Аллея пешеходного уровня тянулась вперед широким рукавом. Они молча двигались в настороженных сумерках. За все время Ирт сказал только одну фразу:

– Покажи мне свои Просторы, Чага. Хочу знать, куда ты сбежал от меня.

Он не наклонился к нему, не коснулся открытой кожи. Даже смотрел в сторону. Хищным, скользящим по городу взглядом.

Тим кивнул. После того как они вышли от Ларского и спустились в нижнюю часть города на энерголифте, он молчал. Решимость, с которой Тим отправился в прокуратуру, сдувалась внутри него, как проколотый шар. Стоит открыть рот, и будет слышен жалкий свист.

Поэтому они просто шли.

Ирт двигался впереди. Тим на два шага сзади – так всегда делал Чага, был за Хозяином и в безопасности.

А он даже не оборачивается, знает, что я всегда рядом, всегда спешу следом. Я же его собственность, я принадлежу ему.

Нет, теперь не так.

Я контролирую себя?

Тим расправил плечи и поднял подбородок. Поясница ныла от напряжения, словно он день напролет разгружал «Маленькие радости».

Продержаться два дня. Целых два дня и без экзоскафандра. Он не будет смотреть на высокую широкоплечую фигуру впереди. Он будет смотреть на тонущий в сумерках город.

Тим протянул руку, чтобы скользнуть пальцами по краю еще теплых от дневного солнца перил, которые тянулись почти вдоль всех тротуаров Манилы, и, не замедляя шаг, взглянул вверх.

Раньше курсанта Граува смешили ровные, ярко-желтые кукурузины высоток, поднимающиеся из плетений жилого уровня города. Он называл их золотыми фаллосами маниловской бюрократии.

Сейчас сотни одинаковых початков, разбросанных по острову, казались нарисованными на серебристо-серой акварели вечера. Они не светились, но проступали отчетливо до самой своей трехсотметровой вершины.

Отсюда, с широкого прогулочного тротуара, обзор на желтые высотки бизнес-центров отчасти заслоняли разнообразные жилые дома, магазинчики, ленты водяных каналов, мини-флоотиры, петли и повороты транспортных потоков.

Народ прогуливался всюду. Уровнем ниже и справа открывался край парка, освещенный крошечными белыми фонариками, и было видно большую шумную компанию, расположившуюся на траве с целым арсеналом бутылок.

Мимо проходили люди поодиночке и парами, женщины в длинных струящихся по стройным телам нарядах или в шортах, обрезанных до изгиба бедер, мужчины в свободных поло, девицы, одетые в многослойные ассиметричные платья со сложными геометричекими воротами в половину раскрашенного лица. Попадались и фрики, похожие на оживших привидений, созданных из космоатрибутики и серых истончившихся занавесок.

Тим соскучился по пестрой толпе крупных городов, где каждый одевался сообразно своему вкусу, настроению и бурности фантазии. Раньше он любил такие прогулки, но теперь расслабиться в оживленном течении людей не получалось.

Даже не видя ледяных глаз Ирта, Тим чувствовал, что Хозяин следит за каждым движением жизни вокруг, чует ее пульс, вдыхает запах. Думает об охоте на Просторах.

Мир теснился, окружал их со всех сторон. А Тим, выряженный в свой дурацкий белый китель, чувствовал себя неуютно, как кукурузина высотки, торчащая на краю острова. Ему и казалось, что он идет по самому краю и без перил. Вот только где находился этот край: внутри него самого или рядом с Иртом? И откуда будет страшнее падать?

Тим должен удержаться, найти в себе силы и шагнуть в сторону, но его кренило, тянуло к обрыву. Он был не в силах даже отстать от Ирта – всего два шага разрыва.

Я себя контролирую.

Зачем? Правда в том, что когда падаешь в боль, – получаешь свободу. Так же как в космосе, когда в круговерти черноты все чувствуется острее. Дышишь, и дыхание сочится кровью из пор. Тим поймал себя на том, что он не отрывает взгляда от того, как свободно и плавно двигается рука Ирта вдоль тела.

Так же свободно и плавно он может войти в меня. Прямо сейчас.

Тим резко остановился. По ногам побежали мурашки, ступни свела судорога – потребность идти следом, не отставать.

Я себя контролирую.

Тим стоял. Ирт двигался дальше. Хозяин не оборачивался. Бросал Чагу здесь. Совсем одного в Просторах. Тим с усилием посмотрел в сторону и, напрягая ставшее внезапно тяжелым тело, повернулся к шумящему рядом фонтану.

Я больше не стану бегать по пятам изоморфа.

Вода струилась шестью полукружьями разноцветной радуги, смешивалась в искрящийся белый свет в хрустальном ложе гигантской чаши.

Плечо Флаа выросло перед лицом. Глаза Тима сами собой опустились вниз.

– Ты испуган, Чага?

– Называй меня Тимом, – проговорил он и с усилием поднял голову. – Мы на Земле, и это мое имя.

– Вот как? Думаешь, твои Просторы изменят тебя самого? Ты же отчаянно хочешь, чтобы я коснулся тебя.

Новая волна дрожи окатила тело. Капитана Граува защищало силовое поле, которое можно отключить одним мыслеприказом. Он думал о простоте этого действия и смотрел на открытую шею Ирта, такую человеческую, с идеально гладкой кожей.

Только сейчас Тим понял, что изоморф одет совсем по-другому. Тончайшая кожа короткой куртки поднималась стойкой распахнутого ворота и отпрокидывась на спину складками капюшона. Куртка была неожиданно черной, но багровые вставки были на груди, шли по краю коротких рукавов и ворота. Запястья окружали ленты багровых браслетов. Изоморф это придумал сам или успел увидеть на городских улицах?

– Ты не человек, Ирт, – прошептал Тим. – Ты не можешь выглядеть и говорить как человек.

– Ты можешь мне запретить?

– Нет, – быстро ответил Тим.

– Правильно. Ведь на самом деле это ты выдаешь себя за другого, ты – не капитан корабля, Чага? Ты моя зверушка, и знаешь это.

Это не правда.

У него не получилось произнести это вслух.

Это не правда.

Опять не получилось.

