* * *

Выше мы разбирали факторы процветающего, комфортного района: благоприятные условия для социальных контактов и чувство причастности, минимизацию шумовых загрязнений и дорожного движения. Мы коснулись значимости причастности и атмосферы и рассмотрели, как они распространяются на главную улицу и общественные места в округе. В идеальном районе, где всё в пешей доступности, есть места отдыха и развлечений — для взрослых и детей.

Игра — физическая или мыслительная деятельность, предпринимаемая исключительно ради удовольствия или забавы. В этом ее смысл, и других целей у нее нет. Кстати, без возможности играть — самим или с друзьями — дети неправильно развиваются. Игра необходима для тренировки координации движений, навыков общения и решения проблем. Дети испытывают инстинктивное желание (и потребность) играть: это главное условие их развития. Игра — уникальное поведение млекопитающих, вероятно потому, что мы всегда собирались в группы ради выживания. И для нас навыки переговоров и сотрудничества важны не меньше, чем для наших первобытных предков.

 

Глава 14. Детская игра

Какая обстановка лучше всего подходит для игр? Ответ прост: визуально интересная. Приведите ребенка туда, где есть простор для фантазии, и он начнет исследовать всё вокруг. Появляется всё больше данных в пользу того, что интереснее всего естественная среда, но в городских условиях ее трудно создать. Сейчас дети мало контактируют с природой, и это тревожит. Это не только замедляет развитие: дети не получают информации о природе и поэтому не понимают, зачем нужно ее беречь. Причин, по которым дети большую часть времени проводят дома, более чем достаточно, но чаще всего оба родителя работают и никто не ограничивает чадам доступ к компьютеру, планшету и смартфону.

В своей книге «Последний ребенок в лесу» американский журналист Ричард Лоув приводит большую подборку результатов исследований, доказывающих, что ограниченный контакт с природой ведет к расстройству внимания (например, СДВГ), ожирению, подавляет творческое начало и даже вызывает депрессию. Все эти психологические недуги вместе он назвал «расстройством дефицита природы». И проблема, по его мнению, усугубляется. В качестве решения он рекомендует принудительный контакт ребенка с живыми существами: в естественной среде он через некоторое время инстинктивно адаптируется и наблюдает за жизнью флоры и фауны.

Дети гораздо изобретательнее в играх, когда они вне дома в зонах с богатой растительностью, а не пустынных. Доказано, что в такой среде у них проходят симптомы дефицита внимания. Растительность смягчает воздействие жизненных стрессоров на детей так же, как и на взрослых, — за счет восстанавливающих свойств. Но есть и непрямое положительное влияние, обусловленное социальным аспектом взаимодействия на природе: там дети тянутся друг к другу и становятся друзьями, потому что вместе интереснее исследовать окружающую среду. А дружба дает социальную поддержку для борьбы со стрессом.

Но если в районе нет зеленых зон, как обеспечить ребенку такой уровень визуальных впечатлений? На помощь придут продуманные детские площадки. Доктор Магдалена Чальчинская-Подольская из Западнопоморского технологического университета в польском Шецине изучала этот вопрос, сравнивая поведение малышей на десяти современных общедоступных детских площадках в калифорнийском регионе Саут-Бэй. В отчете она описала влияние дизайна на физическое, социальное, эмоциональное и когнитивное развитие.

Как оказалось, необычные площадки с большим разнообразием, например усложненные горки и снаряды для лазания, заметно привлекательнее для детей. А для стимуляции общения эффективны потайные места под игровыми снарядами. Это полузакрытое пространство, где детям интересно спрятаться вдвоем. Как ни парадоксально, площадки с полузакрытыми пространствами лучше способствуют социальному взаимодействию. Вероятно, они удовлетворяют тягу к таинственному (о ней я уже не раз упоминал).

Другой важный фактор вступления в игру связан с возможностью сделать или изменить что-то своими руками. Песочницы и водоемы гораздо популярнее статичных объектов вроде деревянных лошадок и миниатюрных домов. Например, из песка и воды можно построить замок. Это идеально укладывается в теорию, что дети чаще расположены к играм на природе, чем на площадке. На природе в их распоряжении все мыслимые материалы: песок, грязь, палки, трава, шишки и пр. На пляже и в лесу найдется множество игр благодаря многообразию и универсальности применения всего, что есть вокруг. Неудивительно, что искусственные уголки природы на детской площадке пользуются успехом.

Важный аспект среды для игр — разнообразие. Чем больше снарядов на площадке, тем она привлекательнее, и лучше всего, если они расположены близко или как-то связаны. Например, дети чаще играли в песочнице, если неподалеку была вода. А когда, скажем, качели стояли рядом с каруселью, дети носились между ними туда-сюда. На связанных снарядах дети проводили больше времени, чем на раздельных. На слишком больших площадках с рассеянными снарядами «была нарушена естественная последовательность игровой активности». На маленьких площадках с удачно связанными зонами и свободным проходом от одной к другой развлечения развивались стремительно и были разнообразнее: дети играли в одиночку и группами.

На первом месте в списке того, что нас радует, снова оказались природные элементы. В городах вроде Лондона и Сан-Франциско есть дикие, неухоженные парки и лесопарки. Лучшей альтернативой им будут площадки с разнообразием занимательных снарядов, как в природе, где детям интересно придумывать собственные игры. Также необходимо, чтобы место для игр было безопасным, вдали от автодорог. В одном исследовании установили: если четырехлетний ребенок не гуляет на улице из-за опасности попасть под машину, у него складываются напряженные отношения с родителями, мало друзей и он отстает в эмоциональном и социальном развитии.

Джейн Джекобс в книге «Смерть и жизнь больших американских городов» сформулировала несколько условий, удовлетворяющих потребности ребенка в городской среде, и большинство из них экспериментально подтвердились.

1. Школы, библиотеки и другие учреждения, которые ребенок может посещать самостоятельно.

2. Архитектура разных эпох.

3. Интересные для исследования пространства с перепадами рельефа.

4. Широкие тротуары вдоль дорог с умеренным движением.

5. Детские и спортивные площадки.

6. Растительный и животный мир.

7. Места для ярмарок и цирковых выступлений.

Школа с грамотным дизайном ориентирована не только на обучение в классе, она стимулирует к игре. Японцы Такахару Тезука и его жена Юи, возглавляющие компанию Tezuka Architects, проектируют образовательные учреждения со множеством деревьев и игровых площадок на территории. На их примере хорошо видно, чего можно достичь тщательным планированием. Они подсказывают, как улучшить игровые пространства в уже имеющихся школах.

В детском саду «Фуджи» в токийском районе Татикава, построенном в 2007 году, игровое пространство остроумно организовано на крыше здания. Оно широкое и круглое, и у детей достаточно места порезвиться (см. фото ниже). По словам архитекторов, «…крыша подтверждает теорию, что детям нравится бегать кругами». Невероятно, но за день они умудряются пробежать в среднем по 4 км. Архитекторы с гордостью объявили, что самые спортивные дети в Токио ходили в их детский сад. Еще один плюс — крыша не имеет углов, и у детей нет ощущения, что они находятся в замкнутом пространстве.

Плоская крыша детского сада «Фуджи» в Татикаве, Токио

Всё остальное тоже продумано. Например, круглая крыша не слишком высокая, и взрослые снизу видят, чем дети заняты. А дети сверху смотрят представления, которые проводятся в центральном дворе.

