Благословенный остров Лесбос, славный Рождением Алкея и Сапфо, И Дафниса и Хлои, с Митиленой Вдали от деревень по горным склонам, С пещерой нимф и пастбищами коз, А также и овец, приснился мне, Как мир из детства, юности моей.

Большим казался остров, с городами, Цветущая страна среди морей, С названием столицы Митилена, Где все звенело песней и пернатых, И самых первых лириков Эллады, А знать, и Рима, и Европы всей. Алкей играл в войну, твердя Гомера, Пел в Хоре мальчиков во время празднеств Всегородских и свадеб, рос как воин, К защите родины всегда готовый. Он видел девушек во время празднеств, Да только мельком и украдкой ту, Чей облик нежный и веселый, чудный, Всегда он помнил — с детства, как себя, Из круга высшей знати государства. Почти что сверстники, но мальчик юн, А девочка-подросток уж невеста, Блистающая грацией и счастьем, Союзница Эрота, сладу нет! Нет мочи мельком на нее взглянуть. Ослепнув, шлепнешься, как в бездну с гор, Сорвешься голосом, звучащим в Хоре, — Ее уж нет, Хор девушек ведущей Вкруг рощи к храму высоко над морем. Товарищи все знают и смеются, К Сапфо уж сватались; она не хочет С замужеством спешить: свобода ей Милей, хотя и любит петь на свадьбах И собственные песни. Поэтесса, Какой во всей Элладе не сыскать! Алкей смеется, чтобы не заплакать; Уходит, прячется от всех в горах; К пещере нимф несет дары влюбленных, Впервые пробуя слагать стихи, Беспомощные, ну, так пишут все И все, смеясь, читают свитки с веток. «О боги!» — вслух вскричал Алкей от мысли, Что если свиток мой прочтет Сапфо И стих бездарный возмутит ее, Сорвет и бросит, пожалевши нимф. Алкей решил писать, так лучше всех, Призвав Орфея и Гомера тоже, Чтоб строками его зачитывались Все у пещеры нимф, сюда примчалась Сапфо из любопытства, кто такой Из юношей поэтом объявился! Стихи Алкея стали узнавать И отвечать, поэта выследили Его ж друзья, придав огласке имя, Дошедшее до слуха и Сапфо. «Алкей?!» — Сапфо с подружками в саду Гуляла, с книжкою в руках, читая То вслух, то про себя, забывшись словно, Вся в трепете волнений и видений… «Да это ж тот, в тебя влюбленный с детства, — Кормилица сказала, рассмеявшись. — Ребенком лет семи он здесь бывал, И вы в саду, как на лужайке дикой, Играли, забывая все на свете, Нередко мужа и жену, ласкаясь, И ты его учила целоваться…» «Эй, замолчи! — вся вспыхнула Сапфо. — Ну, что несешь? Да, разве это было? Я думала, из снов моих девичьих О старине еще времен Гомера, Из сказок, где деяния героев Вершатся свадьбой, или ночью сладкой, Во славу Афродиты и Эрота, О чем мне с детства слышать было стыдно, А ныне сладостно до слез и муки И снова до стыда — в руках Эрота». «По-твоему, Алкей — Эрот, Сапфо? Эрота ты учила целоваться?» — Смеются девушки лукаво-звонко В полупрозрачных туниках, слегка Спадающих с нежнейших юных плеч. «Эротом прилетал к тебе Алкей, А ныне явится, смотри, поэтом, Единственным соперником твоим, Достойным в состязание вступить», — Сказала юная жена буквально, Уж выданная замуж, ей на горе, За старого купца, с расчетом вскоре Ей овдоветь, с приличным состояньем, Чтоб молодость в веселье провести. «Он приглашен на репетиций Хора Не мной, а стороною жениха, Как будто я для мальчиков не пела, Как я пою для девочек сама. И здесь не состязание, а дело, Приятное с полезным сочетанье».

