Скажи мне кто месяц назад: «Лететь тебе, Щёкин, в космос», — я б ему за враки да по хребтине. Я и сейчас поверить не могу. Весь наш звездолёт, понимаешь, простецкая такая четырёхкомнатная квартирка. Обставлена как полагается: пришел в мебельный, увидел — хватай, пока не разобрали, потом будешь думать, нужно оно тебе или нет. Одним только отличается от земных квартир: в санузле стены прозрачные, с видом на «ба’хатно иск’ящуюся че’ноту», как говорит Умник Первый.

В общем, дело было так. Прилетели… Нет, не прилетели. Телепортировались или вроде того. Зелёные эти человечки. Сам я их не видал, а в партнете съемки нет, так что точно сказать — не скажу, зелёные или нет. Явились такие, и без обиняков: «А дайте нам троих совершенно среднестатистических землян. Мы вам их обязательно вернём. Зачем? Сюрприз будет. Да вы не бойтесь, мы ж с миром». В общем, ох ты гой-еси, Союз Республик Поднебесных. А и есть ли в тебе богатырь такой, чтоб ничем от остальных не отличался? Ведь легко быть богатырём, если ты силой чудесной обладаешь, а ты попробуй-ка без неё!

Я в первый отбор попал, потом и во второй. А потом оказался тем богатырём. Остальных кандидатов выбирала Африканская Коалиция и Американские Эмираты. Нехристи империалистические. Вот лечу теперь с их представителями. Ещё и шпионы, небось.

«Будто ты са-ам не шпио-он отча-асти», — замечает Умник Второй. Хмыкаю. Пожалуй, что так. Как и любой посол.

Боязно, конечно, было соглашаться. Но, во-первых, против партии и церкви не попрёшь. А они самым что ни на есть увещательным образом убеждали. И грозили. И пряничек посулили, как без этого. Пожизненный апгрейд личности с занесением в генную карту и третная блокировка контроль-чипа. Кто ж откажется?

От Коалиции выбрали негра высоченного, губошлёпого. От Эмиратов — краснокожую индейку, индеянку, как их там. Корректность, понимаешь. И вот летим мы. Квартирка в современнейшем вкусе XXIII века от Р. Х., в санузле дыра в космос, и три пассажира: этакий Есенин в косоворотке по имени Щёкин Дэшэн, гордая дочь команчей в замшевом костюме с висюльками и курчавый мавр в ярко-синем платье до пят.

Только не просто так Земля-матушка своих кровиночек отправила к чудам неведомым. В наши мозги (спасибо, места хватает) тайно записали, окромя лингво-модуля, к каждому по две личности набольших учёных планеты. По две, потому что для такого важного посольства по одной мало, да и скучно им там было бы в одиночку. С нами-то, обыклыми людьми, и поговорить не о чем. А так и умникам обчество, и для Родины полезно очень. Ежели чего, и кривду басурманскую раскусят, и посоветуют, как вести себя, и понаблюдают, а то, может, секрет какой научный выведают. Но пока мы летим, учёные эти только и делают, что шуточки про нас, убогих, отпускают. Хорошо, что я не слышу их почти. Лесли Сьен-Фуэгос, из команчей которая, та говорит, от своих двоих, мол, скоро чокнется. А Йон Абега частенько повторяет: «Я под высокоинтеллектуальные беседы засыпаю, как сытый младенец».

Неловко бывает порой, когда в твоей голове посторонние обретаются. Отправляешь себе насущную потребность, а они консилий устраивают про то, что звёзды, мол, не сместились совсем с предыдущего наблюдения. И что это мы среди пояса Койпера болтаемся, и каков принцип движения, и куда направляемся, и протча. Ну, мы-то люди простые, без претензий, знай, своим делом занимайся. Если я умников слушать буду, с меня потом и спросят, как с них. Так что я о погоде думаю. А в космосе это непросто: воображение надо иметь, вона что.