Второе примечательное отличие — классы в здании почти круглый год не закрываются, в них можно свободно входить и выходить в центральный двор. В каждом классе есть минимум один люк, что добавляет света и простора. Некоторые дети нервничают и не могут усидеть на месте, будучи в замкнутом пространстве, а открытый люк их успокаивает. А если ребенок перевозбудился, ему удобно выйти на улицу и побыть там, пока он не угомонится.

В-третьих, в детском саду предусмотрены пространства для рискованных игр. Сквозь крышу местами проросли деревья, и на них развесили веревочные сети, чтобы обеспечить контакт с природой и создать намек на опасность. Лазая по деревьям и другим интересным деревянным снарядам, заботливо расставленным рядом, дети учатся помогать друг другу. В целом дизайн сада оказался очень удачным: дети не чувствуют строгого контроля и ограничений, и никто не диктует им, во что играть. Они бегают, где вздумается. Кое-где есть вероятность упасть, и это очень важный элемент игры — обучение на собственном опыте. Опять же, возможность контакта с природой необходима для школ и детских садов, поэтому архитекторы проектируют их на территории со взрослыми деревьями.

Потребность в играх и познании не заканчивается вместе с детством. Они поддерживают тонус у людей всех возрастов, будят воображение, стимулируют творческое начало, а главное — объединяют нас для сотрудничества. Какие же элементы общих пространств побуждают к игре?

Взрослые играют в саду, гараже, на улице, в институте, спортклубе, театре, концертном зале, художественной галерее, ресторане, кафе, пабе и баре, на площади, в парке и крытых площадках в уголках и закоулках города. Для этого достаточно компании единомышленников и неформальной обстановки. Но кажется, что, как и дети, мы лучше всего чувствуем себя на природе.

 

Глава 15. Взрослые — тоже дети: зеленые зоны

В самых популярных городах мира много зеленых зон, и это отнюдь не совпадение. В Лондоне больше парков, чем в любой другой столице, и там всегда оживленно. Ландшафт, как и во всех успешных парках мира, полностью отвечает упомянутым в главе 1 требованиям, сформулированным Ульрихом: гладкая земля, рассеянные деревья, открытость и глубина, и обязательно водоем. Не забыты дикие или укромные места и перепады местности. В самом посещаемом Гайд-парке есть три тысячи деревьев и озеро Серпентайн; но самыми благоприятными для душевного комфорта считаются дикие парки. В Хэмпстед-Хит можно побегать в поле, поваляться в высокой траве, укрыться в лесу и, самое приятное, искупаться в пруду. Неподалеку жил писатель Клайв Льюис. Говорят, он придумал сюжет «Нарнии» среди этих холмов, водоемов и рощ.

Летом к освежающим водам знаменитого пруда слетаются полчища птиц, а в холодное время года там приятно провести день, подкармливая уток и прогуливаясь по густому лесу, вдоль болот, шпалер и пастбищ. Лондонские власти разрешают круглый год проводить в парке развлекательные мероприятия: спортивные, театральные и гастрономические фестивали, художественные ярмарки и концерты. Это создает неповторимую атмосферу. Для каждого занятия можно выбрать самый подходящий парк. Равнинный Клапэм-Коммон предпочитают любители командного спорта и бега. Всего через несколько лет после открытия там появилась любимая всеми неофициальная беговая дорожка.

Борьба со стрессом

Агнес ван ден Берг, профессор кафедры познания и ценности природы и ландшафта Гронингенского университета в Голландии, провела серию экспериментов, чтобы выяснить, как зеленые зоны в пешей доступности от дома снижают стресс.

По ее наблюдениям, люди часто ищут контакта с природой, когда нервничают. Например, в национальных парках США после атаки в 2001 году на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке наблюдался приток посетителей. Менеджеры парков отметили, что люди не бесцельно бродили, а размышляли над трагическими событиями.

Общественные парки подходят для физической активности и способствуют сплочению. Согласно выводам профессора ван ден Берг, в зеленых зонах люди находят то, чего нет в других общественных местах. Исследования национального масштаба в нескольких странах неоднократно подтверждали, что пребывание на природе заметно снижает стресс.

По данным исследования в столице Финляндии Хельсинки, даже кратковременное посещение парка и лесопарка нейтрализует стресс у горожан (по сравнению с визитами в центр города). Уровень кортизола в их слюне снижался — нарушенный цикл секреции этого гормона в течение дня говорит о плохом физическом и душевном здоровье. У участников многих исследований отмечены изменения уровня кортизола после пребывания на природе. Например, когда студенты мужского пола отправляются в лес или город, подальше от привычного окружения, уровень кортизола падает. Садоводов-любителей просили провести время либо на дачном участке, либо дома за чтением книги, и в первом случае кортизол снижался сильнее.

Исследователи редко интересуются биологическим эффектом регулярных прогулок на природе, особенно у лишенных этой возможности горожан, больше подверженных стрессам. В шотландском городе Данди у неработающих граждан (по разным причинам: безработных, на пособии по нетрудоспособности, занятых уходом за родственником и т. п.) в течение дня измеряли уровень кортизола. Выяснилось, что чем больше времени они проводят в зеленых зонах, тем он ниже в конце дня. Те, кто активно занимался спортом, тоже продемонстрировали низкий уровень кортизола, то есть физические упражнения компенсируют отсутствие контакта с природой.

Зеленые зоны в этом исследовании были небольшими. В целом, согласно научным данным, чтобы почувствовать единение с природой, не обязательно выходить в лесные дебри. Для душевного комфорта наиболее благоприятно побережье или любое дикое открытое пространство, но тонус вполне можно поднять и в маленьких городских парках. В городе стоит высаживать больше деревьев, кустарников и разбивать газоны вдоль дорог.

Профессор ван ден Берг подчеркивает, что подсознательная тяга к природе выражается в непроизвольном внимании к пейзажу — Рэйчел Каплан называет его «спокойным упоением». Глядя на природу, мы забываем о грустном, а негативные эмоции сменяются позитивными. И это мгновенный эффект, а после продолжительного пребывания в естественном ландшафте появляются силы обдумать важнейшие жизненные вопросы, разобраться в себе и понять, куда двигаться дальше. У американских индейцев есть ритуал «поиска видений» — несколько дней в одиночестве в дикой природе, в слиянии с ней, для переоценки ценностей, целей и осмысления своего места в мире. Обычно его проводят накануне важных изменений в жизни, например перед совершеннолетием.

Но не любой ландшафт дарит положительные эмоции. Идит Шалев из Университета Бен-Гуриона в Израиле изучала воздействие пустынных пейзажей, реальных и воображаемых. С эволюционной точки зрения пустыня несовместима с хорошим самочувствием и непригодна для выживания. Реальный и воображаемые пейзажи с ней (по сравнению с видами на водоем или контрольными) вызывали напряжение и опустошение. При виде пустыни нас покидают жизненные силы. Поэтому участники эксперимента теряли веру в способность избавиться от вредных привычек и зависимостей вроде курения.

Однако пустыня тонизирует лучше, чем вид города без природных элементов. А изображение воды повышает мотивацию к переменам и вызывает прилив сил.

Доказано положительное эмоциональное и когнитивное воздействие любых зеленых зон, в том числе садов и пригородов. Иногда достаточно выглянуть в окно. Офисные работники в Южной Европе реже испытывали стресс и увольнялись, если окна выходили на зеленый массив.

Озелененные территории снижают волнение и умственную усталость не только в текущий момент. Они помогают постепенно выработать своего рода иммунитет к стрессам, вызванным печальными событиями, например утратой близких или онкозаболеванием. Шведские исследователи выяснили, что ежедневный выход на природу в таких ситуациях улучшает душевное здоровье и способность к концентрации.

