— Ребята, предлагаю составить план мероприятий на каникулы, — начала классный час староста Маринка Збруева. — Скучно же все дни дома сидеть. Давайте сходим куда-нибудь.

— Мероприятие первое: пойдём бутылки собирать, — выкрикнул Лёшка и затрясся от смеха.

— Не паясничай, Трубач, — отрезала Маринка. — Итак, у кого какие предложения?

— В цирк можно пойти, — откусывая булочку, сказал Борька Смирнов.

— Ходили уже! — закричали все.

— В кукольный театр, — пропищала Вострикова.

— Сказанула тоже! Детсадники мы, что ли?

— А я предлагаю сходить в планетарий, — сказала Верка Незванова и вздёрнула свой маленький носик кверху.

Все притихли.

— А что? Можно, — задумчиво нахмурилась Маринка. — Настя, записывай: коллективный поход в планетарий. Так, вспоминайте, какие ещё интересные места есть в нашем городе?

— Крематорий, — снова вставил Лёшка и закатился от смеха.

— Уймись, Трубач, — стукнула по столу староста. — Смеяться будешь, когда оценки за четверть выставят.

В назначенный день и час я зашёл за Лёшкой, и мы пошли в школу. В школьном дворе уже собрались почти все наши.

— Ребята! При переходе дороги и в транспорте ведите себя дисциплинированно, — надрывалась Збруева, — чтобы никаких неприятностей не было.

— А ты-то чего разоряешься? — спросил у неё Лёшка.

— Я за вас ответственная, — высокомерно ответила Маринка. — Наталья Борисовна приболела, значит, я за вас отвечаю. И вы обязаны меня слушаться.

Лёшка показал ей язык и сказал:

— Ещё чего — слушаться! Ты, может, заставишь меня с милиционера шапку сбить, так что, я слушаться должен?

— Ненормальный, — отвернулась Маринка.

— Да хватит вам, — встряла в их перебранку Верка Незванова. — Идти пора, а то опоздаем.

Но мы пришли вовремя. Купив в кассе билеты, шумной гурьбой ввалились в просторный вестибюль планетария. Прозвенел звонок, и к нам вышел высокий представительный мужчина-лектор. Звучным голосом поприветствовав нас, он стал рассказывать, из каких ценных минералов и пород деревьев построено здание планетария. Мы с любопытством оглядывали стены, украшенные барельефами, и гладкие колонны. А Лёшка даже погладил одну из них.

— Сразу видно — настоящий камень, — уважительно произнёс он.

— А теперь посмотрите наверх, — призвал нас лектор.

Задрав головы, мы разглядывали сверкающие макеты первого спутника Земли, орбитальных научных и межпланетных станций. Ещё увлекательнее оказалось на втором этаже, где хранились два метеорита. У нас с Лёшкой от их вида глаза разгорелись. Ещё бы — настоящие метеориты!

Пришельцы из космоса! Мы рассматривали их выщербленные, словно закопчённые, бока, а Лёшка даже попытался приподнять один из камней — тот, что поменьше. Но не тут-то было.

— Ничего себе, — сделал открытие Лёшка, — такой махонький, а какой тяжеленный. А если бы он был величиной с дом, то тогда, наверное, пробил бы всю Землю насквозь.

Наконец лектор пригласил нас в звёздный зал. Всё здесь было необычным. Во-первых, зал был круглым, как в цирке, но ряды кресел располагались, как в кинотеатре: лицом в одну сторону. А во-вторых, посреди зала находилась странная головастая конструкция. Мы с Лёшкой хотели как следует её рассмотреть и даже забраться на металлическую голову, но лектор попросил нас занять места, и сразу же выключился свет. В то же мгновение по вогнутому потолку полетело-закружилось множество снежинок и лектор стал рассказывать про нашу Землю и соседние планеты. Вдруг «снегопад» прекратился, и слева от нас стало медленно подниматься красное огромное солнце.

— Гляди-гляди, — зашептал Лёшка, толкая меня в бок. — Конструкция шевелится.

— Вижу, не слепой, — прошипел я в ответ, и мы стали следить за поведением странного аппарата.

— Солнце — будто огромная раскалённая печь, — говорил лектор. — Температура его поверхности 6 тысяч градусов, а в глубине — 15–20 миллионов. Расстояние же от Земли до Солнца составляет 150 миллионов километров. Вдумайтесь в эти цифры! Если попробовать пройти это расстояние пешком, придётся потратить 3400 лет, а если лететь до Солнца на самолёте, то на это уйдёт 34 года.

