Вера Кичанова

Пусси Райот. Подлинная история

 

Благодарность

Автор благодарит журналиста Ксению Леонову за помощь в подготовке этой книги.

 

Предисловие

7 ноября 2012 года участница панк-группы Pussy Riot Надежда Толоконникова, отбывающая наказание в мордовской колонии за панк-молебен в храме Христа Спасителя, отметила день рождения – ей исполнилось 23 года.

Два года назад в этот же день, 7 ноября, мы с ней вместе стояли у здания МВД на Петровке, 38 с плакатом «Избит журналист Олег Кашин. Требую найти заказчиков и исполнителей». Мы тогда уже были с ней знакомы, но не то чтобы близко. Впервые столкнулись незадолго до этого за кулисами на одном музыкальном фестивале – Надю и ее мужа Петю Верзилова знала половина музыкантов, художников и журналистов, которые там присутствовали. Я знала только то, что Надя и Петя занимались сексом в музее, проецировали череп с костями на Белый дом, ритуально вешали чучело гастарбайтера в «Ашане» – и делали много других странных и громких акций. Все это у них называлось искусством, а именовали они себя арт-группой «Война».

В тот день, 7 ноября 2010-го, мы с Надей обсуждали, что хорошо бы немного расшевелить МГУ – мы обе там учились: я на журфаке, она на философском. У нас на журфаке обсуждать трагедии считается дурным тоном. И мы решили сделать что-то такое, чтобы о Кашине все равно заговорили. Что-то провокационное.

Мы вывесили из окна факультета – а окна выходят на Кремль – баннер с вопросом «Кто бил Кашина?». Акция была не ахти какой. Ни с точки зрения искусства, ни с точки зрения сложности, опасности и возможных последствий. Зато про Кашина высказались все – от декана и профессоров до студентов в своих блогах. Благодаря Наде с Петей и той истории я обнаружила позитивный смысл у слова «провокация».

Я вспомнила эту историю, когда 21 февраля 2012 года в храме Христа Спасителя состоялся скандальный панк-молебен Pussy Riot. Несколько девушек в цветных балаклавах с гитарами пришли в главный храм страны, спели «Богородица, Путина прогони!» и ушли. Через несколько дней трое из них, в том числе Надежда Толоконникова, были арестованы.

Сама по себе акция не требовала ни особых навыков, ни талантов: и пели они всего сорок секунд, и звук у них был так себе, и танцевали вразнобой. Но важнее было то, что произошло дальше. Заявления президентов, политиков, представителей церкви, музыкантов, художников, критиков и обывателей, разоблачительные сюжеты на телевидении, первые полосы ведущих мировых газет, марши и пикеты в разных городах и странах, потасовки сторонников и противников, новые акции в поддержку группы, молитвенные стояния против поругания веры, да и само судебное заседание. Без преувеличения, эта акция потрясла мир. Двум участницам Pussy Riot, Наде Толоконниковой и Маше Алехиной, она стоила двух лет тюрьмы.

 

Долой царизм

Надя Толоконникова родилась 7 ноября, в день Великой Октябрьской революции, как она сама любит уточнять, в 1989 году. В мрачном Норильске, где зимой стоит пятидесятиградусный мороз, снег иногда не сходит до середины мая, а заводы испускают цветной дым. Из этого холодного сурового города, признавалась Надя, всегда хотелось убежать. В детстве ее отец, философ-путешественник с музыкальным образованием, читал четырехлетней дочери стихи Хармса, а в девятом классе Наде попался роман Владимира Сорокина «Норма» и сразу же стал ее настольной книгой. Через год она открыла для себя художника Дмитрия Пригова и концептуалистов – и вместе с одноклассницей Машей решила устраивать перформансы на школьном дворе.

Уже тогда их акционизм был политическим. Когда Владимир Путин в 2004 году пошел на второй президентский срок, две школьницы взяли швабры, прикрепили к ним нарисованные от руки плакаты «Долой царизм! Да здравствует революция!» и встали рядом со школой. Никто не воспринимал их всерьез, одноклассники смотрели на фриков косо. Надя и Маша посвящали свои перформансы в Норильске революционерам 1917 года, феминисткам, молодым активистам НБП (ныне уже запрещенной партии), арестованным за «захват» администрации президента.

Когда Надя оканчивала 11-й класс, издательство «Новое литературное обозрение» взялось организовать в Норильске культурную жизнь. Артисты, писатели, художники приезжали на север, чтобы выступить перед местной молодежью. Слетать разок в холодный Норильск стало правилом хорошего тона – поэт Лев Рубинштейн, художник Андрей Бильжо, писатель Владимир Сорокин, телеведущая Светлана Конеген, композитор Сергей Загния один за другим посетили город. Публика для них нашлась – на фестивалях, книжных ярмарках, встречах с московскими гостями все время был аншлаг. Среди слушателей оказалась и старшеклассница Надя. Общение с заезжими художниками стало одним из самых ярких юношеских впечатлений. Может быть, именно тогда она решила во что бы то ни стало вырваться в столицу, где на выставки концептуалистов можно ходить каждую неделю, а к перформансу с плакатом «Долой царизм!» кто-нибудь да присоединится.

«Надю я там видел, но совершенно не запомнил, потому что в ту поездку приходилось общаться с довольно значительным числом разных людей – молодых и не очень, – рассказывает поэт Лев Рубинштейн. – Люди были самые разные. Но по тому, как слушали и какие потом задавали вопросы, можно было сделать вывод, что там собралась публика вполне подготовленная и весьма осведомленная, что меня приятно удивило». Через несколько лет в Москве они столкнутся на чьем-то дне рождения, и Надя напомнит поэту о той первой встрече в Норильске. И потом уже они будут встречаться часто – на митингах, на выставках, на концертах, будут здороваться, но пообщаться как следует не удастся. А в июне 2012-го Лев Семенович придет к Таганскому суду и будет требовать, чтобы Надю с подругами освободили из-под ареста. Мрачный пристав не пропустит его в зал суда, переполненный иностранными журналистами. И Лев Семенович будет смотреть, как полиция без разбора тащит в автозак сторонников и противников панк-феминистской группы Pussy Riot.

В 2007-м Надя поступила на философский факультет МГУ и переехала в Москву в общежитие – Дом аспиранта и стажера на Академической, ДАС, как зовут его студенты. Соседки по комнате учились на четвертом курсе, когда к ним подселили скромную девушку. «Она сразу показалась интеллигентной девушкой, человеком глубокой внутренней культуры», – признается одна из них, Маша Титлина. По ее словам, Надя вела себя подчеркнуто вежливо, никогда никому не грубила, была дружелюбной, всегда шла навстречу и избегала любых конфликтов.

На первом курсе Надя учится на «отлично». В свободное от рефератов и коллоквиумов время она успевает читать буддистскую литературу, ходит на выставки современных художников. Политика ее пока мало интересует – гораздо меньше, чем религия. Время от времени по вечерам Надя спорит с соседками по комнате о морали. Она никогда не ругает Бога и религию, да и материалисткой себя не называет, зато к священнослужителям относится критически. «Но я никогда не слышала, чтоб она отвергала существование Бога и огульно хаяла христианство», – говорит Маша.

Как-то раз Надина мама приехала в общежитие вроде как с родительской проверкой и осталась довольна: ни телевизора в комнате, ни шумных компаний, только две тихие, воспитанные соседки. «Спасибо большое, девочки, что у вас тут такие хорошие условия!» – на прощание сказала она. «Я думаю, она нас потом поминала недобрым словом, – говорит Маша. – Но это же не мы на нее влияли – мы, наоборот, старались удержать ее в русле. А Надя как кот Васька – слушает да ест».

Молодых людей Надя к себе в комнату не водила, хотя воздыхатели были – звонили, цветы дарили, ухаживали. На первом курсе у нее появился один безумный ухажер-буддист, знакомство с которым началось с обсуждения восточной философии, а закончилось тем, что он стал склонять ее к каким-то тантрическим практикам (безуспешно). Самая главная встреча в ее жизни – с будущим мужем – произошла все в том же общежитии. Высокий и худой Петр Верзилов к тому моменту уже бросил философский факультет, потому что уровень образования показался ему чудовищно низким, как он всем потом объяснял. Но он часто заглядывал в общежитие, чтобы повидаться с друзьями. Среди его приятелей был один юноша, который играл на электрогитаре и увлекался буддизмом. Надя как раз писала курсовую по буддизму. Не хватало какой-то книги, и Маша Титлина предложила ей обратиться к соседу-гитаристу, живущему этажом выше.

В тот вечер Надя вернулась в свою комнату с ромашкой в руке и улыбкой до ушей. Ромашка была от Пети, с которым она только что познакомилась. «Надя пришла с этой ромашкой, довольная, у нее было счастье на лице, такая детская радость. Нам с соседкой Юлей было сразу видно, что Надя влюбилась», – вспоминает Маша. Петр считался человеком продвинутым: хоть и родился в Москве, но три года прожил в Торонто – и даже имел второй паспорт, канадский, – потом еще год в Токио. Мама у него преподавала драматическое искусство, папа занимался физикой. Однако Верзилова приятно удивило, что он нашел в тихой девочке из провинции родственную душу: его новая знакомая оказалась на редкость осведомленной по части современного искусства.

Вскоре после знакомства с Петей у Нади начинается совсем другая жизнь.

 

Обмен веществ и энергии

Когда отличница Надя в первый раз не вернулась ночевать в общежитие, соседки начали волноваться. Они волновались бы еще больше, если бы знали, что в этот момент Надя вместе с новыми друзьями ехала в поезде Москва – Санкт-Петербург, чтобы выйти на «Марш несогласных». Был 2007 год – приближались выборы, президентом должен стать Дмитрий Медведев. Те, кому не понравилась «операция “преемник”» (как ее окрестила оппозиция), выходили на улицы – «марши несогласных» проходили в обеих столицах и в десятке крупных городов. «Несогласные» попадали под дубинки ОМОНа – с демонстрантами тогда не церемонились.

Тот питерский марш был разогнан с особым усердием: власти не согласовали шествие по центру города, и демонстранты семь раз прорывали милицейские кордоны. Получив порцию адреналина, Надя вернулась в Москву, в университет, в маленькую комнату общежития – и, нет, не ссорилась, но с тех пор стала все реже находить общий язык с соседками. Ее все больше увлекало общение с новыми друзьями. Их уже было четверо, две пары – Надя с Петей и Олег Воротников, он же Вор, с женой Натальей Сокол, предпочитающей прозвище Коза. Прозвища тогда появились у всех участников будущей арт-группы «Война»: Петр Верзилов превратился в Поросенка, а Надя Толоконникова начала называть себя Толокно. На время их домом и штабом одновременно стала квартира художника Антона Николаева по прозвищу Бомбила. Он был пасынком Олега Кулика, и в квартире хранилось много вещей легендарного художника, прославившегося тем, что в голом виде он изображал собаку. Помимо Кулика, ориентирами для будущих войнистов были Андрей Монастырский и Дмитрий Пригов. С Приговым молодые активисты даже готовили совместную акцию. Дмитрий Александрович должен был сидеть в шкафу и в стихах вести диалог с собственными записями, а остальные – нести его в шкафу по лестнице на двадцать второй этаж студенческого общежития МГУ. Акцию запретил декан философского факультета. Впоследствии Пригов слег с сердечным приступом и скончался. Войнисты устроили ему поминки, накрыв стол в вагоне метро на Кольцевой ветке.

В родную комнату в ДАСе Надя приходила все реже и реже, но при каждом появлении взахлеб рассказывала соседкам Юле и Маше о том, что у маленького творческого коллектива, участником которого она стала, есть несколько великолепных идей для перформансов – они должны просто взорвать московскую арт-среду. И о том, какими талантливыми людьми оказались ее новые знакомые – Вор и Коза.

Между первым и вторым курсом Надя исполнила свою давнюю мечту и поехала в Испанию автостопом. В сентябре она с улыбкой рассказывала подругам о своих приключениях, и те приходили в ужас – в голове не укладывалось, что скромная Надя оказалась такой авантюристкой. Можно себе представить: молодая, красивая, стройная девушка с большими карими глазами одна стоит на обочине в незнакомой стране и ловит машины на дороге. Останавливается фура, и она по-английски – испанского Надя не знает – просит подбросить ее до Гранады. А по дороге простодушно, и опять же по-английски, признается, что ночевать ей сегодня негде. Водитель-испанец предлагает ей пожить в его семье – и Надя останавливается дома у водителя.

На втором курсе Надя уже изредка заезжает переночевать в общежитие и теперь спит там на полу. Соседки еще не знают, что Надя на четвертом месяце беременности. Иначе немедленно бы отругали ее и положили в кровать, но Надя отказывается даже от матраса. До восьмого месяца она носила Петину широкую рубашку, и почти ничто не выдавало, что она ждет ребенка.

Надиным соседкам Петя не казался человеком, с которым стоит создавать семью. Живет сегодняшним днем, денег не зарабатывает, слишком увлечен творчеством. Но Надя и не ждала, что он будет дарить ей шубы и бриллианты – ее саму интересовало творчество, и благодаря Пете она попала в свою стихию, в ту среду, в которой мечтала оказаться всегда. Мечтала с тех самых пор, когда в сорокаградусный мороз с приклеенным к швабре плакатом «Долой царизм!» мерзла на школьном дворе в Норильске.

Когда Надя была на восьмом месяце, Маша поинтересовалась, не собирается ли она замуж. К этому моменту Верзилов и Толоконникова уже расписались. Через несколько дней Маша увидела Надю, голую, с животом, на фотографии в газете, в репортаже о странной выходке в музее.

1 марта 2008 года, накануне президентских выборов, все газеты написали, как десять хулиганов, называющих себя художниками, пришли 29 февраля в Биологический музей имени К.А. Тимирязева, развернули плакат «Ебись за наследника-медвежонка!», разделись и занялись сексом в отделе «Обмен веществ и энергии организмов». Одной из пар, совокуплявшихся на полу музея на глазах у посетителей, были Надя и Петя. В перформансе участвовали еще двое Надиных однокурсников и бывший студент философского факультета. Один из них потом раскается и напишет открытое письмо, в котором будет жаловаться, что «стал слепым орудием в руках бесчестных людей с непонятной мне идеологией» – то есть Нади и ее мужа, пригласивших его поучаствовать.

На факультете скандал: студенты собирают подписи с просьбой отчислить хулиганов, ученый совет в экстренном порядке выносит решение: участие в непристойной и оскорбительной акции несовместимо со статусом студента МГУ. Декан раздает комментарии журналистам – акция возмутительна, но отчислять никого не будут. Больше всех потрясены Надины соседки: как, неужели это наша отличница Надя? Неделю проспорив, что это было, они вынесли вердикт: заблудшая душа. За эту неделю Надя как раз успела родить дочь Геру. «У нас с Юлей была даже тайная идея забрать Геру себе – мы боялись, что Наде будет не до воспитания ребенка», – признается Маша.