Он коснулся рукой рта, словно она могла помочь разлепить губы. От Ирта странно пахло – сандалом и железом. Кожа его шеи наверняка была горяча.

– Я твой симбиот, – вытолкнул Тим.

Ирт нахмурился. Льдистый взгляд, казалось, прорастал в голову, от этого в груди толчками собиралась истерика.

– А симбиот – это совсем не зверушка, Флаа. И ты сам прилетел ко мне с Орфорта. На вкус моей крови.

Флаа насмешливо растянул красные губы:

– У симбиота есть жажда и ростки, и он меняется. А ты – нет. Поэтому ты просто Чага. Моя игрушка под прозрачным щитом.

– И зачем тебе игрушка, Флаа?

– Незачем. Но ты – собственность, которую нужно вернуть на место. Живая собственность должна знать свое место. Думаю, ты знаешь.

Изоморф смотрел на Тима пронзительно и холодно, где-то под его человеческой кожей шевелилась несущая боль угроза. Во рту мгновенно стало сухо, а вдоль позвоночника побежал озноб предвкушения.

– Я не собственность! – прошипел Тим. – Я себя контролирую! Я не вернусь на Орфорт.

Он развернулся и быстрым шагом, почти бегом, пошел прочь. Разноцветные навигационные огоньки мелькали под ногами в безумной пляске. Далеко впереди на шероховатом и упругом полотне дороги они блекли и превращались в короткие, будто нарисованные черточки, уходящие все дальше и исчезающие на покрытых сумерками развилках пути.

Люди оглядывались в недоумении на капитана в белом, напряженного, спешащего невесть куда таким теплым спокойным вечером.

От этих взглядов, от бьющихся в грудной клетке гнева и паники, от пляски цветовых пятен Тим почувствовал себя мальчишкой, который потерялся в парке развлечений.

От чего я бегу?

– Убрать навигацию, – резко выкрикнул Тим.

Огни потухли, и парочка, целующаяся у стены кондитерского магазинчика, сплетенного из лаковой слюды, обернулась и уставилась на него.

– Извините, я просто устал от света.

Смуглый мужчина кивнул, но все же смотрел на Тима в недоумении. Не часто встретишь взвинченных идиотов в военной форме на вечернем променаде.

– Пойдем, Чага, – изоморф возник рядом и сразу двинулся дальше.

Тим опять оказался позади мощной и нечеловечески грациозной фигуры плантиморфа. Позади задницы, обтянутой грубой, темно-синей тканью.

Через какое-то время Флаа небрежно сорвал лист со свесившейся ветки магнолии и, не оборачиваясь, спросил:

– Скажи, Чага, на вашей планете везде так: мертвая плоть, по которой вы ходите, в которой спите, в которую втыкаете свои полудохлые растения? У вас нет Просторов?

На мгновение Тим не понял, о чем он спрашивает. Открыл рот, закрыл, не решаясь возразить. Потом снова открыл.

– Нет, люди просто часто живут выше Просторов, – быстро и едва слышно проговорил он. – Если только это не города, оставшиеся как памятники древности.

– Выше? – прищурился Флаа.

– Ну да. На Орфорте есть Стены и Пояс Безопасности, а на Земле Стены начинаются выше самых высоких деревьев. А в самом низу – дикая жизнь. Туда опасно спускаться просто так.

– Ваш мертвый город убивает свет для живой плоти. Она не будет изменяться в лучшие формы. Не станет хорошей дичью.

Тим помотал головой.

– Нет, внизу солнечно, и города почти не видно. Просто везде есть призмы и проекционные установки.

– Мерзкие мертвые установки, которыми вы прикрываете свое слабое нутро!

Ирт махнул конечностью, и она, в мгновение удлинившись, смяла желтый фонарик над пустой скамейкой.

Тим с ужасом смотрел на этот отросток с широкими кольцами браслетов. Опять отчаянно захотелось быть запечатанным, обернутым Флаа, забыться болью.

Хочу снять силовое поле.

Он стоял на самой грани мыслеприказа, не отрывая взгляд от расширившихся ноздрей изоморфа. Пусть он только прикоснется.

– Веди теперь меня в Ниши, Чага, – насмешливо проговорил Ирт и задрал голову вверх. Его, казалось, куда больше интересовали текущие по транспортному маршруту энергокапсулы, чем его зверушка.

– Я знаю одну Нишу подарков, – неожиданно сказал Тим. – Из мертвой красоты.

И они пошли.

Тим мог бы запросить маршрут, чтобы не ошибиться, и трассеры под ногами привели бы их в квартал ювелиров. Но не стал. Все и так непрерывно текло рядом: змеи трафика, вода в гребных каналах, струи фонтанов, цвет обрисованных в полутьме зданий, светлые фигуры людей, голоса с балкончиков над дорогой и открытых веранд. Шелестела листва. Ему хотелось остановить это движение, остановить неизбежность, к которой он стремился сам с болезненным отвращением и жаждой.

Подарок. Пусть Ирт получит его – свою мертвечину. Из рук зверушки.

Эта улица всегда была волшебной: россыпи камней, блеск белого серебра и позолоты, ларцы и шкатулки вместо домов. Улица ювелиров находилась где-то в центре криволинейного жилого варева Манилы. Здесь все было настоящее: никаких иллюзий и силовых полей, царапины и сколы на роскошных лазуритовых перилах.

Тим был здесь очень давно. Тогда ему казалось, что все интересное, яркое и лучшее в жизни должно случиться именно с ним, потому что он талантлив, умен и никогда не сдается. В тот день вместе с ним была девушка, ни имя, ни лицо которой он уже не помнил, но она отлично делала минет и смотрела на Тима огромными восторженными глазами. В какой-то момент это начало утомлять, но тогда он еще таскал ее за собой по улицам Манилы, рассказывал забавные истории и целовал в податливые губы.

Этот дом, похожий на гигантский обломок кварца, все еще был здесь. С серыми непрозрачными вкраплениями камня, острыми выступами и белесыми прожилками на гранях он выглядел самым необычным на улице.

Изоморф притормозил у этой глыбы и рассматривал ее внимательно, почти завороженно. Тим знал почему – подобные кварцевые своды встречались в глубине Ниш Стен Флаа, там, где хранили полуживых раудов, чтобы выварить из них горечь каменного плена и съесть в свой черед.

