Бывало, с наступлением весны в живописных предгорьях Австрийских Альп владельцы дач и загородных вилл приступали к ремонтно-восстановительным работам в своих владениях: обновляли фасады домов, красили заборы, беседки и киоски, вставляли стекла выбитых окон, сажали цветы и декоративные кустарники. С утра до вечера отовсюду слышался стук молотков и пение пил, к чудесному аромату только что распускающихся почек примешивались резкие запахи прелого навоза, развозимого по огородам, кипящей смолы от асфальтированных дорог, едкого дыма, клубящегося при сжигании прошлогодней пожухлой листвы и всякого иного мусора. Не так началась весна 1945 года в Верхней Австрии. Большинство дач и загородных вилл в окрестностях Линца пустовало, словно их владельцы собирались вовсе отказаться от привычки с наступлением лета покинуть душные городские дома и квартиры и жаркое время года проводить на лоне природы. Виною тому была война. Никто не знал, что будет с ним через месяц, через неделю и даже через день. Фашистские газеты и радио изо дня в день рассказывали всякие небылицы о Советской Армии, а она быстро приближалась к Австрии. Обывателю казалось, что встретить русских в городе, где много своих, гораздо безопаснее, чем в сельской местности. Поэтому он не готовится к дачному сезону. Правда, были и оптимисты. Они не опасались русских, а, наоборот, с нетерпением ждали их прихода.

По всему тому, что делалось на бывшей даче Красавчика Хубера, нынешнюю ее владелицу, фрау Крамер, казалось, можно было причислить к таким оптимистам. На этой даче, которую близкие друзья хозяйки в шутку прозвали «Магдебургом», с утра до позднего вечера визжали пилы, стучали топоры, строгали рубанками, сверлили, кололи, копали землю, привозили кирпичи, черепицу, шифер, бревна, доски и другие строительные материалы; садовник со своими помощниками белил известкой стволы фруктовых деревьев, очищал их кроны от засохших сучьев и лишних веток. Словом, работа кипела, как в добрые старые времена. Трудились тут главным образом так называемые иностранные рабочие, то есть трудоспособные люди, насильственно доставленные в Германию из оккупированных стран для использования в качестве дешевой или же вовсе бесплатной рабочей силы. Так числились по документам, оформленным Альфредом Рунге у бургомистра, эти плотники, садоводы, землекопы и кровельщики. Фактически это были командиры и бойцы Интернационального партизанского отряда. Руководил работами Герберт Гросс, которого по рекомендации Альфреда фрау Крамер зачислила на службу в качестве управляющего дачей, а в шутку называла «бургомистром Магдебурга».

Чтобы предупредить возможные столкновения партизан с нарядами полиции и патрулями эсэсовцев, которые время от времени обходили районы богатых дач, Рунге пришлось больше жить в «Магдебурге», чем в городском доме у Магды. Сама фрау Крамер к покупке дачи сначала отнеслась довольно холодно, но, увидев, как там кипит работа, не только примирилась с необходимостью взваливать на свои слабенькие плечи лишние хлопоты и заботы, но даже увлеклась новой ролью рачительной хозяйки и то и дело начала вмешиваться в дела ремонтников, предъявляя к ним все новые и новые требования. «Рабочие» обращались с ней почтительно, ее замечания выслушивали с самым серьезным видом и всегда стремились учесть ее вкусы и пожелания, хотя ее требования и указания не всегда бывали разумны и выполнимы, а порою даже нелепы! Впрочем, она скоро поняла, что молчаливое согласие рабочих с ее причудами объясняется их добродушием, а не привычкой раболепствовать перед хозяевами. Сознание этой особенности их взаимоотношений укрепило в Магде чувство доверия к окружающим ее людям, и она все чаще и чаще оставалась на даче не только на день, но и на ночь.

Побывали на даче и ее родственники и знакомые. Особенно часто приезжала сюда Фанни. Ведь только здесь она чувствовала себя среди своих, только здесь могла встречаться с любимым человеком. Когда не было Магды, а раза два даже в ее присутствии Фанни уводила Турханова в глубь сада или в ближайший лес, зеленой стеной стоявший вдоль высокого берега Дуная, и часами оставалась там, наслаждаясь пробуждающейся от зимней спячки природой в обществе любимого человека.

Профессор Вагнер первый раз приехал на дачу вместе с дочерью. Уединенный дом, своим видом напоминавший средневековый рыцарский замок, очень понравился старику. «Располагая надежной охраной, тут можно чувствовать себя в безопасности даже тогда, когда в связи с приближением фронта будет нарушен обычный порядок, – решил он, осмотрев дачу как снаружи, так и изнутри.- Надо» будет поговорить с Магдой и Альфредом, не согласятся ли они укрыть меня здесь, если красные нападут на Линц».

Рунге без слов согласился с таким предложением, но Магда ответила не сразу.

– В случае приближения красных к нашему городу, мне кажется, тебе лучше отсидеться в своей лаборатории под охраной зондеркоманды. Незамеченной не проберется туда даже мышь, а к нам может ворваться любой мародер, – задумчиво произнесла она.

– Это так, – согласился отец.- Но если появятся люди, специально ищущие встречи со мной вопреки моему желанию, то, мне кажется, от них легче будет укрыться здесь, чем в моей лаборатории. А чтобы обезопасить себя от нападения мародеров, я мог бы выделить для охраны дачи несколько человек из зондеркоманды.

