Электрические лампы нижнего уровня мерцали бледным светом. От этого лица мрачных бойцов Комитета казались белыми масками мертвецов. Входы на этаж были надежно забаррикадированы, единственным способом попасть в секретные казематы остался последний коридор, соединяющий их с лифтовым залом и захваченными помещениями Надзора. По лестничным пролетам, с верхних этажей изредка доносился отдаленный стрекот автоматных очередей. Еще не все очаги сопротивления были подавлены многочисленными восставшими, заполонившими огромное здание. Но это лишь временно, помощи ждать неоткуда. Подразделения Надзора смяты народными ополчениями, а армейские отряды, добравшиеся до столицы, либо также разбиты и рассеяны по городу, либо присоединились к революционерам. Грязные предатели и перебежчики. Целью Комитета была оборона здания вплоть до подхода вооруженных сил, но когда стало понятно, что солдаты начали дезертировать один за другим, надежд на спасение не осталось. Сейчас лишь приказ Главы Комитета удерживал бойцов внутри.

Полковник Берий Маркович в своем неизменном черном камуфляже ходил от одного раненого к другому. Для каждого находилось слово, а порой и стимулятор из остатков армейского снаряжения. В этой ситуации боец как никогда нуждался в своем командире, готовым стоять до конца. На последнем рубеже обороны, жалком клочке коридоров и служебных помещений царила мрачная отрешенность. Полчаса назад каждому из них была дана возможность уйти, но никто не согласился оставить свой пост. Люди готовились умирать. Не за Демиругию, а просто за себя.

– Берий Маркович! – взволнованно закричал помощник. – Телефон. Вас вызывают!

Полковник стремительным шагом подошел и взял трубку.

– Да. Кто говорит?

– Это Печенег. Как обстановка, полковник? – на лице полковника мелькнуло облегчение.

– Хреново, Печенег. Времени нет на разговоры. Что на радарах?

– Получил направленный радиосигнал со стороны Хребта, правда, один, а не четыре. Как ты и говорил, в пределах досягаемости.

– Понял тебя, – полковник закрыл глаза, оттер пот со лба, глубоко вздохнул и продолжил. – Значит так, отметка есть, приступай к операции.

– Слушай, Берий Маркович, ты ведь знаешь ситуацию. Волнения даже до нас докатились, хоть мы и на границе. Бойцы вот-вот думать начнут.

– Мне плевать, Печенег! – зло рявкнул полковник. – У меня тут ситуация похуже, поверь. На кой ляд мне твои метания.

– Да ты не кипятись. Вот только из лояльных у меня остались разве что парочка «Гиацинтов» да несколько «Эльбрусов». Хватит?

– У меня нет вариантов. Мобилизуй все, что доступно.

– Понял тебя, полковник. И да, удачи тебе.

– Отбой, Печенег.

* * *

Помощник вопросительно уставился на полковника, когда тот положил трубку. Берий Маркович оглядел своих людей тяжелым взглядом и негромко сказал:

– Успели. Выстояли, черт бы побрал этих паскудных повстанцев.

– Что прикажете делать теперь? – помощник участливо смотрел на командира.

– Камеры и карцеры еще не вскрыты?

– Держатся еще. Но, судя по показателям температуры, их пытаются вскрыть снаружи.

– Своих вытаскивают, – усмехнулся полковник. – Управление мы еще не потеряли?

– Электричество, конечно, сбоит, но некоторые действия сделать все еще возможно.

– Отлично. Тогда включай подачу зарина в камеры. Восставшие не должны получить заключенных живыми.

– Но как же родственники и друзья членов вашей экспедиции? Они ведь важный рычаг влияния.

– Свою роль экспедиция сыграла. Выполняй приказ.

Помощник кивнул и помчался по коридору к пульту управления. Дело было сделано. То, ради чего Берий Маркович всю жизнь верно служил своему Отечеству, едва не сорвалось из-за кучки революционеров, которых проглядел Надзор. Теперь не стало бесполезного Надзора, практически захвачен и Комитет. Стабильная, полная военной мощи Демиругия, готовая отразить любую атаку Республики Кант, покрылась трещинами изнутри и рухнула. Пройдет несколько дней, и последние верные старому режиму патриоты будут жестоко уничтожены. А затем над зданием правительства поднимут новый флаг – черный, с желтым крестом. Солдаты будут горланить немного другие песни, а новоиспеченная контрразведка начнет вылавливать недовольных. И все повторится вновь. С одной лишь разницей – теперь, благодаря главе Комитета внутренней безопасности, Республика Кант навсегда отрезана от Демиругии.

* * *

Полковник плотно закрыл дверь в небольшой кабинет начальника охраны. Хозяин этого места погиб при прорыве революционеров, так что никто не заявится сюда в ближайшее время. Служащие Комитета проводили большую часть своей жизни на службе, поэтому кабинеты становились им вторым домом. Особенно для начальства. А жить в окружении казенных вещей хотелось очень немногим. Поэтому рабочее место постепенно обрастало домашними мелочами и незамысловатым декором. Пол прикрывал неброский ковер, вместо неудобных складных деревянных стульев появлялись раздобытые неизвестным путем кресла с вельветовой обивкой, а блестящие стены украшались массивным хронометром с резным циферблатом. Тяжелые ящики для документов и досье на каждого служащего были покрыты толстым слоем пыли. «Отлынивает, паразит», – подумал полковник и тут же осекся.