– Это Ниша еды? – спросил Ирт.

Когда в глухом голосе изоморфа прозвучала неуверенность и сомнение, Тим ощутил превосходство, едва заметное, но сразу испугавшее его. Он даже отступил назад от полукруглых серебристых ворот перед домом, словно это превосходство подстерегало его около них, готовясь сделать подножку.

– Пойдем, Чага. Покажешь Нишу человека.

И Ирт толкнул его в ноющую от напряжения спину.

Они оказались внутри – в гигантском куске волшебного кварца. Помещение было овальным, и по серебристо-серой стене слева тянулась диорама с презентацией самого мастера-ювелира.

Тим постоял, осматривая эту комнату. Удивительно, что все осталось почти таким же. Далекое прошлое и настоящее так здесь легко схлопнулись, словно ничего и не было между ними. Привести сюда Ирта, чтобы на некоторое время ощутить, что Орфорта не существовало. Никогда.

В мастерской зудящее желание снять защиту и исчезнуть в чужом теле – отступило.

– Хочешь посмотреть, Флаа? Хочешь понять, как устроены Ниши людей? Таких мертвых, таких не меняющихся. Вот смотри!

Он промаршировал вдоль стены, ткнул в микроиконку на настенном панно. Изображение зашевелилось, выросло, набухло красками. И заговорило:

– Виктор Иванович помог мне сделать колье на именины жены, оно получилось таким замечательным, потому что подходило к любому, ну совершенно любому ее платью.

Тим уже ткнул следующее:

– Значимым вкладом Виктора Ивановича Понащука в синтезирование атипических минеральных комплексов с пролонгированным периодом…

Потом следующее.

– Витя! Мы с ним работали, и это было такое наслаждение! – восторженное женское верещание заполнило помещение, а изображение полногрудой блондинки выглядело идеальным дополнением голосу.

– Что за мельтешня безмозглых голубатов!! – прорычал изоморф. – Кто содержится в этой Нише!

Тим рассмеялся, и Ирт сразу окаменел, всматриваясь в него.

Чага никогда не смеялся.

– Никто. Но зайти может любой. Это мастерская ювелира. И мы слушаем мнения о нем, о его работах. А вот смотри!

Из шикарного римского кубка, стоявшего на низком мраморном столике под панно, Тим вытащил крошечный древнеримский щит. Он казался тяжелым, несмотря на размер, и очень точно выполненным. Тим швырнул вещичку Ирту, и тот легко поймал ее. Уже в полете вещица начала расти, подчиняясь мыслеприказу Тима. И, оказавшись у изоморфа, выглядела совсем другой – большим, тяжелым прямоугольником настоящей книги. Ирт держал ее в вытянутой руке как отвратительную скользкую лягушку.

– Гнилой медергом! – выругался он.

Но Тиму все еще было смешно:

– Вот тебе трансформации по-человечески, и не нужно никому забираться под кожу.

– Мертвечина! – и Ирт швырнул авторский труд в противоположную стену.

Сработал охранный щит, и книга мягко упала на пол, заскользила по камню в обратную сторону, потом приподнялась и, уменьшившись в размерах, со звоном золотой монеты рухнула в римский кубок.

Ошалевший вид изоморфа породил в душе Тима уверенность и бесстрашие. Как от штурвала в руках и от черноты со звездными росчерками за прозрачным куполом шаттла.

Космос всегда принадлежал ему – только там смерть легка и честна с тобою.

– Где же мастер этого барахла и хвалебных баллад?

– Он не барахла мастер, а украшений.

В изящном стеллаже справа находились работы мастера кварцевого домика. Пространство в центральной комнате было невелико, и Флаа со своими длинными патлами, брутальным прикидом и массивным торсом сюда никак не вписывался. Злобное полено!

Как только Тим коснулся ячейки стеллажа, из нее выскользнул поднос с кольцом черненого серебра. Покрытый хрупкой изморозью тонкий скелет листа свернули в ажурную трубочку, чтобы украсить им чей-то палец. Тим надел кольцо, и изморозь заискрилась на руке.

– Хочешь такой?

В глазах Ирта проступило ледяное презрение. Он протянул конечность, и на среднем пальце выросла точная копия кольца.

– Такой подарок я могу подарить себе сам, жалкий Чага.

– Только себе, мне не сможешь.

– Тебе и не полагается, Чага.

Тим пожал плечами и снял вещичку. Она была сделана для женских пальчиков. Пусть Ирт таскается с кольцом, особенно идиотски оно выглядит в комплекте с множеством браслетов.

Когда Тим был здесь с девушкой, все было не так. Он не покупал ничего готового, а сделал браслет собственными руками. Как и во всех таких магазинчиках, можно было устроиться в одном из примыкающих к центральной комнате помещениях, упакованных манипуляторами, небольшими станками, наковаленками и драгоценными, необработанными материалами, – и почувствовать себя ювелиром. Постараться превратить задумку в реальность.

Это был один из нескольких разбросанных по разным городам планеты магазинчиков мастера Виктора Понащука. Когда Тиму понадобилась помощь, лысый веселый дядька ювелир появился в голографической проекции у столика и помогал советами, следил за работой. Тогда Тим даже обошелся без помощи роботов.

Он мог бы вызвать хозяина лавочки прямо сейчас, чтобы тот провел мастер-класс для изоморфа. Рассказал, что значит создавать собственными руками человеческие вещи, но Тиму расхотелось видеть Виктора Ивановича рядом с Иртом, будь он в Москве, Киеве или Квебеке. Видеть прошлое рядом с настоящим.

– Если тебе ничего не нравится, давай уйдем.

Полные губы изоморфа презрительно изогнулись, но он медлил. Тим догадывался почему – ему не сложно повторить увиденное, но придумать… Ирту наверняка хотелось получить все и разом, но просить у Чаги он не мог, а расколотить каждую ячейку стеллажа, находясь под наблюдением, – тем более.

Изоморф резко развернулся и шагнул к выходу. Гнев распирал его плечи буграми. Но такой – он не был страшным: обычный любитель накачать массу тела.