– Это было бы весьма кстати. Пока дачу охраняют два фольксштурмовца из моего отряда, – сказал Рунге.

– Какие фольксштурмовцы? – удивилась Магда.

– Герберт Гросс – наш управляющий, который одновременно является командиром минометного отделения. Пока в отряде не получены минометы, я временно попросил его исполнять обязанности управляющего. Он охотно согласился и находится здесь вместе со своим вестовым, – объяснил Альфред.

– Вот и прекрасно! – воскликнул -Вагнер.- В случае надобности я передам его в распоряжение пару автоматчиков. Надо только их предупредить, чтобы без нашего ведома чужих на дачу не впускали.

– Само собою разумеется, – согласился Рунге.- Грабежи и убийства обычно происходят в период безвластия, когда обороняющиеся войска оставляют свои позиции,.а наступающий противник еще не успел закрепиться на захваченной территории. Вот тогда и бесчинствуют мародеры. Но мы, фольксштурмовцы, в своем районе не допустим беззакония. Нарушители порядка будут расстреливаться не месте, как требует инструкция. Думаю, начальство не станет возражать, если мне придется использовать часть своего отряда для защиты моих близких и их имущества.

– Можете не сомневаться в этом. Фольксштурм создан как для помощи действующей армии, так и несения полицейской службы в прифронтовой полосе. Я поговорю с бургомистром. Кажется, его- дача тоже находится где-то поблизости. В таком случае он наверняка попросит часть отряда для ее охраны. Как видите, интересы у вас общие, поэтому договориться будет не трудно.

Забегая вперед, следует сказать, что предположение Вагнера оправдалось полностью: бургомистр разрешил Рунге сформировать специальное подразделение из 20- 30 человек для охраны дач. Рунге поручил это дело Герберту Гроссу, а тот по договоренности с подпольным комитетом включил туда членов коммунистической партии и других антифашистских организаций. Таким образом под видом фольксштурма легально начал действовать целый взвод-»Интернационального партизанского отряда.

Наконец побывал на даче и Рудольф Иммерман. Он приехал в воскресный день вместе с Фанни, которую все еще считал своей невестой. Впрочем, сомневаться в этом у него не было оснований, так как по совету командования партизанского отряда девушка делала все, чтобы усыпить бдительность шефа. «Не раздражай его, не спорь с ним, продолжай разыгрывать из себя преданную нацистскую патриотку. Пусть он думает, что ссора профессора с руководителями концерна нисколько не отразилась на ваших отношениях. Пусть он по-прежнему продолжает надеяться сделать тебя своей супругой, а когда наступит время, мы ему укажем на его место в помойной яме истории», – говорил ей Турханов. Она старалась как могла, и не без успеха.

Иммермана на даче приняли весьма любезно. Сестры ухаживали за ним, старались предупреждать его желания, а чтобы он не скучал, к обеду пригласили семьи бургомистра и нескольких общих знакомых, благодаря чему обычный обед незаметно превратился в нечто среднее между банкетом и веселой пирушкой: провозглашали тосты, пили и ели, слушали музыку, танцевали. Особенно отличились дочери бургомистра: они хорошо пели, играли на рояле, танцевали. Причем если Рудольф не догадывался приглашать на очередной танец кого-нибудь из них, то они сами приглашали его. Так что в конце концов Фанни даже «приревновала» его к младшей из них, что весьма понравилось Иммерману.

Но хотя шеф гестапо веселился наравне с другими, однако не забывал и о своих профессиональных обязанностях: раза два обошел все внутренние помещения дачи, заглянул даже в подвал и кладовую, заговаривал с управляющим и прислугой, высматривал, выслушивал, что-то прикидывал в уме, что-то запоминал для себя.

– Должно быть, немалые деньги вложили вы в это дело, вон какое строительство развернули, – сделав жест изумления, спросил он у Рунге.- Не боитесь, что все это пойдет прахом?

– Я предостерегал Магду, но она слушается отца больше, чем меня, – скромно потупив глаза, ответил Альфред.- Дача куплена на деньги профессора, а документы оформлены на имя дочери. Она считает, что войну легче переждать вдали от крупного города.

– Разве вы не собираетесь эвакуироваться, если фронт приблизится к Линцу?

– Лично я лишен такой возможности. Ведь отряды фольксштурма должны обеспечить безопасность в период эвакуации городов, транспортных узлов, военных складов и промышленных предприятий. Если я и покину этот район, то одним из последних, – вздохнул Рунге.

«Вот оно что, – подумал Иммерман.- Очевидно, они решили всерьез обосноваться здесь. Конечно, здесь легче раствориться среди местных жителей, чем в городе. Вот почему профессор не пожалел денег».

– Знаете, дорогой Альфред, мне пришла в голову интересная мысль. Не зайдете ли вы ко мне завтра эдак часов в десять-одиннадцать? Посидим, потолкуем и, может быть, что-нибудь придумаем дельное на случай серьезных изменений в положении на фронтах.

– Охотно заеду к вам, – согласился Рунге.- Меня самого кое-что давно беспокоит. До сих пор мы с вами держались вместе думаю, в наших интересах сохранить эти добрые отношения.

– Сказано превосходно. Я такого же мнения, – хитро улыбаясь, проговорил Рудольф.