Итак, взрослые развлечения в зеленых зонах приносят радость, способствуют размышлениям и помогают справляться с трудностями, а заодно и обеспечивают социальный контакт. Обычно для облегчения душевных переживаний достаточно посмотреть на природу, а во время тяжелого стресса поможет поездка в обширные дикие пространства. Если нет возможности выбраться из города, постарайтесь почаще ходить в парк. И чем больше их будет в неиспользуемых районах, тем комфортнее себя почувствуют жители.

Озеленение Нью-Йорка

Аманда Бурден, глава градостроительного совета в 2012–2013 годах, когда мэром Нью-Йорка был Майкл Блумберг, занималась возрождением самого известного района — от Хай-Лейн до набережной в Бруклине. Благодаря ей появились места для общения и развлечений, и теперь жители гордятся своим районом. Может, это и очевидно, но такие места, где люди с удовольствием собираются, и составляют основу города. Без них он мертв.

Когда земля в дефиците, общественные места не ставят во главу угла. Рядовые горожане даже не догадываются, как корпорации давят на градостроителей: коммерческие предприятия кормят город, поэтому всегда есть соблазн им уступить.

Бурден не поддалась. Она устояла перед гигантами бизнеса, воплотила в жизнь проекты с долгосрочным преимуществом и сделала Нью-Йорк лучше. Заменив неиспользуемые железные дороги, набережные и заброшенные фабрики оживленными, приятными общественными местами, она преобразила Бруклин и большую часть Манхэттена. Люди стягиваются туда провести время, пройти по магазинам и хотят там жить. Беспроигрышный вариант.

Ей это удалось, поскольку она хорошо знала, как должно выглядеть идеальное общественное место, и была твердо убеждена, что самооценка города в долгосрочной перспективе важнее скорой коммерческой выгоды. Она проявила «дальновидность ради общего блага». В общественных местах у людей поднимается настроение. По словам Бурден, «людей радует сама мысль о том, что они есть. Удачный город — как приятный праздник: все остаются, потому что им там хорошо».

Лучшие общественные места выглядят гостеприимно. Там нет заграждений и барьеров, а если есть, то проницаемые: сквозь них или сверху видно, что за ними, и их легко обойти. Люди идут мимо и решают заглянуть; приходят и уходят по своему желанию. Бурден наблюдала за поведением посетителей Пэйли-Парк, маленького сквера на Манхэттене. Он стал популярным благодаря уюту, переносным стульям и изобилию зелени, а главное, доступности: никто не чувствовал себя там нарушителем границ.

И это не совпадение, его проектировали с учетом потребностей человека. Как сформулировала Бурден: «Хочется ли туда зайти? Видно ли с улицы, что внутри, и наоборот? Выглядит он зеленым и гостеприимным? Есть ли там другие люди? А уличные кафе?».

Безликие площади, примыкающие к офисным или жилым зданиям, кажутся необитаемыми и даже опасными. Владельцев зданий они вполне устраивают, поскольку не требуют особого ухода и хорошо просматриваются на предмет незваных гостей. Но они занимают место, которое могло бы радовать горожан. Следует убедить застройщиков создавать пространства, где приятно посидеть и восстановить душевное равновесие.

По мнению Бурден, подобные места должны уйти в прошлое. Если начать с хорошего парка, вокруг вырастет хороший район, как она доказала в 1980-е, построив Баттери-Парк в южной оконечности Манхэттена. Такие парки создают для людей, с вниманием к деталям. В процессе проектирования эспланаду длиной 1,6 км сначала сделали из дерева и поставили много скамеек. Оказалось, что сидящим на них ничего не видно за перилами набережной. Их переделали, чтобы они не загораживали вид. Деревья и кусты высаживали согласно пожеланиям посетителей опытного образца. Освещение продумали так, чтобы нигде не было полной темноты и люди чувствовали себя в безопасности.

Озеленением разрушенных набережных в Вильямсбурге и Грин-Пойнте тоже занималась Бурден. Теперь к берегу спускается аллея с деревьями. Есть много мест для отдыха, в том числе бар на воде. Перила набережной расширены возле скамеек, чтобы удобно было перекусить или поработать за ноутбуком.

Сначала Бурден пришлось выбивать бюджет на восстановление района. Тогда считалось, что никто не захочет там ни жить, ни проводить время, но она доказала, что это не так: люди придут в хороший парк. И они пришли, многие тысячи со всего города. Между Бруклином и Нижним Манхэттеном пустили паром, которым ежедневно пользуются жители Бруклина и Манхэттена — привычно, как будто парк всегда там был.

Самый известный проект Бурден — скорее всего, Хай-Лайн, парк на месте бывшей эстакадной железной дороги на западной стороне Манхэттена. Его посещают 4 млн человек в год, чтобы прикоснуться к природе, забыть о шуме и суете улиц и посмотреть на город сверху. Бурден не просто лепила парки где попало, а выбирала зоны промышленного развития. С 2002 года 90 % всех строительных сооружений возводится в пределах десяти минут ходьбы от метро. Не нужно покупать машину, если ближайший парк в пешей доступности, — многообещающее начинание на благо жителей Нью-Йорка. Парки изменили их восприятие родного города и реки, на которой он стоит. Из упадка он возродился к жизни.

Хай-Лайн, Нью-Йорк

Стоит не только создавать как можно больше общественных мест, но и защищать находящиеся под угрозой. Хай-Лайн, например, пришлось отстаивать, часть за частью, и торговые компании всё еще пытаются вместо растительности насадить магазины. Но Бурден возразила: «Это будет не парк, а торговый центр… общественные места нужно неусыпно охранять».

Не нужно обращаться к исследованиям — и без них ясно, что районы с парками предпочтительнее других. На первом месте в списке «пятидесяти лучших для жизни районов Нью-Йорка», согласно , стоит Парк-Слоуп в Бруклине. И отчасти благодаря «обширным зеленым зонам».

Озеленение города

Унылый серый район, где нет места для парка, можно озеленить правильно подобранными растениями и инновационными методами посадки. Этой темой уже тридцать лет занимается профессор Джеймс Хитчмоу из Университета Шеффилда, принимавший участие в проектировании Сада Южного полушария в лондонском Олимпийском парке. Желая улучшить самочувствие горожан, он изучает не только жизнеспособность и экологию городских зеленых насаждений, но и предпочтительный для людей дизайн посадки. Он начал вникать в эту тему на диких лугах под Мельбурном, попробовал перенести их в город и постепенно узнал, почему одни растения чувствуют себя отлично, а другие погибают, и как контролировать их рост, чтобы добиться нужного внешнего вида. Всё дело в мини-экосистеме. Его методы позволяют получить нужную плотность разных видов растений в многослойных посадках. Правило упорядоченной затейливости снова выходит на первый план и дает прекрасный результат.

Изучая растения в естественной среде, Хитчмоу выяснил, какие хорошо растут вместе, и разработал методы генной инженерии для выведения неприхотливых образцов, способных выжить на камнях и других твердых поверхностях в городе, в холоде, влажности и вдоль дорог. При определенной схеме посадки растения почти не требуют ухода и пышно раскидываются. Благодаря таким важным открытиям мы вернем горожанам природу.

Водные зоны

Мы рассмотрели, как зеленые зоны способствуют восстановлению сил во время отдыха. Но, как я упоминал в главе 1, наиболее популярны парки с водоемами.

Доктор Херцог из Государственного университета Гранд-Вэлли в Мичигане выявил прямую зависимость между объемом воды в местности и отношением людей. Большинство предпочитает горные озера, затем следуют реки, после них пруды и болота.