Он сел в самое большое кресло, стоявшее в углу кабинета. Справа от него стоял небольшой столик со стеклянной пепельницей и бензиновой зажигалкой. Пепла не было, бывший хозяин этого места никогда не курил, это был подарок от сослуживцев. Полковник взял в руки зажигалку, чтобы рассмотреть надпись на ней. «Долгих лет». Иронично. Жестоко. Несправедливо. Берий Маркович отстегнул от пояса кобуру и вытащил из нее пистолет. Небольшой кусок металла, словно выточенный специально под ладонь, прошел со своим владельцем через многое. Много лет назад его выдали молодому военному как табельное оружие.

Для настоящего солдата этот день значит очень многое. Присяга. Ровный строй. Холод октябрьских ветров. Огонь молодости в груди и пламя верности в глазах. За спиной крылья от осознания причастности к общему делу Победы. В этот день все клянутся Отечеству оберегать его ценой своей жизни. Молодой Берий клялся в этом себе, клеймя сердце преданностью своей стране. А, как известно, клеймо, поставленное самому себе, несут до последнего вздоха.

С тех пор произошло порядочное количество событий, но короткий пистолет в поношенной кожаной кобуре оставался неизменным. Полковник отложил его к пепельнице и запустил руку в нагрудный карман. Оттуда он извлек фотографию. С нее смотрели зеленые глаза в обрамлении еле заметных морщин его жены и огненные искорки дочери.

– Простите, но это ради вас. Иначе из-за меня вас причислят к пособникам старой власти. А свой долг я исполнил, – с этими словами он чиркнул зажигалкой, поднес пламя к снимку и бросил его догорать в пепельницу.

Затем он молча взял пистолет, снял его с предохранителя и передернул затвор. Приставил холодный ствол к подбородку. Еще раз обвел взглядом небольшой кабинет, резко выдохнул и вдавил спусковой крючок.

Хлопок. Боль. Вспышка адской боли. Стиснутые зубы. Кровь. Много крови, заливающей глаза.

Полковник, теряя сознание, с размаху впечатал пистолет в стол. Разжал пальцы. И лишь после этого позволил себе умереть.

* * *

Слова о том, что перед Хребтом постоянно ведутся ожесточенные схватки с кантийцами, в которых ежедневно гибнут доблестные защитники Демиругии, казались все менее правдоподобными. Пропаганда с самого детства сопровождала каждого гражданина плакатами о небывалых подвигах солдат на фронте вдоль всей горной цепи. Однако глазам троих путников открылась совершенно иная картина. Густые заросли травы и кустарников пробивались через почерневшие остовы сгоревшей военной техники. Куцые деревца цеплялись корнями за шершавые бока неразорвавшихся бомб. Скелеты бронеавтомобилей вросли в маслянистую землю. Дырявые каски убитых не одно десятилетие назад солдат служили домом для серых грызунов. Если местность около демиругийской границы напоминала еще не остывшее поле боя, то здесь ту самую Победу одержала природа.

Но останавливаться и разглядывать живописные красоты было некогда. Хасар, словно танк, ломился сквозь заросли, поминутно матерясь сквозь зубы. Он тащил на себе два вещмешка, однако сейчас не до отдыха. Совсем потерявший остатки адекватности лейтенант остался позади, в котловане, и, скорее всего, активировал свой радиомаяк. А из этого исходило следующее. Либо скоро сюда прибудет «вертушка» с десантом, что давало небольшой шанс беглецам уйти, пока они будут лететь. Либо, что кочевник изначально считал наиболее вероятным вариантом, местность попросту перепашут массированным артобстрелом. Последний вариант оставлял один выход – как можно скорее добраться до пролома и укрыться там. Учитывая, что Сурнай вполне мог последовать за ними, нужно шевелиться.

Хасар зацепился ногой за торчащий из земли металлический штырь и полетел на землю. Удар смягчил вещмешок Лемора. Его хозяин тут же промчался мимо, бряцая трофейным автоматом. Кочевник начал подниматься, и тут сзади кто-то схватил его за мешок и помог подняться.

– Не время для сна, – задыхаясь, выдавил из себя седой преподаватель и помчался вслед за подпольщиком.

Хасар встал на ноги, перевел дух и побежал вперед, не оглядываясь.

* * *

Лем перепрыгнул через кучу древнего мусора и остановился. Продираться сквозь траву, доходившую до груди, было слишком долго. Огромный горный Хребет навис над ним серой монументальной громадой и раззявил кривую пасть прохода. «Только бы успеть».

– Эй, – негромко позвали откуда-то справа, – за мной, Лемор. Скорее. Времени мало.

Не разбираясь, Лем побежал на голос. Затрещали кусты, и, приминая траву, обладатель неожиданного призыва тоже кинулся бежать. Оставалось только следовать за ним. В спину тяжело дышал Палий, немного позади чертыхался Хасар, а Лем упорно бежал по следам неизвестного помощника. Смутно знакомые серые лохмотья мелькали сквозь заросли, сиплый голос подгонял: «Быстрее, быстрее. Уже близко!»

