НИРВАНА – ВНЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

По мнению буддистов, до той жизни, в которой Сиддхартха достиг просветления, он бессчётное множество раз рождался в облике птиц, обезьян, слонов, царей, цариц и во многих своих жизнях был бодхисаттвой: существом, чья единственная цель – устранить собственное неведение на благо всех существ. Но именно в той жизни, когда Сиддхартха стал индийским царевичем, он, сидя под деревом бодхи, в конце концов победил Мару и достиг другого берега, другого края сансары. Это состояние называют нирваной. Достигнув нирваны, он произнёс первую проповедь в Сарнатхе, близ Варанаси, и в течение всей своей долгой жизни продолжал учить по всей Северной Индии. Его учениками были монахи и монахини, цари и военачальники, куртизанки и купцы. На путь отречения вступили и многие члены его семьи, в том числе его жена Яшодхара и его сын Рахула. По всей Индии и за её пределами его почитали как величайшего среди людей. Но он не стал бессмертным. Посвятив всю свою долгую жизнь передаче учения, он покинул этот мир в месте, которое называется Кушинагар. К тому времени он, выйдя за пределы даже нирваны, достиг состояния паринирваны.

НЕБЕСА: РАЙСКИЕ КАНИКУЛЫ ДО СКОНЧАНИЙ ВРЕМЁН?

Нирвана, просветление, освобождение, избавление, небеса – эти слова любят произносить многие, но мало кто удосуживается вникнуть в подлинное значение этих терминов. Каково будет оказаться в одном из этих состояний? Даже если мы считаем, что нирвана – это далеко не то же самое, что небеса, наши представления о небесах и нирване в общих чертах довольно схожи. Небеса, или нирвана, – это то, куда мы отправляемся после смерти, если при жизни много лет вели себя должным образом, занимались духовной практикой и были сознательными, благонравными гражданами. Там мы встретимся со многими своими старыми друзьями, потому что это такое место, где собираются все добродетельные покойники, тогда как не столь добродетельные покойники мучаются в преисподней. Наконец-то у нас есть возможность разгадать все тайны бытия, завершить незаконченные дела, внести некоторые коррективы в содеянное и, быть может, увидеть свои прошлые жизни. Вокруг, ласкаясь к нам, порхают ангельские младенцы без явных признаков пола. Наше жилище удовлетворяет все наши мыслимые потребности и желания, располагаясь в общине других обитателей нирваны, соблюдающих правила нирванического общежития и чтущих законы. Там не нужно запирать окна и двери и, вероятно, нет нужды в полиции. Если там и есть политики, все они люди достойные и честные. Всё в точности соответствует нашим пожеланиям, и место это чем-то напоминает эдакий идеальный дом престарелых. А возможно, некоторые из нас воображают наичистейший белый свет, необъятный простор, радуги и облака, на которых мы блаженно покоимся, совершенствуя свои способности ясновидения и всеведения. Там не нужно бояться смерти, потому что вы уже умерли и терять больше нечего. Единственной нашей заботой может быть беспокойство за судьбу некоторых дорогих нашему сердцу друзей и членов семьи, которых мы покинули.

Сиддхартха считал все эти варианты загробной жизни пустыми фантазиями. При ближайшем рассмотрении подобное типичное представление о небесах окажется не таким уж привлекательным, и то же самое можно сказать о просветлении. Уединённый отдых, экзотический тур, медовый месяц, пикник – всё это приятно, но только не в том случае, когда они длятся вечно. Если наш восхитительный отпуск слишком затянулся, мы начинаем скучать по дому. Если в безоблачной жизни нет никакого представления о страдании или опасности, она может наскучить. В тот миг, когда у вас появляется знание, что подобные явления существуют, у вас возникает выбор: или смотреть на всё это свысока, или преисполниться сочувствия к тем, кто страдает. Но тогда что в этом «небесного»? Здесь, в земном мире, мы можем смотреть детективы, триллеры и эротические фильмы. На небесах вы не можете употреблять неприличных слов или носить вызывающую одежду, потому что если вы всеведущи, то знаете, что за всем этим стоит. В этом мире после тяжёлой рабочей недели мы можем уйти в загул в пятницу вечером. Мы можем наслаждаться сменой времён года и устанавливать новейшие программы на свой компьютер. Мы можем открыть утреннюю газету, прочитать обо всех несчастьях, случившихся в мире, и фантазировать о том, что бы мы сделали, если б можно было поменяться местами с мировыми лидерами. На самом же деле все эти наши «простые удовольствия» – настоящие проблемы, вполне явные и очевидные. Если вы смотрите футбол с пивом в руке, то вам придётся наблюдать за игрой целых два часа, не имея возможности заняться ничем другим. Вас будет раздражать, если вам помешают. Вам нужно будет оплачивать кабельное телевидение и еду. У вас может подняться уровень холестерина и заболеть сердце, если в счёте поведёт другая команда.

В отличие от всего этого просветление, которое мы воображаем, – это неизменная территория свободы от проблем. Как мы будем чувствовать себя в состоянии, где нет никаких препятствий? Нам пришлось бы обходиться без всего того, что нас волнует, без достижения успеха и развлечений, которые, по нашему мнению, и составляют наше счастье. Поклонников творчества Эминема наверняка будет тошнить от всех этих звуков арфы, раздающихся на небесах: они хотели бы слушать его последний альбом с непристойными текстами. Если бы мы получили просветление, как мы его представили, то не смогли бы наслаждаться фильмами с захватывающим сюжетом: наша способность всеведения лишила бы их развязку всякой неожиданности. Мы лишились бы и радостного волнения на ипподроме, потому что уже знали бы, какая лошадь победит.

Ещё одна особенность, обычно приписываемая просветлению или небесам, – бессмертие. Прибыв на своё новое место жительства на облаках, мы уже никогда не умрём, а потому нам ничего не остаётся, как жить вечно. Мы застряли, и деваться некуда. У нас есть всё, о чём мы когда-либо мечтали, за исключением выхода из этого положения, сюрпризов, увлекательных испытаний, удовлетворения и свободы воли, потому что она нам уже не нужна. ЕСЛИ принять всё это во внимание, то, с нашей теперешней точки зрения, просветление – это состояние полнейшей скуки.

