— Итак, дорогой мой, насколько я понимаю, ты собираешься провести несколько дней у Пемброков?

— Так оно и есть. — Майлз взял чашку с чаем, которую ему предложила бабушка, и откинулся на мягкую спинку дивана.

— И когда, позволь узнать, ты выезжаешь?

— Во второй половине дня, — ответил он. — Сэр Джон считает, что у него немало достойных внимания лошадей. Поскольку особых планов на ближайшие несколько дней у меня нет, я принял его приглашение. Так что сегодня Пемброки ждут меня к обеду.

— Но чьи же все-таки стати намеревается продемонстрировать тебе сэр Пемброк? Лошадей или… своих дочек? — с улыбкой осведомилась Регина Уэлсли.

Майлз поставил чашку на стол.

— Извини, бабушка, я не совсем тебя понимаю…

— А что тут понимать, Майлз? Чует мое сердце, Пемброк хочет, чтобы ты поближе познакомился с его дочерьми — Атлантой и Саванной — или как их там кличут?

Майлз хохотнул и погладил бабушку по морщинистой руке.

— Ты имеешь в виду Джорджию и Каролину?

— Хорошо, хорошо. Пусть будут Джорджия и Каролина, — пожала плечами леди Эшмонт. — Это дела не меняет. Сэру Джону просто не терпится сбыть их с рук — хотя бы потому, что все его попытки пристроить Викторию потерпели фиаско. Так что готовься, мальчик, — сестры Пемброк возьмут тебя в оборот.

Майлз удивленно выгнул бровь.

— Похоже, дочери сэра Джона не относятся к числу твоих любимиц?

— Не все. — Регина вздохнула. — Как раз против Виктории я ничего не имею. По мне, это очаровательная и скромная молодая леди. Но вот две другие… — Леди Эшмонт замолчала и со значением посмотрела на внука.

— Я догадываюсь, на что ты намекаешь, — ухмыльнулся Майлз, — но не думаю, что все сложится слишком уж плохо. Не забывай — я еду туда за лошадьми, а не за женой. Очень может быть, что барышень я вообще не увижу. Но если мне все-таки доведется с ними встретиться… что ж, два дня я как-нибудь продержусь. Даже если девушки из платьев выпрыгнут, чтобы меня очаровать.

Регина одарила внука насмешливым взглядом и, с минуту помолчав, произнесла:

— Ты совсем, как твой отец, Майлз. То, что ты чертовски хорош, еще полбеды. Беда в том, что ты безоговорочно это признаешь и уверен, будто женщины пойдут на все, чтобы только тебя заполучить, да еще принимаешь это как должное. А впрочем… — леди Эшмонт глотнула чаю, — может быть, ты и впрямь хорошо проведешь время у Пемброков, чего, кстати, я желаю тебе от всего сердца. Главное, чтобы комплименты Флориды и Виргинии не ударили тебе в голову, а то и глазом моргнуть не успеешь, как угодишь в силки, расставлять которые мы, женщины, большие мастерицы.

— Дочерей сэра Джона зовут Джорджия и Каролина, — в очередной раз поправил бабушку внук и добавил: — Но ты не волнуйся, ладно? Обещаю тебе быть настороже.

Между тем лицо леди Эшмонт обрело задумчивое выражение.

— Ты только не пойми меня неправильно. Я была бы счастлива, если бы ты подыскал себе хорошую девушку и осел здесь, в Англии. Уж очень мне не хочется, чтобы ты возвращался в Америку. Так что если надумаешь жениться, уверяю тебя, в невестах недостатка не будет. В конце концов, жениха лучше тебя не сыскать — ты красив, богат, да и родство у тебя самое что ни на есть знатное да знаменитое. Запомни, однако, — тут Регина строго посмотрела на внука, — все это я говорю на тот случай, если ты подыщешь барышню себе под стать, а эти вертихвостки Пемброк к таковым не относятся.

