Нелегко быть целомудренным, думал Джек Картер, давая показания в полицейском участке Венис-Бич, Калифорния. Волосы его спутались и прилипли к шее на затылке, рубашка порвалась, а туфли из-за грязи вообще было трудно узнать. Годами женщины пытались его соблазнить, но они неизменно терпели поражение, несмотря на поистине героические усилия. Несколько дам даже получили физические травмы. Мышечные спазмы, сердечные приступы, шок от риска быть подстреленной из проезжающего мимо автомобиля — все это было, но, разумеется, ни одна из них до сих пор не умирала.
— Род занятий?
— Писатель. Романист. Автор любовных романов.
Сержант полиции поднял глаза, увидел, что Джек не шутит, и снова принялся записывать показания:
— Возраст?
Джек ответил не сразу.
— Тридцать пять.
— Отношения с погибшей?
— Мы встречались. Это было наше третье свидание.
— Именно поэтому она была обнаженной?
— Ну да. Полагаю, так.
— Подпишите здесь.
Джек наклонился над столом и подписал протокол. Он чувствовал на себе недоумевающий взгляд полицейского. Джек и сам знал, что совершенно не вписывался в ту жуткую картину, персонажем которой, тем не менее, оказался. Куда уместнее там бы смотрелся жгучий брюнет с зачесанными назад напомаженными волосами, увертливый, вероломный и коварный, а не заурядный обыватель — писатель, который все свои романы издавал под женским псевдонимом.
Сержант процедил сквозь зубы:
— Мы вам позвоним, если нам что-либо еще понадобится.
— Может, мне следует позвонить ее родителям или…
— Мы сами это сделаем.
— Спасибо.
Сержант откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на Джека:
— Довольно опасный трюк она хотела исполнить.
— Я подумал, что он был милым.
Джек вышел из участка и вдохнул сырой воздух улицы. Два часа ночи, конец сентября. Политые дождем скользкие тротуары блестели в свете фонарей. Джек натянул капюшон до самых бровей, сунул руки в карманы и отправился домой пешком — в одиночестве. Безрассудно храбрый поступок, учитывая время суток, но Джек был не в том состоянии, чтобы мыслить ясно.
А ведь это случилось вновь! Ожидания столкнулись, как два атома, летящие по одной прямой навстречу друг другу. И он ее предупреждал! Он выложил ей все как на духу, как делал это со всеми женщинами, с которыми начинал встречаться. Он объяснил ей, что не желает, так сказать, доходить до секса.
— Ты шутишь?
Они всегда этому удивлялись. Как это — без секса? Он же мужчина, черт возьми! А раз так, то должен отбойным молотком вгрызаться в землю при виде любой женщины, которой вздумалось посмотреть в его сторону.
— Но ты выглядишь вполне нормальным.
Верно, выглядел он ничего: темно-каштановые волосы, голубовато-серые глаза, среднее телосложение. Женщины считали его типичным представителем сильной половины человечества. Но за его бровями вразлет таились непостижимые глубины.
— Ты религиозен или что-то вроде того?
— Нет. Религия не имеет к этому отношения.
— Ну, тогда в чем дело?
— Дело в любви, — отвечал он. — В истинной любви. Я жду настоящей любви.
— Настоящей любви?!
Женщины морщили носы, открывали рот и, как правило, отодвигали в сторону чашки с капуччино прежде, чем начать биться головой о стол, давясь от истерического хохота.
Джек всегда пытался отвечать на это улыбкой и небрежным взмахом руки. Судьба человека, его предназначение — каждый смотрит на это по-своему, как он полагал, и ему, Джеку Картеру, судьбой предназначено связать жизнь с той единственной женщиной, для которой секс был бы еще и полетом души, а не просто удовлетворением физиологической потребности, какое получаешь, к примеру, почесав зудящую спину. Потому что сакраментальное «встретиться и разбежаться» стало лозунгом дня. Он даже не мог припомнить, сколько раз просыпался после страстной любовной схватки, во время которой выворачивал наизнанку душу, лишь для того, чтобы наутро застать свою подругу на цыпочках выходящей из его дома. Джек еще помнили тепло и ее запах, в глазах все еще оставалась сладкая дрема… он приподнимался на локте и бросал ей вслед:
— Когда я снова тебя увижу?
И в ответ ему звучало холодное и безразличное:
— Позвони моей секретарше.
