В свои тридцать восемь лет Алан оставался холостяком, потому что, как ему казалось, ждал появления своего идеала. Она, разумеется, должна была оказаться сногсшибательно красивой и очень умной.

Как с этим обстоят дела у Эммы Кортни?

«Во-первых, — думал он, — мисс Кортни отнюдь не лишена привлекательности. В сущности, в соответствующей одежде и с другой прической она, пожалуй, могла бы соперничать со своей сестрой. Ум? Что ж, по словам ее отца, кое в чем она могла превзойти даже моих кембриджских профессоров по экономике. А помощь в этой области мне бы совсем не помешала».

Алан откинул голову на край ванны, затянулся сигарой и нахмурился.

Но у его жены должно быть прекрасное чувство юмора.

В этом маленьком чопорном существе — Эмме Кортни — нет ни на йоту веселости. Без сомнения, лицо ее треснет, если она попробует засмеяться.

Хотя, с другой стороны, у нее, пожалуй, было не слишком много поводов для смеха. Кто-то должен научить ее не принимать жизнь слишком серьезно… Это могло бы оказаться весьма интересным и приятным делом…

Женщина, на которой он мог бы жениться, должна быть из уважаемой семьи. Ее безупречная репутация и положение в обществе обеспечили бы ему тот успех, который всю жизнь проскальзывал у него между пальцев. Разумеется, это немыслимо. Ни одна женщина такого общественного положения не пожертвовала бы для него и минутой своего времени, не говоря уже о приданом.

И оставался еще вопрос любви.

Он верил в институт брака. И всегда представлял, что будет любить женщину, с которой проведет жизнь…

Алан взглянул на кучу грязной одежды на полу и вспомнил неловкость, возникшую от пристального взгляда мальчика. Вероятно, в этот момент он увидел мгновения из своего прошлого — мальчик без отца, сидящий рядом с мамой и спрашивающий себя, не это ли его отец…

Бедный мальчуган. Он заслуживает лучшего. Кажется вполне смышленым. Хорошенький маленький постреленок. Такой милый и ласковый, а какой храбрый! Качество, достойное восхищения. Его отец мог бы гордиться им.

Алан бросил сигару в воду, вышел из ванны, торопливо завернулся в шелковый халат и выпил подогретое вино, так как в комнате было довольно холодно.

Прошлая ночь была ужасной.

Он снова пил.

По какой-то странной причине, едва только за Эммой Кортни закрылась дверь Шеридан-холла, пустота завыла волчьими голосами из каждого темного угла. И пока Дорис храпела в его постели, он ворочался и метался в другой комнате, изо всех сил пытаясь забыть, как приятно было ощущать Эмму в своих объятиях.

Ты, должно быть, свихнулся от одиночества, старина, подумал он. Наверняка выдумал и преувеличил ее податливость. Хотя, с другой стороны, учитывая ее прошлое, чему тут удивляться?

Сдвинув брови, Алан допил вино и поставил кубок на стол. Будь Эмма просто невзрачной старой девой, тогда он мог бы еще подумать о женитьбе, поставив условие, что это будет исключительно брак по расчету: каждый из супругов волен жить своей жизнью и иметь любовников, если пожелает.

Но ребенок — это такая огромная ответственность… и неприятное напоминание о грязном прошлом его матери. Хотя лети и не виноваты в неблагоразумии родителей… как не виноват был сам Алан.

Одевшись и спустившись в кабинет, Алан стал просматривать пачки корреспонденции, лежащей здесь уже недели, а то и месяцы. Несколько писем из Винсайда с жалобами на условия труда шахтеров; ничего нового, все те же старые угрозы забастовки и требования увеличить зарплату.

Также было письмо от Джозефа Белински, которое он швырнул в мусорную корзину, даже не распечатав. Алан не собирается продавать рудники, пока не удостоверится на все сто процентов, что эти чертовы копи отработаны до дна.

Внезапно простой и краткий адрес на одном из конвертов привлек его внимание.

«Р. К. Норманн. Лондон. Англия».

Алан прикрыл глаза. Сколько же это письмо пролежало здесь?

Он сломал печать и открыл конверт, стараясь успокоить дыхание.

