Майкл добрался до центра Москвы и теперь шел по пустым утренним улицам, не сбавляя темпа. Голова кружилась, его чуть подташнивало.

Но через какое-то время это пройдет, он справится, потому что должен справиться.

Утром, вернувшись из скорой после этой глупейшей поножовщины, он был зол на себя. Зачем он поддался на провокацию этого странного летуна? У него были куда более важные дела, и время наступало на пятки. Если они не вырвутся в ближайшую неделю, то можно будет вычеркнуть не только годы своей жизни, но годы жизни ребят, которые решились идти за ним до конца.

А драка была хороша. Даже сейчас при воспоминании о том, как легко, неотвратимо и страшно вошел в него нож, как уходил из тела воздух и пузырился холодом у края губ, чувства обострялись, и старые московские здания вокруг приобретали четкие контуры, угрожающие углы и яркость.

Драка была как душ радости и жизни, когда, наконец, срывают ограждающий тебя от мира силовой пакет и становится страшно и весело, потому что все внезапно по-настоящему.

Но все равно он не имел никакого права на развлечения.

Ребята ждали его команды, начала действий, а он, кроме всего прочего, сам был не готов, не загружен всей нужной информацией. И должен был провести ту ночь не в скорой помощи, а за курсом по альтернативному космотопливу. Специалистов теперь у него не хватало, а график полетел к чертям.

Но это была исключительно его вина, поэтому после Филиппин он сразу отправился в свою крошечную лабораторию в Берлине, где уже более трех лет выстраивал самого себя, свой разум и знания.

В лаборатории было тесно от поднимавшихся до потолка рядов политеки. Они требовательно поблескивали сталью крошечных сот, и в каждой он мог найти уходящие в сотни тысяч лет прошлого знания о гармонии и музыке, о полетах и выращивании растений, о создании микроорганизмов и андроидов. Все, что накопило, а не потеряло человечество.

Но особенно Майкл любил кляссеры артефактов. Его завораживало, как едва различимые глазом картины или архитектурные конструкции от прикосновения могли увеличиваться в объеме, превращаясь в реальный предмет, шероховатый или гладкий, холодный или теплый, именно такой, каким он и был в своей настоящей, не уменьшенной жизни.

Отец помогал Майклу собирать политеку до тех пор, пока не узнал о мечте сына. И с тех пор… Об этом не хотелось думать.

Майкл сумел продержаться в серебряной нашлепке на голой голове и с клубком серебряных невидимых нитей в мозгу только три часа. Травмированный накануне организм дал сбой, не хотел плавать в информационном потоке. Тошнота накатывала волна за волной, боль сверлом вкручивалась в раненную в драке грудь.

Стэнли и при хорошем самочувствии не особо любил это состояние полубреда, полуневесомости, когда знания ускоренно ложатся в мозг, а умения записываются напрямую в тело. Все ощущения внешнего, настоящего, мира полностью пропадают, остаются только фантомы профессиональных навыков, они транслируются мозгом, отпечатываются на кончиках пальцев, в моторике иллюзорных движений.

Но сегодня не получалось. Пришлось вытянуть трансляторы из головы. Он сполз с инфокушетки, с трудом отделяя свою личность и имя от теснящихся в голове образов, фактов и расчетов по экозондированию, замешанных на тошнотворных и болевых ощущениях. Сегодня уже не наверстать график, хотя осталось совсем немного. Но нужно отвлечься, чтобы не сгореть.

И Майкл поехал в Москву.

Он любил гулять по этому городу. А еще по Риму.

Таких мест осталось совсем немного на планете. Простых и настоящих. Не заплетенных в энергетические конструкции совершенства и безумной человеческой фантазии.

В этих городах все было так, как в древности. Чуть облупившиеся фасады, помпезная тяжесть лепнины, кронштейны балконов в форме грозных существ, примитивность крыш и перекрытий. Кто-то когда-то видел во всей этой странности разнообразных архитектурных стилей, в этих резных коробках, которые наползали друг на друга, красоту и величие.

