* * *

Мы уже знаем, что такое правильный дом: равновесие между напоминающим пещеру убежищем и панорамным видом; затейливость и таинственность вместо безликого минимализма; некий порядок и завершенность, обуздывающие эту затейливость; возможность самовыражения; соответствие облика дома нашей культуре и личности.

Однако, как мы выяснили на примере коммун в Христиании и Уолтерс-Уэй, место проживания неотделимо от контекста — местного сообщества. Насколько психология дома применима к психологии района? Судя по опыту, потребность в безопасности, внешней привлекательности и вопросы, связанные с уникальной атмосферой, распространяются за пределы домашнего очага. Дом со здоровой психологической атмосферой служит местом встречи любящих людей. Это социальное пространство. Что в масштабах местного сообщества объединяет и разобщает людей? В хорошем районе есть социальный капитал; там есть чем заняться и присутствует чувство причастности к сообществу, которое всем нам нужно для счастья.

Города огромны, и люди часто ограничивают свои перемещения районом проживания. Если им это удается, город будто делится на несколько поселений. Сплоченное местное сообщество противостоит равнодушию мегаполиса. Это особенно важно в больших городах, где, покидая свой район, человек попадает в серую массу незнакомцев. Чем оживленнее город, тем больше люди разобщены. Например, в давнем эксперименте, проведенном еще до распространения мобильных телефонов, исследователи стучались в двери горожан, изображая волнение, с просьбой воспользоваться их телефоном. Помощь чаще оказывали жители провинциальных городков Массачусетса, чем густонаселенного Бостона. В другом эксперименте исследователи звонили по случайному номеру из телефонной будки гражданам Чикаго, Нью-Йорка и Филадельфии и говорили, что ошиблись номером, но им нечем заплатить за еще один звонок. В городах с низкой плотностью населения люди чаще предлагали сообщить нужный номер, чтобы передать весточку абоненту. Еще в одном исследовании рассматривали, как часто люди возвращают разницу, если им случайно переплатили. Разница между маленькими городами и большими оказалась очень заметной (80 и 55 % соответственно).

В крупных городах люди подвержены «эффекту наблюдателя». Они реже бросаются на помощь в беде, хотя здесь может сказываться противостояние отдельных статусных или этнических групп. Видя насилие, люди предпочитают не вмешиваться, боясь вызвать агрессию в свой адрес. Это в целом разумно. Но зачастую реальной угрозы нет, просто нужно помочь: кто-то получил травму, нуждается в пище или убежище либо рискует пораниться.

Один из факторов здесь — быстрота, с которой люди передвигаются в многонаселенных городах, скорее всего в стремлении миновать толпу, подчиняясь ускоренному ритму жизни. Эффект наблюдателя и отчужденность — способы справиться с типичной для города сенсорной перегрузкой (повышающей утомляемость и раздражительность) и стрессом из-за вмешательства других в наши планы (успеть на спектакль, в магазин или вовремя вернуться домой и побыть с детьми). Когда люди постоянно конкурируют, скажем, за место в поезде, то быстро раздражаются, вступают в конфликт и проявляют агрессию.

Со знакомыми людьми и ситуациями мы можем совладать, но нежелательные и частые посягательства незнакомцев по пути к дому выводят из равновесия. И мы игнорируем их, проявляя естественную защитную реакцию. Неудивительно, что мы научились не воспринимать их и уделяем внимание лишь тому, что угрожает здоровью или самочувствию. В целом проявлять доброжелательность к незнакомцам склонны жители маленьких населенных пунктов, поскольку им неведомы перегрузки большого города.

Учитывая все эти разобщающие факторы, стоит особенно тщательно выбирать район проживания, узнать, где бьется его пульс, и воспользоваться всеми его преимуществами. По данным исследований, полезнее всего жить неподалеку от оживленной главной улицы.

 

Глава 9. Уличная жизнь

Две трети лондонцев обитают в пределах 500 м от главной улицы, как и жители других городов, построенных до изобретения автомобиля. Выдающийся специалист по архитектурной психологии Кристофер Александер писал, что чем дальше от главной улицы живет человек, тем меньше он обычно счастлив. Главная улица, как артерия, питает весь город и поддерживает жизнь местного сообщества. Это выход в другие части города и одновременно вход для новоприбывших. В идеале здесь встречаются местные жители и гости ради обоюдной выгоды — коммерческой, социальной и культурной.

Приятно побродить по оживленным улицам из одного района в другой, не направляясь в конкретное место, и внимать видам, звукам и запахам человеческой деятельности. Французский писатель Шарль Бодлер был очарован романтическим образом бесцельно прогуливающегося горожанина, которого называл фланером. Как утверждает Корнелия Скиннер в книге «Элегантные остряки и грандиозные горизонтали» (Elegant Wits and Grand Horizontals), фланер «не обременен никакими обязательствами, никуда не торопится, с неспешной разборчивостью гурмана смакует букет города».

Американский режиссер и сценарист Сьюзен Зонтаг поддерживала эту идею и призывала всех отправиться в круиз «в урбанистическую преисподнюю, по ландшафтам с чувственными перепадами».

Джейн Джекобс, американо-канадская журналистка, прославилась решительными выступлениями в защиту традиционной рядовой застройки главных улиц, когда та после Второй мировой войны оказалась под угрозой сноса. Новая война разворачивалась в 1950-х — 60-х и продолжается по сей день — против массового уничтожения улиц под знаменем восстановления городской среды. Джекобс стала одним из самых влиятельных критиков городского планирования в прошлом веке, несмотря на отсутствие специального образования. Этот факт и в придачу то, что женщина ввязалась в борьбу против установленных мужчинами общепринятых традиций того времени, вызвало резкую негативную реакцию.

Это не помешало ее книге «Смерть и жизнь больших американских городов», написанной в 1961 году, всколыхнуть архитектурный мир. По словам Херберта Мушампа, главного архитектурного критика Times, это было «чуть ли не самым шокирующим событием в архитектуре ХХ века».

Книга была откликом на политическое давление и стремление сровнять с землей пришедшие в упадок районы, вместо них спроектировав новые, где больше света и воздуха. Господствовало мнение, что нужно снести «трущобы» и на их месте возвести многоквартирные дома, оставив вокруг побольше пространства. Джекобс упорно пыталась донести до властей значимость главных улиц для выживания окрестных районов и не чуралась решительных действий. В 1961 году ее, вместе с другими ярыми протестантами, удалили со слушания о реконструкции Гринвич-Виллидж на Манхэттене в Комиссии городского планирования. Благодаря ей район был спасен от разрушения в рамках программы «сноса трущоб».

В 1968 году ее арестовали по обвинению в организации беспорядков и намеренном причинении ущерба после срыва общественного собрания по вопросу строительства скоростной автомагистрали в Нижнем Манхэттене через Сохо и Маленькую Италию. И снова ей удалось остановить проект, грозивший необратимо разделить и разобщить эти сообщества. Десятью годами ранее Джекобс стала свидетелем увядания и смерти районов по милости градостроителей, гонящихся за призрачной мечтой о восстановлении и обновлении. Работая секретарем в департаменте планировки, она изучала последствия реконструкции архитектором Эдмундом Бэйконом жилых районов в Филадельфии. Ознакомившись с его работой, она с ужасом поняла, что по сравнению со старыми районами в новых на улицах оказались уничтожены буквально все признаки жизни. «Безликие улицы, — как она писала позже, — плодят безликих людей».

На главных улицах должны быть условия для торговли и развлечений местного сообщества. Так формируются облик и атмосфера района. Факторы, которые превращают обычный дом в очаг, применимы и к району, а основной его составляющей являются улицы, какой бы на них ни царил беспорядок.

Великолепный хаос: уличное разнообразие

Джекобс восхищалась «островками хаоса» в Восточном Гарлеме, в которых видела «собственную непостижимую мудрость», — никем не спланированными и естественно возникшими в ответ на потребности населения. В ее некрологе в New York Times говорилось: «В поддержку своей теории мисс Джекобс создала глубокий, разносторонний труд. Но лучше всего ей удалось описание событий повседневной жизни, которые она наблюдала из окна своей квартиры над кондитерской на Хадсон-стрит, д. 555». Вот пример, позаимствованный из книги «Смерть и жизнь больших американских городов». Автор выносит мусор, дети ушли в школу, открылись химчистка и парикмахерская, домохозяйки вышли поболтать, в местный бар заглянули грузчики, подростки возвращаются домой, переодеваются и спешат на свидания — вот и закончился очередной день. Бывают и неожиданности: как-то под вечер в феврале не пойми откуда взялся волынщик и собрал вокруг себя благодарных слушателей. Все ощущают себя в безопасности, и местные, и пришлые, потому что почти никогда не остаются одни.

Говоря, что оживление на улицах отражает атмосферу сообщества, мы затрагиваем тему социального капитала. Это еще один термин, придуманный Джекобс. Для продуктивного развития личности человеку нужны другие люди. Наш вид выжил только благодаря сотрудничеству, и для его продолжения нам так или иначе необходима уличная жизнь. Благодаря своей эрудиции и лично проведенным исследованиям Джекобс определила ее основные составляющие. Вот ключевые факторы благополучной улицы.