И тогда однажды вечером — вспоминать об этом было все еще больно — он встретил Серену. Она была подругой знакомого, и у нее был потенциал. Хорошая работа, чувство юмора. Не красавица, но сложена божественно. Она была самой многообещающей женщиной из всех тех, с кем он встречался после сокрушительного развода, который случился за два года до этого. Они вместе сходили в кино, взяли с собой домой еду из ресторана и проговорили до первой утренней звезды. Видит Бог, она была всем, чего он хотел от женщины: милой, доброй, любознательной. И когда она потянулась к нему, он уже представил, как об этом моменте будет рассказывать их детям. О том, как они шутили по поводу китайской кухни, о том, какого именно цвета была тогда луна. Он вложил в это мгновение всю свою душу, создавая образ, который оставит потомкам. Он отдал ей всего себя, превратившись в идеально настроенный на ее волну инструмент, игравший так, что она обезумела от желания. И когда в пароксизме страсти они закричали оба, он уткнулся лицом в ее шею, чувствуя себя как истерзанный штормом корабль, нашедший, наконец, свою родную тихую гавань.
— Bay, — сказала Серена, когда вновь обрела голос, — ты классно трахаешься.
Ни слова не говоря, он высвободился из ее объятий, натянул одежду и вышел из дома. И в ту ночь он получил второе рождение. Он стал девственником. Возможно, немного слишком экстремально. Но что еще ему оставалось? Он был милым, он был цивилизованным, и его отымели, как последнего лоха.
Так что больше никаких «трах, бах, спасибо, сэр». Он будет сохранять целомудрие до той поры, пока не найдет женщину, которая привяжется к нему по-настоящему. И только когда они оба дорастут до любви и станут доверять друг другу, только тогда он позволит страсти превратиться в ревущее пламя физической любви.
Разумеется, для того чтобы этого достичь, он должен был лучше узнать своих подружек. А иногда и их близких родственников.
— Она превратила твои рододендроны в фарш!
Джек поднял глаза, приблизившись к дому, и увидел сидящего на ступенях подъезда мистера Уинстона. Он пил из бутылки, спрятанной в коричневой бумажный пакет. Мистер Уинстон жил по соседству, в квартире на верхнем этаже, и ему не позволялось ошиваться в палисаднике, куда выходили окна первого этажа его дома, поэтому он оккупировал крыльцо Джека. Благодаря мистеру Уинстону ступени всегда оставались теплыми. Джек ничего не имел против этого. Присутствие мистера Уинстона на ступенях придавало дому жилой вид, и в те вечера, когда ему не хотелось пить в одиночестве, он открывал дверь компаньону, который всегда был под рукой. Джек окинул взглядом неопрятную массу пурпурных бутонов — место, куда упала его последняя подружка.
Мистер Уинстон поднял на Джека глаза:
— Вы в порядке?
— Мне жаль ее родных.
Мистер Уинстон кивнул:
— На вид она казалась милой леди.
— Она и была такой.
— Может, вам не стоило ей говорить?
— Возможно, — сказал Джек, роясь в карманах в поисках ключей. Но он не любил лгать. Как можно рассчитывать найти настоящую любовь, если начинать отношения с ложных предпосылок? Именно по этой причине он всегда говорил своим подругам правду о том, чем зарабатывал себе на жизнь.
«Вы… кто?» — обычно переспрашивали они, и ему приходилось кивать и повторять то, что он уже успел сказать, и при этом терпеливо сносить их изумленные взгляды. Потому что нравилось им это или нет, но он любил женщин. Он любил их постоянную готовность к улыбке, их мягкость, ту легкость, с которой даже самая грузная из женщин осваивалась в окружающем пространстве. Ему нравилась их цепкость, их упорство, их гибкость, их обезоруживающая готовность посмеяться над собой. И поскольку он их любил, он годами с сочувствием выслушивал их. Он слушал их клятвы, выслушивал их сны, их фантазии. И из того, что он узнал, он сотворил маленькое издательское чудо — себя, успешного автора любовных романов.
И потому он начинал перечислять им названия своих последних книг — «Неисправимый распутник», «Взятые высоты», «Горько-сладкая любовь», — свои награды — «РИТА», «Холт медальон» — и тринадцать недель первенства в рейтинге самых продаваемых книг по версии «Нью-Йорк тайме»; называл им свой псевдоним (Селеста д'Арк) и раскрывал свою парадигму (своим пером стащить юбку с любой героини, при этом сделав все возможное для того, чтобы полученный результат наиболее полно удовлетворил читателя).
