Мы с Лёшкой возвращались из школы домой и по очереди пинали по дороге ледышку.
— Эх, неинтересно как-то жить стало. Всё одно и то же, — вдруг посетовал Лёшка.
— А тебе каждый день праздник подавай? — усмехнулся я.
— Я не про праздники говорю, а вообще. Скукота, заняться нечем.
— Возьми и придумай что-нибудь, раз такой живчик.
— И придумаю. Вот стану думать днём и ночью и что-нибудь изобрету, может быть, даже великое открытие сделаю, — Лёшка горделиво выпятил грудь.
— Тоже мне изобретатель нашёлся! — засмеялся я.
— Да, представь себе изобретатель. Прямо сегодня возьму и изобрету что-нибудь.
— Спорим, не изобретёшь?!
— Вот приходи сегодня вечером, увидишь. А на что поспорим?
— На пять жвачек.
— Ладно. И не забудь прихватить их, когда ко мне пойдёшь, — предупредил меня Лёшка.
Весь оставшийся день я провёл в нетерпеливом ожидании вечера. Наспех сделал уроки, пропылесосил ковёр в гостиной, как обещал маме, и сбегал в киоск за жвачками. Но купил я их вовсе не из-за неуверенности в своей победе, а просто так, как говорится, на всякий случай.
Едва начало смеркаться, я рванул к другу. Когда Лёшка с сияющей физиономией открыл дверь, я понял, что жвачки купил не напрасно.
— Здравствуй, Мишенька. Проходи, дорогой, — ласково пригласил он.
Столь необычное обращение заставило меня насторожиться.
Я сдёрнул с головы шапку и принюхался. Пахло чем-то вкусным. Лёшка многозначительно кивнул:
— Раздевайся-раздевайся, швейцаров у меня нет. И дуй на кухню.
И сам скрылся за кухонной дверью. Скинув куртку, я поспешил за ним. К моему разочарованию, на столе было пусто, зато на огромной сковороде скворчала и пузырилась какая-то совершенно фантастическая масса. Она то упрямо вздымалась бесформенными горбами, а то вдруг бессильно опадала, громко лопаясь пузырями.
— Что это? — озадаченно спросил я. — Клей, что ли, столярный варишь?
— Сам ты клей, — проворчал Лёшка и, схватив сковороду за деревянную ручку, перенёс на стол. Я едва успел сунуть под неё подставку.
— Пробуй!
Я с опаской уставился на непонятное месиво.
— Может, всё-таки сначала скажешь, что это?
— Ешь, не бойся. Это моё личное изобретение, — похвалился Лёшка, — называется «Расплавленный снег».
— А разве снег плавится? По-моему, он просто тает.
— Вот чудак! Это же поэтическое название. К слову сказать, я однажды ел торт «Ночной полёт», не станешь же ты утверждать, что торт, будто Баба-яга, летает по ночам. Ну если тебе такое название не нравится, можно назвать и по-другому, например, м-м… «Белая неожиданность». Да ты пробуй, пробуй.
Я взял ложку и подцепил нечто, похожее на тягучее тесто.
— Ну как? — нетерпеливо спросил Лёшка, не дав мне донести вилку до рта.
Я глубокомысленно пожевал. Что-то мне эта смесь напоминала. Но я не мог понять что.
— Нравится? — засмеялся Лёшка и поддел вилкой изрядную порцию.
— Вкусно, но что это?
— Отгадай!
— Не знаю.
— Сдаёшься?
— Сдаюсь.
Лёшка постучал вилкой по сковородке и гордо объявил:
— Сыр жареный!
Я опешил.
— Батюшки! Да разве сыр жарят?!
— Нет, конечно. Это моё собственное изобретение. Никто, кроме меня, до этого недодумался.
Я неопределённо покрутил головой:
— Ну и ну!
— Ладно, — соскочил со стула Лёшка, — вот тебе ещё одно изобретение.
Он поставил передо мной сахарницу, в которой белела масса, отдалённо напоминающая ту, что оставалась в сковороде.
Я насторожился:
— Что, опять сыр?
— Ничего подобного.
Я осторожно попробовал и этот продукт.
— Сгущёнка, — сразу угадал я. — И ещё зачем-то сахар-песок в ней.
— «Зачем-то», — передразнил Лёшка. — Затем, чтоб вкусней было.
— И правда, так вкусней, — согласился я. — Но больно уж сладко, аж тошнит.
— Ещё бы не тошнило, — полбанки умял.
Я отодвинул сахарницу в сторону и спросил с безразличием:
— Ну что, повар-изобретатель, кончились твои сюрпризы?
— А этого мало? — взвился Лёшка. — Подожди, я ещё столько всего напридумываю — закачаешься.
— Сыр поджарить каждый может, — иронически сказал я, — ты какую-нибудь техническую штуковину придумай, чтоб людям на пользу.
— Придумаю и техническую, — задумчиво закусил губу Лёшка. — Завтра приходи.
На следующий день я снова поспешил к своему другу — кандидату в лауреаты Нобелевской премии, однако Лёшки дома не оказалось.
— У соседского парнишки он, — объяснила Лёшкина бабушка.
Я позвонил в соседскую квартиру. Дверь открыл белобрысый мальчишка на голову ниже меня.
— Чего надо? — не церемонясь спросил он.
— Лёшка у тебя?
— У меня. Заходи.