Вода подвижная и живая, ее поверхность постоянно меняется — это завораживающее зрелище. С эволюционной точки зрения тяга к воде обоснована: она необходима для жизни, и выбор для поселения места с водоемом обеспечивал выживание. Самым благоприятным психологическим воздействием обладает морское побережье. Одна из причин его привлекательности, вероятно, состоит в наличии морепродуктов. Жирные кислоты омега-3 есть почти во всех видах рыб и моллюсков, и не исключено, что они сыграли важную роль в развитии мозга и эволюции человека.

Согласно акватической теории происхождения, в прошлом мы были вынуждены адаптироваться к жизни одновременно в воде и на суше. В ее пользу выдвигали много аргументов: прямохождение, отсутствие волосяного покрова, выступающий нос, строение потовых желез, врожденное умение плавать. А самый убедительный — наличие перепонок между пальцами. Кроме удобства для плавания, им нет другого объяснения, поэтому вероятно, что на каком-то этапе человеку всё же пришлось приспосабливаться к водной среде.

Есть и более прозаические версии. Вода подразумевает взаимодействие. Мы погружаемся в ее толщу. Доказано: просто лежа на поверхности воды в камере сенсорной депривации, человек психологически отдыхает. И даже ее созерцание вызывает аналогичные ощущения. Ритмичный плеск навевает ее мысленный образ и тоже способствует восстановлению сил. Если вы сомневаетесь, что все так любят воду, взгляните на поведенческие данные: голландские исследователи установили, что люди проводят больше (на 8–12 %) времени дома, если окна выходят на водоем. В Великобритании ежегодно 250 млн человек выезжает на морское побережье, а еще 150 млн отдыхает возле рек и озер.

Что можно сказать о восстановительном эффекте воды для горожан с учетом этих цифр? Мэтью Уайт и его коллеги из Плимутского университета провели интересный эксперимент: демонстрировали участникам городской и природный ландшафт с водоемом и без; дополнительно варьировали объем воды. Результаты подтверждают, что с водоемом любой пейзаж выглядит приятнее, к тому же прослеживается зависимость от объема воды, но с оговорками.

В заключении описана ровная тенденция повышения предпочтений — от пейзажей без воды до городского вида с водой и до природного ландшафта с водой. Но есть пара несоответствий. Во-первых, городскую среду с водой испытуемые не предпочитали природной без воды. Или, если выражаться оптимистичнее, добавление воды в искусственную среду едва уравнивало ее привлекательность с природой. Во-вторых, природный пейзаж тем предпочтительнее, чем в нем больше воды, но до определенного предела. Сплошная вода на изображении нравилась участникам меньше, чем хотя бы с небольшим клочком земли. Это тоже объяснимо с точки зрения эволюции: если кругом вода и не видно суши, появляется страх утонуть.

Эта же группа исследователей провела другой эксперимент, с изображениями номеров гостиниц с разными видами из окна. На этот раз они опрашивали участников, вызывает ли вид психологический комфорт и сколько они готовы заплатить за такой номер. Сумма соответствовала оценке комфорта. За вид на природу с водоемом участники заплатили бы больше всего. Полностью зеленые зоны признали более комфортными, чем городской пейзаж с водоемом, независимо от его размера. Если обобщить выводы обоих исследований, полностью зеленые зоны и городской ландшафт с водой приблизительно равноценны по восстановительным свойствам.

Но главное, хотя городскую среду с водой оценивали выше, чем без нее, объем воды почти не играл роли. Чтобы комфортно чувствовать себя в городе, вполне достаточно вида на небольшой водоем.

Пейзаж с водой не просто привлекательнее — как и зеленые зоны, он снижает стресс. И, вероятно, даже более эффективно: по данным Европейского центра по окружающей среде и охране здоровья, поездка на побережье лучше восстанавливает психологическое равновесие, чем прогулки в лесу или парке. Вдобавок ученые доказали, что изображение воды в городском офисе нормализует напряженную рабочую обстановку.

Если вода снижает стресс, наверняка она улучшает душевное и физическое здоровье в целом. Для проверки этой гипотезы использовали данные переписи населения Англии за 2001 год. В ней участвовали 48 млн человек из 30 тыс. районов. Исследователи классифицировали место проживания по доступу к морскому побережью (0–1 км = в пешей доступности, 2–5 км = в нескольких минутах езды на велосипеде / автомобиле и т. д.). Затем искали связь с описанным состоянием здоровья. Оказалось, что чем ближе район к побережью, тем больше жителей оценивали свое здоровье как хорошее. Чтобы вы осознали масштаб эффекта, скажу, что реально здоровых граждан, проживающих в пределах километра от побережья, было всего на 1 % больше, чем в районах на расстоянии 50 км от моря. На первый взгляд, всего ничего, но, как отметили исследователи, 1 % от 3 млн — достаточно много.

С учетом социального статуса результаты становятся еще интереснее. Когда население классифицировали по демографическим данным, оказалось, что проживание на побережье наиболее благоприятно сказывается на малоимущих, чье состояние здоровья оставляет желать лучшего. Состоятельные люди здоровы, где бы они ни жили. Как и на примере влияния зеленых зон, максимальный эффект достигается в бедных районах.

Подобные исследования интересны, но их проблема в том, что по умолчанию результаты по выборке усредняются, а в реальности всё не так: это называется экологическим заблуждением. Например, люди с очень слабым здоровьем резко снижают средний показатель состояния здоровья в группе. А может быть и наоборот: у большинства участников выборки окажется отменное здоровье или какой-то независимый фактор сыграет свою роль. Предположим, решением местных властей дома престарелых строятся в бедных районах. Статистика по здоровью там резко ухудшится. Единственный действенный способ избежать экологического заблуждения — когортное исследование: отслеживание поведения и состояния здоровья выборки в течение определенного периода. В идеале следовало бы отследить здоровье граждан после переезда из города к морю и наоборот. Именно так и поступили при анализе данных Британского панельного исследования домовладений.

Ученые наблюдали более чем пять тысяч домовладений в течение семнадцати лет и собирали данные каждый год в период с 1991 по 2008 год. За это время многие переехали ближе к побережью или дальше от него.

Исследователи получили данные субъективной оценки состояния физического и душевного здоровья одних и тех же людей при проживании на разном расстоянии от моря. Более ста тысяч раз после переезда к побережью было отмечено явное улучшение здоровья. Абсолютный масштаб влияния моря был небольшим, но убедительным. Например, наличие работы заметно влияет на здоровье — а проживание вблизи побережья превосходит это влияние на 20 %. Исследование ценно тем, что доказало положительный эффект моря, избежав искажающих факторов, хотя для объяснения причин нужны дополнительные изыскания.

Улучшение самочувствия вблизи от воды и зеленых зон отчасти объясняется их привлекательностью для занятий спортом. А он, как мы знаем, полезен для здоровья. Однако во взаимодействии с природой (беге или плавании в открытых водоемах) по сравнению с созерцанием есть еще один плюс. Она располагает к общению. Особенно это касается пляжей: в подробном опросе пятнадцати семей выяснилось, что дети считают пляж местом совместных семейных игр и что родители ведут себя там свободнее, чем в парке. Вот что отметил одиннадцатилетний мальчик: «Взрослые не сидят на лавочках, пока мы играем, а вместе с нами бросают фрисби, играют в крикет или футбол, купаются».

Поездка на побережье, контакт с природой и занятия спортом избавят от стресса, но что же данные исследования говорят нам о ситуации в городе? Если нельзя переселить людей к морю, может, принести воду в город?