Однако большинство из нас не подвергает критической оценке свою версию загробной жизни: мы предпочитаем видеть эту перспективу туманной, подразумевая лишь, что там нас ждёт достойное место окончательного упокоения. Просветление, которого мы жаждем, – оно должно быть вечным, чем-то вроде постоянного места жительства. Или же кое-кто, возможно, полагает, что сумеет вернуться, погостив в этом бренном мире в качестве некоего божества или высшего существа, обладающего особыми силами, которых нет у нас, смертных. В таком качестве они будут иметь «Божественную неприкосновенность», подобно дипломату, путешествующему по особому паспорту. Как они считают, эта их неприкосновенность и высокое положение дадут им возможность получить все необходимые визы и забрать с собой своих близких. Но возникает закономерный вопрос: если у некоторых из этих новых иммигрантов имеется собственный установившийся образ мыслей – до пустим, им нравится носить какие-то вызывающие носки, которые смущают других небожителей, – не случится ли на небесах конфликт? А если всем «хорошим людям» предоставляют членство в небесном сообществе или нирване, чья версия счастья восторжествует?

Конечная цель всех живых существ, как бы мы её ни определяли, – это счастье. Нет ничего удивительного, что счастье – неотъемлемая часть определения жизни на небесах или просветления. Достойная загробная жизнь обязательно подразумевает, что мы наконец получаем всё то, к чему стремились в этой жизни. Обычно наша личная версия небес похожа на наш нынешний мир, разве только усовершенствованный и благоустроенный.

СЧАСТЬЕ – НЕ ЦЕЛЬ

Большинство из нас верит, что высшее свершение на духовном пути обретается лишь после того, как завершится эта жизнь. Мы привязаны к своему нечистому окружению и телу, а потому нам требуется умереть, чтобы достичь полного успеха. Только после смерти мы достигнем состояния божества или просветления. Поэтому лучшее, что мы можем сделать в жизни, – это готовиться к смерти: ведь наши теперешние поступки определят, вознесёмся мы на небеса или будем низвергнуты в ад. Некоторые уже утратили надежду. Им кажется, что они по сути своей люди греховные или злые и не заслуживают того, чтобы попасть в рай, – им уготована дорога в преисподнюю. Точно так же многие буддисты умом понимают, что каждое живое существо обладает одинаковым потенциалом, или внутренней сущностной природой, аналогичной природе Гаутамы Будды, но на эмоциональном уровне им кажется, что им недостаёт качеств или способностей, необходимых для того, чтобы получить доступ к золотым вратам просветления. По крайней мере не в этой жизни.

Для Сиддхартхи состояние конечного упокоения, небеса это или нирвана, – вовсе не какое-то место или удел: это избавление от смирительной рубашки заблуждения. Если вы всё же потребуете, чтобы вам указали физическое место, то им может оказаться именно то место, где вы сидите сейчас. Для Сиддхархти это было то самое место на плоском камне и охапке травы куша под деревом бодхи в нынешнем индийском штате Бихар. Каждый может посетить это физическое место даже сегодня. Та версия свободы, которой придерживался Сиддхартха, не исключительна. Она достижима в этой жизни и зависит от отваги, мудрости и усердия самого человека. Нет никого, кто не обладал бы этим потенциалом, включая даже тех существ, которые томятся в адских мирах.

Счастье не было целью Сиддхартхи. Его путь в конечном счёте ведёт не к «счастью» в нашем понимании этого слова. Это прямая дорога к свободе от страдания, свободе от иллюзии и заблуждения. Так что нирвана – это не счастье и не несчастье. Она выходит за пределы любых двойственных понятий, подобных этим. Нирвана – это покой. Сиддхартха учил Дхарме с той целью, чтобы полностью освободить таких людей, как Джек, который панически боится змей и из-за этого вынужден страдать. Это значит, что дело вовсе не в том, чтобы Джек испытал облегчение, поняв, что змея ему не угрожает. Он должен понять, что с самого начала никакой змеи не было, а был только галстук от Джорджио Армани. Иными словами, цель Сиддхартхи в том, чтобы избавить Джека от страданий и затем помочь ему понять, что с самого начала не было никакого независимо существующего страдания.

Мы могли бы сказать, что одно лишь понимание истины влечёт за собой достижение просветления. Возможность нашего продвижения по ступеням пути к просветлению, называемым уровнями бодхисаттвы, зависит именно от степени нашего понимания истины. Если в театре ребёнок испугался страшного чудовища, то страх может пройти, если малыша познакомить с актёром, снявшим костюм за кулисами. Точно так же вы освобождаетесь в той мере, в какой способны видеть подоплёку всех явлений и понимать истину. Даже если актёр снимает лишь маску, страх значительно уменьшается. Аналогично если человек понимает истину только частично, он достигает соответствующего освобождения.

Скульптор может изваять из мрамора прекрасную женщину, но ему следует поостеречься и не воспылать страстью к своему творению. Как Пигмалион создал статую Галатеи, так и мы сами создаём и своих друзей и врагов, но в процессе забываем об этом. Из-за того, что нам недостаёт осознанности, наши творения превращаются в нечто осязаемое и реальное, и мы запутываемся ещё больше. Если же вы в полной мере поймёте, и не только умом, что всё – лишь ваше творение, вы освободитесь.

Хотя счастье считается не более чем концепцией, неким умозрительным представлением, тем не менее в буддийских текстах для описания просветления используются такие термины, как «великое блаженство». Нирвану и в самом деле можно понимать как радостное состояние, потому что свобода от заблуждения и неведения, счастья и несчастья – это блаженство. Видеть, что источник заблуждения и неведения, например змея, никогда не существовал, – это ещё лучше. Вы ощущаете огромное облегчение, когда пробуждаетесь от страшного сна, но подлинным блаженством было бы, если бы этот кошмар вам никогда и не снился. В этом смысле блаженство – не то же самое, что счастье. Сиддхартха обращал особое внимание своих слушателей на тщетность поисков покоя и счастья в этом мире или в загробном, если они искренне хотят освободиться от сансары.

