Одним вечером дядя Фёдор спрашивает Матроскина:

— Скажи, ты в травах хорошо разбираешься?

— Честно говоря, не очень, — отвечает кот, — ты лучше у Шарика спроси, он у нас на свежем воздухе последние годы провёл. А что ты хочешь?

— Я в одной профессорской книге нашёл рецепт.

— Уже плохо, но продолжай, — кивнул Матроскин.

— Написано, что это Зелье Мудрецов, которое даёт ключ к потаённым знаниям.

— А как ты думаешь, почему эти знания на ключ заперли?

— Да как обычно, — пожал плечами дядя Фёдор, — взрослые всё самое интересное на ключ закрывают. Папа книги запирает, мама — всякие штуки, которые она из командировок привозит. Тр-тр Митру тоже заперли.

— А ещё запирают трансформаторные будки, яды и взрывчатку.

— Вот и я говорю, всё самое интересное!

— Скажи, дядя Фёдор, слышал ли ты, что мужчины, это чудом выжившие мальчики? — поинтересовался кот.

— Я слышал, что знание — это сила.

— Угу, — мрачно промурлыкал Матроскин, — ума к ней, стало быть, не надо. Ладно, пускай лучше ты сделаешь глупость под присмотром, чем сам по себе. Тащи свой рецепт и зови Шарика. Будем твоё зелье варить.

Шарик как рецепт увидел, так и присел.

— Убить ты меня решил, дядя Фёдор. И себя, за компанию.

— Ну тут же просто собрать надо травы.

— И совсем не просто. Мандрагора — это не трава, это…

Тут за окном Тр-тр Митра нашёл забрёдшую на их участок курицу, и шум поднялся такой, что несколько слов из ответа Шарика мальчик не расслышал

— … причём, полный, — закончил пёс.

— Положим, скополамин лучше в чистом виде взять, — предложил Матроскин, — по крайней мере, мы дозировку сможем соблюсти. У профессора в аптечке как раз пузырёк был. И вот это, — кот потыкал когтем в страницу, — тоже можно заменить.

— А я такого у него не видел, — хмыкнул Шарик.

— А ты думаешь, что Иван Трофимович был заядлым филателистом? — поинтересовался кот, — с дозировкой всё под большим вопросом, но, по крайней мере, обойдёмся без плясок святого Витта и прочего эрготизма.

— Что насчёт вот этой травки? — спросил дядя Фёдор.

— Сироп от кашля, — разом брякнули кот и пёс. А потом с интересом посмотрели друг на друга и так же хором добавили, — главное, чтобы без парацетамола.

— Но вообще, что при таком сочетании произойдёт, одному Аллаху известно, — заметил кот.

— Так в книге же написано… — показал дядя Фёдор.

— А ты уверен, что этот рецепт записывали после того, как его попробовали, а не до? — поинтересовался Матроскин?

— Не попробуем — не узнаем, — ответил мальчик.

На утро они попробовали.

Дядя Фёдор аккуратно зачерпнул варево ложечкой, подул на него и проглотил. Посмотрел по сторонам. Зачерпнул ещё одну ложечку. А потом ещё одну.

Потом он посмотрел по сторонам, на кота, на пса и сказал:

— Кажется, мы что-то попутали с рецептом. Не работает оно.

Ещё раз осмотрелся. Добавил странным голосом:

— Здесь красивая местность!

И рухнул на пол.

— Так, Шарик, — распорядился кот, — будешь при мальчике сиделкой. Будет дёргаться — успокаивай, не давай ему себе навредить. Не знаю, куда он отправился, но это явно не Артек.

А сам Матроскин подцепил кастрюльку с зельем и понёс во двор выворачивать. Вот только, когда он в сенях за дверную ручку взялся, ручка эта начала извиваться и шипеть. Матроскин только и успел что удивиться напоследок и пожалеть, что для котов противогазов не делают.

Во двор он вывалился, распевая на мотив «Священного Байкала»:

Навстречу ему подкатился Тр-тр Митра. Матроскин ему отлил в приёмный лоток немного варева. И Мурку тоже угостил. А после он сидел на скамейке у дома, рисовал на песке бессмысленные орнаменты и нашёптывал в ритме танго:

И виделась коту Матроскину иная жизнь. В той жизни он мог бы стать самым лучшим шутом, но судьба пошутила круче. И он уходил по пылающим крышам, стреляя из люгера в тех, кому запрещено было смеяться над его шутками. Бежал по лестницам и коридорам, где сушилось бельё, плакали дети и ругались взрослые. В замызганной подворотне кто-то небритый, в шапке из бобика, зарычал на него:

— Матроскин! Матроскин! Вы тут что все с ума посходили?

Шапка ожила и откусила небритому голову. А потом открыла глаза. И голосом Шарика повторила:

— Ну дурак ты, Матроскин! Ты что с зельем сделал?

Кот огляделся по сторонам.

На кровати без чувств лежал дядя Фёдор. Шарик нависал над котом и тряс его за плечи.

— Эй, шкура, а ну возвращайся! Тут без тебя кранты.

Матроскин очнулся окончательно.

За окном раздавалась совершеннейшая какофония.