Там, где течет река

Собственно, кое-где этим уже занимаются. Эллис Вудман, критик Architectural Review, изучал возможность обновить город каналами. Вода не только благоприятна для психологического состояния, она придает поселению смысл: города и столицы часто возводят вдоль рек, и их возвращение напомнит жителям о древних судоходных руслах, которые в давние времена использовались для торговли внутри страны и с внешним миром. Процветает тот город, где помнят прошлое. И, как мы уже знаем, историческая ценность наделяет место душой.

Марокканский архитектор Азиза Чауни боролась за возрождение реки Фес. Ее родной город вырос вокруг нее, она питала его и когда-то считалась воплощением его души. Но население прибывало, Фес оказался переполнен. И в первую очередь пострадала река. Туда сбрасывали нечистоты и химические отходы кожевенных заводов. От нее исходило зловоние, и в 1950-х ее закрыли цементными плитами. А попутно снесли стоящие рядом дома, чтобы грузовики могли проехать по узким улочкам старого города.

Чауни узнала, что город получил грант центрального правительства на очистку реки и поддержание ее в должном состоянии. Вода будет чистой — значит, пора избавиться от цементных плит. Не сразу, но ей удалось убедить власти восстановить реку. Получив разрешение, она не покладая рук работала вместе с инженерами. Но еще необходимо было наладить диалог с жителями прибрежной зоны. Чтобы возрождение пошло им во благо, Чауни пришлось защищать их интересы, поступившись своим профессиональным самолюбием.

Выяснив потребности жителей, пустыри на месте разрушенных домов застроили детскими площадками и другими общественными местами. Набережную оборудовали тротуарами. Реку вернули к жизни, и она вновь радует людей и помогает отвлечься от городской суеты.

В Лондоне восстановили сеть каналов и перенаправили некоторые русла внутрь города для улучшения его внешнего вида. Основные работы проходили в заброшенных промзонах Хэкни и Кингс-Кросс. Там построили жилые дома и организовали места для досуга, и теперь их опоясывают древние каналы — разнообразят урбанистический пейзаж и создают ощущение обжитого пространства.

Хороший пример — Вудферри-Даун в Хэкни. Здесь возродили реку, которая начинается от меловых холмов в Чилтерн-Хиллс и раньше была источником чистой воды для города. В XVII веке новое русло для реки прорыли через лесистую местность в Сток-Ньюингтон и назвали ее Нью-Ривер. Позже были созданы два больших резервуара для питьевой воды. Но через много лет река и прибрежные дома оказались заброшенными. Компания по водоснабжению Thames Water грозилась продать резервуары под жилую застройку. И началась борьба. Усилиями местных жителей резервуары спасли. Западный используется для водного спорта, а вокруг восточного организовали природный заказник, где обитает много видов цапель.

Организация London Wildlife Trust провела предварительный сбор информации о прудах и других водоемах в частных садах и общественных местах. Население положительно оценивает наличие пруда: все, кроме четырех, из более чем тысячи респондентов очень довольны, что он есть у них в саду. Более того, 90 % уверены, что пруд полезен для хорошего самочувствия.

London Wildlife Trust и партнеры установили в Риджентс-канале в Кингс-Кросс несколько плавающих островков для городской фауны. Район преобразился из промышленной зоны в уютную гавань для водоплавающей живности, обитающей в заброшенном канале. На островах BioHaven растут луговые травы — естественная среда для птиц. Туда слетаются стрекозы, а в воде прячутся рыбы. Возле этих оазисов утомленные лондонцы находят покой и чувствуют себя на лоне природы.

Крупнейший водный парк в Европе в ранее неблагополучном районе Лондона Уолтем-Форест открылся в октябре 2017 года. Проект стоимостью 6,5 млн фунтов призван возродить Уолтемстоу как природную зону, соединить десять викторианских резервуаров велосипедными дорожками и туристическими маршрутами, оборудовать игровые площадки и заказник. В здании старого угольного склада запланировано кафе с панорамным видом. Создание парка требует много труда и привлечения экспертов. Нужно пересадить тростник, прорыть новые каналы, посадить вдоль орешник и каштаны, откачать ил из озер и перенести в мелкие пруды; прорыть глубокие каналы — имитируя заболоченные рукава — для контроля роста тростника и защиты наземных птичьих гнезд от лисиц. Цапли и зимородки уже активно осваивают парк.

Местную молодежь нанимают смотрителями, чтобы посетители соблюдали правила (например, не выгуливали собак), не беспокоили животных, и чтобы создать у людей чувство причастности. Важно, что природа в непосредственной близости, а парк бесплатный. Рядом с одним резервуаром строят начальную школу: дети, многие впервые, вступят в контакт с флорой и фауной и излечатся от «расстройства дефицита природы». Есть надежда, что наряду с улучшением внимания и познавательной способности станут очевидными и плюсы для психологического здоровья.

Желание человека жить ближе к воде подтверждает рост цен на недвижимость в деревне Уолтемстоу неподалеку. Скоро вокруг вырастут суперсовременные многоэтажки, как в Норфолк-Бродс. Городской совет ирландского города Корк утвердил похожую схему возрождения для старого квартала Докландс: там тоже соорудят городской водный парк. Кроме психологически благоприятной обстановки, такие парки помогают регулировать осадки. Из-за глобального потепления усиливаются испарения, содержание воды в воздухе повышается и всё чаще происходят наводнения. Ситуация усугубляется, поэтому в XXI веке управление осадками станет одним из насущных вопросов городской жизни. В Викторианскую эпоху воду решили убрать из города, насколько возможно, и реки пускали по трубам, перенаправляли и объединяли с канализацией. Сейчас дренажные системы переполнены, и не только из-за участившихся ливней, но и потому, что зеленых зон всё меньше и воде попросту некуда течь. Возрождение спрятанных рек и каналов и создание болот способствует управлению ливневыми водами. Есть и более смелые планы по строительству домов-амфибий и пойменных парков.

Плавучий район

Сейчас повсеместно изучается возможность расширения прибрежных городов за счет водного пространства. У густонаселенных приморских Нидерландов есть преимущества в строительстве плавучих домов. Треть страны расположена ниже уровня моря, поэтому градостроители, архитекторы и инженеры поднаторели в конструировании дамб, плотин и шлюзов. И получившиеся озера вполне пригодны для возведения жилья.

Недавно голландцы построили на озере Эймер, на востоке от Амстердама, целый плавучий район (см. фото ниже). Он самый большой в мире, состоит из 158 трехэтажных таунхаусов и нескольких высотных зданий, расположенных вдоль каналов — плавучих улиц, — а на воде стоят школы, бары, рестораны и церкви. Бетонные корпуса зданий работают как пассивные терморегуляторы: вода обогревает дом зимой и охлаждает летом. В отличие от домов на суше, эти транспортабельны: можно отключить их от воды, электроэнергии и канализации, передвинуть и подключить в другом месте.

Плавучий дом на озере Эймер, Голландия

Кроме прагматичных мотивов, есть и эстетический аргумент в пользу жизни на воде: она дает ощущение свободы и близости к природе.

Городские пляжи

На городском пляже тоже восстанавливается душевный комфорт, пусть и на время. Вдоль южного берега Темзы в Лондоне, на Сене в Париже, а также в Стокгольме, Копенгагене и Берлине каждый год организуют общественные пляжи. Плавать разрешено не везде, но стресс снимает уже само пребывание у воды.