— На этот счет можешь быть спокойна, — заверил Майлз леди Эшмонт. — Все, что меня интересует у Пемброка, — это его лошади, да и то, признаться, я не уверен, что они так уж хороши, как о них толкуют.

Уверившись в мысли, что двум пустоголовым чадам сэра Джона не удаюсь на бале задурить голову ее любимому внуку, Регина уже спокойным голосом спросила:

— У тебя уже ость какая-нибудь лошадь на примете? Майлз доверительно наклонился к ней.

— У Пемброка имеется жеребец Кингз Рэнсом. Утверждают, что это настоящее чудо. Вот он интересует меня по-настоящему.

К большому его удивлению, Регина залилась веселым смехом.

— Боюсь, не одного тебя, дружок! Всякий любитель лошадей в Англии не прочь заполучить Кингз Рэнсо-ма. — Заметив, что при ее словах Майлз нахмурился, она поторопилась добавить: — Попытаться тем не менее следует. Хотя я слышала, что Пемброк не хочет его продавать, но чем черт не шутит? К тому же, — улыбнулась леди Эшмонт, — соседи поговаривают, что деньги сэру Джону были бы сейчас весьма кстати.

— Да ну? — поселившееся на лице Майлза обреченное выражение мигом испарилось. — Неужто у Пемброков финансовые затруднения?

— Так, во всяком случае, говорят, — кивнула Регина. — Я знаю сэра Джона уже много лет и могу сказать наверняка, что, хотя он милейший человек и все такое, в делах он не смыслит ни черта. Прежде, когда еще был жив твой дедушка, Пемброк неоднократно подкатывал к нему с какими-то фантастическими проектами, утверждая, что мы, вложив деньги в его предприятие, сможем за несколько месяцев утроить наше состояние. Благодарение создателю, что Чарли не поддался на его уговоры! У бедняги Пемброка вспышки деловой активности всякий раз самым плачевным образом отражались на счете в банке.

Ходит также слушок, — продолжала леди Эшмонт, — что Пемброку пришлось залезть в долги еще и для того, чтобы поддерживать роскошный образ жизни, к которому привыкли Фиона и две ее дочери. Так что, как ни крути, наличность сэру Джону нужна.

— Надо будет иметь это в виду, — заметил Майлз, — хотя я, разумеется, не стану использовать эти сведения, чтобы сэкономить сотню-другую фунтов.

— Разумеется, не станешь, — поджав губы, произнесла леди Эшмонт. — Ты предложишь ему настоящую цену. Главное, чтобы сэру Пемброку не удалось под видом того, что он оказывает тебе несусветную любезность, выманить у тебя сумму, превышающую стоимость животного.

Вместо ответа Майлз насмешливо поглядел на бабушку.

— Скажи на милость, — произнес наконец он, — когда дедушка намеревался купить себе лошадь, ты тоже давала ему советы?

— Боже сохрани! — воскликнула Регина. — Чарлз Уэлсли в подобных случаях никого не слушал. — Взгляд старушки затуманился, и Майлз догадался, что бабушка погрузилась в воспоминания о горячо любимом человеке. Это, однако, продолжалось недолго. Посмотрев на внука в упор, она добавила:

— Но, между прочим, иногда он сам спрашивал у меня совета, и тогда я высказывала ему свое мнение по поводу той или иной сделки, стараясь по возможности быть объективной.

— Жаль, что я не знал дедушку, — негромко промолвил Майлз.

Регина кивнула, соглашаясь с внуком.

— Это был удивительный человек. Кстати, твой отец во многом на него похож. Впрочем, на него похожи все мои семеро сыновей, и теперь, когда Чарлз от нас ушел, я радуюсь, глядя на наших детей и внуков и убеждаясь, что он продолжает жить в них. Не смей только влюбляться в близняшек Пемброк, очень тебя прошу! Майлс одним глотком допил чай, поставил чашку на стол и, прикоснувшись к сморщенной щеке бабушки губами, сказал:

— Не беспокойся, бабушка — Балтимор и Арканзас вовсе не в моем вкусе.

