Наташа спустилась с чердака пыльная, но такая довольная, что её улыбка, казалось, заполнила всю комнату.
— Вы и не представляете, что я нашла!
Отец оторвался от документального томища «Войны людей», мать подняла глаза от любимого Булгакова, Никита заломил уголок у «Страшных сказок про иллу», но тут же получил шлепок по затылку от близняшки Ларочки и расправил страницу. Только Мишаня никак не отреагировал на Наташин возглас: он смотрел одновременно мульт-канал, столетнее ток-шоу, запись «Жизели» и фильм о дикой природе, но никому не мешал, потому что смотрел без звука.
Убедившись, что все, кто может оценить её находку по достоинству, ждут и внемлют, Наташа вынула из-за спины толстую тетрадку и показала родным с таким видом, будто только что разгадала секрет иллуанского крылатика.
— Книга! — воскликнула маленькая Ларочка. Она тоже любила читать, хотя и не так сильно, как старшая сестра. Наташа уже перелопатила всю богатую и разнообразную домашнюю библиотеку и теперь отважно штурмовала Университетскую.
— Не просто книга, а записки нашего прапрадедушки Лёни. Он пишет про первые годы после Вторжения!
— Как интересно, милая! — улыбнулась Катерина Петровна и взяла спицы и клубки. — Давайте послушаем!
— Да, Наташа, почитай, почитай! — стал канючить Никита. Всё, связанное с иллу, приводило его в восторг.
Все отложили книги, даже Мишаня что-то буркнул, но от экрана так и не отклеился.
Наташа села в скрипучее кожаное кресло и обвела глазами любимые, горящие интересом лица. Это ли не счастье?
* * *
«Не знаю, зачем я взялся писать. Многие могут сделать это куда лучше меня и, возможно, уже сделали. Просто мне важно подвести итоги пятилетнему засилью иллу на Земле. Я много думал на эту тему, у меня информация, можно сказать, из первых рук, друзья подсказали мне много интересных мыслей. Отчасти, наверное, я пишу для потомков…»
* * *
— Для нас, для нас, — прошептала Ларочка, а когда брат зашипел на неё, только отмахнулась.
* * *
«… и поэтому расскажу, как всё начиналось. Мы жили беззаботно. Государства привычно собачились между собой, люди беспокоились только о деньгах и при первой же возможности захламляли свою жизнь лишними вещами, занятиями и временем, проведённым без малейшей мысли в голове. Но всё изменилось в одночасье, и после иллу Земля уже никогда не будет прежней.
Пять лет назад я стоял на остановке после работы, играл в телефон, ждал автобуса до дома и не думал ни о чём вечном или великом. Пришельцы явились почти беззвучно. Тогда мне показалось, что они сплющили весь город в двух шагах от моей остановки, хотя на деле они раскатали в блин только два квартала. Страшно подумать, сколько людей погибло на всей планете в этот миг.
Началась паника, но даже в безумном сумбуре машины останавливались и подбирали с обочины совершенных незнакомцев, увозили из опасной зоны. А на глянцевую площадку, на месте которой только что был кусок района с домами, дворами, деревьями и с таким множеством жильцов, величественно опускалась гладкая асимметричная конструкция, формой напоминавшая расплавленный пластиковый стаканчик. И запахом, кстати, тоже.
Трудно описать, что творилось со мной в тот момент. Я, как зачарованный, уронил телефон и пошёл к кораблю чужих. Они уже высаживались и быстро-быстро что-то возводили. Я осторожно приблизился на расстояние крика и, собственно, крикнул. Ноль реакции. Тогда я подошёл ближе. И ещё ближе…»
* * *
— Интересно, в этой тетрадке есть что-нибудь про сопротивление вторженцам? — задумчиво проговорил Александр Иванович. Его страстью были книги о шпионаже и интригах, предательстве и героизме, трусости и самопожертвовании. Иногда Наташа смотрела на отца и думала, что, если бы современному миру нужны были рыцари, папа с копьём и в доспехах выглядел бы куда естественнее, чем с книгой и в мягком свитере.
— Возможно, есть, но не личный опыт, это уж точно. Насколько я знаю, прадедушка Лёня не участвовал в этих конфликтах, — весомо заявила Катерина Петровна. Она была семейным историком, и в таких вопросах никто не стал бы с ней спорить. Впрочем, с мамой вообще редко кто спорил.