«Это же Юшка», – мелькнула догадка у Лема. Но удивляться не было времени. Все силы в ноги и вперед, к спасительным горам. Сгустившаяся растительность хлестала по голенищам берцовых сапог и цеплялась за длинный плащ, но подпольщик стремительно бежал. Из-за пазухи грозился вывалиться тяжелый пистолет, по бедрам бил автомат Сурная, болтающийся на ремне, натирая шею. Сердце захлебывалось оглушительным стуком, било в набат от резкой нагрузки и липкого чувства тревоги. Опасность, струившаяся душным туманом сквозь пальцы, тянула свои щупальца к беглецам. Она пыталась обогнать, окружить и задушить мраком паники, но никак не поспевала за тремя людьми, практически добравшимися до гор.

– Глубже! – сипло выдохнул Хасар, обгоняя подпольщика. Он пронесся сквозь невидимую границу, отделявшую равнину от горного прохода, и побежал по узкой тропе, петляющей между каменных склонов.

Лем остановился и пропустил хрипящего Палия вперед, тот готов был свалиться в любой момент. Молодой революционер обернулся назад на безумно краткий миг. Вопреки красивым мечтам, время вовсе не застыло для него в тот момент. Это был просто быстрый, словно удар молнии, взгляд. Момент, и он сорвался с места за удаляющимися товарищами с удвоенной силой. Потому что в уши ударил противный свист, знакомый каждому демиругийцу по военным агитационным фильмам. Это был последний аккорд для любого, кто посмел бросить вызов армии Демиругии. Стервозный свист крылатых ракет «земля-земля».

Прыжок через каменное крошево, рывок из последних сил и рывок из сил, которых уже не осталось. Черные кольца, сдавившие взор, быстрая мысль: «Хасар прав». И вдруг воздух словно затрещал по швам и лопнул огненными пузырями. Каменная почва под ногами вздыбилась острыми фонтанами и ударила прямо, несколько раз перевернулась, покатилась кувырком и прыгнула прямо на Лема. Чья-то костлявая рука в серых лохмотьях рванула в сторону, спасая от сильного удара. Дневная лампочка освещения со звоном лопнула, и свет с хрустом потух.

* * *

Подпольщик дернулся, очнувшись. Попытался вдохнуть и закашлялся, подавившись пылью.

– Лемор, – послышался над ухом сиплый шепот. – Не торопись. Отдохни. Ты сильно ударился, восстанови силы.

Лем скосил взгляд своих красных из-за лопнувших капилляров глаз – тело его было завалено острыми булыжниками. Знакомый голос доносился через ватную пелену откуда-то сзади, куда подпольщик не мог повернуться.

– Спи, Лемор, скоро твои друзья проснутся и помогут, – пообещал голос. – Как проснешься, веди всех за собой вперед. Дороги назад теперь нет. По крайней мере, здесь. Но будь осторожен, духи мест, в которые вы направляетесь, капризны и пугливы. Они не любят того, чем вы привыкли сражаться. Не становитесь опасными для них, и они не будут опасными для вас. А теперь отдыхай.

Сухая ладонь осторожно опустилась на затылок и словно забрала ноющую боль, бьющую в набат в голове подпольщика. По телу разлилось неожиданное умиротворение, и Лем уснул.

* * *

У увлеченных людей есть совершенно необъяснимая способность забывать обо всех невзгодах, как только у них появляется возможность заняться любимым делом. Их мир словно сужается до размеров конкретной цели их всепоглощающего интереса.

– Вы только посмотрите, Хасар! – воскликнул Палий, ковыляющий вдоль гладкой каменной глыбы великанских размеров. – В этом, со стороны ничем не примечательном камне, заложена внушительная часть истории нашего мира. Лишь поверхностно проанализировав увиденное, я могу с уверенностью сказать, что та история этих мест до появления Демиругии совершенно не такая, какую мы привыкли изучать на школьных уроках. В камне есть окаменевшие песчаные жилы, чудом сохранившиеся до наших дней. Это указывает на то, что вся равнина, включая Демиругию, относительно недавно, по мировым меркам, находилась под водой, а здесь было речное русло. Нам врали, Хасар! Причем без зазрения совести!

– Тоже мне, открытие, – фыркнул кочевник. Он устало облокотился на вещмешок и наблюдал за хромающим историком. – Н-да, тяга к знаниям, как говорится, неизлечима. Получается, что кроме вас-то, и нет ученых в нашей стране?

– Я уловил сарказм в вашем тоне, молодой человек. Если вы не считаете меня компетентным в этом вопросе, поспешу заверить, у нас целое научное направление при Университете прикладной физики. И единственные ученые, которые в почете у партии, это археологи, кем я, к счастью, и являлся весьма продолжительное время.

– Так чего ж вы раньше эти камни не излазали? – насмешливо поинтересовался кочевник. Внезапный энтузиазм седого преподавателя крайне забавлял его.

– Тут есть две версии, как это всегда бывает, – печально ответил Палий, – одна из них официальная, а другая настоящая. С какой начать?

– Ради интриги давайте сначала официальную.

– Ну, с ней все довольно банально. Самыми ценными областями для археологических раскопок являются горы Хребта и плато, соединяющее непригодный для жизни материк с нашим полуостровом. Но Хребет находится в зоне постоянных боевых столкновений, а плато вообще входит в состав Республики Кант.