— Балтимор и Арканзас? — Старушка удивленно вскинула на внука глаза. — Мне казалось, ты называл их Джорджия и Каролина…

— Правильно, их зовут Джорджия и Каролина, — хохотнул Майлз. — И ты знала об этом с самого начала, не так ли?

Бабушка пожала плечами и рассмеялась.

Леди Регина настояла на том, чтобы Майлз отправился к Пемброкам в ее роскошной карете, хотя сам Майлз предпочел бы ехать верхом. Регина, однако, даже не захотела об этом слушать. Она напомнила внуку о том, что в Англии уважающий себя джентльмен не станет ездить в гости на лошади, приторочив к седлу, словно какой-нибудь слуга или фермер, узелок с одеждой и сменой белья. Под конец Майлз сдался и дал свое согласие ехать в карете, хотя в очередной раз подивился помпезности, с какой в Англии обставлялось даже самое простое, на его взгляд, дело.

Когда рессорная карета виконтессы с гербом рода Уэлсли на дверце въехала во владения Пемброков, Майлз постучал в стенку кареты, подав сигнал кучеру придержать коней.

Высунувшись из окна, молодой человек крикнул:

— Эй, Клемент! Прежде чем подъехать к дому, сделай остановку у конюшен.

Кучер с удивлением посмотрел на внука своей хозяйки.

— Вы сказали — у конюшен, сэр? Но ведь прежде вам следовало бы засвидетельствовать свое почтение Пемброкам!

— Прежде чем засвидетельствовать хозяевам это самое почтение, мне бы хотелось бросить взгляд на хозяйских лошадей, — ухмыльнулся Майлз.

Губы кучера дрогнули в улыбке. Молодой хозяин из Америки действовал в той же манере, что и его дедушка, когда последнему предстояло принять важное деловое решение, — то есть отступал от общепринятых условностей и правил. Клемент помнил, что старый виконт, прежде чем купить лошадей, которые привлекали его внимание, устраивал своеобразную инспекционную поездку по владениям своего предполагаемого партнера.

— Как скажете, сэр, — кивнул Клемент и отвернулся, чтобы скрыть довольную улыбку. — Коли на то ваша воля, двинемся прямиком к стойлам.

Через несколько минут карета остановилась у старого, но прочного и чистенького строения из камня.

— Приехали, сэр, — негромко произнес кучер. — Прикажете подождать вас здесь?

— Прикажу, — коротко кивнул Майлз, после чего выбрался из кареты и осмотрелся. То, что он увидел, ему понравилось. Каменное здание конюшни, хотя и выстроенное в стародавние времена, было аккуратно побелено, а потрескавшиеся камни вынуты из кладки и заменены новыми.

Майлз втянул носом воздух и решил, что ничего нет на свете лучше аромата чистого и благоустроенного стойла. Повернувшись к Клементу, он сказал:

— Пойду прогуляюсь. Десяти минут мне вполне хватит.

Кучер согласно кивнул, после чего сдвинул карету с места и заехал за угол постройки, чтобы скрыть экипаж от взглядов случайных прохожих.

Между тем Майлз вошел в конюшню и некоторое время постоял у входа — ждал, когда глаза привыкнут к царившему вокруг полумраку. Прямо перед ним широкий проход уходил в глубь постройки.

У четвертого от входа стойла Майлз остановился как вкопанный — настолько его поразил вид находившегося в загоне жеребца, чья шкура лоснилась, будто смазанная маслом. Молодой человек решил, что это и есть знаменитый Кингз Рэнсом, а глянув на прикрепленную к дверце латунную табличку, окончательно утвердился в этом мнении.

