Действие второе
Жилище парий в районе Асакуса. Бедный домик с деревянной крышей. Бамбуковая галерея. Направо – стенной шкаф и полки; за ними – раздвижные перегородки с прорванной бумагой. Направо в глубине – кухня. Налево возле дома – изгородь. За нею – ивовые деревья. Под вечер того же дня, что и в предыдущей картине. У жаровни заика Кандзи подогревает сакэ в металлической бутылке и пьет прямо из горлышка. Бывший бонза, ныне пария Кускэ раздувает в кухне очаг. Кваканье лягушек.
Кандзи. Славно так выпить. (Смотрит на небо.) Что это с погодой? Дождь собирается?
Слева появляется пария Усидзо, в руках у него вяленый осьминог.
Усидзо. Эй, Кандзи! Старшина еще не возвращался?
Кандзи. Скоро, наверное, будет. Уж пора. Э… да у тебя осьминог!
Усидзо (усаживаясь на галерее). Сегодня, говорят, день рождения старшины… Вот тебе и закуска – когда чокнемся. Плохо, что ли?
Кандзи. Все сойдет. Ну-ка, глотни. Как раз хорошо подогрелось. (Протягивает ему сакэ.)
Усидзо (пьет). Что это у вас? Страшный дым. Кто-нибудь в кухне?
Кандзи. Да этот мерзавец бонза. Рис варит.
Усидзо (кричит в сторону кухни). Эй, ты! Будет тебе дымить. Тут крыс нету.
Кускэ (из кухни). И каких еще два здоровых крысака.
Усидзо. Это ты кого так обзываешь?
Кандзи. Смотри, живо ноги переломаю.
Кускэ. Как бы тебе самому башку не свернули.
Кандзи. Ах ты, бонзишка проклятый! Еще разговаривать! Отдавай деньги, что взял на днях, а не то… Выкладывай сейчас же.
Кускэ. Дудки… А за молитвы по тебе, когда издохнешь, кто мне заплатит? Наму Амида буцу…
Кандзи. Ну, хоть ты и бонза, я тебе сейчас покажу! (Хватает бутылку и встает.)
Кускэ. Драться? Это, братец, я всегда готов.
Усидзо. Эй вы, черти!., будет вам. Бросьте! (Хочет их остановить.)
Кандзи и Кускэ дерутся. Усидзо старается их разнять. Во время свалки он замечает приближающегося Идахamи.
Усидзо. Старшина!
Кускэ. Старшина? Тогда, пожалуй, хватит. Ай, ой! Запахло… Рис подгорел. Ай-яй-яй! Наму Амида буцу. (Бежит в кухню.)
Кандзи. Я тебе покажу!
Усидзо. Убирай скорей.
Кандзи. Да. (Поспешно уносит в кухню бутылки и посуду.)
Усидзо с осьминогом в руках следует за ним. Входит Идахати. В руках у него копье. За ним – четверо парий, его помощников по обязанностям палача: Tema, Тор амацу, Дэнхати, Гэнкити.
Идахати (помощникам). Спасибо, ребята. Заходите, поднесу по чарке.
Тета (к товарищам). Раз старшина приглашает, что ж? Давайте угостимся.
Все рассаживаются на галерее. Из кухни выходят Усидзо и Кандзи.
Усидзо. А, старшина. Здравствуй.
Идахати. Здорово, Кандзи. Когда я уходил, то заказывал тебе сакэ. Готово?
Кандзи. Готово и переготово.
Идахати. Эге… ты уж хватил.
Кандзи. Малую толику… Всего только попробовал, в самый ли раз.
Идахати. Врешь. Язык у тебя – как у полчеловека, а глотка – как у двоих. Ха-ха-ха!
Усидзо. Кого сегодня казнили?
Идахати. Женщину… Славная баба.
Кандзи. Я видел, когда ее возили по городу. Лет двадцати пяти… Ладная бабенка.
Из кухни выходит Кускэ с перевязанной рукой.
Кускэ. Старшина… (Приветствует его.) Я тоже ее видел. Немного смугловата, но женщина хоть куда.
Кандзи. Что она там натворила – не знаю, но все же… колоть ее копьями жалко, что и говорить.
