Глава десятая
КРЕСЛО С СЕКРЕТОМ
Людоед Ням Нямыч Куле-Бяка жил в большой пещере, находившейся чуть в стороне от тропинки, по которой Илыо направила жаба Кваверза. Помещение было обставлено старомодной массивной мебелью. В углу висели часы. Стрелки на них были изготовлены в виде обглоданных косточек - та, что побольше, показывала минуты, которая поменьше-часы.
Ням Нямыч сидел в кресле-качалке и читал «Книгу о вкусной и здоровой пище». Пальцем он то и дело поправлял сползавшие на кончик носа очки - людоед страдал близорукостью. Уютно потрескивали поленья в камине. Тепло, спокойно. Одно плохо - есть хочется. До чтения ли тут, когда живот от голода подвело?
«Лапы протянешь от такой житухи,- подумал людоед, отложив книгу в сторону - Прямо не жизнь, а вегетарианство. Сколько дней мяса в рот не брал, фруктам и пробавлялся… Тяжело мне, старому, на добычу ходить. Разве угонишься за молодыми? Они же сейчас все спортом занимаются. Нарвался как-то на боксёра. Хотел его в рот отправить, а он меня самого отправил… в нокаут. Вот челюсть разбил.- Ням Нямыч потрогал подбородок, «поиграл» челюстью, вздохнул.- Такие пироги с маком. Пришлось новую челюсть вставлять, металлическую. И то беда: открываться-то она открывается, а вот закрывается не всегда. Я её уже и растительным маслом смазывал - не помогает. Сливочным бы попробовать, да где его взять, сливочного? Давненько его в лесную лавку не завозили. Жалобу, что ли, написать? В журнал «Лесное хозяйство». Экая бесхозяйственность, однако…
Людоед встал с качалки, прошёлся по комнате. Остановился. Потянулся. Затем; обращаясь к собственному отражению в большом овальном зеркале, сказал:
- Ох, так есть хочется, что просто сил нет. Думал, чтение отвлечёт… Хоть бы на огонёк кто забрёл. Посидели бы по-человечески. Да я любого готов с распростёртой пастью.. ой, то есть я хотел сказать: с распростёртыми объятиями., любого готов встретить.
Ням Нямыч представил, как он встречает гостя с «распростёртыми объятиями»: разинул пасть во всю ширь, только зуб золотой в зеркале сверкнул. Разинуть-то разинул, а вот закрыл еле-еле, с каким-то ржавым скрипом. В животе от голода заурчало. «Кишки марш играют,- сообразил людоед - Траурный марш по завтраку и обеду».
Понурив голову, он не то завыл, не то запел:
Жить в одиночку плохо людоеду.
Гость, будто ложка, дорог мне к обеду -
горячий окажу ему приём:
сварю в котле, кипящем над огнём.
Но прежде гостя хлебом-солью встречу
и на вопросы все его отвечу,
под марш кишок спою ему ряд тем…
А после гостя с хлебом-солью съем.
«Ой, что это я пою? Ещё услышит кто,- вдруг прекратил Ням Нямыч свои вокальные упражнения - Правду говорят, что у сытого на уме, то у голодного на языке. Заговариваться стал, вернее, запеваться. Такое, впрочем, и с людьми бывает. А людоедам ведь ничто человеческое не чуждо».
И он стал петь дальше:
Совсем теряю с голоду рассудок.
Друзья, добро пожаловать в желудок!
Так редок гость - до колик в животе.
Вы в нём себя, как дома, чувствуйте.
Людоед замолчал, задумался, даже как будто задремал.
Стук в дверь вывел его из забытья.
- Входите, входите, не заперто,- встрепенулся он.
Дверь отворилась, и вошёл Синичкин.
- Извините, я, кажется, не туда попал,- сказал он.-Снова заблудился. Я иду к Бурому болоту. Мне Нечистую Силу надо.
При виде человека Ням Нямыч засиял от счастья. Его рот как-то сам собой растянулся в радостной дружелюбной улыбке - и не подумаешь, что у людоеда может быть такая хорошая улыбка.
- Проходи, милый мальчик, гость мой дорогой. Что же ты в дверях застрял?- голодно облизнувшись и проглотив слюну, умильно выдавил он. А про себя сокрушённо подумал: «Ну и худой. Будто три дня не ел. Прямо диетический какой-то».
Людоед засуетился перед мальчиком, но не забыл на всякий случай уточнить:
- Слушай, а ты боксом часом не того., не увлекаешься?
- Нет,- ответил Илюша,- Я футбол люблю. И шахматы ещё.