Пусть уходит. Тем лучше – меньше денег снимут со счета капитана второго ранга за посещение ювелирной мастерской. Он медленно обвел взглядом уютную лавочку. Тим Граув не хотел уходить. Ночь приближалась неумолимо.

Какое-то время они опять двигались, молча, без цели. В центре Манилы сгустившаяся тьма прореживалась цветовыми пятнами жилых и развлекательных строений, огнями фонарей над лавками-шезлонгами и трассерами пешеходных тротуаров. Теплый ветер приносил запахи жасмина, магнолий и морской снеди, а с ней и обрывки разговоров людей, разместившихся на погруженных в полумрак верандах.

– Нужно свернуть с тропы в пустую Нишу, и там ты снимешь с себя пленку, Чага.

Достаточно было глухого приказа, чтобы под коленями появилась слабость. Тим мог снять силовую защиту прямо здесь. По чужому желанию.

Не Тим, а Чага, который все время ворочался в мыслях и под сердцем.

– Я… тут рядом есть гостиница, – проговорил он тихо.

– Гостиница – пустующая Ниша? Без визгливых голубатов?

Белесые глаза с красным контуром зрачка смотрели сверху и насквозь – два проема ледяной проруби.

Чага кивнул.

– Тогда поспеши, дружок, а то задержка меня расстроит.

Ирт поднял руку, чтобы прикоснуться. Не в состоянии сопротивляться этому движению, Тим сразу убрал защиту коротким мыслеприказом, но наткнулся на презрительную, все понимающую усмешку своего мучителя.

– Поспеши в гостиницу, я сказал.

Чага развернулся и пошел, ускоряясь, всматриваясь в глубину ночного города в поисках сиреневого веретена башни гостиницы. Она была где-то рядом, за ближайшей развилкой.

Хозяин двигался за спиной, он ждал, и Чага не имел права ошибаться, не имел права его задерживать. Он должен быть полезным. И тогда его оплетут благодатной болью. Кожа горела от желания.

Створ развлекательной галереи открылся внезапно на самой развилке, словно показав новую дорогу. Оттуда вывалились два высоченных парня в форме курсантов Военно-воздушного училища, хохоча во все горло, с айсбордами, болтающимися за спинами.

Чага замер. Его коснулся холодный, трезвящий мысли воздух, который курсанты выпустили следом за собой из галереи.

Тим помедлил, потом резко развернулся и вбежал внутрь, под светлый, прохладный свод, где за каждым ответвлением можно было найти игру и занятие по душе, где всегда было весело им с Реем. Но веселиться сейчас не хотелось, кожа горела, и он чувствовал, что где-то позади движется, догоняет его собственное чудовище. Но он мог бы сбежать от него очень быстро и прямо сейчас.

Какой глупостью было играться с огнем и что-то доказывать.

Вот здесь, совсем рядом, за третьим поворотом, в примыкающем туннеле открывался затянутый толстым льдом водоем. У самого борта виднелась только одна лунка. Он прыгал в нее очень давно. Ради забавы. Пока ты ныряешь вниз, в студеную воду, огромная льдина над тобой смещается, и тебе, чтобы суметь выбраться, нужно быстро отыскать ту единственную лунку в высветленном до хрусталя льду.

И сейчас можно уйти под лед, чтобы не жгло так кожу. Но не выплывать. Он не сможет найти лунку, не захочет. И очнется на станции скорой помощи, чтобы этот день начался сначала.

Тим подбежал к краю и прыгнул в прорубь.

* * *

В тот день Чага снова дополз до пузырьков. В отличие от изоморфов они были не прочь пообщаться – потрескивали, угадывали каждое движение. То рассыпались у ног, то поднимались радужными фигурками. Чага долго проторчал, размахивая руками, в Нише пузырьков. Здесь было спокойно и безопасно.

Хозяин нашел его там.

Чага увидел Ирта не сразу, но, заметив, метнулся в сторону и прижался к влажной стене. Возможно, он сделал что-то неправильно, изображая разные фигуры и дружбу. Живой круг с лучами из пузырьков сразу распался, и они скатились в шестигранную желтую чашу.

Наверное, тоже опасались гнева Хозяина.

– Чага, что ты здесь делаешь? – спросил его Ирт.

– Я… я просто гулял, – пробормотал он, не поднимая головы.

Хозяин мог сделать больно и без полета к звездам. Отстегать жесткими плетьми своих ветвей по груди, спине и ногам, не останавливаясь, не давая возможности вздохнуть.

– Почему искры Богов Просторов говорили с тобой?

– Я не знаю, – прошептал Чага. – Я не хотел…

Хозяин приблизился к нему вплотную. Тонкий росток обвил подбородок Чаги, заставляя его поднять голову. Две крохотные трещинки на массивной голове Ирта расширились и превратились в белоснежные прекрасные глаза, от взгляда которых дрожь пробежала по всему телу.

– Я больше не буду, – выдавил Чага, всем телом устремляясь к Хозяину.

– Ты все еще меня удивляешь, мой жалкий дружочек.

У подбородка кольнуло холодом, и тонкие нежные иглы поползли под кожу, медленно оплетая вены и сухожилия шеи воротником безжалостной боли. Голова начала кружиться, ноги подкашивались, а из глаз потекли слезы. Скоро он взлетит.

Тут он услышал резкий злой крик со стороны. Это был не голос Хозяина и не его собственный. Одним ударом Чагу отшвырнули в сторону.

Он упал как сломанная кукла, обхватывая руками порванную кожу шеи, пытаясь вдохнуть. Не выходило. Паника петлей передавила горло, легкие рвались от напряжения.

– Убей ты его, наконец! – новый крик вернул слух и возможность дышать.

– Он – мой. Я – Охотник Просторов долгие дни Пояса Тепла. Я сам решаю, кого хочу убивать.

– Ты мой наследник, Ирт! Ты наследник Стены Флаа.

– Я знаю! – рявкнул Хозяин.

Чага увидел перед лицом серые с розовыми прожилками бугры. Он помнил, что такие наросты равномерно обвивали нижнюю часть туловища Ру Флаа. Иногда они были единственным, что шевелилось, когда Глава Великих Стен Флаа двигался серой махиной вперед.