Майлз ухмыльнулся и просунул сквозь прутья руку, чтобы жеребец обнюхал ее и привык к его, Майлза, запаху.

— Да ты и в самом деле красавчик — точь-в-точь такой, как о тебе говорят, — пробормотал он, поглаживая жеребца по бархатистым ноздрям и одновременно скользя восхищенным взглядом по его груди и ногам.

Приоткрыв дверь в стойло, он вошел внутрь, чтобы увидеть, как воспримет жеребец вторжение незнакомца, оскалит ли зубы или же прижмет уши к голове.

В больших, выразительных глазах Кингз Рэнсома промелькнуло беспокойство, ноздри его раздувались, но уши по-прежнему стояли торчком. Майлз удовлетворенно улыбнулся — темперамент жеребца был под стать его красоте. Майлз нагнулся и сверху вниз провел Рукой по передней ноге лошади, желая определить крепость мышц скакуна. Неожиданно за спиной у молодого человека послышался рассерженный женский голос:

— Что это вы здесь делаете, хотела бы я знать?

От неожиданности Майлз вздрогнул и распрямился так стремительно, что едва не задел головой дверной косяк. Повернувшись лицом к стоявшей в проходе незнакомке, Майлз ослепительно улыбнулся и заговорил, стараясь избавиться от виноватых ноток в голосе — в том, что он провинился, сомневаться не приходилось.

— Здравствуйте. Как поживаете? Меня зовут Майлз Уэлсли.

Женщина холодно на него посмотрела и недовольно поджала губы. По-видимому, уклончивый ответ Майлза произвел на нее неприятное впечатление.

— Я не спрашивала, как вас зовут, сэр, я хотела узнать, что вы здесь делаете. Извольте немедленно убираться из конюшни, в противном случае я кликну сторожа.

Майлз в изумлении выгнул бровь — что, в самом деле, возомнила о себе эта дамочка? Судя по тому, что она облачена в потертые бриджи для верховой езды, блузку с длинными рукавами и запыленные высокие сапоги, ей приходится выполнять какую-то работу при конюшнях. С другой стороны, Майлз не мог припомнить ни единого случая, чтобы работу такого рода доверили женщине, и он решил, что перед ним, скорее всего, дочь конюха или старшего грума.

Майлз окинул взглядом стройную фигурку этой новоявленной амазонки. Лицо у нее было выпачкано в грязи, а пышные темные волосы стянуты небрежным узлом и заколоты на затылке. Однако ж, несмотря на такое не слишком подобающее молодой женщине обличье, Майлз наметанным взглядом определил, что амазонка очень даже ничего себе. Особенно привлекали ее глаза — большие и сверкающие, да и сердито поджатые губы были полными и свежими.

При всем том дерзкие речи незнакомки убедили Майлза, что эта женщина, выпроваживая его из конюшни, явно превысила свои полномочия. По этой причине он решил не обращать внимания на ее угрозы и уж, конечно, не спешить с выполнением ее требований. Опершись рукой о дверной косяк, Майл небрежно заметил:

— Я гость лорда Пемброка, и потому в том, что я здесь нахожусь, нет ничего зазорного. Как я уже говорил, меня зовут Майлз…

— Я знаю, кто вы такой, — грубо перебила его женщина. — О вас только и разговору.

Майлз выслушал ее с немалым удивлением и осведомился:

— Вот как? И кто же, интересно знать, вам обо мне рассказывал?

Незнакомка пропустила его вопрос мимо ушей:

— Меня ничуть не интересует, сколько у вас денег и сколько лошадей вы собираетесь приобрести на этой ферме, зато я с уверенностью могу сказать одно: Кингз Рэнсома вы не получите ни за какие деньги. Он не продается. А потому извольте немедленно выйти из этого стойла.

Майлз решил, что с него хватит. Хотя он был американцем до мозга костей и с неодобрением взирал на строгое разделение, существовавшее в Британии между классами, грубости он не стерпел бы ни от кого — ни от слуги, ни от британского пэра.