А со спутниками своими я сперначалу молчал больше. Привыкал, присматривался. Как же, с их то странами у нас конфликт ведь извечный. Мы, значит, им и сырьё даём, и всю планету кормим-одеваем, а они с нами обращаются как с грязью. Ну, и мы не лаптем лапшу хлебали. Ощетинились в ответ, круговую оборону заняли, товары им в малую дверцу пропихиваем, деньги из лоточка забираем, пересчитываем трижды, а дальше — четыре замка, два засова, цепочка и ещё стулом подпереть. Так что с этими Леслями-Йонами я сначала настороже был. «Передайте соль, пожалуйста», да «будьте любезны», да «ничего страшного, так даже лучше». Погоду обсуждали тоже. Как могли. Потом-то попроще стали.

Лесли ничего, бабёнка в порядке. По плечам косищи в руку толщиной, и телом крепка. Только вот нос — что у твоего Абрама, да мне с ней не христосоваться. Сама с придурью: «Я сенсопрактик». Как понесла ересь, насилу удержался от крестного знамения! Про сверхъестественные способности, и передачу мыслей, и предвидение будущего, и тонкие энергии. Верит, значит, что сможет зелёных человечков с первого взгляда прочитать. По звездолётным вечерам из ее комнаты мычание странное да прихлопывания слышу. А однажды ночью мне малым-мало спалось, так увидел её среди гостиной — прощения просим, кают-компании — на одной ноге, руки врозь, два глаза закрыты, третий на лбу намалёван. И таким макаром, значит, молитву бесовскую, али что ещё справляет, пританцовывая. Ну да Бог ей судья, а я над входом в свою горенку крестик-то начертил.

Йон тоже своеобычный. Вроде негр негром, как я их представлял. Обходительный очень. Все «мерси», да «пардон», да «мсьё» и «мамзель». Тоже с причудой: очень хочет японскую, вишь, культуру возродить. Даже хвалится, что у него среди предков какой-то ихний писатель, вроде, Мацу Босой. А японцев этих лет сто тому — то ли смыло, то ли тряхнуло так, что осталось их в горстке да в напёрстке. Умник Второй у меня в голове хмыкает и ехидно так осведомляется врастяг: отку-уда такие, мол, позна-ания? А я ему: мы тоже не хухры тебе мухры, не халам тебе балам. Комиксопедию на досуге почитываем. Умник Первый хихикает презрительно, а я ему — шиш, и думаю себе дальше про Йона.

Тот для развлечения взял на борт саблю японскую, редкую, катану по-ихнему. По звездолётным утрам упражняется, значит. Ну, оно дело благое, плоть бренную размять. Я тоже вприсядочку поплясываю, когда ноги просят, и зарядку в шесть часов под гимн, как штык, привычка же. Но так, чтобы эти империалисты не видали и не слыхали. Что Йонов ниндзя.

А еще этот плосконосый стишки нескладные сочиняет в три строки. Сам думает, что очень они утонченные и глубокомысленные. Зачитывает нам с Леськой их пачками. По мне — дурь беспросветная. Ну, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы брак не выпускало.

Так и текут день за днём, неделя за неделей. Кормёжка ничего. Синтезятина, конечно, — так мы привычные. Чай, не буржуи какие. Только вот от неизвестности и от честной компании быстро мутить начало. Сидим этак за завтраком, а Йон затягивает свою унылую песню:

Не иначе, как в уголке задумчивости сочинил. Леська ему что-то вежливое говорит, а я прямо рублю:

— Йон, ну что ты, в самом деле! Здоровый мужик, а стишки сочиняешь! И если этих японцев смыло, значит, Бог так судил, туда им и дорога. Зачем прах ворошить? Сделал бы что полезное.

— Кроссовки, пардон, сшил? — огрызается.

Я чуть не задохся от возмущения. Отец мой на производстве кроссовок всю жизнь, и дед, и его отцы и деды, и так до нашего благословенного предка Ли Вэньмина, земля ему пухом! И я с честью их дело продолжаю, эглеты на шнурки, понимаешь, насаживаю во имя Господа нашего, партии и Союза Республик Поднебесных!

