой покачал головой:

— Люди отказываются идти туда, сэр. Они заявляют, что им наплевать на новый пласт — мертвому мало проку от нового пласта.

— Проклятие.

Алан вышел из лавки и направился ко входу в шахту, где поднял с земли жестяное ведро и палку и принялся колотить ею до тех пор, пока растерянные шахтеры не обратили на него внимание.

— Мне нужны добровольцы, чтобы спуститься вниз! — прокричал он. — Там осталось пять человек.

— Меня туда больше ни за какие коврижки не загонишь, — послышался чей-то голос.

— Меня тоже, — присоединился к нему другой.

— Что, мало народу угробили в этих треклятых шахтах?! — крикнул кто-то. — Вам надо всех жен сделать вдовами, чтобы убедиться, что там опасно?

Алан бросил ведро на землю.

— Это новая штольня. Были приняты все возможные меры безопасности.

— Эти чертовы шахты прокляты!

Ругнувшись, Алан резко развернулся и зашагал к главному входу, на ходу закатывая рукава.

— Алан! — закричала Эмма. Она подбежала сзади и схватила его за руку. — Ты же не пойдешь туда?

— Кто-то должен пойти.

— Ты не можешь сделать это один.

— Там могут быть живые люди.

— Тогда я пойду с тобой.

Он остановился и оглянулся. Лицо ее было выпачкано грязью, платье в пятнах крови.

— Черта с два.

Джой Беллами вышел из лавки, сжимая кирку в большущей руке.

— Я пойду с вами, сэр, — заявил он, потом окинул взглядом напряженные, подозрительные лица шахтеров и направился к воротам. — Там наши отцы, братья и друзья! — крикнул он.

Какой-то здоровяк с перебинтованным лбом поднялся с земли.

— А ты по-другому запел, Джой Беллами. Не так давно ты орал громче всех, что надо закрыть эти проклятые крысоловки.

Беллами встал рядом с Аланом и Эммой.

— Да, не прошло и суток, как все вы хлопали друг друга по спине и провозглашали тосты за Шеридана, сокрушаясь, что доставили ему столько неприятностей, и превознося до небес его деловое чутье. — Немного понизив голос, он добавил: — Признаю, что был одним из самых громких протестующих, но как ни крути, а факт есть факт: мы смотрим на этот новый пласт как на гарантию нашего будущего. Подумайте, что это может дать Винсайду.

Кэтрин Купер поднялась, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

— Мои муж и сын погибли в этих шахтах. Они знали о риске. И все вы знаете.

Мужчины заворчали.

— Джон Селдон! — крикнула Кэтрин, указывая на одного из мужчин. — Твой кузен умер, работая на лондонскую свинцовую компанию. Терри Миллз, твои брат и тесть погибли на боутбугрском руднике, когда обрушились перекрытия.

— Ну и что это доказывает? — огрызнулся Миллз.

— То, что все шахты опасны. — Кэтрин повернулась к Алану и Эмме. — Я иду с вами.

Какая-то женщина встала рядом со своим мужем.

— Если бы это мой Квентин был там, я бы сходила с ума, гадая, жив он там или нет.

Мало-помалу мужчины, не пострадавшие от взрыва, потянулись к воротам шахты. Эмма подняла глаза на мужа с выскакивающим от страха и тревоги сердцем.

— Пожалуйста, — попросила она как можно тише и спокойнее. — Не холи.

Алан криво усмехнулся и коснулся ее щеки.

— Радость моя, если ты будешь продолжать так смотреть на меня, я и вправду смогу поверить, что ты меня любишь.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

А потом ушел.

Шли часы. Эмма не находила себе места, пытаясь отвлечься тем, что помогала раненым шахтерам или утешала семьи погибших. Все это время тревога ее росла, а глаза то и дело обращались к воротам шахты. Наперекор всему она надеялась, что скоро увидит, как ее муж выходит из проклятых штолен.

Ну почему нет никаких известий от мужчин, которые рискнули спуститься в шахту, чтобы отыскать пропавших?

Ходили всевозможные слухи о причине взрыва, но никто не знал наверняка. И только когда Тед Филлис вернулся из Клеринга, ужасное подозрение стало закрадываться в мысли Эммы. Филлис вернулся в Винсайд не один.

С ним прибыл Белински, и он, не теряя времени даром, сразу же принялся выводить расстроенных и злых рабочих из состояния оцепенения. Он встал перед двумя сотнями шахтеров и их семьями, лавочниками, фермерами и священниками, которые горячо мочились над умершими, умирающими и ранеными.

— Я могу обещать вам, что ничего подобного не случится, если будете работать на лорда Лондондерри, — заявил он встревоженной толпе. — Могу сообщить, что на его рудниках не было зарегистрировано ни одного несчастного случая за последние полгода, к тому же там применяются самые совершенные на сегодняшний день средства, обеспечивающие безопасность труда, да и условия жизни выше всяческих похвал.

Это была откровенная ложь, Эмма знала это. Она слышала, что на рудниках, принадлежащих Лондондерри, рабочие совершенно бесправны. Они живут в бараках хозяина, покупают продукты в его лавках, и при малейшей попытке протеста их немедленно увольняют и выбрасывают на улицу. Но она понимала, что если сейчас попытается опровергнуть слова Белински, то лишь еще больше настроит озлобленных рабочих против Алана.

Эмма понаблюдала за полными решимости лицами шахтеров, слушающих откровенную агитацию Белински, направленную против компании ее мужа, и приняла решение.

