Карим захлопнула «Городскую газету», чтобы не видеть кричащего заголовка – «Знаменитая повариха попала как кур в ощип». Помещенная ниже невыносимо четкая фотография изображала ее мать выходящей из заключения – волосы всклокочены, а формы, схваченные широкоугольным объективом, еще крупнее, чем в жизни. Карим оторвала взгляд от газеты и обнаружила, что все хихикают и перемигиваются. Лиза сидела, уставившись взглядом в пространство, и еле сдерживалась от смеха. И Карим сразу поняла, кто подложил ей эту газетенку и кто рассказал всему классу.

Карим высоко подняла голову. Подумать только, она позвонила Лизе и рассказала ей о матери! Она была в таком смятении, даже залила чаем всю газету. И Лиза по телефону утешала ее и вообще вела себя подобающим образом. Сказала, что никто из их общих знакомых не читает эту газетку. Карим повесила трубку в полной уверенности, что никто из одноклассников об этом не узнает. Роджер был прав. Лизе нельзя доверять. Карим никогда раньше не обращалась к Лизе по такому поводу, ей не хотелось, чтобы ее выкинули из привилегированной группы. Кем она, в конце концов, станет, если ее выкинут? Уродом? Отщепенцем? Неприкасаемой? Печальных последствий могло быть так много, что лучше и не перечислять.

Осторожно, словно идя по минному полю. Карим направилась к парте Лизы. Собравшиеся вокруг приближенные в предвкушении развлечения подталкивали друг друга локтями. Козни и интриги королевского двора. Сейчас они насладятся настоящим зрелищем. Лиза выглядела взволнованной, она явно не была готова к сражению. Во всяком случае, на глазах у всего класса. Карим заговорила, четко произнося слова:

– Это ты им показала.

– Некоторые уже и сами видели.

– Ты обещала мне этого не делать.

– Подумаешь, какое дело.

– Ты обещала.

Лизино беспокойство перешло в раздражение:

– Ну, давай, крошка Бо Пип, начинай дудеть в свой рожок!

Приближенные захихикали. Подумаешь, какую умную вещь сказала! Карим не сдавалась:

– Ты поступила просто отвратительно.

– А я что, виновата, что твоя жирная пташка попала в тюрьму?

– Заткнись!

Лиза закинула сумку на плечо и выпрямилась во весь свой незначительный рост.

– Ой, да ладно тебе. Взгляни на это с другой стороны. Может, теперь твоя мать увидит свет. Может, наконец чуть-чуть похудеет.

– Не твое дело.

– Жирная. Жирная.

– Какая же ты скотина!

– Я? А мне казалось, что ты всегда ее так называла.

Карим отвела глаза. А ведь она права.

Лиза усмехнулась.

– Знаю, знаю. Забыла. Ты можешь так говорить. Я – нет. Это твоя мать. Везет тебе. – И она отправилась в вестибюль в сопровождении толпы приближенных. Те хихикали, прикрывая рты руками.

Карим была готова выцарапать им всем глаза. Она представляла, как они смеются над ее матерью. Да у ее матери в кончиках пальцев таланта больше, чем у них всех, вместе взятых! И к тому же она в тысячу раз лучше всех остальных родителей. Не то что их родители, снобы чертовы. И хуже всех – Лизины. Вечно торопятся, слова роняют скупо и какие скользкие, гнусные. Точно как Лиза. А мать Карим всегда доброжелательна, всегда договорит и… Ей вдруг пришло в голову, что самое лучшее в ее матери то, что ей можно доверять. Да, иногда она совершенно невыносима, зато ни разу в жизни ее не подвела. Ее мать никогда и никому не выдала бы ее секретов. Никогда в жизни.

Карим думала об этом, стоя в очереди на автобус в толпе таких же, как она и Роджер, отщепенцев и уродов.