ЗАПАДНЯ СЧАСТЬЯ

У Будды был двоюродный брат по имени Нанда, который сильно, страстно любил одну из своих жён. Они были просто одержимы друг другом, не разлучаясь ни днём, ни ночью. Будда понял, что для брата настало время освободиться от этой зависимости, а потому он пошёл просить подаяние к его дворцу. Обычно никаких посетителей не пускали, потому что Нанда был занят только любовью, но Будда имел особую силу воздействия. В течение многих жизней он никогда не лгал и благодаря этой заслуге обрёл силу убеждения. Когда страж доложил, что Будда ждёт у дверей, Нанда с неохотой покинул свое любовное гнёздышко. Он чувствовал себя обязанным хотя бы поприветствовать своего двоюродного брата. Пока он не ушёл, жена послю – нила палец и начертила им кружок у него на лбу, сказав, что он должен вернуться прежде, чем этот кружок высохнет. Но когда Нанда вышел исполнить свой долг, Будда предложил ему посмотреть на нечто поистине редкостное и удивительное. Нанда попытался увильнуть от этого предложения, но Будда настоял на своём.

Вдвоём они отправились на гору, где жило много обезьян-лангуров, среди которых особым уродством отличалась одна одноглазая самка. Будда спросил Нанду: «Кто красивее: твоя жена или эта обезьяна?» Конечно же, Нанда ответил, что его жена прекраснее всех, и стал описывать её прелести. Пока говорил, он вспомнил, что слюна у него на лбу давно высохла, и ему очень захотелось вернуться домой. Однако вместо этого Будда перенёс Нанду на небеса Тушита, где его взору предстали тысячи прекрасных богинь и горы небесных богатств. Будда спросил: «Кто красивее: твоя жена или эти богини? » На этот раз Нанда поклонился и ответил, что по сравнению с этими богинями его жена похожа на ту одноглазую обезьяну. Тогда Будда показал Нанде пышный трон, что стоял пустой посреди всех сокровищ, богинь и стражников. Охваченный благоговением, Нанда воскликнул: «Кто восседает на этом престоле? » Будда велел ему спросить у богинь. Они ответили: «На земле есть человек по имени Нанда, который собирается стать монахом. Благодаря своим добродетельным поступкам он переродится на небесах и воссядет на этот трон, чтобы мы могли ему служить». Нанда тут же попросил Будду посвятить его в монахи.

Они вернулись в земной мир, и Нанда стал монахом. Тогда Будда призвал к себе Ананду, другого двоюродного брата, и приказал сделать так, чтобы все остальные монахи сторонились Нанды. Они должны были любой ценой избегать Нанды. «Не общайтесь с ним, потому что у вас разные намерения, а потому у вас разные воззрения и, конечно же, разное поведение, – сказал Будда. – Вы стремитесь к просветлению, а он ищет счастья и удовольствий». Монахи стали избегать Нанды, и тот стал печален и одинок. Он поделился своим горем с Буддой, посетовав, что на него никто не обращает внимания. Будда велел Нанде ещё раз последовать за ним. На этот раз они отправились в ад, где увидели всевозможные пытки, расчленение и удушение мучеников. Центром всей этой бурнойдея тельности был огромный котёл, вокруг которого собрались все служители ада, увлечённые грандиозными приготовлениями. Будда велел Нанде спросить, чем они занимаются. «О, – ответили они, – на земле есть человек по имени Нанда, который теперь стал монахом. По этой причине он надолго попадёт на небеса. Однако, поскольку он не отсёк корень сансары, он будет слишком поглощён наслаждениями мира богов, не стремясь создать больше благоприятных обстоятельств. Его заслуги исчерпаются, он падёт прямо в этот котёл, и мы его сварим заживо». В этот миг Нанда понял, что должен отречься не только от несчастья, но и от счастья сансары.

История Нанды показывает, насколько мы поглощены приятными ощущениями. Подобно Нанде, мы всегда готовы бросить своё счастье, завидев нечто ещё более привлекательное. При виде одноглазой обезьяны восхищение Нанды чарующей красотой жены стало ещё сильнее, но он без колебаний отказался от неё, когда увидел прекрасных богинь. Будь просветление простой разновидностью счастья, то и его можно было бы отбросить, когда подвернётся что-то получше. Счастье – это очень хрупкая предпосылка, иллюзия, вокруг которой мы пытаемся выстроить свою жизнь.

Мы, люди, склонны думать о просветлённых со своей точки зрения. Легче представить себе гипотетического просветлённого где-то в туманной дали, чем присутствующее рядом, живое, дышащее просветлённое существо, потому в нашем представлении такое существо должно не только обладать лучшими человеческими чертами, но и производить глубокое впечатление, владея высшими качествами, талантами и дарованиями. Некоторые из нас, возможно, думают, что мы способны обрести просветление, стараясь изо всех сил. Но, стремясь к достижению столь возвышенной цели, «стараться изо всех сил», возможно, придётся, усердно трудясь и принося все мыслимые и немыслимые жертвы в течение миллионов жизней. Такие мысли могут возникнуть, когда мы удосуживаемся хорошенько поразмыслить об этом, но мы редко берём на себя такой труд. Это слишком утомительно. Поняв, насколько трудно избавиться от своих мирских привычек, мы считаем просветление чем – то недостижимым. Даже если я смогу бросить курить, разве могу я надеяться отбросить такие ментальные привычки, как страсть, гнев и неприятие? Многие думают, что мы должны избрать для себя какого-то спасителя или гуру, чтобы он выполнил всю эту «уборку» для нас, потому что самим нам не хватает уверенности в собственных силах, и мы думаем, что не справимся с этим в одиночку. Но такой пессимизм и самоуничижение вовсе не являются неизбежными, если у нас есть верное понимание принципа взаимозависимости и немного дисциплинированности, позволяющей применить его на практике.

НАДЕЖДА И ИЗНАЧАЛЬНАЯ ЧИСТОТА

Просветление выходит за пределы всяких сомнений точно так же, как выходит за пределы сомнения и знание, обретённое путём личного переживания. Нам нужно прийти к полному пониманию того факта, что загрязнения ума и заблуждения, препятствующие нашему просветлению, не есть нечто фиксированное и застывшее. Обманчиво неизменные и устойчивые, как и наши препятствия, на самом деле они представляют собой преходящие составные явления. Понимание логики того, что составные явления зависимы и ими можно управлять, помогает нам увидеть, что их природа – непостоянство, и прийти к выводу, что их можно полностью устранить.

