Из Хаоса и Эроса - из двух начал - Впервые зазвучал Любви хорал, С Враждой вступая в перебранку, Как птицы оглашают спозаранку Всю радость бытия в окрест, Им вторят звери из укромных мест,     Охотой заняты кровавой. Вражда могучих покрывает славой.     Таков закон: ликует кровь,     Вражду лелея и Любовь. Лишь племя, слабое, нагое, Мысль обрела на радость и на горе, И восхитилась, как своей мечтой, Влюбленных женщин красотой. В то утро ослепительная пена Явилась в море, как из плена     Могучих бурь и волн     Спасенный радугами челн, Точней, купальщицы предивной, Нагой, лежащей на дельфине, Со взором, устремленным ввысь, Где, куверкаясь, бог Гефест повис, В сетях из золотых тончайших нитей, На смех и восхищенье Афродите, С ее красой пленительно-прелестной, Что бог спустился к ней, как за невестой. Смеясь, богиня приняла его: В любви ее природы торжество!

Вот как Гефест, вставая спозаранку, Когда все боги спали на Олимпе, Спеша на кузницу, вдруг пошатнулся, Завидев в море женщину нагую, Неописуемой красы и неги, Упал нарочно, не боясь разбиться, - Он смастерил невидимые сети Из нитей золотых на всякий случай, - С тем оказался он в сетях Киприды, Ее любви и женственности нежной, И рук, и ног, и восхищенных глаз, И плеч, и грудей - прелестей соблазн, И живота, и туловища - радость, И черных волосков, ведущих к тайне, Пугающей и вожделенной столь, Как жизнь и смерть и как сама любовь. В то утро был зачат Эрот, отметим. Когда же на Олимпе разгласилось Известье о рожденьи Афродиты, Возрадовались боги и сошлись На пир в честь прародительницы всех И вся, всего живого, вечно юной Богини и любви, и красоты, Прелестной женственности воплощенье, Влекущей тайной нежности и счастья. Арес теснил Гефеста, Зевс играл Нависшими бровями, помавал, Давая тайный знак, знакомый Гере, И та над ними рассмеялась: «Боги! Напрасно вы стараетесь, Гефеста Поздравить время, он женился, к счастью, Пока вы спали». - «Да, на ком? Ну да? Ужель Гефест взял в жены Афродиту?! Наш хромоногий виночерпий и...» Расхохотались боги, сотрясая Чертоги Зевса, весь Олимп и небо, Как описал еще Гомер картинно. А с ними рассмеялся и Гефест, Беззлобно весел, над своей удачей. В досаде Афродита осердилась: «Ах, так! Ну, погодите! У меня Родится сын, которому подвластны Все будут, все живое, даже боги!» Угроза лишь усилила веселье Богов беспечных, кроме Зевса. Он, Прознавши, что угроза не пустая, Велел сынишку Афродиты сбросить, Как только он родится, прямо в Тартар. Гефест прознал о повеленьи Зевса, Но Афродита только рассмеялась. Сошедши тайно в лес густой на  Кипре, Среди зверей богиня разрешилась Эротом юным, Эросом древнейшим, Кому подвластно все живое в мире. Младенца выкормили львицы, две, Со старой молодая; он возрос, Ребенком малым оставаясь, ясно, Чтоб Зевс не испугался  за себя, За власть свою над миром и богами, А у Эрота власть совсем иная.

У львиц Эрота подобрали нимфы. Младенчество провел он с ними     В пещере, освященной им, С тех пор известной как пещера нимф, С источником священным для влюбленных, С купаньем в нем, как таинством сведенных     Для мук и радостей любви,     Ликующей, как песнь, в крови. А с нимфами водились там сатиры, Так сообща Эрота и растили, С тимпанами - веселье через край     И непотребства невзначай.     Затем явились и Хариты,        Из свиты Афродиты. Эрота привечал и Феб, явившись Как Мусагет, в сопровожденьи Муз, С колчаном стрел и с луком за спиной, Привлекших взор мальчонки, как игрушки, Каких он захотел иметь до слез И криков, столь истошных, до Олимпа, Что Афродита бросилась к Гефесту, Впервые в кузницу его пришла И попросила сделать сыну стрелы И лук, игрушечные, как у Феба, О чем он молит, исходя слезами, Наш сын, неприхотливый столь всегда. «Какое горе! - рассмеялся мастер. - Я думал, что мне смастерить для сына, Чья участь вечно юным оставаться? Вот лук, колчан со стрелами в избытке, Из золота, невидимы в полете, И для защиты, и для нападенья, Без опасения кого убить». «Чудесно, бог-кузнец, великий мастер! - Возрадовалась Афродита, тут же Касаясь пальцами, на загляденье, Всей купы стрел с укусом знойных пчел. - Вот это да! Я тебя люблю! Коснись-ка острия с моею кровью И запылаешь ты ко мне любовью». «И правда! Но и так тебя люблю!» - Вскричал Гефест, качнувшись к Афродите. Призвала Афродита на Олимп С детишками другими и Эрота, Вручила лук и стрелы от Гефеста, И он возликовал, пуская стрелы В кого попало. Боги догадались, Чей это сын, и власть его желанна, Как первосущность Афродиты древней И вечно молодой на радость всем. Ее посланцем служит бог Эрот, Проказник с виду и ребенок малый, Но он сведущ в науках, в колдовстве, Учился он всему у нимф и Муз, По воле Феба, как его питомец, Он полон тайных грез и дум, мудрец, И устремлений к женской красоте, Как к первообразу любви и счастья, Что воплощает мать его, богиня, Первопричина счастия земного.