Сидя в уголке читального зала, Бетти облегченно рыдала. Она кое-что нашла. Перерывая полку, она пыталась найти книгу про диету, которую еще не читала, и вдруг наткнулась на эту. «Сила жира». Книга словно ждала ее, именно ее. Она стояла между «Как сделать бедра стройнее» и «Потрясающе плоский живот», которые Бетти перечитала уже раз по сто. Маленький зеленый томик толщиной в 240 страниц рассказывал об ужасах диеты. То самое, о чем много лет подряд твердила ей Джасмин. Но женщины, написавшие эту книгу, сделали это так здорово и выглядели так уверенно – защищенные жиром, словно броней, и улыбающиеся довольными улыбками, тонущими в складках пухлых лиц, – что Бетти села за стол и принялась читать. Толстая. Ты – толстая, говорили они. И впервые в жизни она не пришла в ужас от этих слов. Из книги следовало, что ей пришлось вынести немало невзгод и теперь она наконец могла стать членом особого клуба. Клуба, который слишком долго игнорировали и значение которого принижали, считая его второстепенным. Этот клуб отвоюет свои позиции и займет положенное ему место. Сила жира. Вот ответ на ее вопросы. И ее спасение. И к тому же, думала она, разглядывая фотографии оплывших женских лиц, на их фоне она просто щепка.

Бетти подняла взгляд и увидела за соседним столиком двух молодых парней. Они улыбались, поглядывая на нее, но перехватив ее взгляд, снова уткнулись в книги. Бетти сердито сощурилась и вернулась к чтению.

Начать следует с кухни, советовала книга. Выкинуть все обезжиренные продукты или с малым содержанием жира. Набить полки высококалорийной пищей, как будто приближается конец света и надо выжить. Пришло время есть с удовольствием. Потреблять эти самые калории и носить свой жир, как щит. Вы вступаете в новую эру, говорила книга. Эру Толстых Плохих Девчонок. Пришло время Обжорства. Бетти захлопнула книгу и задрожала от возбуждения.

У Роджера уже все было готово. Низкокалорийный обед. Салат-латук с зеленью. Салат из грейпфрутов.

Он уже принял душ, сбрил пушок с подбородка, с ног до головы облился дезодорантом и намазал пальцы на ногах противогрибковым кремом. Он стоял посреди спальни с пачкой презервативов в руке и думал, куда бы их спрятать. Под подушку? В верхний ящик тумбочки? Засунуть под резинку трусов? Вчера он весь вечер учился их надевать. Теперь он готов.

Войдя в дом, Карим вела себя застенчиво. Облизнув губы, она приблизилась к Роджеру, потом отступила на шажок. Они долго топтались друг около друга в коридоре, пока наконец Роджер не провел ее в кухню.

– Как дела?

– Прекрасно.

– Змея пришла в себя.

– Да?

– Да-а.

– Есть хочешь?

– Очень.

Он предложил на выбор низкокалорийные брокколи с сыром и вегетарианскую лазанью.

– Лазанью, – выпалила Карим. Она тоже была готова. Помытая и побритая, с тремя упаковками презервативов, запрятанных на дне полосатой сумки.

Пока лазанья пыхтела в печке, они оба внимательно разглядывали пол. Мозг Роджера работал со скоростью, не уступавшей скорости микроволновки. Поколебавшись, он наклонился к губам Карим. Она чуть закинула голову назад. Их зубы соприкоснулись, и языки затопило таким количеством слюны, что хватило бы не на одну пару. Роджер слегка запрокинул голову, чтобы перевести дух, и схватил Карим за руку.

– Пошли, – пробормотал он и повел ее наверх.

Карим не возражала.

Как только он закрыл дверь спальни, зазвенел таймер микроволновки. Тесно прижавшись бедрами и приблизившись по спирали к его узенькой кровати, они тяжело рухнули на нее. Мизансцена выстроена, тело в наличии, Роджеру осталось сосредоточиться и приступить к делу.

Карим дернулась и привстала.

– Что это такое?

У Роджера от быстрой смены фокуса закружилась голова.

– Что?

Карим дрожащим пальцем показала на его грудь. В розовых торчащих сосках висело по колечку.

– Ты что, никогда такого не видела?

Карим покачала головой.

– Да куча ребят их носит.

– Не может быть.

– Точно тебе говорю.

– Не болят?

– Уже нет. Теперь классно.

Карим дернула носом.

– Правда. Теперь все под контролем.

– Ну и контроль! Делать в своем теле дырки!

– Лучше, чем до смерти мучить себя диетой.