Эмма спускалась в штольню, придерживаясь вагонеточных рельсов. Вот уже шесть часов наверху ничего не слышали о спасательной группе. Некоторые предполагали, что их убил газ. Другие уверяли, что их придавило осевшим пластом. А с появлением Белински начался просто ад кромешный.

Тяжело дыша от быстрой ходьбы, Эмма остановилась, чтобы перевести дыхание. На ней, кажется, не осталось ни одной сухой нитки, ноги ныли, капающий жир от свечи, которую она несла, обжигал пальцы. Где же Алан?

Неужели она неправильно свернула? Где ответвления штольни? Неужели она, как утверждали многие наверху, пришла слишком поздно? Закрыв глаза, Эмма остановилась, отказываясь верить, что ее мужа больше нет в живых.

Она оглянулась. Темнота и безмолвие надвигались на нее сзади, такие же мрачные и угрожающие, как и те, что простирались впереди. Она закрыла глаза, стараясь не поддаваться панике.

Какой-то звук.

Эмма затаила дыхание. Органы чувств обострились до предела, и на какое-то мгновение ее бешено колотящееся сердце цимбалами загремело в ушах, заглушая все остальные звуки.

Держа свечу прямо перед собой, она побежала вдоль узкоколейки, изо всех сил напрягая зрение, слух и пытаясь сохранить ясность мыслей. Вот, опять какой-то шум.

— О господи, — прошептала она, побежав быстрее, когда звук сделался громче.

И она узнала мужские голоса и звон лопат о камень. Наконец впереди забрезжил свет, становясь ярче, по мере того как она приближалась, до тех пор, пока тени на стенах не приняли четкие очертания и в конце концов не оказались настоящими людьми.

— Алан? — закричала она. — Ты здесь?

Алан вырос перед ней внезапно, словно возник из-под земли, до неузнаваемости грязный и ошеломленный ее появлением.

— Какого дьявола… Эмма?

Засмеявшись от радости и облегчения, она бросилась к нему в объятия, уронив свечу на пол. Алан крепко прижал ее к своему мокрому телу.

— Они там все говорят, что вы умерли, — пробормотала она.

— Устали, но не умерли. — Он отодвинул ее на длину вытянутых рук. Лицо его было осунувшимся, но счастливым. — Они живы. Мы пробьемся к ним с минуты на минуту.

Нахмурившись, он заглянул через плечо жены:

— Кто еще с тобой?

Она покачала головой.

— Ты пришла сюда одна? — ахнул он.

— Мне пришлось… беда… — Эмма сглотнула и попыталась перевести дух. — Филлис вернулся из Клеринга, и он не один… он привез с собой Белински.

…К тому времени как Эмма и Алан выбрались на поверхность, ее легкие жгло от напряжения, а в ушах звенело молчание Алана. Она хорошо понимала, какие мысли проносятся в его голове. Их будущее зависело от исхода этого противостояния.

Возбужденная толпа аплодировала и шумела, но затихла, как только Алан вышел из ворот шахты и направился прямо к Белински. Тот медленно повернулся, глаза его расширились при виде грязного, мокрого, окровавленного Алана, угрожающе надвигающегося на него. За какой-то миг на лице Белински поочередно отразились изумление, замешательство и испуг.

В следующую минуту Тед Филлис шагнул между Аланом и Белински, резко остановив Алана. Стоя лицом к лицу со своим управляющим, Алан гневно уставился в его глаза и процедил сквозь зубы:

— Почему, черт возьми? Ты работал на мою семью восемь лет. Мы взяли тебя из шахты и поставили управляющим.

— Тут нет ничего личного, сэр. Вы были ко мне очень добры. Но человек должен думать о своем будущем, а мистер Белински от имени лорда Лондондерри предлагает мне долю в этом деле.

— Доля пшика — это пшик, Филлис. Я не намерен продавать шахту. С какой стати мне делать это, когда мы только что откопали новый пласт? У Лондондерри не хватит денег, чтобы заплатить мне столько, сколько стоит теперь компания.

— Пока вы не вытащите людей наверх, сэр, ваша компания ничего не стоит.

Эмма подошла к мужу и взяла его за руку. Алан коротко взглянул на нее, потом перевел взгляд на Белински:

— Так вот в чем дело. Ты настроил против меня людей, чтобы вынудить продать компанию за бесценок.

Белински пожал плечами и ухмыльнулся.

— Ну без гроша-то ты не останешься, — сказал он. — В конце концов, у тебя есть денежки твоей жены.

Алан ринулся на него, но Филлис схватил его сзади и швырнул на землю с такой силой, что воздух с шумом вырвался из легких. Он услышал крик Эммы, потом какая-то тяжесть навалилась ему на спину.

Придавив Алана коленом, Филлис сказал:

— Думаю, мы должны дать людям решить, на кого они хотят работать. А вы как думаете, сэр?

— Ублюдок, — бросил Алан сквозь зубы. — Если они уйдут, я найму других.

Сомневаюсь. Это с такой-то дурной славой этих шахт? Вряд ли кто согласится работать здесь, по крайней мере, пока граф Лондондерри не возьмет дело в свои руки и не обеспечит нашу безопасность.

Закрыв глаза и стараясь не дышать, Алан попробовал сосредоточиться на чем-то, кроме боли и отчаяния, стучащих у него в висках. Он подошел так близко — так чертовски близко — не только ради себя, не только чтоб доказать, что он может добиться успеха, но и ради Эммы и Хью. На несколько коротких часов он испытал счастье заглянуть в будущее, в котором мог бы не только брать, но и давать тем, кого любит.