Жителям Сиднея доступны пляжи буквально у порога, но для такой плотности населения и размеров города они на удивление малолюдны. По мнению исследователей, для привлечения людей на пляжи необходимо обустроить их и сделать удобными для пеших прогулок. Тогда они непременно покажутся открытыми, гостеприимными и безопасными — а ведь именно этого мы ожидаем от приятного общественного места.

Природа + спорт = максимум счастья

Спорт повышает настроение в любых условиях. А если заниматься им в водных или зеленых зонах, положительный эффект возрастает. В групповом спорте больше плюсов, чем в одиночном беге, хотя и то и другое хорошо. В группе люди незаметно для себя прикладывают больше усилий и параллельно общаются. Оздоровительный эффект тренировки в парке, скорее всего, обусловлен сочетанием сенсорной стимуляции и физических упражнений.

Проект Green Gym Европейского центра по окружающей среде и охране здоровья поощряет занятия на воздухе. Это заметно лучше для самочувствия, чем тренировки в зале. Системный обзор исследований на эту тему (данные по 833 взрослым в одиннадцати экспериментах) подтверждает эту гипотезу. В большинстве экспериментов замечено улучшение психологического самочувствия: по сравнению с занятиями в зале на природе ощущается прилив сил, энергии и оптимизма, уходят напряжение, растерянность, гнев и депрессия. По словам участников, от занятий на природе они получили больше удовольствия и хотели бы их повторить. Последнее особенно интересно, поскольку улучшение здоровья в долгосрочной перспективе всегда связано с переменой образа жизни. Стоит отследить дальнейшие действия участников и проверить влияние окружающей среды на регулярность тренировок.

Запущен проект Blue Gym, посвященный плаванию, серфингу, каякингу и прочим водным видам спорта, в том числе и бегу вдоль берега, и первые результаты многообещающие. В исследовании восстановления ветеранов войны от посттравматического стресса серфинг заметно облегчил симптомы и вернул им дух товарищества.

Местным властям стоит оборудовать парки и общественные места для занятий спортом. За последние годы на беговых дорожках вокруг Клэпэм-Коммон в Южном Лондоне народу заметно прибыло. Власти района Лэмбет при участии фонда Клэпэм-Коммон установили питьевые фонтанчики. Такое внимание к жителям дает им почувствовать, что парк создан для них и их интересы учтены. Приятное общественное место не возникает само по себе. В лучших из них тщательно планировали условия для занятий спортом, общения и контакта с природой.

 

Глава 16. Развлекательные центры

В одном исследовании случайно выяснилось, что изображения природы становятся привлекательнее с присутствием человека. Люди охотно общаются в открытых пространствах, но в развлекательных центрах вероятность социального контакта и развития дружеских отношений гораздо выше.

Социопетальные и социофугальные факторы

Развлекательный центр снаружи должен быть открытым и гостеприимным, а внутри способствовать взаимодействию: оптимальный дизайн интерьера — когда посетители находятся лицом друг к другу. Тогда он будет социопетальным. Если внутреннее пространство препятствует зрительному контакту (сигналу к началу общения), оно социофугальное. Термины позаимствованы из физики и означают силы, возникающие при вращении. Когда карусель разгоняется, человека прижимает к внешней стороне, от центра и от других. А на спутник нашей планеты действует центростремительная сила: его притягивает земная гравитация. И только собственная скорость удерживает его от приближения к Земле. В социологии социофугальные силы отделяют людей друг от друга, а социопетальные притягивают. Первые ведут к одиночеству, вторые — наоборот.

В некоторых общественных зданиях желателен социофугальный эффект, например в приемной врача. Здесь люди чувствуют себя уязвимыми и хотят уединиться. Офисы с открытой планировкой и больничные палаты, перегороженные разделителями, тоже социофугальны. Но в развлекательных комплексах такого быть не должно, иначе это плохой дизайн. Однако в любом случае поощрение к социальному контакту имеет свои пределы. Не все чувствуют себя комфортно в социопетальных зданиях. Бенджамин Мигер и Керри Марш из Коннектикутского университета провели исследование и выяснили, что экстраверты предсказуемо предпочитают располагающую к общению планировку. Конформные личности (желающие всем угодить) тоже склонны к ней. А вот интровертам по душе социофугальная. Мигер и Марш изучали еще один фактор привлекательности социопетальных пространств — ощущение включенности в жизнь окружающих или исключения из нее. Согласно исследованию, те, кто чувствует себя временно исключенным из социума, обычно стараются воссоединиться с ним и ищут возможность. А если сразу не находят, то замыкаются в себе, боясь быть отвергнутыми, и устремляются из социопетального пространства к уединению.

Чтобы доказать это, Мигер и Марш провели ряд экспериментов. Они разработали онлайн-тесты, в которых подвергали участников остракизму. В первом эксперименте участники представлялись (описывали себя) семи членам интернет-форума (несуществующего). Затем члены форума ставили описаниям «лайки». Было задумано, что все получают от двух до семи «лайков», а «изгои» — по одному. В другом эксперименте — онлайн-версии игры «передай мяч» — участников принимали, но вскоре начинали игнорировать и играли между собой. В результате этих жестоких экспериментов участники склонились к социофугальному помещению.

В дизайне социальных пространств необходимо учитывать, что людям некомфортно находиться четко лицом к лицу. Стоя или сидя в таком положении, человек менее склонен к социальному контакту, чем под небольшим углом к собеседнику. Поза прямо напротив воспринимается как сопротивление или угроза. Она сигнализирует об агрессии и может запустить реакцию «бей или беги». Боксеры так начинают матч. И так же сидят шахматисты на турнире.

Именно поэтому психотерапевтов и психиатров учат не сидеть лицом к пациенту. Оптимально, если клиент находится «на десять часов», а специалист «на два часа». В одном из первых исследований личного пространства профессор Роберт Соммер из Калифорнийского университета в Дэвисе заметил, что незнакомые друг с другом работники и пациенты больницы садятся за столики в кафетерии под прямым углом. Это касается и любых развлекательных комплексов, располагающих к социальному контакту. Никому не нравится общаться вынужденно. Если социальная близость неизбежна, она перерастает в проблему. Чем меньше люди знакомы, тем больше личное пространство между ними — по крайней мере поначалу. В толпе оно под угрозой.

Исследованием личного пространства начали заниматься только в 1960-х. Культурный антрополог Эдвард Холл первым ввел концепцию личного пространства, или «проксемику», и определил ее как «взаимосвязанные наблюдения и теории об использовании человеком пространства в контексте его культуры». Или, попросту, научное исследование культурных норм приемлемой социальной дистанции.

Личное пространство условно разбивают на четыре зоны, и в Великобритании, Европе и США деление приблизительно таково: интимное (0–45 см), личное (45 см — 1,2 м), социальное (1,2–3,6 м), общественное (3,6–7,6 м). В 1960-х Гарольд Гарфинкель из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе своими экспериментами продемонстрировал, что происходит при намеренном нарушении неписаных правил. Исследователи подсаживались к кому-нибудь на скамейку в парке на меньшем расстоянии, чем стоило бы в такой ситуации. Реакция людей была резко неприязненной: они впадали в недоумение и замешательство и уходили или отодвигались от назойливого незнакомца.

Давка в общественном транспорте — один из примеров ежедневного вторжения в личное пространство по пути на работу и домой. Чтобы стерпеть дискомфорт, есть разные психологические приемы: избегать зрительного контакта и разговоров и «обесчеловечивать» окружающих, представляя себе, что они не люди. Множество исследований в метро продемонстрировали, что при большом количестве народу в вагоне большинство предпочитают ехать стоя, лишь бы подальше от других, а не садиться на свободные места. Сидящие же всячески избегают друг друга, максимально отворачиваются и скрещивают руки.