— A-а, Мишка, здорово! — обрадовался Лёшка и, кивнув на мальчишку, добавил: — А это Пашка. Тоже, между прочим, изобретатель. И главное — в технике соображает. Идею я ему подкинул, и теперь вот вместе воплощаем её в жизнь.
Пашка в это время, сосредоточенно сопя, прикручивал скотчем распиленные половинки обруча к ножкам поваленного на спинку стула.
— Что это ты делаешь? — удивился я.
— Подарок дедушке, — пояснил Лёшка. — У него сегодня День рождения.
— Ну и что это будет? — подсел я на корточках к Пашке.
— Кресло-качалка, не видишь, что ли? — буркнул тот и установил стул в вертикальное положение. Полюбовавшись своей работой, сказал поприветливей:
— Гляди, как классно! Дедушка обрадуется.
— Ты сначала сам в нём покачайся, — посоветовал я Пашке, но в это время в прихожей раздался звонок.
Оказалось, что это вернулся из магазина дедушка.
— Ого, сколько вас тут! — воскликнул он, входя в комнату. — Уходил — одного пострела оставлял, вернулся — их уже трое.
— Это Лёшин школьный товарищ, — представил меня Пашка. — А это, — указал он на стул, — тебе подарок.
— Вот спасибо! Всю жизнь мечтал на пенсии в кресле-качалке покачаться, — радостно вскричал дедушка и, побросав сумки, взгромоздился на стул.
В ту же минуту стул угрожающе накренился назад. Пашка с Лёшкой стремглав бросились к стулу и упёрлись в спинку руками.
— Красота, — промолвил дедушка, вольготно раскинувшись на стуле. — Чувствую себя прямо как какой-нибудь вельможа.
— Дедушка, вставай, — пропищал Пашка, покраснев от натуги.
— Зачем это? — удивился дедушка. — Мне очень удобно.
— Ну, дедушка, миленький, вставай скорей, — чуть не плача взмолился Пашка.
— Да что такое? — завертелся во все стороны дедушка. — Что случилось-то?
Чувствуя, что силы на исходе, мальчишки выпустили стул, а дедушку подхватили под мышки.
— Ой не надо! Я щекотки боюсь! — начал со смехом отбиваться дедушка.
Тут силы окончательно оставили и Пашку, и Лёшку, и ёрзавший на стуле развеселившийся дедушка опрокинулся на них обоих.
— Да что такое? В чём дело? — недоумевал барахтающийся на полу дедушка. — Мы помогли ему подняться.
— Центр тяжести не рассчитали, — высказал предположение я.
— Просто испытания провести не успели, — объяснил Пашка, подтягивая сползшие штаны.
— Ничего себе подарочек, — потирая ушибленный локоть, проворчал именинник. — Врагу не пожелаешь.
И, забрав сумки, ушёл в кухню.
— Знаю! — вдруг воскликнул Лёшка. — Колокольчик нужен! Как только кресло наклонится больше нужного угла, он зазвенит.
— Но дедушка-то всё равно упадёт, — сказал я. — Звени — не звени.
— Зато дедушка соскочить успеет, — перебил меня Лёшка.
— Ну и ну, — покачал я головой. — Что же это за катание такое? Только сел — соскакивай.
— Хорошо тебе критиковать. Попробовал бы сам что-нибудь изобрести.
— Невезучий у меня дед, — вздохнул Пашка. — Взять хоть недавний случай. Бабушка попросила меня придумать, как отучить дедушку читать в кровати. Я и придумал. Приделал к его тумбочке пружину, а с бабушкиной стороны установил кнопку. В нужный момент нажимаешь на кнопку, подушка из-под головы деда вылетает, и он роняет книжку. Всё, казалось бы, отлично. Но беда в том, что пружина почему-то хлопнула его по уху. Дедушка разозлился, вырвал пружину, сломал кнопку и два дня с нами не разговаривал.
— Ладно, хватит о грустном, — сказал я. — Пойдём лучше на улицу.
Мы оделись, вышли из квартиры и вызвали лифт.
— Хорошо бы сделать так, чтобы в лифте остановки объявляли, — задумчиво проговорил Пашка. — А то едешь и не знаешь, где в данную минуту находишься.
— Неплохо бы ещё скорость менять, — подхватил Лёшка. — С пятёркой быстро домой едешь, с двойкой — медленно.
— При твоей успеваемости, боюсь, большая скорость вообще не понадобится, — ехидно заметил я.
— Зато ты смотри на чердак не проскочи, — не остался в долгу Лёшка и добавил: — Гони жвачки.
— Держи карман шире, — ответил я.
— Ты чего? — встрепенулся дружок. — Договаривались же.
— Так договор был об изобретении, которое человечеству пользу принесёт, а не о том, чтобы дедушку мучить.
— Я его не мучил.
— Помогал.
— А ты смотрел.
— Верно. И как свидетель говорю — от твоего изобретения не польза, а один вред.
— Вот, значит, как? По-твоему, ничего полезного я не придумал? — горячился Лёшка.
— Нет, почему же, придумал, — спокойно сказал я.
— Что?
Я выждал паузу и выпалил:
— Что самим надо делать жизнь интересной. Вот что! На, держи!
Я протянул ему жвачки. Лёшка взял их, но в то же мгновение я ощутил в своей ладони другие кубики — он отдал мне свои.
Я улыбнулся, глядя на белые квадратики:
— Хорошо, что это не сыр жареный.
— А лично я бы не отказался, — сказал Лёшка. — Но сегодня бабушка обещала пироги с капустой испечь. Айда ко мне?
— Ура!!!
И мы припустили наперегонки.