1. Смешанное использование. Улицы должны обеспечивать разные функции, чтобы поток людей был круглосуточным — так жизнь на них не прекращается и они всегда «под присмотром» — и жители собирались в компании. Оживленной улице необходимы фешенебельные магазины и лавочки с товарами первой необходимости, кафе, бары, сервисные центры для автомобилей, рестораны, музеи и пр., то есть сочетание разных форм и функций. Там должны быть и элитарная культура, и товары первой необходимости, а не только шеренга никому не нужных изысканных бутиков. Не надо разделять людские потоки надземными тротуарами и переулками, пусть все сливаются друг с другом в пространстве города.

2. Маленькие кварталы. По мнению Джекобс, площадь большинства кварталов нужно ограничить, чтобы было как можно больше поворотов. Происходит слияние потоков людей и повышается вероятность общения.

3. Старинные здания. Джекобс настаивает, что снос старых домов надо прекратить по экономическим причинам. Погрузившись в изучение городской экономики, она пришла к выводу, что стоимость аренды становится неподъемной для среднего гражданина или малого бизнеса, потому что в нее заложены расходы на строительство. Старые здания, несмотря на обветшание, уже окупились, и аренда в них доступна начинающим бизнесменам, художникам и молодежи, которые в основном и поддерживают жизнь района.

4. Минимальная необходимая концентрация людей. Без достаточного количества проживающих рядом с главной улицей на ней не будет оживления. Переселение людей в отдаленные многоэтажные кварталы и разделение сообщества скоростной автомагистралью тоже не способствуют жизни улиц.

Сочетание всех этих факторов насыщает улицы и районы разнообразием.

Не так давно, с 2000 по 2006 год, доктор Сюзанна Холл из Лондонской школы экономики изучала роль упомянутых факторов в уличной жизни районов с этническим разнообразием. Оказалось, несмотря на уменьшение числа частных магазинов в Великобритании (из-за популярности супермаркетов и онлайн-шопинга), о районах Лондона с этническим разнообразием такого не скажешь: за эти шесть лет количество частных торговых точек там выросло на 78,5 %.

Очевидно, что этническое разнообразие способствует развитию, но Холл хотела узнать, как именно. В числе объектов ее внимания была улица Рай-лейн в Пекхэме, на юге Лондона. Холл выяснила, что оживление на ней царило из-за благоприятных для малого бизнеса гибких условий аренды и субаренды. Как она заметила, «25 % магазинов на Рай-лейн разделились на отдельные торговые точки, которые сдавались в аренду на разных условиях: для парикмахерских и маникюрных салонов, например, была предусмотрена еженедельная плата за кресло, также предлагалось множество вариантов расценок за квадратный метр». Благодаря размещению в одном здании нескольких арендаторов начинающие предприниматели могли встать на ноги, к тому же происходил своего рода взаимный обмен. Например, согласно результатам опроса компании Western Union, 75 % клиентов, осуществив у них денежный перевод, приобретали в соседних магазинах другие продукты и услуги, а 47 % покупателей заходили в магазины чаще, если знали, что в том же здании находится их офис.

Итак, на Рай-лейн явно наличествовали факторы развития и описанные Джекобс местные сообщества. Те, кто только начинает свое дело, арендуют помещение по доступной цене и получают перспективу роста, сразу находят клиентов в непрерывном потоке. Мелкие частные предприниматели предлагают разные услуги, потому что демографический и этнический состав населения смешанный. Рай-лейн процветает благодаря разнообразию.

Доктор Холл заметила, что налаженная работа общественного транспорта играет ключевую роль в экономическом развитии района. По лондонской улице Валворт-роуд, например, пролегает восемнадцать автобусных маршрутов. И хотя это небогатый район, еженедельный бюджет улицы конкурирует с Хай-стрит в престижном Хэмпстеде благодаря плотности населения и развитому маршрутному сообщению. Островная торговля в коммерческих зданиях обогащает уличную жизнь и способствует развитию малого бизнеса.

И снова об упорядоченной затейливости

Улица с таким разнообразием неизбежно выглядит пестрой. Проводилось множество исследований для подтверждения положительного психологического эффекта от посещения подобных улиц. Для одного лабораторного эксперимента создали 145 цифровых изображений городских видов с варьирующимися элементами: силуэтами крыш, орнаментами стен и количеством этажей в зданиях. Затем 263 участника онлайн-опроса оценивали картинки исходя из того, насколько лучше почувствовали бы себя, проведя время в такой обстановке.

Судя по результатам, положительный эффект возрастал по мере увеличения разнообразия зданий в целом и орнамента фасадов. А высокие здания давали негативное психологическое воздействие. Масштаб имеет значение. Положительное впечатление также было связано с тем, насколько улица нравилась участнику и как сильно она отличалась от района его проживания (было ли ощущение пребывания в другой среде). Получается, разнообразие улицы, с некоторым ограничением по высоте зданий, благоприятно влияет на эмоциональное состояние. Еще один пример упорядоченной затейливости. Торговым центрам теперь всё чаще пытаются придать сходство со средневековой площадью (пусть и в стиле Лас-Вегаса).

По мнению эволюционного психолога Стивена Пинкера, отвергающие орнамент на зданиях и в интерьере модернисты не учитывают наше подсознательное влечение к текстурам и затейливости, свойственным природе.

Одну страницу своей книги «Чистый лист» он посвятил городскому дизайну. По его словам, убеждение, что вкусы людей — только изменчивые культурные предпочтения, привело к тому, что градостроители списали со счетов удовольствие от орнаментов, естественного света и малого масштаба застройки и вынудили миллионы людей прозябать в унылых бетонных коробках. Похоже, у нас есть еще одно подсознательное предпочтение: нам больше нравятся здания «с человеческим лицом». Улица, развивавшаяся несколько столетий, с разнообразием архитектурных стилей нескольких эпох и творений рук истинных мастеров, гораздо привлекательнее монотонных офисных зданий или жилых комплексов с домами-близнецами.

Новые улицы неизбежно возникают с расширением городов и перестройкой неиспользуемых объектов. В новом тысячелетии предпринимались попытки внедрить визуальное разнообразие в районах, пока не обросших историей. Часто в пример приводят комплекс Споренбург в Амстердаме. Владельцы купили стандартный участок под рядовую застройку и наняли дизайнера, чтобы тот адаптировал дома под их практические нужды и эстетические предпочтения в пределах установленной стандартами высоты, ширины и глубины. В результате все здания получились с разными интерьерами и фасадами и с разной степенью открытости. Улица очень привлекательная и разнообразная, но в рамках, заданных правилами типовой застройки. Вот вам и упорядоченная затейливость, и свобода самовыражения, в противоположность «штампованным» решениям градостроителей, продиктованным модернизмом.

Дома в Споренбурге, Амстердам

Еще один простой способ повысить визуальную привлекательность улиц — растительность. Она не только удовлетворяет тягу к природе, но и добавляет пестроту и затейливость, нарушая однообразие городского пейзажа. Есть много занятных исследований о влиянии деревьев на визуальное восприятие улиц и их успокаивающем воздействии. Их результаты удачно обобщил почетный профессор Ричард Смарсдон из Колледжа экологии и лесоводства в Сиракузах. При сравнении двух изображений с видом города, полностью идентичных, за исключением наличия или отсутствия зеленых насаждений, первые оценивают как более привлекательные. Деревья притягательны фрактальной формой и разноцветными листьями, меняющимися вместе с освещением. Их нежность контрастирует с суровостью городского пейзажа и дополнительно подчеркивает здания: обрамленные деревьями, они запоминаются лучше (вплоть до деталей), чем без них. Среди растений здания лучше заметны по двум причинам: они выделяются на их фоне и выглядят красивее.

Для жилых зданий особенно важны эти плюсы зеленых насаждений. Смарсдон обнаружил, что само по себе их наличие сильнее влияет на внешнюю привлекательность улицы, чем усовершенствование фасадов или малые архитектурные формы. Растения разнообразят монотонные ряды зданий и перемежают дисгармонирующие фасады. Высокие раскидистые деревья лучше низкорослых с куцей кроной. Оптимальное количество деревьев вокруг дома — три: если зелени слишком много, зданий не видно и создается впечатление, будто природа поглотила город.

Газоны между тротуаром и проезжей частью тоже повышают привлекательность улиц и служат своего рода полосой безопасности.

Пешеходная среда

Убедительное свидетельство в пользу интересных улиц обнаруживается при оценке «удовольствия от пешего передвижения»: насколько людям приятнее пройти по улице пешком, а не ехать на машине. Иероним Борст с коллегами из голландского Дельфта исследовали связь между характеристиками улиц и удовольствием от пешего передвижения со слов граждан пожилого возраста. Около 288 проживающих самостоятельно людей в возрасте 55–80 лет попросили пройтись по разным частям улицы. Приятными для пешего передвижения оказались части с деревьями и палисадниками. Также сыграло роль наличие удобных переходов, парков, маршрутов общественного транспорта, кафе, баров, ресторанов и низкая интенсивность движения автомобилей. Борст установил, что плотная застройка, многоэтажные здания и замусоренность отвращают от прогулки.

Факторы, определяющие удовольствие от пешего передвижения по улице, можно свести к четырем основным: красивый вид, разнообразие фасадов и обилие зелени; чистота; оживление; малый архитектурный масштаб. Всё то же на другом этапе жизненного цикла способствует уверенности родителей в безопасности детей, гуляющих на улице. В исследовании Сары Фостер из Университета Западной Австралии родители оценивали район как безопасный при наличии удобств для пешеходов и минимальном движении транспорта. Фостер заключила, что «естественный надзор», созданный в районе благоприятными для пешеходов условиями, снижает опасения родителей, связанные с незнакомцами.

