Сашка Молчанов вскочил с будильником ровно в семь утра по демисезонному времени.

— С новым утром! — крикнул он.

Родители отозвались хором, но невнятно: мама красилась, папа брился — обычный рабочий передельник. Подросток быстро оделся, умылся, побросал в рюкзак «Науки», «Родной язык», «Реформы как путь к прогрессу», набил пакет сменкой и физкультурной формой. Позавтракал, помахал родителям и выскочил на улицу.

Дома были увешаны флажками и плакатами, маляры споро красили бордюры и заборы, ведь сегодня было 27 новабря, а это значило, что всего через три дня будет большой юбилей — 50 лет Времени Перемен.

Сашка бежал вприпрыжку, рюкзак весело поддавал по спине, а пакет по икре: ну что же ты, давай, лети быстрее! Школьник улыбался погожему дню, люди тоже улыбались. На перекрёстке надо было дождаться синего, и от нечего делать парнишка стал читать плакаты: «Стагнация — это тупик. Мы выбираем новое!», «Только путём постоянных экспериментов можно прийти к идеалу», «Перемены — это движение. Мы — это вечный двигатель!»

Синий свет загорелся, и поток людей повлёк Сашку по Реформаторской. Он свернул у дома, где ещё висела табличка, гласившая: «Улица Главная». Она была прибита поверх ещё какой-то таблички, но рассматривать, что там написано, подростку было некогда: его будильник показывал демисезонное время чисто из-за Сашкиного упрямства, а вся страна уже перешла на летнее.

Школьник едва успел ворваться в класс и встать в последний ряд, для высоких ребят. Буквально тут же вошёл учитель, сказал: «С новым утром!» Поднял руки, и двадцать пять мальчишек и девчонок грянули:

И примерно так ещё два куплета. Потом Павел Андреевич достал чёрный ящик с вопросительными знаками на боках, подростки побросали туда свои жетончики, учитель с лотерейным грохотом их перемешал. Настало время регулярной ротации, и сердце у Сашки забилось. Может, хоть на этот раз повезёт!

Павел Андреевич заглянул в журнал, подозвал Агафонову и велел ей тянуть. Лене досталось место на задней парте среднего ряда. Она вздохнула и поправила толстые очки. Рита, первая красавица из параллели восьмых переходных, покачала головой и тихо сказала Лене: «Мне наверняка выпадет поближе, я с тобой поменяюсь!» И пошла тянуть следующий, ведь она была Асеева.

Сашка зачарованно любовался солнцем, игравшим в её роскошных каштановых волосах, а потом прекрасным, слегка огорчённым лицом: ей тоже досталась последняя парта. Рита склонилась к Лене и что-то утешительно зашептала, а Сашка так размечтался, смотря на линию Ритиной шеи, что чуть не прозевал свою очередь. Погремел жетонами в чёрном ящике, прикусил щёку и… вытащил место за первой партой у двери.

Стараясь не показать своего торжества, он подошёл к Лене и, смотря куда-то в окно, сказал: «У меня первая. Хочешь, давай меняться». Отличница радостно заблестела очками, взяла у Сашки счастливый жетон и передала ему свой, куда более счастливый. Парень кивнул, засунул руки в карманы и встал в свой ряд, втихую наслаждаясь завистливыми взглядами одноклассников.

Вскоре ротация закончилась, школьники спели первый куплет гимна ещё раз и расселись по своим местам. Павел Андреевич писал на доске тему: «Зачем ввели новый календарь», ребята тихонько переговаривались, будто заново знакомясь, доставали учебники и тетради. Рита прищурилась, переписала тему, а потом вдруг улыбнулась Сашке и сказала:

— Ты молодец, что поменялся с Леной. Она совсем ничего не разглядела бы. Даже мне отсюда плоховато видно.

— Ты что, хочешь пересесть? — спросил мальчишка, силясь изобразить спокойствие в голосе.

— Если бы хотела, уже пересела бы, — прошептала она и тряхнула чёлкой. — По правде, мне здесь даже нравится…

Она снова улыбнулась, а Сашке как будто дубиной блаженства все мозги отшибло.

* * *

А в это время Сашкин отец, Игорь Молчанов, перебирал свои бумаги и встревожено бормотал. Ну никак, никак он не успевал выполнить план. Сегодня нужно было сдать Напёрсткам идеи новых реформ, но как назло двух не хватало, а вдохновение куда-то испарилось.

— Ром, выручай, — простонал Игорь, показывая свой ущербный список. — Вообще не думается.

— Поройся в старых записях, — лениво ответствовал коллега, разогнул скрепку и воткнул в кабинетный кактус. Тот уже и так был похож на биоробота-дикобраза, но у Ромы скрепок было много.