Карим молчала. Роджер пожал плечами.

– Честное слово.

Он протянул руку и погладил ее худенькое плечико.

– Попробуй, мой тебе совет.

– Ни за что.

– Может, для начала маленькие. В носу или в языке.

Карим рассмеялась, но эти кольца ее здорово завели. Она протянула руку и осторожно потрогала левое колечко. Роджер закрыл глаза.

Две минуты спустя Карим ухмылялась в плечо Роджеру, пока он неумело ласкал ее тело. Оставались секунды до того, как она станет женщиной. Карим думала о том, какое лицо будет у Лизы, когда она ей об этом расскажет. А потом вдруг вспомнила, что больше с Лизой не разговаривает. Едва она ощутила легкое прикосновение резины у себя между ног, дверь распахнулась и на пороге появилась толстая женщина с красным лицом. Бетти Джонсон целую секунду смотрела в глаза Карим, а потом открыла рот и завопила:

– Роджер! Деточка моя! Что ты делаешь?

Тина рысцой прискакала в кафе на Восемнадцатой улице. Она опоздала на пятнадцать минут и влетела с таким довольным видом, как будто сумела урвать за полцены лифчик от Кристиана Диора.

Она уселась напротив Дэниела, обдав его волной незнакомых духов, и он разлил вино по бокалам.

– Что за спешка, Дэниел? Я же говорила, что ужасно занята.

Он поставил перед ней бокал. Она отодвинула его и помахала официанту:

– Воды со льдом, пожалуйста. Отдельно льда не надо.

Дэниел отпил глоток вина и изучающе уставился на Тину.

Та заерзала от неудобства.

– Ну что?

Дэниел, не отвечая, продолжал смотреть на нее. Он рассматривал ее так. как обычно делала Карим, – по частям. На шее тускло поблескивает золотая цепочка. Лак на ногтях левой руки облез. Над красными губами маленькие усики. Но в целом все выглядело соблазнительно. Он смотрел на ее большую, рвущуюся из платья на свободу грудь, на стройные бедра, туго обтянутые узкой юбкой. Дэниел с трудом сглотнул.

Шея Тины напряглась, когда она одним глотком опустошила стакан воды. Она отодвинула стакан и приложила пальцы к губам.

– Говори, зачем ты меня сюда вызвал?

– Не хотел устраивать сцену.

Тина захохотала.

– Ты, как я понимаю, собираешься со мной порвать? – Она перестала смеяться и резко поднялась со стула.

Дэниел схватил ее за запястье:

– Сядь.

Взгляд Тины метнулся в сторону, где сидела еще одна пара, тоже явно не супружеская. Она отметила бриллиантовые серьги в ушах женщины и кашемировое платье и села на место.

Дэниел покопался в кармане брюк и вынул маленькую коробочку, в каких обычно продают украшения. Глаза Тины широко раскрылись, как лепестки цветка. Он поставил коробочку на стол и пододвинул ее через стол к Тине. Та взяла коробочку с недоверчивой улыбкой, как будто только что сорвала банк. Глубоко вздохнув, открыла ее. Она увидела кольцо, и улыбка на ее лице поблекла. Элегантный бриллиант в один карат.

– У-у, – вежливо протянула она.

Быстрым неловким движением Дэниел опустился перед ней на колено и взял ее за руку. Он делал то, чего еще никогда, честное благородное слово, умереть на месте, не делал в своей жизни. Стоял на коленях перед женщиной, и в кармане у него лежал чек на бриллиантовое кольцо, купленное по кредитной карте. Джасмин пришлось в свое время удовлетвориться мексиканским обручальным кольцом – три золоченые полоски серебра и никаких бриллиантов. Он не из тех мужчин, сказал он ей тогда. И они не из тех пар. Они выше всего этого. Но Тина заставила его сделать то, на что он никогда бы не пошел. И он наслаждался этим.

– Это было незабываемо. Но теперь я должен отпустить тебя. А это – в знак моей признательности.