— Довольно слов, — произнес он, невольно повторяя любимое выражение бабушки, которая имела обыкновение именно так начинать свою речь, обращаясь к, провинившимся слугам. — Поскольку вы уже знаете, кто я такой, и догадываетесь о цели моего визита, нет никакой необходимости продолжать этот бессмысленный разговор. Приступайте-ка лучше к своей работе — и побыстрее!

Девушка, выслушав Майлза, от изумления широко раскрыла рот, а потом обрушилась на него с гневной речью, которая из-за ее волнения казалась несколько бессвязной.

— Как вы… неотесанный американский… мужлан… смеете разговаривать в таком тоне с женщиной? Уж не потому ли, что… вы богаты и… пользуетесь известным влиянием? Считаете, что вам все позволено? Думаете, что можете… все, что вам взбредет в голову, говорить… или отнять то, что… вам… хм… приглянулось?

Майлз оглядел ее, холодно прищурив глаза.

— Откуда, позвольте вас спросить, вы почерпнули сведения, которые позволяют вам столь откровенно судить меня?

— О, я наслышана о вас, можете не сомневаться! — со страстью в голосе воскликнула девушка. — Все только о вас и толкуют. Мистер Уэлсли то, мистер Уэлсли се… Мне все уши прожужжали о том, насколько вы пригожи и богаты. Говорят уже, что каждая незамужняя девушка в здешней округе думает лишь об одном — как бы привлечь ваше внимание. — Амазонка перевела дух и, окинув Майлза презрительным взглядом, добавила: — Честно говоря, не понимаю, из-за чего весь этот шум!

Если бы Майлз не был столь озадачен такой неприкрытой враждебностью, он, вероятно, отплатил бы маленькой злючке той же монетой. Сейчас, однако, он пришел к выводу, что вступать в перепалку с таким противником бессмысленно, и решил измыслить иной способ противодействия.

Сверкнув ослепительной белозубой улыбкой и устремив на девушку взгляд голубых глаз, от которого таяли представительницы прекрасного пола по обе стороны океана, он сказал:

— Откровенно говоря, я тоже не понимаю, отчего весь этот шум.

Девушка осеклась на полуслове и заморгала, поскольку никак не ожидала, что «американский мужлан» согласится с ее словами.

— Уже одно хорошо, — наконец сказала она, — что вы не воспринимаете всерьез все те глупости, которые распространяют на ваш счет. — Девушка склонила голову набок и снова посмотрела на Майлза, но уже без прежней предвзятости. — Все-таки нечто в вас, должно быть, есть, иначе бы о вас столько не говорили.

Между тем Майлз вышел из стойла, где находился Кингз Рэнсом, и прикрыл за собой дверь. Шагнув к девушке, он негромко проговорил:

— Давайте сделаем так: вы расскажете, что обо мне здесь говорят, а я вам скажу, что из всего этого соответствует истине, а что — нет.

Девушка окинула его изучающим взглядом, будто решая, стоит ли ей принимать участие в этой игре, а затем, с вызовом изогнув бровь, начала:

— Я вот слышала…

— Подождите минуточку, — перебил ее Майлз. — Прежде чем я займу оборону, поскольку, как я понимаю, сейчас мне придется туго, вы должны сообщить, от кого почерпнули сведения обо мне. Вы вот все время говорите — «я слышала»… Так вот, от кого вы все это слышали?

— Да от всех. Говорю же: все только о вас и толкуют.

— Но кто эти «все»? — спросил Майлз, разводя руки в стороны. — Уж не те ли люди, что трудятся вместе с вами на конюшне?

Девушка с минуту озадаченно смотрела на Майлза, потом у нее на губах заиграла хитрая улыбка.