— Ах ты, рабская подмётка, горилла ты в халате, стихоплёт, япона твоя мать!

Смотрю, а у этого обезьяна ноздри в два раза шире против прежнего стали. Были б здесь мухи — единым вдохом по пяти бы засасывал.

— Друзья, успокойтесь! Не надо переходить на личности, говорю вам!

Лесли вскидывает медные руки, но Абега уже хвать биоблюдо толстодонное, а я — уродливую сувенирную лампу. Нос чешется, заваруху чует.

И тут, значит, умники в моей голове как подняли шайтан-майдан! Я аж пол с потолком попутал. Так меня согнуло, что только минут через пять очапался. Гляжу, Йошка тоже шатается, за стену держится, уши трёт и ругается — заслушаешься.

Леська смирнёхонько чай попивает и нас приглашает:

— Братья-земляне, искусство часто вызывает бурные эмоции и разногласия. Присаживайтесь, давайте выберем более нейтральную тему.

А сама глазками своими зырьк-зырьк. Глазки-то у ней славные. Будто портной, её лицо задумав, кроил скупо, уверенно, да чуть поленился, до уголков не дорезал. Гляжу на Леську эту, и на душе тепло становится: будто дома побывал.

Выдыхаю медленно, сажусь в кресло-мультиформ. Оно обнимает уютно, ощущает мою напряжённость, массаж включает. А Умник Первый в голове нашептывает: «Ты же п’актически ’азведчик. Слушай внимательно, запоминай, на п’овокацию не поддавайся. А потом начальству всё по по’ядку доложишь». Понимаю, что это он нарочно меня успокаивает, а и правду в его словах вижу. Ну ладно, послушаюсь. Свой ведь Умник, чай, не забугорский какой, общую пользу Поднебесных преследует.

И Йошке его учёные, видать, нашептали всякого убедительного: утихомирился, ноздри обуздал, глаза в орбиты вернул.

— И что же обсуждать предлагаете, любезная мадемуазель Сьен-Фуэгос? — спрашивает. Блюдо поставил. Галету крошит, а блюдо урчит, питается, цвет от удовольствия меняет, что твоя каракатица.

— Ты его не перекармливай, брат землянин, — бурчу я. — А то потом ни крошки подбирать ни плесневелые бочка объедать не будет, а за добрые продукты возьмется. Было у меня такое блюдо, расписное, гжельное, от тётушки досталось. Уж она его так залюбила, ничего съестного потом нельзя было на него положить.

Вроде, хочет возразить мне, дрын обугленный, а видит, что на мировую иду. Галету в рот свой необъятный сунул, захрустел.

— Меня больше всего интересует, мсьё Щёкин, зачем нас везут неведомо куда, — говорит он, жуя.

— Это же очевидно, — откликается краснокожая. — Мы — расходный материал, говорю вам. Иначе потребовали бы исключительных представителей Земли. А мы самые обычные. Большого убытка не будет, если нас пустят на запчасти.

— Вот те раз! — не удерживаюсь я. Умники в голове вздыхают, дескать, и как до него раньше не дошло. — Так-таки помирать? А как же наши учёные домой доложатся?

Умник Первый меня утешает: «П’и дубли’овании личности на внешний носитель копия всегда сох’аняет не’аз’ывную связь с о’игиналом, так что даже гибелью своей ты окажешь неоценимую услугу Отчизне». А Умник Второй добавляет: «Хотя ваша герои-ическая кончина наибо-олее вероя-атна, но другие исходы то-оже возмо-ожны».

— И что, по-вашему, с нами сделают? — спрашиваю.

— На опыты пустят, говорю вам, — заявляет Лесли уверенно. — Но это ерунда, мне бы только их увидеть, этих инопланетян. Я тут же их внутреннюю оболочку считаю и проникну на уровень тонких энергий. Там и останусь, тогда мне смерть не страшна.

— С вашего позволения, вы ошибаетесь насчёт опытов, мадемуазель Сьен-Фуэгос. Зачем тогда нужна была вся эта шумиха? Могли бы незаметно украсть троих случайных прохожих, никто бы и не хватился. Мои учёные меня поддерживают.