— Ну, а вдруг как двойной агент? — Александр Иванович зажмурился от удовольствия, представив себе такой расклад.
— Почитаем и узнаем, — предложила Наташа.
* * *
«Чужие были вдвое выше меня, похожи на застывшую морскую волну, готовую завернуть свой гребень и обрушиться на берег. Они странным образом одновременно и впитывали, и преломляли свет, отчего вокруг их тел образовывался индиговый ореол. Я закричал снова. Взмахнул руками. С текучей стремительностью один из пришельцев перекатился ко мне — точно как волна — и навис, перебирая гребнем, словно каракатица. В сполохах синего сияния, вроде бы, появлялись более светлые участки, мелькания и проплешины, но в остальном существо зловеще молчало.
Я вытянулся по стойке „смирно“ и старался даже не моргать. Не помню, что говорил в тот момент. Помню, что очень хотелось жить. Существо нависало надо мной недолго (со стороны недолго, а так-то целую вечность), а потом потеряло интерес. Я подумал, что, наверное, не звук заставил его обратить на меня внимание, а движение. Может, эти твари вообще не видят неподвижные объекты?
Махнул рукой. Чужак вернулся. Я попытался жестами повторить изгибы сияния над его гребнем. Получилось не очень, но мои усилия оценили. Инопланетяне столпились вокруг и стали показывать мне праздничную иллюминацию полярного неба, а я как мог, копировал. Лучше всего получалось изображать длинные, медленно тянущиеся прямые лучи в количестве не более двух. В общем, начало контакту было положено».
* * *
— Если бы иллу прилетели при мне, я бы их тыщ-тыдыщ, та-дада-дада! — грозно размахивая руками, протарахтел Никита. Мишаня забурчал, а Никита получил новый подзатыльник от сестры. Ларочка была великим усмирителем, хотя чаще всего проказы затевала именно она. Братец больше языком любил молоть.
Катерина Петровна покачала головой, не отрываясь от вязания, и близнецы притихли, как шкодливые котята.
* * *
«Иллу оказались очень смекалистые. Кстати, слово „иллу“ — это не самоназвание, сами-то они вообще звуков не издают. „Иллу“ назывались инопланетные захватчики в популярном канадском сериале, который начали показывать за несколько месяцев до Вторжения. Вторая основная группа чужаков раскатала себе площадку под застройку как раз в Канаде, и Жоресу Джиннису, невольно ставшему, как я, специалистом по связям чужаков с общественностью, это слово первым пришло на ум. Так и повелось. Надо же их как-то называть.
Я много чего узнал о пришельцах, ведь они меня далеко от себя не отпускают. Сам к ним сунулся — сам виноват. Выяснилось, что общаются иллу при помощи образов, которые возникают в их ореоле в практически недоступном человеческому глазу диапазоне. Впрочем, вскоре я стал видеть эти образы (хотя и не все: слишком быстро они мелькают) и даже отчасти понимать. Похоже, иллу нехило излучают. Я ещё порадовался, что дети у меня уже есть…»
* * *
— Но всё равно он, когда к семье возвращался, немного облучал, — тихо сказала Ларочка.
Мишаня невразумительно поддакнул, остальные закивали. Мама сосредоточенно звякала спицами.
* * *
«…Позже я не раз думал, что соваться к только что севшему инопланетному кораблю и непонятным чужакам следовало бы в защитном костюме, если не скафандре, со всевозможными датчиками и счётчиками, и при малейшем пиканье приборов мчаться оттуда, сверкая пятками. А если костюма нет, то просто пятками сверкать. Но в первую минуту Вторжения такая мысль пришла бы разве что учёным, а мы-то не учёные. Мы с Жоресом всего лишь обычные люди, настолько смелые или глупые, что полезли знакомиться.
Знакомиться иллу были совсем не прочь, сразу же взяли меня в оборот. Как и Жореса на противоположном бочку уютного шарика. Больше специалистов по связям с людьми чужие не брали: двойка — это их число, два пришельца-вожака в России и в Канаде, остальные группы равномерно рассыпаны по Земле. Позже я узнал, что на нашу планету прибыло около шести миллионов иллу. Но всё по порядку.