Наша истинная природа подобна стеклянному бокалу, а омрачения подобны грязи и следам от пальцев. Когда мы покупаем бокал, на нём нет следов пальцев. Если он пачкается, то обычный ум думает, что стекло грязное. Однако эта грязь не принадлежит стеклу, природа которого свободна от грязи. Но на бокале есть загрязнения и отпечатки пальцев, и их можно убрать. Будь само стекло грязным, единственным выбором было бы выбросить бокал, поскольку грязь и бокал были бы нераздельны, составляя одну вещь: грязный бокал. Но всё обстоит совсем не так. Грязь, следы от пальцев и тому подобное появляется на стекле вследствие определённых обстоятельств. Загрязнения эти временные и устранимые. Можно использовать все возможные методы, чтобы смыть грязь. Можно помыть бокал в реке, в раковине или в посудомоечной машине или попросить прислугу сделать это. Но какой бы способ мы ни использовали, смысл в том, чтобы удалить грязь, а не стакан. Есть большая разница между тем, чтобы отмывать стакан и отмывать грязь. Мы могли бы возразить, что это просто семантическое различие: говоря, что мы моем посуду, мы подразумеваем, что смываем с неё грязь, и в этом случае Сиддхартха согласился бы с нашим утверждением. Но если мы думаем, что бокал стал не совсем таким, каким был прежде, то это неправильное представление. Поскольку по своей природе стакан не содержит следов пальцев, то, если мы удалим грязь, стакан не преобразится – это будет тотже самый стакан, который вы изначально купили в магазине.

Считая себя по своему существу злыми и невежественными и сомневаясь в своей способности обрести просветление, мы думаем, что наша истинная природа всегда омрачена и испорчена. Но, как следы пальцев на стакане, эти эмоции не являются внутренне присущей частью нашей природы: наша природа попросту временно омрачена скоплением загрязнений от всевозможных неблагоприятных ситуаций, например вследствие общения с недостойными людьми или непонимания результатов своих действий. Изначальное отсутствие загрязнений, нашу чистую природу, часто называют природой будды. Однако загрязнения и проистекающие от них эмоции пребывают с нами так давно и стали настолько сильны, что являются нашей второй природой и всегда омрачают нас. Неудивительно, что порой нами овладевает чувство безнадёжности.

Чтобы возвратить утраченную надежду, те, кто находится на буддийском пути, могут начать свою практику с такой мысли: «Мой стакан можно помыть» или «Я могу очиститься от всего неблагого». Это будет слегка наивным отношением к ситуации, напоминающим отношение Джека, который думает, что змею необходимо убрать. Тем не менее иногда это необходимый шаг, подготавливающий нас и создающий возможность увидеть изначальную истинную природу вещей. Если невозможно воспринимать исконную чистоту всех явлений, то по крайней мере вера в то, что чистого состояния можно достичь, помогает нам двигаться вперёд. Как тот Джек, который хочет избавиться от змеи, мы хотим избавиться от омрачений, и у нас есть мужество, чтобы попытаться это сделать, поскольку мы знаем, что это возможно. Нам нужно просто применить нужные средства, чтобы уменьшить силу причин и условий наших загрязнений или же увеличить силу того, что им противостоит. Например, можно развивать в себе любовь и сострадание, чтобы победить гнев. Как наше желание помыть посуду проистекает от уверенности в том, что мы способны сделать стакан чистым, наше воодушевление, с которым мы берёмся за устранение своих омрачений, проистекает от веры в то, что мы обладаем изначально чистой природой будды. Мы с уверенностью ставим грязную посуду в посудомоечную машину, потому что знаем: остатки пищи можно удалить. Если бы нас попросили помыть уголь, чтобы он стал белым, у нас не было бы такого же воодушевления и уверенности в успехе этого начинания.

ПРОБЛЕСК СВЕТА В ГРОЗОВОЙ ТЬМЕ

Но как же обнаружить природу будды во мраке неведения и заблуждений? Первый знак надежды для моряков, сбившихся с пути в море, – это поймать луч света, прорезающий грозовую тьму. Двигаясь по направлению к нему, они приближаются к источнику света, к маяку. Любовь и сострадание – словно свет, посылаемый природой будды. Поначалу природа будды – просто умозрительное понятие за пределами нашего поля зрения. Но если мы развиваем в себе любовь и сострадание, то в конце концов сможем приблизиться к ней. Возможно, трудно увидеть природу будды в тех, кто потерялся во тьме вожделения, ненависти и неведения. Их природа будды так далека, что нам может показаться, будто её не существует вовсе. Но даже в самых низких и жестоких людях случаются проблески любви и сострадания, пусть краткие и слабые. Если уделять должное внимание к этим редким проявлениям благих качеств и вкладывать энергию в то, чтобы двигаться в направлении к свету, природа будды в таких людях сможет раскрыться.

По этой причине любовь и сострадание считают самым надёжным путём к полному устранению неведения. Сиддхартха впервые проявил сострадание в одном из своих прежних воплощений в очень непривлекательном месте – будучи не бодхисаттвой, а мучеником ада, где он переродился из-за своей негативной кармы. Он и ещё один такой же несчастный тащили повозку через адское пламя, а демон-надсмотрщик погонял их сзади, нещадно хлеща кнутом. Сиддхартха был ещё довольно силён, а его товарищ совсем ослаб, а потому ему доставалось ещё больше.

Зрелище того, как его товарища по несчастью бьют кнутом, вдруг наполнило Сиддхартху невыносимым состраданием. Он стал умолять демона: «Прошу, отпусти его. Позволь, я сам потащу груз за нас обоих». Разъярённый демон ударил Сиддхартху по голове, и тот умер и тотчас переродился в более высоком мире. Та искра сострадания, вспыхнувшая в его сердце в момент смерти, продолжала расти и становиться всё ярче в его последующих перевоплощениях.

Наряду с любовью и состраданием существуют мириады путей, позволяющих нам приблизиться к пониманию природы будды. Даже если мы всего лишь на интеллектуальном уровне поймём то исконное благо, что заключено в нас самих и во всех существах, это понимание приблизит нас к совершенству. Это всё равно как если бы мы куда-то за девали драгоценное бриллиантовое кольцо, но при этом знали, что оно в нашем сундуке с семейными сокровищами, а не потеряно где-то в горах.

Хотя мы используем такие слова, как «достижение», «желание» и «молитвы устремлённости к просветлению», в конечном счёте мы не обретаем просветление из некоего внешнего источника. Более правильно было бы говорить об обнаружении просветления, которое всегда было с нами.