— На что мы этим инопланетянам, спрашивается, тогда сдались?

— Может, они заметили зонды, которые люди отправляли в космос, пока исследования окончательно не захирели. И теперь хотят принять нас в дружную семью галактических цивилизаций, — предполагает африканец. Небось, умники ему таких длинных слов нашептали.

«Вот позо’ище будет пе’ед этим сообществом, — бубнит в моей голове Первый, — что за двести с лишним лет после запуска зондов у нас никаких подвижек не появилось. Хоть бы Ма’с колонизировали, так нет же: одной ст’ане такое п’ове’нуть — неподъёмно, да и д’угие из зависти не позволят. А вместе п’ог’амму о’ганизовать — т’и ха-ха! Спасибо, хоть не повз’ывали д’уг д’уга, тупоумные в’еменщики». Второй поддакивает: «Увидят пришельцы, какие мы сла-абые, какая Земля у нас привлека-ательная, и быстренько уничто-ожат челове-ечество». Я молчу. Что тут скажешь?

— А может, они хотят подарить нам какую-нибудь полезную технологию, — гнёт своё Абега. — Средство от всех болезней или супердвигатель.

— С чего это им, спрашивается, быть такими добренькими? — возражает американка. — Кому выгодно растить себе конкурентов? Нет, говорю вам как сенсопрактик, они явно собираются нас исследовать, и наверняка самыми бесчеловечными методами. Хорошо, что астральное тело у меня в цельном коконе. Но и блокатор фертильности я на всякий случай поставила. Хотя если пришельцы захотят нас размножить, то при их технологиях это будет несложно. Клонируют или ещё как-нибудь воссоздадут из того, что останется после экспериментов.

Я уже понял, кто тут видит свет в конце туннеля, а кто — летящий навстречу поезд. Слушаю, запоминаю, сам не высовываюсь: мы своё мнение иметь не приучены.

— Мадемуазель, вы сгущаете краски. Может быть, они хотят от нас помощи или совета. Столкнулись с ситуацией, которая для них неразрешима, а в нашей истории повторялась сплошь и рядом…

— А ты, брат Йон, у нас прямо знаток истории!

— Пардон, я попросил бы! Историю Японии я знаю прилично.

— Тогда бы целенаправленно требовали историков, социологов, психологов, кого там ещё. В лучшем случае сдадут нас в тамошний зоопарк, говорю вам.

Тут уж я решаю вмешаться:

— Земляне-земляки! Давайте, о чем-нибудь поприятнее, а? Успеешь ещё, Лесли, ужасы посмаковать, если они и впрямь нас ждут. А если всё-таки домой вернемся, что делать будешь?

Краснокожая хмыкает, недовольно поводит плечами.

— На премию от государства организую центр для сенсоретиков. Там сенсопрактики будут читать лекции, чтобы пробудить в людях скрытые способности к управлению реальностью с помощью тонких энергий.

Стараюсь не подкатывать глаза.

— Понятненько. А ты, Йон?

— Если средства позволят, арендую остров, соберу там потомков великой японской нации и буду с ними строить аутентичное общество в традициях XIX века. Для возрождения нам потребуется лет около пятидесяти. Ядро общины может включать всего человек двадцать, потом к нам примкнут новые последователи. У меня и смета готова, и план примерный есть… столько задумок! А ты, Дэшэн, о чём мечтаешь?

— О-о, я хочу свою линию кроссовок. Космических, не хухры тебе мухры! «Щёкин дэ юньдунсье»! Или даже, если пробью, кооперативчик состряпать бы. И женюсь, а то как же. Наверняка мне, как межпланетному герою, дадут грант на продление рода. Вот заживу-то! Хочешь, сына Йоном назову? — расчувствовался я.