- Очень рад, очень рад. Шахматы - это замечательный вид спорта. Безопасно-вкусный, так сказать. Я, когда в шахматы играю, скорей коней норовлю «съесть».
Вдруг непонятно откуда послышалось глухое «ку-ку, ку-ку». Синичкин оглядел комнату, стараясь отыскать глазами часы с кукушкой. Часы действительно имелись. Но без кукушки. Видя недоумение мальчика, Ням Нямыч разъяснил:
- Эго я вчера кукушку из настенных часов проглотил. От голода. Она теперь у меня каждый час в животе кукует. Деревянная, не переваривается. Может, уже там и гнездо свила, ха-ха-ха. Вот такие пироги. Да ты проходи, садись. Смотри, какое мягкое креслице.
- Спасибо, ноя спешу,- сказал Синичкин и направился к выходу.
Людоед преградил ему путь:
- Ну куда ты спешишь?! Посиди, отдохни.
И, схватив Илюшу за рукав, он силой усадил его в кресло.
В тот же миг невесть откуда выскочили металлические рычаги и намертво прижали Синичкина к спинке кресла - ни встать, ни пошевелиться.
- Ой, что это?- испугался мальчик.
Ням Нямыч самодовольно пояснил:
- Это я сам смастерил, из старого кресла. Схему этой ловушки я нашёл в журнале «Умелые лапы»… Ты пока усаживайся поудобней, ха-ха, а я огонь посильней разведу. А за обедом,- людоед облизнулся,- за обедом мы с тобой поближе познакомимся. Людоед лучше всего познаётся в еде.
Ням Нямыч захлопотал по хозяйству: подбросил в огонь поленьев, налил в котёл воды, почистил сковороду.
Илья попытался освободиться от тисков, по ничего из этого не получилось.
- Что вы со мной собираетесь делать?- с беспокойством наблюдая за действиями людоеда, спросил он.
- Приготовлю я тебя сейчас,- в улыбке оскалил зубы Ням Нямыч.
- К чему приготовите?- не понял Синичкин.
- Не «к чему», а «что»,- поправил гостя хозяин пещеры, посчитавший, что больше нет нужды скрывать свои истинные плотоядные намерения.- Из тебя, голубчик, я приготовлю голубцы, ха-ха… Нет, сделаю-ка я из этой крошки окрошку.
Илюша вздохнул:
- Как жаль, что я не смогу помочь Саше. Погубит его Нечистая Сила.
Людоед хозяйничал, не переставая говорить:
- Такты, стало быть, Нечистую Силу ищешь? То, что она нечистая с головы до ног, это верно. Только никакая она не Сила. Зовут её Мила. Фамилия - Грязнулькина. А Силой мы её в шутку прозвали: просто она в нашем классе в учёбе была самой слабой, всё на подсказках норовила выехать. Давно это было. Уж сколько лет прошло, как мы с ней в одной лесной спецшколе учились. Не один год вместе на последней парте сидели. Частенько она меня чернилами заливала, ох, частенько, такая была неаккуратная. Из-за этого с ней дружить-то никто не хотел. А у меня одно тогда на уме было: скушать бы чего. Или кого, всё равно. Меня в школе,- Ням Нямыч смущённо потупил глаза,- меня в школе ещё Жорой-Обжорой дразнили. Вот такие пироги… А Грязнулькина, я слышал, в институт хотела поступать, на факультет грязеведения, ей вроде бы даже сам Злой Волшебник рекомендацию туда давал. Да её ни в один мусоропровод не примут, не то что в институт. Это и к лучшему, а то наследила бы в науке, только и всего. Вот я: кулинарные курсы заочно окончил, и ничего, жую помаленьку. Правда, кроме щей, ни одного блюда по-человечески приготовить не могу, но зато мясные щи у меня получаются такие - пальчики оближешь. Меня знакомые людоеды так и называют: профессор кислых щей. Профе-е-е-ссор. Как, солидно звучит? Приятно, что ни говори, такое слышать.
Неутомимо бушевало в камине пламя. Ням Нямыч успевал и полешек вовремя в огонь подбросить, и картошечку почистить, и пол подмести, и беседу с гостем поддержать. Правда, разговор получался каким-то односторонним. Синичкин в основном молчал. Ни жив ни мёртв сидел он, вдавленный в кресло металлическими рычагами. Тяжело было у него на сердце, ведь сердце у мальчика было вовсе не золотое и даже не стальное, и уж тем более не каменное, а самое обыкновенное - человеческое, а значит, и совершенно беззащитное перед волнениями и невзгодами.
Людоед не позволял гостю скучать.