Кускэ. Будь я судья, сослал бы ее куда-нибудь подальше или еще что-нибудь. А то распинать – это чересчур.
Идахати. Услыхали, что баба, – все и повылезли смотреть. Ха-ха-ха! Она жена какого-то торговца из Рёгоку. Сошлась с приказчиком и хотела было мужа убить… Смертная казнь за это положена. Так ей и надо. Мы сегодня работали вместе с Ситибэем. Привязали к столбу, как полагается… показываем ей копья. И что ж бы вы думали? Она смеется.
Кандзи (переглядываясь с Кускэ). Ну и баба.
Кускэ. Прямо жуть берет.
Идахати. Не боится. Забавно. Гляжу я в ее смеющееся лицо и копьем под правую грудь как ткну. Ситибэй – под левую. А она все улыбается.
Усидзо. Да, выносливая.
Идахати. Тут мы и начали ее с двух сторон – поочередно. Я – в правый бок, он – в левый. Обыкновенно после семнадцатого-восемнадцатого раза из женщины и дух вон, а эта шевелилась и тогда, когда я ей засветил двадцать пятое копье! Упрямая баба оказалась.
Кандзи и Кускэ (вместе). Брр…
Идахати. Что рожи корчите? Выйдете в люди – сами будете этим делом заниматься.
Кускэ. Нет… От этого уж – увольте! Наму Амида буцу.
Идахати. Ты опять за свою старую песню? Брось! Лучше вот вытри кровь с копья и положи его туда. (Передает оружие Кандзи.) Я пойду переменю платье. А у вас чтоб было все готово.
Кускэ. Ладно, ладно.
Идахати снимает гэта и входит в дом.
Усидзо (пришедшим). Ребята, помогите-ка перетащить сюда сакэ и закуску.
Парии выносят из кухни сакэ и закуску; для Идахати ставят маленький столик.
Кандзи. Ну прямо пир. Поглядите-ка на эту рыбу… Как покромсал-то. Видали, как Кандзи работает ножом? А?
Тета. Да. Знатно нарезана.
Усидзо. Сегодня старшина угощает. Пейте сколько влезет.
Из внутренних помещений входит Идахати в другой одежде.
Идахати. Веселитесь, ребята! Зачем мне отдельно поставили? Будем пить вкруговую.
Все усаживаются и начинают пить.
Тета. Я слышал, старшина… Сегодня как будто день твоего рождения.
Идахати. Пожалуй, да… Собственно, день моего перерождения. Как раз ровно пять лет назад я неудачно покушался на самоубийство в Есиваре и попал за это к нашему Дзэнсити в парии.
Усидзо. Уже пять лет? Ну и летит же время. Ты тогда был красивый, благородный самурай. Мы все потихоньку даже жалели, что такого славного парня и вдруг – в парии. Ну что ж? Ты и рода знатного, грамоту знаешь, в воинском искусстве смыслишь – быть тебе у нас старшиной. Теперь ты самый распрекрасный старшина.
Кускэ. Я появился здесь чуть раньше тебя. А как был бонзой, так и остался.
Идахати. Да… тебя тоже у столба в Нихонбаси выставили.
Кускэ. Ведь я самую главную статую Будды в храме и ту заложил. И все из-за чего?… Из-за того, что ходил в веселые местечки… Наму Амида буцу…
Идахати (пьет). Какая у тебя скверная привычка осталась… это твое «Наму Амида буцу». В первое время, когда я сразу из самураев перелетел в парии, то все дни охал и ахал… «Как же так? Какая злая судьба!» А потом здешний дух пропитал и меня… И опять стало интересно жить. Во-первых – свободно. Никакой тебе обузы вроде этой самурайской службы. И как только я ее переносил так долго?
Усидзо. Правильно. Чем служить всяким князьям – так куда свободнее.
Идахати. В тот день, когда я сюда явился, самурай Идахати исчез… И в мире народился новый человек – пария Идахати. Поэтому я и решил, что этот день будет днем моего рожденья. Буду праздновать его каждый год.
Тета. Вот оно в чем дело. Теперь понял. Значит, бабенка, что приходит сюда из Синагавы, и есть та самая из Ёсивары?
Кандзи. Она. Теперь тоже в париях, а раньше была куртизанкой… Красотка, скажу я вам.