«Вы все мыслите мелко и эгоистично! — вклинивается без спросу Первый. — Тепе’ь, когда наша Земля знает, наконец, что она не одна во Вселенной, надо покончить с межгосуда’ственными конфликтами, соб’ать все ’есу’сы планеты и б’осить на исследования. Холодная война, железный занавес — всё это уже было. Исто’ия движется по спи’али, повто’яясь на новом у’овне. И вот, наконец, нам выпал шанс вы’ваться из по’очного к’уга. Только п’едставьте, — горячится он, — чего могло бы добиться человечество, если бы мате’иальную, интеллектуальную и духовную силу нап’авило не на бессмысленную г’ызню, личную ко’ысть и бесполезную ’оскошь в быту типа этих кресел, а на ’азвитие и сове’шенствование?.. Хотя пе’ед кем я ’аспаляюсь, это же человек, воспитанный на комиксопедии…»

«Эй, поле-егче, колле-ега! — обижается Второй. — Я один из её постоя-анных а-авторов!»

Не знал, вот за это уважуха! Хочешь, на твои публикации подпишусь? Эй, стоп, стоп! Прекратить дебош в моем мозгу!

Так вот и летим. Все наши склоки описывать — что стакан риса рассыпать и на карачках по зёрнышку собирать. Но и мирных минут тоже в достатке. Сидим себе, бывалоча, такие чинные в кают-компании. Лесли на терменвоксе раритетном играет, а мы с Йоном соревнуемся: он мне фактик про Японию свою ненаглядную, а я ему из комиксопедии, в обраточку. Жулит, думаю, шельма: наверняка ему умники подсказывают, — но на этот случай у меня свои умники есть. Да и суть-то не в том, кто больше назовёт, а в том, чтобы посидеть тихо, приятно и, понимаешь, с пользой. Однако ж сколько шнурочку ни виться, а эглет на него насадят.

Прилетели. Ура, что ли?

Выходим, значит, из квартирки. За дверью приёмная богаче, чем у заводского парторга. Всё вылизано, блестит, аж глазам больно. Везде природный камень, дерево, за стойкой натуральная девушка, не голограмма. Кроме шуток, просто земная девушка. Ладненькая такая, в строгом костюмчике, пупок почти прикрыт.

— А где пришельцы? — вырывается у Лесли.

— Вы же у нас, мадемуазель, специалист по астральному и метафизическому. Прощупайте же тут всё, — советует Йон.

Я молчу. Но подвох чую. Что чуять-то, когда он налицо?

Секретарша лупает глазками безмятежно так:

— Вас ждут в конференц-зале, прошу направо.

Как скажете, направо — так направо.

В конференц-зале с широким окном в ту же «ба’хатно иск’ящуюся че’ноту» сидит крупный такой дядя в очочках. Указывает нам на кресла-мультиформ. Те сразу давай массаж делать, отвлекают очень.

— Вы, я вижу, удивлены, уважаемые земляне?

Фыркаю. Но потом вспоминаю, что я «’азведчик». Делаю морду кедой.

— Можете задавать вопросы, — разрешает, значит.

— Где мы? Где инопланетяне? Зачем нас мариновали в этом звездолёте тысячу лет? — кипятится дочь команчей.

— Как вам интерьер вашего корабля, кстати? Аутентичный, высший сорт. Это точная копия квартиры 27 по адресу Солнечная система, Земля, СРП, Московская Провинция, город Королёв, улица Кун Цзы, дом 5. — Ухмыляется, ишь, капиталист вшивый. — Итак, по порядку. Вы на одной из наших транзитных баз. Естественно, точные координаты указывать не буду. Инопланетяне — это мы. Всё вокруг вас — иллюзия, созданная ради вашей хрупкой психики и нашей сугубой прихоти.

Совершенно по-человечески закинув ногу на ногу, чужак продолжает:

— Зачем вы здесь… Видите ли, проект «Терра» при прежнем руководстве Межпланетного бизнес-конгломерата приносил стабильную, но довольно скромную прибыль. Четыреста земных лет назад председателем Совета директоров был избран я, и мне захотелось придать новых сил этой проверенной, но уставшей рабочей лошадке. А вы, уважаемые послы, сделались участниками очередного ребрендинга.