«Любезный мистер Шеридан! Как вы помните из предыдущей корреспонденции, существует проблема денежной задолженности…»

Алан потер глаза и долго глядел в потолок, прежде чем продолжить чтение.

«…Таким образом, к нашему глубочайшему сожалению, мы вынуждены прервать пребывание…»

Черт. О черт!

«…Если это ведомство не получит от вас сообщений по поводу погашения денежной задолженности до 1 ноября, можете ожидать моих коллег и их подопечную в Шеридан-холле не позднее 15 ноября. С глубочайшими и искренними извинениями за причиненное вам неудобство…»

…Эмма уснула в очках. Она не собиралась спать, но напряжение трудного дня выбило ее из колеи.

— Эмма! Эмма, проснись!

Эмма с трудом открыла глаза. За исключением горящей лампы, стоящей на дальнем столе, комната была темна.

Очки соскользнули с носа и болтались на одной дужке. Поправив их, она попыталась сосредоточиться на силуэте, маячившем перед ней в полумраке.

— Рита? Что случилось?

— Он вернулся, Эмма.

— Кто?

— Алан. Вот уже два часа он торчит у папы в кабинете.

Эмма попыталась стряхнуть с себя сонное замешательство.

— Чего он хочет?

Стиснув кулаки и выкатив глаза, Рита закричала:

— Чего, по-твоему, он хочет, идиотка? Тебя!

Испытав вначале шок, потом раздражение, Эмма откинула одеяло и спустила ноги с кровати.

— Не говори глупостей, Рита.

— Я говорю глупости? Тогда почему они с папой сидят вместе, смеются и пьют, как закадычные друзья? И почему, — присовокупила она, приблизив лицо к лицу Эммы, — папа только что передал мне, чтобы я подняла тебя, чтобы ты оделась в свое самое лучшее платье и спустилась в кабинет через десять минут?

Эмма даже не моргнула — это могло каким-то образом выдать бурю волнения, бушевавшую внутри нее.

Волнения или радости?

Пожалуйста, боже, только не надежда. Она отказалась от нее давным-давно.

Все еще рассеянная после сна, Эмма открутила лампы, пошевелила золу в камине и подбросила совок угля.

— Это несерьезно, — сказала Рита. — Ты ведь не пойдешь туда?

— Обычно я не оказываю неповиновения отцу. С какой стати? — Распахнув дверцы шкафа, Эмма стада оглядывать свой скудный гардероб. Мысли молодой женщины разлетались в тысяче направлений, но неизменно возвращались к одному трепетному вопросу: «А что, если?»…

Выбрав белую блузку и коричневую юбку, Эмма оделась, между тем как Рита продолжала нервно метаться по комнате.

— Как он посмел?! — взвизгнула она. — И именно сегодня, как раз после того, как маркиз Ламберт попросил моей руки.

Схватив щетку, Эмма провела ею по волосам.

Рита опустилась на стул и закрыла лицо руками.

— Что подумает маркиз, если ты выйдешь за этого негодяя? О боже!

— Ты торопишься с выводами, Рита. Возможно, отец пригласил Шеридана, чтобы выразить ему благодарность за то, что тот вытащил Хью из ямы сегодня утром.

— Для всех было бы лучше, если б он оставил его там!

Эмма ринулась через комнату и, прежде чем Рита успела удивленно округлить губы, с силой стиснула ее руки. Когда сестра вскрикнула от боли, Эмма застыла. Рита уставилась на нее, слишком ошеломленная даже для того, чтобы заплакать.

Эмма и сама себе ужаснулась. Всю жизнь она была опорой сестре. Скрывая ее ошибки от отца и светского общества, Эмма потакала всем капризам сестры и все ей прощала.

Но пожелать смерти Хью, даже если это было сказано в запальчивости… Боже, это уже слишком.

Рита разрыдалась и выбежала из комнаты. Эмма смотрела ей вслед, и ее сердце разрывалось от жалости… к сестре ли, к себе или Хью… Она не могла сказать.

— Замуж? — переспросила Эмма, стоя перед отцовским столом и чувствуя, что колени у нее подгибаются.

Она не глядела на Алана Шеридана, который стоял у камина, небрежно опираясь локтем о каминную полку и в упор разглядывая ее.