– Но, как мы видим, никаких подтверждений боевым действиям, в частности, и существованию Республики Кант в целом, попросту нет. Ржавые зенитки не в счет, их там мог поставить кто угодно, – докончил за преподавателя Хасар.

– Совершенно верно, поэтому я придерживаюсь другой точки зрения, почему все археологические экспедиции тормозятся. Все раскопки, как ни странно, спонсируются не просто партией, а непосредственно Военным Комиссариатом Демиругии, – на этих словах брови Хасара поползли вверх.

– А этим-то что у вас нужно?

– Дело в том, что никому, в сущности, не интересно происхождение нашего мира, его древняя история. Единственная причина, ныне засекреченная, по которой археология в Демиругии существует, это то, что однажды одной из экспедиций удалось раскопать древнее подземное убежище, построенное, очевидно, нашими дальними предками. Это был фурор! Такое открытие! Возраст находки даже на первый взгляд был вдвое старше, чем первые упоминания о Демиругии! Но, думаете, это так взволновало правительство? Вовсе нет. Вместе с тем убежищем экспедиция нашла чертежи ракет «земля-земля», устройство которых опережало наши разработки на десятилетия. Вот когда военные инженеры оценили по достоинству находку, восторг партии не знал границ. Государство под бравыми лозунгами начало спонсировать науку, втайне надеясь повторить успех той экспедиции. В конечном итоге не камни мы изучали, Хасар, а рыли землю на предмет оружия предков. А вся эта история, учеба на ошибках прошлого… Плевать всем на это. Танки бы помощнее и побольше, это да, великая цель, ничего не скажешь.

– Ну а что вы хотели? Бескорыстного признания? Партия суть есть огромный механизм, тратящий силы своих шестеренок лишь на те вещи, которые будут приносить стабильную пользу либо в вашем случае имеют шанс сорвать куш, – Хасар порылся в вещмешке за спиной, извлек из него оставшиеся желатиновые бобы, завернутые в газету, и принялся неспешно жевать их.

– Это я сейчас понимаю, а тогда… В пору моей юности, когда весь наш выпускной факультет с горящим взором жаждал приносить посильные вклады в развитие науки, я мыслил иначе. Верил всему, что мне говорили. Сначала верил в партию, в будущее археологии. Затем яростно верил в Контору, которая тогда только начинала свою подпольную деятельность. Возможно, со стороны я был похож на Лемора. Хотя, не мне судить. Так или иначе, чем ближе я подбирался к истине, тем холоднее становился огонь моей души. С тех пор я всеми силами старался поддержать этот огонь в юных поколениях, но, судя по тому, что я здесь, переусердствовал. Как там Лемор, кстати?

– Я осмотрел его, пока вы отходили. Жив, дышит и глубоко спит. И, по правде, я бы к нему присоединился, – признался кочевник, – скоро опять в путь. Сейчас нам единственная дорога – в место, которое долгое время называли Республикой Кант.

– То есть вы верите, что никакой Республики никогда не существовало?

– Я уверен лишь в том, что все, чему учат с детства в Демиругии, – ложь. А верю я или нет… Скоро и так все узнаем.

* * *

Лем окончательно проснулся. Он открыл глаза и принялся поочередно сжимать кулаки, возвращая чувствительность онемевшим пальцам. Пока он спал, его вытащили из-под камней, теперь ноги больше не сдавливали острые валуны, а над головой было лишь чистое небо. Лем втянул носом морозный воздух и с удивлением отметил, что тот подрастерял свой колющий ноздри холод. Тело было налито ватной усталостью, но резкой боли не было. «Кости, похоже, целы», – облегченно прошептал Лем. Ушибы и синяки его мало заботили. Он попытался восстановить в памяти картину того, что произошло до его отключки. Вышло не особо хорошо, лишь каша из всполохов, пронзительного свиста и ощущений ударов по телу.

– Ну вот, цел и здоров, – удовлетворенно констатировал сиплый голос.

– Юшка! – узнал Лем. – Ты не ушел?

– Решил подождать, пока ты проснешься, – ответил сгорбленный человек в серых лохмотьях, следя за тем, как подпольщик поднимается на ноги.

– Спасибо… наверное.

– Наверное, – передразнил его Юшка. – Если б не я… Эх ты. Ладно, я пойду вперед, еще встретимся.

С этими словами он неуклюже развернулся и поскакал на четвереньках, перепрыгивая через завалы камней. Один прыжок, и он вновь скрылся из виду.

– Эй! – попытался окликнуть его Лем. На секунду показалось, что он вновь вернулся, но это лишь Палий вышел из-за завала, за которым скрылся таинственный провожатый.

– А, Лемор! – радостно крикнул археолог. – Наконец-то вы проснулись. Идите же сюда!

– А вы не видели… – начал было Лем, подойдя к Палию вплотную, но осекся.

– Кого, Хасара? – он воспринял эту реплику по-своему. – Спит неподалеку. И, спешу заметить, до неприличия громко храпит.

Седой преподаватель ощупал подпольщика и осмотрел его с ног до головы.

– Как вы? Ничего не сломали, как вижу? – голос его был полон неподдельного участия.

– Да, все в порядке, но я вообще-то не про Хасара хотел спросить.