Удобству пешего передвижения также способствует планировка улиц. Что интересно, прямоугольная решетка предпочтительнее лучевой планировки окраинных улиц, разветвляющихся как артерии и капилляры. Внутри «маленьких кварталов», за которые ратовала Джекобс, благодаря активной и насыщенной уличной жизни дети всегда на виду. А ребята с окраин идут в школу по тихим извилистым дорогам, выходят из тупиков, а позже вступают на оживленные магистрали. Их маршрут длиннее, проходит по пустынным улицам, а потом в непосредственной близости от автомобильного потока.

Джонатан Гэллимор из Университета Юты установил, что предпочтительность прямоугольной решетки обусловлена сокращением маршрутов, но такая планировка также считается более удобной и для родителей, и для детей. Есть мнение, что и преступность там ниже, потому что на улицах больше народу. Также прямоугольная решетка безопаснее, поскольку благодаря разнообразию на улицах больше несовершеннолетних. В результате теперь больше одиннадцатилеток шагают в школу по новым районам с такой планировкой. Еще один ее плюс — в упрощении контроля над скоростью движения автомобилей по сравнению с лучевой. Участвовавшие в исследовании родители тоже считали, что улиц с активным движением проще избежать, сократив маршрут.

Интересное исследование в Техасе позволяет предположить, что зеленые насаждения вдоль автомобильных дорог — газоны и деревья — сокращают число несчастных случаев. Водителям проще отслеживать свою скорость по мелькающим деревьям. Французские инженеры-транспортники озаботились ростом числа аварий со смертельным исходом на подъездах к городам и связали их с традиционной линейной посадкой платанов на этих участках. Но научные данные опровергли их подозрения. На самом деле деревья способствуют снижению скорости. Возможно, водители притормаживают, потому что вид растений действует успокаивающе. Вывод таков: если обеспечить озеленение вдоль автомобильных дорог, тротуары станут удобнее для пешеходов по двум причинам — непосредственное благоприятное воздействие природы и приятный побочный эффект в виде снижения интенсивности движения.

Казунори Ханью из Нихонского университета в Токио попросил двадцать четыре участника исследования найти двадцать визуальных характеристик на нескольких изображениях районов и попутно оценивал их эмоциональную реакцию. Затем он рассмотрел связь между этими показателями и очертил очевидные зависимости (этот метод получил название «каноническая корреляция»). «Природные, открытые и затейливые» виды воспринимались как особенно приятные, безопасные и успокаивающие, они же вызывали интерес, приятное возбуждение и прилив энергии. При увеличении плотности движения эмоциональная реакция была менее благожелательной. Возбуждение, интерес и небольшое опасение возникали при виде излишней затейливости, недостатка цельности, неравномерного освещения и таинственности плохо просматривающихся мест. Иными словами, таинственность нам нужна не только в природном ландшафте или интерьере дома, но и в городском пейзаже. Нам нравится находить укрывшиеся за зеленью здания.

Дополнительные тому подтверждения дал Масатаке Икеми из Нихонского университета в Токио. Он провел исследование о предпочтениях открытых и частично загороженных деревьями фасадов зданий. Участникам раздали двенадцать цифровых коллажей с фасадами жилых домов, расположенных между двух деревьев, и попросили выбрать понравившиеся. У таинственного фасада оба края скрывались за деревьями, а у более открытого просматривались сквозь листву. Был и средний вариант. Большинство голосов со значительным перевесом получил таинственный фасад. А незнакомому фасаду испытуемые отдавали предпочтение еще охотнее.

Уличное искусство давно стало способом визуально разнообразить город. По данным исследования Юи Мотоямы и Казунори Ханью, также из Нихонского университета, красивые скульптуры природных объектов делают город привлекательнее. Сравнивали скульптуры божьей коровки и паука, и именно первая, по общему мнению, повысила привлекательность улицы.

Эти исследования подкрепляют утверждение Джекобс о важности разнообразия человеческой деятельности и визуальной интересности района и показывают, что таинственность, а также зеленые зоны украшают город и обеспечивают удобство передвижения для пешеходов. Вокруг улиц, по которым интересно прогуляться, формируются оживленные и сплоченные районы, потому что по ним ходят все — от мала до велика.

Шум уличного движения

С транспортными потоками связаны самые сложные проблемы ХХI века, к тому же они заметно влияют на самочувствие. Дональд Эпплярд, профессор кафедры городского дизайна Калифорнийского университета в Беркли, сравнивал качество жизни на улицах с высокой, средней и низкой загруженностью проезжей части. На загруженных улицах очень мало людей, их вытеснили автобусы, грузовики и автомобили. А жители улиц с низкой загрузкой проводили больше времени вне дома: прогуливались, ходили по магазинам, пили кофе или потягивали вино в заведениях. Но главное, они были внимательнее друг к другу и защищали свою территорию. Чувство причастности и безопасности у них было выше. (В 2011 году это исследование повторили в Бристоле, оно актуально и для нынешнего тысячелетия.) Как и прогнозировала Джекобс, люди с повышенным чувством причастности счастливее других. Эпплярд подчеркнул разницу в социальном капитале между улицами с высокой и низкой загруженностью: «Одни провоцируют разобщение, другие создают условия для добрососедских отношений и общения». Он заключил, что тихие улицы более пригодны для жизни.

Шум уличного движения, поездов или предприятий наносит вред людям и негативно сказывается на душевном и физическом здоровье, если проникает в жилые помещения. Он вызывает напряжение и раздражительность, влияет на принятие решений, кратковременную память и способность контролировать эмоции. Всё вместе это называется исполнительным функционированием. С расширением города растет угроза шумовых загрязнений, которые опасны для здоровья людей. Вот почему градостроителям следует продумать зонирование; к этому вопросу мы вернемся, изучая исследования о воздействии шума на жителей районов с разными условиями.

В исследовании с участием школьников выяснилось, что у мальчиков исполнительное функционирование снижалось пропорционально количеству уличного шума. А вот девочки, в целом не страдающие проблемами внимания, не продемонстрировали повальной зависимости.

Проект «Влияние шума дорожных и воздушных средств транспорта на познавательные способности и здоровье детей» был первым в череде исследований на понимание прочитанного текста. Он проводился с участием двух тысяч детей в возрасте девяти-десяти лет из восьмидесяти девяти школ, расположенных рядом с тремя международными аэропортами: Скипхолом в Амстердаме, Барахасом в Мадриде и Хитроу в Лондоне. Громкий шум самолетов негативно сказывался на понимании прочитанного и опознании у детей всех трех стран. Уровень шума дорожного движения в исследовании был невысоким, но если присутствовал, то усугублял гул самолетов и беспокойство детей. Другое исследование также подтвердило негативное влияние шума уличного движения и самолетов на познавательные способности детей. В связи с ним обострялись проблемы с концентрацией и памятью, а также пониманием прочитанного. Вероятно, периодический шум сильнее влияет на когнитивные функции, чем непрерывный.

Пагубное влияние шума сказывается не только на детях. Взрослые тоже от него страдают. В основном у них возникают нарушения сна, что приводит к слабости и недостатку концентрации. Дневной шум выливается в раздражительность и стрессы и не дает расслабиться, вдобавок снижает желание общаться. В долгосрочной перспективе не исключены тревожные расстройства и депрессия. Шумы от более чем двух источников (например, стройка и дорожное движение) еще сильнее снижают качество сна.

Можно ли адаптироваться к шумовому загрязнению от уличного движения? Нил Вайнштейн из Ратгерса, Государственного университета Нью-Джерси, решил прояснить этот вопрос в перспективном когортном исследовании. Он опросил горожан за четыре месяца до и через шестнадцать месяцев после строительства новой крупной автомагистрали вдоль их домов. Она сливалась с другими трассами с плотными транспортными потоками, и уровень шума с ее появлением значительно повысился.

Магистраль прокладывали по окраине с развитой инфраструктурой, застроенной в основном частными жилыми домами. Некоторые здания при строительстве снесли. Выбранные для исследования дома находились в зоне шумового воздействия «в пределах семидесяти децибел», согласно предварительным строительным расчетам.

Вайнштейн измерял воздействие шума по трем критериям.

1. Поведение (помехи для повседневной деятельности, например прослушивания телевизора и радио, сна или вред для здоровья).

2. Беспокойство о негативных последствиях.

3. Озабоченность шумом (сосредоточенность на нем).

На поверку оказалось, что все три набрали примерно одинаковое количество баллов, которые суммировали для подсчета общего рейтинга помех. Вот три основных вывода Вайнштейна.

1. По словам жителей, уровень шума был стабильным.

2. В течение года к шуму не удалось адаптироваться.

3. Респонденты пессимистично расценивали перспективу привыкнуть к нему в будущем.

После исследования Вайнштейна прошло тридцать лет, и теперь все согласны, что шумовые помехи ставят под угрозу здоровье людей, а появление звуковых раздражителей обернется ростом заболеваемости. Происхождение и значение шума тоже важны, но основное беспокойство создает громкость. Бессонница из-за посторонних звуков проявляется в сложностях с засыпанием и пробуждением посреди ночи либо слишком рано утром. Присутствие шума также влияет на глубину сна: силы во время ночного отдыха не восстанавливаются. Периодический шум — пролетающие самолеты или проезжающие автобусы — доставляет больше беспокойства, чем непрерывный гул улицы. Но на сон негативно влияет не только ночной шум. Даже если его слышно исключительно днем, качество сна в темное время суток снижается из-за накопленного напряжения.

