Паровозный гудок прервал это странное свидание. Элизабет понимала, что надо поскорее- уйти, но все продолжала стоять на месте, пожирая полковника своими огромными глазами. Ей хотелось еще немножко побыть вместе с ним, но обстоятельства были против нее. Послышались голоса, в коридоре забегали люди. В любую минуту они могли появиться и здесь. Надо было поспешить. Она достала маленькое зеркальце, поправила прическу, напудрила свой птичий носик, подкрасила губки и последний раз окинула Турханова опечаленным взглядом.
– Прибыл железнодорожный состав, сейчас начнется погрузка. До вечера вы должны покинуть Варшаву. До скорого свидания, мой дорогой! – сказала она.
Полковник молча проводил ее до двери, а потом подошел к окну и выглянул на улицу. На трамвайных путях стоял санитарный поезд. Крыши и стены вагонов помечены были красными крестами. Погрузка уже шла полным ходом. Тяжелораненых и больных, не способных двигаться самостоятельно, санитары подносили к вагонам на носилках, выздоравливающие, ковыляя на костылях или же с большим трудом, прихрамывая, подходили сами и занимали места по указанию дежурного врача.
Послышались шаги из коридора, тут же открылась дверь, и на пороге показалась дежурная сестра.
– Соберите личные вещи и следуйте за мной! – приказала она.
Турханов с грустью оглядел помещение, в котором он провел больше месяца в обществе незаурядного человека, каким несомненно являлся профессор Флеминг, и последовал за сестрой навстречу неизвестности. По широкой парадной лестнице они спустились на первый этаж, прошли мимо больных, толпившихся в вестибюле, и подошли к дежурному врачу. Сестра что-то сказала ему полушепотом.
– Турханова? – переспросил тот. – Поместите вместе с командой охраны в последний вагон. Там для него приготовлено специальное купе.
Сестра повела полковника в хвостовой вагон эшелона и сдала начальнику караула прямо из рук в руки. Вагон оказался арестантским. На окнах красовались стальные решетки, двери запирались на замок и открывались ключом, который находился в руках начальника охраны. Турханова отвели в крайнее купе.
– Нажмите на эту кнопку, когда появится надобность выйти из купе, – показал начальник охраны на еле заметную кнопку рядом с дверью. – Без разрешения сопровождающего санитара нельзя покидать купе.
Затем закрылась дверь, щелкнул замок, и полковник из положения госпитализированного больного перешел на положение обычного военнопленного. Как и было намечено, в два часа пополудни поезд медленно тронулся в путь-.
Расстояние от Варшавы до Кракова санитарные поезда покрывали за 8-10 часов. На сей раз поезд продвигался со скоростью черепахи. Немцы торопились вывезти из Польши все, что в свое время было награблено в Белоруссии и на Украине. Поэтому железнодорожные станции до отказа были забиты, из-за чего даже санитарные поезда останавливались почти у каждого семафора, а на станциях приходилось простаивать часами. К тому же советская авиация своими налетами на узловые станции совершенно дезорганизовала работу прифронтовых железных дорог. Вот почему состав с эвакуируемым военным госпиталем прибыл в Краков только на третий день.
Неразбериха царила и здесь. Предполагалось, что начальник госпиталя, вылетев из Варшавы на самолете, встретит эшелон в Кракове и организует выгрузку больных. Однако измученный персонал госпиталя такой встречи не дождался. Хуже того, никто из представителей местных властей о предстоящем прибытии военного госпиталя своевременно не был осведомлен, а следовательно, не позаботился о подготовке помещения. Чтобы выяснить это печальное обстоятельство, потребовалось больше шести часов дорогого времени. За это время в городе три раза объявлялась воздушная тревога. Санитары и младший медперсонал совершенно выбились из сил; постоянно перетаскивая тяжелораненых с поезда в привокзальные бомбоубежища и обратно. Наконец глубокой ночью поступило распоряжение направить эшелон с госпиталем в город Ческе-Будейовице.
С разрешения сопровождающего Турханов вышел в коридор. Из открытой двери первого купе одиноко струился ровный свет электролампы. Турханов осторожно подошел туда. За маленьким столиком сидела дежурная сестра. В руках она держала какую-то книгу, но глаза ее были устремлены куда-то вдаль.
– Доброй ночи, сестра! Разрешите обратиться к вам, – попросил Турханов.
– Что вам нужно? – не особенно ласково откликнулась сестра.
– Фрау Штокман, наша старшая сестра, провожая из Варшавы, сказала, что наш госпиталь переводится в Краков, а нас там не оставили. Куда же мы едем? – спросил Турханов.
– В протекторат Чехия и Моравия. В какой город- пока не говорят.
– О самой фрау Штокман ничего не известно?
– Почему вы спрашиваете меня об этом? – недоверчиво посмотрела на него дежурная сестра.
– Потому что она обещала прилететь в Краков раньше нас и встретить эшелон на вокзале. Ее там не было.
– Это все? Она вам больше ничего не обещала?
– Нет, не все. Она обещала рекомендовать меня в татарский легион.
– Забудьте о ней и о ее обещаниях. Самолет, на котором летела Элизабет, в Краков не прибыл, а пропал без вести.
– Как пропал? – притворился Турханов непонятливым.
– Полагают, что его сбили истребители красных.
– Жаль бедную Штокман. Какую тяжелую утрату понесла медицина! – с еле заметной иронией тихо, словно про себя, произнес полковник.
– Медицина действительно понесла тяжелую утрату, но не в лице Элизабет Штокман. На том же самолете летел профессор Флеминг. Вот кого действительно будут оплакивать нынешнее и будущие поколения, – смахнула слезу сестра.
Турханов вернулся в свое купе. Теперь он понял окончательно, что побег не удался. Надо было начать все сначала. Найти новых друзей, подыскать новые пути и средства для того, чтобы выйти на свободу…