Майкла восхищали только некоторые строения, легкие и радостные, как сказка, с хороводом треугольных скатов, с яркой мозаикой, тонкими башенками и множеством узких окошек, за которыми из века в век жили разные люди, рисовали, смеялись, ругались, умирали. В них он видел вызов темным античным временам с их разрушительными войнами и правителями, готовыми поиграть человеческой жизнью.

Иногда Майкл думал, что отправился бы в такое прошлое, но это было невозможно. Зато будущее за горизонтом вселенной могло принадлежать ему и всему человечеству, если бы люди не предпочитали этому будущему безопасность, тепло и броню технологий. Но это их выбор, а он сделает свой.

Опять накатила волна тошноты, и Майкл пошел быстрее, глубже вдыхая влажный воздух. Ему должно стать лучше от движения. Тем более он ускорился, так как уже был в центре города, где под ногами булыжники тротуара сами двигались в сторону Кремля. Это был единственный знак современности, созданный специально для туристов, чтобы тем не приходилось тратить более суток на пешую прогулку по старой Москве.

Сейчас можно было бы и пробежаться, тем более что улица оставалась удивительно пустой для этого времени.

На запястье завибрировал интерком. Майкл перевел сигнал на микроизлучатель силового поля в груди и уменьшил звук.

– Майкл, где ты?

Джеки говорила сердито и требовательно. Но не по-настоящему сердито. Ей никогда не удавалось разозлиться по-настоящему. Она делала вид, что зла, но Майкл ей не верил. Да и никто из ребят.

– Все в порядке, не волнуйся. Я в Москве.

– Ах, ты в Москве! Ты сутки не выходил на связь! И я не волнуюсь, а в бешенстве.

– Прости, у меня были срочные дела.

– Срочные дела, как обычно. Ты наверняка заперся у себя в лаборатории и пытался загрузить в себя больше, чем способен за раз переварить.

– Видишь, ты все и так знаешь, – хмыкнул Майкл.

– Ты понимаешь, что если делаешь так, то с тобой кто-то должен быть. У тебя может быть стресс и дезориентация! Ты можешь просто истечь кровью!

– Перестань, со мной все в порядке. Я все рассчитал.

– Ну конечно.

– Конечно. Я иду по улице. Помню тебя и ребят, и кто я такой, и что со мною происходило. С удовольствием вспоминаю твое лицо.

– Не подлизывайся.

– Ну, может немного подзабыл, как ты хмуришься и сжимаешь губы, когда недовольна.

– Вот как? – она рассмеялась. – Тогда подъезжай, я тебе покажу.

– Куда?

– Мы собрались попрыгать по верхам. Разный народ. Если за час успеешь добраться, поднимешься с нами.

– Не успею заехать за снаряжением.

– Тут найдется. Просто приезжай, тебе полезно проветриться.

– Сбрасывай координаты.

Майкл остановился и всмотрелся в голографический фрагмент маршрута, появившийся над овальным циферблатом интеркома. Прыгать собирались сначала вдоль Волги, а потом свернуть на Кавказ. Маршрут выглядел многообещающе, и он сможет быть на точке сбора уже через десять минут. Чтобы как следует проветриться.

– Скутер ко мне, – отдал он команду.

Только скутерам было позволено появляться в небе над центральной частью Москвы и только с целью забрать уставших пешеходов. Почти его случай.

Подняв к небу взгляд, Майкл вдруг ощутил горячую влагу на шее. Прикоснулся, уже догадываясь, что это. На ладони отпечатался кровавый след. Тонкая струя медленно вытекала из уха.

У Майкла был закреплен на груди эмергентный пакет. Все необходимое для взбаламученного мозга. Если на кровотечении из уха последствия сегодня закончатся – ему повезет.

Его ждала Джеки, и он не собирался себя жалеть.

Платформа висела над камышами заболоченного края широкой Волги, и внутри торчало уже человек семь из команды, тех, кто не нашел, чем себя занять и притащился пораньше. Майкл успел бы сгонять за собственной снарягой, но, с другой стороны, без разницы чья, лишь бы подошла.