— Ничего себе, — сказал я. — Если бы я вылетел с Земли в грудном возрасте, то домой возвратился бы в шестьдесят восемь лет. Вся жизнь в самолёте!

— До таких лет ты бы не дожил, — обронил Лёшка.

— Почему это? — опешил я.

— Помнишь, какая температура на Солнце? Сгоришь!

— Точно, — опечалился я. — Тогда полечу на Луну. Там, наверное, попрохладней.

— Естественный спутник Земли — Луна, — словно услышав мои слова, продолжал лектор. — Её поверхность неровная, изрыта воронками — это следы упавших метеоритов. У Луны нет атмосферы, поэтому температура на солнце и в тени сильно различается. Так, если бы вы захотели погреться под солнечными лучами, то температура оказалась бы +130 градусов. А если бы вы решили охладиться и убежали в тень, вас сковал бы холод в 80 градусов. Из-за отсутствия атмосферы и резкого колебания температуры биологическая жизнь на Луне невозможна!

— Вот видишь, лунатик, — пихнул меня в бок Лёшка. — Некуда тебе лететь!

— Однако люди не собираются отступать перед трудностями, — загремел голос лектора. — Мировая наука успешно развивается, и с её помощью человечество успешно осваивает полное загадок космическое пространство. Уже в обозримом будущем на Луне появятся обсерватории и даже города. Работать же на поверхности спутника Земли, как вы понимаете, придётся только в скафандрах.

— Слыхал? — радостно обернулся я к Лёшке. — Поеду работать на Луну. А придёт время, и на Луну смогут совершать туристические экскурсии все желающие.

— Ага! — воскликнул Лёшка. — Куплю билетик и прилечу похлопать друга-астронавта по плечу.

— Но, думается, билет на Луну будет весьма дорогим, — услышав Лёшкин возглас, засмеялся лектор.

— Тогда я сам сконструирую самолёт и полечу на нём, — пробубнил мой неугомонный дружок.

— Сконструируешь-сконструируешь, — успокоил я его, — так же, как дедушке кресло-качалку.

— …Если отправить до туманности Андромеды сигнал со скоростью света, то он будет мчаться 2 миллиона лет… — продолжал свой рассказ лектор. — Как вы понимаете, дождаться ответа нам не суждено. И мы, увы, так никогда и не узнаем, существует ли жизнь в других галактиках.

— Представляешь, — сказал Лёшка, когда мы вышли из планетария, — мы никогда не узнаем о живых существах с других планет.

— Да, жалко, — согласился я и посмотрел на небо. — Может быть, как раз сейчас с далёкой звезды кто-то смотрит на нас, а мы и не знаем.

— А то бы ручкой помахали, — скривился в усмешке Лёшка. — Нет, надо лететь, покорять космическое пространство, самим выходить на контакт с инопланетянами.

— Как же мы с ними будем разговаривать? Ведь они по-нашему наверняка не понимают.

— Да они, если хочешь знать, вообще не разговаривают! — с уверенностью сказал Лёшка.

— Как так? — удивился я.

— А так! Телепатически мысли друг другу передают.

— А давай и мы попробуем, — предложил я.

— Давай, — загорелся Лёшка.

Мы примолкли.

— Ну и о чём ты думал? — первым прервал молчание Лёшка.

— Никак не могу с мыслями собраться, — признался я.

— А-а-а, так это значит, ты мне свою мысленную кашу передал, — обрадовался Лёшка. — То-то я смотрю, сроду такой чепухи не было. То всегда голова ясная, а тут раз — мешанина какая-то. Глупости мелькают разные, словно метеоры.

— Они у тебя и раньше мелькали, только ты их не замечал, — обиделся я.

— Ладно, давай ещё раз попробуем, — предложил Лёшка.

— Нет уж, извини, — отказался я. — Всё равно твоя метеорная голова ни одного разумного сигнала принять не сможет.

— Стой! — Лёшка схватил меня за руку. — А помнишь, дяденька рассказывал, что с Земли отправили космический корабль, чтобы наладить контакт с инопланетными цивилизациями?

— Это с золотыми пластинами, на которых изображены Солнечная система, контуры людей и животных? Ну и что дальше? — недоумевал я.

— Что дальше? — передразнил Лёшка. — Давай и мы такую же информацию о себе составим.