— Да, — отозвался отец, — замуж. Шеридан вернулся в Кортни-холл просить моего разрешения взять тебя в жены. Я, разумеется, дал ему свое благословение. Окончательное решение за тобой.

— Замуж за Алана Шеридана?

Отец кивнул.

Наконец Эмма заставила себя взглянуть на Алана. Как мог он вот так стоять, предлагая ей пожениться, без малейшего следа эмоций на лице, как если бы покупал корову?

— Прошу прошения, — вымолвила она. — Я просто несколько озадачена. Не далее как вчера…

— Понятно, — сказал Шеридан и повернулся к ее отцу. — Не позволите ли поговорить с мисс Эммой наедине?

— Конечно, конечно.

Отец поднялся и вышел, закрыв за собой дверь. Молчание тянулось бесконечно. Казалось, целую вечность она ждала, когда же он заговорит и нарушит эту неловкую тишину. Но он продолжал стоять, одетый в светло-серый костюм, превосходно сшитый, подчеркивающий безупречность его фигуры. Глаза его казались очень темными и идеально сочетались с жилетом китайского шелка цвета лесной зелени, расшитого золотой нитью.

— Итак, — произнесла она голосом, в котором явно слышалась нервозность, — смею я спросить вас, не переусердствовали ли вы снова с виски? Или, быть может, отец повысил ставки?

— Нет, — коротко ответил он.

— Но вы же не думаете, что я поверю, будто вы пришли сюда с претензией на чувство?

— Нет.

— Что ж, вы не преувеличивали, говоря о своей откровенности.

— Мне жаль, если я задел ваши чувства.

— Мои чувства не так легко задеть, сэр.

Краем глаза она увидела, как он прошел к окну и устремил в него взгляд. Его густые черные волосы вились над воротником, и свет золотистыми искорками играл в роскошных прядях. О!.. Она не могла дышать! Эмме пришлось стиснуть пальцами столешницу, чтобы устоять.

— Ваш отец весьма высоко отзывается о ваших деловых качествах, — сказал он, не оборачиваясь. — Вы прекрасно управляете этим домом.

Он медленно повернулся лицом к ней, и все, о чем она могла думать, это как удачно белизна его мастерски завязанного галстука подчеркивает бронзовый оттенок кожи. Алан Шеридан любит солнце — уж это-то она знает. Когда-то она смотрела, как он вихрем носился по пустоши на своем арабском скакуне, которого просто обожал. Еще она знает, что ему пришлось продать коня, чтобы расплатиться с долгами.

— Вам нужен муж, — сказал он и почти устало добавил: — А мне жена.

— Вам нужны деньги, сэр.

— Не могу этого отрицать.

— Наверняка есть более молодые и красивые женщины, чьи отцы были бы так же щедры.

— Сомневаюсь.

Она удивленно подняла глаза.

— Их отцы никогда бы не одобрили меня в качестве зятя.

Она поправила очки, чтобы они удобнее сидели на переносице.

— Наш брак будет не первым браком без любви, — добавил он.

Она кивнула.

— И нужно подумать о мальчике…

— Я попросила бы вас не вмешивать его в это. Если уж мы решили быть абсолютно откровенными, должна сказать, что, будь обстоятельства иными, я бы искала более уважаемого человека в качестве поддержки моему сыну.

Алан прислонился к подоконнику, отметив, что щеки Эммы зарделись при упоминании о мальчике. Забавно, как ее обычно стоический вид уступает место растерянности, едва он заводит разговор о ребенке.

— Верно. Никому из нас не стоит привередничать. Короче говоря, не будь я такой жалкой партией, я бы искал женщину целомудренную, а не ту, про которую говорят, что она веселилась с цыганами и татуировщиками-азиатами.

Ее подбородок слегка дернулся вверх, а плечи назад. Глаза приобрели тот яркий оттенок зеленого, который он заметил, когда они столкнулись на дорожке.

— Хотя когда я смотрю на вас, то не могу поверить, что эта сдержанная молодая женщина, стоящая передо мной, вызывает столько самых невообразимых пересудов. Скажите, дорогая, — добавил он с кривой усмешкой, — это правда?

— Что? — резко отозвалась она.

— Вы действительно танцевали с цыганами? Отдались в руки татуировщика?

— А это имеет значение?

— Пожалуй, было бы лучше, если б мы вступали в благословенное состояние супружества, полностью разоблачившись, так сказать.