— Ну-ну, сэр, — послышался голос откуда-то сзади. — Негоже так обращаться с таким джентльменом, как мистер Шеридан. И это после того, как он рисковал своей жизнью, чтобы спасти наших друзей?

Толпа притихла, когда Джой Беллами вышел из ворот шахты, сжимая в руке кирку. За ним шли оборванные, грязные, покрытые синяками шахтеры, пропавшие после взрыва в штольне.

Какая-то женщина радостно вскрикнула и вырвалась из напирающей толпы, бросившись в объятия своего улыбающегося мужа. На мгновение воцарилась электризующая тишина, которая тут же взорвалась ликующим ревом. Шахтеры живы! Мужчины, женщины и дети хлынули вперед, накрывая выживших, словно волной прилива.

Белински нахмурился. Филлис отпустил Алана и отошел в сторону, тревожно поглядывая то на Белински, то на мужчин. Эмма протиснулась сквозь толпу и упала на колени рядом с Аланом, взяв его лицо в свои руки.

Шеридан поднялся в тот момент, когда Беллами вскочил на штабель досок. Он дождался, когда затихло последнее «ура» и все глаза обратились к нему.

— Я спрашиваю вас, какой другой хозяин стал бы рисковать своей жизнью, чтобы спасти этих людей? Белински? Лондондерри? Не думаю. Бьюсь об заклад, что они бы прежде отправили туда вас. Надо ли напоминать вам, что вы с готовностью списали этих людей со счетов? И если б не мистер Шеридан, они бы умерли там.

— Но несчастные случаи! — крикнул кто-то из толпы.

Майкл Уоткинс, прихрамывая, подошел к Беллами. Джой подал ему руку и помог товарищу подняться на штабель.

— Может быть, вам стоит послушать Уоткинса об этих «несчастных случаях», — сказал он.

Майкл поднял почерневший, деформированный кусок какого-то предмета.

— Это не были несчастные случаи, — объявил он. — Мы наткнулись на это, когда пробивались из завала.

Мужчины придвинулись ближе.

— Динамит, — объяснил Уоткинс.

— Что это такое? — крикнул кто-то. — И какое отношение это имеет к взрыву?

— Прямое, — ответил Майкл, — это взрывчатка.

— Никогда не слыхали ни о каком динамите! — крикнул кто-то еще.

— Он был запатентован в прошлом году шведским химиком Альфредом Нобелем. Он напичкан нитроглицерином, а мы с вами хорошо знаем, на что способна взрывчатка. Этот динамит был заложен в штольне, чтобы саботировать разработку пласта. Я знаю только одного человека, который использует динамит для прокладки шахт. Это Лондондерри.

Белински попятился и повернулся к Филлису, который прирос к месту, явно готовый в любой момент развернуться и дать тягу.

— Идиот! — прорычал Белински. — Я не давал тебе указаний прибегать к таким крайним мерам. Тебе было велено только напугать их.

Алан медленно встал и отодвинул от себя Эмму. Кэтрин Купер появилась из толпы, обхватила ее руками за плечи и не отпускала.

— Ах ты, сукин сын… — Алан двинулся на Белински, который попятился, но наткнулся на стену стоящих плечом к плечу шахтеров.

— Так это вы со своим хозяином стояли за всеми этими несчастными случаями! Как удобно. Что из того, что умрет какая-нибудь пара-тройка парней! Бьюсь об заклад, это Лондондерри задерживал мои кредиты и строевой лес. А вы с Филлисом позаботились, чтобы все меры безопасности, которые я принимал, оказывались тщетными! И без сомнения, Филлис постарался, чтобы слухи об авторитете твоего хозяина дошли до людей.

Взмокнув от страха, Белински затряс головой:

— Я никогда не приказывал Филлису подвергать опасности кого бы то ни было. Скажи ему, Филлис!

Все головы повернулись к Филлису. Он попятился, когда шахтеры двинулись на него, подняв ломы и лопаты.

— Эй, кто-нибудь, приведите констебля! — крикнул Алан.

 

ГЛАВА 21

На следующий день в полдень Эмма с Аланом приехали домой в Шеридан-холл. Голова Эммы гудела от недосыпания, а тело обессилело от недавней тревоги за мужа. Алан, с перебинтованными руками, в разорванной одежде, устало поднимался по ступенькам вместе с ней. Парадная дверь распахнулась, и Дорис с окаменевшим от горя лицом выбежала навстречу.

Эмма и Алан остановились.

— Я не знала, что делать, деточка, — запричитала Дорис. — Она явилась без предупреждения и сказала, что ты разрешила ей взять его.

Эмма схватила руками трясущиеся плечи старой женщины:

— Дорис, о чем ты говоришь?

— Хью.

Холодок пробежал по спине Эммы.

Алан резко схватил Дорис за руки:

— Что ты несешь? Говори, черт побери, и перестань бормотать. Где Хью?

— С Ритой. Она приехала вчера днем и сказала, что Эмма разрешила взять его на прогулку верхом. Она уверяла, что вернет его в Шеридан-холл через час.

— О боже! — Эмма покачнулась.

Алан подхватил ее и крепко обнял.

— Когда она не привезла его, я отправила мистера Коулза в Кортни-холл. Рита сказала мистеру Коулзу, что Хью захотел остаться с ней на ночь и она привезет его домой рано утром. Когда она не привезла его, я опять отправила мистера Коулза…

Дорис снова расплакалась.

Эмма оцепенело уставилась на длинную подъездную аллею, не в состоянии ясно мыслить. Постепенно голоса проникли ей в сознание.