– Ты знаешь, но не выполняешь свой долг, – Ру сменил гневный крик на холодный угрожающий шепот. – Пояс Холода рядом, и ты должен вступить на путь истинной трансформации.

– Плевал я на эту истинную трансформацию! За этим Поясом придет другой. И будет тебе трансформация. Сейчас ты и сам можешь прорасти в кого-нибудь. Возьми Удра. У него пробиваются лепестки, стоит тебе появиться в Нише Пира.

Чага лежал тихо, старался не шевелиться и не дышать. Будто мертвый. Ру не любил его жалкого присутствия.

– Мои соки были медленны в последнем Поясе, Ирт. И в этом цикле у меня не хватит силы поглотить Удру. Ты единственный из Флаа сможешь пройти великую трансформацию в холоде. Разорви пришельца! Прямо сейчас!

Хозяин молчал. Контур его сомкнутых ног и хвоста качнулся в сторону от серого ствола – он сделал шаг назад, затем другой. Страх в душе Чаги теснил боль, но он не отрывал рук от шеи и, лежа на боку, старался не шевелиться.

– Ладно, отец, как скажешь. Но не сейчас. Я порву его через пару десятков солнечных длин. Сам возьму Удру, если ты хочешь.

Ру промолчал. Послышался странный звук, словно лопнул огромный студенистый пузырь. Чага скосил глаза к шестигранной чаше. Там что-то менялось и шевелилось, но что именно, не было понятно с этого ракурса.

Тишина тянулась какое-то время.

– Ты пророс в него, Ирт, – послышался холодный шелест Ру. – Пророс гораздо глубже, чем думаешь сам.

– Гнилой медергом! Чага – просто зверушка, для веселья и вкуса. Я порву его, когда он мне надоест, и пройду твою трансформацию.

Чага почувствовал пинок тяжелой ноги Хозяина, и сжался, крепко закрыл глаза, ожидая следующего. Но его не было.

Он лежал неподвижно в надежде, что о нем забудут. Забудут о том, что он посмел сюда забраться.

Странно. Как он мог понимать их слова? Почему они говорили на земном жалком наречии? Почему Ру на нем говорил?

Возможно, ему все это снится? Тем более, что когда глаза закрыты, сложно отделить сон от яви, особенно если Хозяин побывал внутри него.

– Вставай, пришелец, – услышал он голос Ру. – Не притворяйся дохлым червем.

Чага осторожно открыл глаза. Глава Стен Флаа стоял у прохода один. Хозяина не было.

– Да, господин, – осторожно сказал он и приподнялся.

– Вставай. Прогуляешься со мной.

Холодный серый ремень обхватил Чагу, стянул предплечья и туловище и резко дернул вверх, поднимая на ноги.

Ствол Ру поплыл к выходу, заставляя двигаться следом, таща на аркане. Ноги держали с трудом, спросить, куда ведут, решимости не хватало, да и гортань совсем пересохла.

Флюоресцирующая чернота гладких стен, ленивые черепахи света под ногами, косые выступы поворотов с фиолетовыми и лазоревыми прожилками. За дальним выступом начнется широкая галерея Общего Прохода Ниш. Там Хозяин может увидеть его и может вырвать из тугой, липкой петли Ру.

– Думаешь, мой сын убьет тебя, как обещает, зверушка? – в голосе была холодная брезгливость и тень интереса.

Чага не знал, что ответить, но промолчать нельзя, когда спрашивает Ру Флаа.

– Я… я не знаю, господин.

Раздался скрипучий звук, видимо, смех.

– Я верю тебе зверушка, ты и не можешь знать. И думать страшишься. Хотя когда-то ты выглядел смельчаком.

Чага старался выкинуть из головы это «когда-то». Оно не имело к нему никакого отношения. Ру говорил о ком-то другом.

Они остановились, не дойдя до начала галереи. Раздалось потрескивание, как от электрических разрядов, готовящихся ударить всей накопленной силой.

Тим Граув когда-то ради эксперимента нырял в грозовую тучу. Там было ужасно сыро, и разъяренное электричество сторожило его тысячей крохотных глаз. Он успел пролететь край тучи насквозь и падал ниже, но в тот момент и позже инстинкт подсказывал, что ему невероятно повезло. Всего лишь разбить в лепешку позвоночник.

Пока Чага пытался выкинуть из головы воспоминания о чужой жизни, треск прервался, и его дернуло прямиком к боковой стене. Половины стены теперь не было. Словно чей-то продолговатый, скругленный по краям язык, спускался проход, блеклый свет тянулся из глубины, а поверхность под босыми ногами стала напоминать теплую чешуйчатую шкуру.

Чага никогда не попадал в такие переходы. Значит, не было положено. Значит, Ру Флаа решил избавиться от него раз и навсегда. От этой мысли, как ни странно, он почувствовал обиду, горькую, почти до слез. Он очень надеялся, что все не кончится не так…

А как все могло кончиться?

Проход, тонувший в странной белесой дымке, был достаточно широким и продолговатым в сечении. Никаких прямых углов и квадратов. Поверхность выглядела серой с редкими проблесками цветных вкраплений, заметными выше уровня головы, куда жидкий белый туман не дотягивался. Кое-где из стен торчали странной формы конечности. Тим Граув мог бы назвать их кронштейнами или манипуляторами – техническими устройствами цивилизации гуманоидных изоморфов. Но он умер. Возможно потому, что называл вещи такими именами.

– Не хочешь ни о чем меня спросить, зверушка?

Петля вокруг тела немного ослабла, а во вкрадчивом голосе Флаа чудилась насмешка.

– Вы меня убьете, господин? – решился Чага.

Скольжение туловища Ру замедлилось.

– Смелый вопрос, Тим Граув… Тебя ведь так зовут по-земному?

– Я…? Нет, это не мое имя, господин. Вы… ошиблись.

– Не думаю, что ошибся. Я не привык ошибаться. Но мне интересно другое, хочешь ли ты, чтобы я порвал тебя и закончил все это, Тим?

Ру Флаа остановился так внезапно, что Чага чуть не налетел на эту резиновую махину.