Мурка, плясала на задних лапах и распевала «Вхождение богов в Валгаллу» на несколько голосов сразу. Тр-тр Митра тыкался в стену и что-то нечленораздельно бормотал. И, что самое поразительное, посреди двора почтальон Печкин, сложив ноги в сукхасане, парил в полуметре над землёй и твердил нечто несуразное на санскрите.

— Допустим, корову помню, — почесал затылок Матроскин, — что с трактором, тоже понятно, а этот инструктор по астральной аэробике откуда взялся?

— А ты его сам пригласил, — сердито ответил Шарик.

— Чёрт! — рассердился сам на себя кот.

— Ага. Я уже собрался его… попортить, но тут его корова поцеловала. Взасос. И с тех пор он так и болтается, — рассказал пёс.

От Печкина избавиться оказалось проще всего: его ветром сдуло за пределы охранного построения. Так он, распевая мантры пополам с матерными частушками и скрылся из виду. А вот с остальными пришлось сложнее.

Мурка мычала Вагнера и металась по двору, пока не исхитрилась сама себя запереть в коровнике.

Трактор Митра ездил по непредсказуемой траектории. В какой-то момент, он наткнулся на Матроскина.

А наткнувшись, он раззявил приёмный лоток, которым кур ловил и Матроскин с ужасом посмотрел на все крючья, шипы и шкивы, которые находились внутри. И очень живо представил что будет, если внутрь попадёт что-то, скажем, размером с крупного кота.

Но Тр-тр Митра ничего с котом не сделал. Он только заговорил, неожиданно совсем детским голосом:

— Мама! Мама!

Матроскин медленно пятился назад. А трактор продолжал:

— Валюша! Мама! Кто-нибудь! Я ничего не вижу! Тут темно! Где мои руки? Мама! Ой, мама! Вот ты где! Почему ты от меня убегаешь? Мама! Ну стой же… Мама! Сестрёнка! Пожалуйста, не прячься! Я больше не буду тебя звать «рыжей, конопатой». Помогите мне, пожалуйста! Где мои руки? Мама, Валя, Валюшка, куда вы делись? Мама… мама… мама… мама… вставай… мама… ну вставай же… мама… зачем вы с Валей притворяетесь? Ну вставайте же… мне страшно… мне страшно… тут темно… он опять придёт. Он придёт. Он тут… мама… мама… Это Председатель… он пришёл за мной… помогите!

Потом он осёкся и заговорил уже своим голосом. Только безо всякого выражения, будто объявлял остановки в метро:

— Обнаружен разрыв сети пассивного режима работы коннектомы. Произвожу коррекцию. Сброс потенциала Р300. Сброс значений условно негативной волны. Обнуление девиантных стимулов.

И Трискелион Трисмегиста замер… глаза его с разновеликими зрачками блуждали из стороны в сторону.

Матроскин молчал.

Шарик что-то пробормотал себе под нос.

А тут и дядя Фёдор пробудился.

Вернее, он сел на кровати, с такой прямой спиной, будто выполнял физкультурное упражнение, и посмотрел куда-то вдаль.

— Первый из них пришёл, — сказал мальчик, — у него было много лиц. Мужские, женские, они все смотрели на нас. И это всё были его лица. Он тогда сказал: «Год прошёл, отдайте мне моё». Мама сказала: «это ты, папа, виноват», а папа спросил: «Что ты хочешь?». Он сказал: «Вы никогда не полюбите. Ваша жизнь будет пресной, как просвира. Вы будете давиться вашей жизнью, пережёвывать её день за днём и ничего не будет вам в радость. Но я сдержу своё слово». И тогда папа кивнул, а мама заплакала.

— Это вообще нормально? — поинтересовался Шарик.

— Да кто его знает, что тут нормально, — развёл руками кот.

А дядя Фёдор продолжал.

— И пришёл второй из них. Он был большой птицей, кружащей, кружащей… он сказал. «Второй год прошёл. Отдайте мне моё». И мама сказала: «я никогда тебе этого не прощу». А папа сказал: «Мы держим своё слово». И чёрный журавль сказал: «Женщина, чрево твоё отныне закрыто. Ты более не понесёшь, ибо вы исчерпали пределы нашего терпения. Но я сдержу своё слово». И папа промолчал. А мама заплакала.

— Может его разбудить? — опасливо спросил пёс.

— Не стоит, — ответил Матроскин.

— Наконец, явилась третья. Она была грозой. И она была красивой женщиной. Завывала буря. Нельзя было понять, она стоит между нас или занимает всё небо. Она сказала одно слово: Выбирайте». И папа показал на меня. А мама заплакала. Она заплакала в последний раз, и больше не пролила ни слезинки. Они приказали мне забыть. И я забыл. Я не знаю, кто такой Гриша. Я не должен знать…

Дядя Фёдор открыл глаза и спросил кота Матроскина:

— Кто такой Гриша? — а взгляд у него был направлен куда-то за горизонт.

Кот посмотрел на него спокойными мудрыми глазами. И ответил:

— Тебе приснился страшный сон, дядя Фёдор. Спи и ни о чём не думай. Мы с Шариком рядом. Всё будет хорошо. Теперь всё обязательно будет хорошо!

Дядя Фёдор опустил голову на подушку и заснул хорошим правильным сном. Ему снились папа и мама. И больше никого.