Легкие облака тянулись вдоль реки, их тонкие белесые края насквозь высвечивались солнцем и больше походили на кружева, чем на вату.

Майкл осторожно прикоснулся к уху. Он уже принял дозу из запасов, чтобы не пугать Джеки, и закрепил на груди плоский автоматический инъектор, если что-то пойдет не так в небе. Хотя само движение будет ему только на пользу: расслабляющее действие полета и доведенные до автоматизма навыки прыжков помогут ни о чем не думать, и тогда напряжение нейронов в мозгу пройдет само собой.

– Майкл, ты уже приехал!

Джеки махнула ему рукой с края платформы, заваленного каким-то хламом. Ей удавалось найти себе хозяйственные заботы, даже если никаких забот и не предполагалось.

Майкл знал Жаклин всего два месяца, и с момента знакомства она казалась ему сотканной из двух плотно влепленных друг в друга половинок: одну он угадывал с полуслова, а другая оставалась непроницаемой тайной.

Наверное, было неправильно брать ее с собой в этот путь в никуда. Но когда месяц назад Джеки заявила, что она летит, и это ее решение, Стэнли на секунду ощутил, что его мнение по вопросу не значит ничего. Словно его пнули с размаху в живот, и оставалось только выпрямиться и отойти в сторону.

Майкл забрался на платформу, и Джеки оказалась рядом. На ней уже был одет тонкий, ярко-синего цвета термокостюм для прыжков и широкий пояс, обхватывающий талию и снаряженный дополнительными модулями баунсеров. Ноги у Джеки пока оставались босыми, и узкие стопы выглядели особенно хрупко на грубой геометрии композитов, из которых было сложено днище платформы.

– Ты выглядишь так, словно выполз из глубокой земляной норы, Майкл, – она нахмурилась, чуть выпячивая нижнюю губу.

– Неужели я такой грязный? – и он взялся дурашливо отряхиваться.

– Нет, такой бледный.

– Кто бы говорил.

Слишком белая кожа и продолговатые темные глаза – были семейной чертой Треллинов. Хотя в остальном она не походила на своего костлявого братца. Джеки была невысокой, с узкой талией и крутой линией бедер, нос у нее был изящный, чуть коротковатый. И эта девушка с внешностью принцессы мечтала в детстве стать закованным в экзоскелет десантником, да и теперь вместо туфель предпочитала носить ботинки со шнуровкой.

– Леша! – обернувшись, крикнула Джеки. – У тебя же есть запасная снаряга?

Брат тоже был здесь. Сидел у борта неподалеку и крепил баунсеры к мягким сандалиям. Алекс медленно повернул голову и с обычным для него насмешливым выражением взялся рассматривать Майкла.

– Для этого крутого парня? – хмыкнул он.

Если бы Майкл знал, что так все обернется, сгонял бы за своим костюмчиком.

– Лешка! – с сердитым нажимом сказала Джеки.

Она одна так называла Алекса, на родной для нее русский манер.

– Найдется.

Резким движением он швырнул Майклу плотный шар. Не успев ни о чем подумать, Майкл схватил шар где-то на уровне колен. Ткань костюма повисла в руках, графитовая маска хлопнула по платформе.

– А без фокусов никак нельзя, братец? – спросила Джеки.

– Просто хотел проверить реакцию героя рукопашных схваток.

– Ты о чем? – нахмурилась девушка, и Майкл почувствовал пробежавший вдоль хребта холодок.

С каких пор интендантская служба интересуется сводками городских происшествий?

– Да так, ни о чем существенном, – ядовитый гад повел плечами и лениво зевнул, – просто, говорят, что твой парень – мастер ломать чужие челюсти.

Вот ведь сволочь министерская!

– Майкл? – Джеки выгнула брови. – О чем он говорит?

– Не я первый начал, – буркнул Майкл, чувствуя, как затихают разговоры на платформе и взгляды устремляются в его сторону.