Некоторые утверждают, что им удалось адаптироваться к шуму и их сон улучшился после периода «привыкания». Но измерения электрической активности мозга (с помощью электроэнцефалографа) доказывают, что в количестве и качестве сна на деле нет положительных сдвигов: фазы глубокого сна недостаточно продолжительны по сравнению с фазами БДГ (быстрого движения глаз). Шум провоцирует возбуждение и запускает физиологические реакции организма на стресс, в том числе повышает уровень адреналина. В долгосрочной перспективе это негативно сказывается на состоянии здоровья. Одной из причин гипертонии (повышенного артериального давления) у взрослых независимо от возраста считают длительное воздействие шума.

Если вы можете контролировать шум (периодически избегать его), негативный эффект снижается: физиологические показатели стресса (например, артериальное давление и электрическая активность кожи) и проблемы с когнитивными функциями (концентрацией и долговременной памятью) менее заметны. Но даже если от шума на время можно скрыться, негативный эффект от него возрастает, когда его уровень выше ожидаемого. Периодические и неожиданно громкие звуки вреднее для здоровья, чем непрерывный гул, и последствия сохраняются годами. Укрывшись от шума в тихих комнатах (не выходящих на оживленную улицу) дома или квартиры, вы защитите себя от стресса. В Швеции проводилось исследование по этому поводу. Есть данные, что миллион взрослых граждан страны, или 22 % населения, страдают от шума дома. В жилых районах тишину нарушают в основном звуки уличного движения.

Эви Эрстрём и ее коллеги с кафедры экологической медицины Гётеборгского университета провели исследование с участием 956 человек в возрасте от восемнадцати до семидесяти пяти лет. Они сравнивали дома, где уровень шума колебался в пределах 45–68 дБ во всех помещениях, и такие, где в некоторых комнатах он был ниже (на 10–20 дБ), и собрали убедительные данные о преимуществах для здоровья спокойных помещений внутри и снаружи дома, куда не проникает шум. Он пагубен для сна, истощает внутренние ресурсы, вызывает стрессы, агрессию, раздражительность и общее беспокойство, снижает способность расслабляться и полноценно общаться — и по всем этим показателям наблюдалось заметное улучшение при наличии тихих комнат, особенно если в других помещениях уровень шума достигал 60 дБ. Если же он не превышал 45 дБ во всех комнатах, у жильцов не возникало серьезных проблем с психологическим здоровьем.

Интересно порассуждать, не являются ли относительно низкая плотность населения в Швеции и тот факт, что граждане вынуждены часто ездить на личном автомобиле, основными причинами шумовых загрязнений в стране. Как ни парадоксально, в густонаселенных городах жители тратят меньше усилий, чтобы добраться в нужное место. Получается, там транспортный поток меньше, возможно, из-за нецелесообразности пользования автомобилем: всегда можно пройтись или добраться до места на общественном транспорте, чаще подземном.

Шум производим и мы. Но человеческие голоса не вызывают такого стресса, как звуки уличного движения. Мы им даже рады, особенно если солидарны с этими людьми. По данным исследования в Северной Индии, степень раздражения, вызванного «громкой и непрерывной какофонией» во время религиозного праздника Кумбха Мела, зависела от предположительного источника шума. Звук казался людям приятным (и его дольше слушали), когда они знали, что это праздник. Участники более положительно оценивали шум, связанный с религиозными обрядами, чем любой другой. Определяющим фактором было то, насколько участник отождествляет себя с паломниками.

Итак, уровень раздражения, вызванного человеческими голосами, зависит от личных предпочтений. Проснувшись у себя в квартире от нецензурных криков пьяных подростков под окнами, любой закипит от злости. А колядки накануне праздника, даже в неподходящий момент, вызовут другую реакцию.

В целом негромкий гул звучит успокаивающе, особенно для детей. Экспериментально подтверждено, что они лучше спят под фоновый шум человеческих голосов, чем в полной тишине. Так они ощущают присутствие взрослых, а значит, защиту и безопасность.

Атмосферное загрязнение

Где есть автомобили, неизбежно и загрязнение атмосферы, вредное в том числе для психического здоровья. Пять самых загрязненных городов США находятся в Калифорнии: Бейкерсфилд, Хэнфорд, Лос-Анджелес, Висалия и Фресно. За исключением Сан-Франциско и нескольких прибрежных городов, в этом штате все ездят на машинах. И маленькие, и крупные города здесь спланированы без учета общественного транспорта, поскольку растут хаотично. Попасть из одного района в другой или из дома в любой объект инфраструктуры, например больницу, пешком либо на велосипеде проблематично. В других сильно загрязненных городах, например Нью-Мексико и Нью-Йорке, многоэтажные кварталы преграждают путь распространяющимся по воздуху токсичным выбросам.

В большинстве исследований загрязненной городской атмосферы изучают воздушные частицы — мельчайшую угольную пыль от автомобилей, фабрик и электростанций. Больше всего исследователей интересуют негативные последствия для сердечно-сосудистой системы, но они всё чаще обращают внимание и на психологический эффект. И всё очевиднее, что от атмосферных загрязнений страдает мозг. В Нью-Йорке отслеживали развитие детей с внутриутробного периода до 6–7 лет. Оказалось, что воздействие полициклических ароматических углеводородов (продуктов горения ископаемого топлива) на нерожденных младенцев приводит к проблемам с вниманием, тревожности и депрессии на дальнейших стадиях развития. Португальские исследователи изучали психическое здоровье проживающих в промышленных районах. Жители местности с загрязненной атмосферой набрали больший балл в тестах на наличие тревожности и депрессии.

В Мичигане среди учащихся государственных средних школ, проживающих в загазованных промышленных районах, посещаемость оказалась ниже и они чаще проваливались на экзаменах, чем живущие в районах с чистым воздухом. Социально-экономический статус был у всех одинаков.

Тестирование на животных прояснило, что происходит в мозге из-за пребывания в загрязненной атмосфере. В мозге собак из экологически неблагоприятного района Мехико-Сити было больше нейрофибриллярных клубков и амилоидов, чем у других. Это маркеры воспалений, предвещающих болезнь Альцгеймера. В другом исследовании мыши, надышавшись угольной пыли, хуже запоминали лабиринт и демонстрировали «депрессивное» поведение, нормализуемое «мышиной» дозой антидепрессантов. В их мозге был повышен уровень цитокинов — маркеров воспалений, — и между клетками гиппокампа, ответственными за пространственную память, образовывалось меньше связей.

Нездоровое поведение

Ясмин Гонольд из Берлинского университета им. Гумбольдта заинтересовалась влиянием трех экологических проблем — шума уличного движения, загрязненной атмосферы и недостатка зеленых зон — на поведение в отношении здоровья. Вместе с коллегами она сравнивала соседние кварталы в центре Берлина с высокими и низкими показателями по этим проблемам. Архитектура кварталов была одинаковая, они располагались почти рядом (в 600–700 м друг от друга). В первом уровень уличного шума превышал 65 дБ круглосуточно. Источниками звуков были автомобили, трамваи, наземное метро и железная дорога. Площадь зеленых насаждений не превышала 0,1 м2 на каждого жителя в радиусе 500 м (по сравнению с 6 м2 в соседнем квартале). Почти весь год там держались пиковые значения содержания взвешенных частиц и оксидов азота в воздухе. Во втором квартале было больше квартир с балконом, террасой, патио или общим садом, а окна по большей части выходили во двор.

Исследователи разослали две тысячи анкет, из которых им вернули заполненными 428. Жители первого квартала хуже себя чувствовали, чаще раздражались и были сильнее обеспокоены уровнем шума и загрязнения воздуха, чем их соседи из второго квартала. Учитывая, что мы уже знаем о вреде шума для здоровья и положительном воздействии растений, легко предположить, что физические и психологические недуги с большей вероятностью поражали жителей первого квартала. Но исследователи с удивлением обнаружили, что они не чаще соседей упоминали о связанных со стрессом психологических или физических симптомах. Однако выяснилось, что их образ жизни способствовал заболеваниям: они чаще курили и употребляли алкоголь и меньше занимались спортом. Эти различия отмечались независимо от пола, образования и занятости.

Это очень важное открытие: обычно нездоровый образ жизни приписывают людям с низким социальным статусом. Но в данном случае он был приблизительно одинаковым у жителей обоих кварталов. Результаты согласуются с данными других исследований, подтвердивших взаимосвязь уровня шума и склонности к курению. А отсутствие парков лишает жителей первого квартала более здорового противоядия от стрессов — спорта.

Такие исследования очень нужны, поскольку показывают, как незначительные изменения среды в долгосрочной перспективе влияют на здоровье горожан, проживающих в экологически неблагоприятных условиях. И ответные меры недорого обходятся. Например, газон с деревьями и кустами вдоль дороги увеличит зеленую зону, снизив шумовое и атмосферное загрязнение. На пустом участке под застройку можно обустроить парк, как в преуспевающем жилом комплексе Риверсайд-Парк в Бруклине. Исследователи предполагают: «Если в районах с недостатком растений для них нет места, стоит компенсировать их отсутствие другими мерами, стимулирующими жителей к спорту. Например, увеличить число спортивных залов и площадок, создавать спортивные программы и объединения».