С рожденьем Афродиты и Эрота Чудесно осветилась вся природа, Как синева небес во все края, Сияющей красою бытия. Леса и гор вершины в блеске снега Обвеяны ликующею негой, Как по весне, все расцветает вновь, С волненьем жизни, что и есть любовь. И хор поэтов, как и хор пернатых, Природу славит, как свои пенаты,     С признаньями в любви стихом     И с поздравлениями с Днем Рожденья Афродиты и Эрота     Издревле нынешнего года!

Адонис, сын царя на Кипре, Охотой увлекаясь, рос, Бродил по чащам и ущельям, Карабкался по горным кручам, Как козлы вслед за козами К вершинам гор устремлены. Что гонит их? Любовь, конечно. Адонис в страсти пылкой нес Им смерть и горькую разлуку - На торжество себе на миг. Добро бы по нужде, как житель Окрестных сел, иль был жесток, Урод, обиженный судьбой, Чья страсть - лишь упиваться кровью. Адонис, сын царя, был славен Такой чудесной красотою, Что даже у богов Олимпа Его прекрасней не нашлось бы, Как убедилась Афродита, Приметив юношу на Кипре, Куда сходила искупаться, Как заново родиться в море. Как Артемида, и она К охоте пристрастилась тоже, С Адонисом сходясь в лесах Пастушкой, простодушно смелой, Иль нимфой, чудно обнаженной, Или Харитой с красотою Божественной, что Афродита. Нет, это сон, пустые грезы! Адонис от друзей бежит И в роще предается ласкам В фантазиях своих, как в яви, Пастушки, нимфы иль Хариты, Прекрасней девушек стократ. Друзья все поняли: влюблен! В кого же? Выследить нетрудно. Он в домике лесном укрылся. Свиданье? С кем? Дождались утра. Адонис вышел, вслед за ним Полунагая женщина В сияньи красоты небесной! Казалось, он сердит, напуган, Она ж и плачет, и смеется, Прекрасна восхитительно: Плечо и груди, и живот Пленительно стройны и нежны; Продолговато туловище, Овал изящных очертаний, И складно-стройны, тонки ножки, - По стати женственность сама, Богиня красоты! Любви! И спор влюбленных среди гор, В лазури неба, далей моря, Как эхом, разнеслось: «Адонис! Обмана не было. Зачем бы Я утаила, кто же я? Одна такая я на свете И красотою, и в любви, И в том мое предназначенье». «Богиня ты,  а я лишь смертный. Что для тебя любовь и счастье, Для смертного потеря силы, Что гибелью грозит ему». «Нет, нет, Адонис, ты не бойся! В моей любви угрозы нет. В любви моей - твое бессмертье, Как в красоте твоей всесветной, Привлекшей сердце Афродиты». «Влюблен, любим самой богиней, Из смертных счастливейший я! Но мне пора, друзья заждались. Охота мне желанна ныне, Как отдых, сон, еда и бег, Чтоб с новой силой Афродите Служить и жить во славу ей!» «Прекрасно, милый! Жду тебя В пещере нимф, где пир устроим: Я буду нимфой, ты сатиром На празднестве в честь Афродиты». «Сатиром не хочу я быть, - Адонис отвечал с усмешкой. - Я человек и сил моих Хватает мне тебя любить Всегда, везде и на охоте, Во сне и наяву, как с детства Тобою грезил, красотою Влеком к любви и к совершенству». «О чем я говорю? До встречи!» - Смеясь, простилась Афродита.

