Сестра стояла у окна и отрешённо пялилась в небо, как покинутая фрёкен Бок.

Взъерошивая мокрые волосы полотенцем, я подошла к ней, тоже воззрилась вверх и увидела сотни белых росчерков по лазури. Ничего в этом не было удивительного, кроме того, что росчерки были будто гребешком проведённые, строго вертикальные.

— Эй, ты чего?

— А?

— Чего случилось, говорю?

— А-а. Так это. Всё.

— Что — всё?

— Всё, они улетели.

Я аж полотенце выронила.

— Как? А разрушения? А инопланетная экспансия? А война с оккупантами?

— Не будет ничего.

— Но как не будет?

— Вот так.

— Но столько лет только войной и живём! Все репортажи о ней, вся промышленность на неё работает! Как мы дальше-то? Я уж и не помню, как раньше было.

— Вот так. Пока ты голову мыла, они так и объявили: как хотите, так и живите. Мы устали с вами бороться.

— Но… но… а нам теперь с кем бороться?

— Друг с другом, наверно. Так испокон веков было: люди всегда найдут, с кем повоевать.

— Друг с другом? Но я не хочу! Друг с другом я дружить хочу!

— Никто не хочет. А придётся, — вздохнула сестра.

Я сжала кулаки и прикусила губу, чтобы не заплакать. Они улетели, теперь будет война брат на брата, да ещё я всё пропустила, пока в душе была! Ну что за наказание!

И тут свершилось чудо! Белые полоски расчесали небо сверху вниз. Их рисовали яркие-яркие, как прожектор, зелёные шары.

— Они вернулись, вернулись!

Я завизжала, запрыгала, стиснула сестру и всё-таки заревела. Сестра только болталась в моих объятиях. На любое потрясение у неё реакция одна — ступор.

А мир между тем наполнился звуком.

«Ну ладно, мы передумали. А то ж вы поубиваете друг друга. Но так больше продолжаться не может. Поэтому давайте договариваться».

— Договариваться! — прошептала я. А сестра только счастливо вздохнула.

И все на Земле поняли, что войны не будет. Будет мир.