Отвели меня на корабль. Внутри всё было изгибистое, с наростами неясного назначения, вроде сталактитовой пещёры. Меня запихнули в поставленную на попа ванну с бирюзовой жидкостью наподобие киселя, которая, вопреки законам земной физики, никуда не вытекала. Я упирался, но ничего не смог поделать. Едва жидкость накрыла меня с головой, я подключился к мозгу Жореса и увидел разумы всех иллу на Земле. До сих пор страшно вспоминать, как множество мыслящих существ без спросу ворвалось в мир, который я считал своим собственным и недоступным для других. Начался бешеный обмен данными, целью которого было составление общего словаря-образаря. Мой мозг работал на пределе, но сознание вернулось только тогда, когда мне позволили вывалиться из бирюзовой купели Приобщения».
* * *
— Вскоре после Вторжения иллу поняли, что корабли не починить и совершенно их забросили. Когда они покинули корабль, севший у нас в городе, туда приехали представители власти и учёные и обнаружили, что купель, про которую пишет Леонид Семёнович, пропала. Только через пятнадцать лет она объявилась в коллекции одного японского музея.
Александр Иванович знал много интересных фактов и умел вовремя их преподнести. Студенты его обожали.
— А канадская «купель» так в Канаде и осталась, — с горчинкой улыбнулась Катерина Петровна. — Извини, Наташ, опять мы тебя перебили.
— Ничего страшного, мы ведь никуда не спешим.
* * *
«Иллу поняли, что мы совершенно не умеем формировать образы, поэтому начали развивать у себя органы речи и восприятия звуков. Пока у них плохо получается, но они думают, что через пару поколений смогут общаться на языке людей. А на первое время они изобрели проектор-переводчик. Сидят себе человек и иллу и жаждут общаться. Между ними проектор стоит. Он включается, и рядом с иллу возникает картинка человека (проектор считывает синие сполохи над гребнем чужого, преобразует в звуки нужного языка, а двуногая голограмма открывает рот). Напротив, около землянина, появляется призрак иллу, заменяющий людские звуки на переливы индиговой ауры. Бывают, конечно, с этим проектором казусы — и немало, но так мы и общаемся, потому что в ванну я отказываюсь лезть. Иллу удивляются. Они-то в постоянном, пусть и не таком полном, как в ванне, контакте со всеми представителями своей расы в пределах Земли. Связь с теми, кто остался на родной планете, они потеряли, когда ушли в мягкое-белое-скольжение-по-прозрачной-глади-„непонятный образ“. Кстати, даже тех обрывков информации, которые мы с Жоресом Джиннисом, как умеем, пересказываем астрофизикам, достаточно, чтобы учёные хватались за головы и, скрипя мозгами, перестраивали известную человечеству модель Вселенной.
Иллу многое удивляет в людях. Например, наша система общения. Они считают, что словесная передача смысла — прошлая ступень эволюции. Из-за этого они изначально приняли нас за животных с усложнёнными поведенческими инстинктами. Очень долго пришлось объяснять им про книги. И про разные языки. Вот этого иллу совсем не понимают, выдают образы вроде „вы-же-и-так-не-приобщаетесь-к-остальным-разумам-а-если-ещё-и-системы-обмена-информацией-разные-как-вы-вообще-умудряетесь-друг-друга-понимать-потому-вы-такие-жалкие-медленные-и-отсталые“. Сами-то чужие очень быстрые, я, кажется, уже говорил. И в движениях, и в общении, и в принятии решений. Я думаю, это из-за того, что образы намного ёмче, доступнее и однозначнее слов, которые только криво отражают действительность, а не чётко отпечатывают её в индиговой ауре. И ещё потому они быстрее, что живут совсем недолго — около семи лет».
* * *
— Как им, наверное, странно и дико было узнать, что такие жалкие и медленные люди живут настолько дольше, — проговорила Катерина Петровна.
— Мам, ну ты же не обижаешься на черепах, — отозвалась остроносенькая Ларочка. То-то язва будет, когда вырастет!