Друзья Адониса в испуге: Сама богиня Афродита?! Прелестней женщины на свете Не видел смертный; это счастье Как вынести, когда не сон, Не статуя, не Галатея, Живая, во плоти чудесной, Что лицезреть, как быть сраженным До смерти стрелами Эрота! Друзья Адониса не верят Тому, что видели они И слышали, как со сцены На склоне гор, и рассмеялись, Как если б он их разыграл С возлюбленной, сродни богине По лучезарной красоте. Адонис понял их: тем лучше! Расхохотался пуще всех. Так весело заторопились Друзья пуститься на охоту. Меж тем богиня умоляет Скорее Гелиоса мчаться По небу, вся обнажена, Купаясь в море, как любви Служа всего живого в мире. Стремительно неслись дельфины, Тритоны в раковины дули, Всплывали в танце нереиды И в небе проступали боги, Подглядывая за богиней, Еще бы, зрелище из зрелищ. И море млело, острова Сияли солнечной истомой, И люди, тишиной объяты, Дышали негою любви. Послеполуденные сны - Расслабленность, с утратой силы, Чтоб к ночи пробудиться вновь, Когда вся жизнь - как ночь любви. Адонис у пещеры нимф С дарами нимфам, как влюбленный. Здесь никого. А где же пир? К нему выходит Афродита, Нагая нимфа и богиня, А с нею он сатир двурогий, С копытцами, в шерсти по пояс. «Зачем причуды?» - «Ты охотник. Уж такова твоя природа» - Смеется нимфа. - То, что отнял Ты у зверей, твоим ведь стало». «О, нет! Я человек! Им буду, Иначе как любить тебя, Мне, козлоногому сатиру?» «Как любишь ты, так и люби! - Смеясь, сказала Афродита. - В каком обличье ты предстанешь, Лягушки или кабана, Любовь - стремленье к красоте, Ну, с обладаньем для зачатья, Когда ты муж, а как творец Творишь ты жизнь во красоте, И лишь тогда ты человек!» «Я - царский сын, не человек?» - Вскричал Адонис недовольно. «Пока охотой занят весь, Забаву находя в убийстве, Ты в лучшем случае сатир, Влюбленный в нимфу...»                   «В Афродиту, Когда здесь нет обмана нимфы, - Взмолился юноша в сердцах. - Я ухожу!»                   - «Давай. Сатиром Поскачешь во дворец царя?» «Ты ведьма! Лучше кинусь в море!» «Не понимаешь шуток, милый!» - Смеясь, прильнула Афродита К Адонису, представшем вновь Во цвете красоты весенней, Сложенья милого для глаз. В пещере нимф они сокрылись. И ночь взошла, от звезд светла... «Когда люблю я, Афродита, Люблю, как женщина простая, Без ухищрений отдаюсь... Целуй меня, мое волненье Твое усилит возбужденье; Но не спеши, люби всем телом, Сплетая руки вкруг и вдоль, И тож ногами, как в борьбе; И фаллос, пусть целуясь, входит, Вот так, вот так, уже умеешь, И слаще мне и всей природе, Всем тварям, людям и богам!» «А мне всех слаще, о, богиня! - Адонис весь в пылу охоты Спешит с холма на холм губами, Глотая сладость нежной плоти; Руками, как Пигмалион, Изгибы нежные богини Он познает, изнемогая От наслаждений красотою, Что вьется грацией любви Вокруг него самозабвенно. Его усилья - в радость ей! Он горд, вступая в поединок, Едва закончив, вновь и вновь, Из уст любви он пьет любовь, Весь упиваясь красотою, Счастливый юностью своей. «Постой! Ну, хватит! Разошелся, - Сказала с грустью Афродита. - Любовь лишь множит силы мне И возвращает юность тела. Тебе же, милый, нужен сон, Коль хочешь снова на охоту». «Ах, да! - опомнился Адонис. - Я сам просил друзей собраться На кабана...»                       - «На кабана?! - В испуге вздрогнула богиня. - Опасно! Красота твоя Недолго будет цвесть - на радость И мне, и людям, и богам. Зачем же жизнью рисковать Забавы ради и жестокой?» «Таков обычай у людей. Случись война, я буду воин И первым должен быть повсюду Как сын царя иль завтра царь» - Вскочил уж на ноги Адонис. «Куда? Еще темно. Успеешь Вздремнуть», - взмолилась Афродита. «Темно здесь, а в соседнем гроте Вода зарею осветилась. Пора!»             - «А встретимся когда? В тревоге пребывать я буду Весь день. И лучше здесь останусь, А на Олимпе не дождутся». Прощальных поцелуев сладость Адониса не удержала. Когда ж он вышел из пещеры, Над морем просияло солнце; Со склонов гор звучал рожок И флейта вторила ему. Уж чувствовался зной в прохладе Предчувствием событий дня, Счастливых или роковых.