– А-а, – протянул Алекс с глубоким пониманием, – хочешь сказать, что тебе всадили нож по рукоять в грудь и пришлось отбиваться?

Сказано было с такой интонацией, словно это был чистый вымысел.

– Вообще-то, так и было, – окончательно помрачнел Майкл.

Алекс встал, подошел к нему, хлопнул рукой по плечу и произнес с непередаваемо издевательской интонацией:

– Вот я и говорю – герой рукопашных схваток.

Майкл открыл рот, но не нашелся, что сказать. Алекс не спеша развернулся и с тем же небрежно рассеянным видом двинулся прочь. За ними наблюдали Макс, Даня и пара незнакомых парней. От вопросов все воздержались.

Джеки проводила братца взглядом, уперла руку бок и развернулась к Майклу.

– Потом расскажу, – отрезал он и наклонился за графитовой маской.

Идея попрыгать по облакам уже не казалась удачной.

* * *

Толчок с легким поворотом, и Майкл полетел вперед – с раздувшегося пузыря кучевого облака к игривому завитку плывущего справа слоисто-кучевого.

Всего два километра высоты, и здесь тепло как на морском берегу.

Майкл согнул ноги и напряг спину, готовясь к следующему толчку. Резкое движение, и он летит вверх, от полей облачной шляпы к ее невысокому, почти плоскому котелку с серым обводом по контуру. Он легкий и быстрый, как пух одуванчика, взметнувшийся вверх от порыва ветра.

Джеки мелькала где-то справа и, чуть скосив глаза, Майкл видел, как она короткими прыжками взбирается на вертикально выросшего молочного гиганта. Вокруг ее темно-синей фигурки рассыпались солнечные искры.

Слава богу, Алекса Треллина видно не было. Однажды Стэнли уже был с ним в команде, и этот умник пришел на точку финиша первым.

Майкл перевернулся в воздухе и играючи оттолкнулся ладонью от ниточки белесого тумана, тянущегося, как потерянный след, к ушедшему дальше облачному холму. Перевернулся еще раз и спружинил сразу двумя ногами. Главное – не пропустить момент толчка и правильно поставить стопу, а то можно пройти насквозь облака и, вынырнув снизу, отчаянно махать короткими ласточкиными крыльями, расправляющимися в термокостюме от запястья до бедра.

Баунсеры на подошвах и на ладонях были настроены на его любимую силу толчка – со скоростью полета двести метров в секунду. Только хотелось забраться выше, чтобы было не два, а хотя бы четыре километра над землей, тогда тело перестанет казаться разгоряченным, а в щели маски проберется ледяной воздух.

Прыгать по облакам – не такое простое занятие, особенно когда это соревнование и при тебе нет никаких навигационных гаджетов, а хочется первым пройти к финишу. При высокой скорости нужно постоянно осматриваться, просчитывать маршрут и следить за точностью приземления. В погоне за коротким путем можно оказаться слишком далеко от облака или на бездорожье, когда даже полупрозрачный белый облачный след раздул ветер, пока ты добирался до него. И тогда не от чего отталкиваться баунсерами, а остается только падать вниз и ждать, когда спружинит о землю силовой пузырь.

Клаудджампинг был хорошей физической и тактической тренировкой.

Если, конечно… Если тебя тайно не сопровождала группа поддержки. На маскирующейся как хамелеон платформе. Этих ребят в шутку называли кипятильщики или фонтанщики. Все зависело от того, какой метод они использовали, чтобы помочь падающему оттолкнуться от водяных паров и подлететь вверх. Получалось не сразу и не всегда удачно.

Майкл презирал такие штучки.

Джеки он теперь не видел, зато был достаточно высоко, чтобы охватить взглядом пеструю красоту раскрывающегося внизу простора. Порезанная на разноцветные геометрические фигурки, Земля казалась открытой для всего и совершенно беззащитной. Она и была такой – даже не электрон во вселенной, а нечто исчезающее, не видимое под любым вселенским микроскопом.

Почему человечество так цепляется за эту песчинку, не желая ничего менять?