— …подать карету… еду в Кортни-холл… пожалеет, что родилась на свет… она ответит перед судом за похищение ребенка…

Руки Алана нежно обняли ее. Он прижал голову Эммы к своей груди и стал гладить волосы. Только тогда она осознала, что начала беззвучно плакать.

— Успокойся, — прошептал он ей на ухо. — Все будет хорошо. Мы найдем нашего сына и привезем его домой. Я клянусь тебе, Эмма.

Она попыталась успокоиться, старалась сосредоточиться на биении сердца мужа, надеясь, что оно облегчит нарастающий в ее груди безрассудный страх. Конечно, Рита не причинит вреда Хью. Какие бы ни были у нее недостатки и пороки, детоубийство не входит в их число.

Она позволила Алану отвести себя в дом, где он усадил ее на кушетку и приказал служанке принести горячего чаю.

В комнату вошел Жан.

— Сэр, вас ждет экипаж. — И, нахмурившись, добавил: — Может, вы хотите переодеться?

— Нет времени.

Когда Алан направился к двери, Эмма подняла глаза:

— Куда ты едешь?

— К твоему отцу.

Она побежала за ним:

— Я с тобой.

— Об этом не может быть и речи.

Эмма, белая как мел, с полными непролитых слез глазами, покачала головой:

— Неужели ты думаешь, я могу оставаться здесь, не зная, что с Хью? Если отец как-то замешан в этом, я должна знать. Если мы найдем Риту, мне лучше самой разобраться с ней. Она не станет тебя слушать.

Взяв ее лицо в руки, Алан спросил:

— Черт возьми, почему она сделала это? Раньше ей было наплевать на Хью.

— Она расстроена и запуталась. — Эмма изо всех сил старалась успокоить дыхание. — Рита потеряла ребенка, и маркиз намерен развестись с ней. Он отправил ее домой в Кортни-холл.

— Но при чем тут Хью?

Эмма отвела глаза. Прошло несколько мгновений, прежде чем она смогла заговорить:

— Боюсь, она в отчаянии. Без сомнения, она пережила сильнейшее потрясение и разочарование от потери ребенка и неудачного брака. Женщина в таком отчаянном положении может испытывать очень сильные эмоции…

— Она способна обидеть его? — спросил Алан.

Когда лицо ее стало еще белее, он встряхнул ее и потребовал:

— Ответь мне. Эмма! Рита может причинить какой-то вред Хью?

— Нет, — сказала она. — Думаю, она хочет забрать его.

Лорд Кортни принял Эмму и Алана в официальной гостиной, предназначенной для приема гостей. Алан был вне себя от ярости, и Эмме с трудом удалось удержать мужа от того, чтобы он не набросился на ее обезумевшего от горя отца.

Подойдя вплотную к отцу, Эмма произнесла как можно спокойнее:

— Скажи, куда Рита увезла Хью?

— Откуда, черт побери, мне знать? — огрызнулся он, то и дело метая яростные взгляды на Алана.

— Ты лжешь.

— С какой стати мне лгать, скажи на милость? Девчонка совсем свихнулась, после того как Ламберт выгнал ее. Все время бормочет что-то о мужьях и детях, даже во сне. Силы небесные, я больше не узнаю свою дочь. — Опустив глаза, он устало добавил: — Подозреваю, что никогда не знал. Рита превратилась в незнакомку. В чудовище. Обвиняет меня в том, что я хотел от нее слишком многого. Кричит, что я любил ее только потому, что она напоминает мне мать. Она имела наглость сказать мне, что я «задушил» ее своим вниманием, требуя, чтобы она была достойна репутации матери.

Кортни опустился на диван. Эмма села рядом и взяла его за руку:

— Пожалуйста, папа. Если ты имеешь хоть малейшее представление, куда она могла поехать, скажи мне.

Он встретился с ней взглядом, в котором отражалось сожаление.

— То, что она говорила мне о себе… — сказал он тихо.

— Отец, — прошептала Эмма, сжимая его руку, — пожалуйста…

— Это правда? Черт побери, скажи мне правду, Эмма. Неужели Рита способна на такие вещи? Ложь? Обман? Сколько раз ты прикрывала ее? Защищала? — Он закрыл посеревшее лицо руками и заплакал. — Как я, должно быть, обижал тебя, какую боль тебе причинил, когда обвинял тебя, насмехался над тобой, стыдил тебя. А ты все это время только и делала, что защищала свою сестру и меня, зная, какие страдания причинит мне правда о ней.

Эмма мягко отняла отцовские руки от лица и попыталась улыбнуться.

— Мы забудем обо всем и не будем вспоминать, папа, если ты только поможешь мне найти Хью.

Его глаза вернулись к ней.

— Если бы я был хотя бы наполовину таким родителем тебе и Рите, как ты Хью, все могло бы быть по-другому, скольких страданий можно было бы избежать. — Он заморгал, и слезы вновь потекли по лицу.

— Ладно, — сказал он хрипло. — Она что-то говорила о пикнике на утесе… а потом собиралась вернуть мальчика его законному отцу.

Алан смотрел в окно кареты на проплывающий мимо пейзаж. Вот уже час Эмма, холодная и отчужденная, сидела на сиденье напротив и немигающим, застывшим взглядом смотрела прямо перед собой. Она словно погрузилась в оцепенение в тот момент, когда ее отец признался, что Рита собирается отыскать отца Хью.

Алан посмотрел на жену. Все его кости и мышцы ныли от усталости после вчерашних спасательных работ в шахте, не говоря о бессонной ночи. Он чувствовал себя разбитым и смертельно уставшим.