Исследователи из Корнеллского университета озаглавили свой труд «Пожалуйста, не заставляйте меня сидеть в середине». Они засекли выброс кортизола — гормона стресса — у очень близко сидящих пассажиров. Что интересно, он происходил не из-за давки, а в результате непосредственной близости к сидящим рядом.

Личное пространство связано с понятием защиты территории. Это своего рода «портативный» вариант территориальности. Психолог Ирвин Альтман определил три основных класса территорий с разными уровнями проницаемости. Первостепенная — частная, доступна только владельцу и оберегается от вторжения. Второстепенная более открыта, но не для всех. Название общественной территории говорит само за себя, но дать ей определение непросто.

Граница между общественной и второстепенной территориями достаточно условна: ведь и общественное место можно понимать по-разному. В Лондоне, скажем, Клэпэм-Коммон доступнее, чем Гайд-парк. Парки огорожены забором, на ночь ворота закрывают. А в общественных местах нет ни заборов, ни ворот. Присаживаясь где-нибудь, люди «присваивают» себе определенное пространство в качестве временной личной территории и порой помечают границы «маркерами», как их назвал Соммер, — сумками или бумагами, — чтобы рядом никто не сел. Соммер удачно подметил, что посетители библиотеки отгораживаются друг от друга искусственными барьерами: стопками книг, верхней одеждой и сумками.

Пребывание среди большого количества незнакомцев почти у всех вызывает стресс, а нередко и агрессию. В замедленном воспроизведении съемки пешеходов на людной улице видно, как все стараются избежать телесного и зрительного контакта. Последнее происходит на инстинктивном уровне, поскольку обычно взгляд в глаза означает одно из двух: близость или агрессию. В комнате, где много детей, больше криков и чаще возникают стычки, а в переполненных тюрьмах учащаются бунты и конфликты между заключенными. Если в общественном здании недостаточно пространства для всех желающих, приятной беседы не выйдет.

Конечно, все по-разному чувствуют себя в толпе. Кому-то проще терпеть вторжение в личное пространство, но экспериментально доказано, что в многолюдных местах ухудшается умственная деятельность, например при решении арифметических задач. Времени уходит больше, а ошибки возникают чаще. Кроме того, отмечается тревожность, что очевидно по физиологическим симптомам: повышенному давлению и учащенному пульсу. Но у некоторых людей, которым не нужно много личного пространства, производительность в толпе улучшается. Явным экстравертам при большом скоплении людей сложнее выполнять задачи на внимательность, чем интровертам. Может, они и лучше переносят толпу и наслаждаются общением, но им плохо удается сосредоточиться в таких условиях — в отличие от интровертов, которые привыкли отгораживаться от окружающих.

Во время выполнения тестов в больших группах люди раздражены из-за присутствия других и становятся вспыльчивыми. Негативное влияние толпы на социальное поведение отчасти смягчается при отсутствии шума (например, если все в наушниках или в здании есть звукоизоляция). Перегородки и яркое освещение визуально уменьшают количество народа. Стресс от скопления людей снижается при наличии уединенных уголков. Всё это помогает сохранить ощущение контроля над ситуацией. Если невозможно регулировать вторжение в личное пространство, стресс накапливается и приводит к пассивности и замкнутости (так называемой приобретенной беспомощности). При наличии таких недостатков в общественных зданиях люди не будут туда ходить.

Получастное пространство

В общественных местах вроде кафе или магазина всё способствует общению, но для равновесия необходимо достаточно свободного места. Его должно быть не слишком мало и не слишком много. Для любого количества людей есть оптимальная плотность. Нам нужны условия для диалога. Если помещение очень большое, стоит разделить его перегородками или организовать получастные пространства.

Современные технологии позволяют создавать гораздо более открытые здания. До изобретения стальных каркасов и армированного бетона необходимы были несущие стены, чтобы строение устояло. Чем выше и шире дом, тем толще должны были быть стены и колонны. А в современных зданиях они уже не заслоняют вид от одной стены до другой. Это обеспечивает возможность неограниченного зрительного контакта. Разумеется, в открытых общественных зданиях возникают нежелательные шумы, мешающие работе. При этом человеческие голоса обычно вызывают положительные эмоции, когда мы на отдыхе (а не на работе, о чем я расскажу позже).

Доктор Михаль Дебек из Вроцлавского университета определял факторы приятного шопинга в пяти торговых центрах Польши. К его удивлению, люди предпочитают шумные и людные центры спокойным. А дизайн и планировка магазинов, вопреки распространенному мнению, очень мало влияют на привлекательность ТЦ.

Похоже, людям нравится проводить досуг в оживленных местах — хотя, как я уже упоминал, до предела, обусловленного размером личного пространства. Там мы терпимее к вторжению, чем дома или в приемной, вероятно потому, что полностью контролируем ситуацию и в любой момент по желанию можем уединиться или окунуться в гущу жизни. Хотя есть важный нюанс: в общественном пространстве важны открытость и проницаемость. При удобном доступе с улицы оно выглядит не только гостеприимнее, но и безопаснее: очевиден путь к отступлению, особенно если интерьер хорошо просматривается, что тоже немаловажно. Человеку необходимо знать пределы пространства и расположение входа и выхода. Также следует предусмотреть получастные уголки.

Дизайн влияет не только на переносимость толпы в общественных местах, но и на удовольствие от развлечений. Например, оценка игры оркестра зависит от формы концертного зала.

Концертные площадки

Доктор Юкка Пятюнен из финского Университета Аалто изучал влияние дизайна на эмоции аудитории в моделях нескольких известных концертных площадок Европы по субъективным отзывам и физиологическому параметру психологического возбуждения — электропроводности кожи (также называемой кожно-гальваническим рефлексом; попросту он проверял участников на детекторе лжи).

Двадцать восемь испытуемых в возрасте 22–64 лет слушали фрагмент Седьмой симфонии Бетховена. Эксперимент проводился с акустической системой объемного звучания в специальной комнате для прослушивания прямоугольной или другой формы, имитирующей одну из европейских концертных площадок: Музикферайн в Вене, Консертгебау в Амстердаме, Концертхаус и Филармонию в Берлине, Кёльнскую филармонию и Хельсинкский дом музыки.

Фрагмент воспроизводили во всех вариантах дизайна. Во время прослушивания сенсоры, закрепленные на пальцах участников, измеряли электропроводность.

Выяснилось, что музыка сильнее воздействует на эмоции в акустике прямоугольного зала, как в венском Музикферайне и берлинском Концертхаусе. Это подтвердили и участники, лично посещавшие оба зала: на первое место они поставили венский, а за ним берлинский.

Дом музыки

В хороших общественных зданиях есть ощущение гостеприимства и единения с окружающими. Антисоциальные же заполнены барьерами, физическими и акустическими. В главе 1 я упоминал Дом музыки в португальском Порту как пример излишней таинственности. Концертный зал там тоже интригующий. Он окружен лабиринтом угловатых комнат и коридоров контрастных форм и текстур. Автор, архитектор Рэм Колхас, бывший сценарист, задумал интерьер как фильм с неожиданными монтажными переходами: интерьер и освещение каждой комнаты резко отличаются от соседних. Он использовал алюминиевые полы, резиновые стены, металлические решетки, неоновые вспышки и классическую португальскую плитку.