Да, Майкл знал, что человек нежное и хрупкое существо, что малейшие магнитные или газовые отклонения, изменения давления приводят к серьезным и необратимым последствиям в организме. Пусть медленно, но убивают. Что никто пока не нашел аналога земного дома, по-настоящему безопасного. Идеального. Он знал, что единственной полностью обжитой и максимально комфортной планетой, кроме Земли, оставался Марс. Но все же…

Почему вооруженное всеми мыслимыми и немыслимыми технологиями, способное строить искусственные, движущиеся сквозь космос планеты человечество все же прозябало уютным клубочком в своем углу космоса, осторожно расставив станции по Дальним Пределам.

Как будто сидящие на этих станциях чудаки могли ответить на главный вопрос: что там, за границами их рожденной взрывом вселенной, где лежит настоящая вселенная, где простирается горизонт разума?

Пусть остальные живут под куполом силовой безопасности, пусть нянчат свои бесконечные пищевые потребности. Человечество потеряло цель существования, – но не они, не братство запредельщиков. Они будут двигаться и искать, чтобы помочь своему дому. Пусть не сразу, когда-нибудь, пусть пройдут тысячи лет, но они смогут найти ответы. А там – будь что будет.

Солнце искрами распадалось на поверхности очков, скорость падения с кучевого гиганта была огромной. Майклу начало казаться, что маска уже сорвана и бьющий в лицо ветер пытается содрать кожу. Сердце билось в грудную клетку.

Еще мгновение полета, и, словно уже ободранное, лицо онемело.

Входя в штопор и почти полностью потеряв чувствительность от перегрузки, Майкл дернул вверх руку, выпуская жесткое короткое крыло. С силой его тело толкнуло вверх, поднимая, разворачивая, выжимая остатки воли. В глазах стало темно.

Но потоки воздуха несли дальше, и, замедляясь в полупетле, его тело возвращало чувствительность, гудело, как струна. Майкл не сразу понял, что врывающийся под маску воздух размазывает по щекам выплеснувшуюся из носа кровь, что за ушами тоже становится тепло и влажно.

Перегруз дарил драйв и обновление. И кровищу.

Кровь не сложно смыть, нырнув в край первого попавшегося облака. Обычно проваливаться в него не очень приятно – сырость и холод.

Но уж лучше это, чем расстроенная Джеки.

Он окунулся сначала в одно кучевое, потом и во второе. Теперь придется сохнуть в полете.

Оттолкнувшись в очередной раз, Майкл поискал глазами знакомую фигурку в синем. На соседнем облаке был Макс, но Джеки видно не было.

Не могла же она забраться слишком высоко? Для этого их снаряжения было недостаточно. Более чем шесть километров высоты требовали специальной защиты. Хотя однажды Майкл обещал Джеки отправиться с ней на почти сотню километров вверх.

Там, на невероятной высоте, откуда Земля уже видится лежащим под стопами огромным шаром, можно ходить по светящимся серебристым облакам. Они похрустывают, как свежий, девственно чистый снег, и долго-долго сохраняют следы. Словно следы богов, прошедших над их планетой. Майкл хотел прогуляться с Джеки по серебристым и по перламутровым… Но теперь уже не успеют. Хотя, возможно, это случится в другом мире, который они найдут для себя и своих детей…

– Эй, Майкл, спускайся вниз, – оставшийся на платформе Брюс вышел на связь.

– Почему? Мы же не дошли.

– Уже не дойдете. На вас движется грозовой фронт.

Майкл вздохнул и прыгнул на плывущее под ним слоисто-перистое облако.

Чуть дальше по ходу движения и внизу был виден овал города, похожий на раскрывшийся цветок. Плотно стоящие, развернутые к солнцу лепестки зданий казались отсюда изящной поделкой, чудом, вырезанным мастером по камню для украшения шкатулки. Скоро солнце исчезнет за тучами, перестанет бликовать на розовой поверхности города-цветка, и начнется дождь.