— Похоже, вы считаете само собой разумеющимся, что я принимаю ваше предложение, сэр.

— А это не так?

— Не знаю. Тут есть о чем подумать.

— О чем, например?

— О вас. Ни для кого не секрет, что вы бабник. Игрок, про которого говорят, что он мошенничает. Вы не в ладах со своей семьей и вечно ищете повода для ссор с родственниками. Все эти слухи верны?

— Все, кроме одного.

Она удивленно взглянула на него.

— Я не мошенничаю в картах.

Эмма вздрогнула, когда он внезапно направился к ней. Алан наблюдал, как она немного попятилась вдоль стола, прежде чем взяла себя в руки. Вернув лицу то же упрямое и вызывающее выражение, она глядела на него с тревогой загнанной лисы: убежать или развернуться к этому большому злому волку и попытать счастья? Остановившись у угла стола, он сказал:

— Теперь ваша очередь, мисс Кортни.

Она гневно зыркнула на него из-под очков, продолжая молчать.

— Я жду, — напомнил он.

— Это правда. Все. — Она сделала глубокий судорожный вдох, однако глаз не отвела. — Я действительно танцевала с цыганами.

— Обнаженной?

Она помолчала, в то время как яркий румянец пробирался вверх по шее от высокого воротничка блузки.

— Небольшое преувеличение. Я… была завернута в шарфы и тюль. Что касается татуировщика… это тоже правда.

— Действительно?

— Вам неприятно, сэр?

— Это зависит от обстоятельств. Как выглядит татуировка? Или сколько их там у вас? Или, точнее, где они? И коли уж на то пошло, какие они?

— А какая разница? Сделанного не поправишь.

— Я должен быть готовым к тому, чтобы созерцать тело своей жены с изображенными на нем огнедышащими драконами.

— В вашем положении, полагаю, вы должны быть рады тому, что можете получить.

— В вашем положении, полагаю, вы должны чувствовать то же самое.

— Вот видите, сэр… Какое же счастье могут такие потерянные души обрести друг в друге?

— Дружеское общение.

— Но общение у меня есть. С отцом, сестрой и сыном. Не говоря уже о Дорис.

— С отцом, который готов сбыть вас с рук такому типу, как я, лишь бы обеспечить положение младшей дочери? С сестрой, которая каждый день напоминает вам, что вы существуете в этом мире исключительно для того, чтобы являться по первому ее зову? С полоумной старухой, которая разговаривает с невидимым котом, и с сыном, чья жизнь обречена, потому что на нем клеймо сына падшей женщины?

— В то время как вы наслаждаетесь обществом призраков из прошлого, паутины и мебели, используемой на растопку! — ответила она в запальчивости. — Ваши единственные собеседники — непочтительные слуги и бутылка виски. Я не наивная дурочка, сэр. Вы ищете не общения, а средства покончить с вашей бедностью, выкупить назад свое доброе имя, возродить мечты относительно Шеридан-холла и при этом прочно утвердиться в среде джентри, что вам было недоступно, потому что вы, сэр, отпрыск падшей женщины.

Он долго молчал. Постепенно тишина сменилась равномерным шумом дождя за окном. Наконец он натянуто улыбнулся:

— Нет сомнений, что, реши мы вступить в это… рискованное предприятие — иначе не скажешь, — между нами не останется и тени лицемерия. Это правда, что я не люблю вас. Я часто спрашиваю себя, способен ли я вообще любить.

— Так скажите мне, раз этот союз будет заключен исключительно по расчету, означает ли это, что вам должна быть предоставлена свобода в отношении внебрачных связей?

Он вгляделся в ее ничего не выражающие черты.

— Если мне будет угодно, — в конце концов ответил он твердым тоном.

Эмма лишь изогнула бровь, демонстрируя некое подобие агрессивности, и скрестила руки на груди.

— Полагаю, мне будет предоставлена такая же свобода, — сказала она.

Он встретился с ее непреклонным взглядом, мысленно представив себе картину: Эмма Кортни… Шеридан, крадущаяся среди ночи на свидание с любовником. Эта мысль была просто смехотворна. Хотя, с другой стороны, напомнил он себе, несмотря на то что внешне она выглядит как старая дева, налицо тот факт, что под этим пуританским фасадом скрывается весьма соблазнительная женщина и где-то есть, по крайней мере, один мужчина, который небезразличен ей настолько, что она пожертвовала своей репутацией ради него. Как глупо с его стороны постоянно забывать об этом.