* * *
«Что иллу забыли у нас? На самом деле, им на Землю и не надо было. Они про Землю и знать не знали. Шесть миллионов инопланетян летели себе в некоего рода паломничество (если честно, я так до конца и не разобрался), как летали миллиарды до них, но на этот раз техника подвела, и корабли выплюнуло из белого скольжения в районе Сатурна. Из всех планет Солнечной системы им подошла по условиям только Земля, и то, похоже, не идеально: у новых отпочковавшихся иллу и аура гораздо бледнее и мутнее, и рост поменьше, и прозрачность переменная. Думаю, чужаки и сами знают, а от людей скрывают, только я хочу обнадёжить человечество: это всё ненадолго. Иллу, вторгшиеся в наш мир, вымирают. Каждый чужой за свой семилетний цикл может отпочковать только двоих потомков, а прилетевшие к нам уже оставили минимум одного наследника на родной планете: иначе их не пустили бы в космос. Среди тех иллу, что родились (то есть произошли) на Земле, не больше четверти дадут двоих потомков, притом не факт, что здоровых. В этом чужаки безжалостны, как спартанцы: если у новой особи обнаруживается серьёзное отклонение, её перерабатывают на мерду.
Тут-то я и подошёл к ещё одному важному вопросу. За название, опять же, отдельное спасибо Жоресу, лучше слова для этого вещества не подберёшь».
* * *
— Что значит мерда? — заинтересовался Никита.
— Это по-французски, — сказал Александр Иванович.
— Наташа знает французский. Письма Ричи пишет, как при царе. С сердечками, — не унимался мальчик.
— Тут про мерду дальше объясняется, — увильнула покрасневшая Наташа и продолжила читать.
* * *
«Именно мердофабрики иллу начали возводить на раскатанных площадках по всей Земле, едва только высадились. Из мерды они делают всё. Они её и едят даже, кажется. Ну, то есть потребляют. А мерду тоже можно делать из всего, что душе угодно, даже из людишек, несогласных с новым режимом. Конечно, удобнее из углекислого газа, а этого добра у нас в достатке.
Ныне живущим про мерду пояснять не надо. А для потомков, пожалуй, скажу. Дрянь это, одним словом. Грязно-коричневого цвета; воняет так, что без маски стоять рядом невозможно, да и с маской не шибко сладко; консистенция как у фарша, наверное. Изготовляется при затратах огромных ресурсов и в смешных количествах — из тонны сырья миллиграммов двадцать выходит. Притом иллу жить без мерды не могут, поэтому нужно поддерживать производство постоянно. И вдобавок ко всему, эта дрянь тоже излучает, потому как людей, которые видят синие образы иллу, в мире уже десятки, и все они, кроме нас с Джиннисом, — работники мердофабрик.
Немалую долю работоспособного населения Земли (точную цифру привести не могу, но в целом, всех, кого сочли не-жизненно-необходимыми-для-поддержания-стабильного-функционирования-планетарного-организма) загнали кого на добычу сырья, кого на транспортировку, кого на производство, кого на обслуживание мердофабрик. Двенадцать часов в день академики корячатся рядом с бомжами, балерины рядом с менеджерами-консультантами, светские львицы рядом с маньяками-убийцами (статистиков тоже отправили работать на иллу, поэтому с точными цифрами у нас напряг). На эту тему мой хороший друг, бывший редактор из бюро переводов, написал отличную и правдивую книгу „На вес мерды“…»
* * *
— Я её читала, — прервалась Наташа. — Атмосфера там была, прямо скажем, страшная, почти как в концлагере, с той только разницей, что с родными не разлучали.
— Читай дальше, — потребовал Никита. Старшая сестра кивнула.
* * *
«Даже я, совершенно не специалист, могу сказать, что мировая экономика превратилась в мердопрах, притом что бежать некуда, помощи ждать не от кого, а уничтожить пришельцев можно только вместе с Землёй-матушкой. Но я уверен: отчаиваться не стоит.
Иллу не такие уж плохие. Они пытаются нас понять, к нам приспособиться. Даже звуки начали издавать, хотя, судя по аурам, это для них неприятно. Мы с Жоресом уговорили их не раскатывать новых площадок под мердофабрики посреди населённых пунктов и не сажать корабли хотя бы на объекты под охраной „ЮНЕСКО“ („ЮНЕСКО“ ведь защищает всемирное наследие только от людей, а с пришельцами им не сладить).
