Они были живы. Солнце светило изо всех сил, словно пытаясь возместить все дни своего отсутствия. Выглянула тёплая поздняя осень.

Дядя Фёдор рыдал в родительских объятиях посреди мира, который словно был дочиста помыт и заново раскрашен.

Мама отвлеклась на мгновение и очень внимательно посмотрела на Матроскина.

— Мне кажется, я должна тебя прикончить, вот прямо здесь и сейчас.

— Считаю долгом предупредить, что кот древнее и неприкосновенное животное, — сердито проговорил кот, — И ещё прошу занести в протокол, что я действовал исключительно из благих побуждений.

— Тут все действовали из благих побуждений, — пожал плечами папа, — даже этот…

Он указал на полуразрушенное бетонное строение.

— Пожалуйста! — взмолился дядя Фёдор, — Матроскин в самом деле хотел как лучше. Он мне никогда ничего плохого не желал…

— Никогда… никогда, — вмешался невесть откуда взявшийся воронёнок.

Мама рассмеялась. Дядя Фёдор вдруг понял, что он никогда в жизни не видел её такой радостной. Она отбросила в сторону Кремлёвский Скальпель.

— Хорошо, — кивнула она, — Будем считать, что все получили по счетам.

Шарик, он же Ирвен, вновь воплотившийся в теле собаки, замахал хвостом.

— Очень здорово! — обрадовался он, — А то я уже подумал, что мы опять друг-друга убивать начнём. А я больше никого убивать не хочу…

— Ты теперь свободен! — сказал дядя Фёдор, — Ты можешь вернуться домой.

— Я знаю, — кивнул Ирвен, — Только я никуда возвращаться больше не хочу. Я и так слишком часто возвращался. Я теперь помню кто я такой, я сам могу выбирать где и кем мне быть.

Мама осмотрела всех и спросила:

— Меня вот теперь только один вопрос волнует: кто придумал к нам послать телёнка? Мы бы без него ни за что дорогу сюда не нашли.

Мальчик только было рот открыл, как Матроскин его перебил.

— Это всё дядя Фёдор. Вы даже не представляете, насколько у вас талантливый сын растёт!

— Ну в этом мы как бы особо и не сомневались, — согласилась мама, — а теперь расскажите-ка мне вкратце, что тут произошло.

Дядя Фёдор, кот и пёс переглянулись. Матроскин начал:

— Профессор Сёмин занимался призывом с той стороны. Начал он с меня… я раньше живым был, а потом умер, а потом он меня вытащил в тело кота. Потом, похоже, он как-то исхитрился мальчишку внутрь трактора загнать, — тут Матроскин кивнул в сторону Митры, — причём не удивлюсь, если Иван Трофимович особо не дожидался, когда мальчик самостоятельно отойдёт. В это же время профессор с Председателем связался. Чем они занимались и чем это всё кончилось объяснять смысла нет, я думаю, вы сами всё видели. В это же время профессор Сёмин решил призвать в тело собаки какого-нибудь подходящего демона.

— И призвал меня, — хрипло вступил Шарик, — не знаю, что профессор себе там хотел, но Матроскин нарушил периметр построения. И я профессора убил. Я-то думал, что я после этого назад вернусь, но профессор использовал, этот, конкурентный…

— Рекуррентный призыв, — подсказал кот.

— Вот именно. В общем я не мог уйти. Вообще никак, ни по своей воле, ни по чужой. Ну и собачьи мозги всё-таки слабо для меня подходили. Так что для полного счастья с каждым разом я всё больше терял над собой контроль.

— А Председатель, тем временем, попытался достучаться до Богини-Матери самостоятельно. Расчёты-то от профессора Сёмина остались, но без самого профессора лично я бы не рисковал ими воспользоваться. Ну и, в итоге, пробил наш Председатель дыру в совершенно другом направлении — аккурат на ту сторону, — кот кивнул в сторону реки, — Почтальону нашему сразу из центра пришло указание: замкнуть деревню. Он и замкнул. И, в придачу, отдельно закрыл центр деревни с почтой, Председателем и его алтарём. Хорошо закрыл, основательно, Председатель своими силами так и не выбрался.

— Только перед этим Печкин предложил коту и Шарику… в смысле Ирвену, выбраться наружу, — вступил дядя Фёдор, — Матроскин успел к этому времени раздобыть число, чтобы можно было вернуться обратно. И он вернулся со мной. Он очень надеялся, что вы придёте за мной и как-то всё исправите.