Тело сразу сжалось, по позвоночнику поползли ледяные, цепкие пальцы. Страшно было даже не от вопроса, а от близости почти трехметрового живого ствола, у которого не было глаз, но он следил за Чагой неотрывно – каждой невидимой серой клеткой, каждой розовой прожилкой, способной в любой момент стать щелью или выползти из тела и воткнуться в сердце или глаз.

– Я не Тим, и я не хочу, – слабым голосом ответил Чага.

Но это не было полной правдой. Тим, призраком мелькавший в глубине сознания, потерявший черты лица, память и право голоса, хотел этого отчаянно. Но его легко было задвинуть глубже, просто не слушать.

– А я бы хотел порвать тебя. Но не могу это сделать. Поэтому мой сын так легко развернулся и ушел, оставил нас наедине. Понимаешь?

– Нет. Вы обещали ему не убивать меня?

Ру заскрипел всем телом, выдавая веселье.

– Зачем? Если я это сделаю, Ирт сразу узнает и… Бедный мальчик, он был создан Охотником Просторов. Чтобы не выпускать свою добычу, мстить тем, кто ее отберет. Рвать их на части.

– Но он же не станет… – Чага осекся, ужаснувшись собственной мысли.

Ру опять протяжно заскрипел:

– Нет, конечно, зверушка. Все может закончиться еще хуже, Ирт даже не понимает, насколько хуже.

– Не понимает?

– Ирт никогда не отличался сообразительностью. Он слишком доверяет своему инстинкту и не умеет вовремя остановиться.

Чага похолодел, понимая, что мнение Ру об Ирте не оставляет шансов ему самому.

– Что вы сделаете со мной? – Чага неуверенным взглядом двинулся вверх по серому туловищу, разыскивая глаза, чтобы понять ответ.

Петля с его тела спала и втянулась внутрь Ру Флаа. От неожиданности Чага едва удержался на ногах.

– Иди за мной и сам узнаешь, Тим Граув.

Он сглотнул горечь и провел рукой по мешку на теле, собираясь с силами и гоня от себя пустые неясные надежды.

Они двинулись дальше. Теперь Чага шел сам. Серый проход вел с небольшим наклоном вниз, на стенах попадались пирамидальные наросты, каких он раньше никогда не видел. Это наверняка не сулило ничего хорошего, и он старался на них не глазеть, опускать взгляд, но кто-то любопытный и наблюдательный в его голове считал их, называл накопителями данных. Безмозглый червяк.

Внезапно Ру Флаа скользнул вправо. Перед Чагой открылось освещенное белым мигающим светом и огромное, как Ниша Пира, пространство.

– Нет, – прошептал Тим, оседая на пол.

– Узнаешь свою игрушку, землянин? – бархатно, словно Ирт, пропел Ру.

– Нет! – Тима отчаянно замотал головой.

Он не хотел возвращаться к памяти мертвого контр-адмирала, но его безжалостно втолкнули в нее… От красавца-шаттла, спустившегося с «Сияющего» на Орфорт, осталась одна тусклая, местами почти растворившаяся скорлупа. Мутные сизые и черные пятна текли по его когда-то идеальным фасетчатым бокам, свисали бурыми водорослями с гигантского хвостового киля. Шаттл будто тонул в омерзительных фиолетовых бурунах под весом собственной былой мощи. Или это они лепились друг на друга, пытались поглотить машину, высосать из нее остатки жизни. Впрочем, на Стене Флаа бессмысленно сопротивляться, только трансформируясь здесь можно избавиться от страданий. Стать частью Великого движения соков.

– Не узнаю, – упрямо прошептал Чага.

– Посмотри внимательнее, Тим Граув.

– Я… я не хочу, – он опустил глаза и уставился на серо-фиолетовый грунт, на собственную дрожащую на нем руку.

Может, и его затянут буруны. Быстро-быстро и совсем не больно.

– Посмотри на меня, – голос Ру стегнул плетью, и Чага дернул вверх голову.

Открывшиеся на стволе глаза были пронзительные, страшные, такие же, как у Ирта, только в почти человеческом белке плавала розовая продолговатая радужка с неровным, точно клякса, зрачком.

Ру любил розовый, а Хозяин – багровый.

– Сейчас ты встанешь, зверушка, и пойдешь со мной к своему кораблю. И я отправлю тебя в космос. В мерзкую пустоту, из которой ты явился. Ты просто исчезнешь.

Тим почувствовал, как в груди собрался и начал толкаться истерический смех, он вытеснял Чагу и его страхи.

– Отправишь меня на этом? На этом нельзя улететь, изоморф!

Ру помолчал, внимательно рассматривая Тима Граува.

– Ты прав. На этом – нельзя.

Тим затих, стараясь избегать нечеловеческого розового взгляда.

– А ты не такое простое существо, землянин. Теперь я понимаю, почему Ирт настолько в тебя пророс. Ответь мне правду, что бы ты хотел: улететь, остаться с моим сыном или умереть?

Тим открыл рот, чтобы ответить, но ответ не находился. Он бы хотел умереть раз и навсегда, чтобы не видеть скорлупу своего корабля. Он бы хотел улететь и кувыркаться в черноте космоса, как можно дольше, среди холодных звезд, пока легкие не взорвутся в тысячи кровавых ошметков. Он бы хотел остаться, чтобы быть частью Хозяина и кричать от боли в теплом коконе его жажды. Он бы хотел угадать, что хочет услышать от него Ру… Пройти проверку.

– Я так и думал. Ты не знаешь, чего хочешь. Рауд хочет смерти, медергом влажных испарений. Изоморф может трансформироваться, но на каждом этапе трансформации он знает, что ему нужно. Землянин – опасная тварь. Его тело не меняется, но внутри – нет ничего определенного. Ты – как тысяча безмозглых существ, запертых в мертвой коре.

– Нет… это не так, – замотал головой Чага.

Но как? Он не знал ответ, только чувствовал, как его окатила холодная волна ужаса от мысли о том, что он не прошел проверку.

– Молчи и иди за мной. А то я оторву твои ноги и потащу за жалкую шею.

Дальше все произошло как в повторяющихся безысходных снах, которые навевали Ниши Перерождений.