– Ах, Сурнай, – мгновенно помрачнел Палий, – очевидно, не уцелел под обстрелом. Рискну предположить, что, в отличие от нас, он и не пытался скрыться. Я знал одного такого человека, верного партии до мозга костей. Он провинился в какой-то мелочи и понес наказание в виде общественных работ. Так я до того не видел человека, который искренне верил, что наказали его недостаточно. Он даже попробовал упросить ужесточить меры, но ему, конечно, отказали. Думаю, Сурнай принял свою смерть с полной покорностью.

Стало понятно, что никого, кроме членов их маленькой группы, Палий не видел. Никакого незнакомца, передвигающегося на четвереньках.

– Тогда нам стоит идти, – взгляд Лема затуманился, голос собеседника начал доноситься из-за незримой пелены. Сначала он просто начал приглушаться, затем до слуха подпольщика стали доноситься лишь скупые обрывки фраз. А затем и они превратились в неразличимое бормотание. Тихое, далекое и совершенно неважное.

«Если они не хотят замечать его, то с чего мне замечать их? Всю дорогу сотрясали воздух разговорами о недалекости всех и каждого, а сами оказались слепыми, как новорожденные котята. Выходит, все, что Палий сказал тогда на болотах, чушь», – понимание этого простого факта настолько взбодрило Лема, что он даже улыбнулся. – «Значит, дело Конторы живет. Значит, близок день, когда исчезнет Демиругия партийная и родится Демиругия свободная, скинув с себя братоубийц Надзора. И Азимка давно обхитрила нерасторопные спецслужбы и увильнула у них из-под носа. А все это запугивание – глупый, неправдоподобный шантаж! Бутафория! Неправда!»

* * *

Из омута мыслей Лемора вырвала рука, развернувшая его к себе. Она принадлежала Хасару. Он что-то пробубнил, вглядываясь в лицо Лему заспанными глазами. Но подпольщику было все равно, что он там ворчит. Он опустил глаза на землю и увидел автомат Сурная. Не произнеся ни слова, он поднял оружие, перекинул его через плечо, развернулся и пошел в направлении, в котором скрылся Юшка.

* * *

Лем шел прочь от заваленного прохода. Каменные стены понемногу расступались перед ним. Лица коснулся мягкий шепот неожиданно теплого ветра. Он словно гладил изможденного путника по задубевшим небритым щекам. По бокам от широкой тропы, которая теперь не петляла между куч щебня и гравия, а уверенно тянулась вдаль, появились неуверенные пучки молодой зеленой травы. Чем дальше шел Лем, тем гуще и разнообразнее становилась зелень вокруг. Убаюканный ласковым летним воздухом, неизвестно откуда взявшимся во время поздней демиругийской осени, он почти плыл, не чувствуя земли под ногами. Безжизненные камни вокруг все больше покрывались жизнью. Неприветливый горный проход расширился и превратился в согретый солнцем сочный луг. Среди травяных зарослей то и дело стали попадаться на глаза сиреневые горошины цветущего клевера. По высокой траве ходили легкие волны, заставляющие зеленые колосья мирно покачиваться в такт умиротворенному дыханию природы. Выскочила на тропу и прошмыгнула на другую сторону небольшая полевка. В зарослях деловито завозилась рыжая, с медным отливом пустельга. Мир, полный жизни, купался в лучах приветливого солнца, безраздельно правящего высоким чистым небом.

Было похоже, что все картинки из книжек, которые показывал Лему в детстве отец, ожили и разбежались по округе. Подпольщик почувствовал, что солнце греет не только его задубевшие за время похода пальцы, тепло проникло внутрь, куда-то в область груди, и заматеревшая душа начала оттаивать. Он физически ощутил, как рубцы на ее поверхности, воспаленные и не зажившие, успокаиваются и покрываются слоями покоя. В голове начали затуманиваться и понемногу испаряться неприятные воспоминания. Вот улетело последнее напоминание о застенках Надзора. Память перестала хранить этот эпизод, погрузив все произошедшее в те страшные дни в непроглядный сумрак. Лем перестал содрогаться, вспоминая об этом, глубокий рваный порез на его душе разгладился, словно его никогда и не было. Забылась музыка маленького призрачного скрипача Сашки из Мертвого Города. Мелодия, от которой сердце сдавливали раскаленные клещи и заставляли его надрывно кровоточить, растворилась без остатка. Волны на озере памяти разгладились, даря долгожданный душевный отдых.

Утоптанная тропа сама стелилась под ногами. Лем плыл вперед, не чувствуя мозолей на ногах и недавней усталости. Теплый ветер подхватил его, расслабляя натруженные за время пути мышцы, и понес вперед. Мягкий зеленый ковер, укрывающий подножья гор, стелился всюду, насколько хватало глаз. Встречаясь с отвесными скалами, он редел и уступал место бастионам природной крепости Хребта. Гранитные породы причудливыми формами украшали горные тропы, ведущие в никуда. Зазубренные шпили тянулись к небу в бессильных попытках достать до него. На самых их концах темнели гнезда орлов. Именно они были подлинными хозяевами этих земель. Парящими властелинами над всем Хребтом. Они могли с легкостью добраться до самых высоких скал, а затем, стремительно пикируя, мгновенно оказаться у их подножий. Гордые и властные птицы. Но сейчас, как ни странно, их не было видно в бездонном синем небе. Лишь смутные силуэты, едва различимые на фоне серых скал вдалеке, намекали на вездесущее присутствие хозяев этой земли.