Просматривать прогноз погоды и расположение облачных фронтов считалось для клаудджамперов неспортивным поведением. Слишком легко просчитать оптимальный маршрут. Но нередко настоящее спортивное поведение оборачивалось срывом всего путешествия.

Как сейчас.

Выбора не было, приходилось спускаться. Попасть в грозовое облако без специального скафандра – это верная смерть от разрядов, гуляющих внутри распухшего водяного гиганта. А в специальном скафандре – ощущения похлеще поножовщины.

Майкл уже был на нижнем слоистом ярусе, но так и не нашел глазами Джеки.

– Брюс, Джеки тебе ответила?

– Принцесса уже ждет героя, – прозвенел в ушах насмешливый голос Алекса.

* * *

Они лежали в стоге чуть подсохшей, но еще не потерявшей цвет травы. Запах от нее шел густой и дурманящий. Майкл не помнил, когда вдыхал такой, скорее – никогда, потому что большую часть жизни знакомился с полями и лугами с высоты полета на скутере, а ногами ходил по мостовым и газонам. Еще по горам с тяжелым снаряжением за спиной.

Холмы, поля, перелески – это больше подходило Джеки. Она и затащила его сюда, когда остальные отправились по домам.

Это было странное место. Бог знает, кто собрал этот стог и кто посадил это поле подсолнухов в сотне метров от идеально ровной земляной дороги. Возможно, их разводили для селекции, а может, кто-то из сторонников натуральной жизни любил щелкать семечки, выращенные и обжаренные собственноручно, и это была его делянка.

Майкл был не прочь сорвать хотя бы одну желтую голову и попробовать зерен молочной спелости, но Джеки, закинув руки за голову, смотрела не в поле, а в небо, и весь ее вид говорил об оставшейся между ними недосказанности.

Майкл скосил глаза. Наверняка она настроилась молчать и ждать его объяснений хоть целую вечность. Он вздохнул.

– Я вчера подрался с незнакомым парнем так, что пришлось его и меня штопать на станции скорой помощи. Признаю, это было глупостью.

Джеки повернула голову и внимательно посмотрела на него. Красивые губы дрогнули, но она опять сдержалась и ничего не сказала.

– Не волнуйся, со мной все нормально.

– Ты – идиот, Стэнли, – медленно, с особым выражением проговорила Джеки и снова уставилась в небо.

Это прозвучало как приговор, с которым Майкл согласиться не мог, но с девками лучше не спорить, а то со второго захода получишь больше и больнее, чем с первого.

– Почему ты подрался? – через небольшую паузу спросила она.

Почему? Это был вопрос, над которым он не задумывался, поскольку ответ не влиял ни на состояние Майкла, ни на его планы, ни на отношения с любимыми людьми. Подрались, разошлись, и он нагнал график – вот, собственно, и вся история.

– Давай лучше поговорим о другом, – поморщился Майкл.

– Давай. Но сначала ответь.

Майкл задумался, вызывая в памяти недавние события: черная вакуумная воронка космодрома, напряженный парень с марсианского оттенка кожей то и дело бросал на Майкла короткие взгляды, словно ждал чего-то от него или от себя… В тот момент, когда Тим Граув вырвал из его рук планшет, возникла отчетливая уверенность, что он приземлился на экскурсионной платформе и встал рядом только ради этого слепого взрыва ненависти.

– Подрался, чтобы ему стало лучше.

– Что ты несешь? Кому лучше?

Джеки села и развернулась к нему всем телом. В завитках каштановых волос застряли зеленые, еще не превратившиеся в солому травинки, а брови были так сурово сведены, что не оставляли никакой надежды поцеловать ее до полного и исчерпывающего объяснения.

– Ну, знаешь, – вздохнул Майкл. – Парень выглядел так, что если ему не вмазать как следует, он сам себе чего-нибудь отрежет.

– О-о, ты, значит, хотел помочь ближнему своему, а не сорвался под постоянным стрессом от инфопередоза.

Опять начинается.

– Даже если и инфопередоз, Джеки, какая разница? Времени уже не осталось.