Они приблизились к шаттлу, и Ру коснулся отростком затянутой серостью поверхности. Чага опять увидел, как крошечные прозрачные существа, такие же, как окружали его когда-то в изумрудной ванне, проступили на фюзеляже и заскользили к Ру, к его конечности, на которой исчезали, растворялись с едва слышным шипением. Внезапно очистившийся и совершенно целый люк шаттла опустился, открывая внутренности.

Тим зажмурился и сделал шаг назад, ему не хотелось вспоминать тех, кого он видел внутри последний раз и одновременно он боялся обнаружить там чужое, оскверняющее его больную память присутствие: Онея, гоняющего шестиногого жура по своей шкуре, Угруга, поглощающего древесных пищалок, Хозяина с тремя плетями вместо рук.

Но внутри оказалось пусто, совершенно стерильно и мертво.

– Я теперь знаю все про твою машину, зверушка. Могу ей управлять, знаю, как направить ее на твою планету. Она не сломана и не съедена, как ты думаешь. Она в паутине мудрости Стены Флаа. Уродливая мертвая материя. Но я не собираюсь спасать такое жалкое создание, как ты, состоящее из одних отростков и не знающее собственных желаний. Я просто выплюну тебя подальше.

– Капсула… – прошептал Чага мысли капитана Граува.

– Кажется, у вас она называется капсула спасения? – Ру зашелся издевательским скрипом веселья. – Только полетит она не на Землю. В другую сторону и как можно дальше от Орфорта.

Мощный удар обрушился на тело Чаги, и он оказался на ложементе, вдавленный в него, закручиваемый безжалостными ремнями.

– Нет! – закричал он, чувствуя ужас от рвущихся внутри него больных, вросших в вены и кровь связей: от видения Ирта, который ищет его белесыми, пылающими холодом глазами где-то очень далеко наверху, на покрытых мхом скалах.

Ложемент въехал в боковой отсек, который тут же начал схлопываться спасательной капсулой вокруг обрастающего защитной массой ложемента Чаги.

Все происходило быстро, слишком быстро, как будто Ру Флаа отдавал мыслеприказы или сам превращался в капсулу вокруг его тела.

– Слишком поздно, чтобы остаться, землянин, – услышал он режущий скрипом голос.

Капсула резко рванула вверх, выдавливая воздух из легких. Чага подумал про Скалы и про туннели, которые не должны выпустить его, но ледяная чернота захлестнула, вытесняя сознание.

Позже, вечность спустя, Тим снова почувствовал холод. Сначала он думал, что умер, хотел этого. Но потом у сердца появилась горячая точка, она разрасталась, толкала вверх. На свет. Этому теплу и желанию жить – невозможно было сопротивляться.

И Тим вынырнул.

Ирт смотрел на него сверху, навалившись на ограждение ледяного водоема. В светлых глазах ходили тени тревоги.

* * *

Зверушка опять пыталась сбежать. Бросилась в переходы человеческих ниш, а потом еще и спрыгнула в ледяную дырку. В белых смешных тряпках.

Гнилой медергом!

Когда же Чага врал ему, пожри его Просторы!

Когда снял свою невидимую пленку и сразу стал пахнуть сладко, как и раньше, и смотрел влажными глазами? Видно было, что мечтал о ростках в своих кровяных внутренностях. Или врал, когда важно расхаживал по тесной Нише мертвых превращений, показывал украшения на отросших пальцах? Говорил нагло, задирая вверх смешной человеческий подбородок.

Нет, его зверушка не могла врать, она никогда не врала на Орфорте. А здесь? Земля что-то испортила в нем, отравляла слабый мозг испарениями мертвых вещей.

И вот теперь вид у него был отравленный, – он смотрел на Ирта из дырки, судорожно вдыхая воздух сквозь посиневшие губы. Над тонким носом появилась напряженная складка, а в глазах отражалась какая-то неясная дрянь.

Ирт на мгновение задумался, подбирая слово из бродящего в его соках человеческого языка. Тоска. Это слово – тоска. Когда из Просторов возвращаешься с пустыми, голыми ростками. Когда не с кем слиться в Поясе Холода.

Ирт пожрет своего Чагу, разорвет его плоть – пусть земная зверушка не тоскует от одиночества.

Он выбросил свои ветви, обхватил мокрые плечи и шею и дернул на себя тоскующего дружка. Сейчас Чага был открыт – у холодной кожи не ощущалось упругого давления силового поля.

Моча пещерных червей! Сквозь эту невидимую пленку не проходили и тончайшие ростки – она была самым уродливым созданием землян!

Флаа поставил Чагу рядом с собой, удерживая на месте. Синеватые губы беззвучно шевельнулись, но уродливая пленка не возникала, не отталкивала Ирта. Он скользнул ветвями по облепившим лицо волосам, по щеке и шее.

Бешеные клетки ростков рвались наружу, увеличиваясь, меняя форму. Он давил яростную пульсацию в центре своего туловища, чтобы удержаться, не войти в Чагу одним толчком. Не сейчас.

Ирт Флаа теперь на охоте в чужих смердящих мертвечиной Просторах и должен получить свою зверушку целиком. Без остатка. Без потерянного лоскутка. Поэтому нужно затаиться и ждать.

– Это не гостиница, дружок? – сказал он, мягко выдыхая воздух из пор, как делал это Ру, когда хотел кого-нибудь успокоить.

– Не гостиница, – ответил Чага и зачем-то провел рукой по своей невзрачной одежонке. Хотел разгладить? Спустить вниз струи сырости?

– Тебя согреть, мой Чага? Прямо сейчас.

Инстинкт подсказывал Ирту, что не стоит менять форму, когда рядом ползают другие земляне. Но здесь, у ледяной чаши, не было никого.

– Нет, – Чага яростно мотнул головой, и холодные капли полетели в Флаа. – Называй меня Тим. Это мое имя.

Имя твари, спустившейся из космоса. Вместе с другими такими же тварями. Моча пещерных червей! Даже искры Богов тогда взметнулись вверх из Просторов. Исполнилось предсказание, в которое Ирт никогда не верил, и они порвали их всех. Кроме одного опытного экземпляра. Его звали Тимоти Граув, и он стал зверушкой Флаа.