— Я хочу знать правду, — произнес он мягко.

Тень улыбки промелькнула на лице Эммы. Она слегка коснулась его щеки кончиками пальцев.

— Прости меня. Но мой разум и сердце в смятении. Я не знаю, как и с чего начать. Не перестаю думать, как счастливы мы были последнее время, как искренне ты полюбил Хью, не говоря уже о твоем успехе с рудниками… Это все из-за моей глупости. Мне следовало знать, что это случится. Это было неизбежно. Я знала, но все равно молилась, чтобы как-нибудь оттянуть это на целую жизнь или хотя бы до тех пор, пока наша любовь не окрепнет настолько, чтобы ты смог выслушать правду.

Алан снова откинулся на сиденье.

— Эмма, ты знаешь, куда поехала Рита? Если да, скажи мне, пожалуйста.

— Как сказал папа, к отцу Хью, — ответила она, спокойно глядя на него.

— Значит, я наконец узнаю, кто он.

— Боюсь, мне едва ли удастся и дальше скрывать это от тебя. Я лишь надеюсь, что ты не возненавидишь меня слишком сильно. После того как мы найдем Хью, все прояснится.

Дальше они ехали в молчании. Эмма глядела в окно, наблюдая, как солнце садится за горизонт, а Алан не отрывал взгляда от профиля жены до тех пор, пока сгущающиеся сумерки не сомкнули его отяжелевшие веки.

Ему снилось, что Эмма плачет, тихо всхлипывая в ладони и то и дело шепча:

— Я не хочу потерять никого из вас. Я просто не вынесу этого. Вы двое — все, что у меня есть в этой жизни.

Потом ему пригрезилось, как он сонно ответил ей:

— Я убью любого, кто попытается отнять вас у меня.

— Сэр.

Он проснулся. Эммы не было. Карета стояла. Кучер, одетый в свою лучшую ливрею, стоял у дверцы кареты, озабоченно глядя на него. Алан медленно и неуклюже сел, потер затекшую шею и спросил:

— Где моя жена?

— Уже в доме, сэр.

Прогнав из головы туман, Алан сосредоточил взгляд на парадной двери собственного дома и вышел из кареты.

Стоя на коленях в холле, Эмма крепко прижимала Хью к себе. Алан вошел в дом. Она слышала его приближающиеся шаги и медленно подняла глаза, когда он остановился рядом. Взгляд его был еще немного рассеянным, но счастливым оттого, что он нашел их.

— Где Рита? — спросил он.

— В гостиной, — послышался голос Дорис.

Не сказав больше ни слова, Алан быстро пошел к гостиной. Эмма не могла заставить себя взглянуть на него, но слышала, как он вошел в комнату.

— Закрой дверь, — послышался приглушенный голос ее сестры.

— Что, черт побери, происходит? — возмутился Алан. — Мне бы следовало заявить на тебя в полицию за похищение ребенка.

— Я сказала, закрой дверь.

После довольно долгой паузы дверь с щелчком закрылась.

Эмма медленно встала, не убирая руки с головки Хью, который все еще крепко обнимал ее, пряча заплаканное личико в складках материнской юбки.

— Иди с Дорис, — прошептала Эмма и успокаивающе улыбнулась. — Мы почитаем чуть позже, обещаю.

Хью позволил няньке увести его из холла, и Эмма, сделав судорожный вдох, побрела по галерее к гостиной. Приглушенные голоса из-за двери становились все отчетливее. Они сделались достаточно громкими, и Эмма смогла слышать каждое слово из того, что говорила Рита.

— Я потеряла ребенка Ламберта, и доктор сказал, что иметь детей для меня будет равносильно самоубийству. Тогда мой муж выгнал меня, заявив, что с нашим браком покончено. Поначалу я запаниковала. Я искренне верила, что, если подарю ему ребенка — любого ребенка, — он примет его как своего. Я была настолько самоуверенна… у меня не было и тени сомнения в том, что маркиз из любви ко мне примет сына другого мужчины. Но он не принял его, а правда вышла наружу.

— Что, дьявол побери, ты хочешь сказать?! — недоуменно воскликнул Алан.

— То, что я мать Хью, разумеется.

Эмма закрыла глаза. Колени стали ватными, лицо пылало. Страх так сдавил грудь, что она едва могла дышать.

— Ты сошла с ума, — послышался наконец ответ Алана. — Эмма…

— Его тетя.

Молчание.

О боже! Ну почему он не скажет что-нибудь?

Наконец он произнес низким, натянутым голосом:

— Ты лжешь.

— Ты же знаешь Эмму, она всегда жертвует собой ради других. Временами это становится противным до тошноты. Она никогда не догадывалась, как я завидовала ей. Нет, не ее красоте, красотой ей со мной не тягаться. Я всегда ненавидела, как папа превозносит ее ум. Я терпеть не могла, как ее уважают слуги. Я презирала то, как храбро она справляется с проблемами, не проронив при этом ни единой слезинки. Бывали случаи, когда я бы с радостью отказалась от своей красоты, чтобы иметь такой же ум, как у Эммы. Быть такой же мудрой. И смелой, как она. Она даже прошла через этот фарс брака с достоинством, зная, что нужна тебе только из-за денег. И тем не менее… Тем не менее ей удалось наладить отношения между вами. Я слышала, что вы с Эммой стали… очень близки. Впервые за всю свою жизнь Эмма испытала счастье. Ну не забавно ли, что она вляпалась в эту историю из-за меня… и теперь все закончится тоже из-за меня.

Эмма медленно отворила дверь. Стоя на пороге, она встретилась глазами с сестрой.