Идахати. Которая лучше? Она или сегодняшняя, что везли казнить?
Кускэ. Можно ли сравнить… Твоя в десять раз лучше: все при ней… И красива, и статна…
Идахати. Скоро я тебе покажу еще получше. (Смеется.)
Усидзо (обращает внимание на помощников Идахати). Эй, чего не пьете?
Торамацу. А разве мы зеваем? Когда можно выпить, маху не даем.
Дэнхати. Пока вы тут говорили – мы под тихую… Видишь тарелки – пустота.
Усидзо. Да…
Гэнкити. Нет ли еще чего-нибудь поесть? (Смотрит направо.) А! Вот тебе и закуска… славная… (Подходит к краю галереи.) Собачка, собачка… Пойди сюда!
В сад забегает собака.
Торамацу. Заблудилась, видно, из какого-нибудь дома…
Идахати. А нам что за дело? Зарежем ее и съедим.
Дэнхати гоняется за собакой. Та убегает.
Дэнхати. Проклятое животное! Убежала.
Тета. Ступай в поле… Там змеи и жабы… Уж появились, верно.
Торамацу. Да… Я на днях видел… ползла этакая громадина.
Гэнкити. Ну вот. Сходи и поймай штуки две-три.
Идахати. Теперь уж не к чему. Ладно. Как-нибудь обойдетесь… одним сакэ.
Дэнхати и Гэнкити (вместе). Ну так и быть. (Присоединяются к остальным.)
Идахати. Да… кстати. Разговор о закуске мне напомнил… Усидзо! Что моя «закусочка» – цела?
Усидзо. Не беспокойся. На полочку положена… Жена глаз не спускает. Будет цела, хоть меня и дома нет… Ни шагу не сможет сделать.
Кандзи. Загадки какие-то, а не разговор. Что это еще за «закусочка»?
Усидзо. Скоро поймешь. Помалкивай.
Тета. Уж не змея.
Кускэ. По-моему, речь идет о женщине.
Идахати. У тебя хороший нюх. Дело вот в чем: сегодня я женюсь.
Все. Хэй!?
Тета. Это что ж – на той, из Синагавы?
Идахати. Чего мелешь! С той старой бабой все кончено. Сегодня сюда придет молоденькая и хорошенькая.
Кандзи. Сегодня и день рождения и свадьба… Выходит, два праздника разом.
Кускэ. А что? Разве плохо? Откуда же невеста явится?
Усидзо. Я сказал тебе – помалкивай. (К Идахати.) Приниматься за дело-то?
Идахати. Ну, ребята, не знаю, вдоволь ли вы выпили или еще нет, только сегодня уж давайте на этом кончим.
Тета. Чего там… Хватит с нас. Я пришел в самое распрекрасное настроение.
Торамацу. Хорошее сакэ так редко приходится пить, что все черви в животе переполошились… Так и ходят по кишкам… Ха-ха-ха!
Дэнхати. Значит, старшина… счастливо!
Все четверо. Спасибо за угощенье.
Кандзи. Смотрите по дороге не свалитесь где-нибудь спьяну.
Все четверо скрываются налево.
Кускэ (переглянувшись с Кандзи). Что ж? И мы, что ль, место очистим, а?
Кандзи. «Место очистим». Ишь какие он слова знает.
Идахати. Это не годится. Все сразу разойдетесь. Бонза, прибери здесь. А ты, Кандзи, сходи и купи закуску пожирнее. (Дает ему деньги.)
Кандзи. Ладно.
Усидзо. А мне, значит, вести ее сюда? Или подождать?
Идахати. Нет-нет. Я беспокоюсь… такая дорогая «закусочка» – и под твоим присмотром… Тащи ее скорей сюда.
Усидзо. Ну, кто больше беспокоится – еще вопрос.
Кандзи. Так я пойду!
Усидзо. Подожди, пойдем вместе.
Кваканье лягушек.
Усидзо. С погодой что-то твориться начинает.
Кандзи. Сегодня вечером будет ливень.
Усидзо. Весной полагается.
Кандзи и Усидзо уходят.
Кускэ. Оно и верно, вечером будет дождь.
Идахати. Лягушки обязательно накличут. В такой день, как сегодня, теплый, пасмурный, когда слышишь кваканье лягушек, сон так и одолевает. (Растягивается на полу.)