Просветление – часть нашей истинной природы. Наша истинная природа – словно золотая статуя. Однако она всё ещё остаётся под слоем глины – нашими загрязнениями и неведением. Поскольку неведение и эмоции не являются неотъемлемой частью нашей природы, как глина, в которой отливали статую, не является её частью, то мы вправе говорить о таком понятии, как «изначальная чистота». Когда разбивают глиняную форму, статуя предстаёт во всей красе. Когда устранены омрачения нашего ума, истинная природа будды обнаруживается во всём её совершенстве. Но важно понимать, что природа будды – это не какая-то Божественная, независимо существующая душа или иная «сущностная субстанция».

ТАК ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?

Для нас может оставаться непонятным, что же такое просветление, если это и не счастье и не несчастье? Как появляется просветлённое существо и как оно действует? Что значит – обнаружить свою природу будды?

Когда мы встречаем эти вопросы в буддийских текстах, то обычно там даётся такой ответ: это выходит за рамки наших представлений, невыразимо и неподвластно мысли. Вероятно, многие неверно истолковывают такой вывод как хитрый способ уйти от ответа. Но на самом деле это и есть ответ. Наша логика, языки символы настолько ограниченны, что мы не способны по- настоящему выразить даже нечто такое земное, как чувство облегчения: нет таких слов, чтобы в полной мере передать другому человеку своё ощущение облегчения. Если даже квантовые физики затрудняются подобрать термины, чтобы выразить свои теории, то как же мы можем надеяться найти слова для описания просветления? Пока мы остаёмся в своём нынешнем состоянии, где используется лишь ограниченный объём логики и лингвистических средств и где мы остаёмся в плену эмоций, мы способны лишь вообразить, на что может быть похоже просветление. Но иногда, благодаря усердию и логическим выводам, мы можем получить некое приближённое представление, так, видя дым, поднимающийся на горной вершине, мы догадываемся, что там горит огонь. Используя то, что есть в нашем распоряжении, мы начинаем видеть и признавать, что омрачения возникают в силу определённых причин и условий, которыми мы можем управлять и которые в конечном итоге мы можем устранить. Представлять в уме отсутствие в нас загрязнённых эмоций и всего негативного – это первый шаг к пониманию природы просветления.

Допустим, вы страдаете от головной боли. Ваше непосредственное желание – избавиться от неё, и это возможно, поскольку вы понимаете, что головная боль не является неотъемлемой частью вашего существа. Затем вы стараетесь определить причину головной боли, например недосыпание. После этого вы применяете нужное средство против головной боли, например, принимаете аспирин или ложитесь вздремнуть.

В своей первой проповеди, произнесённой в Варанаси, Сиддхартха учил следующим четырём шагам, известным как Четыре благородные истины: осознай наличие страдания, откажись от причинстра дания, ступи на путь к прекращению страдания, знай, что страданию можно положить конец. Возможно, некоторые удивятся, зачем Сиддхартхе нужно было говорить: «Осознай наличие страдания». Но действительно ли мы достаточно умны, чтобы осознавать, что страдаем? К сожалению, только когда боль достигает высшей точки, мы понастоящему осознаём, что это и есть мучение и страдание. Трудно убедить того, кто с наслаждением поедает мороженое, что он страдает. Но потом он вспоминает предупреждение своего врача, что ему необходимо снизить у себя уровень холестерина и похудеть. И если вы внимательно проанализируете это мнимое удовольствие, начиная с того времени, когда только появилось желание полакомиться мороженым, и заканчивая беспокойством по поводу ожирения и холестерина, то вы поймёте, что всё это время было достаточно тревожным и беспокойным.

Довольно легко согласиться, что такие эмоции, как гнев, можно сдерживать с помощью подходящего средства, допустим в течение одного дня, но трудно поверить, что эмоция может исчезнуть навсегда. Если мы можем представить, что человек частично избавился от гнева и обычно кажется спокойным и невозмутимым, мы можем сделать следующий шаг и представить такого человека, который надолго устранил гнев. Но как ведёт себя че ловек, преодолевший все эмоции? У того, кто склонен к слепой вере, может создаться впечатление, что такой человек – это некое покорное существо, сидящее скрестив ноги где-то на облаке. Однако скептики могут подумать, что, безответный и бесчувственный, он по характеру своему на верняка напоминает овощ… если вообще такой человек может существовать.

Хотя состояние просветления невыразимо и просветлённых невозможно определить обычным умом, всё-таки мы продолжаем вопрошать: «Кто такой Сиддхартха? Что он сделал такого необычайного и значительного? Какой исключительный подвиг он совершил?» В буддизме о просветлённости судят не по умению летать и не по наличию физических признаков вроде третьего глаза во лбу. Хотя Будду часто описывают как человека внешне исключительно умиротворённого, с кожей золотого цвета, нежными руками и царственными манерами, эти описания в первую очередь обращены к наивным крестьянам и другим людям вроде нашего старого знакомого Джека. В строго буддийских текстах о способности Будды летать и совершать магические действия ничего не говорится. На самом деле в глубинных наставлениях учеников Будды постоянно предостерегают, чтобы они не придавали излишнего значения этим несущественным свойствам. Хотя он и мог обладать такими талантами, их никогда не причисляли к его величайшим достижениям. Его величайшим достижением было понимание истины, потому что именно понимание истины освобождает нас от страдания раз и навсегда. Вот истинное чудо. Будда увидел ту же старость, болезнь и смерть, которые видим мы, но он вознамерился найти те причины, что лежат в их основе, – и это тоже само по себе чудо. Его постижение, что все составные вещи непостоянны, было его высшим триумфом. Он не одержал блестящую победу над каким-то внешним врагом, а обнаружил, что истинный враг – это наша привязанность к представлению о независимо существующем «я», а победа над этой привязанностью – чудо намного более великое, чем все сверхъестественные чудеса, реальные или воображаемые.