Родители Пети сразу же согласились помогать с воспитанием Геры. Им художники объяснили, что для акциониста секс в музее – это как для актера кино секс на съемочной площадке – рабочий момент. По словам Петра, это была целомудренная семейная акция. «Там не было разврата в общепринятом понимании, – уверен он. – Это не были случайные люди, все были женаты документально. Радикальные художники выбирают радикальные методы для отображения реальности».

Однако Надина мама после целомудренной семейной акции приходит в ярость: она приезжает в Москву и выгоняет всех активистов вместе с Надей из квартиры, которую незадолго до этого ей подарила, чтобы молодая семья жила там мирно и счастливо. А молодая семья вместо этого устроила в квартире репетиционную базу для художников из арт-группы «Война» – название уже родилось. Еще в 2007 году они загипсовали себя в большой белый шар и разгромили выставку «Военные действия» – отсюда и «Война».

На счету группы несколько странных выходок: они не только устраивали поминки по художнику Дмитрию Пригову и громили выставку, но и забрасывали живыми котами кассиров «Макдоналдса» и появлялись на книжной выставке с живыми баранами в руках. Но именно после акции в музее об арт-группе «Война», костяк которой составляют Надя с Петей и Вор с Козой, заговорят все.

 

На прослушке

Четверо первых участников «Войны» мечтали создать не просто группу, а целое направление в политическом искусстве для тех художников, которым тесно в арт-галереях, и для тех активистов, которые не хотят стоять с плакатом на обыкновенном митинге.

Как готовились акции? Десятка два человек собираются в квартире Пети и Нади. Там идет ремонт – или не идет, а просто давно никто не убирался: одной стены нет, кругом доски, через пять минут посетитель уже весь вымазан побелкой, дверь в туалет заменяет кусок полиэтилена. Мебели почти нет. Вместо кроватей – спальники на полу. У стен сложены агрегаты непонятного назначения – реквизит для акций. На полу альбомы современных художников, привезенные Петей из США. Переступая порог квартиры, телефоны нужно отключать, а еще лучше вынимать аккумулятор. Войнисты уверяют, что квартира давно на прослушке.

Люди, приглашенные поучаствовать в акции, разглядывают друг друга. Активистов ищут разными способами, в основном среди знакомых, но иногда в интернете – если, например, для перформанса нужен человек определенного возраста и внешности. Никакой формальной процедуры знакомства нет: пришли – сразу работать. Надя распечатывает карту места, где должна пройти акция, и показывает всем, кто где должен стоять. На репетиции ходят и журналисты – приглашают только хорошо знакомых, кому доверяют. И далеко не всегда они молча сидят в сторонке. «Послушайте, сейчас Лена расскажет вам, как вести себя с ФСО», – предлагает Надя. Лена, журналист «Новой газеты», встает с горы досок и рассказывает, о чем нужно и не нужно говорить на допросе.

Из всех четверых застрельщиков «Войны» Надя была самой молодой и незрелой. В 2008 году ей еще не доверяют придумывать акции – так же как и Наталье Сокол, которая занимается техническим обеспечением: ищет реквизит, продумывает перемещение. Идеологией занимаются Петя Верзилов и Олег Воротников – в интервью они тогда представлялись двумя лидерами группы.

Надя пока не называет себя феминисткой, но ей не нравится быть на вторых ролях. Она жалуется, что с мужем тяжело работать – Петя становится диктатором, когда нужно быстро организовать людей на сложную работу. «Еще раз: все точно поняли, кто откуда появляется?» – размахивает картой Москвы Верзилов. «Петь, ну достал уже, – резко встает Надя. – Ты думаешь, если ты мужчина, ты тут вот так командовать будешь?»

Петра постоянно тянуло в политику – готовить концерт «ДДТ» в День милиции, организовывать оппозиционный палаточный лагерь «Антиселигер» в Химкинском лесу. Наде, еще в школе мечтавшей стать помощницей Пригова, хотелось заниматься художественными поисками, политика для нее была лишь возможной темой. Она ревностно следила, чтобы в семье было равноправие, и обижалась, если Петр, отлучаясь по политическим делам, просил ее посидеть с дочерью. Роль жены декабриста ей была не по душе. Но все получится наоборот. Спустя четыре года она окажется в СИЗО, а Петя станет раздавать журналистам комментарии, и все СМИ будут пояснять: «Петр Верзилов, муж Надежды Толоконниковой».

 

Попался – значит, не повезло

Конечно, до идеальных родителей паре художников-хулиганов далеко. Пете и Наде до сих пор ставят в вину, что их годовалая дочь Гера упала со стола, куда ее положили спать, и получила сотрясение мозга. «И из этого Плуцер-Сарно раздул какую-то желтуху, родственники стали косо смотреть», – ворчит Петя.

Алексей Плуцер-Сарно – филолог, автор знаменитого «Словаря русского мата», один из идеологов «Войны». Это он держал транспарант «Ебись за наследника медвежонка!» в Биологическом музее. Поскольку отчет об акции был вывешен в его блоге, одиозная организация «Народный собор» – они еще появятся в этой истории – подаст на него в суд по статье 242 УК РФ «Распространение порнографии».

В 2009 году в арт-группе случился раскол, и появились две фракции – московская и питерская. Они до сих пор делят «бренд» и обвиняют друг друга во всех смертных грехах. Питерцы – это Вор и Коза и примкнувший к ним позже Леня Николаев. Именно он бегал с ведром на голове, рисовал фаллос на Литейном мосту напротив здания ФСБ, засовывал курицу во влагалище поэтессе Елене Костылевой. Плуцер-Сарно, главный документалист первых акций арт-группы, остался с питерскими.

Причина раскола – исключительно творческие разногласия, уверяет Верзилов. В конце 2009 года активисты надолго задержались в Киеве, снимали там гараж, который был складом и репетиционной базой. Войнисты подготовили перформанс против Национальной экспертной комиссии по защите морали. Украинский левый публицист Александр Володарский еще с одной активисткой занялись сексом у стен Верховной Рады. Володарского арестовали сразу, как только он оделся, и на полтора месяца посадили в СИЗО – за «хулиганство, совершенное группой лиц». Остальным «лицам», а среди них был Верзилов, удалось скрыться – за это на него и ополчилась половина «Войны».

Олег Воротников возмутился, что Петр, будучи более опытным активистом, пренебрег безопасностью и начал раздавать журналистам интервью, когда надо было уходить. Верзилов уверен: они сделали все, что могли. Попался – значит, не повезло. И разногласия, говорит он, начались намного раньше, а история с Володарским стала лишь последней каплей.

«Мы собирались все вместе и обсуждали детали какого-то мероприятия. И возникали противоречия, и мы много часов ссорились, – говорит Петр. – Все это никуда не выливалось. Была ссора одной фракции с другой, а личной ссоры не было, личная перепалка уже потом началась». Истории о том, что московские на прощание обокрали питерских, забрав смартфон, флешки, ноутбук, кредитки и даже какие-то детские вещи Каспера, сына Вора и Козы, абсурдны, утверждает Петр.

Есть и другая точка зрения на первопричину разногласий. «Петр меня убедил, что дело ограничится административкой за несанкционированную акцию протеста. Я никак не был готов к уголовке, – писал в блоге Володарский. – Петр настаивал, что ничего милиция мне не сделает, а если ненадолго и заберут, то сразу выпустят. Уверял, что задержание пойдет на пользу акции».

«Петр весь день после ареста Шитмана (прозвище Володарского. – авт.) ходил, напевая блатняк: «Как-то раз в Ростове-на-Дону в первый раз попал в тюрьму», – цитирует Олега Воротникова в блоге Плуцер-Сарно. – Они с Надей просто сияли, оттого что удалось посадить Шитмана. Все время после акции они интенсивно общались с прессой, правозащитниками и общественностью и получали свою порцию славы и извращенного кайфа. Они путают протестную деятельность с тусой и личным расслабоном. Надя очень хочет иметь галочку в биографии: «состояла в радикальной арт-группе, членов которой сгноили в тюрьме, но выжила». Надя людей от вещей не отличает, а это серьезно. Им дороже интервью в «Коммерсанте», где их упоминают, нежели Шитман или другой активист. С таким подходом групповым акционизмом заниматься неэтично, опасно для окружающих – и вообще бессмысленно».

Жена Олега Наталья, мать маленького сына, добавляет: «Меня больше всего смущает в этой паре, что они уже несколько месяцев подряд не видят свою дочь Геру. Они ее сбагрили родственникам, чтобы не мешалась. Гере год и десять. Сейчас она учится говорить – а родители не рядом».

 

Они набрасывались и целовали

Надя вела «Живой журнал» под ником wisegizmo. Сначала он был безымянным, коллективным, посвященным акциям «Войны», но со временем в записях стало появляться все больше персонального. История феминизма, борьба за права геев и лесбиянок, хроника анархистского движения – эти темы, если судить по блогу, волновали ее все больше.

Записи показывают, что по политическим убеждениям Надя ближе всего к радикальным левым анархистам, одинаково ненавидящим и государство, и корпорации. С государством все понятно – это инструмент насилия, репрессивный аппарат, и люди, которые на него работают, по мнению анархистов, должны быть наказаны. Бизнесмены никого не репрессируют – их вина в том, что они платят налоги государству и таким образом его содержат. Честный человек, считает Надя, с государством вступать ни в какой контакт не должен. А поэтому еду и все необходимое из магазинов («мушников») можно и нужно воровать.

После пикета в поддержку избитого журналиста Олега Кашина в 2010 году, в Надин день рождения – 7 ноября, Надя с подругой шли по Моховой и придумывали «акцию прямого действия» в поддержку Кашина. Акция прямого действия – это жанр всех акций «Войны»: явился, выступил, ушел до появления полиции. Они проголодались и зашли в дорогой супермаркет – других поблизости не было. Надя куда-то испарилась, а потом внезапно оказалась у витрины с булками.

Она задумчиво рассматривает какой-то пирожок, невозмутимо кладет его в карман и, не глядя на кассира, без тени волнения выходит из магазина. «Для магазинов это копейки, они уже заложили в цены убытки из-за воровства, – с легким раздражением объяснила она свои действия обалдевшей подруге. – Я художник. И не могу себе позволить заниматься тем, чем я должна заниматься, – современным искусством, если я буду работать, чтобы прокормить себя».

Группа «Война» – это работа фуллтайм, она действительно отнимала все время. Кроме того, Надя дружила с активистами самых разных движений: ночевала в Химкинском лесу, приковывала себя наручниками на Триумфальной площади в поддержку антифашистов, ходила на марш в защиту геев и лесбиянок, вместе с оппозиционным движением «Солидарность» помогала готовить многочисленные митинги. Для друзей из либерального крыла в ее блоге даже была отдельная рубрика – «Мои любимые либералы».

В общении с журналистами и в публичных выступлениях Надя использовала фирменный стиль, вводящий в заблуждение собеседника или аудиторию: сочетание революционного пафоса, заумных терминов из философии и художественной критики и дворового, местами тюремного жаргона. Причем все три элемента – бунт, современное искусство, блатная культура – нарочито выделялись: если полиция названа «говноментами», это слово повторяется пять раз, чтобы у читателя совсем не осталось сомнений – это не случайно проскочившее от невоспитанности ругательство, это вот такая у художника позиция. И это вызывает тот эффект, который, наверно, и должно вызывать, – недоумение. Человек только что устроил хулиганскую выходку, а теперь рассказывает нам о Бренере.

В 2011 году, накануне 8 Марта, девушки из феминистской фракции «Войны» – разумеется, туда вошла и Надя Толоконникова – провели странную акцию в московском метро: они набрасывались на женщин-полицейских и целовали их взасос. В метро есть полицейская комната – и в ней сидит Надя, которую только что задержала насильно расцелованная милиционерша. «Ты что, обалдела, что ли? Мужика у тебя нет?» – спрашивает шокированная женщина. Надя с улыбкой смотрит на нее огромными карими глазами и молчит, очевидно решив не рассказывать ей о феминизме третьей волны и проблемах гендерной идентичности…

Кем Надя хотела стать после университета? Научная карьера казалась ей неплохим вариантом. В какой-то момент она заинтересовалась квир-теорией и проблемами гендера, даже написала курсовую по деконструкции гендерной идентичности и постструктуралистскому феминизму.

Защита курсовой сопровождалась скандалом: Надя рассказала в блоге, как ей занизили оценку за то, что тема показалась преподавателям слишком смелой. Декан философского факультета Миронов лично звонил ей потом с извинениями. Выбирать между учебой и политикой пришлось в декабре 2011 года, когда случилась Болотная площадь, и Надя решила по максимуму отдавать время и силы протестному движению. Она сделала выбор и бросила учебу, надеясь потом восстановиться и получить корочку, когда в стране станет поспокойнее.

Понимание, что арест – логическое продолжение всего, чем занималась Толоконникова, пришло постепенно. У кого-то там наверху терпение могло лопнуть после любой акции «Войны». Питерские доигрались раньше: 15 ноября 2010 года Леню Николаева и Олега Воротникова задержали за акцию «Дворцовый переворот». Они провели в следственном изоляторе три месяца за то, что перевернули несколько полицейских машин. И что толку, что они шифровались, вынимали батарейки из телефонов перед репетициями, меняли вписки, прятали паспорта и называли в милиции ненастоящие фамилии? Журналисты, правозащитники и правоохранители прекрасно знали их по имени, а любому пользователю интернета не составляло труда за пять минут выяснить, кто входит в арт-группу.

10 декабря состоялся стотысячный митинг «За честные выборы» на Болотной площади – никто не мог поверить, что в Москве столько человек одновременно могут выйти на улицу. Выступление Нади с трибуны вызвало неоднозначную реакцию: она говорила о правах секс-меньшинств. «Не отталкивайте от себя ребят под радужными знаменами! Они имеют такое же право на протест, как и вы». У самой сцены толпился народ с черно-желто-белыми (имперскими) флагами – им такой призыв не понравился. Они и так косо поглядывали на десяток робких парней с радужной атрибутикой. Надю пытались засвистеть, но она, не обращая внимания на недовольный гул, тихим, но уверенным голосом закончила речь. Петя ее выступления не слышал: он сидел в тюрьме.