Он плотно упаковывал свои сказки яростными альфа-самцами, которые терзали заслуживающих их внимания самок до тех пор, пока последние не просили пощады. Эти мужчины обеспечили Джеку весьма комфортное существование. Шейн Мастере — плантатор с бурным прошлым — оплатил дом Джека в Венис-Бич. Гастон Дрейк — застенчивый торговец с тайной страстью к юным девственницам — заполнил этот дом антиквариатом. И Бью Оноре — пират с Индийских морей, загонявший свою возлюбленную до того, что она превратилась в желе из эмоций, — приобрел Джеку мотоцикл «БМВ-монтак», который теперь гордо стоял у его подъезда.
Проблемы всегда начинались в тот момент, когда очередная подруга Джека покупала одну из его книг. Стоило им разок пролистать его книжку, и у них начиналось слюнотечение. О, он, должно быть, отлично знает технику дела, думали они, проходя вместе с ним обязательные ритуалы нескольких последующих свиданий: ленч, поход в бар после работы, ужин. О, должно быть, у него ненасытные аппетиты, в восторге предвкушали они, убивая время до той поры, пока им не откроют доступ в его тайные комнаты. Он наблюдал за тем, как они считают минуты, усмиряют пыл, изо всех сил стараются не торопить события. Но затем, рабыни своего доисторического «я», они наносили удар. И все это выходило очень предсказуемо. Вполне вменяемые женщины в дорогих костюмах вытаскивали наручники и тыкали пальцем в зачитанные страницы его книги, на глаз прикидывая вероятность того, что и его тело способно свернуться кренделем, приняв ту же форму, что и прихваченный ими атрибут.
Но мистер Уинстон был прав. Все это пора прекращать. Женщины страдали. Джанет, милая, если и несколько навязчивая женщина-юрист, специализирующаяся на индустрии развлечений, растянула мышцы промежности, стараясь его завоевать, и ей потребовалась операция. Антуанетта, славная женщина, советник по финансам, пригласила его на то, что, как она надеялась, станет головокружительным секс-туром по ее прежнему месту жительства в Уоттсе, но оказалась подрезанной конкуренткой в борьбе за сферы влияния. Тереза, его субагент в Англии, поскользнулась на мраморном полу в собственном холле, пытаясь добиться лучшего проникновения, и в итоге ей наложили двадцать четыре шва. И наконец, Фредерика, которая была такой покладистой и милой на первых двух свиданиях, которая сегодня вечером прибыла на свидание номер три с потрепанным экземпляром романа «Граф и его рабыня секса», но без нижнего белья. Перед глазами Джека вспыхивали недавние картины: духи с тяжелым мускусным запахом, способным свалить с ног буйвола, бутылка красного вина со вкусом фруктовой жвачки, пурпурный шарф, который торчал у нее из кармана, словно реквизит фокусника.
Джек пытался вести себя корректно, пытался игнорировать тот факт, что вечер угрожающе скатывается к тому, чем он в итоге и закончился — полицейским протоколом. Чем больше она распалялась, тем большую усталость он чувствовал. Он то и дело сдерживал зевоту, и Фредерика, одержимая настойчивым стремлением его возбудить, забралась на перила балкона его спальни, воображая себя шхуной, несущейся на всех парусах. В это время года перила обычно скользкие от дождя, однако Джеку так и не представилась возможность ей об этом сказать.
Мистер Уинстон допил все, что оставалось у него в бутылке, и, покачиваясь, поднялся на ноги.
— Не стоит себя винить. Это известный факт — у женщин координация хуже, чем у нас.
Джек открыл дверь.
— Спокойной ночи.
Мистер Уинстон направился к воротам.
— Спите крепко. Не давайте этим божьим коровкам себя покусать.
Убедившись в том, что мистер Уинстон добрался до своей двери целым и невредимым, Джек закрыл дверь и поднялся в свою одинокую спальню. Его никогда не переставал поражать тот факт, что чем сильнее он стремился обрести в партнерше родную душу, тем громче смеялась над ним вселенная.