Эмма наблюдала, как лицо Шеридана темнеет и самодовольное выражение плавится на нем, как воск от огня.

— Ну? — напомнила она. — Так как же? Не отвечаете? Не может быть, чтобы вы передумали. Вполне логично предположить, будто ваше возвращение сюда означает, что вам срочно понадобились деньги. Не понимаю, почему вас должны волновать мои любовные похождения, если я не буду выставлять их напоказ?

Он отвернулся и пошел вдоль стены. Подойдя к столику со спиртными напитками, задержался, погладил горлышко графина, затем сказал:

— Кажется, я все время забываю о вашем положении. Полагаю, прошлым вечером вы упоминали имя мужчины?..

— Нет, не упоминала.

— Уверен, что да. — Он повернулся и окинул ее любопытным взглядом. — Думаю, было бы только справедливо, чтобы я знал происхождение мальчика.

— Это ни к чему не приведет, уверяю вас.

Снова повернувшись к ней, он бросил на молодую женщину гневный взгляд:

— Ну и черт с ним, но, по крайней мере, скажите, вы любили его?

— Это что-то изменит?

— Просто скажите, черт побери.

— Да, я любила его.

— Ясно. И все еще любите?

— Люблю ли я отца Хью? Вы это спрашиваете, мистер Шеридан?

Он кивнул.

— Признаю, что бывают моменты, когда я испытываю бесконечную нежность к нему. Но временами, когда я думаю о том, что он за человек, я испытываю разочарование, если не сказать отвращение.

— И что же он за человек?

— Непорядочный, разумеется, иначе никогда бы не воспользовался слабостью незамужней девушки.

— Значит, он обаятелен, да?

— Без сомнения, но только когда считает нужным.

Прислонившись к краю стола, она ответила ему таким же пристальным взглядом. Причины, по которым он делает предложение, оставляют желать лучшего, и она не намерена уступать то малое достоинство, которое у нее еще осталось. Будущее и счастье Хью важнее всего.

Шеридан направился к двери, и Эмма выпрямилась. В дверях он задержался и, не оглядываясь, заявил:

— Если вы хоть в малейшей степени заинтересованы в моем предложении, дайте мне знать об этом не позже завтрашнего дня. Или можете забыть, что я был здесь.

С этими словами он вышел.

Она уставилась в пустой дверной проем. Сердце так бешено колотилось в груди, что было трудно дышать. Эмма бросилась к двери.

— Мистер Шеридан! — крикнула она, заставив Алана обернуться. — Позвольте вам заметить, сэр, что ваши манеры оставляют желать лучшего. Нельзя просто войти в дом женщины и предъявить ей ультиматум, особенно когда дело касается такого важного вопроса, как брак.

Слегка опустив голову, она решительным шагом направилась к нему. Он даже не шелохнулся, лишь смотрел на нее прищуренными глазами.

— Что вас так расстроило? — протянул Алан. — Неужели то, что я не вручил вам цветы и конфеты и не встал на колено?

— Не говорите ерунды, сэр. Мне безразличны эти банальности.

— Да? Тогда, возможно, вы просто не привыкли иметь дело с людьми, которых не можете подчинить своей воле. Или просто боитесь.

— Вас?

— Мира за этими дверьми, мисс Кортни. Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы все это выдумали. Не было никаких цыган и никакого татуировщика. Вы создали их здесь, в своей голове. — Он постучал ей по виску пальцем.

Она ахнула и почувствовала, как ее самообладание испаряется под горячим натиском негодования.

— Фактически, — присовокупил он с нарочитой паузой, — вы такая правильная, что я бы не удивился, если б вы даже солгали насчет происхождения Хью.

Ее рот открылся и закрылся, не произнеся ни звука. Сердце, казалось, подскочило к горлу, а волосы на голове зашевелились.

Наклонившись к ней и скривив чувственный рот в саркастической полуулыбке, он сказал:

— Я мог бы поставить на кон свою жизнь, поспорив, что он появился на свет в результате непорочного зачатия.