Кускэ (убирая посуду). Ты еще выпьешь?
Идахати. Оставь мою бутылку.
Кускэ уносит посуду в кухню. Через некоторое время появляется О-Сае. На ней тростниковая шляпа, в руках сямисэн. Она торопливым шагом входит в сад.
Кускэ (замечая ее). А, О-Сае!
О-Сае. Уже накрапывает.
Кускэ. Влезай сюда! Старшина! О-Сае пришла…
Идахати слегка приподнимается, смотрит на О-Сае, делает недовольную мину и опять ложится.
Кускэ. Старшина! Не встает… О-Сае пришла… Он сегодня выпил маленечко – вот и свалился.
О-Сae. Все пьет по-прежнему! (Снимает шляпу и входит в дом.)
Кускэ. Тебя что-то в последнее время не видно.
О-Сае. Каждый год, как похолодает, ужасно болит рана. (Потирает горло.) Нынче целых два месяца сидела дома. Наконец потеплело, и вот уж дня три как работаю… (Оглядываясь вокруг.) А у вас что такое? Гости были?
Кускэ. Сегодня день рождения старшины. Вот и собрались… Выпили, только что разошлись.
О-Сае. Да, сегодня день нашего перерождения. (Задумчиво.) Как летит время.
Кускэ. Нужно же его поднять. Эй, старшина! Старшина! Совсем заснул.
О-Сае. Ладно, оставь его… Я сама разбужу. Идахати… Слушай. (Тормошит его.) Ну и спит! Идахати! (Пробует приподнять его – он валится на пол.)
Кускэ. Не стоит будить… так хорошо заснул, а тут мешают. Лучше подожди немного. Я сейчас чайку приготовлю. Посиди пока. (Выходит в кухню.)
О-Сае. Подождать немного…
Громко квакают лягушки. Накрапывает дождь.
Я думала, что тут веселей, чем у нас в Синагаве, но здесь даже днем как-то уныло. А дождь все сильнее. Весной больших дождей не бывает, но если завтра опять пойдет – день работы пропал. За последнее время – оттого, что долго никуда не выходила? – перезабыла все песни.
Вполголоса поет, аккомпанируя себе на сямисэне.
В красном уборе стояли,
Теперь же в зеленом наряде стоят
Чащи деревьев повсюду…
Как будто опять к нам все тот же вернулся,
Явился весенний рассвет.
Идахати приподнимается и слушает.
Кускэ (из кухни). А у тебя все тот же прекрасный голос, О-Сае. Что это за песня?
О-Сае. Песня о Такао.
Кускэ. А! Это о той Такао, которую убил князь Сэндайский?
О-Сае (продолжая петь).
Как будто курю я из трубочки малой,
Курю – и дымок не идет.
В грудь не проходит… и вот захлебнулась,
Совсем захлебнулась я им.
В слезах захлебнулась я ночью сегодня,
Всю ночь провела я в слезах…
Кускэ (выносит чайные принадлежности; замечает, что Идахати не спит). А! Старшина! Проснулся? А я думал, что ты уже до утра завалился.
О-Сае. Проснулся?
Идахати снова закрывает глаза.
Кускэ (подходя к нему). О-Сае уже давно здесь. Вставай. (Расталкивает его.)
Идахати. Пошел прочь!
О-Сае. Идахати! Милый…
Идахати. Ну, чего тебе?
О-Сае. Ты все пьешь?
Кускэ. Каждый день.
Идахати. Тебе чего? Скройся.
Кускэ. Ладно, ладно. (Уходит в кухню.)
О-Сае. Ты бы немного попридержался. С сакэ-то.
Идахати. «Попридержался»… Что ж, по-твоему, от этого в князья произведут? Ха-ха-ха! Нет, любезная, – с волками жить, по-волчьи выть. Что было, то прошло, живешь среди падали, ну и пей – единственный способ забыться.
О-Сае. Да ты не только пьешь. Ходит молва, что ты в кости играть начал, скандалишь. Смотри – дойдет до вашего главного. Уж слишком ты переменился! Прямо плакать хочется.
Идахати. Все по твоей милости. Если благородный, родовитый самурай стал таким, то только потому, что ты живешь на этом свете.