В пешей доступности

Для уменьшения шума уличного движения и количества углеродных выбросов стоит планировать (или перепланировать) города так, чтобы снизить потребность часто передвигаться на личном автомобиле — но за счет не общественного транспорта, а возможностей передвигаться пешком. Тут есть много способов. Всё, что необходимо людям, должно находиться в пешей доступности. Если в данном районе мало свободного места, можно задействовать неиспользуемые пространства. А их в городах предостаточно. Оптимально сдавать их под островные торговые точки: там появятся все необходимые товары, жителям не придется далеко ходить.

При наличии многофункциональных общественных зданий люди реже садятся за руль. Прекрасный пример — многоэтажная автомобильная парковка в Майами. Там есть беговые дорожки, зал для йоги, церемониальный зал и даже помещение для бракосочетания. Всё рядом, никуда не нужно идти.

Многофункциональная автомобильная парковка в Майами

По данным исследований, если люди чувствуют себя в районе как дома, то практически отказываются от автомобиля. Горожане действительно хотят, чтобы всё было в пешей доступности. Степень доступности определяется расстоянием или временем: в 800 м или в десяти минутах ходьбы. В идеале всё нужное должно быть именно на таком расстоянии. Тогда люди перестают садиться за руль.

Интенсивность уличного движения регулируется зонированием с удобным сообщением общественного транспорта. В продуманном градостроительном плане новые жилые комплексы находятся в десяти минутах ходьбы от остановки трамвая или метро. Отличный пример — план зонирования Нью-Йорка.

Кстати, возможность пройтись в гости к друзьям особенно благоприятна для пожилых людей. В Сан-Франциско и Сан-Антонио сравнивали частоту хождения в гости. В Сан-Франциско большинство домов маленькие и расположены ближе друг к другу, а в пешей доступности много круглосуточных магазинов. В Сан-Антонио расстояния больше. Дома удалены друг от друга, местных магазинов мало: вместо них построили торговые центры, куда приходится добираться на машине. В Сан-Франциско пожилые люди чаще ходили в гости: 61 % навещали друзей минимум раз в неделю, а в Сан-Антонио только 35 %. В Сан-Антонио 42 % вообще не ходили к друзьям, а в Сан-Франциско — всего 14 %.

К тому же в более сплоченном Сан-Франциско люди чаще преодолевали большие расстояния до мест отдыха. Похоже, социальная активность в месте проживания приводит к желанию расширять круг общения в пределах города. Вывод очевиден: для повышения социальной активности пожилых стоит предоставить им все удобства в пешей доступности.

Итак, удобства для пешеходов устраняют трудности перемещения и сопутствующие им психологические проблемы. Есть и социальная выгода, как мы убедились на примере исследования пенсионеров. И жителям надо ходить пешком по главной улице — эпицентру социальных контактов. Это сердце района. На самых оживленных улицах можно найти много товаров и услуг и помещения в аренду по доступной цене. В густонаселенных городах, где площадь квартир и домов меньше, люди встречаются с друзьями на улице. В плотной застройке самая активная уличная жизнь: люди осваивают улицы и превращают их в социальное пространство.

Чистые и затейливые улицы с малым архитектурным масштабом благоприятны для атмосферы района. Следует учитывать факторы, влияющие на привлекательность улиц для пешеходов, например наличие деревьев и газонов между тротуаром и проезжей частью. Жилые улицы, как и главная, не должны быть переполнены транспортом, ведь он вытесняет людей. Шум уличного движения приводит к психологическим и физическим недугам из-за постоянного напряжения, автомобили загрязняют воздух, и у людей возникает склонность к нездоровому поведению, в том числе курению. Также не стоит забывать о безопасности. Это второе, что нам нужно от дома, и потребность в безопасности распространяется на весь район.

 

Глава 10. Защита территории

Безопасность необходима на улицах и в общественных местах. Дом, как и частный сад, надо защищать. Но чем теснее связь с районом, тем больше он воспринимается как продолжение личной территории, и хочется оберегать его.

В сообществах, где сложились добрососедские отношения, люди заботятся друг о друге, накопив за многие годы социальный капитал (узы, основанные на взаимном обмене, доверии и сотрудничестве). Он неотделим от чувства причастности — атмосферы. Если люди заинтересованы в своем районе, а район в них, то горожане заботятся о его внешнем виде. Это важно. Криминогенная обстановка возникает в запущенной местности.

На преступность влияет еще один ключевой фактор, связанный с дизайном. Хорошо ли просматривается пространство вокруг дома из окна и с улицы? Если да, злоумышленникам там не укрыться. Перспектива быть замеченными отпугивает их эффективнее всего. Если не всё видно из окна, лучше, чтобы хороший обзор был у соседа через дорогу или с проезжей части. В общем, по мнению психологов, дом должен быть окружен защищенным пространством. Автор этого термина — архитектор-консультант Оскар Ньюман.

Во время исследования ста жилых микрорайонов штата Нью-Йорк выяснилось, что преступность в целом выше (на душу населения) вокруг больших зданий, но в первую очередь ее уровень зависит от организации общественных мест: дворов, лифтов, подъездов, переулков, подземных переходов и лестничных клеток. Важно, насколько они скрыты от обзора из близлежащих домов и как легко в них сориентироваться или покинуть их в спешке. Это настоящие инкубаторы преступности. Вывод очевиден: районам необходимо открытое пространство, которое хорошо просматривается и тем самым защищено. Для архитекторов и градостроителей исследователи сформулировали четыре правила проектирования жилого комплекса.

1. Открытого общественного пространства недостаточно. Поделите его на частные территории (сады, дворы и балконы), и люди скорее будут чувствовать за них ответственность и защищать их.

2. Не должно быть мест, которых не видно ни из одного окна.

3. Квартал должен производить впечатление защищенного и ухоженного: такой «безопасный вид» отпугивает злоумышленников.

4. Обеспечьте безопасный и удобный доступ к общему пространству — улицам и дорогам, где также есть достаточный обзор.

Правила правилами, но что делать с уже имеющимися недостаточно защищенными пространствами? Как их улучшить? Смотря по обстоятельствам.

Комплекс Диггс-Таун

Яркий пример недостаточно защищенного района, который изменился в лучшую сторону после повышения безопасности, — малоэтажный жилой комплекс Диггс-Таун в Норфолке (Виргиния). Его население составляют одинокие афроамериканки с детьми, в 1980-е там царили безработица и преступность, многие употребляли наркотики, и район пришел в упадок. Жители потеряли контроль над улицами и постоянно опасались за свою жизнь.

Проблема заключалась не только в демографии (в других жилых комплексах с аналогичными показателями ситуация была иной), но и в планировании улиц. Не было въезда внутрь с дороги, и автомобили, в том числе полицейский патруль, там не появлялись. Во дворах, скрытых от глаз водителей и пассажиров, расцвела преступность. Там образовалось незащищенное пространство. Оно было ничьим: зеленая зона считалась общественной. Никто за нее не отвечал, не следил за ней, и территория быстро стала опасной: теперь ею распоряжались банды. К тому же в отсутствие улиц, тротуаров и огороженных лужаек перед домом любой мог подойти и заглянуть в окно.

В 1990 году Управление жилищного строительства и перепланировки Норфолка выделило градостроительному подрядчику 17 млн долл. на реконструкцию Диггс-Тауна. При содействии социальных психологов проблема была выявлена, и сразу возникло простое решение: дать людям улицы. Пешеходные дорожки заменили проезжими дорогами и обеспечили парковки.

Территория стала лучше просматриваться, а благодаря улицам стало возможно предоставить землю в частное пользование: участки огородили заборами, и преступникам стало уже не так вольготно, как раньше.

По словам участкового полицейского, количество вызовов уменьшилось с 25–30 в день до 2–3 в неделю. Не только уровень преступности снизился, но и жители ощутили ответственность за свою территорию. Всего через несколько месяцев в сообществе воцарились мир и покой. Это поразительный пример повышения безопасности района с помощью городского планирования.

Сады Робин Гуда

Около десяти лет назад жилому комплексу Сады Робин Гуда в Восточном Лондоне — британскому варианту бетонных многоэтажек — по решению местных властей грозил снос. Комплекс пребывал в плачевном состоянии. Он был знаменит подвесными галереями — «небесными улицами» (как выразились именитые архитекторы проекта — Смитсоны). Их задумали для сплочения соседей: двери всех квартир выходили на них, как на улицу. Но жители жаловались на преступность и вандализм, а в идущих по галереям нередко летели камни.

Сады Робин Гуда в Поплере, Лондон

Как только было объявлено о сносе, несколько именитых архитекторов бросились защищать комплекс как памятник зодчества. В их числе был Ричард Роджерс, автор Здания Ллойда, Центра Помпиду и Купола тысячелетия. Он утверждал, что «Сады Робин Гуда не поддерживали в должном состоянии и им изначально была уготована печальная судьба, ведь туда селили тех, кто не в состоянии отвечать даже за себя, не то что за свой дом». Иными словами, в результате решений местных властей у комплекса изначально не было шансов. Но дело не в здании; в нынешнем его состоянии виноваты жильцы и власти, не обеспечившие должного техобслуживания. А значит, если здание обновить, заселить людей с разным социальным статусом и сделать качественный ремонт, оно еще послужит.