* * *

К концу дня, который прошел в практически непрерывном переходе через Хребет, горные массивы расступились так же резко, как и начались. Вообще, Хребет оказался довольно странным своей геометрией, горы начинались по одной границе, которая представляла собой прямую, и, как оказалось, заканчиваются так же. Но Лема это мало заботило. Кто угодно забудет обо всем на свете, если увидит то, что увидел молодой подпольщик. Солнечный диск, налившись багровым светом, чинно спускался с небесного пьедестала к линии горизонта. Тропа, которая вела путников через горы, с разбегу врезалась в рощу. Деревья, крепкие, дышащие жизнью, шелестели своими высокими кронами где-то далеко наверху, прощаясь с могучим солнцем. Последние закатные лучи, дарящие мимолетное тепло, стреляли сквозь листву оранжевыми искрами. Задорно, маняще.

Республика Кант встретила незваных гостей из Демиругии во всеоружии. Поражаться было чему, ведь с рождения ни один демиругиец не видел ни одного высокого дерева. Все забытые, заросшие кустарником и хмурой крапивой парки, состоят из хилых деревьев неизвестной породы. Они худые, изможденные и задавленные, под стать жителям городов. Кора их серая и гладкая, а ветви – кривые и крючковатые, словно пальцы древней старухи.

Ни о каком синем небе тоже никто почти не слышал. Над городами всегда висит непроглядная серая пелена, скрывающая солнце. Вместо него – мутный шар, освещающий противную хмарь демиругийских улиц.

* * *

Лемор обернулся на плетущихся позади Палия и Хасара. Они шли почему-то осторожно, кутаясь в одежду, словно от холода. Они недоверчиво рассматривали сочные заросли вокруг, словно не могли поверить в то, что предстало перед ними. Но Лемору стало наплевать. Все, что связывало их, стало бессмысленным. Экспедиция завершена, теперь пора думать о возвращении домой. И, так как единственный известный проход в горах завален обломками скал, выход из положения следует искать впереди. А выход найдется, Лемор это знал. Возможно, в нем крепла лишь слепая вера, перерастающая в уверенность, а может, во всем был повинен Юшка, чей колченогий силуэт изредка мелькал в кустах впереди. Сам не зная почему, Лемор доверился этому странному проводнику больше, чем всем членам его недавней экспедиции.

– Эй! Лемор! – Юшка выскочил из ближайших зарослей.

Подпольщик дернулся от неожиданности и тихо чертыхнулся сквозь зубы.

– Можно было и потише. Что такое?

– Ты пообещал прислушаться к духам этого места, пора сдержать слово.

– Какие еще духи? – Лем с недоумением уставился на проводника.

– Вспоминай, соня. Ты лежал под завалом, когда проснулся в первый раз.

Что-то похожее стало всплывать в мозгу подпольщика.

«Да-да. Капризные духи, которые что-то там не особо жалуют. Было такое», – подумал Лем.

– Допустим, я помню. Что дальше?

– Иди за мной, – поманил его Юшка, – здесь недалеко. За товарищей не беспокойся, ты их сильно обогнал. Они и не заметят твоего отсутствия.

* * *

С этими словами он юркнул обратно за деревья. Лемору ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Они отошли от тропы всего метров на двадцать, не больше. За деревьями прятался от лишних глаз окруженный колючими зарослями небольшой овражек. Его дна не было видно из-за желтого тумана, наполняющего его до половины. В нем было что-то неестественное. Он казался чуждым такому прекрасному месту, как это. Желтизна казалась слишком ядовитой и мутной, каким бывает цвет искусственных химикатов.

– Это газовое озеро, – пояснил Юшка, – в этой роще есть несколько таких.

– И что это за газ? Он не похож на природное явление.

– Здесь тоже была война, Лемор. Очень давно. Очень страшная война. Духи этих мест зарастили раны земли, но кое-что еще осталось. Эти озера – наследие прошлой эпохи.

– Да что же это за духи такие? Может быть, ты их видел? – Лем начал думать, что Юшке попросту проще называть духами кого-то конкретного и вполне реального.

– Нет, – покачал лысой головой проводник, – их нельзя увидеть. Только почувствовать. Я говорил, они не любят того, чем вы воюете. Я так почувствовал. Значит, чтобы все было хорошо, ты должен избавиться от этих штук, – он ткнул пальцем в автомат, болтающийся на ремне, и оттопыренный пистолетом карман.

– Ну, в общем-то, это все мне больше ни к чему, – пробормотал подпольщик себе под нос и добавил чуть громче. – И что ты предлагаешь?

На чумазом лице Юшки расползлась кривая улыбка. Он извлек из многочисленных складок своих лохмотьев увесистую блестящую гайку.

– Нет ничего лучше для проверки пути, чем кинуть гайку. Ну, или болт на худой конец, – пояснил проводник.

Затем он неуклюже замахнулся и зашвырнул гайку в самый центр газового озера. Преодолев большее расстояние по кривой дуге, в момент соприкосновения с газом гайка резко замерла. Она начала медленно погружаться, словно попала в мокрый песок. Параллельно с этим блеск на ее ровных гранях исчез, затем она покрылась ржавыми пятнами и начала крошиться. К тому моменту, когда она должна была полностью скрыться от глаз в желтом тумане, гайка покрылась трещинами и развалилась на мелкие осколки.