— Я ничего не понимаю, — тихонько говорит Лесли.

— Всё просто. Для повышения интереса зрителей мы включили в проект «Терра» новый фактор — Галактическую цивилизацию. Ваше путешествие на звездолёте стало основой для игры с тремя уровнями восприятия «Вежливое противостояние». Вашим учёным спутникам отдельная благодарность, их роли добавили вишенку на макушку этого интерактивного торта.

Прямо чувствую, как отвисает челюсть.

— Заварушку на Земле мы транслировали в виде реалити-шоу во все ближайшие системы. Страсти, эмоции, интриги выше всяких похвал. Уже с первых серий оно уверенно держится в топах комедийных рейтингов, чего с земными программами не случалось со времен Третьей мировой. Та долго считалась лучшим многоперсонажным ситкомом с выбором фокального героя. Не побоюсь показаться нескромным, но эта война (идея которой была предложена Совету директоров лично мной) была гениальным ходом для привлечения аудитории.

— Так вы, нелюди поганые, крутите тут, вертите, а мы там кровь проливаем?! — наконец доходит до меня. — И публика довольна?! Чтоб вас всех в консервы перемололо, мрази вы подлючие!

Йон издает сдавленный рык. Я пытаюсь вскочить, но кресло, моль его искромсай, крепко в меня вцепилось. Как бы не переварило, что твоя росянка мошку. От пришельческой мебели всего можно ждать.

— Не надо грубостей. Могли бы и спасибо сказать. Ведь это мы на вашу убогую планетку жизнь занесли. Управляемая панспермия, знаете ли. Правда, на деле не управление имело место, а скорее, преступная халатность, но здесь мы без претензий: мы свой кошт с этого поимели. И продолжаем иметь. Под моим руководством Земля превратилась в превосходный, многопрофильный бизнес.

Так бы и вломил ему, аж дышать тяжело от злости. Краем глаза вижу: Йон тоже вырывается из поганого кресла, а Лесли сжимает и разжимает кулаки.

— Посудите сами: медиапродукция (сериалы, шоу, игры) — раз. Туризм по местам съёмки — два. Лучшие магмовые бани в этом секторе Галактики — три. Сафари на компактных тарелках — четыре. Вдобавок, большую часть вашей планеты мы сдаём в аренду под полигоны и социально-исторические эксперименты.

— Зачем вы нам всё это говорите? — шепчет американка так, будто враз осипла.

— Затем, голубушка, чтобы вы вернулись домой и рассказали своим правительствам. Люди достаточно глупы, чтобы не представлять опасности, но достаточно умны, чтобы сознавать свое ничтожество и копошением вызывать у аудитории интерес, так что рейтинги будут просто космические!

Хочется метаться и реветь, что твой шнуровальный дрон. Но Умник Первый талдычит: «Спокойствие: ты п’едставляешь всё человечество! Веди себя достойно, а не как пеще’ный дика’ь, за кото’ого тебя тут де’жат!»

— Собственно, ваше присутствие здесь больше не требуется. Можете отправляться в свой мир с новостями. Хотя погодите, давайте вот что… — Председатель, инопланетные бесы его дери, задумывается на миг. — Зная вашу трудную ситуацию с перенаселением и желая сделать жест доброй воли для тех, что ежедневно приносит нам колоссальный доход, предлагаю вам взять в ипотеку необитаемую планету на выгодных условиях. Всего две трети тонких жизненных энергий тех, кто туда эмигрирует, и планета ваша. Ежегодная процентная ставка смехотворно низкая: 15 %. Планетка — загляденье, даже с вашими жалкими технологиями её нетрудно будет терраформировать.

Лесли едва не плачет, на тонкие энергии и ухом не повела, поди ж ты. Йон, вот уж кто настоящий самурай и посол Родины, находит для этого выродка ответ:

— Мсьё, не имел чести быть представленным. Я уполномочен заявить, что мы пришли с миром от имени всего человечества. Мы считаем недопустимой подобную эксплуатацию населения и ресурсов Земли и готовы подать жалобы в соответствующие инстанции. Что касается вашего предложения, мы не имеем права обсуждать ипотечные договоры и что-либо подписывать без санкций с Земли.