— А как мы её в космос отправим?

— Зачем в космос? В землю зароем.

— Для чего? — не понял я.

— А вдруг через миллиарды лет прилетят на Землю инопланетяне, а тут раз — наша записочка. Так, мол, и так, граждане марсиане, жили здесь Алексей Сергеевич Трубач и Михаил Васильевич Клюшкин. Жили скромно, но достойно и след свой на Земле оставили. Ох и удивятся же они.

— Это ты, Лёшка, здорово придумал! — восхитился я. — Только куда мы эту записочку положим для сохранности? Может, в бутылку, как мореплаватели, а потом закопаем?

— Можно и так, — поддержал мою идею Лёшка.

Дома мы вырвали из альбома лист и нарисовали шесть планет — сколько запомнили — и Солнце, а также собаку, бегемота, жирафа и слона. Лёшка хотел добавить осла и крокодила, но я запретил из-за нехватки места.

Оставалось самое главное — нарисовать себя. Перевернув лист, Лёшка с увлечением принялся за наши портреты. Меня он представил тощим, ушастым и каким-то растрепанным. Зато себя нарисовал этаким мускулистым силачом в модных кожаных брюках, которые уже давно просил купить свою маму, с красивой волнистой причёской, хотя его рыжие волосы вечно торчали дыбом в разные стороны.

— Вот врун! — возмутился я. — У тебя и брюк-то таких сроду не было.

— Ну и что? — ничуть не смутился Лёшка. — Должен же я прилично выглядеть перед гостями с другой планеты. А то увидят меня в тряпье и скажут: «Э-э какие здесь, оказывается, охламоны жили».

— Тогда и мне хорошие брюки нарисуй, — потребовал я, — а то сам принарядился, а меня в линялых трениках и майке замусоленной оставил.

— Нарисованное не исправишь, — воспротивился Лёшка. — Что написано пером, не вырубишь топором.

— Исправишь! Ещё как исправишь!

Я выхватил у него листок и нарисовал себе чёрные брюки дудочкой, подбавил мускулов и убрал излишек ушей. Лёшке же щедро накапал на нос и щёки веснушек, а рот растянул, как у шимпанзе.

— Ты что рисунок испортил? — закричал Лёшка, увидев мои исправления.

— Ничего не испортил, просто изобразил всё, как есть.

— У меня что, рот до ушей? — возмутился Лёшка.

— Да ты на себя в зеркало посмотри!

Лёшка хотел отвесить мне подзатыльник, но я выкрикнул:

— Стой! Я сейчас твой точный портрет сварганю. Пусть инопланетяне посмотрят, какие бандюги проживали на Земле.

Лёшка сделал вид, будто всего лишь хотел почесать затылок, и ответил, нарочито зевнув:

— Запуганный ты какой-то, ей-богу. Всё тебе страхи мерещатся.

— А давай каждый сделает свой рисунок, — предложил я. — Ты нарисуешь себя и животных, каких захочешь. И я так же.

— Давай, — согласился Лёшка.

В результате долгих стараний на Лёшкином листе появился рыжий кучерявый детина, его любимый кот Барсик, осёл, бегемот и крокодил. Я же нарисовал себя стройным, весёлым, с залихватским чубчиком в окружении слона, тигра и зебры. Новыми рисунками мы остались очень довольны и, запихнув их в бутылку, понесли закапывать.

На улице мы сообразили, что земля ещё мёрзлая, а у нас нет даже лопаты. Посовещавшись, мы закинули бутылку в сугроб, решив, что, когда снег растает, ручьи унесут её в реку, река — в море, а через много-много лет бутылка попадёт в руки космических пришельцев.

— Ну вот! — удовлетворённо сказал Лёшка. — Знаменитое будущее нам обеспечено. Во всех инопланетских учебниках будут записаны наши имена.

— А вдруг бутылка затеряется и её никто не найдёт? — засомневался я.

Лёшка, закусив губу, задумчиво глядел на сугроб.

— Учиться надо на космонавтов, лететь инопланетянам навстречу, — наконец подвёл итог своим размышлениям Лёшка.

— Это ты классно придумал! — обрадовался я. — Давай вместе полетим.

— Давай. Ведь дружба важна не только на Земле, но и в космосе.

Мы обнялись и загорланили на всю улицу:

И снится нам не рокот космодрома, Не эта ледяная синева, А снится нам трава, трава у дома, Зелёная, зелёная трава…