— Рита, я никогда ни о чем тебя не просила. Но сейчас прошу. Я умоляю тебя. — Прикрыв глаза, Эмма боролась со слезами отчаяния. Еще никогда не приходилось ей видеть такой ненависти в глазах сестры, такой злонамеренности. — Ради Хью. Ради меня. Будь милосердной. Я не могу потерять их сейчас.

Встав с кресла, Рита проплыла по комнате в розовом облаке тафты и белоснежных кружев. Она буквально повисла на Алане, который словно окаменел в ее объятиях.

На дрожащих ногах Эмма вошла в комнату, не отрывая глаз от картины: ее сестра, обнимающая Алана, ее мужа… Его взгляд, сверлящий ее лицо, мрачный и потемневший от гнева и смятения. Наконец он с силой оттолкнул Риту.

— Не приближайся ко мне, черт возьми, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Ну же, Алан. Ты же сам знаешь, что всегда любил меня. Ведь ты женился на ней только потому, что она моя сестра. Наверняка ты можешь понять, почему я вышла за Ламберта. Только из-за денег, уверяю тебя.

Алан повернулся к Эмме.

— Она утверждает, что это она родила Хью, — сказал он.

Эмма попыталась улыбнуться, кивнуть, но могла лишь молча смотреть в недоуменные глаза мужа, между тем как сердце ее разрывалось на части от горя.

— Я… сделала то, что считала лучшим для всех. У отца были такие надежды на Риту, такие грандиозные планы в отношении ее замужества. А я была уверена, что никогда не выйду замуж. Я слишком невзрачна. Мои запросы в жизни слишком непритязательны. И кроме того, — продолжала она, глядя ему прямо в глаза, — был только один мужчина, которого я любила. И если он не мог принадлежать мне, я отказывалась довольствоваться меньшим. Поэтому беременность Риты оказалась настоящим чудом для меня. Если я не могла выйти замуж за мужчину, которого любила, то, по крайней мере, могла быть матерью его сына… и любить его всем сердцем.

Какое-то время Алан глядел на нее, не мигая, потом от лица его медленно отхлынула краска, а тело оцепенело. Тысячи эмоций пронеслись по его чертам в эти несколько мгновений.

Он схватил ее за плечи, попытался заговорить и не смог.

Не отводя глаз, она тихо сказала:

— Ты отец Хью.

— А Рита…

— Его мать. Он никогда не был по-настоящему моим.

Рита подошла и взяла Алана за руку. Словно автомат, он повернулся к ней, белый от потрясения или ярости.

«Боже милостивый, как он должен ненавидеть меня», — подумала Эмма, попятившись к двери.

Под пронзительным взглядом Алана губы Риты дрогнули.

— Ты же понимаешь, почему я не сказала тебе, Алан. Единственное, о чем я могла думать, — это поскорее убраться с глаз отца, пока он не узнал о нас с тобой… и о нашем ребенке. Поэтому Эмма предложила пожить во Франции до рождения ребенка, ну чтобы никто не узнал. После этого я могла отдать его какой-нибудь семье, желающей усыновить ребенка. Но Эмма подала идею выдать ребенка за своего. Это, разумеется, было идеальным решением. Моя репутация не пострадала. Абсолютная случайность, что отец выбрал именно тебя в мужья Эмме. Но я уверена, ты согласишься, что наша семья должна быть вместе. Мать, сын. И его отец.

Эмма повернулась к галерее и обнаружила Жана, Молли, Виктора и новых слуг, стоящих в тени. Неловкость, озабоченность и сочувствие были написаны на их лицах.

— Эмма! — раздался голос Алана.

Она застыла на месте.

— Посмотри на меня!

На деревянных ногах она повернулась к нему. Алан стоял в конце галереи с крепко сжатыми кулаками. Грязная, разорванная рубашка свисала с плеч. Великолепные волосы рассыпались в буйном беспорядке по лбу и воротничку. Эмма подумала, что он самый красивый мужчина на свете, даже еще красивее, чем был тогда, когда она впервые увидела его на утесе…

— Это правда? — спросил он хриплым, срывающимся голосом. Даже на расстоянии она видела, что он дрожит, карие глаза блестят слезами надежды. — Хью мой сын?

Кивнув, она ответила:

— Да.

Рита выпорхнула из комнаты и уцепилась за него.

— Мы поженимся… — начала она.

Он оттолкнул ее и зашагал по коридору к Эмме, которая не смогла найти в себе сил, чтобы отступить. Если он решит убить ее за обман — что ж, так тому и быть. Лучше умереть, чем жить с мыслью, что он ненавидит ее.

Остановившись перед ней, он помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Почему ты не сказала мне?

— Я боялась. Ты прямо сказал, что не любишь меня, когда мы поженились.

Ее плечи затряслись. Она не могла ничего с собой поделать. Вся сила, казалось, ушла из ее ног. Эмма опустилась на пол, упершись локтями в колени и спрятав лицо в руках. Она расплакалась, стыдясь отвратительного хлюпанья носом и неудержимого потока слез, струившихся по щекам.

Ее голос еще дрожал, когда она нашла в себе силы продолжить:

— Потом я боялась, что если ты узнаешь правду, то станешь презирать меня за ложь. Я тешила себя мыслью, что ты останешься со мной, пока нуждаешься в деньгах. Я понимала, что с открытием нового пласта на шахте ты становишься сказочно богатым, и я не буду тебе нужна. И вот… я больше не нужна тебе.

Алан медленно опустился на колени перед ней и взял ее лицо в свои руки.