Но комиссию «Английское наследие» это не убедило. Маргарет Ходж, тогдашний министр культуры, выразилась прямо: «Попробуйте-ка сами там пожить!» Здание отказались восстанавливать. Никаким ремонтом, как было сказано, не исправить недочеты дизайна. Там нет условий для сплочения людей и безопасности. Среди возможных причин назывались следующие.

1. Неоправданно узкие, извилистые лестничные пролеты. Их слишком мало, а из-за тесноты они неудобны, небезопасны и не обеспечивают эффективный доступ в галереи и ко входным дверям в квартиры.

2. Сами галереи — скорее всего потому, что они не слишком просторные и выходят на улицу с непрерывным движением, — не выполняют свою функцию по сплочению соседей на «небесных улицах».

3. Унылые и темные подъезды со стеклоблоками вместо окон.

4. Изолированные парковки: «никому не видно, что там происходит, и оттуда нелегко выбраться».

В итоге снос начался в 2013 году, после нескольких лет ожесточенных споров. Комплекс строился с благой целью — обеспечить качественное муниципальное жилье для малоимущих, но ничего хорошего из этого не вышло. Места общего пользования мрачные, их мало, а в бетонных бункерах небезопасно. Здание не оправдало надежд по той же причине, что и Диггс-Таун: пространство не защищено и строение полностью отрезано от окружающего мира. Уже на этапе проектирования было ясно, что в кольце магистралей комплекс будет изолирован. А из-за отсутствия уличной жизни и сквозных проездов никто не видел, что происходит в общественных местах.

Центр-Виллидж

К сожалению, эти ошибки повторяются по сей день. В январе 2016 года в Guardian была опубликована статья о жилом комплексе в канадском Виннипеге. Группу белых оштукатуренных зданий, окружающих безмятежный внутренний двор для общения жителей, проектировали титулованные специалисты из компании 5468796 Architecture. Его большие окна в оранжевых рамах были далеки от образа типичного муниципального жилья.

Архитекторы Раджа Муссауи и Андреа Лакаламита посетили свое творение в надежде найти там позитивную социальную модель общества. Но оказалось, что окна, выходящие во двор, всегда завешены. К разочарованию авторов, там «круглосуточно собирались алкоголики и наркоманы», всюду валялся мусор. Криминогенная обстановка была угрожающей. Кооператив, организовавший строительство, забросил проект и выставил его на продажу частным застройщикам.

Что же пошло не так? Архитекторы были уверены, что двор необходим для сплочения жильцов. Увы, он для этого не годился. План предусматривал защиту квартир от холодного ветра долгими зимами, в результате двор не просматривался ни с улицы, ни с прилегающей местности. Идеальное прибежище для маргиналов. И в очередной раз благие намерения были сведены на нет незащищенным пространством.

Эти примеры поучительны не только для градостроителей. Нам, потенциальным жильцам, тоже следует принять их к сведению. В идеале стоит до переезда в микрорайон тщательно проверить условия проживания на соответствие четырем правилам из результатов нью-йоркского исследования. Есть ли удовлетворительное техническое обслуживание? Очевидна ли ответственность жителей за здания и окружающее пространство? Нет ли темных потайных закоулков? Есть ли связь с городом, оживленные улицы?

Маркеры территории

На основе результатов исследования в Нью-Йорке специалисты сравнили особенности домов, в которых часто происходили ограбления, с благополучными в том же квартале. В последних были четко обозначены границы частной собственности, придающие ей индивидуальность. Встречались, например, такие: флаги и ящики с растениями на окнах, ухоженные лужайки перед входом, садовая мебель, живая изгородь и штакетный забор. Маркеры территории подразделяются на первичные и вторичные. Первые связаны с защитой частной собственности, вторые демонстрируют заботу и придают индивидуальность — у каждого они свои. Оба типа маркеров отпугивают преступников, вторичные даже эффективнее, чем первичные.

В домах, часто подвергавшихся ограблениям, всё оказалось наоборот: у них был бесхозный, нежилой и неухоженный вид. Вдобавок благополучные дома лучше просматривались от соседей, что подтверждает заключения других исследований о значимости защищенного пространства.

Мы рассмотрели условия, необходимые для формирования оживленного, безопасного, комфортного для пешеходов района, но не коснулись объединяющих физических и социальных факторов. Мы еще вернемся к самовыражению и чувству причастности. А сейчас обсудим примеры успешных жилых комплексов, где грамотный дизайн способствует общению. В лучших из них есть равновесие между личным и общественным пространством.

 

Глава 11. Атмосфера

Доктор Пер Густафсон с кафедры социологии Гётеборгского университета в Швеции задался целью найти определяющие факторы атмосферы. Опросив невероятное количество людей, он выявил три основных фактора, формирующих привязанность людей к публичным местам.

Места с атмосферой отличались от других, дарили ощущение стабильности и представляли ценность для жителей — в общем, имели свое лицо и обязательно потенциал к изменениям для адаптации к новым потребностям людей и групп.

Отличия заключены не только в объективных параметрах, но и в том, как пространство используется определенной группой или субкультурой. И вместе с тем любое место отличается от других назначением (например, кафе или зал заседаний). Иногда для конкретного района оно особенное, но вместе с другими схожими относится к некой общей категории — одновременно уникальное и типичное. Стабильность места схожа с постоянством дома. По словам Густафсона, место приобретает для человека важность, «если связано с его происхождением, длительностью проживания, важными событиями жизни или он его часто посещает». Стабильность свойственна объектам с исторической ценностью или поддерживающим местные традиции. Ценность не требует пояснений: понятно, что место не может быть заурядным. Если его не ценят, оно ни к чему.

Необходимость потенциала изменений кажется неоднозначной — но если перемены растягиваются на долгий срок стараниями местного сообщества, сущность места остается прежней. Как утверждал Густафсон: «Люди “осваивают” место: устанавливают социальные отношения (например, ходят в гости к соседям), собирают информацию о нем, буквально участвуют в его создании. Тогда место становится личным проектом; может быть и коллективным, если возникает местное общественное движение».

Место, представляющее ценность, бывает культовым, порой обрастает культурой и мифологией — как, например, мегалитическое сооружение Стоунхендж. В городе атмосферные места более прозаичны — это, скажем, сквер или кофейня в стиле ар-деко. Ценное место может быть и в плохом состоянии, но от этого не теряет значения, — как арки под вокзалом Ватерлоо, где самовыражаются граффитчики и проходят радикальные перформансы. В таких местах незримо переплетены культура (воспоминания, вера, художественные символы и история), реальность (вид, дизайн, природные явления и памятники) и люди (пережитый опыт с любимыми или близкими).

Представители романтизма надеялись «вернуть былое очарование» искусством, но для формирования атмосферы требуется время. И вклад дизайнеров тут ограничен. Если мы, конечные пользователи, не участвуем в изначальном планировании, то часто отвергаем всё созданное для нас, пусть даже с самыми лучшими намерениями и ради сплочения сообщества.

Бутафория

Самый выдающийся пример вышесказанного создан в пригороде Парижа в начале 1980-х барселонским архитектором Рикардо Бофиллом, которого некоторые считают мессией муниципального жилья. Этот претенциозный по масштабам и дизайну проект позже стал местом паломничества фотографов моды. В первую очередь в глаза бросаются отсутствие монотонности, свойственной большинству муниципальных домов, заметное разнообразие, декоративные фасады и просторные общие пространства между ними.

Еще один известный пример — Аркад-дю-Ляк, классические портики и архитравы воспроизведены во впечатляющем масштабе, — когда-то считался настоящим дворцом для бедняков. Другой пример — Лез-Арен-де-Пикассо, в виде двух гигантских барабанов или головок сыра, с окнами-розами и огромными, вдохновленными Гауди контрфорсами. Вокруг зданий Бофилл заложил несколько улиц и площадей, как театральные декорации города. Он стремился избежать «дробной структуры плохо спланированного города», чтобы не вышло гетто.

Аркад-дю-Ляк Рикардо Бофилла, пригород Парижа

Лез-Арен-де-Пикассо Бофилла, пригород Парижа

Его творения раскритиковали за китч и нарциссизм: они привлекают излишнее внимание, но в целом ничего собой не представляют. Они создают конкретный образ, но, поскольку он никак не связан с жителями, никому нет до него дела. Масштаб оказался гнетущим, пространство между грандиозными башнями выглядит неуютно. Фальшивые портики ничего не значат для жителей. В пространствах между зданиями в малом архитектурном масштабе гораздо больше смысла: можно разбить клумбу или случайно встретиться с соседями. Эти места создают чувство причастности. Да, благодаря выразительности здания не выглядят однообразными, как большинство многоэтажных жилых комплексов Парижа, но их преимущества оценили в основном режиссеры и с удовольствием снимают кино в этих декорациях. Жизнь людей комплекс ничем не обогатил. В декорациях не обустроишь домашний очаг. Такие дома создаются не ради жителей. Навязанный архитектурный стиль не совпадет с представлением людей о разнообразии, и они никогда не сочтут его своим. Подобные проекты отражают видение архитектора, а не наше. И даже если они идеально отвечают некоторым потребностям, сплочение дается с трудом, если мы не участвуем в проектировании. Без чувства причастности любое место — ничто.