Верзилова задержали 5 декабря на Лубянке. В этот день пять тысяч человек, недовольные результатами парламентских выборов, вышли на митинг к памятнику Грибоедову на Чистопрудном бульваре. Митинг перерос в стихийное шествие в сторону Кремля, две сотни человек, включая десятки случайных прохожих, оказались в полиции, некоторые получили по пять, десять, пятнадцать суток. Среди них и Петя. 14 декабря на крыше напротив спецприемника, где он сидел вместе с политиками Алексеем Навальным и Ильей Яшиным, появились девушки в цветных балаклавах на головах. Они прыгали с гитарами и кричали: «Смерть тюрьме, свободу протесту!» – потом успели зажечь файеры и скрылись. Это была уже третья акция странных анонимных активисток, которые называли себя панк-феминистской группой Pussy Riot.

 

Звуки шума

Из одних только вариантов перевода названия группы Pussy Riot можно, наверно, составить книгу: «бешенство маток», «вагинальный бунт», «восстание пиписек» и даже «гнойный разгул». «Бунт кисок» – такой вариант (очевидно, с подачи адвокатов) активистки озвучивали впоследствии в суде.

Группа Pussy Riot – это принципиально анонимная структура. Никто из девушек, поющих в балаклавах, ни разу не комментировал действия группы от первого лица. Они дают интервью, но называют при этом не имена, а прозвища – Тюря, Похлебка, Гараджа, Шайба, Шумахер, Серафима. Ни у одной девушки нет устойчивого образа: от песни к песне они меняются не только балаклавами, но и творческими псевдонимами.

Первая песня Pussy Riot была записана в октябре 2011 года и называлась «Освободи брусчатку». «Египетский воздух полезен для легких! Сделай Тахрир на Красной площади! Проведи буйный день среди сильных женщин! Поищи на балконе лом, освободи брусчатку!» – кричали девушки в цветных платьях и масках, забравшись на крышу едущего троллейбуса. Пели по очереди: одна один куплет, другая другой, припев кричали хором. Музыку украли, текст по бедности начитали на диктофон, запись свели в какой-то простейшей компьютерной программе – о качестве звука никто не заботился. Только когда случился успех и о Pussy Riot стали писать, они задумались о том, чтобы найти хотя бы пару девочек, которые умеют играть на гитарах.

Все выступления группы должны быть нелегальными – это принцип. Чтобы записать весь клип «Освободи брусчатку», пришлось устроить не одну, не две, как для будущего панк-молебна, а целых пятнадцать акций прямого действия. Во время съемок на станции «Аэропорт» Надя Толоконникова, Петя Верзилов, который выполнял роль оператора, и еще две девушки-участницы были задержаны эшниками. Так на жаргоне оппозиционеров называют сотрудников Центра по противодействию экстремизму МВД – полицейских, которые занимаются политическими делами.

В отделение к задержанным эти бойцы уже пришли в штатском. Стали запугивать тем, что им о задержанных все известно: у кого ребенок в каком детском саду, у кого какие болезни. Вместе с акционистами задержали нескольких журналистов и блогеров, которых пообещали сразу же отпустить, если те согласятся сотрудничать. Тех, кто подписал бумажки, сразу отпустили. Остальных держали дольше, но отпустили с административкой – участие в несогласованной акции, 500 рублей штрафа. Через пару дней в интернете появляется ролик Pussy Riot.

В группе уже было человек тридцать, и под масками оказались девушки из совершенно разных кругов. Блонди – настоящего имени она все равно не раскроет, иначе ее выгонят из группы – родилась в Москве. В 14 лет вместе с лучшими подругами она фанатела от Rammstein – подруги фанатеют до сих пор. Когда сейчас она пытается завести с ними беседу об импрессионистах или Сальвадоре Дали, ее любимом художнике, разговор уже не клеится. Ее неожиданное подростковое увлечение искусством и культурологией никто из родственников всерьез не воспринимал. А потом она поступила в вуз на искусствоведа. Не самая прибыльная специальность, но воп-рос, кем быть и как зарабатывать деньги, всегда стоял у нее на последнем месте. Однажды мама нашла ей работу, подходящую для студентов, – консьержкой: сиди себе, книжки читай. Она заявила, что получше найдет: не хочу, говорит, лекции пропус-кать, мне учиться интересно. Живет она до сих пор с родителями и за их счет. Правда, очень неприхотливо: одежду носит, пока не износится, в ресторанах не ужинает.

Впервые на митинг протеста Блонди вышла в 2010 году. «Граждане, не мешайте проходу граждан», – монотонно объявлял милиционер в мегафон каждые две минуты. Тех, кто продолжал «мешать», задерживали. Задержали и Блонди, слегка выкрутив руку, пока тащили в автозак на глазах у репортеров. С Надей Толоконниковой и Петром Верзиловым она познакомилась на этом первом митинге, и с тех пор Блонди редко пропускала уличные акции.

Блонди быстро подружилась со многими молодыми политиками, хотя сама становиться политиком не планировала. Даже в идеологических спорах, любимом занятии протестующей молодежи, она почти не участвовала. Просто нынешний режим не нравился. Зимой 2012 года, правда, она вступила в ПАРНАС, партию Бориса Немцова и Михаила Касьянова, но не потому, что понравилась программа, а для того, чтобы увеличить численность оппозиционной организации, которая тогда была ближе других к превращению в партию.

30 октября 2011 года у памятника Абаю Кунанбаеву на Чистопрудном бульваре прошел малозаметный немногочисленный митинг по случаю Дня политзаключенного. Блонди и туда решила заглянуть. Она подходила к толпе, когда ее неожиданно поймала за руку Надя Толоконникова и увела куда-то в сторону, попросив отключить мобильный телефон и вынуть из него батарейку. Надя рассказала, что затевается феминистская группа, главной фишкой которой будет выступление в неожиданных местах с масками на лицах. Блонди сразу же согласилась участвовать.

Почему феминизм? В интервью, которое журналист Ксения Леонова возьмет для журнала Esquire и этой книги у Толоконниковой, Алехиной и Самуцевич после их ареста, они пояснят: «Мы не открывали феминизм, мы жили с ним с пеленок. Нет вообще ничего более естественного, чем феминизм. И для восприятия феминизма книжное, теоретическое его обоснование не является смертельной необходимостью. Женщины в Афганистане, которые во времена правления талибов отваживались в глубоком подполье пользоваться помадой и тушью для ресниц, фотографировать друг друга и обсуждать происходящее вокруг – гораздо более серьезные, закоренелые феминистки, чем преподавательницы кафедры гендерных исследований Университета Беркли в Калифорнии. Или вот группа Femen, совершенно не погруженная в теоретический феминизм, является тем не менее из-за своей бешеной активности важным описанием того, каким может быть феминизм сегодня. Поэтому феминизм начинается не с чтения теории, а с осознания в третьем классе того, что все учебники и умные книжки написаны мальчиками и скорее как бы для мальчиков».

Концепция группы могла быть подсмотрена в шведском фильме «Звуки шума», который Петя Верзилов и кинопродюсер Сэм Клебанов показывали еще летом 2010 года в лагере гражданских активистов «Антиселигер» в Химкинском лесу, почти за полгода до появления Pussy Riot. По сюжету шестерка музыкантов решает бунтовать против традиционного восприятия музыки как образца гармонии и начинает терроризировать город. Они проникают в операционное отделение больницы и барабанят на животе пациента, угоняют бульдозер и атакуют оперный театр во время большого концерта, наконец, оставляют город без электричества, чтобы сыграть на электростанции. Настоящая музыка – не в консерваториях, а на площадях. Все российские кинокритики, как один, в своих рецензиях на фильм проводили аналогии с перформансами группы «Война». Но у «Войны» не было музыкальных выступлений.

Осенью 2010-го, когда только придумывалось название группы, все начиналось с простеньких акций, которые так и остались на флешках фотоаппаратов – отчеты о них не публиковались. 1 октября на оппозиционном фестивале «Последняя осень» активистки Кэт и Толокно читали лекцию на тему феминизма и феминистского акционизма в России. Была названа только одна группа, которая занимается феминистским акционизмом в России – Pussy Riot, но ее никто из слушателей не знал. В конце лекции даже поставили их песню, но песня была панковская, непонятная, с отвратительным звуком. Этот момент можно считать первым публичным заявлением о рождении группы. Правда, на знаменательное событие никто не обратил внимания.

 

Тюря и Блонди

Интервью по скайпу солистки Pussy Riot Тюря и Блонди дают в балаклавах. Таковы правила конспирации.

«В обществе никто не понимает, что такое феминизм, – говорит Тюря, невысокая девушка в розовой маске. – Мы хотим ликвидировать это невежество. Права ЛГБТ мы защищаем потому, что в нашем исключительно консервативном обществе это еще актуально. Нас за это многие не любят».

Они меняли репетиционные базы – собирались на квартирах, на дачах, в полуподпольных центрах современного искусства. Все акции готовились в пределах недели, занимало это часа по три-четыре в день. Нужно было научиться быстро и неожиданно появляться в заданном месте, доставать реквизит, исполнять, забирать все вещи и так же быстро уходить. Случалось не раз, что кто-то в последний момент пугался и на акцию не приезжал.

Конспирологи, рассуждающие, кто же стоит за Pussy Riot, уверены, что балаклавы, которые благодаря Pussy Riot стали во всем мире таким же символом протеста, как маска Гая Фокса, придумал им какой-то продвинутый дизайнер. На самом деле в обыкновенных вязаных шапках, купленных в магазине, прорезали дырочки для глаз и рта. «Это родилось от идеи анонимности: нужно было в любом случае как-то закрыть лицо. У феминистского движения Guerilla Girls, например, с этой целью используются маски горилл. Мы не хотели создать ощущение, что какие-то люди пиарят лично себя, свое лицо, мы – образы, а не люди», – утверждает Блонди.

Каждая акция Pussy Riot должна была по нарастанию затрагивать все новые и новые проблемы и захватывать все более и более важные территории. В первой песне говорилось о необходимости протестовать – и видеоклип снимали в общественном транспорте. Вторую песню, «Кропоткин-водка», они посвятили классовым различиям, проблеме бедных и богатых – и кадры для клипа сделали в дорогих бутиках и на модном показе. Клип «Бунт в России – Путин зассал» записали на Лобном месте на Красной площади, под боком у президента. В планах у девушек был захват прямого эфира на телевидении, но они оставили эту идею: после того как акция в храме Христа Спасителя прогремела на весь мир, в доступе к эфиру у группы недостатка уже не было.

«Группе действительно важно мнение каждой участницы, – говорит Блонди. – Нет такой иерархии, что одни идеологи, а другие подчиненные. Даже когда мы даем интервью, мы стараемся собрать как можно больше девочек и каждой давать слово. С самого начала никто не хотел казаться главным. Мы вместе думали об идеологии, обсуждали, что говорить на интервью, сочиняли тексты песен, иногда даже каждая по строчке».

На конспирологическую версию, будто за Pussy Riot стоит опытный провокатор Верзилов, действующий в интересах Кремля, они обижаются. «Петя очень хочет быть серым кардиналом, но, к счастью, у него это не выходит, – говорит Тюря. – Он хорошо дает интервью, но никакие проблемы феминизма его не интересуют». Блонди подхватывает: «Это вообще противоречило бы идеям феминизма, если бы за нами стоял какой-то мужчина. Петя присутствовал на репетициях, но в роли молчаливого фотографа и документатора, в сторонке стоял».

После ареста трех солисток группы Верзилов взял на себя роль менеджера и пресс-секретаря группы – вел блог Pussy Riot, общался с прессой, помогал журналистам попасть на суд, организовывал концерты в поддержку арестованных. Он уговорил Мадонну и Red Hot Chili Peppers со сцены потребовать освободить Pussy Riot. Но сами участницы группы далеко не всю его активность считают полезной.

«Петя пытается помогать по-своему и не всегда делает правильные вещи, – говорит Тюря. – Он написал письмо Медведеву и начал его с рассказа о старой акции группы «Война» – при чем тут это? Он в блог пишет совершенно лишние вещи, про Киркорова например».

Пост о Филиппе Киркорове был посвящен крестинам его дочери – чтобы сказать речь, певец вышел на амвон в храме Пророка Илии. Автор – очевидно, Верзилов – нашел сходство в этом проступке с выступлением Pussy Riot в ХХС и «порадовался», что Филиппа Бедросовича не арестовали.

По мнению солисток, оставшихся на свободе, блог Pussy Riot должен быть посвящен панк-группе, а не превращаться в рупор антиклерикальной борьбы. Петя, по их мнению, недостаточно внимательно соблюдал конспирацию. «Петю точно прослушивают, а он ленился отключать телефон. Однажды после разговора с Петей по телефону в кафе пришли сотрудники Центра «Э», сели за соседний столик и попросили его на разговор, – вспоминает Блонди. – В день акции в храме Петя спокойно собирал документаторов в фейсбуке! Мы даже хотели отменить акцию из-за этого! Я, конечно, не думаю, что Петя нарочно сливает информацию, зачем ему сажать жену? Вряд ли он сотрудничает с органами, но он плохо организует безопасность – это факт».

 

Активизм и взаимовыручка превыше всего

Ни одна акция прямого действия, то есть несанкционированный перформанс в общественном месте, не проходит без документаторов – журналистов и блогеров, которые ее снимают. Обычно у каждой организации – и у арт-группы «Война», и у политического движения «Солидарность», и у Pussy Riot – есть свой журналистский пул. Это репортеры, которые уже привыкли снимать неразрешенные акции.

Их не удивит требование выключить и разобрать мобильный телефон на репетиции. Их не рассмешит условный язык, с помощью которого участники сообщают друг другу место и время, и не смутят разные другие меры предосторожности, которые кому-то показались бы симптомами паранойи. Журналисты-документаторы ходят на репетиции. Их предупреждают, что говорить, чтобы не подставить участников, если акцию спалят.

Обычно это молодые репортеры, сами в прошлом (а то и в настоящем) политические активисты, которые и с полицией общаться умеют, и бегают быстро. Они часто работают за идею, то есть соглашаются задокументировать акцию не для своего издания, а для организаторов – тем же надо каким-то образом все снять на фото и на видео. После акции они отдают все отснятые материалы организаторам – тоже с предосторожностями. Так, заливать видео в интернет обычно просят человека, который находится за границей, чтобы не засветить IP-адрес. Если акция провалилась, документаторы первые оказываются под подозрением как стукачи: кто-то же слил информацию полиции – не блогеры, случайно?