Силясь овладеть собой, злясь на свою постыдную слабость, Эмма оттолкнула руки мужа и попыталась встать. Он не позволил ей, крепко прижав к груди и одной рукой погрузившись в ее растрепанные волосы. Закрыв глаза, Эмма позволила себе наслаждаться его близостью и запахом, думая, что может умереть от этого мучительного блаженства.

Наконец она прошептала:

— Отпусти меня. Рита была твоей первой избранницей. Ты женился на мне только из-за денег. Возможно, ты привязался ко мне, потому что у тебя не было выбора. Но теперь он у тебя появился. Разве ты не понимаешь, Алан? Ты можешь начать все заново и на этот раз сделать все как положено. Ты можешь жениться на женщине, которую действительно любишь, жениться по любви, а не по расчету.

Рита, которая до этого неподвижно стояла в дверях, просияла и направилась к Алану, но Жан и Виктор внезапно обступили ее с двух сторон и схватили за руки.

— Как вы смеете! — зашипела она. — Сейчас же уберите от меня свои руки. Что вы себе позволяете! — Остановив горячие как угли глаза на Алане, она взвизгнула: — Сделай же что-нибудь, идиот!

— О, непременно, Рита. — Он улыбнулся и поглядел на слуг, выстроившихся вдоль коридора. Лица их были озабоченны. Молли стояла, уперев руки в бока, с перекосившимся чепцом, и гневно смотрела на него из-под насупленных рыжих бровей. Люк застыл в дверях столовой, с головы до ног перепачканный в муке.

Затем Алан поднял глаза на лестничную площадку, где стояла Дорис с Хью на руках, и сделал глубокий вдох.

— Будьте свидетелями того, что я, Алан Мердок Шеридан, находясь в здравом рассудке… — Он медленно повернулся к Эмме, которая продолжала ждать, парализованная слабостью, опустился перед ней на колено и взял ее за руку. — Находясь в здравом рассудке, прошу Эмму Кортни Шеридан, мать моего сына, быть моей женой, моей любовью — моей единственной любовью — на всю оставшуюся жизнь, до конца дней моих.

Эмма закрыла глаза, слишком растроганная, слишком переполненная радостью, чтобы говорить.

— Скажи «да», мамочка, — прозвенел детский голосок сверху, — потому что я больше ни с кем не буду играть в Черного рыцаря.

— О, — выдохнула она. — Да.

Свадебное торжество было устроено в розарии Шеридан-холла, среди сверкающих цветов, которые наполняли июньский воздух упоительным ароматом. Небо было безоблачным и нежно-голубым.

На церемонии присутствовали три сотни гостей.

Были гости из Винсайда. Из Миддлфера. Из Лондона. Они растянулись по огромному саду, окружающему дом, и смотрели увлажнившимися глазами, как Эмма и Алан стоят на усыпанной розами террасе и повторяют свои клятвы перед священником. Когда Алан надел золотое обручальное кольцо на палец Эммы, над садом пронесся гул одобрения.

Люк был на седьмом небе от счастья, когда гости стали шумно выражать восторг, вызванный его семислойным свадебным тортом и пуншем. Жан жаловался, что придется пристраивать новое крыло, чтобы сложить все свадебные подарки, а Молли сильно опьянела, допивая оставшийся на дне стаканов пунш.

Когда дневные торжества подошли к концу, Эмма и Алан стали провожать гостей, пожимая руку каждому. Граф Шеридан, выбранный шафером, стоял рядом с Аланом. Кэтрин сопровождала Эмму, но время от времени отходила, чтобы поговорить с Беном Коулзом, которому, похоже, доставляло огромное удовольствие объяснять ей особенности управления первоклассной конюшней.

Один раз, к своему ужасу, Эмма обнаружила Хью и старшего сына графа Шеридана, Руперта, катающимися по земле клубком. Алан и Ральф растащили мальчишек и поставили на ноги, между тем как Эстер, графиня Шеридан, и Эмма стояли, неодобрительно сдвинув брови.

— Эй! — послышался голос из толпы. — Ставлю на Хью!

— А я на Руперта!

— Тут и говорить не о чем, — заявил третий голос. — Ставлю шиллинг на ничью!

Фредди Мелоун и Дастин Хоуп, друзья Алана и графа Шеридана, горячо заспорили, кто из кузенов кого одолеет. Алан и Ральф смотрели друг на друга несколько долгих, напряженных секунд, потом расхохотались. Ральф протянул руку Алану и сказал:

— Добро пожаловать в семью, мистер Шеридан.

По традиции, когда все гости разъехались, слуги Шеридан-холла выстроились в ряд и принимали подарки от Эммы. Это были новые чепцы и фартуки для служанок и новые перчатки для мужчин. Каждый просиял от удовольствия и пожелал Эмме и Алану счастья. Слуги ушли. А Дорис задержалась в сторонке, что-то бормоча себе под нос и украдкой поглядывая на хозяев.

Алан подмигнул Эмме и сказал:

— Подойди сюда, Дорис.

Седая старая няня заковыляла по холлу и остановилась перед Аланом. Взгляд, которым она окинула его, был несколько скептическим.

— У меня есть кое-что и для тебя, — объяснил он.

Ее и без того круглые глаза расширились от удивления и удовольствия.

— Хью! — позвал он.

Хью вышел из гостиной, с трудом удерживая жирного рыжего кота в своих маленьких ручках. Глаза Дорис наполнились слезами, и она захлопала в ладоши.

— О, Иисусе! — воскликнула она. — Вы нашли моего…

— …котика! — хором сказали Эмма, Алан и Хью.