Напряжение вдруг оставило ее. Если б тело все еще не дрожало от пережитого, она могла бы рассмеяться. Но у нее вышла лишь самодовольная улыбка, и нарочито медленно она стала расстегивать маленькие пуговки блузки, начав с воротника и спускаясь ниже, между тем как глаза Алана сузились, а точеные черты лица окаменели, когда блузка распахнулась, обнажая вначале шею, затем ключицы и, наконец, кружевную кайму сорочки, прикрывающую грудь.

Когда его карие глаза медленно вернулись к ее глазам, она вгляделась в их поразительно напряженные глубины и тихо произнесла:

— Просто чтобы все было предельно ясно, сэр…

Зацепив тонкую ткань кончиком пальца, она слегка оттянула ее вниз, открывая его взору бледную, мастерски выполненную розу, которая изящно изгибалась вверх по груди.

— Уверяю вас, мистер Шеридан, что все до единого слухи обо мне верны.

Его взгляд снова опустился к ее груди и остался там, в то время как молчание затягивалось, и Эмма почувствовала первую вспышку неловкости и досады, обратившую ее тело в пламя.

Наконец губы Алана изогнулись, и у Эммы перехватило дыхание, когда он слегка прижал кончик пальца к стеблю и медленно потянул палец вверх, выше, до розового цветка, где задержался, подняв глаза к ее лицу.

— Очень мило. Если я закричу «бис», вы снимете что-нибудь еще?

Эмма рывком запахнула блузку.

— Очень скоро вы узнаете, что меня не так легко шокировать, мисс Кортни. Совсем не так легко, как вас.

— Всего доброго, мистер Шеридан.

Эмма повернулась спиной к Алану и, держась неестественно прямо, зашагала к лестнице.

Ее отец, цветущий и довольный, вышел из ближайшей комнаты и широко развел руки.

— Значит, быть свадьбе! Благослови, Господи, этот день, когда обе мои дочери обручились.

— Мисс Кортни! — крикнул Шеридан.

Эмма замедлила шаги.

— Эти ужасные очки запотевают, когда вы злитесь.

— Подите к черту! — огрызнулась она, заставив отца резко остановиться.

— Иду, — парировал Алан. — Там и увидимся.

Затем хлопнула передняя дверь. Эмма стояла у основания лестницы, злясь на себя за то, что позволила эмоциям выйти из-под контроля, а также на Шеридана за… за все на свете.

За то, что он не встал на колено, прося ее руки.

За то, что нисколько не уважает ее и даже не пытается притворяться.

За откровенность.

За надменность.

За то, что он так убийственно красив и одинок.

За то, что она готова забыть об осторожности и благоразумии и выйти за него замуж…

Она пошла к передней двери сначала неуверенно, потом быстрее.

— Эмма! — Рита летела вниз по лестнице. — Не делай этого! Ты не должна! Ты знаешь, о чем я, Эмма! Я больше никогда не буду с тобой разговаривать!

Рита нагнала сестру у самых дверей и, схватив за руку, развернула к себе.

— Он не любит тебя!

Эмма взялась за дверную ручку.

— Он женится на тебе только из-за приданого. Он растратит деньги на любовниц, карты, лошадей и эти развалины, а когда деньги кончатся, он вышвырнет тебя, как старую чайную заварку!

— Уйди с дороги, Рита.

— Ради бога! — рявкнул отец. — Отойди, Рита, и оставь сестру в покое.

— Скажи ей, папа. Скажи, чтобы не выходила за него! Умоляю тебя!

Изумленно уставившись на припухшее от слез лицо сестры, Эмма покачала головой:

— Неужели ты отказываешь мне в единственном шансе на свободу, Рита?

— Он негодяй!

— Когда-то ты так не считала.

— Подумай о Хью.

— Именно о нем я и думаю.

— Ну-ну, Рита, девочка… — Кортни взял дочь за плечи и попытался отодвинуть в сторону. — Ей-богу, ты ведешь себя так, как будто ревнуешь.

— Ревную! — Рита засмеялась и заплакала одновременно, отпихнув его руки. — Ревную к ней? Его? Ты шутишь, папа. Ведь это меня он любит. Просто он пытается отомстить мне за…

— За что? — насторожился отец.