Сошлись друзья в дубовой роще. Адониса не видно. Где он? Небось опять у Афродиты Блаженствовал и где-то спит. Он спал действительно тут рядом, Откуда ждали кабанов На запах мяса или рыбы И прошлогодних желудей. Он спал, витая в сновиденьях, С сознанием, что все во сне: Явленье нимфы-Афродиты, И обольщенье, и любовь, И тут кабан свирепый скачет, И прямо на него несется, А он стрелу достать не может, С копьем бы выйти - нет его. Он беззащитен перед зверем, Косматым, яростным, как буря. Но это происходит в яви! Друзья все видят. Что он медлит? Вскочить на дерево успел бы, Проворный в беге и в прыжках. А он от страха словно замер... Иль смелым слыл в кругу друзей, Один же выйти не решиться, С надеждой мимо вдруг промчится? Увы! Промчался было мимо Косматый зверь и как споткнулся, Учуя веянья любви И амброзийной женской плоти, И крови поцелуйных ласк, Что для него, как знак к свирепству. Пронзив Адониса клыками И завертев над головой, Кабан отбросил тело наземь И, как в испуге, убежал. Затихло все, как перед бурей, Сокрылось солнце, словно ночь Уж опустилась, как в затменье. Друзья Адониса, погнавшись За кабаном, как заблудились, И тело друга где-то ищут. Меж тем бежала Афродита По склону гор к дубовой роще, Одетая едва, босая, И ножки дивные в крови, В слезах богиня, с нею нимфы, И плачет лес, и небо в тучах. Лужайка убрана цветами. Адонис мертв, надежды нет; Она его не сберегла, Не отвратила от охоты; Сама за ним в лесах укрылась, Как нимфа юная, вакханка, Дионисийских празднеств чудо. Незрелой юности любовь Невинна, трепетна до дрожи, Да с красотой, к любви влекущей, Как песнопения поэтов. В слезах призналась Афродита: Замучила своей любовью Красавца-юношу до смерти. Любовь и будет сладким счастьем, Когда и лучше не бывает, Но взлет на крыльях наслаждений, Как озарений для поэтов, Несет падение и смерть, - С бессмертием любви в веках. По заклинаньям Афродиты, Повсюду, где упала кровь Из ран Адониса на землю, Цветы пробились, анемоны; И также, где упали капли С прелестных ножек Афродиты, Взошли цветы, их нет чудесней: То розы, алые, как кровь, Во красоте сама любовь.

 Благословенный остров Лесбос, славный Рождением Алкея и Сапфо, И Дафниса и Хлои, с Митиленой Вдали от деревень по горным склонам, С пещерой нимф и пастбищами коз, А также и овец, приснился мне, Как мир из детства, юности моей.

Большим казался остров, с городами, Цветущая страна среди морей, С названием столицы Митилена, Где все звенело песней и пернатых, И самых первых лириков Эллады, А знать, и Рима, и Европы всей. Алкей играл в войну, твердя Гомера, Пел в Хоре мальчиков во время празднеств Всегородских и свадеб, рос как воин, К защите родины всегда готовый. Он видел девушек во время празднеств, Да только мельком и украдкой ту, Чей облик нежный и веселый, чудный, Всегда он помнил - с детства, как себя, Из круга высшей знати государства. Почти что сверстники, но мальчик юн, А девочка-подросток уж невеста, Блистающая грацией и счастьем, Союзница Эрота, сладу нет! Нет мочи мельком на нее взглянуть. Ослепнув, шлепнешься, как в бездну с гор, Сорвешься голосом, звучащим в Хоре, - Ее уж нет, Хор девушек ведущей Вкруг рощи к храму высоко над морем. Товарищи все знают и смеются, К Сапфо уж сватались; она не хочет С замужеством спешить: свобода ей Милей, хотя и любит петь на свадьбах И собственные песни. Поэтесса, Какой во всей Элладе не сыскать! Алкей смеется, чтобы не заплакать; Уходит, прячется от всех в горах; К пещере нимф несет дары влюбленных, Впервые пробуя слагать стихи, Беспомощные, ну, так пишут все И все, смеясь, читают свитки с веток. «О боги!» - вслух вскричал Алкей от мысли, Что если свиток мой прочтет Сапфо И стих бездарный возмутит ее, Сорвет и бросит, пожалевши нимф. Алкей решил писать, так лучше всех, Призвав Орфея и Гомера тоже, Чтоб строками его зачитывались Все у пещеры нимф, сюда примчалась Сапфо из любопытства, кто такой Из юношей поэтом объявился! Стихи Алкея стали узнавать И отвечать, поэта выследили Его ж друзья, придав огласке имя, Дошедшее до слуха и Сапфо. «Алкей?!» - Сапфо с подружками в саду Гуляла, с книжкою в руках, читая То вслух, то про себя, забывшись словно, Вся в трепете волнений и видений... «Да это ж тот, в тебя влюбленный с детства, - Кормилица сказала, рассмеявшись. - Ребенком лет семи он здесь бывал, И вы в саду, как на лужайке дикой, Играли, забывая все на свете, Нередко мужа и жену, ласкаясь, И ты его учила целоваться...» «Эй, замолчи! - вся вспыхнула Сапфо. - Ну, что несешь? Да, разве это было? Я думала, из снов моих девичьих О старине еще времен Гомера, Из сказок, где деяния героев Вершатся свадьбой, или ночью сладкой, Во славу Афродиты и Эрота, О чем мне с детства слышать было стыдно, А ныне сладостно до слез и муки И снова до стыда - в руках Эрота». «По-твоему, Алкей - Эрот, Сапфо? Эрота ты учила целоваться?» - Смеются девушки лукаво-звонко В полупрозрачных туниках, слегка Спадающих с нежнейших юных плеч. «Эротом прилетал к тебе Алкей, А ныне явится, смотри, поэтом, Единственным соперником твоим, Достойным в состязание вступить», - Сказала юная жена буквально, Уж выданная замуж, ей на горе, За старого купца, с расчетом вскоре Ей овдоветь, с приличным состояньем, Чтоб молодость в веселье провести. «Он приглашен на репетиций Хора Не мной, а стороною жениха, Как будто я для мальчиков не пела, Как я пою для девочек сама. И здесь не состязание, а дело, Приятное с полезным сочетанье».