«Когда тебе грозит опасность со стороны органов, самое умное, что можно сделать, – как можно скорее обрубить абсолютно все каналы связи, о существовании которых хоть кто-то мог подозревать, – делятся опытом арестантки в письме журналисту Ксении Леоновой. – Потому что любой телефон, почта, фейсбук, твиттер, компьютер, любое самое мимолетное появление в самой малой сети или самый жалкий сигнал от самого ничтожного прибора – надежный путеводный маяк для опытных техподразделений чекистов и полицейских, которые могут быть брошены на вашу поимку. Пока будете в подполье осваивать азы активистской безопасности, нужно забыть про вечерний фейсбук или эсэмэски любимой бабушке – все это можно будет делать, но особенно изощренным образом, который начинающему подпольщику сразу не осилить. Дальше нужно избежать всех предсказуемых контактов с людьми: связи с родственничками и дорогими друзьями исключаются полностью – это верный путь к провалу. Для общения и помощи вам теперь подойдут только надежные товарищи, с которыми вы последний раз общались несколько лет назад. На них нужно внезапно выходить с телефона, одолженного, например, у торговца шаурмой на вокзале. За местом вашей встречи нужно наблюдать из надежного укрытия и, убедившись, что все чисто, резко воссоединиться с забытым органами другом, растворившись в безбрежном русском подполье. Мы однажды практически сорвали свадьбу одного нашего друга – он был так рад услышать голос контактировавшей с ним солистки Pussy Riot, что забыл про невесту и срочно уехал со своей собственной свадьбы встречать всю команду и располагать ее в надежном укрытии. Невеста так и не дождалась до конца вечера продолжения брачного обряда, и свадьба сорвалась. Активизм и взаимовыручка превыше всего!»

С документаторами девушки из Pussy Riot всегда встречались заранее и дату акции по телефону никогда не обсуждали. «У нас были условные названия для мест, которые мы хотим использовать, а если мы назначали встречу в три, это означало на два часа раньше – в час. Такой простой шифр», – говорит Тюря. Помогало не всегда: в храме, по ее словам, оперативный сотрудник присутствовал, а в фильме Аркадия Мамонтова о Pussy Riot, который показали по НТВ, есть запись с профессиональной камеры – то есть кто-то помимо документаторов стоял в сторонке и снимал.

Исполнять панк-молебен в храме Христа Спасителя 21 февраля 2012 года должны были не пять, а восемь человек – именно в таком составе репетировали акцию. Но в последний момент несколько участниц оказались заняты. Акцию обкатали в Богоявленском соборе – красивой бирюзовой церкви в стиле ампир в Басманном районе Москвы, в которой крестили Александра Пушкина. Одна из штаб-квартир группы «Война» находилась как раз поблизости. В Елоховском соборе документаторы снимали для видеоклипа игру на гитарах – этот эпизод впоследствии войдет в видео из храма Христа Спасителя, потому что там достать гитары помешает охрана. «Мы очень аккуратно, никого не тревожа, поставили осветительные приборы, быстро сыграли, спели, нас быстро вывели оттуда», – вспоминает Блонди опыт в Елоховском.

Потом в суде свидетель обвинения Этери Гонашвили, казначей Елоховского собора, пожилая женщина в шали и с зонтиком от солнца, будет вспоминать:

«Поворачиваюсь я и вижу девушку в таком светлом пальтишке и в этом колпаке с прорезями, и вот так вот она в такт музыке извивалась. Я ей говорю: ну что ж вы, неужели нельзя было спокойно войти в храм? Значит, что-то хотели против нас сделать. И мы без ожесточения, значит, их проводили, нам удалось быстро это сделать. Наверно, храм просто не допустил. Ну, и потом я пошла к батюшке. Сами понимаете, я служу в храме, много чего видела, но это, конечно, было потрясением. Пошла делами заниматься, а потом, по-моему, даже не осталась на службу, потому что себя плохо чувствовала. Я даже дома не могла сказать об этом – настолько это было страшно…»

 

Ну что, пошли?

21 февраля в половине одиннадцатого утра Надя Толоконникова, Тюря, Блонди, а также Катя Самуцевич и Маша Алехина встретились в кафе рядом с метро «Кропоткинская». Журналисты с камерами, собранные Петром Верзиловым, уже полчаса ходили вокруг. У девушек с собой были гитары, микрофон, осветительный прибор. Они оделись в яркие платья, скрытые под верхней одеждой. Балаклавы лежали в рюкзаках.

В 11 утра они вошли в храм, по правому краю вдоль стены осторожно прошли к амвону, который был огорожен веревкой, посмотрели друг на друга: «Ну что, пошли?» – «Пошли!» Волновались, разумеется, – никакой опыт этого не отнимет. Перепрыгнули веревку и побежали. «У нас все мелкие действия были распределены, – рассказывает Блонди. – Я, например, сгребала все пальто в один угол, чтобы не мешались под ногами, вторая девчонка доставала микрофон, третья гитары. Девчонку с гитарами очень быстро забрала охрана». Один из охранников подбежал к амвону, но заходить сразу не рискнул. Тогда он взял проигрыватель и понес из храма. Он не смог разобраться, как его выключить, поэтому фонограмма продолжала играть:

– Богородице, Дево, Путина прогони, Путина прогони, Путина прогони!

Пение на амвоне продолжалось всего тридцать секунд, а действие целиком заняло полторы минуты.

Любовь Сокологорская, свечница храма Христа Спасителя, женщина лет пятидесяти, спустя полгода выступит на суде над Pussy Riot в роли потерпевшей.

«В 9 часов мои обязанности, соответственно, – зажечь соответствующие лампады, – расскажет она. – Если необходимо, протереть стекло на образах и мощевиках – у нас очень много мощей святых. И привести в порядок подсвечники, в частности смазать их маслом. 21 февраля 2012 года в районе 8:50 я пришла в храм. Открывается храм, и мы фактически сразу видим первых посетителей, причем это посетители не безразличные, они приходят со своей какой-то очень важной потребностью. Что было 21-го? Начался достаточно спокойный, обычный день. Через некоторое время, около 11 часов, ко мне подошли две особы. Иногда я сама подхожу к людям, если вижу, что кому-то трудно, помогаю людям, которые в сомнении, в трудности, которые, скажем так, к вере расположены, но на данный момент еще не знают, как и что. Подошли ко мне две особы, Алехина и Толоконникова, с обычным вопросом: где за что поставить свечки? Я начала объяснять, в это время я находилась почти спиной к алтарю, а Толоконникова поглядывала за мою спину.

Я повернулась к одному из подсвечников и услышала шум со стороны, где расположена наша всеобщая православная святыня – часть ризы Господней. Я резко обернулась и увидела – практически открыт замок и начинают открывать калитку. Там были Самуцевич и неопознанное лицо. Они резко открывают вторую калитку и вбегают на амвон. Я пытаюсь как-то их задержать. Подхожу к ограде и поднимаюсь на первые две ступенечки – и не имею никакой возможности даже подняться на солею. Может, для кого-то это ничего не значит, но меня как столбом поставило на этих двух ступеньках».

– Господь не пустил! – шепнет кто-то в зале суда.

«В это время я все слышу и вижу – Алехина и второе неустановленное лицо совершают еще большую дерзость: они просто по центральному подъему на сам амвон взбегают. Я думаю: что они собираются делать дальше? Стали снимать с себя все – рюкзаки, верхнюю одежду – и швырять под сами Царские врата. Самое страшное и неприятное в этой ситуации было ощущать, что, да, меня держит Господь, я не могу поднять ногу и шагнуть даже на одну ступеньку. Трое из них, Толоконникова, Самуцевич и неопределенное лицо, начали. Было видно, что действие спланированное, организованное и времени у них в обрез. Тут же подскочили две другие, среди которых Алехина и вторая неопознанная, и стали делать то же самое. При этом звучали слова: «Быстро, быстро, не отвлекаться!» И, по всей вероятности, у этой группы был свой диспетчер. Я не могу сказать точно, но мне показалось, что это была Толоконникова. Они стали облачаться в маски с прорезями для глаз и для рта, расчехлялась гитара. Они тут же начали телодвижения и вот эти выкрикивания».

– Какие телодвижения, сразу опишите, пожалуйста, – спросит судья Марина Сырова.

– Я не буду сейчас искать определения. В моем представлении это бесовские дрыгания.

– Прыжки-скачки?

– Прыжки, скачки, движения рук со сжатыми кулаками. Они задирали ноги так высоко, что фактически все, что от пояса, было видно. И такое ощущение, что они друг перед другом куражились, кто задерет эту самую ногу повыше.

– Скажите, пожалуйста, данные действия сопровождались какими-нибудь выкриками, которые носили оскорбительный, богохульный характер по отношению к символам православной веры, по отношению к Христу, Богородице, к РПЦ, к русским святым?

– Они только такой характер носили, только оскорбительный, другого не было.

 

Прощеное воскресенье

Борьба художников с клерикалами в современной России началась не с Pussy Riot. Панк-феминистки, конечно, знали о художнике Авдее Тер-Оганьяне, который на выставке «Арт-Манеж» в 1998-м рубил топором репродукции православных икон во время акции «Юный безбожник», а потом был вынужден эмигрировать. На их глазах разворачивалась и история с судебным преследованием организаторов выставок «Осторожно, религия!» в 2003 году и «Запретное искусство» в 2006-м. За последнюю, прошедшую в Музее имени Андрея Сахарова, искусствоведа Андрея Ерофеева и директора музея Юрия Самодурова приговорили к уплате штрафа, признав виновными в разжигании религиозной вражды.

Организаторов выставки «Запретное искусство» группа «Вой-на» активно поддерживала. Денис Истомин, по иску которого началось преследование Ерофеева и Самодурова, объявит себя потерпевшим и по делу о панк-молебне.

В день приговора по делу «Запретного искусства» 12 июля 2010-го Петя Верзилов и Надя Толоконникова разбросали в Таганском суде три тысячи мадагаскарских тараканов – акцию назвали «Тараканий суд». Интернет обошла видеозапись, где Верзилова за руки и за ноги волокут в автозак, а за ним идет бородатый мужчина и окропляет и Петю, и полицейских святой водой. Защита Pussy Riot в 2012-м будет убеждать судью, что у активиста «Народного собора» личная неприязнь к Толоконниковой – они виделись тогда, в Таганском суде, но судья не придаст этому значения.

«Это нормальная ситуация для постмодернизма, когда тяжело определить, где искусство, а где нет. В такое время мы живем. Как только художник заявляет, что он искусством не занимается, его сразу же причисляют к искусству, – рассуждает Тюря. – Последняя акция (в храме Христа-Спасителя. – авт.) была чистой воды молитва, и если бы часть группы не села, то вопрос, называть ли ее искусством, не стоял бы. Все современные критики поддерживают ее как акцию, не похожую на искусство, этим самым ее к искусству и причисляя. Часть арт-сообщества решила, что акция сделана не на территории искусства – не в «Гараже», не на Винзаводе – поэтому мы, мол, вас поддерживать не будем. И это не характеризует их положительно».

После акции в ХХС участницы Pussy Riot залегли на дно – жили в пригороде, недалеко от подмосковной Сходни, ели блины, потому что Масленица, сочиняли новые песни, катались с ледяных гор, обсуждали до рассвета новые акции. А тем временем видео с панк-молебном, размещенное в сети, набирало десятки тысяч просмотров. Одни «анонимусы» рукоплескали смелости девушек, другие назначали награду за их головы. А друзья Нади, Маши, Кати и других участниц волновались: сойдет ли им это с рук?

«Проблемы начались после публикации ролика нашего панк-молебна, когда весь православный мир увидел, как горячо можно просить Богородицу прогнать ненавидимого всеми земного царя, – пишут арестованные солистки из СИЗО журналисту Ксении Леоновой. – После этого, согласно повторяемой во властных кругах истории, Патриарх позвонил Путину и тогдашнему главе московской полиции генералу Колокольцеву, попросив как следует проучить тех, кто громко и во вверенном ему пространстве упрекает его в том, что он, Патриарх, верит в этого самого Путина куда больше, чем в Бога».

Рано утром 26 февраля, в Прощеное воскресенье, ГУВД Москвы объявило, что в отношении Pussy Riot возбуждено уголовное дело. «Мы много гуляли за городом, валяли друг друга в снегу и без конца говорили о том, что русской историей управляет неплохой драматург – ведь сложно представить более живописный удар по христианским помыслам первоиерархов РПЦ, чем открытое в Прощеное воскресенье за молитву в храме по тяжкой статье уголовное дело», – пишут из тюрьмы арестованные.

Надю и Машу арестовали 5 марта, наутро после президентских выборов, когда «гражданское общество», которое могло бы заступиться за девушек и прибежать с пикетами к ГУВД, отсыпалось после наблюдения на избирательных участках и тосковало оттого, что Путин снова станет президентом и все эти марши с белыми ленточками – зря. В СИЗО Толоконникова тут же заявила, что ее не было в храме в момент акции, и объявила голодовку в знак протеста, которая будет вскоре прекращена.

7 марта Владимир Путин, только что выигравший президентские выборы, выражает надежду, что такие акции «больше не повторятся», а пресс-секретарь Путина называет панк-молебен «отвратительным». Вскоре на оппозиционном митинге «За честные выборы» со сцены на Новом Арбате звучит и лозунг «Свободу Pussy Riot!». На следующий день тогдашний глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин заявляет: Pussy Riot должны покаяться и начать новую жизнь, иначе «их ждет трагичное, ужасное будущее».

Через несколько дней арестовывают третью предполагаемую участницу группы – 29-летнюю Екатерину Самуцевич.

 

Звонят домой: скоро ли Катя придет?

Катя с детства жила с отцом Станиславом Олеговичем в квартире на Рязанском проспекте и всегда была замкнутой. Ее мать умерла, когда ей было 19. У Кати, признается 73-летний отец, всегда были комплексы по поводу внешности: невысокая, не красавица, ухажера найти трудно. «Она, видимо, считала, что никакая одежда не поможет, и отказывалась, когда я ей предлагал сходить и что-нибудь получше купить. А ухажеры все равно были – некоторые до сих пор звонят домой, спрашивают, скоро ли Катя придет. Я отвечаю, что не скоро.»

Катя с медалью окончила школу, в институт поступила без экзаменов, попала в НИИ оборонной промышленности, разрабатывала программу для подводной лодки «Нерпа». «Когда ее направляли во Владивосток в командировку, я ей категорически запретил туда ехать, – вспоминает Станислав Олегович. – И правильно сделал: на испытаниях подлодки произошла авария, и погибли 30 человек. Ее уволили, и она стала работать программистом».

А потом она пошла учиться в Московскую школу фотографии и мультимедиа имени Родченко. «Вот с этими ребятами познакомилась, философов французских начиталась, – вздыхает Станислав Олегович. – Она стала меньше обсуждать со мной свои занятия и свои увлечения в связи с моими резко отрицательными высказываниями в адрес этого самого современного искусства».