Хотя честь открытия относительности времени и пространства принадлежит современным учёным, Сиддхартха пришёл к тому же самому выводу две с половиной тысячи лет назад без всяких грантов на проведение исследования и дорогостоящих научных лабораторий – и это тоже чудо. В отличие от многих своих современников (и подобно многим из нас) , которые оставались верны представлению о том, что наша свобода зависит от милости других, он обнаружил, что каждое существо чисто от природы. Вооружённые этим знанием, все существа способны освободиться. Вместо того чтобы удаляться от жизни в уединённое созерцание, Будда, движимый переполнявшим его состраданием, поделился своими новаторскими открытиями со всеми существами, невзирая на то, сколь трудно было их излагать и постигать. Он разработал путь, предлагающий десятки тысяч методов, начиная с самых простых – подносить в дар благовония, сидеть с прямой спиной и следить за дыханием – и заканчивая сложными визуализациями и медитациями. Таковы были его сверхъес тественные силы.

КАКИЕ БЛАГА ДАЁТ НАМ ВЫХОД ЗА ПРЕДЕЛЫ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ?

Когда Сиддхартха обрёл просветление, его стали называть Буддой. Будда – не личное имя, а обозначение состояния ума. Слово будда обозначает одно качество с двумя аспектами: «совершенный» и «пробуждённый». Иными словами, это тот, кто очистился от загрязнений, и тот, кто достиг знания. Благодаря постижению, которое Будда обрёл под деревом бодхи, он пробудился от двойственного состояния, погрязшего в таких понятиях, как субъект и объект. Он постиг, что ничто составное не может существовать постоянно. Он постиг, что ни одна эмоция не приводит к блаженству, если проистекает от привязанности к «я». Он постиг, что нет никакого истинно существующего «я» и истинно существующих явлений, которые были бы доступны восприятию. И ещё он постиг, что само просветление запредельно понятиям. Эти постижения и есть то, что мы называем мудростью Будды, осознанием истины во всей её полноте. Будду называют всеведущим. Это не значит, что Будда учился во всех университетах в мире и выучил наизусть все книги. Такое изучение не равносильно пробуждённому знанию, потому что это двойственное знание, опирающееся на объекты и субъекты и ограниченное своими рамками, правилами и целями. Как мы можем ясно видеть, при всём научном знании, которое доступно нам сегодня, мир отнюдь не стал лучшим местом и на деле даже, наверное, в чём-то деградировал. Быть всеведущим не значит быть учёным. Так что, говоря о человеке, который всё знает, мы подразумеваем того, у кого нет «незнания», или неведения.

Будда пошёл дальше и указал истину просветлённого ума другим, чтобы и они тоже смогли разорвать круг страдания; и именно за это сострадание он столь высоко чтим в этом мире. Если человек не знает, как безопасно перемещаться по минному полю, возможно, мы смогли бы быстро разминировать для него проход, даже не ставя его об этом в известность. Но это даст ему лишь временную защиту, и он не узнает всей правды. Если же объяснить человеку, что в таком-то направлении на нескольких милях определённым образом заложены противопехотные мины, это спасёт его и от непосредственного и от будущего страдания. Благодаря этому он пойдёт вперёд и даже поделится своим знанием с другими. Точно так же Будда учил людей быть щедрыми, если они хотят быть богатыми, и быть сострадательными, если хотят победить врагов. Но также он советовал: если хочешь быть богатым, сначала обрети удовлетворённость; если хочешь победить врагов, сначала победи собственный гнев. И наконец, он учил, что страдание можно искоренить окончательно, разрушив представление о «я»: ведь если нет «я», то нет и страдания.

В знак благодарности за дарованные им учения последователи Сиддхартхи почитают его песнопениями и молитвами, в которых он восхваляется за своё могущество, позволяющее ему уместить всю вселенную в одном атоме. Питая такое же благоговение, некоторые последователи желают переродиться в совершенном мире, называемом «поле будды». Поля будд описывают как чистые земли размером с одну бесконечно малую частицу, на которых будды, числом равные числу атомов во всей вселенной, наставляют своих учеников. Как и в случае с ячьим рогом Миларепы, неверующий может относиться к этому как к религиозной небылице, тогда как верующий способен принять этот рассказ без всякой рассудочной критики, полагая: «Конечно же, Будда может это сделать – он все могущ». Но если мы способны размышлять об истине с точки зрения пустоты, понимая, что нет такой вещи, как «самое малое» и «самое большое», или любых других двойственных отличительных признаков, то становится ясным, что Будда не нуждался в какой-то особой физической силе, что бы взять весь этот мир и поместить его в один атом. Само понимание, что нет ни большого, ни малого, – и есть та сила, которая делает это возможным. Мы могли бы избавиться от привычки, которая не даёт нам воспринимать вещи подобным, но нам мешает наша ограниченная логика. Мы похожи на женщину, страдающую анорексией или булимией: даже стройная и красивая, она просто не может признать то, что видит в зеркале, хотя другие люди не видят никаких оснований, почему она считает себя толстой. Будда устранил все подобные помрачения и увидел, что всё – время, пространство, мужской или женский пол, ценности – свободно от двойственности, а потому вселенная может покоиться на единственном атоме. Восхваляя постижение Сиддхартхи, его почитатели поэтически называли его Превзошедшим пространство и время. Даже его ближайшие ученики, архаты, известны тем, что могут видеть небо и ладонь как имеющие один размер, а кусок грязи и кусок золота – как имеющие одинаковую ценность.

Достигнув просветления, Сиддхартха не остановил время и не достиг конца времён. Он просто больше не был запятнан представлением о времени. Говоря, что Сиддхартха устранил все омрачения, связанные со временем и пространством, мы не имеем в виду, что он разбил механизм, отсчитывающий время, или разломал компас, – он полностью вышел за пределы любых представлений о времени и пространстве.

Хотя истинное переживание выхода за пределы времени и пространства непостижимо для нас, рабов времени, мы можем ощутить растяжимость этих понятий в нашем мирском существовании. Даже романтическая увлечённость и страстное желание способны манипулировать временем. Мы знакомимся с кем-то, мечтаем о близости с этим человеком, хотим пожениться, воспитывать детей и даже внуков. Но потом такая мелочь, как слюна, текущая изо рта возлюбленной, возвращает нас к реальности, и все эти будущие поколения исчезают, так и не появившись на свет.