— Да в каких старых записях? Всё куда-то делось, когда нас перевели на пятый. Да и вообще, после переформирования Отдела новых идей в Проектное бюро перемен, всё самое свежее затерялось где-то в картотеках. Помоги, а?

— Ну не знаю, — протянул друг, пожевал карандаш, воткнул в кактус ещё одну скрепку. — Введение наказания за стародумство и консерватизм.

— Так оно уже есть, — возразил Молчанов.

— То административное, а у тебя будет уголовное. Распиши там покрасивше: реакционная деятельность, распространение ностальгических настроений, пропаганда стабильности и всё такое прочее. Матрёшке точно понравится.

Он даже голоса не понизил, бросил небрежно, как о близком знакомом. Игорь и помыслить не мог, чтобы в самом сердце Департамента перемен назвать Триаду унизительным прозвищем типа Матрёшки или Напёрстков. Разве что про себя, да и то шёпотом. Он проглотил своё замечание и спросил:

— Хорошо, про наказание — допустим. А второе что?

Рома ковырялся разогнутой скрепкой в зубах. Истерзанный кактус, наверное, внутренне дрожал — совсем как Игорь, уже вообразивший себе гнев Триады при виде куцего списка идей.

— А что мне за это будет? — Рома безжалостно воткнул очередную скрепку.

— Новый кактус, — буркнул Молчанов, не успев удержать язык, и зажмурился, мысленно отвешивая себе леща.

Но мучитель кабинетных растений только растянул губы в довольной предвкушающей улыбке, задумчиво погремел нераспакованной коробочкой цветных кнопок-гвоздиков.

— Хорошо. Только большой и мясистый такой, — словно бы нехотя согласился он. — И ящик скрепок и кнопок. Разных размеров, форм, цветов и всё такое прочее.

— Как скажешь, Рома, только выручи. Уволят же!

Истребитель кактусов закрыл глаза, приложил пальцы к вискам и скорчил такую мину, будто мистически прозревал, где закопано наследство двоюродной бабушки.

— Помнишь, как у нас в школе ротации были?

— Ну.

— Гну. Предложи: чтобы дух перемен проник повсюду, устроить ротации на всех уровнях, во всех учреждениях. Когда человек сидит на одном месте, он привыкает, успокаивается, коснеет — и кирдык! Энтропия и всё такое прочее. Этого никак нельзя допустить. Скажешь, что это передовой зарубежный опыт…

— Но я ж не могу врать!

— Тогда скажи, что даже за рубежом до такого не додумались! Только мы, как всегда, новаторствуем и пионерим. На кого ещё планете надеяться? На кого, я тебя спрашиваю?

— Не на кого, не на кого, — поддакнул Игорь, быстро фиксируя Ромины откровения.

— То-то, — кивнул спаситель сотрудников и губитель горшочных насаждений. Подумал и с размаху вонзил в израненное тело кактусобраза остро заточенный карандаш.

* * *

«Напёрстки» сидели в Розовомраморной зале за третьей переменой блюд. Близился к концу срок правления Олега Васильевича. За ним будет Михаил Семёнович, потом Пётр Петрович и опять Олег Васильевич, пока для одного из них не наступит время совсем без перемен. Но члены Триады о таком не задумывались за обедом. За обедом они любили поговорить об общем, частном и разном. Вместе с крошками и неосторожно оброненными кусками на пол падало: «иллюзия движения — не есть само движение, но её вполне достаточно…», «перемены — суть средства, помогающие контролировать социум…», «в суете сует, мелькании ярких заявлений и обещаний, под эгидой стремления к идеалу…» И далее в таком духе. Эта Матрёшка, как и её предшественники, отличалась острым и могучим умом, тонким чутьём на выгоду и хитростью, какую редко встретишь даже в сотне политиков.

— Как вы думаете, чем нас порадует сегодня Отдел новых идей? — спросил действующий правитель своих десницу и шую.

— Теперь это Проектное бюро перемен, Олежек. Только ведь в прошлую мероприятницу подписывали, а ты уж и забыл, — пожурил его Михаил Семёнович, пережёвывая куропачью грудку.

— Вот ещё, всякую бумажку не упомнишь.

— Я думаю, как всегда тоску какую-нибудь притащат, — авторитетно заявил Пётр Петрович, брызжа жирными каплями. К счастью, размеры Розовомраморной залы позволяли поставить такой стол, что каждый обедающий мог брызгать сколь угодно и не попасть на сотрапезников. — Про флаги, гимны, систему льгот и образование. В последние годы с ними так скучно!..

— Не скучно, Петюня, а безмятежно, — наставительно потряс косточкой Михаил Семёнович. — Не ради ли этой привилегии ты рвался в Триаду? Нет? Не ради того ли, чтобы точно знать, что будет завтра? Чтобы жить спокойно и вольготно?