По словам однокурсников по школе Родченко, Катя всегда была человеком замкнутым, неразговорчивым, никогда не бывала на виду, хотя всеми считалась очень талантливым художником. У нее была лучшая дипломная работа на курсе. Идея заключалась в том, чтобы сделать произведение искусства с помощью компьютерного вируса, который заменял бы слова, показанные в интернет-браузере, на произвольный набор слов. При этом текст должен был сохранить синтаксис, так что читатель даже не сразу бы понял, что контент изменен. Руководителем дипломного проекта Самуцевич был Алексей Шульгин, известный художник, участник арт-коллектива Electroboutique. Работа Кати потом участвовала в ряде выставок.

В школе Родченко Катя и познакомилась с Петром Верзиловым и Надеждой Толоконниковой – перед одной из акций группы «Война» они пришли туда в поисках участников. Откликнулись несколько человек, но большинство быстро потеряли к этому интерес – в отличие от Кати.

Николай Дегтярев, один из выпускников школы Родченко, размышляет, почему именно туда отправились активисты «Войны»: «Чему учат в школе? По большому счету, технические и теоретические дисциплины распределены поровну. С техникой все понятно – это фото, видео, звук и свет. К теоретическим относятся в основном различные виды «историй»: история современного искусства, история фотографии, видео и медиаарта. Почему «Война» пришла сюда? «Новую кровь» они могли найти абсолютно в любом месте, для этого наше государство создало все необходимые условия. Но сам факт, что студенты школы по большей части в курсе деятельности группы «Война», бесспорен».

Самуцевич называла себя в группе «активисткой Кэт» и «киберфеминисткой». «Киберфеминизм борется с сексистскими техногенными желаниями общества, также и Клара Цеткин в свое время боролась с предрассудками, запрещающими женщинам участвовать в выборах», – объясняла она в интервью журналу «Квир». По мнению Кэт, феминизм в России все еще актуален: «Про социальное равенство полов – это чушь, зарплата у женщин сейчас меньше – почитайте статистику по вопросу дискриминации женщин на рабочем месте – и это проблема стоит не только в России, но и во многих благополучных странах».

После раскола «Войны» Катя осталась с москвичами Надей и Петей. Ее возмущало, что идеолог питерской фракции арт-группы Плуцер-Сарно подавал акцию феминистского крыла «Войны», когда девушки насильно целовали женщин-милиционеров, как акцию, спродюсированную Верзиловым. «Потрясающе! Что бы вы, будучи женщиной, ни делали, общество всегда найдет мужчину-руководителя, мужчину-идеолога, который (как вы неожиданно узнаете однажды!) сделал за вас всю интеллектуальную работу», – жаловалась она.

Отец знал, что дочь участвует в каких-то акциях, спорил с ней о методах борьбы. В их семье ругать власть считалось естественным, но на митинги Станислав Олегович не ходил. «Я, как инженер, в первую очередь думаю об эффективности, – объяснял он друзьям Кати в перерыве между заседаниями суда. – Я говорил, что методы должны быть в рамках демократических процедур, что так ничего не добьешься. Она отвечала, что я ничего не понимаю».

Удивление отца вызывал и ее интерес к феминистскому движению. «Я ей объяснял, что в нашей стране женщины могут занимать многие должности, а в некоторых учреждениях женщины превалируют, в частности в судах. И ущемления прав женщин у нас не существует», – вспоминал он.

Станислав Олегович на выборах всегда голосует за коммунистов, но Катю он крестил еще в детстве (при этом из всех трех арестованных участниц Pussy Riot Катя единственная, кто в интервью не называл себя христианкой). При советской власти церковь была гонима и поэтому пользовалась уважением и поддержкой интеллигенции, отсюда интерес в семье к церковной идеологии, объясняет Станислав Олегович. Несколько икон у него «стоят в шкафу».

«Я считаю, что вот акция в храме была неправильной, но свою дочку люблю и поддерживаю – с ней поступают несправедливо, – пояснял он журналистам во время процесса. – Просто поражает разгул, спровоцированный деятелями церкви и власти. Я не хотел бы давать оценку РПЦ и другим властным структурам, но все, что происходит, наносит огромный вред как церкви, так и государству, независимо от окончательного решения суда». В тот день Таганский суд в очередной раз продлил содержание под стражей трех солисток.

 

На меня напала феминистка-лесбиянка

Пока девушки в тюрьме, за ее пределами нарастают споры по поводу их выходки. Совет православных общественных объединений требует наказать участниц Pussy Riot «по всей строгости закона». «Если Россия стерпит произошедшее, значит, ее можно брать голыми руками», – говорится в документе, распространенном советом 15 марта 2012 года. По интернету расходится скан письма к Генеральному прокурору России, которое публично зачитывают священники в московских храмах. Его авторы требуют привлечь девушек из Pussy Riot к уголовной ответственности за разжигание религиозной вражды. (Представитель Московского патриархата Владимир Легойда «успокаивает» общественность: письмо не было спущено «сверху», просто отдельные люди в РПЦ возмутились и выступили с инициативой.) После этого и Союз казаков России требует наказать Pussy Riot со «всей силой и строгостью закона», а заодно и проверить интернет-пользователей, которые распространяли видео с панк-молебном.

24 марта патриарх Московский и всея Руси Кирилл называет акцию группы Pussy Riot глумлением над святыней: «Появляются люди, которые оправдывают это кощунство, минимизируют его, стараются представить это как некую забавную шутку, и печально, и горечью сердце мое разрывается, что среди этих людей есть те, кто называет себя православными».

Группа Pussy Riot отвечает открытым письмом: их акция была настоящей молитвой, а «горячая и искренняя молитва не может быть глумлением и святотатством – в какой бы форме она ни происходила, а потому нельзя говорить, что мы оскверняли святыню, что мы глумились над святыней». Они уверены: их слова не могли оскорбить чувства искренне верующих. «Наша молитва оскорбила только Путина и его опричников, и теперь три женщины брошены в тюрьму, матери отняты у маленьких детей, а с чиновных верхов раздаются ежедневные призывы продолжить аресты и наказания».

28 марта организация «Всемирный русский народный собор» объявляет Pussy Riot «тоталитарной сектой», за которой стоят «влиятельные владельцы шоу-бизнеса». Депутат Госдумы и певец Иосиф Кобзон сравнивает девушек с исполнителями теракта в «Норд-Осте». «Кто-то привел в «Норд-Ост» молодых ребят – там же самому старшему было 23 года. Они же не сами придумали. Этих девиц, которые показывали грудь в храме Христа Спасителя, их кто-то организовал», – говорит он в интервью телеканалу «Дождь» (и по этим словам можно догадаться, что ролик он сам, очевидно, не смотрел).

В апреле Правозащитная ассоциация Amnesty International признает трех арестованных девушек узниками совести и требует «незамедлительно и безоговорочно освободить их из-под стражи». А 4 июня депутат Госдумы Алексей Журавлев обещает к осени подготовить законопроект по изменению 282-й статьи Уголовного кодекса – «экстремистской». Депутат хочет выделить оскорбление религии в отдельную статью. Эту идею горячо приветствует член президиума Конгресса русских общин, помощник вице-премьера Дмитрия Рогозина Александр Босых.

Босых к этому моменту успел прославиться тем, что на пикете 8 марта в поддержку Pussy Riot он ударил кулаком по лицу режиссера Таисию Круговых, которая стояла с плакатом. А потом сообщил, что не жалеет о своем поступке: «На меня напала феминистка-лесбиянка – получила по лбу. <…> Самолюбие уязвлено. Брезгливо. Но надо! Вышел бы я еще раз – да пожалуй!»

Правозащитница Анна Каретникова из Союза солидарности политзаключенным навещает девушек в СИЗО и рассказывает в блоге:

«В интернете была информация о том, что на них наложены взыскания: за плохо застеленную кровать у Самуцевич и за обнаружение рукописных записей в камере у Толоконниковой. Со слов администрации, дисциплинарные взыскания обе девушки получили 13 апреля и за одно и то же: «ухищренным образом спрятали в нижнем белье» (а Толоконникова – в носке) записки своим знакомым с целью передачи их адвокатам. В целом обе девушки и Мария Алехина чувствуют себя нормально, не болеют, Надя получает лекарства от головной боли, которые ей помогают. Мария расстраивается, что ее не хотят вывозить на суд по ее кассации по мере пресечения, желая ограничиться видеоконференцией. Вчера у нее было свидание с мамой. Она также получает таблетки от аллергии и еще просит, чтоб волонтеры, которых она благодарит, перестали передавать ей хлеб, потому что этим хлебом уже забита вся камера. Благодарит всех и за письма, которые получает. Надя Толоконникова просит передавать фрукты и кефир с ряженкой».

24 апреля у храма Христа Спасителя проходит молитвенное стояние «в защиту веры, поруганных святынь, Церкви и ее доброго имени». Поруганные святыни демонстрируются во время крестного хода вокруг храма – это порезанный ножом крест из собора Невинномысска, порубленная икона из Великого Устюга. «Мы сегодня подверглись атаке гонителей, несопоставимой с тем, что было в прошлом, но опасной тем, что сам факт кощунства, святотатства, издевательства над святыней предлагается рассматривать как законное проявление человеческой свободы», – заявляет патриарх. В стоянии принимает участие, по официальным оценкам, свыше пятидесяти тысяч человек.

В тот же день государственный телеканал «Россия-1» в прайм-тайм показывает документальный фильма Аркадия Мамонтова «Провокаторы». Автор называет активисток «кощунницами» и утверждает, что за акцией в храме стоит Борис Березовский – живущий в Лондоне опальный олигарх, которому приписывают все политические закулисные игры 1990-х и которого считают «продюсером» прихода Владимира Путина к власти. В январе 2012 года Березовский в открытом письме просил патриарха Кирилла поддержать бескровную смену власти в России. По мнению Мамонтова, глава РПЦ не откликнулся, и именно после этого началась кампания по очернению церкви.

 

Живи на Красной

«В тюрьме учишься сдерживать и чувствовать все свои желания – желания материальные, как и жажду человеческого общения и тепла тоже приходится контролировать, – пишут девушки из СИЗО журналисту Ксении Леоновой. – Нужно стать аскетом – и тогда те скупые контакты и вещи, проникающие в тюрьму, будут дарить большую радость. Это настоящая школа аскетизма, а Pussy Riot всегда стремились к аскетизму. Он прочищает сознание. Мы блюдем тюремный социализм, всеми дачками делимся и все наши вещи считаем общими вместе с нашими сокамерницами. Так что остается только желание быть, развиваться и отдавать, делиться. Хочется тюремных экстазов, озарений, откровений о свободе, несвободе и о том, что же из них все-таки нужнее человеку для развития. Хочется жадно думать, чувствовать – ведь за отсутствием внешнего развивается бешеная внутренняя жизнь».

В этих письмах, переданных из тюрьмы через адвокатов и знакомых, девушки подробно рассказывают о своих тюремных буднях. Но в разговоре с любым современным художником никогда нельзя быть уверенным, что собеседник не играет смыслами и не высмеивает – тебя, себя, саму ситуацию. Непонятно, иронией или нет являются их рассказы о тюремной еде: «Во-первых, необыкновенно вкусен знаменитый тюремный хлеб. О нем еще Достоевский в «Записках из Мертвого дома» писал – за 150 лет в русской тюрьме даже вкус хлеба такой же, это вечная стабильность русской жизни – даже вкус хлеба не может измениться. Во-вторых, макароны с мясом – макарон с таким невероятно специфическим вкусом на воле нет шанса отведать. Их нельзя назвать невкусными – у них именно крайне специфический, переходящий в экзотический вкус. Возможно, здесь виноваты какие-то отходы, добавляемые вертухаями-поварами в тюремную подливку – московской гламурной кухне здесь есть чему поучиться. В-третьих, славится среди арестантов гороховая каша. Особенно когда она без прожилок буйволятины. Кашу эту обожают тюремные коты».

Во время прогулок в тюремном дворе размером два на четыре метра, пишут арестантки, на них снисходили откровения: «Сидеть в тюрьме – это особый труд. Крестьянский. Рабочий. Мы теперь стали гораздо яснее ощущать славный махновский лозунг: «С угнетенными против угнетателей – всегда!» И будем об этом писать книжки. Для тех, кто в тюрьме пока еще не сидел. Для тех, кто не знает, что такое месяцами засыпать и просыпаться под переклички вертухаев и лязг открывающихся тяжелых дверей».

В тюрьме достаточно времени, чтобы читать книжки. «На одну из нас недавно произвел хорошее впечатление перечитанный «Дар» Набокова. Предложения у этого американского писателя похожи на ракушки с завитками, а в тюрьме это очень приятно. В плане чтения СИЗО помогает упорядочить мысли и предыдущий опыт, а сжатое время, предоставленность самому себе как бы ускоряют результат и его появление на бумаге. Жаль только, что все бумаги и дневники – все личное в любой момент могут забрать и прочесть – и так уже много раз происходило. И нечего, и некому возразить – шмон и обыск, а ты бесправен. Ну и, конечно же, в тюрьме приятно перечитывать самую махровую диссидентскую и революционную классику – Чернышевского, Солженицына».

Они не добивались славы, уверяют участницы Pussy Riot. «Погруженный в творчество человек получает колоссальное удовлетворение не от направленных на него софитов, но от понимания того, что его идеи заставляют людей задумываться и меняться. Только это, а не вспышки фотокамер, и приносит настоящее удовольствие. Мы в тюрьме, и на наших судах количество одних только фотокорров переваливает за сотню, а портреты солисток с пафосными подписями появляются в изданиях, которые вообще никогда не пишут о России. Но подлинное удовольствие мы получаем каждый раз, когда кто-то где-то на Земле, в Сызрани, Саратове, Берлине или Мельбурне надевает на голову цветную балаклаву или скандирует: «Живи на Красной!» Для этого не нужна личная слава, но нужен наш образ!»

Путин, по мнению девушек, тоже собирательный образ – но образ зла, «который был поставлен провидением для контроля над нашими степями, лесами и тундрами в нулевые для того, чтобы к десятым наконец-то взрастить на этих просторах боеспособное и зрелое гражданское общество, которое научится отчаянно драться за свои ценности и цепляться зубами за свои интересы. А если отвлечься от демонической роли ВВП по воспитанию активистов и политически сознательного поколения, то Путин – всего лишь серенький мышонок-шпион из мультфильма, что провел юность невзрачным микроагентом в затхлой советско-немецкой провинции, ненавидимый местными жителями как заграничный шпик. Лучше всего про Путина сказал Петя Мамонов в далеком 2007 году: «А Путин – он маленький, худенький, чё он может?» Вот эта неспособность делать добро и привела к тому, что Путину и его друзьям с горя остается только воровать в астрономических масштабах. Ну надо же чем-то себя утешить».