Алкей в дверь постучал не без волненья, В ответ лишь тишина и пересвист С подлетом ласточек к гнезду под крышей. Стук повторил, впадая в нетерпенье, И дверь ему кормилица открыла: «Ну-ну, не опоздал, пришел ты рано, В послеобеденное время сна. Здесь выйди в двор и в сад пройди, в беседку; Там отдохни, а можешь и вздремнуть, Как в детстве на лугу, где сад разбит, Какого ты не видел в Митилене». Алкей проходит через двор с бассейном И там, где прежде луг с кустами цвел, С лазурью моря и небес вдали, Он входит в сад, диковинно чудесный, С деревьями, лианами увитых, Что крыша, вся цветущая весной. Алкей вошел в беседку из колонн Под сенью дуба, с вазами цветов, Благоуханных, в сон клонящих в зной. Он в дрему погрузился; вдруг вошла С воздушною стопой фигурка нимфы «Сапфо! Иль это снится мне из детства Пленительная нимфа, первообраз Всех юных женщин, мне запавших в душу, С тем я и рос, влюбленный в красоту». «Алкей! Ты спишь и бредишь? Или это Стихи для Хора мальчиков?» - Сапфо Взглянула на него, как проглотила Змея птенца, с умешкой и с любовью, С любовью, да, иначе не умела, Вся нежность к жизни, женственность сама, Хотя и смуглая, и даже очень, С глазами - ярче ночи со звездами, Невелика и ростом, вся движенье, Как в танце, с грацией любви и неги. «Стихи для Хора? Нет!» - Алкей взволнован, Как никогда, ему почти что дурно, Бросает в пот, в висках стучится дятел, Сбежать бы без оглядки, а куда? И он из свитка к нимфам произносит: «Сапфо фиалкокудрая, чистая, С улыбкой нежной! Очень мне хочется     Сказать тебе кой-что тихонько,     Только не смею: мне стыд мешает». Сапфо, застыв на миг в раздумьях скорых, С опущенной головкой удалилась. На репетиции держалась скромно, С Алкеем говорила, как со всеми, И он притих, с надеждой на удачу Со временем, и так ведь поспешил. И вдруг, как гром средь неба ясного, Услышал с уст других, ответ стоустный, Стихи Сапфо с его признаньем вкупе. «Когда б твой тайный помысл невинен был, Язык не прятал слова постыдного, - Тогда бы прямо с уст свободных     Речь полилась о святом и правом».

Алкей, снедаем грустью и тоскою, Бродил в горах, охотой увлечен, И рад бы был сразиться с кабаном И пасть, растерзан зверем, как Адонис. Друзья, предвидя помыслы такие Или опасность, бросились искать Поэта юного с чудесным даром, Под стать Сапфо, прекрасной митиленки, Чья слава пронеслась по всей Элладе, Гомером пробужденной к новой жизни, С явлением богов Олимпа в небе, С рожденьем Афродиты и Эрота, Когда любовь - стремленье к красоте, Не Эрос буйный, как у кабана. Алкей, снедаем грустью и тоскою, С вершин предгорья видит Митилену, Любимый город, с гаванью тишайшей И в бурю в море с волнами до неба. В саду укромном видит он Сапфо, Среди цветов, с венком на голове, Всю розовую, в белоснежном платье, - Ее любить, с волненьем до озноба, Как сметь признаться в том в ее глазах, Чарующих, пленительных до счастья Любви и неги, страсти и соблазна, С предчувствием сплетенья юных тел В невинности желаний - до стыда Перед запретным, как «святым и правым». В чем тут вина его? Эрот измучил, Но о «постыдном» он не помышлял. Остались бы одни, с сплетеньем тел, - Ведь в том уже для юности - все счастье, - В невинности объятий и лобзаний. Алкея обвинить в постыдных мыслях, Да в песне, что запели в Митилене, Смеясь лукаво над самой Сапфо, Да это же огреть его, как плетью, С Эротом всемогущим заодно. Ведь стрел его не избежать Сапфо, Тогда-то запоет и о «постыдном» С мольбою обращаясь к Афродите, Слагая гимны ей, каких не пели Еще нигде, ликуя и скорбя. Весна живит Алкея, он слагает Стихи как песни, песни как стихи, Впервые, с голосом своим, без рифмы, С мелодией стиха, как в песне стройной, С созданьем лирики, с Сафо в союзе И в спорах, в перекличках двух поэтов, Как птиц пернатых по весне...