Чужие нас изучают, притом довольно вежливо. Если хотят провести эксперимент, сначала благоразумно спрашивают, не приведёт ли это к летальному исходу. Изучают и нашу культуру. Книги они не понимают в принципе, музыка им как слизняку соль, изобразительное искусство не впечатляет, зато кино им интересно. Правда, год назад они отрубили всему человечеству телевидение и интернет, объяснив, что у-вас-слишком-длинная-жизнь-если-вы-можете-столько-времени-тратить-на-эти-картинки-лучше-делайте — „образ, обозначающий мерду“. Сейчас у нас идёт эпоха расцвета кино не для людей, и мерды в это вбухивается столько, что Индия купила шмат Австралии и кусок Африки и переселила туда часть своих граждан, которым на родине плодиться уже некуда. Крупнейшие американские кино— и телеконцерны заменили собой официальное и теневое правительство (прежнее было пущено на мерду, когда воспротивилось тому, что коричневая дрянь стала главной мировой валютой). Би-би-си тоже не скучает, часть вырученной мерды демонстративно отдаёт совсем уж бедствующим странам. Кстати, международные отношения стали намного теплее. В одной лодке сидим всё-таки. А Россия что же? А мы фаталистично пожимаем плечами и тихо производим основную долю мировой мерды. И ещё снова стали самой читающей нацией…»
* * *
Книголюбы гордо переглянулись при этих словах.
* * *
«И я полон оптимизма. Я говорю: не надо отчаиваться. Недавно встречался со старым другом, Антоном Антоновичем Зотовым. Это бывший специалист по динамической социологии, гениальный учёный, философ, в свободное от работы на мердофабрике время изучающий иллу. Он один из немногих, кто не отвернулся от меня, не начал лебезить или бояться до потери пульса, когда я стал связующим звеном между чужими и человечеством. Он тоже со мной согласен. Говорит, иллу принесли много хаоса, но и стали основой нового порядка, который лично ему нравится гораздо больше.
„Ты только задумайся, Лёня, как через недоверие к иллу сдружились люди нашей планетки. Цивилизация добралась до самых глухих уголков. Наука скакнула вперёд. Она бы, конечно, ещё больше скакнула, если бы учёным не приходилось вкалывать на мердофабриках. И пока непонятно, насколько полезно или опасно то влияние, которое оказывает на людей излучение; будет ли способность видеть и понимать образы иллу передаваться другим поколениям…“
Я не стал ему признаваться, что на днях я сам создал синеватое облачко образа, а с Жоресом Джиннисом телепатически общаюсь уже четвёртый год (это оказалось проще, чем понять ту смесь английского с французским, на которой он говорит).
„Но посмотри на самих иллу. Это иго ненадолго, попомни мои слова. Я даю им сто-сто пятьдесят лет, не больше. Они деградируют, Лёня. Физически — из за влияния неродной планеты. И умственно — из-за людей. И мы даже, можно сказать, в этом не виноваты. Просто мы — люди слов. А они — иллу картинок“…»
* * *
Наташа замолчала, будто внутренне к чему-то прислушиваясь. Над головами родителей медленно вихрились и смешивались задумчивые ультрамариновые образы.
Ларочка ёрзала, Никита не выдержал, даже чуточку засиял синеватым цветом, что в семье, вообще-то, не поощрялось.
— Ну, Наташа, а дальше?
— Извините, это Ричи вызвал. Поймал нашу волну. Просил тетрадку почитать, говорит, что надо обязательно опубликовать.
Катерина Петровна нахмурилась:
— Ришар Джиннис? Всё-таки это довольно бестактно с его стороны. Если уж поймал чужую мысль, то хотя бы не подавай виду.
— Ричи извинился, мам. Пригласил меня на конференцию «Сохраним иллу для потомков» в Туле через две недели. Просил взять с собой Мишаню.
— Мишаня, поедешь? — спросила Катерина Петровна.
Непрозрачный иллу ростом с близняшек оторвался от экрана и почти внятно произнёс:
— Не хочу. Конференция не спасает иллу.
— Ну конечно, не спасает. Только вы сами можете себя спасти. А вдруг там будут другие иллу? Ты ведь с ними давно не общался? — ласково спросила Наташа.
— Не хочу. Они тупые, — прогнусавил Мишаня и отвернулся к телевизору, который и купили-то только для него одного, маленького чужого, спасённого во время бунта на одной из пятнадцати оставшихся мердофабрик.
— А я-то думала, что ты захочешь поехать. Ведь тогда я залью тебе в телевизор все сезоны «Полковника Каслтона».
В грязно-синем ореоле Мишани натужно сверкнула индиговая искорка. Он уже не помнил «Полковника Каслтона», но точно знал, что это хорошие картинки. Наташа улыбнулась и вернулась к чтению. Катерина Петровна зазвенела спицами. После Вторжения прошло чуть больше ста лет.