О-Сае. Конечно, все дело во мне. (Плачет.) Я и прошу тебя простить меня, но только в каком бы низком положении человек ни был, если он честен, если сердце у него правое, – боги и будды…
Идахати. Что «боги и будды»?… До них мне дела нет. Оставь свои проповеди. (Хватает бутылку и пьет прямо из горлышка.)
О-Сае (пытаясь удержать его). Опять…
Идахати. Пусти! Тебе какое дело? Эй, бонза! Принеси погорячее.
Кускэ (выглядывает из кухни). Как же, старшина… Ведь О-Сае так просит…
Идахати. Ты в нее втюрился, что ли? Не разглагольствуй, а скорей неси.
Кускэ. Сейчас. (Скрывается.)
О-Сае. В Ёсиваре ты столько не пил. Неужели человек так меняется? (Плачет.)
Идахати. Все одно и то же. Когда ты под боком, и сакэ не веселит. Нечего тебе здесь делать… Ступай! Слышишь?
О-Сае. Идахати, я о тебе же тревожусь.
Идахати. Напрасно. (Толкает ее.)
О-Сае. Если ты меня гонишь, я уйду, но прошу тебя, Идахати, попридержись немного.
Идахати. Опять за свое? Если ты сейчас же не уберешься, я тебе покажу. (Хватает бутылку и угрожающе встает.) Вон, вон отсюда!
Кускэ (выбегая из кухни). Старшина! Старшина! Нельзя рукам волю давать. Еще изувечишь ее. Стой, подожди! (К О-Сае.) А ты бы ушла отсюда. Старшина выпил…
Идахати. Вон! Сейчас же вон!
О-Сае. Я ухожу…
Идахати. То-то же… Здесь тебе делать нечего.
О-Сае. Все-таки… ты… (Хочет приблизиться к нему.)
Кускэ (не пуская ее). Уходи, уходи… Видишь, он рассвирепел, еще прибьет…
Идахати. Бонза, выпроводи эту чертовку!
Кускэ. Хорошо, хорошо. (То удерживая Идахати, то утешая О-Сае, выходит вместе с ней в сад.) Как раз и дождь перестал. До Синагавы – не близко… Поспеши, может быть, успеешь до дождя.
О-Сае. Да… До свиданья, Кускэ. Спасибо тебе. (Утирает слезы
и надевает шляпу.)
В этот момент появляется Усидзо, ведя за собою О-Кумэ.
Кускэ (замечая их). А, Усидзо, ты? (При виде О-Кумэ.) Эге! Вот так красотка! Это и есть сегодняшняя невеста?
Усидзо. Она. (Делает ему знак, чтобы молчал.)
О-Кумэ. Я… (Пытается вырваться.)
Усидзо (держит ее). Сейчас мы тебе все объясним… Не ломайся! Иди… (Тащит ее за собой в комнату.)
О-Сае в недоумении следит за этой сценой. Потом тихо отступает в тень и наблюдает за происходящим, оставаясь незамеченной.
Усидзо. Входи, входи. Теперь это твой дом.
О-Кумэ. Что?…
Усидзо. Э… чего ломаешься! (Втаскивает ее насильно в дом.)
Идахати (к Усидзо). Спасибо, братец, спасибо. Эй ты, О-Кумэ! Здорово! (К Кускэ.) Ты чего стоишь, уши развесил? Готовь сакэ.
Кускэ. Сейчас. (Уходит в кухню.)
О-Кумэ в сильном волнении.
Идахати. Чего ты оробела? Знать, судьба, чтоб красотка О-Кумэ из чайного домика в Асакусе стала хозяйкой у парии. Пойми это – и успокойся. Здесь по крайней мере сакэ вдоволь. Что ж? Не будем терять время… ты мне нальешь, а? (Кричит в кухню.) Где сакэ?
Кускэ (из кухни). Сейчас, сейчас. Вот спешка-то. (Выносит бутылку и ставит перед Идахати; к О-Кумэ.) А ты, красотка, наливай.
Усидзо. Ладно, ладно… Иди-ка лучше туда (показывает за дом) и посторожи.
Кускэ. Нечего сказать, должность хорошая…
Идахати. Чего ты там?
Кускэ. Ничего… (Уходит в кухню.)