Вложив мурлыкающего кота в руки Дорис, Алан сказал:

— Уверен, вы с Хью найдете чем развлечь Стивена до конца вечера. Верно, дорогая?

Дорис улыбнулась:

— Конечно. — Взяв Хью за руку, няня повернулась и зашаркала к двери. Потом остановилась и лукаво бросила: — Стивен был черным.

Алан сунул руки в карманы брюк.

— Неблагодарная старуха, — пробормотал он. — Мне бы следовало уволить ее.

— Но ты же этого не сделаешь? — Эмма с улыбкой взяла мужа под руку и сказала ему: — А теперь твой свадебный подарок.

— Свадебный подарок для меня? — Он улыбнулся. Глаза его сияли от радостного возбуждения.

Эмма повела его к открытой двери, где их ожидал Жан, очень представительный в своем черном костюме и белых перчатках.

Они вышли на крыльцо. Сумеречный свет отбрасывал вокруг розовое свечение, а у подножия ступенек стоял Бен Коулз, делая все возможное, чтобы успокоить приплясывающего, бьющего копытом арабского скакуна, который заржал, едва завидев Алана. Алан остановился как вкопанный.

— Марс!

— Потребовалось несколько месяцев, чтобы найти его, — пояснила Эмма, крайне тронутая чувствами мужа. — С тех пор как он был продан с аукциона в декабре, его продавали еще три раза. Похоже, он никому, кроме тебя, не позволяет ездить на нем. Я думаю, он станет прекрасным отцом для жеребят Ласточки.

Алан закрыл глаза, затем без предупреждения подхватил ее на руки и вернулся в дом. Когда он поднимался по лестнице, смеющаяся Эмма заявила, что он непременно сломает себе спину прежде, чем доберется до самого верха.

Но Алан даже не запыхался к тому времени, когда опустил ее на пол в спальне. Они долго стояли перед зеркалом, любуясь своим отражением. На ней было изысканное свадебное платье, которое бесчисленное количество жен Шериданов надевали до нее, включая жену Ральфа Эстер. А он, Алан Мердок Шеридан, ее муж, был одет в сногсшибательно красивый синий фрак с бархатным воротником, окантованный шелковым шнуром. Жилет был сшит из белоснежного атласа, а брюки имели голубовато-серый цвет. Бело-розовая бутоньерка выглядывала из петлицы пиджака.

— Я люблю тебя, — вымолвил он наконец.

Эмма закрыла глаза, купаясь в трепетном восторге, который перехватывал дыхание.

Его пальцы медленно двинулись вдоль ее спины, освобождая каждую пуговку, до тех пор пока платье с легким шуршанием не соскользнуло с плеч, обнажив бледно-розовый цветок на белой коже.

Алан нежно коснулся его, обводя контуры кончиками пальцев. Все это время он не сводил глаз с ее отражения в зеркале.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что обожаю розы? — спросил он.

Она кивнула, и Алан легким движением руки сдвинул платье ниже, так что оно соскользнуло к талии, прошуршало вокруг бедер и веером легло у ее ног на полу. Все ее органы чувств сосредоточились на волшебстве его рук, творящих чудеса с ее телом, сладкой болью отзывающимся на ласки, томящимся в ожидании его любви.

Алан нежно куснул ее чувствительную кожу за ухом.

— Когда я любил тебя в первый раз, я причинил тебе боль, — пробормотал он. — Ты была девственницей, но я был слишком пьян и расстроен, чтобы понять это. И все же ты простила меня. Ты спасла мою жизнь, а я отплатил тебе болью. Мне не хватит жизни, чтобы загладить свою вину перед тобой.

Она молчала. Она чувствовала себя такой восхитительно слабой… И такой полной жизни!

Эмма не заметила, как он снял с нее корсет и белье, потом туфли и тонкие шелковые чулки, — настолько поглотило ее безмерное ощущение счастья. Затем муж положил ее на постель среди белых шелковых простыней и разбросанных по ним розовых лепестков.

Очень скоро он присоединился к ней, обнаженный, лаская и дразня ее до тех пор, пока она не вскрикнула и не затрепетала от восхитительного экстаза любви, переполняющей сердце, душу и тело, пьянящей, как аромат роз за окном, и безграничной, как вересковые луга, тянущиеся до самого горизонта.

Потом они лежали, обессиленные, но счастливые, дрожа от ночного ветерка, влетающего в открытое окно.

— Спасибо, — наконец сказал он.

Эмма улыбнулась:

— За что?

— За то, что веришь в меня. Но главное, за то, что любишь. — Он снова заключил Эмму в свои объятия и держал так до тех пор, пока тепло ее тела не смешалось с его теплом, пока страсть не вспыхнула с новой силой, и тогда он перевернул ее на спину, рассыпав ее волосы, словно мерцающее пламя, среди подушек и лепестков. И они снова слились — медленно, возвышенно, в гармонии душ и тел, раскрывающихся навстречу друг другу.

— Спасибо за моего сына, — произнес Алан.

Она вздохнула, охваченная таким сильным порывом чувств, что, казалось, вот-вот разлетится на тысячи кусочков от восторга.

— Есть только одно, что могло бы сделать меня счастливее, чем я есть теперь, — послышались его нежные слова сквозь пелену блаженства.

— Скажи, что это, — выдохнула она, — скажи быстрее, любимый, и я сделаю все, чтобы исполнить твое желание.

Алан поцеловал ее легко, нежно и, погружаясь в ее манящие глубины, прошептал:

— Дочка, похожая на тебя.

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.