И звенят и гремят       вдоль проездных дорог За каймою цветов       многоголосые Хоры птиц на дубах       с близких лагун и гор; Там вода с высоты       льется студеная, Голубеющих лоз -       всходов кормилица. По прибрежью камыш       в шапках зеленых спит. Чу! Кукушка с холма       гулко-болтливая Все кукует: весна.       Ласточка птенчиков Под карнизами крыш       кормит по улицам,. Хлопотливо мелькнет       в трепете быстрых крыл, Чуть послышится ей       тонкое теньканье.

Стрела Эрота и Сапфо настигла. Какие песни, прав Алкей, запела Во славу Афродиты, с ней дружна; На зов Сапфо богиня к ней сходила С Олимпа, чтоб любимице помочь В делах любовных, к сердцу близких ей. Алкей меж тем политикой занялся, Поскольку государство в распрях гибло, А остров Лесбос, хоть большой, - корабль В бушующих волнах войны гражданской. Сапфо в изгнании, как и Алкей, В разлуке, на чужбине жизнь проходит, А вести - песнопения поэтов, Прославленных теперь по всей Элладе. Алкей смеется, слыша, как Сапфо С мольбою к Афродите шлет стенанья, Узнавши муки безответной страсти, Приворожить ей юношу, о, просит. И тут же с гневом укоряет брата, Которого сама растила с детства, За мать с отцом, осиротевши рано, В беспутстве - за любовь к гетере верной. В изгнаньи вышла замуж за купца, К ревнивой зависти Алкея, словно По-прежнему любил ее и любит, Но песнь ее о дочери поет: «Родной и золотой», - вся жизнь, как песня, Звенящая с небес по всей Элладе. И как привет из юности далекой: «Я негу люблю, Юность люблю. Радость люблю И солнце. Жребий мой - быть В солнечный свет И в красоту Влюбленной».

Сапфо в Сицилии, Алкей в Египте - В изгнанье песнь звучит стократ сильнее. Сапфо поет любовь, Алкей - войну, Взывая к митиленцам, нанося Удары Питтаку стихом стозвонным, Что тот за благо счел простить Алкея, Затем Сапфо с ее всесветной славой. Как встретились они - Сапфо с Алкеем В расцвете молодости и таланта, С воспоминаниями о былом, О юности заветной, как любовь, Томительной и пламенной, как счастье, Что с новой встречей кажется утратой, Ничем невосполнимою, как смерть. Еще смуглее кажется Сапфо, Подвижна, как подросток, вся в цветах, В пурпурном платье, с речью, как вещунья, Алкей с ней дружен, но не более, Как и Сапфо, ведь он утратил юность, Свою влюбленность, слишком много пьет, Найдя отраду, с темой песнопений, В вине, чем славен Лесбос, как Дионис, Веселья до безумья бог вина. Сапфо придумала себе занятье (В то время умер муж ее, купец.) По склонности своей: открыла школу Гетер, то есть подруг, для девушек Из знати с целью обученья к танцам И к пенью, с воспитанием для света, Чтоб женщины вносили красоту В жизнь города, а не сидели дома, Как взаперти, когда мужья гуляют. И новая пора настала в жизни Сапфо с ее любовью к красоте И к юности, что в песне зазвенело Впервые откровеньем женской страсти И к девушке, как к юноше в цвету, Чем упивались до сих пор мужчины, Всех женщин принимая за рабынь, Наложниц, жен - для ублаженья плоти. Любовь же для свободных духом - новость, Как новизна весеннего цветенья И юности с ликующею кровью, Она, как песня, что поет народ, Как песня, зазвеневшая в душе, Бросающая в трепет и томленье. Какая радость и какая мука! И близость - как разлука или смерть. Воспитанниц своих Сапфо любила, Как дочь свою, но влюблена  была В Аттиду, повзрослевшую, невесту, Увидеть с женихом  ведь потрясенье... «Богу равным кажется мне по счастью Человек, который так близко-близко Пред тобой сидит, твой звучащий нежно       Слушает голос И прелестный смех. У меня при этом Перестало сразу бы сердце биться: Лишь тебя увижу, уж я не в силах       Вымолвить слова. Но немеет тотчас язык, под кожей Быстро легкий жар пробегает, смотрят, Ничего не видя, глаза, в ушах же -       Звон непрерывный»

«Было время, тебя, о Аттида, любила я, И была я тогда еще в цвете девичества.... Ты казалась ребенком невзрачным и маленьким...»