Усидзо. Ну, старшина, начнем, что ли?
Идахати. Конечно. (Берет бутылку.) Эй, О-Кумэ, налей-ка!
Давеча я заплатил тебе немало.
О-Кумэ в замешательстве.
Идахати. Вино сегодня утром было отличное.
О-Кумэ молчит.
(Резко.) Ты не хочешь?…
О-Кумэ. Сейчас. (С отвращением берет бутылку и наливает сакэ.)
Усидзо. Когда эти девчонки наливают – вкусно! (Смеется.)
Идахати. Это все твоя работа.
О-Кумэ. Усидзо… отведи меня, как ты и говорил, домой.
Усидзо. О чем толкуешь, не понимаю…
О-Кумэ. Это я не понимаю. Прибежал давеча к нам, наговорил, будто тетка моя внезапно заболела и просит сейчас же к ней прийти… Я помчалась, и вдруг на дороге меня схватил и силой затащил в ваши селения.
Усидзо. Что ты болтаешь? Как же так: «Силой затащил!» Это средь бела дня-то? Ведь ты не ребенок… Если б не захотела, тебя бы здесь не было! Разве не по доброй воле ты пришла?
О-Кумэ. Нет, нет! Ты меня тащил, угрожая, что, если я закричу, – убьешь.
Идахати. Будет вам… Что теперь об этом толковать. (К Усидзо.) Кандзи должен что-нибудь купить на закуску.
Усидзо (берет бутылку). Эй ты, О-Кумэ, не нальешь ли и мне, а?
О-Кумэ не двигается с места. Усидзо наливает сам и пьет.
О-Кумэ. Пока еще не стемнело, отпустите меня домой. Там, вероятно, уже хватились…
Усидзо. Ладно, я тебя отпущу, только эту ночку ты переночуй у нас.
О-Кумэ. Нет, нет.
Усидзо. Вот упрямица. (Бросает взгляд на Идахати.)
Идахати (кивает головой, встает и берет копье). Эй, ты!.. Что скажешь, если я тебя сейчас пощекочу этим копьем?
О-Кумэ. Что?…
Идахати. Я сегодня уже колол одну женщину, там, в Кодзукаппаре. (Смеется.) Видишь, все в крови. (Показывает.)
О-Кумэ. О… (Дрожит от страха.)
Усидзо. Эта штука больно колется.
Идахати. Если ее вогнать под девятое ребро…
О-Кумэ. О…
Идахати. Кто угодно заорет. Ха-ха-ха!
О-Кумэ. Нет… больше здесь… (Вскакивает и пытается соскочить с галереи в сад.)
Идахати (удерживает ее древком копья). Стой, не упирайся! Я давно тебя заприметил в Асакусе, но знал, что. так просто дело не выгорит… я ведь из парий. Вот и доверился сообразительности Усидзо. Он и приволок тебя. Теперь хочешь не хочешь – ты моя. Побудешь пока у меня в женах… А там, как надоешь, отпущу в Кавасаки или подальше: в Каногаву, Фудзисаву – куда хочешь, в любую из пятидесяти трех станций. Эй, Усидзо! Уговори ее… Ведь я с тобой поделюсь.
Усидзо. Спасибо. О-Кумэ! (Подходит к девушке, хватает ее за руки и опять втаскивает в комнату.) Хватит! Подумаешь, какая недотрога. Ну что ж?… Раньше – с вашими беспутными бонзами и храмовыми служками, а теперь с нами… Лучше не рыпайся. Вот эту штуку… (показывает копье) видишь? Ею старшина людей убивает. Понимаешь? Тем и живет.
О-Кумэ. Боже! (Дрожит.)
Идахати. Что ж, согласна? Отвечай прямо.
О-Кумэ падает и рыдает. О-Сае, наблюдавшая всю эту сцену, делает движение, как будто хочет выйти из своего укрытия. Появляется Кандзи. На голове у него – полотенце, в руках – мешок. За ним следом бежит О-Току – тетка О-Кумэ.
О-Току. Послушай, ты… Кандзи.
Кандзи. Отстань!
При виде их О-Сае снова отходит в тень.
О-Току. Мне сказали, что она, наверное, здесь.
Кандзи. Ничего я не знаю.
Оба входят в сад. О-Току замечает О-Кумэ.