Потому что, промучившись в тяжелейших раздумьях целую ночь, Дэниел понял, что он не только подлец и мерзавец, но еще и человек, который любит свою жену Человек, жизнь которого, как бы он на нее ни жаловался и какой бы незащищенной она ни казалась, была именно такой, как он и хотел. Он остался в Вашингтоне, чтобы жить с Джасмин. Он женился на ней, потому что ему нужна была именно она. Он любил ее такой, какая она есть. Он обидел ее. И теперь пришло время вернуть все на круги своя.

– Тебе, наверно, тяжело это слышать. Пожалуйста, постарайся не переживать, – сказал он.

– У-у, – опять сказала Тина.

Колено Дэниела задрожало, и он встал. Тина все еще смотрела на кольцо. У Дэниела не было опыта расставаний с любовницами, поэтому он не был уверен, что проделал все в соответствии с протоколом. К тому же ему хотелось выглядеть джентльменом. Ведь он знал, каким это будет для нее ударом. Поэтому решил купить что-нибудь яркое, блестящее, чтобы хоть немного этот удар смягчить. Но когда он пришел в ювелирный магазин, продавец сумел обработать его за десять минут, в результате чего он выложил двухмесячную зарплату. Дэниел взял коробочку и уже принялся было доставать кольцо, но Тина оттолкнула его пальцы, захлопнула крышку и вложила коробочку ему в руку.

– Почему?

– Мне надо было тебе раньше об этом сказать, – проговорила она. – Ты – не единственный мужчина, с которым я встречалась.

Она вынула из сумки точно такую же коробочку, открыла ее и показала лежащее внутри кольцо. С тремя бриллиантами, каждый из которых был вдвое больше его солитера. Тина осторожно наклонила коробочку, так, чтобы женщина за соседним столиком могла при желании разглядеть ее содержимое, потом щелкнула замочком и положила коробочку в сумку. Она встала, закинула сумку на плечо и протянула Дэниелу руку:

– Мне тоже очень нравились наши отношения, Дэниел. Я и сама собиралась объявить тебе о разрыве, но ты решил проблему за меня.

До Дэниела доходило медленно. Уголки его рта опустились, глаза смотрели непонимающе. Она попыталась пройти. Он преградил ей дорогу.

– Что ты сказала?

Тина отступила назад.

– Что ты был не единственным.

– Кто подарил тебе это кольцо?

– Тот, с кем я встречалась. Еще до тебя. Так что тебе я не изменяла. Разве что ему. На самом деле вас было даже и не двое. У девушки всегда должно быть несколько вариантов.

– Но я думал…

– Он покупает нам новый дом в Потомаке. Шесть спален, колониальный стиль. Мраморный холл, у каждого своя спальня. Завтра мы улетаем в Рио. Нам обязательно надо уехать. Он еще не получил развод.

– А как же мы с тобой? – наклонился к ней Дэниел. – Ты и я… как же… Я хочу сказать, – Дэниел растерял все слова. – Как же наши диетические обязательства?

– Ох, Дэниел, ты же сам всегда говорил – жизнь состоит не только из еды. Кроме того, ты – директор неудавшегося театра. С чего бы это вдруг я вышла за тебя замуж? У тебя ни денег, ни хлеба. И вообще, ты – из бывших. Ну, я сказала бы, что ты был из бывших, но на самом деле, детка, ты им никогда и не был. Ты меня не пропустишь? Мне надо идти.

– Но ты хотела научиться готовить. Для меня.

– Я просто проверяла на тебе, как действует ультиматум. Своего рода репетиция. Чтобы понять, как надо это сыграть. Нужно было отработать стратегию.

Острым локтем она отодвинула Дэниела в сторону и пошла к выходу. Он на ватных ногах поплелся следом.

– Тина.

Она обернулась. Солнце за окном светило во всю мощь. Его лучи ослепили Дэниела и сделали Тинины волосы похожими на сияющий всеми оттенками розового леденец. Дэниел проглотил слюну. Тина на секунду смягчилась. Она подошла к Дэниелу и поцеловала его в губы нежно и с сожалением. Она наслаждалась устроенным спектаклем.

– Прощай, Дэниел, – сказала она и вышла за дверь, унося с собой свой роскошный зад, большой бюст и диетические правила.