«А прощаясь со мной, она плакала,       Плача, так говорила мне:       «О, как страшно страдаю я. Псапфа! Бросить тебя мне приходится!»       Я же так отвечала ей:       «Поезжай себе с радостью И меня не забудь. Уж тебе ль не знать,       Как была дорога ты мне!       А не знаешь, так вспомни ты Все прекрасное, что мы пережили:       Как фиалками многими       И душистыми розами, Сидя возле меня, ты венчалася,       Как густыми гирляндами       Из цветов и из зелени Обвивала себе шею нежную.       Как прекрасноволосую       Умащала ты голову Миррой царственно- благоухающей,       И как нежной рукой своей       Близ меня с ложа мягкого За напитком ты сладким тянулася».

      «Не увижу ее я вновь!       Умереть я хотела бы!» Лесбийскую любовь Сапфо воспела, Но не она ее изобрела И, не замкнувшись в ней, любила в жизни Все высшее, прекрасное на свете, Как солнца свет, как юность и цветы. Прекрасному учила девушек, А с ними юношество всей Эллады. Десятой Музой назовет Платон Фиалкокудрую Сапфо Алкея, Земное воплощенье девяти, Чудесный светоч века золотого.

Прекрасно море, но равнины, Леса и топи, тихие долины - Мир детства моего - Во мне рождают грусть и торжество. Какое здесь раздолье! И человек на воле Возносит ввысь встречь солнцу по крылу, Подобен гордому орлу, Окидывает взором мирозданье, Как грезу и свое созданье, Он дух его И торжество! Весенний день сияньем нежным света Благоухает, и полна привета     Вся в зелени, в цвету Земля     В летящих трелях соловья, И небо от рассвета до заката Неслышной музыкой сверкает, И человек возносится все ввысь, Как жаворонок трепеща: «Дивись!» Он с виду юн, в движеньях истый франт, Он наш герой, философ-музыкант,     В глазах веселость до усмешки,     Сам мал, а все вокруг лишь пешки,     Поскольку важен, как дитя,     Что новый мир творит шутя,     Каскадом звуков постигая     Стремления души без края... Он здесь, за фортепиано, нет,     Он там, где вешний свет Играет бесподобно на просторе, Купаясь, как дельфины, в море     И в небо возносясь В слепящих звуках, как сейчас. А с волн бегущих радужная пена Слетает переливами Шопена, И птичий гам по всей Земле Возносится во звездной мгле В призывных пересвистах В лесах недремлющего Листа...

В московских улицах весна, И небо лучезарное без дна, Как море, где снуют дельфины, И изумрудны вновь долины... Он весел и смущен до слез, Как под дождем весенних гроз. - Я снова юн, что ж делать? Ко мне вернулось детство, И я влюблен... Прости! - Оставить нас, уйти, Когда мы счастливы все вместе, И я, и ты, и дети... Тебя не узнаю... - Я вас по-прежнему люблю. Поэтому тут нет измены. - У нас не будет перемены? - Как знать? Я не приемлю лжи... - Теперь хорошего не жди. С женою, тоже пианисткой, Он думал просто объясниться. - Она юна, как юн я был, Когда впервые полюбил... Мы переписывались тайно И виделись случайно, Но счастьем жизнь была полна, Как в море плещется волна. Вновь свежесть чувств и нега, Как в первый день от снега, Мелодией струится кровь... - Здесь посягают на любовь Твою ко мне и к нашим детям, И нет измены? Бог свидетель... - О, не взывай к нему. Я с ним расчелся. - Так ты и с нами разошелся В понятиях любви, добра и зла? - У юности моей любовь взошла Самосознаньем личности пред миром, Не перед немощным кумиром, Который лишь глумиться мог, Любовь разыгрывая, бог! - Ты вновь в тисках: твоя богиня, - Дадим же ей такое имя... Твоя любовь из юности взошла. Ее любовь себялюбиво зла... Другая бы любя сокрылась. У юности достойной крылья, Не у нее, твои нужны Ей для полета в дни весны... - В полеты уношусь один, могучий, В грозу сквозь кучевые тучи, И чрез созвездия всегда один, Как дух, всесветный господин. - Ты всем хорош, откуда же гордыня? - От Люцифера... - Дьявола то имя! - Нет, ангел светоносный - образ мой, Взлелеянный моей мечтой, Мечтою человеческого духа, Вселенной зренье, ухо, А без него она сплошная тьма И света всепобедного тюрьма. - Ты музыкант, а не философ... Зачем тебе еще и слово? Будь в музыке ты чародей, Пронзая дали без людей В призывах к совершенству... Зовешь еще к священству... - О, Вера, ты мила, проста, И в горе, и в любви, как красота И за тобою правда, О, будь же рада Тому, что было, лучше нет, Любовь ведь движет свет... Она всегда стремленье И новое рожденье Во красоте! - То упованье лишь в мечте! То звуки музыки мгновенной... - Летящей вечно во Вселенной... - Прекрасны в музыке мечты, Как перлы красоты... - Мой дух возносится, озвуча Свой страх, как громом туча, И с молнией играя, будто Зевс, Могучий и влюбленный весь... - Со Зевсом спорить я не стану. Влюбленность детскую за тайну Хранил бы лучше как поэт, Восторгами пронзая свет, Скорбя, торжественно ликуя И совершенства лишь взыскуя... - А счастье юности - любовь, Когда она восходит вновь, Не здесь, - в полете дерзновенной В потоках света во Вселенной? - Я перепиской нот - о, красота! - «Божественной поэмы» занята. - Прости! Ведь решено уехать, И это словно зов, как эхо Стремлений детства за мечтой: В Швейцарию уедем всей семьей!