— Ясное дело, это работа конюхов, — сказала она. — Что им еще делать, как не распространять сплетни? Ну и кое-кто из замка… тоже… приложил к этому руку…

— Понятно. Стало быть, на мой счет прохаживается прислуга?

Улыбка на лице девушки становилась все шире.

— Насколько я понимаю, мистер Уэлсли, на ваш счет прохаживаются все, кому не лень, — и слуги, и их хозяева.

— И что же они говорят?

— О, всякое! — Девушка просунула руку сквозь прутья и любовно провела рукой по морде Кингз Рэнсома.

— Что именно?

Она повернулась к Майлзу и снова с вызовом на него посмотрела.

— Говорят, к примеру, что у вас, как у всякого американца, непомерно развито самомнение, а еще говорят, что у вас непомерной толщины кошелек и вы желаете скупить всех лучших лошадей в графстве, а потом потихонечку переправить их к себе в Америку.

— Понятно, — сказал Майлз, нахмурившись. — А еще что говорят?

— Что вы ужасный циник и относитесь к женщинам с презрением. А потому светские дебютантки, которые стараются привлечь ваше внимание, выглядят до ужаса глупо.

— Неужели? Осмелюсь в таком случае спросить, удалось ли кому-нибудь из них привлечь мое внимание?

— Это вам лучше знать! — отпарировала девушка.

— Меня интересует, что слышали по этому поводу вы?

Девушка поколебалась, но все же заговорила:

— Признаться, я слышала, что таких уже несколько. А еще я слышала, что по отношению к ним вы позволяете себе бог знает какие вольности!

— Вольности? — с удивлением переспросил Майлз. — И какие же, если не секрет?

Амазонка сжала губы с такой силой, что они побелели.

— Как будто сами не знаете!

— Так вот же — не знаю! И какие же вольности я себе позволил?

Девушка на мгновение отвернулась, а когда повернулась снова, лицо у нее было постное и чопорное — точь-в-точь как у старой пуританки.

— Люди говорят, что вы позволяли себе — неоднократно причем… целовать девушек в губы!

Майлз едва не прокусил себе губу — такие героические усилия он прилагал, чтобы не расхохотаться. Более всего позабавило его прозвучавшее в голосе девушки нешуточное осуждение.

— Вот ведь ужас, правда?

— Конечно, ужас. Но хватит об этом. Вам давно уже пора удалиться из конюшни…

К тому времени Майлз настолько вошел во вкус разговора с прекрасной амазонкой, что попытка девушки прервать беседу вызвала у него недовольство.

— Погодите минуту, — сказал он, протестующе вскинув руку. — Прежде чем выгнать меня отсюда, ответьте мне еще на один вопрос.

Собеседница как-то совсем по-мальчишечьи шмыгнула носом, после чего, уперши руки в стройные бедра, сказала:

— Только при том условии, что вы дадите мне слово сразу же после этого удалиться.

Майлз придал лицу соответственно строгое выражение и, приложив ладонь к сердцу, сказал:

— Клянусь!

Девушка кивнула головой в знак того, что принимает его клятву.

— Итак, сударь, о чем вы хотите меня спросить?

— Я о тех девушках, которых якобы поцеловал… Кому-нибудь из них мой поцелуй понравился?

Прекрасная амазонка заморгала часто-часто — настолько ее, должно быть, поразил этот вопрос, — но потом оправилась и строгим голосом произнесла:

— Не могу вам сказать по этому поводу ничего определенного.

Майлз огорченно насупился.

— Так, значит, ни одна из этих юных красавиц не восславила мое умение целоваться?!

— Я ничего такого не слышала.

— В таком случае мне остается лишь посыпать голову пеплом. Оказывается, не так-то я в этом деле хорош, как думал.

Девушка сунула руки в карманы бриджей, обдумала сказанное Майлзом и, вскинув на него глаза, произнесла:

— Выходит, что так.