Поскольку блага, приносимые выходом за пределы пространства и времени, столь непостижимы, нас не влечёт идея осознать их во всей полноте. Мы слишком привыкли к миру, зависимому от времени и пространства, чтобы прилагать усилия для достижения столь эфемерного и неосязаемого вознаграждения. Для нас легче понять тот аспект просветления, который предполагает выход за пределы эмоционального деления на хорошее и плохое, удовольствия и боль, одобрение и неодобрение, а также других двойственных эмоций. Наша уверенность в пространстве и времени понятна – ведь они очень важны для нас сейчас, однако другие понятия и подразделения бесполезны до абсурдности. Двойственность настолько сбила нас с толку, что мы ежегодно тратим миллионы долларов на уход за своей внешностью. Если бы мы блуждали в одиночестве по пустыне, не было бы никакого смысла выглядеть сногсшибательно, а потому очевидно, что мы хотим хорошо выглядеть для других, чтобы привлекать их, соперничать с ними, превзойти их или быть принятыми ими. Когда кто-то говорит: «О, у тебя красивые ноги», мы трепещем от волнения и продолжаем прихорашиваться и жадно ловить комплименты. Эти комплименты словно мёд на лезвии острого ножа.

Многие из нас настолько привязаны к собственным представлениям о красоте, что мы не понимаем: то, что привлекательно для нас, может отталкивать других. Мы становимся жертвами собственных предрассудков и своего тщеславия. Наше тщеславие кормит мощную индустрию косметологии, которая создаёт существенную долю причин и условий, в буквальном смысле разрушающих окружающую среду. Если мы получаем большую похвалу, приправленную щепоткой критики, то всё своё внимание мы обращаем на критику. Из-за нашей неутолимой потребности выслушивать похвалы, комплименты принимаются как нечто само собой разумеющееся. Тот, кто желает бесконечных похвал и внимания к себе, похож на бабочку, пытающуюся долететь до края неба.

НИКАКИХ КАТЕГОРИЙ, НИКАКИХ КОНЦЕПЦИЙ, НИКАКИХ ОКОВ

Вместе с такими условными понятиями, как время и пространство, Будда отбросил все тонкие эмоциональные двойственные различения. Похвалу он не предпочитал осуждению, приобретение – потере, славу – безвестности. Он не пребывал ни во власти оптимизма, ни под гнётом пессимизма. Одно не имело для него большей привлекательности и не требовало вложения большей энергии, чем другое. Представьте, что вы больше не поддаётесь на похвалы или нападки, воспринимая их так, как это делал Будда, – просто как звуки, как эхо. Или же вы слушаете их так, как слушали бы на смертном ложе. В этом случае, возможно, нам немного приятно выслушивать от тех, кого любим, какие мы прекрасные и замечательные, но в то же время в нас не возникает ни привязанности, ни бурных эмоций по этому поводу. Мы больше не цепляемся за слова и мнения. Представьте, что мы стали выше взяток и других вещей такого рода, потому что любые мирские искушения кажутся совершен но чуждыми и неинтересными для нас, как листья салата для тигра. Если бы нас было невозможно подкупить похвалами или расстроить грубыми на падками, мы обрели бы невероятную силу. Мы были бы необыкновенно свободными, для нас потеряли бы смысл надежды и страхи, пот и кровь, вспышки эмоций. Наконец-то мы смогли бы действительно воплотить на практике формулу «мне плевать» (I don't give a damn – знаменитая, ставшая крылатой фраза из фильма «Унесённые ветром». – Прим. пер.). Не гоняясь за тем, чего жаждут другие, и не избегая того, что они отвергают, мы смогли бы ценить то, что имеем в данный момент. Большую часть времени мы пытаемся продлить то, что нам нравится, мечтаем заменить его в будущем на что-то лучшее или увязаем в прошлом, предаваясь воспоминаниям о более счастливых временах. По иронии мы никогда по-настоящему не ценили то событие, о котором теперь вспоминаем с ностальгией, потому что тогда были слишком заняты своими надеждами и страхами.

Мы словно дети на морском берегу, занятые строительством песочных замков, а возвышенные существа подобны взрослым, наблюдающим за нами, сидя под зонтиком. Дети восхищаются своими творениями, дерутся за ракушки и совки, пугаются накатывающих волн. Они испытывают все возможные эмоции. А взрослые лежат рядом, потягивают кокосовый коктейль и наблюдают: они не оценивают эти песочные замки, не гордятся, если какой-то из них красивее других, не злятся и не горюют, если кто-то случайно наступит на башню. Драматизм происходящего не захватывает их так, как он захватывает детей. Какого же ещё просвет ления можно желать?

В светском мире просветлению больше всего со ответствовала бы «свобода»: на деле представление о свободе – это движущая сила и в нашей личной жизни, и в обществе. Мы мечтаем о времени и месте, где сможем делать всё, что нам заблагорассудится, – такова Американская Мечта. В своих речах и в конституциях мы воспеваем «свободу» и «права человека», произнося эти слова как чудодейственные мантры, однако на самом деле в глубине души ничего этого не желаем. Если бы нам даровали полную свободу, мы, вероятно, не знали бы, что с ней делать. У нас нет мужества или способности воспользоваться истинной свободой, потому что мы не свободны от собственной гордости, жадности, надежд и страхов. Исчезни вдруг на земле все, кроме одного человека, вот тогда бы он получил для себя полную свободу: мог бы кричать что угодно во весь голос, ходить голым, нарушать законы – хотя не было бы ни законов, ни свидетелей их нарушения. Но рано или поздно ему бы всё это надоело, и, почувствовав себя одиноким, он захотел бы иметь компанию. Само понятие взаимоотношений требует отказа от части своей свободы в пользу других. Поэтому если желание такого одинокого человека осуществится и у него появится спутник, то, наверное, и этот спутник (или спутница) будет вести себя как вздумается и, скорее всего, умышленно или неумышленно посягнёт на его свободу, в чём-то её ограничив. Кого следует в этом винить? Того одинокого человека. Ведь именно из-за своей скуки он сам накликал свою беду. Не будь скуки и одиночества, он мог бы оставаться свободным.

Так мы сами ограничиваем свою свободу. Будь наша воля, мы не ходили бы в праздничном костюме на своём дне рождения и не надевали бы на шею галстук-селёдку, собираясь на очередное собеседование для устройства на работу, – но нам ведь нужно произвести впечатление на людей и приобрести друзей. Мы не можем позволить себе использовать то, что принадлежит к альтернативной или этнической культуре, какая бы мудрость ни была в них заложена, – ведь мы не хотим, что бы на нас навесили ярлык «хиппи».