 

Встаньте на лавочку, вас не видно

20 июня к полудню у Таганского суда собирается больше ста человек: журналистов, сочувствующих и противников – узнать, оставят ли Толоконникову, Самуцевич и Алехину в тюрьме еще как минимум на месяц. У забора слышна перепалка с приставами:

– Вы должны обеспечить открытость суда! Это закон!

– Закон не закон, там места нет.

– А в Басманном организовывали видеотрансляцию.

– Так у нас не Басманный.

Кто-то ходит в толпе и раздает свистки сторонникам Pussy Riot. Начинают свистеть. Кому не досталось свистка, кричат: «Позор!» Полицейские задерживают пятерых. Самый известный в стране экозащитник Евгения Чирикова на камеру поет: «Богородице, Дево, Путина прогони!» Полицейский в мегафон вяло просит освободить проезжую часть. Машины по Марксистскому переулку едут с трудом: никто специально не перекрывал улицу, но на тротуаре все не помещаются. Из иномарки выглядывает женщина в темных очках: «А что такое? Кого судят? А, этих девочек», – вздыхает она. Пожилая пара пытается пройти домой через территорию суда – их отправляют в обход.

Мускулистый парень со слоганом «Русский – это сила» на футболке рывком отбирает у сторонника Pussy Riot плакат, через пару секунд вокруг образуется клубок из телекамер, микрофонов, айпэдов: из желающих разнять и желающих присоединиться к драке. Еще через полминуты все участники потасовки сидят в автозаке.

На другом конце улицы бабушка с иконой у груди спорит с кучкой молодежи, кто правильно верит в Бога. «Они оскорбили наши чувства и должны быть наказаны!» – настаивают молодые люди. «Иисус завещал прощать своих врагов», – отвечает бабушка. Появляется человек в костюме и ярко-голубых мокасинах – он юрист и готов всем здесь объяснить, почему Pussy Riot должны сидеть: «Они совершили акт вандализма».

«Постойте, вандализм – это когда что-то было испорчено», – поправляют юриста из толпы. Через минуту оказывается, что сидеть они должны только потому, что надругались над чувствами верующих.

– Когда я прихожу в церковь, я смиренно стою, крещусь и молюсь.

– Вот и они помолились.

– Это неправильная молитва.

– Так пусть их судит Бог, а не вот этот суд.

– Нет, они должны быть наказаны, я юрист…

Бородатый человек рассказывает камерам, что православие у нас – «государствообразующая религия», а значит, действия Нади, Кати и Маши нужно квалифицировать как попытку свержения строя.

В зале суда душно и тесно, журналисты задевают друг друга камерами, широкоплечий пристав грубо просит не стоять в проходе – хотя стоять больше негде. «Так, освободили коридор!» – расталкивают всех приставы. Вводят Надю, она растерянно улыбается, заходит в клетку, садится, ищет знакомые лица, машет друзьям, улыбается Пете. «Вы что-нибудь хотите передать тем, кто снаружи?» – спрашивают из зала. Надя отвечает: «Возлюби врага своего». Рассказывает журналистам, что сотрудник Центра «Э» предлагал всем трем девушкам признать все обвинения в обмен на «легкий» приговор – три-четыре года тюрьмы.

Верзилов в перерыве заявляет журналистам, что было две экспертизы акции в храме – обе никакого экстремизма не нашли. «Тогда следствие заказало третью, и та в рекордные сроки нашла все признаки, которые нужны были обвинению. Стали узнавать, кто эксперты, – один оказался православным патриотом, который заявлял, что с девушками надо поступить как при Иване Грозном». Судья Коновалова оставляет Толоконникову под арестом до 24 июля.

Следующей судят Катю Самуцевич.

– Встаньте на лавочку, вас не видно совсем! – кричат ей фотографы.

– Что вы можете передать тем, кто вас поддерживает?

– Только благодарность. Я прошу поддерживать и тех, кто стал политзаключенным, а не только нас.

– Отойдите от клеточки! – требует пристав.

– На время приговорчика. Это он как бы добрый, – иронизирует писатель Дмитрий Быков. – А потом будет арестик.

Судья монотонно зачитывает материалы следствия. Адвокат Виолетта Волкова просит заменить меру пресечения на любую другую: «Самуцевич была взята под стражу не сразу – ее вызывали на следственные действия, и она являлась. Если бы она хотела скрыться, она бы это сделала. Уничтожить доказательства, находясь на свободе, Самуцевич уже не сможет. До ареста она не предприняла никаких действий по давлению на свидетелей. Следствие цинично заявляет, что в тюрьме спасают ее от посягательств других граждан. Давайте сразу дадим пожизненное – будем ее всю жизнь охранять».

Самуцевич тоже продлевают арест до 24 июля.

– Кать, письмо получила? – кричит отец, пока ее выводят. Она успевает кивнуть.

На улице в это время задерживают тех, кто в знак поддержки Pussy Riot загримировал лицо под балаклаву. А на выходе из зала суда плачет актриса Чулпан Хаматова, тоже пришедшая поддержать девушек.

Вводят Машу Алехину. Она держит в руках Библию. Она единственная, кто попросил выдать ей копии протоколов всех заседаний суда по их делу. «Я ознакомилась с обвинением: там в каждом слове по три ошибки», – заявляет она. Как и другие девушки, улыбается собравшимся, даже когда судья зачитывает приговор: оставить под стражей до 24 июля. А напоследок произносит: «Мне жаль жить в стране, где беззаконие прикрывают судебной мантией».

Адвокат Николай Полозов рассказывает журналистам, что Алехину заставляли признать вину, угрожая в противном случае лишить свиданий с ребенком. «Она не общественно опасный, а общественно полезный человек», – возмущается адвокат. В деле есть документы, которые это подтверждают. Так, «Гринпис» «высоко оценил ее вклад в борьбу за спасение Утриша, а православное общество «Даниловцы» подтвердило, что Маша занималась рисованием с психически больными детьми, и дало ей положительную характеристику».

 

Мимино

В апреле в Таллине проходит концерт в поддержку арестованных участниц Pussy Riot – его даже посещает президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес. Концерты в поддержку группы идут в Берлине, Париже, Нью-Йорке, Лондоне, Праге, Ливерпуле, Мельбурне, Вашингтоне… За девушек вступается Адам Горовиц, основатель Beastie Boys, и иконы чешского протеста 1980-х The Plastic People of the Universe. Культовая группа Anti-Flag исполняет панковский кавер на все тот же панк-молебен, но по-английски: «Holy Virgin Mary, drive Putin out».

27 июня около ста российских звезд подписывают обращение в Верховный суд РФ и Мосгорсуд в защиту группы Pussy Riot с требованием прекратить уголовное преследование. Среди подписантов оказываются Андрей Макаревич, Евгений Хавтан, основатель «Браво», и даже Валерий Меладзе и Рома Зверь. Еще раньше за Pussy Riot заступались солист «ДДТ» Юрий Шевчук, Глеб Самойлов, Александр Липницкий, основатель «Звуков Му». Группа «Барто» записывает кавер-версию на панк-молебен. Интернет-звезда рэпер Сява выкладывает в сеть клип «Малява Pussy Riot» (в котором рифмуется неверно произнесенное название: «Ааа, Пуси Риот – за решеткой вас ждет период»).

А 3 июля группа Pussy Riot выступает на концерте группы Faith No More в Москве в поддержку Нади, Маши и Кати. Растянув на всю сцену транспарант «Таганский суд. Четвертое июля. 13:00», они декламируют: «Женщины не сдаются, потому что каждый безумный шаг кремлевских сексистов приближает их конец! Послезавтра, в среду 4 июля, трех девушек будут снова судить в Таганском суде! И мы призываем всех прийти к суду и поддержать плененных Путиным феминисток!» После этого солист и клавишник Faith No More надевают балаклавы и исполняют свой главный хит «We Care A Lot».

«Майк Паттон, солист группы и величайший в музыкальном мире экспериментатор, и Билли Гоулд, басист и духовный лидер Faith No More, были взбешены тем, что в России можно сесть в тюрьму за исполнение в церкви антиправительственной песни, – рассказывают солистки Pussy Riot в интервью Slon. – Приехав в Москву, Майк, Билли и команда связались с нами через друзей, и вместе мы решили устроить выступление на эмоциональном пике концерта, в самом конце, перед вторым выходом Faith No More на бис».

Зал в шоке. Сначала никто не понимает, что происходит, некоторые кричат «Россия без Путина!» и «Свободу Pussy Riot!». Среди фанатов английской группы находятся и недовольные. По словам солисток Pussy Riot, владельцы клуба Stadium Live, где проходит концерт, всеми правдами и неправдами пытались заставить Faith No More отказаться от совместного выступления. Сперва давили на жалость Майка Паттона и менеджмента группы, объясняя, что владельцев клуба посадят, а Stadium Live закроют. Затем, чувствуя, что артистов не разжалобить, стали говорить, что «шоу будет немедленно прекращено, если со сцены прозвучат политические высказывания». Но ничего этого не происходит.

4 июля у суда снова толпятся сторонники и противники панк-группы. Сторона обвинения заявляет, что подсудимые и их адвокаты нарочно затягивают время ознакомления с материалами дела. «За месяц я ознакомилась с двумя томами дела, мне нужно еще время, потому что для меня это жизненно важно. На ознакомление с остальными томами мне нужно еще где-то полтора месяца», – поясняет суду Толоконникова.

Судья уходит подумать, а журналисты просят Надю показать наручники. «Чего их показывать, в наручниках в России может оказаться каждый». Ее спрашивают, какие условия в камере. «Нормальные, как в тюрьме». Судья возвращается и объявляет: знакомство с документами необходимо закончить до 9 июля. «Все. Правосудие по делу Pussy Riot закончено», – разводит руками адвокат девушек Марк Фейгин. Все три арестованные объявляют голодовку (которую через несколько дней прекратят из-за ухудшения самочувствия).

Тем временем у стен суда кричат: «Прогони!», «Россия без Путина», «Долой полицейское государство». Несколько активистов устраивают перформанс: залезают в клетку, прикованную к светофору. Противники пытаются поджечь плакат в руках у защитников панк-группы. Молодая активистка Татьяна Романова подходит к ним и спрашивает, зачем это делать. Завязывается спор о религии, Таня произносит: «Бог простит всех». Один из «православных», Сергей Якимов, с размаху бьет девушку в челюсть. Ей вызывают «скорую», врачи диагностируют сотрясение мозга, подвывих челюсти и смещение нескольких зубов.

Студент МГИМО Дмитрий Цорионов раз за разом приходит к суду, чтобы проскандировать «Всякая власть от Бога!» и пообещать вечные мучения в аду тем, кто поддерживает Pussy Riot. Блогеры называют таких людей «православными активистами», но им самим такое определение не нравится. «Мы себя называем гражданскими активистами, – говорит Цорионов. – Мы действуем независимо, церковь не несет за нас ответственности. Мы, конечно, сами глубоко верующие православные христиане, но наша задача шире – строить гражданское общество».

Он и его соратники подали иск – хотят, чтобы любую символику Pussy Riot признали экстремистской, то есть разжигающей религиозную рознь, и запретили. А пока этого не сделал суд, они готовы сами ходить по улицам, кафе, вокзалам, ловить людей в футболках «Free Pussy Riot!» и снимать с них эти футболки прямо на месте. «Если человек делает преступление – вот убийца замахнулся ножом, – вы сначала его схватите, а потом уже будете в суд подавать. Сначала надо пресечь зло», – объясняет «гражданский активист» Андрей Каплин. Он говорит, что ему звонят «сотни людей со всей России» и благодарят.

11 июля Верховный суд РФ отказывается рассматривать обращение деятелей культуры: документ неправильно оформлен. В тот же день другие знаменитости, в том числе главный тренер сборной команды России по художественной гимнастике Ирина Винер, певицы Тамара Гвердцители и Надежда Бабкина, режиссер и актриса Вера Глаголева, чемпион мира по шахматам, депутат Госдумы Анатолий Карпов и лидер мотоклуба «Ночные волки» Александр Залдостанов, выступают с осуждением и Pussy Riot, и коллег, их поддержавших.

В конце июля солист Red Hot Chili Peppers Энтони Киддис выступает в Москве и Санкт-Петербурге в майке с надписью «Pussy Riot». Художник Петр Павленский зашивает рот нитками и выходит к Казанскому собору с плакатом «Выступление Pussy Riot было переигрыванием знаменитой акции Иисуса Христа (Мф. 21:12–13)». Опальный бизнесмен, бывший владелец компании «Евросеть» Евгений Чичваркин, обращаясь из Лондона по видеосвязи к делегатам молодежного форума «Селигер-2012», вступается за девушек. Оставшиеся на свободе участницы группы раздают интервью ведущим иностранным изданиям, таким как The Guardian.

30 июля премьер-министр Дмитрий Медведев призывает спокойно относиться к разбирательству по делу Pussy Riot. «Разве есть приговор? Его нет, – говорит Медведев. – Идет следствие. В некоторых странах за подобные действия ответственность была бы существенно более строгой. Не говоря уже, что в определенных политических условиях такая деятельность могла закончиться весьма печально для тех, кто ее осуществлял, находясь в пределах храма, не важно, кстати, какой конфессии».

Наконец следствие по делу Pussy Riot завершается, и уголовное дело передается в Хамовнический суд. Именно в этом суде проходил второй процесс над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым. Там же снималась сцена суда из советской комедии «Мимино».

 

Мы, православные, не злопамятные

Суд начинается 30 июля. Теснота, духота, давка, журналисты задевают друг друга камерами, приставы ворчат и отталкивают журналистов от «аквариума», где сидят Алехина, Самуцевич и Толоконникова. Кто-то лезет на подоконник, чтобы открыть окно. «Аквариум» охраняет спецназовец с автоматом и ротвейлер. Судья Марина Сырова готовится допрашивать потерпевших. Это женщина лет шестидесяти, похожа на школьную учительницу, пахнет советскими духами, носит массивные серьги.