В конце 1990-х район Саннисайд в городе Портленд (Орегон) пришел в упадок. В сообществе произошел раскол, повсюду валялся мусор, выросла преступность, у жителей обострились психологические проблемы. Желая улучшить положение, жители организовали общественную площадку и назвали ее Саннисайд-Плаза. Вместе нарисовали посреди перекрестка гигантский подсолнух и установили несколько интерактивных произведений. Согласно официальному отчету, в результате «коллективной деятельности» увеличился социальный капитал и наладилось общение, что повлекло возрождение сообщества и положительный психологический настрой жителей.

Вклад жителей в созидательный процесс реновации или адаптации придает месту значение и атмосферу. Архитекторам придется крепиться и отказаться от большей части авторских идей в дизайне. По сути, это зодчество, лишенное тщеславия.

Такие жилые комплексы обычно прекрасно развиваются. Лучшие коллективные архитектурные проекты рождаются с участием жильцов. Один из ярких примеров — Чарли Бейкер. Он жил в запущенном манчестерском районе Халм и активно участвовал в его восстановлении.

Он решил, что первым шагом к переменам станет получение архитектурного образования. Завершив обучение, он основал общественный кооператив «Перестройка» (Build for Change) и занялся реновацией жилья и общественных зданий при активном участии жильцов. В печатном органе местных муниципальных властей была опубликована статья «Халм 10 лет спустя», где участие жильцов было названо ключевым фактором «повышения качества жизни». Затем Бейкер взялся за Лондон-Филдс в Хэкни на северо-востоке Лондона, и в результате местные власти и самовольно заселившиеся в заброшенное офисное здание граждане согласились, что смогут официально заниматься там предпринимательской деятельностью с проживанием. Бейкер назвал эту модель преображения «Коллективные врата» (Community Gateway). Теперь это стандартный метод реновации запущенных городских районов.

Архитектура и социальные сети

С развитием соцсетей стало возможно привлекать простых людей к дизайну. Когда в курортном городе Файер-Айленд-Пайнс сгорел популярный центр отдыха, владельцы решили на его месте возвести новый и наняли группу передовых архитекторов. Компания Architizer под руководством Марка Кушнера гордится идеей использования соцсетей для привлечения общественности и сбора отзывов на предложенные проекты. Кушнер предложил радикальный и дерзкий проект нового центра, но вместе с клиентами опасался, что местные жители окажутся не готовы к столь резким переменам.

Павильон в Файер-Айленд-Пайнс, штат Нью-Йорк

На этапе проектирования архитекторы изучили отзывы на первый вариант здания. Это ключевой этап проектирования, его необходимо обсуждать, но на собраниях муниципального совета не бывает аншлагов; обычно приходят одни и те же люди и надрывают глотку, отстаивая свои интересы. Для архитекторов, идущих в ногу со временем, очевидным решением стал интернет. И за два года до строительства в Facebook и Instagram разместили фотореалистичную визуализацию будущего центра отдыха. Через несколько дней тысячи людей прокомментировали публикации и поделились ими с другими пользователями — а ведь большинство из них никогда не придут на собрание муниципального совета.

Когда почти все комментаторы дали положительную оценку, архитекторы сочли, что дизайн оптимален. Построенное здание выглядело почти в точности как одобренная визуализация, поэтому обошлось без неприятных сюрпризов. Как отметил ведущий архитектор Марк Кушнер: «Здание стало частью района еще до того, как было построено». В первое лето после открытия в соцсетях появилось много фотографий центра — но теперь это были снимки пользователей, сделанные на смартфоны. Они были не просто информативными — реальные люди показывали, что были в здании и получили там положительный опыт. Это бальзам на душу архитектора. В целом такие достоверные личные рассказы наделили здание атмосферой в материальном и виртуальном мирах. По словам Кушнера, «здание само стало соцсетью».

Потрясающая скорость распространения информации в Facebook и Google повлияет на будущее дизайна немыслимым образом. Архитекторы смогут обращаться к населению за мгновенной обратной связью. В интернете люди дают отзывы гораздо свободнее и не стесняются отсутствия знаний. Это кладезь информации для архитектора — и отзывы об одном проекте пригодятся в другом. Если людям понравилось то, может быть, понравится и это? То они не оценили, а если теперь попробовать эдак?

Социальные сети подарили небывалую возможность самим создавать общественные пространства. Как напоминает Кушнер, история архитектуры ХХ века — история навязывания зданий людям: брутальных бетонных махин с крошечными окнами, неудачных стилизаций библиотек, галерей и других публичных мест. С развитием интернета негодным зданиям уже не избежать критики и прилюдного разбора полетов. Никто не будет миндальничать по поводу неуместной постройки, не гармонирующей ни с окружением, ни с людьми. Соцсети приблизили рядовых граждан к архитектуре, у них появился шанс на равных участвовать в проектировании. Архитекторы, пренебрегающие общественным мнением, упускают очень важный этап: ведь после строительства ошибки не исправить, а интернет-аудитория не знает жалости.

Еще одно новшество сетевого пространства — краудсорсинг, и не исключено, что клиентами вскоре будут уже не отдельные люди. Мечту архитекторов поддерживают и финансируют онлайн-сообщества — как плавающую платформу в нью-йоркском проливе Ист-Ривер. Благодаря краудсорсингу на нее собрали полмиллиона долларов.

Как заметил Кушнер: «Архитекторы давно знают, как строить экологичные, продуманные, гостеприимные дома. Они просто ждали, пока публика об этом попросит». Здесь есть внутреннее противоречие. Можно подумать, что интернет стал для архитекторов дополнительным средством навязывания своего видения. На самом же деле он обеспечивает диалог между специалистами и аудиторией еще до закладки первого кирпича, дает информацию о конкретных потребностях граждан. Многие архитекторы умеют решать проблемы и знают, как подойти к возрождению сообщества, но они тоже совершают ошибки. И все их действия по проектированию должны и будут диктоваться нами с помощью социальных сетей.

Сообщества и корпорации

Когда корпорации подстраиваются под независимый характер сообщества ради коммерческой выгоды, люди сопротивляются. В преддверии Олимпийских игр 2012 года в Лондоне жители района Хэкни-Уик — когда-то промышленной зоны с доступными ценами за аренду, где поселились люди творческих профессий, — попали под реновацию.

Стенная роспись с олимпийскими символами на здании заброшенного склада, выполненная компанией Coca-Cola без ведома жителей, символизирует уничтожение творческих сообществ, вытесняемых дельцами в погоне за выгодой. Эту оскорбительную роспись почти сразу перечеркнули словом «позор». В ответ стену покрасили в серый цвет, оставив огромные красные буквы HW. В таком виде она воинственно провозглашает уникальность многоликого творческого сообщества Хэкни-Уик.

Несомненно, такие сообщества создают в центре города атмосферу. В Хэкни однообразные склады превратились в жилые мастерские. Вокруг появились кафе и бары. Сформировалось самобытное и вдохновляющее пространство, не оскверненное присутствием корпораций и ушлых агентов по недвижимости. Подтянулись другие молодые дарования. Они ушли с модных лондонских улиц, забитых сетевыми кофейнями и риелторскими офисами, в уникальные частные заведения с постоянной публикой. Вслед за ними порой приходят хипстеры и своим присутствием уничтожают изначальную привлекательность и атмосферу. А то, что от нее остается, — лишь подобие былого колорита.

Историческая ценность

Чем оригинальнее место и теснее связано с историей, тем выше вероятность формирования привязанности у жителей. Доктор Мария Левицка из Варшавского университета утверждает: заново открывая историю места после коренных политических перемен, жители чувствуют к нему привязанность. В Польше это сейчас очень актуально. После Второй мировой войны союзники изменили границы территории, и в результате началось активное переселение из нынешних стран Балтии и Германии в Польшу.

Социалистический строй оставил неизгладимый след в памяти всех поляков, многие до сих пор живо помнят те времена. Вплоть до 1989 года власть запрещала отмечать традиционные праздники, религиозные и пр. После смены строя, как и стоило ожидать, прошел шквал публикаций и публичных обсуждений семейных корней, фамильных историй и воспоминаний о связанных с ними местах в прошлом и настоящем. К тому же после децентрализации были созданы все условия для поддержания местных обычаев.

Желая выяснить, как история влияет на привязанность, доктор Левицка изучила данные Польского центра исследования общественного мнения — выборку из 1328 жителей трех польских регионов с разной географической историей. Привязанность к месту была гораздо ниже в менее консервативных, недавно освоенных западных и северных регионах, чем в восточных и в Галиции (южный регион, бывшая часть Австрии). Левицка заключила, что знание корней влияет на местный патриотизм и гражданскую активность, поэтому властям необходимо распорядиться об обязательном введении местной истории в школьную программу.

Похожее исследование проводили Джереми Уэллс и Элизабет Болдуин из Университета Роджера Уильямса на Род-Айленде в Бристоле и Университета Клемсон в Южной Каролине. Они сравнивали отношение жителей к новому поселению Ай-Он в Маунт-Плезант и историческому району Чарльстон в Южной Каролине. Места выбраны удачно: схожие плотность населения, планировка и дизайн, но очень разная история.

Принципиальная разница предсказуема: исторический район «возбудил полет фантазии в умах участников, они пустились в рассуждения о прошлом, выдумывая ход событий». Историческая ценность прямо и сильно влияла на формирование эмоциональной привязанности. Но, к удивлению исследователей, самые положительные эмоции вызывал ландшафт городов: «ворота, фонтаны, деревья и сады, но не здания». Жители ценили таинственность естественных уголков, а пейзажи и дома постепенно появлялись в поле зрения во время прогулки.