Дэниелу стало трудно дышать. Тело его онемело, зато в мозгу все завертелось от унижения. «Никогда не был». Кровь вскипела в жилах. Это бездарное существо называет ЕГО «не бывшим». ЕГО. Дэниел открыл коробку с кольцом. Ну что же, она себе цену знает. Дом в Потомаке с мраморным холлом. Он хрипло рассмеялся. Теперь ее фотографии появятся в журналах о жизни общества. Или на последних страницах «Regardie's», где богатые и пресыщенные жизнью кичатся перед камерой своими светскими приемами. Она долго не продержится. Начнет жрать пирожные из рафинированной муки, а про белки забудет, и через два года ее будет не узнать. Она вернется к нему, устав от жизни с богатым, но ни на что не способным мужем, станет молить Дэниела, цепляться за него руками и обещать ему все на свете. А он оторвет ее руки от своего тела и скажет: эй, ты что-то постарела. Может, не удается нормально сходить по большой нужде? Ха, ударил он рукой по фонарному столбу. Ха. Ха. Ха.

На самом деле, думал он по дороге домой, женщины в его жизни были совершенно невероятными. Дездемона, подумал он. Вот была женщина. Сильная, красивая, нравственная. И умерла в конце. Почти все герои в конце умирают. Дездемона. Долго ли она умирала? О чем думала? Вот что должна представлять себе актриса, играющая ее роль. О чем она думала, когда умерла?

Карим долго и напряженно размышляла о том, что видела несколько минут назад. Ее отец целовал другую женщину. Для Карим это было все равно что увидеть инопланетянина, выходящего из космического корабля в туфлях от Гуччи, и ее мозг старался постигнуть увиденную картину. Ее отец целовал другую женщину.

Карим загородилась открытым меню. Она пришла сюда после пережитого потрясения – мать Роджера сломала ее сексуальную жизнь. Вопль этой тетки все еще стоял у нее в ушах. Почему, ну почему она решила потерять невинность именно с сыном лучшей маминой подруги? С тем же успехом можно было показать все это живьем по телевизору. Все знают, какая сплетница эта старая кошелка. И Роджер, черт бы побрал его со всем его металлом, тоже хорош – спрятался под одеялом, и Карим, голая, металась по всей комнате, собирая свои шмотки. Она никогда больше ке будет с ним разговаривать. В конце концов, Лиза, может, и права. Может, и не стоит так уж торопиться потерять невинность.

Карим посмотрела в зал поверх меню, но отец и эта женщина уже расстались. Женщина медленно уходила по улице, а отец смотрел ей вслед. Потом он обернулся и посмотрел на окна кафе. Карим пригнулась, и ее низкокалорийный кекс шлепнулся ей на макушку. Она затаилась. Потом опять выглянула. Сухие крошки засыпали всю голову, а отца к след простыл.

Конечно, почему бы ему не целовать другую женщину? Мать ни на что другое и рассчитывать не могла. Ходит по дому, как боров. Она понимала, что это жестоко, но матери все-таки надо смотреть в глаза реальности. Волк у дверей. Поросенку надо укрепить фасад. И сесть на диету. Вот и все, что требуется. Ну и чуть-чуть макияжа. Они вместе пойдут в магазин и купят что-нибудь сливового или темно-красного оттенка. Ей очень пойдет.

Карим отхлебнула двойного капуччино и опять подумала про ту женщину. Она всегда знала о существовании любовниц, но живьем их никогда не видела. Честно говоря, большого впечатления она на нее не произвела: украшения из поддельного золота, начес и костюм от «Хит» или «Мисс».

Нет, отцу придется с этим завязать. Карим совершенно не хочет становиться статистической единицей. И ребенком из неполной семьи тоже не будет. Ей надо думать о будущем. И сейчас в ее жизни очень ответственный период. Подростковый. Так что не вовремя он это затеял. Ей надо поступать в колледж. А отцу надо за него платить. Он не может транжирить деньги на потаскух. Нет. Ему надо себя сдерживать. И ей еще надо невинность, черт бы ее побрал, потерять. Она должна выйти замуж. Сделать карьеру, завести детей. И она не намерена в Рождество таскать детей из одного дома в другой: от матери – к нему и его новой жене. Это надо прекратить. Причем немедленно. Кто-то должен это сделать.