– Тим, – Ирт насмешливо растянул губы.

В имени была упругость и непроницаемость силового поля. Чага хотел загородиться этим именем. Но на Просторах любой щит может обернуться против тебя самого. Нужно уметь держать форму и ждать.

Ирт свернул пульсирующие у поверхности тела ростки.

Пусть тот, кто мнит себя Тимом Граувом, тоскует, потому что его не трогает Хозяин. Такого открытого и доступного. Пусть сам, забыв свое имя, приползет, прижмется ко мне.

– Так что это за Ниши с переходами и ледяными ваннами, Тим? Покажешь?

– Это? – Чага нервно дернул плечом. – Рекреационный комплекс. Люди приходят сюда развлекаться и отдыхать, играть в разные игры.

– Развлекаться во льду? – Ирт поднял брови, изображая интерес. – И ты развлекся?

Чага нахмурился, и в синих глазах мелькнуло нечто острое… Гнев? Ирт помнил это выражение Тима Граува, которое исчезло в Чаге без следа. Он подался вперед, всматриваясь в зверушку, снова такую незнакомую.

– Какая разница? Тебе же нужно в гостиницу, Флаа.

Гнев проглядывал сквозь плотно сжатые губы и слегка прищуренные глаза. Где-то внутри Чага весь переменился, стал Тимом, но его форма осталась прежней. Кроме глаз. Это было невыносимо притягательно. Его хотелось втянуть, впитать в себя без остатка. Запечатать в тело и срастись с ним. Но и Чагу, и Тима это бы только убило, сделало куском мертвечины, а не частью Ирта.

– Я подожду, если ты хочешь развлечься, – сказал он опять мягко, на выдохе пор. И уменьшился в росте, ширине плеч – чтобы его сладкий дружок поверил в готовность Охотника ждать.

– К тому же мне интересно узнать, как ты развлекаешься в Нишах Земли.

И Тим рассмеялся во весь голос. Теперь в его глазах плескалось безумие. Не такое нежное, как у Чаги, совсем другое – с оттенком гнева и ярости. Он откинул назад голову, а темные мокрые пряди волос так и остались приклеенными ко лбу.

– Как я развлекаюсь! Я разучился развлекаться, с тех пор как стал Чагой. Поэтому избавь меня от своих игр, Ирт. Мы пойдем в гостиницу, и ты продырявишь меня проклятыми щупальцами!

Тим ударил его в грудь открытой ладонью. Так сильно, что Ирт качнулся и чуть не потерял равновесие. Зверушка развернулась и пошла прочь. Чуть раскачиваясь на ходу и никуда не спеша.

Чувствуя, как растет взбесившееся тело, как наливается багровым цветом человеческая одежда, Ирт смотрел на тянущуюся вслед за Тимом Граувом цепочку мокрых следов.

Гнилой медергом!

Он не потащится за ним вслед, но все равно найдет своего Чагу по запаху, где угодно. Такого открытого и беззащитного. Он порвет эту тварь, что бы там ни произошло.

Не сегодня. Завтра. На Луне.

Может быть…

* * *

Ирт шел медленно, в размеренном ритме передвигая две человеческие конечности. Он не смотрел ни на мелькающие под ногами огни, ни на людей с их мертвой мишурой вокруг тел. Он двигался на запах, в котором был страх и горечь обреченной зверушки. Было и другое, чего он пока не мог определить, и эта неясность только разжигала жажду.

У высокого ствола сооружения он остановился и задрал голову. Он мог взлететь, изменив тело, а мог подняться, как двуногая тварь с Земли.

Ладья для подъема была пустой, и Ирт шагнул в нее, не касаясь шестов вдоль борта. Она начала плавно подниматься, притормаживая у каждой очередной Ниши, которые висели друг над другом.

Ниши гостиницы отличались формой и цветом, но все были сделаны из того, что люди называли деревом, убитым и высушенным до каменной твердости.

Тим забрался в самую высокую Нишу, и Ирт терпел зависание ладьи у каждого входа, у полукруглых и квадратных, двойных и одинарных дверей. Несколько Ниш ладья пропустила, видимо, они были заняты человеческими выползнями.

На самом верху Ирт шагнул на короткий тесный мостик, тянущийся стеблем из распахнутого проема. Ниша, в которую зашел Чага, оказалась очень легкой и чуть покачивалась на воздушной подушке, пока Ирт шел к входу. Ее сплели из ветвей, как блюдо для высушенных раудов на Орфорте.

Внутри был полумрак, и у выреза в стене виднелась белая фигура. Тим стоял спиной к входу, смотрел куда-то в сторону водных Просторов. Гигантских водных Просторов Земли, каких не было на Орфорте, густо оплетенном рукавами широких и узких рек.

Ирт приблизился к Чаге так же медленно и размеренно, как шел к гостинице.

Он должен удержать в себе разбухшие, требующие немедленного яростного нападения сгустки энергии и ростков.

Притворяйся, притворяйся. Иначе невидимая плеть хлестанет и вырвет добычу.

Он подошел сзади и обвил частью самого себя окаменевшую зверушку.

– У меня только одна одежда, – глухо сообщил Тим.

– Помочь снять?

– Иди к черту, изоморф! – голос осип на последнем звуке, выдавая жажду и страх Чаги.

Хотел бы я взглянуть на этого черта. Наверное, он внизу, под городом, среди настоящих, живых Просторов.

Ирт продолжал меняться, обвивая не податливое, но и не сопротивляющееся тело. В белом, все еще влажном одеянии.

Если он окажется на грани, то ты получишь электромагнитный разряд…

Он не окажется. Пока.

Я войду мягко и нежно, как режущий луч. Сначала в шею, где так много переполненных кровью вен, где он так чувствителен, потом переберусь ниже, где в нежном тепле плоти бьется испуганным зверьком сердце.

Проникая в Чагу медленно и осторожно, Ирт почти терял ощущение их разделенности. Ему казалось, что он вот-вот вырвет из дрожащего внутри него человека тайну неизменности и постоянных трансформаций, которые отражались только в его странных необыкновенно синих глазах.

Ты пророс в него, Ирт. Пророс гораздо глубже, чем думаешь сам.