Алкей в дверь постучал не без волненья, В ответ лишь тишина и пересвист С подлетом ласточек к гнезду под крышей. Стук повторил, впадая в нетерпенье, И дверь ему кормилица открыла: «Ну-ну, не опоздал, пришел ты рано, В послеобеденное время сна. Здесь выйди в двор и в сад пройди, в беседку; Там отдохни, а можешь и вздремнуть, Как в детстве на лугу, где сад разбит, Какого ты не видел в Митилене». Алкей проходит через двор с бассейном И там, где прежде луг с кустами цвел, С лазурью моря и небес вдали, Он входит в сад, диковинно чудесный, С деревьями, лианами увитых, Что крыша, вся цветущая весной. Алкей вошел в беседку из колонн Под сенью дуба, с вазами цветов, Благоуханных, в сон клонящих в зной. Он в дрему погрузился; вдруг вошла С воздушною стопой фигурка нимфы «Сапфо! Иль это снится мне из детства Пленительная нимфа, первообраз Всех юных женщин, мне запавших в душу, С тем я и рос, влюбленный в красоту». «Алкей! Ты спишь и бредишь? Или это Стихи для Хора мальчиков?» — Сапфо Взглянула на него, как проглотила Змея птенца, с усмешкой и с любовью, С любовью, да, иначе не умела, Вся нежность к жизни, женственность сама, Хотя и смуглая, и даже очень, С глазами — ярче ночи со звездами, Невелика и ростом, вся движенье, Как в танце, с грацией любви и неги. «Стихи для Хора? Нет!» — Алкей взволнован, Как никогда, ему почти что дурно, Бросает в пот, в висках стучится дятел, Сбежать бы без оглядки, а куда? И он из свитка к нимфам произносит: «Сапфо фиалкокудрая, чистая, С улыбкой нежной! Очень мне хочется     Сказать тебе кой-что тихонько,     Только не смею: мне стыд мешает». Сапфо, застыв на миг в раздумьях скорых, С опущенной головкой удалилась. На репетиции держалась скромно, С Алкеем говорила, как со всеми, И он притих, с надеждой на удачу Со временем, и так ведь поспешил. И вдруг, как гром средь неба ясного, Услышал с уст других, ответ стоустный, Стихи Сапфо с его признаньем вкупе. «Когда б твой тайный помысл невинен был, Язык не прятал слова постыдного, — Тогда бы прямо с уст свободных     Речь полилась о святом и правом».

Алкей, снедаем грустью и тоскою, Бродил в горах, охотой увлечен, И рад бы был сразиться с кабаном И пасть, растерзан зверем, как Адонис. Друзья, предвидя помыслы такие Или опасность, бросились искать Поэта юного с чудесным даром, Под стать Сапфо, прекрасной митиленки, Чья слава пронеслась по всей Элладе, Гомером пробужденной к новой жизни, С явлением богов Олимпа в небе, С рожденьем Афродиты и Эрота, Когда любовь — стремленье к красоте, Не Эрос буйный, как у кабана. Алкей, снедаем грустью и тоскою, С вершин предгорья видит Митилену, Любимый город, с гаванью тишайшей И в бурю в море с волнами до неба. В саду укромном видит он Сапфо, Среди цветов, с венком на голове, Всю розовую, в белоснежном платье, — Ее любить, с волненьем до озноба, Как сметь признаться в том в ее глазах, Чарующих, пленительных до счастья Любви и неги, страсти и соблазна, С предчувствием сплетенья юных тел В невинности желаний — до стыда Перед запретным, как «святым и правым». В чем тут вина его? Эрот измучил, Но о «постыдном» он не помышлял. Остались бы одни, с сплетеньем тел, — Ведь в том уже для юности — все счастье, — В невинности объятий и лобзаний. Алкея обвинить в постыдных мыслях, Да в песне, что запели в Митилене, Смеясь лукаво над самой Сапфо, Да это же огреть его, как плетью, С Эротом всемогущим заодно. Ведь стрел его не избежать Сапфо, Тогда-то запоет и о «постыдном» С мольбою обращаясь к Афродите, Слагая гимны ей, каких не пели Еще нигде, ликуя и скорбя. Весна живит Алкея, он слагает Стихи как песни, песни как стихи, Впервые, с голосом своим, без рифмы, С мелодией стиха, как в песне стройной, С созданьем лирики, с Сафо в союзе И в спорах, в перекличках двух поэтов, Как птиц пернатых по весне…

Лесбийскую любовь Сапфо воспела, Но не она ее изобрела И, не замкнувшись в ней, любила в жизни Все высшее, прекрасное на свете, Как солнца свет, как юность и цветы. Прекрасному учила девушек, А с ними юношество всей Эллады. Десятой Музой назовет Платон Фиалкокудрую Сапфо Алкея, Земное воплощенье девяти, Чудесный светоч века золотого.