— Не зна-аю… — с сомнением произнёс Петр Петрович, деликатно прикладывая к губам белейшую салфетку. — Всё-таки, мне кажется, скучновато… Хочется чего-то…

— Перемен? — невинно предположил Олег Васильевич, и после мгновения тишины Напёрстки беззаботно рассмеялись.

* * *

Игорь выходил с собрания встрёпанный и ошарашенный, Рома — нахохленный и хмурый.

— Ромка, — хрипло начал Молчанов, — я тебе такой кактусище куплю, ты его и за пять лет не убьёшь!

Друг только дёрнул плечом.

— Спасибо тебе, дружище! — тараторил Игорь. — Как ты мне помог! Видишь, какой ты гениальный! Твои идеи приняли на «ура!»

— Да, но только все думают, что это твои идеи, — проворчал мучитель зелени.

— Ну не дуйся, Ромка! Кто мог подумать, что так обернётся? Даже ты, наверно, не мог предположить.

— Если б мог, сам бы и представил Матрёшке.

Игорь помолчал. Ему и так было очень неловко.

— Ну хочешь, я всем потихоньку расскажу, что это ты придумал?

Коллега отмахнулся.

— Какая теперь разница? Это ведь ты на юбилейном параде будешь публике с трибуны приближённых махать, не я. И это ты получил повышение и прибавку.

— Ты что думаешь, я тебя брошу? Наоборот! Я тебя порекомендую. Везде за тебя словечко замолвлю. И не забывай про кактус.

Ромка чуть повеселел, но только он взялся за ручку их кабинета, как подскочила вертлявая Зинаида из Отдела скорейшего внедрения.

— Мальчики, а куда это вы? В связи со вновь поступившим предложением Молчанова ваше бюро переезжает на девятый этаж. Пойдёмте, нужно принять помещение.

— А как же вещи? — растерялся герой дня.

— Вещи? Какие вещи? Их в комнату пропаж передадут. Или в картотеку. Или на склад. Там разберётесь. И вот ещё чего: так держать, Молчанов. Мы уж и не надеялись, что ты что-нибудь путное придумаешь, а тут целые две идеи, да какие! Далеко пойдёшь!

Игорь смущённо и с лёгким оттенком вины улыбнулся Зинаиде и Ромке и пошёл, влекомый коллегой, всё выше и выше по карьерной и департаментской лестнице (просто лифт не работал).

* * *

— Таким образом, наиболее рациональным вариантом сочли девятидневную неделю в её нынешнем виде, — тоном проповедника диктовал Павел Андреевич. — Также введение новых названий месяцев и смещение сезонов на полтора месяца вперёд привели к созданию нового светского календаря, который ближе к природному, нежели старый светский и церковный. Новое летоисчисление, или «Время Перемен», стало вызовом всей предыдущей истории…

В коридоре заиграла классическая музыка, которая лучше влияет на психику учащихся, чем обычный звонок.

— Итак, урок окончен, задание на перестройник вы знаете. Идите на перемену!

— Вот такие перемены я люблю, — шепнул Сашка, а Рита хихикнула.

В школьном дворе было шумно и многодетно, поэтому они с Ритой сделали умнее: не пошли на улицу, а уселись на подоконнике, подставив лица солнцу. Ребята снаружи носились, младшеклашки верещали и дрались, совсем старшие мальчики пошли за школу курить, думая, что там их никто не увидит. Рита наблюдала за детворой, болтая ногами. Потом вдруг посерьёзнела и спросила:

— Твой папа ведь в департаменте работает?

— Угу, — настороженно ответил Сашка, не понимая, к чему она ведёт.

— Как ты думаешь, это правда — то, что нам рассказывают?

— Кто рассказывает?

— Ну… все. Павел Андреевич, родители, Триада. Про перемены.

Сашка нахмурил лоб. Он не привык о таком задумываться.

— Ну, бабушка говорит, что это всё из пустого в порожнее. Что это только людей отвлекает. А потом сразу начинает про Бога, про всякое такое…

Рита слушала внимательно, не улыбалась. Сашка посмелел и продолжил:

— Про Бога не знаю. Но, наверное, много есть ненужного. Например, вот зачем убрали историю? Мне она нравилась, а теперь её вдруг капитально пересматривают. И правда, все мечутся — вроде заняты, вроде движутся, а на самом деле всё это глупости…

— Да. Перемены ради перемен, просто чтобы что-то делать, — согласилась Рита и подсела чуть ближе.

— Но бывают и очень нужные перемены. Очень долгожданные и очень приятные.

Сашка достал из нагрудного кармана счастливый жетончик. Плечо каштановой красавицы коснулось его плеча, и, когда какой-то малявка на улице крикнул: «Жених и невеста!» — Сашка и не подумал наорать на него в ответ, а Рита и не подумала отодвинуться.

Наверное, пришло их Время Перемен.