– Теперь кидай туда то, от чего нужно избавиться.

Лем повторил все за Юшкой, и они молча наблюдали, как сложные механизмы автомата обращаются в рыжую пыль.

* * *

По своему обыкновению, Юшка снова юркнул в кусты и был таков. Поэтому Лему ничего не оставалось, кроме как вернуться на тропу и идти дальше. Подпольщик почувствовал, как его ноги деревенеют от усталости. Солнце уже практически село, света в роще стало гораздо меньше, и стоило остановиться на ночлег. Чтобы с утра полными сил направиться… неизвестно куда. «Нужно развести костер. Только чем? Мешок-то остался в горах под завалом».

Подошел Палий, молча оглядываясь и потирая ладони. Очевидно, он тоже озадачился организацией стоянки. Следом в поле зрения появился Хасар с небольшим пучком сухих веток. Он что-то говорил, и на этот раз Лему стало интересно.

Оказалось, ничего необычного. Сокрушался по поводу отсутствия удобного места для ночлега, применяя обильный арсенал нецензурных выражений.

– Хасар, – попытался оборвать кочевника Палий.

– Знал ведь, что надо было бросать его. Там, у реки. И разбежались бы. А теперь, как кролики, в клетке.

– Хасар, не соизволите ли замолчать!? – резко повысил голос седой археолог.

От удивления широкоплечий кочевник даже выронил связку сушняка, который пытался приспособить под небольшой костерок.

– Кажется, я что-то слышу, – Палий медленно поворачивал голову, вглядываясь в наступающий мрак. – Там! – он вскинул руку в направлении, отклоняющемся от тропы, и, не дожидаясь остальных, рванул в ту сторону.

Хасар, не дожидаясь объяснений, побежал следом. Лем, пожав плечами, не особо торопясь, пошел за ними на негнущихся ногах. «Чего так спешить-то».

* * *

Ну вот что мог услышать потенциально глуховатый под старость лет седой археолог, всю жизнь корпевший над университетскими архивами? В мифической стране из пропагандистских плакатов, которой вроде как вообще не существует. В лесу, который должен быть завален снегом, а не летней духотой. Темным, хоть глаза выколи, вечером.

Исходя из законов жанра, ничего хорошего. Следуя логике, вообще ничего. Но в Республике Кант, как оказалось, ни то, ни другое не подчинялось общепринятым правилам.

* * *

Палий и Хасар лежали на животе под густым кустом, скрывавшим их от посторонних глаз. Прямо перед ними, метрах в двадцати, горел костер. Даже не так, КОСТЕР. Он был хитро сложен из деревянных поленьев, камней и целой горы металлической рухляди. Несмотря на то что он был с первого взгляда довольно хаотичен, если присмотреться получше, можно было увидеть, что конструкция построена таким образом, чтобы языки пламени, вырываясь из щелей каких-то банок, ведер и еще чего-то металлического, плясали свой особый ритмический танец. И стоило только засмотреться на пиршество опаснейшей из стихий, как глубоко в груди, правее сердечного мотора, начинал биться первобытный ритм.

За этим пылающим детищем современного искусства можно было сразу и не заметить хоровод полуросликов, прыгающих вокруг огня. Они очень походили на людей, с одной лишь разницей – своим ростом эти создания доходили Лему едва ли до пояса. Теперь уже трое пришельцев из Демиругии лежали и наблюдали за непонятными карликами, бегающими вокруг костра и трясущими над головами кривыми самодельными копьями.

– Это вот их наша армия не могла победить столько времени? – задал резонный риторический вопрос Хасар. – Я мало похож на военного эксперта, но что-то мне кажется это странным, – и на всякий случай спросил. – Ведь не я один вижу мелких голодранцев, скачущих у огня?

Палий и даже Лем энергично закивали головами. Увиденное мало соответствовало их самым смелым ожиданиям от Канта.

* * *

– Что будем делать? – спросил Палий.

– Предлагаю посчитать это чудесной галлюцинацией и отправиться восвояси, – предложил кочевник.

– Мы не сможем развести огонь, – покачал головой археолог, – без него не разогреем еду. А в желудке – хоть шаром покати.

– Вы что, предлагаете вероломно наброситься на ни в чем не повинных существ и варварски восполнить ими наши запасы провизии? Не замечал за вами такой жестокости, – Хасар картинно положил руку на сердце и осуждающе покачал головой.

– Можете смеяться сколько вам будет угодно, – улыбнулся Палий, – но я за то, чтобы договориться с ними.

Он вскочил на ноги и сделал шаг вперед. Хасар дернулся остановить его, но освещенного светом от костра археолога уже заметили.

Выкрики полуросликов разом стихли, и около дюжины лиц уставились на Палия.

– Приветствую! – громко и четко сказал археолог.

Поначалу никто и не подумал ответить, словно человек в два раза выше любого из аборигенов вовсе не открывал рта. Но затем одна из невысоких фигурок пришла к выводу, что дальше молча стоять не имеет смысла.

– Дакун! – крикнул кто-то из толпы.

