Пухлый иностранец где-то потерял свою потрёпанную красную кепку и извечную зубастую улыбку. Он бродил по лесу уже три с лишним часа. Как его занесло в русскую глушь, кто ж теперь скажет?

— Hello! Can anyone hear me? Please, I got lost!

Отвечало ему только эхо. Ярко-зелёные глаза смотрели на чужака пронзительно и неприязненно.

— Hello! Hello-o-o! He-e-e-elp!

Лесные птицы уже привыкли к его крикам, с места срывались только самые пугливые. И то ненадолго, делая вид, что им надо поймать мошку.

Пухляк шумно выдохнул, уселся на поваленное дерево. Он совершенно не был приспособлен к долгим походам, не умел обходиться без благ цивилизации, не представлял себе, как искать дорогу назад, когда на экране смартфона горит безжалостное «No signal». Он не знал даже, как позвать на помощь по-русски.

Иностранец всхлипнул и начал что-то бормотать себе под нос. Явно что-то из серии «Какой же я идиот, кто меня тащил в эту распроклятую Россию к коммунистам и медведям? Бедный я, несчастный, как мне плохо, никто меня не любит, вот лягу тут и умру, и никто же даже не заплачет…» Ну и дальше в том же духе.

— Hello-o-o-o-o-o-o-o-o-o!!! — завопил интурист дурным голосом, и волки, дремавшие в своём логове неподалёку, даже подумали, не поддержать ли его, — но потом решили, что на сытый желудок никакого вдохновения нет.

— Хелоу, — вдруг послышалось откуда-то слева. Вроде бы, не эхо.

Иностранец заозирался, вознёс хвалу небесам и, хохоча, снова принялся звать:

— Help! Oh, thank God, I’m saved! I’m here! Hello!

— Хелоу, хелоу, — повторило не-эхо, отдаляясь.

— Please, don’t go! I’m coming…

Задыхаясь и спотыкаясь, турист побежал на звук. Фотоаппарат бил его по рыхлому пузу, кеды скользили по корягам, но смотреть под ноги было некогда: кажется, где-то впереди он заметил человеческий силуэт.

— Hello! Hey! Please, wait! I’m tired, I can’t run so fast!

Что-то мелькало за деревьями, близко, но не разглядишь. Пузан увлёкся погоней и пал жертвой очередной коряги. На этот раз он полетел кубарем, и летел сравнительно долго и до ужаса больно, а потом плюхнулся в густую жижу.

Интурист никогда не мог подумать, что так глупо погибнет в этой далёкой и дикой стране. В первую секунду он боялся за фотоаппарат. В первые минуты он боялся пиявок. Потом он просто бултыхался, глотал бурую воду и вспоминал все известные молитвы. Не помогло.

* * *

— Ноги! — строго сказала Авдотья, не оборачиваясь встретить мужа. Как она узнала?

Леший, будто нашкодивший школьник, принялся терзать половик у входа в берложку. Ноги у Пафнутия были большие и волосатые, прямо как у низкорослых чудиков, которых, дымя трубкой, придумал какой-то заморский грамотей. Откуда Пафнутий прослышал про этих чудиков? Если б вы знали, сколько леса попортила молодёжь, играя в них и ещё других, ушастых, то не задавали бы глупых вопросов.

— Опять с водяным в карты резался? — лешачиха так и не обернулась, но выражение спины у неё было очень сердитое.

— Почему сразу с водяным?

— Тиной пахнешь, грязи сколько нанёс и морда довольная. Ну? Где был?

Авдотья постучала ложкой-мешалкой по краю котла. Пафнутий вспомнил, что он с обеда не обедавши и заурчал животом.

— Где был, где был. Туриста топил.

Авдотья разом подобрела. Даже дала себя приобнять за мягкие бочка.

— Туриста?

— Ага. И не простого, а иностранного. А ты сразу с водяным, сразу резался!..

Он скорчил обиженную мину, и лешачиха пошла на мировую:

— Ну будет, будет. Иностранного, говоришь?

— Самого что ни на есть! С фотоаппаратом, — гордо ответствовал Пафнутий и выудил из котла жирную жабью лапку.

Авдотья только снисходительно улыбнулась.

— А за что утопил-то?

— А что он всё хелоу, да хелоу? Нет бы аукать, как нормальные люди!

И захрустел жабьими косточками. Знатное вышло у Авдотьи хлёбово.