О-Току. Ах, О-Кумэ! Значит, ты все-таки тут?
О-Кумэ. Тетя!
О-Току. Я вышла из дому за покупками, слышу, говорят, что О-Кумэ и Усидзо ушли к париям. Что бы это значило, подумала я, – и вот пришла разузнать. (К Усидзо.) Зачем ты сюда ее привел?
Усидзо. Просила – вот и привел.
О-Кумэ. Нет, нет… и не думала просить. Он насильно…
Идахати. Замолчи! (К О-Току.) Если ты на самом деле ее тетка, тогда слушай: я беру О-Кумэ в жены.
О-Кумэ. Что?…
Кандзи. Вот именно. Чем не невеста?
О-Току. Что вы говорите? Отдали мы ее в чайный дом, потому что обстоятельства вынудили… Мужа для нее к себе в дом возьмем.
Идахати. Ну что ж. Тогда я пойду зятем. Сколько приданого
принесу!
Усидзо. Где там… Раз она побывала у парий – это прилипло к ней навсегда. К людям уйти уже нельзя. Придется примириться, делать ведь нечего, а?
О-Току. Нет, нет!
Идахати. Значит, ты не согласна?
О-Току. Еще что… Затащили девушку обманом… То в зятья хочет идти, то в жены ее взять… Безобразие! Я этого так не оставлю.
Идахати. Что? Затащили обманом? Что ты такое говоришь? Кандзи, поддай-ка ей слегка!
О-Кумэ. Что? Что такое?
Усидзо. Ты сиди и молчи.
Идахати. Эй, бонза! Неси сюда полено.
Кускэ. Что еще? (Скрывается в кухню и возвращается с поленом.)
Кандзи. Теперь поколоти-ка ее немножко.
О-Току. Это уж слишком. (Хочет бежать, но Кандзи хватает ее за шиворот.)
Кускэ. Слушай, ведь она старуха… Не годится ее колотить.
Кандзи. Э, баба ты! Давай сюда! (Замахивается поленом на О-Току.) Я эти шутки люблю!
О-Кумэ. Стой, подожди!
Усидзо. Значит, согласна? Да?
О-Кумэ колеблется.
Идахати. Бей!
Кандзи. Ну, бабка, соглашайся скорей. (Ударяет ее.) Ну, как? (Бьет.)
О-Кумэ. О, пощади!
Усидзо держит ее. Идахати со смехом пьет сакэ.
О-Сае (выбегая из своего укрытия). Разве так можно?
Кандзи. Это еще кто? (Оборачиваясь.) О-Сае? Ты? Не мешай, пусти.
О-Сае. Нет. Идахати! Разве можно похищать девушек?
Идахати. А ты здесь вертелась? Чего вмешиваешься не в свое дело? Убирайся!
О-Сае. Нет, не уйду. Нельзя так, Идахати…
Идахати. Вот пристала. Кандзи! Дай и ей хорошенько.
Кандзи. Как? (Слегка колеблется.)
Идахати. Бонза! Помоги ему.
Кускэ. Нет. Этого нельзя. (Отступает.) Меня уж уволь. Наму Амида буцу.
Идахати. Ах, трусишки.
О-Сае (к О-Току). Не бойся… я здесь.
О-Току. Помоги нам.
О-Сае. Предоставь это мне.
О-Току. Прошу тебя. Дай нам обеим уйти отсюда целыми и невредимыми.
Идахати. Такиуйдете. О-Сае! Ты отстанешь?… (Поднимается с угрожающим видом.)
Вбегает Tema.
Тета (к Идахати). Главный зовет. Зачем, не знаю, но чтоб сейчас же шел…
Усидзо. Что это ему понадобилось?
Идахати. Вот уж не вовремя… ну ладно, пойду покажусь и сейчас же обратно. Надоели.
Кускэ выносит из кухни гэта и зонт. Идахати надевает гэта.
Смотрите! Следите хорошенько, чтоб не убежали!
О-Сае. Послушай, Идахати… (Бросается к нему.)
Идахати (отталкивает ее ногой; раскрывает зонт). Тета! Ты со мной. (Уходит налево.)
О-Сае с горестным видом смотрит им вслед. Легкий шум дождя. Крик лягушек.
Занавес