— Жалобы, инстанции, не смешите! Земля — собственность Конгломерата по праву инициирования жизни. Подписи, санкции. По нашим нормам для скрепления ипотечного контракта достаточно желания хотя бы одного из вас. Притом даже невысказанного. Ну да ладно, воля ваша. В таком случае, не смею задерживать. На выходе не забудьте взять буклетики. В них представлена подборка выгоднейших рекламных акций текущего миллениума.

Инопланетное чудище, чашку соли ему без запивки, поднимается, оскалившись. Кресла отпускают нас с Йоном. Выходим такие из конференц-зала, будто нас в помои окунули. Лесли на автомате берёт в приёмной буклет, морщится, бросает в урну. Я беру другой, сую в карман: привычка же. Мало ли, пригодится.

Секретарша чирик-чирик нам вдогонку:

— Ожидаемое время в пути составит около двух с половиной земных часов. Желаем приятного полёта. Спасибо, что выбрали «Терра-тур». Ждём вас снова!

Вот тебе и весь сказ. Принимай, Родина, первых космических послов!

Полчаса летим, как мешком огретые. Только Умник Первый просит меня заглянуть в санузел, чтобы прикинуть, вишь ты, скорость нашего движения.

Потом молчать становится невтерпёж.

— Да-а-а, не о том мечтал Гагарин…

— Кто это? — спрашивает Лесли равнодушно.

— «Кто это?» — передразниваю. — Армстронга, небось, знаешь.

— Я знаю, — отзывается Йон без огонька. — Люблю чёрную классику.

Слышно, как тикают часы, страшненький такой кислотно-жёлтый заяц. Интересно, они идут точь-в-точь как те, что по улице Кун Цзы, дом 5?

— А что он говорил про панспермию?

— Помнишь, мы с Йоном играли как-то? Я говорил, что ДНК человека и банана совпадают на 50 %, вона что.

— Ну и?.. Значит, из двух бананов при желании можно сделать одного человека?

Умники фыркают. Вот женская логика! Вроде, разумно, но как криво!

— Да нет. На Земле у всего, что ни есть живого, один, этот самый, генетический код. Поэтому учёные, значит, думают, что жизнь возникла из одного источника. Попала к нам из космоса. Что же, выходит, мы этим нелюдям проклятым всем обязаны?

— После того, что они с нами сделали и делают, они сами нам обязаны, и с процентами! — вспыхивает африканец.

«Подде’живаю!»

— У меня предложение, — загорается Лесли. — Если нашим учёным удалось что-то выяснить, пока мы были на транзитной базе, я тоже расскажу о своих ощущениях. Вместе примерно определим, что́ эти подлюки такое и где их искать.

— Ага, — подхватываю я, — наши умники уломают начальство замириться. Да если объединить Союз, Коалицию и Эмираты, мы этим тварям зелёным так наваляем, что ты! Зарекутся махинировать, язви их в душу!

— Я всецело «за», но ведь инопланетники, пардон, только и хотят, чтобы земляне начали «копошиться» для увеселения толпы? Кроме того, искать врага по всей Галактике на основе тонких энергий и шатких научных догадок кажется ненадёжным, — говорит Йон осторожно.

Тут я такой с оттяжечкой — хлоп! — выкладываю на колченогий стол буклетик из приёмной.

— Вот, захватил с собой. Тут обещанные суперпредложения миллениума. Мало того, все контакты и адреса тоже подробно указаны, ей-ей! — Улыбаюсь злорадно. — Что хотят, то и получат. И чтобы потом без претензий!

Умники в голове галдят, как вороны-мутанты над свалкой. Йон блестит зубами, Лесли потирает изящные руки, в которых так и представляется индейский их топор.

…Так Земля снова «встала на путь сове’шенствования», и во весь дух рванула к «топам комедийных рейтингов» Галактики.