Чтобы это не означало, вскоре из небольшого круглого домика, одного из тех, что окружали костер, показалась косматая голова с колючими ветками в волосах. Он странно повернул голову, будто прислушиваясь к вновь установившейся тишине, нырнул обратно в домик, походивший на юрту кочевников, и вынырнул в длинном плаще с куском арматуры с черепком на конце. Очевидно, эта конструкция заменяла ему посох.

* * *

Хасар, до того лишь молча наблюдавший за разворачивающимся кукольным театром, смачно плюнул на землю и снял с плеча автомат. «Похож на тот, какой был у Сурная, – отстраненно отметил про себя Лем, – и где он только его раздобыл? Хотя мне, впрочем, никакого дела. Может, он сейчас весьма пригодится».

Тем временем кочевник встал, выпрямившись в полный рост, и шагнул к Палию, держа оружие наготове. Лем последовал его примеру. Все равно ничего другого не оставалось.

* * *

Заметив, что чужаков стало внезапно больше, полурослик на секунду замешкался. Но, почувствовав спиной две дюжины глаз, уставленных на него, он приободрился и с прежней уверенностью направился к незнакомцам.

– Кто вы есть? – низким голосом проговорил он, приблизившись.

– Путники, – ответил за всех Хасар, покачивая в руках автомат, напоминая всем вокруг о факте его наличия.

– Откуда вы идти? – каждое слово он выговаривал с трудом. Было видно, что он едва подбирает их под то, что хочет сказать.

– Наша страна за Хребтом. Мы ушли оттуда. Нам нужно согреться и выспаться. И мы уйдем.

Маленький косматый человек, несмотря на то, что был вдвое ниже тех, с кем говорил, держался вполне на равных. По крайней мере, это ощущалось.

Он глубоко вздохнул, почесал переносицу звериным черепком, венчавшим его посох, и проговорил:

– Вы есть мои гости. Идти за мной. Вас не трогать, – затем он повернулся и заковылял назад в юрту, крикнув на ходу остальным полуросликам, – харам!

Лем первым пошел вслед за аборигеном. Ситуация становилась все более интригующей.

* * *

В юрте было тесновато. Но если сидеть на полу и не выпрямлять гордо спину, вполне можно было уместиться. На полу, прямо по центру, под отверстием в потолке, горел маленький костер. С потолка свисали предметы, бывшие когда-то привычными для любого жителя города. На разной высоте были подвешены: сломанная пополам крестовая отвертка, ручка от металлической кружки, детская кукла без головы и левой ладошки, нагревательный элемент утюга, перемотанные грязной изолентой очки без стекол и еще много всякого не поддающегося классификации бытового хлама.

Внутри царила мягкая полутьма, огонь в очаге, обложенном камнями, едва теплился, прыгая маленькими язычками по красным углям.

– Я Дакун-Тенгри, – представился хозяин жилища, рассадив гостей вокруг огня. – Я есть шаман этот племя.

– Хасар, – кочевник явно был больше склонен к общению примитивными фразами, чем Палий. Лем же просто молча наблюдал.

Немного нахмурившись, шаман Дакун-Тенгри выдал фразу, смысл которой каждый мог бы истолковать по-своему.

– Вы боги?

Этот вопрос ввел всех в замешательство. Что он имеет в виду под этим словом? Вряд ли он углядел в их появлении у костра какое-то чудо.

Но прежде чем Хасар, вопросительно смотрящий на Палия, решился ответить, шаман пояснил:

– Вы из мира, где летают железные птицы и ходят железные горы?

– Самолеты, – шепнул кочевнику Палий, – он говорит про самолеты и танки.

– Я и сам понял, – процедил он сквозь зубы и обратился к шаману. – Да. Мы пришли оттуда.

Дакун-Тенгри покивал своим мыслям и продолжил:

– Это посох с огнем? – он указал на автомат.

– Да.

– Вы боги, – утвердил шаман.

– Что случилось? Где Республика Кант? – вмешался Палий.

– Наше племя. Мы Кант, – после каждой фразы абориген уважительно склонял голову.

– Но где остальные?

– Я расскажу вам про прошлое. Но вы не перебивайте меня, – с каждым словом привычный для Демиругии язык давался ему все легче.

– Мы слушаем, Дакун-Тенгри.

– У моего отца был отец. И у него был отец. Он видел все, когда был дитя. Здесь жили боги. Как вы. Высокие и сильные. Повелевающие огнем. Летающие в железных птицах. Жившие в домах, высотой, как горы.

Но кто-то из богов развязал войну, и застонала земля. Боги гибли и продолжали биться. Железные птицы несли в себе смерть от огня и смерть от ветра. Смерть от ветра разнеслась по всем землям богов, и они пали от рук друг друга. Лишь дети богов, затаившиеся под землей, уцелели. Они нарекли это Последней Войной и разошлись в поисках родителей. Но все боги пали. Мир богов остался только за горным Хребтом, куда нельзя добраться детям. С тех пор начался род потомков богов. Мы думали, что станем похожими на них. Думали, что сделаны по их подобию, но нет. Мы прокляты. Заключены в телах детей до самой смерти, чтобы никогда не добраться до вашего мира. А на случай, если бы мы смогли это сделать, есть второе проклятье, – шаман откинул рукой волосы и придвинулся к костру. Его глаза были подернуты непроницаемой белой пеленой, – никто из нас не сможет вас увидеть.