Прокурор озвучивает претензии к арестованным. Толоконникова, Самуцевич и Алехина, «нанося значительный урон священным ценностям христианского служения и посягая на сакраментальность церковного таинства, не реагируя на призывы свечницы храма прекратить святотатство, незаконно проникли в огороженную часть храма, предназначенную для совершения священных религиозных обрядов, чем кощунственным образом унизили вековые устои Русской православной церкви. <…> Желая нанести еще более глубокие духовные раны православным христианам, разместившись на возвышенности перед иконостасом в алтарной части храма, встав на специальное место, предназначенное для чтения текста Священного Писания, произнесения церковных молитв и проповедей, соучастницы сняли с себя верхнюю одежду и остались в крайне непристойном для подобного места виде. Затем Самуцевич расчехлила электрогитару, а Толоконникова включила фонограмму с заранее подготовленной песней оскорбительного и богохульного содержания для православных верующих граждан. Продолжая грубое нарушение общественного порядка, девушки в течение минуты по мотивам религиозной вражды выкрикивали бранные фразы и слова, оскорбляющие верующих, а также прыгали, задирали ноги, имитируя танцы и нанесение ударов кулаками».

Адвокат Виолетта Волкова в суде зачитывает отзыв Надежды Толоконниковой на обвинительное заключение: «”Богородица, Путина прогони” отразила настроение миллионов россиян, возмущенных поддержкой Церковью власти. Мы даже не думали, что наши действия в храме могут всерьез оскорбить и обидеть. Наша этическая ошибка заключалась в том, что мы позволили привнести разрабатываемый нами жанр политического неожиданного панк-выступления в храм. Но мы даже не думали тогда, что для кого-то наши действия будут оскорбительны».

Надя утверждает, что их акция была политической и художественной и ничьи религиозные чувства задеть они не хотели. «Говорить, что 40 секунд пошатнули вековые устои – полный абсурд, – заявляет Маша Алехина. – Мы забрались на амвон по незнанию церковных правил, пяти месяцев в СИЗО для ознакомления с этими правилами вполне достаточно», – говорит она. «Балаклавы являются частью атрибутики группы и никакой функции ухода от ответственности не несли», – подчеркивает Катя Самуцевич.

Входит первая потерпевшая – Любовь Сокологорская, свечница храма Христа Спасителя, седовласая бабушка с тихим голосом и жалобным лицом.

– Скажите, пожалуйста, вы являетесь православной верующей? – спрашивает прокурор Василий Никифоров, полноватый мужчина лет тридцати, с тихим голосом. Лица зрителей и адвокатов вытягиваются от удивления, кто-то в зале присвистывает: это светский суд такие вопросы задает?

– Да, я являюсь православной верующей и православной христианкой, – отвечает Сокологорская.

– Скажите, пожалуйста, соблюдаете ли вы все каноны православной христианской веры, соблюдаете ли вы посты? – продолжает Никифоров.

– Да. Я стремлюсь соблюдать все каноны, соблюдаю посты уже не первый год, – отвечает потерпевшая.

– Скажите, пожалуйста, что в вашем понимании, в понимании вашей веры означает Бог? – продолжает прокурор.

– В понимании моей веры Бог – это вся суть, все мы по образу и подобию Божьему. К этим заключениям я пришла не просто так, изучая вообще себя и то, как может измениться человек при стремлении в лучшую сторону. Мое глубокое убеждение, что источник всех изменений – Господь Бог.

– В зале присутствует дама, которая постоянно говорит. Не мешайте, пожалуйста, вести процесс! – раздраженно вставляет судья. – Так, источник всех изменений – это?

– Господь Бог. Могу пояснить. – Сокологорская откашливается. – Что касательно нашей православной веры, милость Божья в таинстве раскаяния от тех грехов, которые мы совершаем. Это полная противоположность самолюбви. Таинство раскаяния – по-другому говоря, освобождение от всех страстей, которыми мы заражены.

Допрос продолжается. Сокологорская сообщает в ответ на вопросы обвинения, что движения девушек на алтаре были «бесовскими дрыганиями». Говорит, что моральный вред ей был нанесен такой, что боль не утихает до сих пор – а прошло почти полгода. На вопрос защиты Сокологорская отвечает, что не слышала слов «Путина прогони!», а слышала только хулу на Господа и патриарха Кирилла – но воспроизвести ее тоже не может: «Я стояла и усиленно молилась, чтобы услышать как можно меньше этих слов. Слово «патриарх» точно звучало. А у нас патриарх один».

Суд приглашает второго потерпевшего – активиста «Народного собора» Дениса Истомина. Это высокий сильный мужчина с цепочкой на шее. «Я пришел в храм к 11:20 и увидел, как служащая храма подбежала к охранникам за помощью, – вспоминает он события 21 февраля. – Я зашел и увидел, как при входе во Врата четыре девушки в масках и яркой одежде совершали хаотичные движения, имитирующие удары. В момент, когда я вошел, охранник пытался выпроводить одну из девушек. По-моему, это была Толоконникова».

– Оскорбило ли выступление девушек ваши религиозные чувства? – спрашивает прокурор.

– Да, я не отношу себя к сентиментальным людям, но это событие очень задело мои чувства, до слез.

– Можете ли вы конкретизировать, какие слова произносились именно в храме? – спрашивает адвокат Волкова.

– Нет, не могу, но я не слышал слова про власть, только хулу на Господа и Церковь.

– Вы даете показание, что вы видели, как меня уводили? Скажите, я сопротивлялась? Сколько понадобилось времени, чтобы довести меня от солеи до ворот? – спрашивает Истомина Маша Алехина.

– Я уже точно не помню, – разводит он руками. – Я не злопамятный – мы, православные, все такие.

 

Расстройство личности в виде активной жизненной позиции

Адвокат Полозов напоминает Истомину, что тот уже виделся с Толоконниковой на другом процессе – над организаторами выставки «Запретное искусство». Истомин признается, что помнит тот эпизод. «У него пристрастное отношение к нашим подзащитным. Он до этого с ними встречался, при обстоятельствах, когда они были противниками», – возмущается Полозов.

«Сейчас 20:30, судебное заседание длится во внеурочное время, – говорит адвокат Виолетта Волкова. – Наших подзащитных нормально не кормят, завтра их поднимут в 5 утра и в 6 уже вывезут сюда для того, чтобы они могли участвовать в заседании. Получается, что наши подзащитные не будут нормально отдыхать, не будут нормально питаться ряд дней, когда будет проводиться заседание. Защита тоже не имеет права фактически на отдых. Если мы завтра опять утром начнем судебное заседание, то получится, что все то время, когда мы проводим судебные заседания, я буду спать по два-три часа. Я могу уснуть на судебном заседании, уважаемый суд, вы этого хотите?»

«Я полностью поддерживаю ходатайство моих адвокатов, а также хочу сказать, что все, что сказано по поводу режима в следственном изоляторе, – правда, – добавляет Маша Алехина. – Нас поднимают в пять утра, но выводят не в шесть утра, а в восемь, а время с шести утра до восьми мы проводим в так называемом «стакане». Это помещение метр на метр, без окон, с закрытой дверью, то есть воздух там не циркулирует, из-за этого у меня постоянная головная боль. Сейчас конец дня, у меня кружится голова, и сейчас все плывет. И еще я хочу сказать, что, несмотря на то что режимные моменты следственного изолятора предполагают доставку с суда к десяти часам вечера, практика судебных заседаний показывает, что нас доставляют к половине второго ночи. То есть у нас нет времени ни на сон, ни на то, чтобы подготовиться к заседанию. Речь идет о нашем физическом здоровье, в таком режиме мы не вытянем и двух-трех дней. Я не хочу болезней и обмороков здесь, я хочу нормально участвовать в судебном процессе. Это мое право».

Журналисты спешно передают цитаты в редакции, публика возмущенно гудит, усталые адвокаты хмурятся, а конвой с ротвейлером, как обычно, выводит троих и надевает им наручники. В изолятор их опять привезут глубоко за полночь.

2 августа исполнительница русского шансона Елена Ваенга на своем сайте публикует эмоциональную запись с требованием посадить Pussy Riot: «Я лично выпью за здоровье судьи, который влепит им срок! Им на зоне покажут «пуси»! Мне плевать, исправятся они или нет! 7 лет много? Ничего. Авось мозг на место встанет. Преступление должно нести наказание». Блого-сферу развеселит не содержание письма, написанного заглавными буквами, а обилие орфографических ошибок в нем. По сети разлетятся: «пуси хрюси или как их там еще охринели вконец», предложение солисткам пойти в «мичеть» и спеть там про «срань господню». Позднее певица даже извинится – но только перед мусульманами за «мичеть».

В этот же день обнародуются результаты психологической экспертизы, которая находит у всех трех подсудимых «расстройства личности, выразившиеся в завышенной самооценке, активной жизненной позиции, повышенном уровне притязаний, упорстве и категоричности, сложности в просчитывании последствий своих решений».

3 августа выступает единственный свидетель защиты, которого судья согласилась вызвать в Хамовнический суд. Это Наталья Бежина, невысокая женщина лет пятидесяти, в очках, проректор Института журналистики и литературного творчества, где училась Маша Алехина. «Институт маленький, я общаюсь со студентами и преподавателями и знаю, что у Маши есть сын. Она о нем хорошо заботится», – говорит свидетельница. Бежина рассказывает, что Маша участвовала в экологических программах, «никогда не позволяла себе антирелигиозные, оскорбительные по отношению к религии высказывания», не курит, не пьет и не употребляет наркотики.

В то же время возле суда в Ростовском переулке сторонники Pussy Riot разбивают небольшой лагерь, украсив его шариками и бюстом Пушкина в балаклаве. А в твиттере голливудский актер Дэнни Де Вито призывает Владимира Путина освободить участниц панк-группы: «Мистер Путин… Pussy Riot… отпустите их».

Суд медленно движется к концу. 7 августа проходят прения сторон. Адвокат потерпевших Лариса Павлова заявляет, что «феминизм – это смертный грех, как и все неестественные проявления, связанные с человеческой жизнью». «Они и дальше готовы проникать в храмы, а может, и в мечети, а может, и в синагоги, чтобы продолжать устраивать там свои концерты и осквернения», – настаивает она. Павлова вспоминает акцию «Войны» в Биологическом музее и участие в ней Толоконниковой: «Непристойные совокупления на глазах у всех. Это еще раз доказывает, что она и ранее нарушала закон. Наличие детей является лишь формальным смягчающим обстоятельством, и я не думаю, что его нужно учитывать в этом деле». Она подчеркивает: все эти действия совершались по предварительному сговору, группой лиц, что является отягощающими факторами. Прокурор просит для девушек три года лишения свободы в исправительной колонии общего режима.

Этим процессом власть нанесла сокрушительный урон РПЦ, и от этого удара РПЦ не скоро оправится, говорит адвокат Виолетта Волкова. Девушки, по ее словам, попали на скамью подсудимых исключительно из-за их политических убеждений. Слово берет адвокат Николай Полозов: почему в храме Христа Спасителя проходят банкеты и корпоративы? «Надо понимать принцип соразмерности. За незначительный проступок – годы тюрьмы», – сокрушается он.

Мария Алехина рассказывает, как следователь Артем Радченко не раз угрожал девушкам реальным сроком, если те не согласятся с версией событий, которую он, Радченко, им предложит. Этот же следователь дважды придет на передачу к журналисту Аркадию Мамонтову и в эфире телеканала «Россия-1» заявит, что, если бы Pussy Riot не остановили, неизвестно, где бы они еще решили спеть – вероятно, на подводной лодке.

«Не мы сделали храм Христа Спасителя политической трибуной, а патриарх. Если бы мы спели «Богородица, Путина сохрани», мы бы сейчас здесь не сидели», – заявляет на суде Екатерина Самуцевич. Толоконникова называет уголовное дело «фуфельным». «Мы шуты, скоморохи, может быть, юродивые, но мы не несем зла, – говорит она. – Я приношу извинения, что невольно оскорбила верующих, но идиоматическое выражение «Срань господня» выражает наше отношение к сращиванию РПЦ и государства. На любой непредвзятый взгляд очевидно, что все это имело политический подтекст. Мы уважительно относимся к религии и святости».

Петю Верзилова на выходе из суда пытаются поймать репортеры, но он ускоряет шаг и практически бегом удаляется. В этот вечер у него намечена встреча с Мадонной. Она выступает в Москве как раз накануне оглашения приговора. Во время концерта певица снимает футболку, разворачивается к залу голой спиной. На спине надпись «Pussy Riot». Зал вопит от восторга.

«Моя мечта – чтобы все имели право выражать свое мнение, – обращается Мадонна к зрителям. – В Иране, во Франции – везде, во всем мире. Маша, Катя, Надя! Я молюсь за вас. Они сделали нечто смелое этим поступком. И я молюсь за их свободу». В твиттере шутят, что Петр Верзилов – самый успешный продюсер в мире.

 

В худшем случае вы можете лишить меня так называемой свободы

8 августа полиция перекрывает 7-й Ростовский переулок, где расположен Хамовнический суд. «Да как это называется!» – кричит женщина, которая из-за кордонов уже сорок минут не может пройти на работу. «Это называется полицейское государство», – отвечает ей человек в майке «Свободу Pussy Riot!».

«У нас приказ ограничить движение. Если не нравится, обращайтесь в суд», – невозмутимо объясняет сержант полиции. «Так в суд вы нас не пускаете!» – язвят журналисты.

Через час приезжает полицейская «Газель», журналисты оживляются, но оказывается, что привезли всего лишь ротвейлера. Недавно адвокаты подсудимых пытались выгнать этого пса из суда за то, что громко лает, но приставы пояснили: пес участвует в процессе не как животное, а как спецсредство. В половине одиннадцатого привозят девушек и быстро заводят в зал. Надя Толоконникова успевает вскинуть кулак и поприветствовать толпу. На футболке у нее тоже вскинутый кулак – «No pasaran!».

Девушки в «аквариуме» улыбаются. Адвокаты подсудимых тоже улыбаются, хотя вид у них очень усталый. Маша Алехина, надев очки, просматривает текст последнего слова, которое сегодня будут произносить девушки. Иностранные корреспонденты на заднем ряду по-английски рассуждают, что это a pure crystallized story of good and evil – идеальная история о добре и зле. Входит судья Марина Сырова и объявляет последнее слово. Надя Толоконникова выступает первой:

– Текущий процесс идет не над тремя вокалистками Pussy Riot, а над всей государственной системой РФ. Имитация судебного процесса приближается к стандартам сталинских троек. То, чем занимается наша группа, – это род гражданской деятельности в условиях подавления прав человека, его политических свобод. Мы искали искренности и простоты и нашли их в юродстве панк-выступления. Первые лица государства стоят в храме с праведными лицами, но грешат куда больше нашего. Я вижу тех, кто поддерживает нас. Люди говорят: изначально мы тоже сомневались, могли ли вы это делать, но время показывает, что ваш политический жест был правильным. Вы раскрыли язвы этой власти, расшевелили то осиное гнездо, которое набросилось на вас. Нет единой социальной группы православных верующих – все больше верующих становятся на нашу сторону, молятся за нас. Вчера Мадонна заявила, что мы содержимся здесь незаконно, все больше людей это произносит, и меня это потрясает. Правда торжествует над ложью, хотя мы по-прежнему здесь. С момента ареста мы разучились плакать. Мы отчаянно кричали о беззакониях властей, но вот у нас украли голос. Весь процесс нас отказываются слышать. Мы здесь декорации, элемент неживой природы, тела, которые доставляют в суд. Мы сидим в клетке, но я не считаю, что мы потерпели поражение, как и диссиденты, которые терялись в тюрьмах и психбольницах, не проиграли. Искусство создания портрета эпохи не знает победителей и проигравших.