Мама только лицо ладонью закрыла.

— Вот как такой умный кот мог оказаться таким безответственным идиотом? — спросила она.

— Но вы же пришли! — искренне воскликнул дядя Фёдор.

— Знали бы вы, чего нам это стоило! — сердито ответила мама, — И ты, дядя Фёдор, догадался же пойти за котом!

— Вы меня всегда учили, что о животных надо заботиться.

— Это потому, что больных и истощённых животных нельзя в жертву приносить, — без задней мысли заметил папа, — Нам, кстати, отсюда ещё выбираться надо, а этот кот выглядит откормленным и здоровым.

— Не надо меня в жертву приносить, — ощерился Матроскин, — тут ещё кур полно.

— А куры-то тут при чём? — не поняла мама.

Тут ей всё про тр-тр Митру рассказали.

— Значит нам надо на почту идти, искать адресную книгу! — оживился папа.

— Ты с дядей Фёдором останешься трактор чинить, — распорядилась мама, — кота тоже прихватите, он у нас, похоже, большой знаток электротехники, а до почты я и сама прогуляюсь.

И она пошла. С ней на всякий случай Ирвен отправился, а за ними всеми корова Мурка увязалась.

По дороге корова ненавязчиво Ирвена от мамы оттёрла и сказала:

— Разрешите-ка вас Римма… как вас по отчеству?

Мама особо не удивилась. С ней, когда ей надо было, разговаривало даже то, что по определению даром речи не обладало. А вот Шарик-Ирвен очень удивился.

— Мурка, ты что, разговариваешь?

— Не с тобой, мизогинный ты свинокобель! — прошипела Мурка.

Ирвен аж присел.

— Я вообще-то того, демон.

— Вот именно, порождение патриархальных верований, напрямую ассоциирующих знание и власть с мужским началом и, тем самым легитимизирующее андроцентрический нарратив.

Демон прокашлялся.

— Я, конечно, по интонации понял, что ты в виду имеешь, но вот…

— Заткнись, короче говоря… — отрезала Мурка и повернулась к маме, — в общем, очень мне надо с вами поговорить. Иначе наша история тест Бекдел-Уоллес не пройдёт.

— Замечательно, — отстранённо ответила мама, — и что от меня требуется?

— Как минимум, выслушать. Женских персонажей в истории — меньше двадцати процентов, не представлены этнические меньшинства и трансгендеры, не раскрыта интимная линия между почтальоном Печкиным и профессором Сёминым, половина женских персонажей является жертвами насилия, и автор растушёвывает сам акт насилия якобы сюжетной необходимостью, тем самым оправдывая его.

— Самое глупое, что можно было придумать, — заметила мама, — это пробивать коровой четвёртую стену.

— Именно! — радостно подтвердила Мурка, — насилие над животными! Я уже говорила, что я — веганка?

— Вопрос с гендерной предвзятостью будем считать закрытым, — сухо отрезала мама, пальцем проверяя заточку Кремлёвского Скальпеля, — а то женских персонажей тут может ещё меньше остаться.

Тем временем, они к почте пришли. Сейф нашёлся там, где сказал Печкин. И код к замку подошёл. И даже адресная книга внутри оказалась в целости и сохранности.

А тут и папа с дядей Фёдором и котом подоспели:

— Мы тр-тр Митру починили! — радостно заявили они.

На улице обречённо прокричала курица.

— Жаль только Печкина починить не удастся, — печально добавил дядя Фёдор.

— И правильно, — говорит Шарик. — Он такой вредный.

— Вредный он или не вредный, не важно. Без него мы, может быть, у нас вообще ничего бы не вышло.

— А я проблемы совсем не вижу, — выступил папа, — он ведь почтальон местный. Значит он связан с почтовым отделением. Мы его сейчас запросто обратно запросим. Тем более, что срок возврата ещё не истёк.

В служебном помещении, у дальней стены, грузовой лифт находился. Он был зелёный и железный, чем-то похожий на печку. Папа повозился немного с тумблерами и нажал на большую прорезиненную кнопку. Лифт загудел. Дверцы распахнулись и на пол кубарем вывалился почтальон Печкин.

Невесть как пробравшийся внутрь Слейпнир лизнул почтальона в лицо.

Печкин приоткрыл глаза.

— Папаня, — пробасил телёнок.

Почтальон оглянулся по сторонам. Посмотрел на Слейпнира, на Мурку…

— Там, в лифте, есть режим кремации, — прохрипел он, — Верните меня обратно, пожалуйста.