Интерьер Дома музыки в Порту

Он стремился к затейливости и загадочности — стимулирующим врожденное любопытство, — но, как мы уже знаем, этим качествам необходима упорядоченность. Я посещал здание как участник документального фильма канала Channel 4 «Тайная жизнь зданий» (The Secret Life of Buildings), над которым работал Том Дикхофф. Изначально он воспринял интерьер как «странный», но забавный. Потом мы пообщались с работниками, находящимися там ежедневно. По их словам, пестрота чрезмерна, а передвигаться там некомфортно: по замыслу автора, посетители должны быть слегка дезориентированы.

Проведя в здании несколько часов, я ощутил нарастающую тревожность. Когда я говорил на камеру заключительный комментарий, в голове крутилось слово «психический».

Проще говоря, интерьер беспорядочный и сбивает с толку. Как сказал влиятельный психиатр Карл Ясперс, он намеренно «непостижим» в своих беспорядочных ассоциациях со старым и новым Порту. Его элементы никак не связаны, что, вероятно, намекает на хаос современной жизни в городе. Для Колхаса это аллегория жизни. Она ведь никогда не идет гладко. Ни концепция, ни организация пространства здания (оно не просматривается внутри) не поддаются пониманию, но в этом и состоял замысел архитектора. Оно создано для приключений, чтобы пробуждать тягу к исследованиям, и неспешно одну за другой открывает взгляду мириады причудливых комнат.

Вместо социального пространства здание стало местом шока и трепета. Люди вроде бы должны здесь развлекаться, но не выходит: интерьер непонятен, и непринужденного взаимодействия нет. Если Колхас хотел развлечь посетителей, то потерпел крах. Здесь ничего не стоит заблудиться или потерять своих спутников, вдобавок почти нет окон.

Дом музыки трудно назвать социальным пространством. Уж слишком много здесь извилистых коридоров и лестниц, почти некуда присесть. В коридорах люди разделены, там практически нет возможности уединиться в получастном пространстве. Для этого просто не предусмотрено места. Это здание для концертов, а не общения. Изначально оно возбуждает любопытство, но позже начинает раздражать.

Что интересно, окружающий его каменный ансамбль более привлекателен. По ровным уклонам и подъемам с удовольствием катаются на скейтбордах. Рядом собираются группы с кофе и бутербродами. А в невразумительном кафе внутри почти всегда безлюдно.

Скейтбордисты и компании людей снаружи

Архитектура, отражающая беспорядочность нашей жизни, — интересный авторский ход, но не для общественного здания. В нем должно быть комфортно. Наука поведала нам о психологическом воздействии зданий, и архитекторам стоит бороться со свойственным капитализму разобщением и создавать объединяющие пространства. Одна из форм развлечения — туризм, и вряд ли легендарные здания, вроде Музея Гуггенхейма (архитектор Фрэнк Гери) в испанском Бильбао, можно назвать развлекательными. Все восхищаются их внешним видом. Но, если содержание ему не соответствует, никто не захочет проводить там время.

Музей Гуггенхейма в Бильбао — скульптура из титана. Форма во главе угла. Это сверкающее посвящение долгой судоходной истории города и одновременно символ возрождения и аттракцион для туристов — место для развлечений и отдыха. Большинство приходит поглазеть на здание, а не на экспозицию. Вероятно, она привлекает немногих. А интерьер проигрывает внешнему виду. Трудно чувствовать себя там непринужденно. Ничто не располагает к взаимодействию и общению. Проектировали в первую очередь внешний вид, а интерьер получился путаным и раздробленным, как и в Доме музыки. Посетители проводят время, фотографируясь у сияющих стен снаружи, а потом идут выпить или перекусить на местной площади. Неформальные открытые пространства вокруг здания и в городе больше преуспели в объединении людей, чем предназначенные для этого здания.

Здание Современной галереи Тейт в лондонском районе Саут-Бэнк оказалось успешным по нескольким причинам. Во-первых, это реконструированное здание огромной викторианской электростанции, в нем есть историческая ценность и атмосфера. Во-вторых, там большой открытый вход и сохранен масштаб машинного зала, благодаря чему оно прекрасно просматривается: посетитель сразу видит границы помещения и ощущает визуальную связь с окружающими. Наконец, архитекторы понимали, что это не просто зал для экспозиции, но и социальное пространство. Поэтому в новом здании много мест, где можно присесть и поболтать.

В целом старинные здания привлекательнее новых. Пекин с его древними архитектурными ансамблями посещает больше туристов, чем полностью перестроенный Шанхай. Единственное, что в нем осталось от прошлого, — старые колониальные дома на набережной Вайтань. И Франция стала самой популярной туристической страной, скорее всего, именно потому, что маленькие города и деревни там хорошо сохранились.

Британский архитектурный критик, историк и архитектор профессор Кеннет Фрэмптон сокрушался, что современные здания не имеют такого же значения, как исторические. За неимением лучшего мы радуемся заурядности и безвкусице: боулинг-клубам, барам и ресторанам на окраинах больших городов вроде Лос-Анджелеса и Лас-Вегаса. По его словам, хвалить эти постмодернистские «расписные сараи» не за что, они только способствуют разобщению и одиночеству.

На примере молодых горожан очевидно, что у нас сохранился врожденный инстинкт сбиваться в группы. И приобрести культурное значение могут самые безнадежные места в городе: заброшенные рынки, подвалы, склады и пустыри. В таких развалинах молодежь собирается и создает атмосферу. Ради процветания общества это необходимо поощрять и защищать такие территории от посягательств застройщиков и коммерческих организаций.

Сетевой маркетинг наделяет общественные здания символическими образами, малоинтересными для архитекторов и психологов. Все заведения McDonald’s одинаковы, чтобы люди знали, что в любом месте гамбургер будет вкусным «как дома». И дизайн у них идентичен в любой стране мира. Там слишком яркий свет и жесткие стулья, чтобы клиенты не засиживались. Действительно приятные заведения образуются в независимых точках — кафе или клубах, организованных местными и для местных: привычных местах встреч, районных клубах, библиотеках. И архитекторы могли бы поддерживать это явление, используя незастроенные пространства города и промежутки между зданиями, и предлагать дизайн, а не диктовать его.

Развлекательные комплексы адаптируются к изменениям культурных норм. Общество сложней и изменчивей, чем подразумевает дизайн аккуратных коробок и «расписных сараев». А отсутствие социальной и экономической стабильности дало о себе знать недавно возникшей модой на временные бары, рестораны и другие общественные места и художественные мастерские в заброшенных складах. Обвал кредитно-финансовой системы сыграл положительную социальную роль: возросло количество пространств с бесплатной арендой для нужд общества. Брикстон-Маркет, некогда убыточный и обветшалый торговый комплекс, превратился в огромный процветающий ресторан, а в рыночных ларьках теперь чего только не продают — от колумбийской традиционной кухни до роскошных жареных цыплят с коктейлем писко-сауэр. Теперь это оживленное, многонациональное и гостеприимное место. Там бьется пульс Брикстона, где когда-то разыгрался самый жестокий бунт в современной истории.

Психология общественных мест: резюме

Лучший развлекательный комплекс для взрослых и детей — зеленые и водные зоны. Для снижения стресса оптимальны тренировки на природе. Лучшей альтернативой этому станут развлекательные комплексы, но открытые и гостеприимные. В них должно быть достаточно места, чтобы все желающие могли там побыть без ущерба для личного пространства. Следует поощрять молодые дарования, которые смогут наделить развлекательный комплекс атмосферой.

Для счастливой и сбалансированной жизни важны не только развлечения, но и комфортная рабочая среда. Каждому хочется получать удовлетворение от своего труда. Ниже мы рассмотрим, как дизайн влияет на стресс и производительность на рабочем месте.