Ей громко хлопают.

– Так, мы не в театре! – злится судья. – Свои эмоции попрошу оставить при себе.

Следующей выступает Маша Алехина. Если Надя говорила громко, как с трибуны, Маша говорит тихо:

– Наша ситуация изначально деперсонифицирована. Говоря о Путине, мы имеем в виду систему, созданную им, вертикаль власти. Премьер-министр Великобритании приветствует Путина не словами об Олимпиаде, а вопросом, почему у нас сидят в тюрьме три невиновные девушки. Проведя почти полгода в СИЗО, я поняла, что тюрьма – это Россия в миниатюре. Ничто не делается без вмешательства начальника, процветают доносы, отсутствует инициатива. К строгим рамкам режима дня быстро привыкаешь, люди начинают дорожить малым – скатертью, пластиковой посудой. Мы против путинского хаоса, который только называется режимом. Происходит мутация всех институтов при внешней сохранности форм, уничтожается дорогое нам гражданское общество. Религиозная истина не должна быть окончательной, необходимо имманентное испытание свободы духа, религиозная истина – это процесс, а не результат, процесс осмысления, в том числе и в современном искусстве. Применительно к современному искусству в этом зале все время звучали слова «так называемое». Стихи Бродского на знаменитом процессе тоже называли «так называемые стихи», а обвинители их не читали. Я скажу, что весь этот процесс – так называемый процесс, и в худшем случае вы можете лишить меня так называемой свободы.

Зал снова громко аплодирует, а приставы грозятся вывести тех, кто нарушает порядок судебного заседания. Последней выступает Катя Самуцевич:

– Православная культура принадлежит не только патриарху и РПЦ – она может оказаться и на стороне гражданского бунта. Нас пытались выставить как воинствующих атеистов, но промахнулись: мы уже были известны как антипутинская группа. У меня смешанные чувства от этого процесса. Я жду обвинительного приговора. И суд мы вроде бы проиграли. Но на самом деле мы выиграли.

 

Наручники натирают им руки

Чем ближе приговор, тем более смелыми становятся акции защитников Pussy Riot. 15 августа два десятка человек с разно-цветными балаклавами на головах выстраиваются на ступенях перед храмом Христа Спасителя, держа в руках буквы с евангельской цитатой: «Блаженны милостивые». Полицейские называют плакат «похабным» и задерживают четверых участников, а журналиста «Новой газеты» бьют по голове. В Мавзолее Ленина на Красной площади мужчина разбрасывает листовки с изображением Pussy Riot, чтобы «повеселить дедушку» (его штрафуют на 500 рублей). Активисты Amnesty International передают обращения в поддержку Pussy Riot сотруднику посольства России в США, но тот выбрасывает все бумаги на тротуар. В православном кафедральном соборе Святителя Николая в Вене мирно проходит акция в поддержку участниц панк-группы. Пол Маккартни заступается за феминисток и отправляет им открытое письмо: «Я пишу, чтобы поддержать вас в это трудное время. Я хочу, чтобы вы знали: я очень надеюсь, что российские власти будут соблюдать принцип свободы слова для всех граждан вашей страны и не накажут вас за ваш протест».

Судье Марине Сыровой накануне приговора предоставляют защиту – «в связи с поступающими угрозами», как сообщает Мосгорсуд. Рано утром 17 августа в день приговора неизвестные сторонники Pussy Riot надевают желтые шапки-балаклавы на памятник Александру Пушкину и Наталье Гончаровой на Старом Арбате. Активистки Femen «в знак солидарности с жертвами кремлевско-поповского режима» спиливают бензопилой поклонный крест неподалеку от майдана Незалежности в Киеве.

У суда с утра дежурит ОМОН. Машины и пешеходов по традиции отправляют в обход. Группа молодежи кричит: «Бабий бунт не пройдет», «Pussy должны сидеть в клетке!». Омоновцы просят их разойтись. Один из парней объявляет, что он член «Молодой гвардии Единой России», полицейский кивает и отходит. Несколько человек со скрипками играют что-то из классики на фоне плаката: «Pussy Riot – это порно, а вот это – настоящая музыка». Рядом православные активисты скандируют: «Всякая власть от Бога!» Группа казаков пытается разжечь костер «для ведьм». У суда появляются Алексей Навальный, Лев Пономарев, Леонид Парфенов, Сергей Удальцов, Гарри Каспаров. ОМОН начинает задержания.

Судья долго, монотонно, скучно зачитывает весь приговор – там и показания свидетелей, и экспертизы, и характеристики подсудимых. «Ну, их осудят. Не стоит питать иллюзий. Однако никто этого не боится», – пишет Марк Фейгин в твиттере. Девушки из «аквариума» жестами показывают адвокатам, что наручники натирают им руки. «Зачем их держать в «аквариуме» в наручниках? Бессмысленный садизм», – говорит Николай Полозов. Резолютивная часть звучит только незадолго до девяти вечера: Алехина, Самуцевич и Толоконникова признаны виновными, им дают по два года в колонии общего режима.

«Позор!» – кричат в зале.

«Позор! Два года!» – кричат за окном. Кто-то в своей машине на полную громкость включает новую песню Pussy Riot:

На улице ОМОН кидается на людей, которые подпевают, машут руками, скачут, скандируют: «Позор!» В тот же клубок кидаются православные – усмирять «кощунников». Татьяна Романова, сторонница Pussy Riot, которую месяц назад ударил религиозный фанатик, забирается на перекладину фонарного столба в балаклаве, повисает там и кричит: «Не забудем, не простим!» Омоновцы карабкаются следом – она уходит от них по стене и спрыгивает на территорию турецкого посольства. Омоновец прыгает за ней – и столбенеет от ужаса: ведь он на территории другого государства. А из машины играет Pussy Riot:

20 августа становится известно, что уголовное дело в отношении девушек из Pussy Riot, оставшихся на свободе, выделено в отдельное производство, а сами вокалистки объявлены в розыск. В Псковской области на одном из храмов неизвестные ночью рисуют граффити в поддержку панк-группы. Той же ночью в Архангельске и Челябинской области неизвестные спиливают четыре поклонных креста. Лидер движения «Святая Русь» Иван Отраковский заявляет, что необходимо создать православные дружины по всей стране. На спектакль «Театра. doc», посвященный суду над Pussy Riot, с криком «Покайтесь!» врываются Дмитрий Цорионов и Андрей Каплин в сопровождении журналистов НТВ.

30 августа в Казани находят тела двух женщин – матери и дочери – с колото-резаными ранами. На стене квартиры, в которой совершено убийство, кровью написано «Free Pussy Riot!». Протоиерей Димитрий Смирнов объявляет, что вина за преступление лежит на защитниках панк-группы: «Эта кровь на совести так называемой общественности, которая поддержала своим авторитетом участниц этого акта в храме Христа Спасителя, потому что в результате люди с неустойчивой психикой получили карт-бланш». Через два дня житель Казани Игорь Данилевский, задержанный по подозрению в убийстве, признает вину и расскажет, что надпись кровью на стене оставил, чтобы сымитировать ритуальное убийство и запутать следствие. Выясняется, что убийца был должен жертвам крупную сумму денег.

В начале сентября Парламентская ассамблея Совета Европы называет приговор Pussy Riot «явно непропорциональным» и требует его пересмотреть. Владимир Путин заявляет: «Я знаю о том, что происходит с Pussy Riot, но я туда совершенно не влезаю». А премьер Дмитрий Медведев через несколько дней выскажется в пользу условного срока: «С моей точки зрения, вот той кары, которую они уже понесли, того содержания в условиях тюрьмы на протяжении довольно значительного периода времени вполне достаточно для того, чтобы они призадумались о том, что произошло в их жизни по их глупости или по каким-то другим причинам».

Слух о том, что две непойманные участницы панк-молебна покинули страну, подтвердит сначала Петр Верзилов, а потом вокалистки группы, пришедшие на эфир «Радио Свобода» в масках (как и всегда). Они пообещают новые акции от Pussy Riot – громкие и дерзкие. Журнал «Сноб» присуждает Pussy Riot премию «Сделано в России» в номинации «Арт-проект года». Европарламент выдвигает панк-активисток на премию «За свободу мысли» имени Андрея Сахарова. Вдова Джона Леннона Йоко Оно награждает Pussy Riot премией мира «Леннон-Оно». Екатерина Самуцевич, Надежда Толоконникова и Мария Алехина в свою очередь предлагают выдвинуть своих адвокатов на Нобелевскую премию мира.

За несколько дней до кассации – последнего шанса отменить приговор – распространяются слухи о том, что Катя Самуцевич недовольна своими адвокатами. Инициативная группа, несколько Катиных друзей, начинают публично пререкаться с Фейгиным, Полозовым и Волковой: якобы адвокаты делают себе имя на громком процессе и не очень-то озабочены тем, чтобы уберечь подзащитных от колонии. Есть нюанс: Катя действительно не успела спеть «Богородица, Путина прогони» вместе со всеми, так как ее остановил охранник храма. Она даже не дошла до амвона. Если как следует упирать на это, суд может смягчить приговор – но только одной из участниц. Будет ли это расколом группы?

«У меня ходатайство!» – произносит Самуцевич в самом начале заседания. «Катя!» – грозит ей пальцем отец. Но она все-таки ходатайствует об отказе от защитников Волковой, Полозова и Фейгина. «Так как моя позиция по данному делу не совпадает с их позицией», – поясняет она. Заседание переносят, Кате находят нового адвоката – Ирину Хрунову. На ее счету несколько громких политических дел: она защищала Михаила Ходорковского, музыкального критика Артемия Троицкого, спецкора «Новой газеты» Аркадия Бабченко. (Впоследствии от услуг Волковой, Полозова и Фейгина откажутся и остальные участницы группы.)

Маневр ли сработал, или так случилось бы без всяких рокировок – 10 октября суд заменяет Кате реальный срок условным. В «аквариуме» никаких признаков раскола: Маша обнимает Катю, Надя хлопает в ладоши, все смеются. Кто-то берет скорее растерянного, чем радостного отца Кати за плечо и шепчет: «Поздравляю!» Судья дочитывает решение коллегии: приговор Толоконниковой и Алехиной оставить без изменения.

На выходе из суда отец Кати пытается заговорить с адвокатом Фейгиным. «Ведь это же все равно группа? Я понимаю…» – «Все в порядке. Мы очень рады, что вы уже сегодня сможете увезти Катю домой», – отвечает Фейгин. Муж Нади Петр Верзилов реагирует лаконично: «Неожиданное решение Мосгорсуда по непонятным соображениям».

Из здания суда выходит Катя, и около сотни журналистов накидываются на нее. В давке они бьют друг друга камерами, теряют микрофоны. Катя не настроена общаться с прессой. «Я рада, что меня отпустили, но расстроена из-за девчонок», – коротко говорит она и вместе с друзьями бежит к машине. «Екатерина, откройте окно! Иначе мы вас не выпустим!» – кричат журналисты, окружая машину. Окно все в каплях – идет дождь, и сделать кадр через стекло невозможно. Наконец машина с Катей и ее друзьями вырывается из кольца репортеров и уезжает.

Владимир Путин в интервью программе НТВ «Центральное телевидение» высказывается по поводу приговора Pussy Riot. «На самом деле правильно, что их арестовали, и правильно сделали, что суд у нас такое решение принял. Потому что нельзя подрывать основы морали, нравственности, разрушать страну. Мы с чем останемся тогда?» По его словам, участницы группы понимали, на что шли: «И докатили до суда, а суд залепил им двушечку. Я здесь ни при чем. Они этого хотели, они это получили». В конце октября девушек этапируют: Надю – в Мордовию, Машу – в Пермский край. Журнал Art Review включает их в сотню самых влиятельных людей в современном искусстве.

В ходе переписки, которую вела журналист Ксения Леонова с сидящими в СИЗО солистками группы, она спросила их: «Кто вас ждет на воле?» – «Сочувствующие, православные фанатики, поклонники в цветных балаклавах, противники в черных майках «Православие или смерть», – ответили они в письме из тюрьмы. – Оппозиция, члены «Единой России» и сотрудники администрации президента, борцы с коррупцией и блогеры, Центр «Э» и любимые друзья, пухлые сотрудники ФСБ в недорогих костюмах и добрые православные женщины, несколько недель подряд передававшие в тюрьму домашние пироги и куличи. А если, когда мы выйдем, их там никого не окажется, мы всех создадим заново».

 

Что такое FastBook

FastBook – это увлекательная книга, в которой описаны реальные события нашей жизни вскоре после того, как они произошли.

FastBook – это книга, которая читается быстро. Она длиннее любой журнальной статьи, но короче привычных бумажных книг, которые зачастую пишутся подлиннее, только чтобы заполнить страницы.

FastBook – это книга, которая создана для вас и распространяется только на цифровых носителях.

Хотите узнать о других наших книгах?

Зайдите на наш сайт FastBookProject.ru

Есть iPad? Скачайте наше приложение FastBook Store, чтобы насладиться электронными книгами нового поколения – с динамическими иллюстрациями, фотографиями, интерактивными элементами и видео.

 

Книга издана при поддержке Slon.ru

Slon – принципиально новое СМИ для деловой аудитории. 100 % digital.

Slon делает фокус на аналитике.

Наш слоган – «Slon объясняет»: мы не стремимся первыми передать новости, мы рассказываем, что они значат для рынка, страны и лично для наших читателей.

Мы выбираем максимум экономических свобод, поскольку верим в эффективность частной собственности и силу предпринимательского класса.

Мы критически настроены к происходящему вокруг нас, но верим, что можем изменить жизнь к лучшему.

 

Об издании

 Издано при поддержке Slon.ru

Ответственный редактор Максим Котин Редактор Анна ЧерниковаДизайн, макет Ирина ДешалытКорректор Светлана Луконина

Опубликовано 29 ноября 2012 года. Распространяется только в электронном виде Все права защищены. Ни одна часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Вера Кичанова, 2012 © Hocus-Pocus