– Не осталось для чего? Для сотен и тысяч лет? Для бесконечного движения к границам вселенной? О да, для этого и пара лишних дней на Земле – почти провал.

– Да, Джеки, даже один день, который мы потеряем, может решить все! – и он тоже сел, чувствуя, насколько не уместен их спор среди зелени, подсолнухов и одуряющих запахов.

– Ничего он не может решить, Майкл! У тебя безумный вид, ты проходишь курс за курсом, осваиваешь без разбора специальности, но даже не тратишь время на закрепление навыков! В конце концов, все это можно изучать во время экспедиции. Только не говори, что там у тебя не будет времени!

– Но это правда! Надо быть готовым ко всему. Все должно уложиться у меня в голове.

– Неужели? Да твой мозг может взорваться в любой момент. И ты, – она ткнула ему в грудь пальцем, – я вижу, ты не расстаешься с эмергентным пакетом.

Майкл верил, точнее чувствовал, что выдержит эту гонку. Иначе ничто не имело смысла. Потому что только гонка давала ему право на победу. Если он не готов рискнуть, пожертвовать всем, разве вселенная, холодно наблюдающая за крошечными пылинками их жизней, откроет людям свои границы, позволит достичь горизонта разума и получить истинный свет знаний? Трансформироваться человечеству в нечто большее, в нечто великое?

– Я не могу по-другому, и ты знаешь это. Мы сидим на Земле, среди этой ваты, без движения, без цели, когда горизонт разума уже ждет. И каждый день, если он не оправдан интенсивной подготовкой, кажется невосполнимой потерей. Даже сегодня… эти прыжки по облакам…

– Это психоз, Майкл.

– Это наша мечта.

– Ты же знаешь, у скольких запредельщиков она не исполнилась.

– Не знаю, и ты не знаешь. Что с ними случилось – не знает никто. Но в любом случае, чтобы человечество начало двигаться вперед, нужно кем-то пожертвовать.

– Возможно, и нами, – прошептала Джеки и отвела взгляд в сторону желтых цветов.

– Возможно, – Майкл помолчал и добавил. – Лучше останься, я буду писать тебе.

Она рассмеялась.

– Писать? Он будет писать мне! О чем? О детях, которые родятся у тебя через десяток лет? Или о том, что ты уже не помнишь форму моих губ? Ты идиот, Майкл Стэнли, если думаешь, что я отступлюсь.

Джеки по-прежнему хмурилась, и Майкл протянул руку к ее лицу. Закрыл глаза и медленно провел пальцем по контуру губ. Девушка не шевельнулась, ничего не сказала. И он повторил движение снова и еще раз, будто и в самом деле хотел запомнить эту шелковистую и упругую выпуклость на сотни космических лет одиночества. Горячее дыхание касалось его ладони, и останавливаться не хотелось.

Джеки перехватила его руку и отвела в сторону.

– Прекрати, Майкл! Это не смешно. И я улетаю с тобой.

Пришлось открыть глаза и упереться в вопрос и возмущение темного взгляда Джеки.

– А если бы узнал твой брат?

– Леша? Он не знает. К тому же он большой и справится со своей жизнью без меня. Мы с ним будем общаться сквозь парсеки.

Майкл пожал плечами. Алекс Треллин – это была правда, которую он прятал от самого себя. Какой черт его дернул задать сейчас этот вопрос. Но лучше знать.

– Алекс может догадываться о твоих планах?

Джеки весело улыбнулась, в глазах мелькнули насмешливые искры.

– Признайся, ты его боишься, Стэнли. Не знаю почему, но боишься.

– Всемогущего генерала-интенданта? – хохотнул Майкл. – Конечно, боюсь. Он достанет меня своими транспортниками и на краю вселенной.

Но дело было вовсе не в этом. И это дело зашло слишком далеко и, не сказав Джеки всю правду сразу, Майкл не решался сказать и теперь. И главное – он не понимал, как поступить было бы правильно.

– Он не знает, я надеюсь. Но я бы хотела ему все сказать в последний момент, чтобы у него не было времени приковать меня на каком-нибудь лунном складе.