Мама и папа, не говоря ни слова переглянулись, и подняв Печкина под руки понесли его обратно в лифтовую клеть. Почтальон выкрутился и оттолкнул их…

— Вот так я и знал, что у вас всё семейство такое, без чувства юмора и сострадания.

— А вы… как вас? — начал папа.

— Игорь Иванович, — подсказал Печкин.

— Вы, Игорь Иванович, кажется, читали «Протоколы сельскохозяйственной магии» Курляндского. Первое издание, одна тысяча девятьсот тридцать четвёртого года.

Почтальон насторожился.

— Допустим, читал. А какого года издания я не знаю.

— Зато я знаю, — папа покосился на телёнка, — очень уж известно это первое издание. Там в одном ритуале опечатка очень смешная. Но иногда старательные студенты делают именно так, как написано. Недаром говорят, что Ремесленник должен быть не только небрезгливым, но ещё и внимательным.

Печкин опасливо посмотрел на Мурку. Мурка презрительно скосилась на почтальона.

— Ну, знаете ли, — сердито сказал он, — можете жаловаться в комитет защиты животных. И в Министерство, и в спортлото. Только если бы не эта опечатка, вы бы сюда ни за что не попали.

— Я не жалуюсь. Я констатирую факт, — ответил папа, стараясь не рассмеяться.

— Всё это, конечно, замечательно, только пора нам собираться, — сказала мама, — число у нас есть, трактор готов. Я думаю, что мы сможем всех наружу вывести.

— А я никуда не поеду, — заявил почтальон Печкин, когда они на улицу вышли, — замыкание стабилизировалось и я его изучать буду, прямо изнутри. Я, может быть, хочу главным специалистом по нему стать.

— И я никуда не поеду, — сказал кот Матроскин, — меня снаружи по косточкам разберут. А тут природа… буду мемуары писать.

— А я за ним присмотрю, — Ирвен подошёл к Матроскину, — а то знаю я его.

Мурка и Слейпнир уже куда-то сбежали, так что их даже уговаривать не пришлось.

— Ну что, дядя Фёдор, а мы с тобой поедем домой, — сказала мама, — тебе в следующем году в школу надо будет идти. Тебе учиться надо.

— Надо, — согласился дядя Фёдор и потупил глаза, — вот только ничему меня в школе не научат. Мне другая учёба нужна.

И он посмотрел за реку, на Большой Дом.

— Я хочу Ремесленником стать. И ещё я хочу Гришу найти.

Мама и папа посмотрели на него с удивлением и ужасом.

— Да, я про него знаю, — продолжил мальчик, — в общем, вы меня не уговаривайте, я сам всё уже решил, ещё до того, как вы нашли сюда дорогу.

Мама хотела было сказать, что это из-за папы он таким избалованным вырос, но промолчала. Потому что она была умная женщина и понимала, что иногда дети лучше понимают, что им нужно.

Папе хотелось во всём маму обвинить, мол это от неё ребёнок на ту сторону сбегает. Но он тоже был умным мужчиной и понимал, что на самом деле не от них дядя Фёдор уходит а за знанием. А всему, чему они могли его научить, они научили. И ребёнок у них вырос умный, трудолюбивый и любознательный.

У Матроскина аж свербело всё-всё высказать, что он думал о педагогических талантах родителей дяди Фёдора. Но и он промолчал. Потому что он прожил две жизни и ценил настоящую мудрость.

Все вместе они пошли вниз по улице, к реке. Они молчали — всё что можно было сказать, они уже сказали.

Дядя Фёдор шёл первым. За ним шли родители, а замыкали процессию Матроскин и Ирвен. Так добрались они до пирса.

Тут пёс подошёл к мальчику.

— Ты вот что. Ты запомни моё имя. Если что говори, что Ирвен Псоглавец тебе покровительствует. Лишним не будет.

Дядя Фёдор поблагодарил его, обнял всех и расплакался. А потом вытер слёзы и направился по скрипучим доскам.

В тумане над рекой воздух пришёл в движение, обратился белыми крыльями — будто лебедь опустился на воду и обернулся лодкой.

Папа сжал мамину руку. Матроскин вздохнул. Ирвен стоял неподвижно, на плече его сидел воронёнок.

Человек в брезентовом дождевике кивнул дяде Фёдору. Мальчик помахал на прощание рукой, спустился в лодку и осторожно сел на скамью.

Лодка даже не шелохнулась под его весом.