Здесь дали и высокое ущелье Рождают, как гроза, веселье, В алмазных брызгах водопад Струит мелодий радостный каскад... Из звездных далей неземное соло: У Космоса чудесный женский голос, Ликуя и в тоске поет любовь, - Хор женщин отзывается на зов, И птичий хор, и сонма насекомых, К любви и красоте влекомых... И человек возносится: «Я есмь!» В полетах мысли в синеве небес И в бурю грозную над океаном, В борениях мужая в небе рваном, Беспечен и могуч, Как солнца чистый луч... Соблазны славы и любви, вестимо, Высокий и могучий стимул... Звук трепетный возносит ввысь мой дух, Чтоб свет летящий вечно не потух В бездонном мраке звездной ночи, Да просияют человечьи очи, - Как расцветает на Земле весна, Вселенная да будет спасена! - Ты здесь, Татьяна? Я предатель! Признаюсь все ж, влюблен, о, Данте! Любовь ведь движет миром, как и мной, Когда я жив мелодией одной, Гармонией вселенской, Как воли дерзновенной Мир новый сотворить. Но и тебя любить... - Прости! В Москве я не могла остаться... И как поверить, что бегут от счастья? Поехала домой, в Брюссель, Куда доеду и отсель, Но свидеться с тобой всяк может, А нам нельзя, когда нас гложет, Как в буйстве юном кровь, Сладчайшая любовь? - Сладка любовь лишь в юности, но мука, Когда томит заранее разлука, Как с жизнью, уходящей в ночь, И счастье больно превозмочь. - Бежать любви, как вдохновенья, Поэт не станет... - Наслажденья, Минутного, когда он ценит власть Высоких озарений всласть. - Благоразумный гений! Отдайся власти песнопений. А я во власти лишь любви. Когда захочешь, позови! - Мне надо, знаешь, быть в Париже... - Я буду там к тебе все ближе... Так близко, - как нам здесь не сметь, - От счастья только умереть.

Бездомный, без семьи, Беспечный от любви С возлюбленной ревнивой Порой для творчества счастливой Творит прелюдий целый рой, Гармоний новый лад и строй, «Поэмою экстаза» и этюдов - Хоров вселенских чудо! И раб восстал, свободен и могуч, Как Человек и солнца жгучий луч, И выше нет кумира, Он символ обновленья мира - Не для богов, а для людей, Восставший Прометей! И звезды водят хороводы, Лучась, приветствуя народы С очами, полными огня, Любви всесветная возня Возносится до края В сиянии чудесном Рая... Элизиум? Страна ли света? Видна отсюда вся планета Во времени, как дивный сон, У озера знакомый павильон Из Северной Пальмиры - Росси, И солнцем брызжут росы... Там за роялем юный музыкант, Все юны, каждый оркестрант, - То репетиция оркестра... Лужайка, что палестра С амфитеатром, - нет свободных мест, Под вечер начинается концерт, С каскадом звуков и с игрою света, Как будто в поднебесье вся планета, Взывая к мириадам звезд, поет, Вся устремленная в полет. Концерт вселенский Скрябина бушует, Как небеса в грозу, не скажешь всуе, Безмолвие миров пронзает Хор, - В призывах слышишь приговор Стремленьям высшим, как и жизни Здесь на Земле, на крохотной отчизне. Но свет умчит высокие мечты - Творить, как исстари, мир красоты В оазисах Вселенной Гармонией нетленной, И наша жизнь взойдет, Как новою весною, среди звезд!