Рита вновь обратила горящие глаза на Эмму и, приблизив лицо к уху сестры, прошептала:

— Как ты сможешь жить, зная, что твой муж и сестра были любовниками, что когда он спит с тобой, то, без сомнения, думает обо мне?

— Что такого я тебе сделала, что ты меня так возненавидела? — печально спросила Эмма. — Я растила тебя и любила, как мать. Я пожертвовала всем, чтобы ты была счастлива, и все равно ты жалеешь для меня этой единственной возможности…

— Но Хью заслуживает…

— Не смей даже произносить его имя. Прибереги свое лицемерное проявление заботы о моем сыне для тех, на кого оно произведет впечатление. А теперь… уйди с дороги.

Проскользнув мимо сестры, Эмма распахнула дверь и, подобрав юбки, сбежала по ступенькам.

— Стойте! — закричала она вслед удаляющейся карете Шеридана и побежала по подъездной дорожке. Она едва не врезалась в задок кареты, прежде чем заметила, что та остановилась. Дверца распахнулась, и Шеридан грациозно спустился на тротуар.

Она задыхалась от бега и теперь, достигнув цели, внезапно оказалась во власти сожаления за свою импульсивность.

— Проклятие, — пробормотала она и, когда Алан направился к ней, закрыла глаза от унижения.

О боже, какой дурой она должна выглядеть с заляпанными грязью ногами и юбкой, с растрепанными волосами и прилипшей к телу блузкой!

— Мисс Кортни.

Она резко повернула голову на голос Шеридана.

Он протянул руку к очкам и осторожно снял их. Мир мгновенно восстановил свою ясность. Алан смотрел на нее, вскинув бровь, а его руки протирали запотевшие линзы о лацкан накидки.

— Вы хотели мне что-то сказать, — напомнил он.

— Да, — с усилием выдавила Эмма. — Я…

Она сглотнула и попробовала дышать, обнаружив, что волнение делает это довольно затруднительным.

Шеридан поднял очки кверху и, прищурившись, внимательно оглядел стекла. Удовлетворенный, он посадил их Эмме на нос и заложил дужки за уши. Пальцы его коснулись волос на ее висках и скользнули вдоль края уха.

— Я же говорил, что эти очки запотевают, когда вы злитесь. Ведь говорил, мисс Кортни?

Она кивнула.

Алан стал застегивать ей блузку, а она стояла как статуя и любовалась тем, как угасающий свет очерчивает каждую линию его лица. Сердце молодой женщины забилось в два раза быстрее, когда его пальцы коснулись ее груди.

— Но вы ведь гнались за моей каретой не для того, чтобы обсудить это. Я так понимаю, вы внезапно и резко изменили свое отношение к моему предложению.

Она снова кивнула.

— И полагаю, вы решили, что союз между нами послужит чем-то вроде спасательного круга для нас обоих.

Эмма кивнула еще раз.

— И вы согласны, что, чем скорее это произойдет, тем лучше для нас?

Еще один кивок.

— Прекрасно. Я поговорю с суперинтендантом магистрата. Как вы посмотрите на то, чтобы церемония состоялась через неделю в помещении магистрата?

— Через неделю?

— Я понимаю, что это слишком короткий срок для подготовки, но, с другой стороны, учитывая наши обстоятельства, в обычной церемонии нет необходимости.

Эмма снова кивнула.

Он долго стоял и молча смотрел на нее. Она начала дрожать то ли от холода, то ли от осознания того, что только что согласилась выйти за Алана Шеридана.

Сняв с себя накидку, Алан обернул ее вокруг плеч Эммы и запахнул у горла. Дорогая шерсть и поношенная атласная подкладка еще хранили тепло его тела. Еще она различала слабый запах его одеколона.

— Спасибо, — пробормотала она.

Он скупо улыбнулся и, казалось, задумался, прежде чем наклониться и коснуться губами ее губ.

— Всегда пожалуйста, — прошептал он.

Он повернулся к карете и вскочил в нее с грацией акробата.

— Доброй ночи, мисс Кортни, — послышался его голос изнутри. — Я дам вам знать.

Кучер захлопнул дверцу и взобрался на козлы.

— Доброй ночи, — отозвалась Эмма, глядя, как карета покатила вперед и исчезла в темноте.