Мы живём за решёткой, в темнице обязательств и приличий. Мы столько кричим о правах человека, о невмешательстве в личную жизнь, о праве носить оружие, о свободе слова, но не хотим жить по соседству с террористом. Если речь идёт о других, мы хотим, чтобы они подчинялись правилам. Если другие полностью свободны, мы можем не получить всего, чего хотим. Их свобода может ограничить нашу свободу. Когда в Мадриде взрываются поезда, а в Нью-Йорке рушатся здания, мы ругаем ЦРУ за то, что террористам позволяют разгуливать на свободе. Мы считаем, что именно правительство должно защищать нас от хулиганов. Но хулиганы и террористы считают себя борцами за свободу. Между тем мы хотим быть политически корректными поборниками правосудия, а потому, если нашего соседа с внешностью представителя этнического меньшинства задерживают агенты ФБР, мы, возможно, будем протестовать. Особенно легко быть политкорректным в делах, которые происходят достаточно далеко от нас. Однако существует опасность стать жертвой собственной политкорректности.

ОТРЕЧЕНИЕ: ЕГО ПРЕДЕЛ – ПРОСТОР НЕБЕС

Если мы искренни в своём стремлении достичь просветления, то нам требуется определённая решимость и усилие, чтобы отречься от того, что для нас представляет большую важность, а ещё от нас потребуется немалая отвага, чтобы в одиночку ступить на этот путь. Те, кто не гонится за славой и приобретениями, те, кто не бежит от осуждения и потерь, могут получить клеймо «ненормальный» или даже «безумный». Если смотреть на происходящее с обычной, обывательской точки зрения, просветлённые существа действительно могут казаться безумными, потому что они не торгуются, не соблазняются материальными благами, не скучают, не ищут острых ощущений, не боятся «потерять лицо», не подлаживаются под правила этикета, никогда не лицемерят в целях личной выгоды, не стараются произвести впечатление на людей и не прибегают ради этого к своим талантам и способностям. Однако если что-то способно будет принести пользу другим, то эти святые сделают всё необходимое: от безупречного соблюдения хороших манер за столом до умелого руководства крупнейшей компанией. На протяжении двух тысяч пятисот лет истории буддизма наверняка существовало бесчисленное множество просветлённых мастеров, никем не признанных или попросту отвергнутых как умалишённые. Очень немногих оценили по достоинству за обладание так называемой безумной мудростью. Но, рассуждая об этом, мы сами и есть настоящие безумцы, которые выворачиваются наизнанку ради похожей на пустое звучание эхо похвалы, убиваются из-за услышанной критики и жадно цепляются за иллюзорное счастье.

Да что там говорить о выходе за пределы времени и пространства: даже стать выше одобрения и порицания кажется для нас недосягаемой целью. Но если мы начинаем понимать не только умом, но и чувствами, всем сердцем, что все составные вещи непостоянны, наша привязанность к ним потеряет былую силу. Убеждённость в ценности, важности и постоянстве собственных мыслей и материального имущества начинает ослабевать. Если бы мы узнали, что нам осталось жить всего два дня, мы бы стали вести себя по-другому, не так ли? Вряд ли мы были бы озабочены тем, чтобы аккуратно ставить ботинки в идеальный ряд, гладить нижнее бельё или коллекционировать дорогую парфюмерию. Возможно, мы будем продолжать ходить в магазин, но совсем с другим отношением к этому действию. Если мы хоть немного знаем о том, что наши представления, чувства и их объекты подобны сновидению, у нас развивается здоровое чувство юмора. Присутствие чувства юмора в нашей ситуации защищает от страдания. Мы продолжаем ощущать эмоции, но они уже не в силах сделать нас своей безвольной игрушкой или обвести вокруг пальца. Мы можем снова в кого-то влюбиться, но нас не будет пугать перспектива оказаться отвергнутыми. Мы будем пользоваться своими лучшими духами и кремом для лица, а не хранить их для особого случая. Каждый день станет для нас особенным, «тем» днём. Качества Будды невообразимы и невыразимы словами. Они подобны небесам, у которых нет пределов в пространстве. Наш язык и аналитические способности не идут дальше представления о вселенной. Если птица взлетает всё выше и выше, что-бы найти край неба, наступает момент, когда её возможности исчерпываются и ей приходится вернуться на землю.

Лучшее образное сравнение, передающее суть наших переживаний в этом мире, – это грандиозное сновидение, включающее в себя множество сложных, запутанных историй, взлётов и падений, волнующих и захватывающих событий. Если в одном из эпизодов сна полно чертей и диких зверей, всё, чего мы хотим, – это спастись бегством. Когда, открыв глаза, мы видим вентилятор, вращающийся на потолке, мы облегчённо вздыхаем. Желая поделиться своими переживаниями, мы говорим: «Мне снилось, что за мной гнался чёрт» – и чувствуем облегчение от того, что нам удалось вырваться из лап дьявола. Но дело не в том, что дьявола не стало. Он не входил в вашу комнату ночью, и, когда у вас происходила эта жуткая встреча, его тоже не было рядом. Когда вы пробуждены, достигли просветления, вы тот, кто никогда не был обычным живым существом, никогда не занимался всей этой борьбой. Отныне вам не нужно стоять на страже, опасаясь возвращения дьявола. Став просветлённым, вы уже и помыслить не можете о том времени, когда вы были невежественным, омрачённым существом. Вам больше не нужна медитация. Вам нечего вспоминать, потому что вы никогда ничего не забывали.

Как сказал Будда в Праджняпарамита – сутре, все явления подобны сновидению и иллюзии и даже просветление подобно сновидению и иллюзии. И даже будь на этом свете что-то, величием и благородством своим превосходящее просветление, и оно было бы подобно сновидению и иллюзии. Его ученик, великий Нагарджуна, писал, что Будда не утверждал, будто после отказа от сансары будет существовать нирвана. Нирвана – это лишь несуществование сансары. Нож становится острым в результате расходования двух вещей: расходования точильного камня и расходования металла. Точно так же просветление является результатом исчерпания загрязнений и исчерпания противоядия от загрязнений. В конечном счёте придётся оставить позади и путь к просветлению. Если вы до сих пор продолжаете считать себя буддистом, это значит, что вы всё ещё не будда.