Теперь Майлз в свою очередь обдумал слова девушки. Дело ясное — ему бросили перчатку, а он, пообщавшись с этой амазонкой десять минут, находился в таком настроении, что был готов без малейшего колебания эту перчатку поднять. Наклонившись к девушке так, что его губы едва не касались ее уха, он прошептал:

— Что ж, тогда мне хотелось бы узнать ваше мнение.

Глаза девушки расширились, бравада на ее хорошеньком личике сменилась растерянностью.

— Мое?

— Ну, разумеется, — пробормотал Майлз, обнимая ее за плечи и притягивая к себе. — Кажется, кроме нас с вами, здесь никого нет.

Прежде чем она успела сказать хоть слово, он коснулся ее губ нежным поцелуем. Девушка вздрогнула, напряглась всем телом. Не сознавая, что делает, Майлз одним ловким движением руки распустил узел волос на затылке женщины, и ее темные пышные локоны рассыпались по плечам. Майлз бесцеремонно обхватил ладонью ее затылок, не отрываясь от сладких и теплых губ, — и наконец они сделались мягкими и податливыми, сами раскрылись навстречу его поцелую.

Дивясь и радуясь такой неожиданной победе, Майлз осмелел, и его язык дерзко проник во влажную, теплую глубину ее рта.

Девушка вздохнула, и этот едва слышный вздох опьянил Майлза не хуже любовного зелья. Желание вспыхнуло в нем с такой силой, что он задрожал всем телом.

Между тем поцелуй все длился и длился, и Майлзу чудилось, что вот-вот они оба окончательно потеряют власть над собой. Это будет уже посерьезнее поцелуев!..

С огромным усилием оторвавшись от губ незнакомки, Майлз улыбнулся и провел пальцем по ее бархатной щеке.

Девушка медленно открыла глаза и подняла на него затуманенный взор. Казалось, она все еще пребывает в ином мире — мире грез и страсти — и возвращение к реальности давалось ей с превеликим трудом.

— Ну и как? Каково ваше мнение? — прошептал он.

Звук его голоса, хотя Майлз старался говорить тихо и нежно, разом отрезвил амазонку, и она тотчас отпрянула, в глазах ее блеснул неподдельный ужас.

— Мое мнение? — воскликнула она осевшим от волнения голосом. — Хорошо же, я скажу вам свое мнение, уж коли оно вас интересует! Вы совершенно невозможный человек, сэр, и заслуживаете презрения! Вы грубы, дурно воспитаны, невежественны — одним словом, вы — американец!

— Что такое? — изумился Майлз, чувствуя, как вся его страсть перед лицом такой неприкрытой грубости стремительно улетучилась. — Да погодите же, куда вы так несетесь, словно у вас в одном месте зажженный фитиль?! — Тут он попытался поймать ее за руку, но девушка ловко от него увернулась и, отбежав на безопасное расстояние, вперила в него полыхнувший гневом взгляд:

— Не смейте до меня дотрагиваться! Как говорится, отныне и впредь! А теперь… Теперь убирайтесь из конюшни вон — немедленно!

Майлз угрожающе прищурился.

— Придержи-ка свой язычок, крошка! Кто ты, черт возьми, такая, что позволяешь себе…

— Не ваше дело, кто я такая! Убирайтесь отсюда, пока я не закричала и не позвала на помощь! И не смейте в следующий раз приближаться ко мне — даже в мыслях!

— На этот счет вы можете быть совершенно спокойны! — рявкнул Майлз и, развернувшись на каблуках, устремился по проходу к двери. — По мне, так лучше обниматься с ядовитой змеей, нежели тронуть вас хоть пальцем!

— Вот и прекрасно! — крикнула девушка ему вдогонку. Затем, словно вспомнив о чем-то важном, торопливо бросилась следом.

— Эй, мистер Уэлсли, погодите!

Майлз обернулся к ней, багровея от гнева.

— Что еще?

— Я просто хотела сказать, что целуетесь вы ужасно!