— Бабушка, почему дверь открыта?! — возмущалась Арина, нагруженная пакетами, вспотевшая и уставшая.

Бабушка смотрела на внучку безмятежными светло-серыми глазами и улыбалась.

— Так Федот Кузьмич заходил.

Арина поставила пакеты, заперла квартиру, пригладила волосы. Выдохнула. И с напускным спокойствием, тонким, как стенка мыльного пузыря, сказала:

— Это не мог быть Федот Кузьмич, бабушка, — Арина за последний месяц уже устала слушать старческий лепет про Федота Кузьмича. — Нельзя открывать дверь кому попало.

— Как же кому попало, когда он наш сосед?

Галина Ильинична достала из ближайшего пакета бутылку йогурта и пельмени и понесла на кухню.

Арина посмотрела в зеркало, ища в нём поддержки. Оттуда на неё глядела молодая, симпатичная женщина, но до того замученная, что хотелось, как говорится, обнять и плакать. Она сняла своё скучное клетчатое пальто, повесила на крючок. Если так будет продолжаться, скоро придётся ручки с плиты снимать на работу уносить и ножики прятать. А то и сиделку искать. Это при учительской зарплате и непогашенном кредите — единственном материальном напоминании о бывшем, гражданском и постылом.

Неловкие старческие руки переставляли продукты в захватанном холодильнике. «Ну она же не совсем ку-ку, что-то себе соображает. Может, если ей объяснить хорошенько, вариант с сиделкой и отложится. На какое-то время».

* * *

В дверь не звонили, не стучали, но бабушка знала, что там, на площадке, ждёт гость. Она заглянула в глазок, и точно: на пороге стоял Федот Кузьмич, тоскливо посматривая на полную окурков жестянку из-под кофе. Ключ провернулся в замке.

— Федот Кузьмич, проходите, проходите! Я рада вас видеть!

Бабуля даже запоздало вспомнила, насколько замызган её аляповатый байковый халат, но потом махнула рукой.

— Здравствуйте, Галина Ильинична, здравствуйте. Спасибо за приглашение. Я сегодня ненадолго.

— Но чаёк я всё-таки поставлю.

Гость скромно притулился на табуретке, бабушка засуетилась с кружками-сушками. Дверь так и осталась открытой.

* * *

В соответствии с физическими законами этой вселенной, чай остывал и в кружках, и в заварнике, и даже во рту Галины Ильиничны, пусть это было не так заметно. Гость рассказывал, что дети решают, сдавать квартиру или разменивать, и кто теперь будет Лёнечку в садик водить, и про всякие бытовые мелочи. Хозяйка кивала и жевала размоченный сухарик. Не самое логичное занятие — сначала сушить хлеб, а потом снова размачивать, потому что иначе есть его невозможно. Видимо, просто не все старушки любят голубей. Или логику.

Опять же, никто не звонил и не стучал, да и дверь была открыта, но Галина Ильинична подхватилась и на предельно возможной скорости прошуршала в коридор. На пороге стояли двое ладных парней, похожих как братья. В одинаковых бежево-голубых свитерах, с одинаковыми огромными карими глазами.

— Заходите, касатики!

— Да нет, бабуль, мы на минутку, — сказал один.

— Мы за дедушкой, — поддакнул второй.

— Иду, иду, — прокряхтел с кухни старик.

— Как же, а чаю попить? — ахнула хозяйка.

— Спасибо, Галина Ильинична, но мы спешим вообще-то.

— Ну, может, хоть по яблочку возьмёте на дорожку?

— Не надо, нам недалеко.

Федот Кузьмич вышел на площадку, очень торжественно поблагодарил хозяйку, просил не поминать лихом. Галина Ильинична блаженно улыбалась в ответ.

Молодые люди взяли старика под руки.

— Да, бабуль, запри дверь, а то живо твоему телевизору ноги приделают, — сказал один «брат».

— А ты будешь потом Арине объяснять, что Федот Кузьмич заходил чаю попить, а потом ангелы ваше добро унесли, — хохотнул второй, расправляя крылья.