Вероятно, это исследование духа местности не полностью применимо к крупным городам. Доктор Эрнан Касакин из Ариэльского университета в Израиле заинтересовался влиянием масштабов города на восприятие его облика в целом и отдельных районов. Он опросил двести израильтян, 23 % из которых проживали в больших городах (население более пятисот тысяч человек), 54 % — в средних (двадцать — пятьдесят тысяч) и 27 % — в малых (менее двадцати тысяч).

В крупных городах облик места был больше выражен. Эмоциональная привязанность пропорциональна его яркости, за неожиданным исключением средних городов. Возможно, дело в том, что в большом городе есть все удобства и развитая инфраструктура, а преимущества маленьких — в сплоченности населения. Средние же проигрывают по обоим параметрам.

Каковы стимулы вовлеченности?

Мы убедились, что для процветания сообщества жители должны быть активно вовлечены: вступать в местные объединения, участвовать в восстановлении района, снижении интенсивности дорожного движения, организации социальных и культурных мероприятий и т. д. Но что влияет на активность граждан? В ряде исследований установлена связь между привязанностью к месту и личным вкладом в него. Вроде бы логично. Но откуда возникает привязанность? И только ли в ней дело?

В ранних исследованиях предполагалось, что к местности больше привязаны люди с низким доходом. Но если малоимущие и вытесненные на обочину социальные группы «обживаются» где-то без особого на то желания, истинной привязанности тут и близко нет. Зато есть основания думать, что сильная привязанность к месту тормозит финансовый и социальный рост: снижаются готовность переехать на лучшее место работы и желание получить новый опыт либо из-за крепких семейных уз не хочется никуда уезжать. Вероятно, всё это имеет место, но относительный масштаб этих факторов нам пока неизвестен.

Такие обоснования привязанности к месту всё чаще опровергаются результатами более сложных исследований. Есть данные, что связь между человеком и местностью, где он проживает, укрепляется возможностью много перемещаться. Например, жители Радома, спутника Варшавы, которым приходилось ездить на работу в столицу, продемонстрировали большую привязанность к дому, чем те, кто жил и работал в родном городе. Может, от разлуки любовь сильней или в городской сутолоке они почувствовали, как им дороги покой и стабильность.

Но самой по себе привязанности к месту жительства недостаточно для каких-либо действий. В городе вовлеченные люди — обычно более творческие, образованные и предприимчивые. Если район привлекателен для жителей с творческим потенциалом, в нем накапливается большой культурный капитал.

Чтобы доказать, что чем больше культурный капитал, тем выше гражданская активность, доктор Левицка использовала данные Польского центра исследования общественного мнения, но интерес к местным историческим корням тоже сыграл свою роль. Высокий уровень бедности и безысходности в районе снижал оба показателя: лишения разрывали связь людей с прошлым, нейтрализовали привязанность и сводили на нет гражданскую активность.

Она также связана с социальным капиталом, то есть добрососедскими отношениями. Методом моделирования с помощью структурных уравнений Левицка определила, какая из двух форм капитала больше способствует гражданской вовлеченности. Она заключила, что это культурный капитал, и подчеркнула традиции польской интеллигенции — культурной элиты, посвящавшей себя служению народу. Это явление свойственно большинству цивилизованных наций. Доктор Левицка доказала, что интерес к своим культурным корням — то самое «промежуточное звено», прочно соединяющее культурный и социальный капитал. Это подтвердилось данными, что культурный капитал стекался в районы Польши, вынужденно покинутые во время войны и заново открытые после падения железного занавеса, а не в места, где люди жили постоянно.

Левицка утверждает, что привязанность к месту как таковая не говорит о гражданской активности. Необходимы прочные соседские узы и искренний интерес к семейной и местной истории. Если кто-то заявляет о своей привязанности к месту, стоит копнуть поглубже и проверить, есть ли потенциал проявить ее в деле. Привязанность может быть только идеологической. Как высказалась Левицка: «Любви к месту недостаточно — чтобы эмоции перешли в действие, необходимы социальные связи».

Интересно, что количество проведенного в определенном месте времени и прочность связей между соседями никак не связаны. Это объясняет, почему люди, которые часто покидают район — ездят на работу или в долгие поездки, — остаются связанными с сообществом. Дело не в безвыездной жизни и в качестве, а не количестве времени общения. Вдобавок — как подтверждает исследование израильских городов — люди, привязанные к месту жительства, обычно ощущают связь с ним и будучи в отъезде.

Организация сообщества

Британский архитектор Эрик Лайонс убежден, что в современном мире личному пространству придают чрезмерное значение, в ущерб потребности в непринужденном социальном контакте — основополагающем элементе сообщества. Так было не всегда. До начала Викторианской эпохи эти мелкобуржуазные запросы на Западе никого не занимали.

Лайонс утверждает, что дом, где обеспечена полная неприкосновенность частной жизни, становится тюрьмой для владельцев. Они в изоляции. Он подчеркнул абсурдность отдельных домов в пригороде с иллюзией аристократизма. Лайонс занимался проектированием городских жилых комплексов со средней плотностью населения и нередко позволял себе излишнюю открытость личного пространства, но лучшие примеры его работ показывают оптимальный баланс между потребностями в обзоре и убежище. В домах по его проектам жители могут уединиться в любой момент. Главное для хорошего жилья — наличие выбора: предусмотренная возможность для общения, а не принуждение к нему, чтобы люди по желанию уклонялись от компании соседей или подключались к ней и никому не приходилось «раз и навсегда» отдавать предпочтение одному из двух вариантов еще до заселения.

Пригородные частные дома, построенные после 1940-х, создают иллюзию полного уединения — будто никого на километры вокруг, хотя соседний дом в нескольких шагах. В них не предусмотрена возможность общения. Если строить здания близко друг к другу в маленьких и крупных городах, лучше размещать их группами, создавая условия для непринужденной беседы. В 1930 году в Германии Бруно Таут в сотрудничестве с главой градостроительного совета разработал новый тип жилых массивов, чтобы стимулировать взаимодействие между соседями. Прекрасный пример, позже занесенный в список объектов всемирного наследия ЮНЕСКО, — поселок Хуфайзен («Подкова») на юге берлинского округа Нойкельн. Многоквартирные дома с максимальной высотой шесть этажей выходят окнами в зеленый двор с продуманным сочетанием пространства для уединения (вблизи зданий) и места общего пользования в центре. Образовавшиеся там мини-сообщества обеспечили месту достаточную индивидуальность при сохранении социальной составляющей.

Некоторые архитекторы пошли дальше и организовали крупные общественные места для работы и трапезы. Тут можно упомянуть, однако, что самые удачные примеры организации сообществ в городе появились там, где жители сами строили или адаптировали свои дома: Христиания, Уолтерс-Уэй, Квинта-Монрой и Фиш-Айленд. Это возвращает нас к теме причастности и атмосферы.

В случае Уолтерс-Уэй муниципальные дома превратили в частные, и, хотя большинство участвовавших в строительстве жильцов позже съехали, сплоченность сохранилась в культурной памяти. Дети вместе играют на улице, родители сообща работают над улучшением экологической обстановки. В 2015 году у нескольких жителей взяли интервью для короткометражного фильма Ассоциации архитекторов. «Здесь совсем не как в Лондоне», — сказала одна женщина. Мужчина продолжил ее мысль: «Летом двери нараспашку, дети бегают туда-сюда из дома в дом. Раз в год мы устраиваем общий праздник на воздухе. В конце улицы оборудуем сцену. Приглашаем музыкантов, ставим надувной замок для детей и три барбекю». Что касается общей заботы о детях, «есть много стихийных детских садов».

Таким настроем сообщество отчасти обязано структуре улиц: их траектории, форме и расположению домов, тут и там проглядывающих между деревьями и кустами. Стимулом к объединению соседей стал проект самостоятельного строительства. У первых жителей он сформировал выраженное чувство причастности, а в ходе стройки развились крепкие соседские связи. Социальный капитал хранится в культурной памяти. Новоприбывшие обычно стремятся принять идеалы устоявшегося сообщества. Именно так прочные узы и гармония передаются из поколения в поколение. Любому, кто сомневается в живучести сообщества в городской среде, следует понаблюдать подобное развитие.

Психология района: резюме

Благоприятный район основан на социальном (добрососедских узах), культурном капитале (людях с творческим потенциалом), чувстве причастности и интересе к местной истории.

Чувство причастности к району не исчерпывается буквальным значением. Именно субъективное отношение людей наделяет место атмосферой. Ее можно создать в любом общественном месте, непременно с учетом пожеланий местного сообщества. Здания и места обретают значение, если люди отождествляют себя с ними. Сообщество, утратившее целостность, может вернуть ее активным участием в возрождении района. Это подводит нас к мысли, что муниципальные дома и общественные места, спроектированные или обновленные без привлечения жителей, обречены на почти неизбежный провал.

Район невозможен без грамотного дизайна и планирования. Необходима оживленная главная улица с разнообразными магазинами и офисами, зеленые зоны, визуальная привлекательность и удобные для пешеходов улицы без интенсивного дорожного движения. В ответ на прирост населения в городах появляется всё больше многоэтажек. Ниже мы рассмотрим их влияние на район и самочувствие жителей.