– Он может?

Джеки пожала плечами. Она и ее младший брат росли без родителей, которые погибли в космосе, – оказались в центре звезды. На субсветовой скорости навигация не справлялась и, несмотря на соблазн такого быстрого перемещения, от него приходилось отказываться, если не было возможности двигаться по отмеченным кросс-переходам. Иначе был риск закончить жизнь в звезде или черной дыре. Что и произошло. Но самое загадочное в этой истории была капсула с новорожденным Алексом, отправленная в сторону Земли незадолго до гибели родителей. К Джеки, оставшейся дома с бабушкой.

– Давай не будем о нем сейчас.

– Давай.

Джеки смешно сморщила нос, и Майкл обхватил ее за плечи и притянул к себе. Упасть на колкую душистую траву, не расцеплять рук, не отпускать от себя упрямую генеральскую сестренку, прижать ее и никогда ни о чем не думать – было бы так невыносимо хорошо, что, может быть, даже лучше полета к границе вселенной и жизни, сожженной во имя мечты.

Лучше не думать об этом. Сейчас.

Она поцеловала его, прижалась губами так сильно, что Майкл испугался, что сделает ей больно зубами, но только на секунду, пока быстрый язык не скользнул по его небу и не прервал дыхание и мысли.

Руки знали дорогу – под голубой край эластичной ткани над кромкой кожи. Но неожиданно пальцы скользнули в другой слой одежды, он попробовал еще раз и снова мимо. Джеки смотрела на него, откинув голову, темные волосы падали за спину, а глаза светились насмешливым любопытством.

– И что мне сегодня делать с твоим нарядом, – прошептал Майкл.

– Снимай.

Он провел пальцем по косому, уходящему к плечу шву. Тот расходился от нажатия и зарастал следом. Джеки обожала эксперименты с одеждой и внешностью. Однажды под «холодно – горячо» ему пришлось найти единственную точку, чтобы невзрачный джемпер раскрылся светящимися лепестками вокруг ее тела.

Но это было просто весело.

Странными ощущения оказались, когда Жаклин пришла на свидание, покрытая с ног до головы специальным составом, превратившим ее кожу в живой фарфор. Майкл не раз видел подобное на вечеринках. Но видеть – это одно, а целовать медлительные, неподдатливые фарфоровые губы и гладить прохладную, скользкую фарфоровую кожу – совсем другое.

Он зацепился пальцами за торчащий вверх уголок ворота и дернул, надеясь, что скрытый шов разойдется. В руке остался поникший кусочек ткани. Он оторвался, словно бумажный.

– Джеки!

– Не торопись, когда нужен результат. Ты же сам мне так говоришь, Майкл! Вот и не торопись.

Майкл хмыкнул, снова взялся за оборванный край и потянул его. Ткань, послушная его движению, двинулась за рукой ровной полосой.

– Мне придется изорвать всю твою одежду в клочья?

– Не всю, а только джарбу. И очень медленно. Иначе будут не лоскуты, а эти твои клочья. Даже клочки. А провозишься дольше.

У Майкла ушла нескончаемая вереница секунд на этот популярный топ с высоким, широким при этом мягким воротом и с дурацким названием – джарба. Он словно освобождал Джеки из плена античных бинтов, а она млела, поворачиваясь то одним, то другим боком. Короткая, сложенная из нескольких слоев юбка ползла на бедра. Зрелище завораживало.

– Такое раздевание кажется очень странным, – проговорил Майкл и провел ладонью от изгиба ключицы к обнаженной груди.

Джеки приподнялась на локте и прошептала ему в самое ухо:

– А тебе не покажется странным, если я скажу, что хочу трахаться с тобой до самого утра?

Майкл задержал дыхание.

– Ты тогда останешься здесь, Стэнли, и не поедешь в Берлин?

Взбесившаяся кровь стучала в ушах, низ живота превратился в камень, а между пальцами перекатывалась твердость сосков.

– К черту Берлин