- Не завидую я Грязнулькиной,- не унимался он.- Это же надо быть такой неряхой! Хотя что там говорить, неаккуратность-то как раз и помогла ей выйти в люди. После школы, по распределению, послали её на самую грязную работу - искать ребятишек-грязнулишек, которые умываться не желают. Вредная, скажу тебе, работёнка: так испачкаться можно, что потом ни в одной химчистке не помогут. Работа вредная, потому и снабдили Грязнулькину кое-какими бумагами: талонами на бесплатное птичье молоко да проездными документами на все виды наземного транспорта. Кто снабдил? Известно, кто -Злой Волшебник. Он у нас в школе на полставки работал. Зловредность преподавал. Попробуй только у него урок не выучить - живо какую-нибудь пакость подстроит. Злой Волшебник и взял потом Силушку-Бессилушку к себе на работу. Даже договор с Грязиулькиной заключил: он её врагов в пыль превращает, а она ему обманщиков поставляет. Ты спрашиваешь, для чего обманщиков-то?- посмотрел на Синички на людоед.
- Ничего я не спрашиваю,- с трудом произнёс Илюша.
Ням Нямыч как ни в чём не бывало продолжал:
- Ясно, для чего - он из обманщиков себе помощников по особо грязным делам готовит. Считает, что лгунишки для этой цели лучше всего подходят. Вот такой договор. Да только нет у Грязиулькиной врагов - добрая она, уж я-то знаю: столько лет с пей за одной партой просидел, столько чернил пролито вместе. Даже на второй год с ней оставались. Так что некого в пыль превращать, нет у неё врагов. Хотя и друзей у неё тоже не имеется. Ой, чуть не забыл. Забегала ко мне Нечистая недавно. Жаловалась, что никаких нечистых сил у неё больше нет оставаться па этой грязной работе. Но куда денешься? Злому Волшебнику без помощников никак обойтись нельзя: в одиночку ведь не много зла сотворишь. Не расторгнет он с ней договор по доброй воле, разве что по злой?.. А с Нечистой мальчуган какой-то был, даты слышишь меня или нет?
- Слышу, слышу,- откликнулся Синичкин.-Это, наверное,Саша был. Мы с ним в одном классе учимся.
- Я чуть этого Сашу не проглотил, как кашу, ха-ха. Да Сила за него вступилась. Но я его всё равно не стал бы есть: больно грязный он был. Проглотишь такого - потом ещё дизентерией заболеешь. И мытьё лап перед едой не поможет. Вот такие кренделя.
У людоеда опять в желудке кукушка заголосила.
- Раз, два, три, четыре,- сосчитал он её «ку-ку», загибая на лапе пальцы.- Ого, четыре часа уже. Обедать давно пора. Заговорился я с тобой… Одного только не пойму: и чего ради из-за какого-то грязнули ты собой жертвуешь? Сидел бы лучше дома. Издалека, видно, пришел. Ишь, исхудал-то. Безаппетитный ты, честно говоря, кожа да кости. Смотреть не на что, не то что есть. Нет, не понимаю.
У Илюши тело задеревенело без движений. Рычаги так крепко держат, что и дышать нелегко. Собрав последние силы, он произнёс
- Саша добрый. И не жадина. Только мыться не любит. Считает, что никому от этот не хуже, если у него руки грязные. И в футбол он лучше всех в классе играет. Он меня «сухому листу» научил.
- Какому сухому листу -лавровому?
- Нет, это так в футболе «резаный» удар называется. Мяч после нет но дуге летит… А Сашина модель космической ракеты?! Она же первый приз на школьной выставке получила.
- Так дружок твой, значит, космонавтом мечтает стать?- рассмеялся людоед.- Он же в полёте с ног до головы в космической пыли измажется. Неряха, он и в космосе неряхой останется. Туда только аккуратных берут… Я бы в одиночку ни за что в ракете не полетел: кушать некого… Слушай, а ты руки помыл?- неожиданно обратился Ням Нямыч к мальчику.
- Как же я их помою, если я двигаться не могу? Да и зачем?- хмуро спросил Синичкин.
- Как зачем?! Я сейчас ужинать буду, а перед едой всегда надо руки мыть,- сказал людоед и громко захохотал, довольный собственной шуткой.
- И совсем не остроумно,- осадил его Илья.
В этот момент вода в котле шумно закипела. Пар из-под крышки так и забил в разные стороны.
- Эх, и заболтался я с тобой, соль забыл положить. И перца нет,- огорчился Ням Нямыч.- Придётся в погребок слазить. У меня там целая банка молотого перчика припасена.
В пещере имелось два выхода - как раз один против другого, в противоположных концах помещения. Через «чёрный ход» Ням Нямыч вышел во двор, спустился в погребок за перцем.