На следующее утро Джек, как обычно, принялся за работу, поскольку ничто, даже случайная смерть подруги, не могло встать между ним и его самодисциплиной. Джек принял душ, побрился, накинул свой «счастливый» шелковый халат, сделал глубокий вздох и открыл дверь ванной. Он был готов к новым свершениям.
Спальня празднично сияла, из стереосистемы лилась щемяще-нежная музыка Равеля. Джек сел за компьютер и, словно пианист, замер над клавиатурой.
— Примроуз, любовь моя!
Губы Гая скользнули вниз и обожгли Примроуз огнем страсти. Примроуз выгнулась ему навстречу, словно вздымающаяся ввысь волна прилива, а губы Гая тем временем постигали ее глубины…
Джек стер со лба испарину. И вновь погрузился в работу.
— Остановись… остановись, — всхлипывая, повторяла Примроуз, прижимаясь к орудию его страсти. Но Гай не мог остановиться. Он уже перешел грань. Он распустил ленты ее пелерины…
— О нет, только не пелерина!
Джек повернулся на голос. Удобно устроившись в его кресле, сидела Примроуз, ее нежные пухлые губки были обиженно надуты.
— Терпеть не могу эти дурацкие пелерины.
Джек прекратил печатать.
— Ты живешь в начале девятнадцатого века.
— И это чертовски дурно отражается на моей сексуальной жизни.
Джек окинул оценивающим взглядом женщину, являвшуюся целиком плодом его воображения. Примроуз Дюбуа, его маленькая отважная гувернантка, не женщина, огонь, которую как раз собрался употребить, словно мятную пастилку, хозяин дома. Примроуз предстояло стать величайшим изобретением Джека, и он уже видел отзывы рецензентов: Джейн Эйр, но сексуально привлекательная. Эмма Браун, но раскованная и смелая. Джульетта, но со счастливым концом. Имя ее войдет в лексикон любви, она станет легендой своего времени. Незабываемая героиня. Но к несчастью, очень неживая, как с прискорбием открыл для себя Джек за время их знакомства. Такого ленивого существа, как Примроуз, он ни разу не встречал за всю свою жизнь.
Примроуз зевнула и потянулась, как кошка.
— Давай передохнем.
— Нет, ну давай же, поработай еще. Мне уже на той неделе надо сдать черновую рукопись.
Примроуз вздохнула:
— Ладно. На чем мы остановились?
— Давай посмотрим. Твоя рука…
— Вот здесь примерно?
— Гай, — взмолилась она, прижимаясь к нему. — Не надо, не надо… давай, давай…
— Остановись, остановись!
Джек остановился.
— А что дальше? — Гай, безупречный в своем белоснежном шейном платке, завязанном поверх жилета из лиловой парчи, в панталонах, которые обтягивали его ноги, словно вторая кожа, прижал Примроуз к креслу. — Ты знаешь, сколько на ней нижних юбок? Как я могу овладеть ею наскоком, если мне предстоит, по крайней мере, полчаса сражаться с ее пуговицами до тех пор, пока она хотя бы отдаленно не почувствует, что ей что-то угрожает?
Джек почесал подбородок, обдумывая слова Гая.
— Может, тебе стоит устроить ей сюрприз, когда она будет принимать ванну?
— Ему придется перерезать кучу слуг, пока он будет подниматься по лестнице, — веско заметила Примроуз.
— Так что ты предлагаешь?
Гай высвободился из вороха нижних юбок Примроуз.
— Честно говоря, — сказал он, — настоящая проблема состоит даже не в этом.
— А в чем же?
— В заносчивой маленькой Примроуз. Она возбуждает не больше, чем метла.
Джек был ранен в самое сердце.
— Она сильная, находчивая, и она великолепна!
— Худышка с большой грудью. Да, я признаю, если бы она раскинула ноги и обеспечила легкий доступ, я бы не стал отказываться, но я не собираюсь попеременно то насиловать ее, то перед ней ползать на протяжении еще двухсот страниц!
Джек окинул неприязненным взглядом собственное творение. Гай Храбрый: сверкающие синие глаза, высокий рост, узкие бедра, грудь как стальная броня, челюсть, которой можно колоть орехи… идеальный романтический герой. Пусть и с несколько трудным характером.
— Мой персонаж этого бы не сказал.
— Еще как бы сказал.
— Ты ничего в этом не понимаешь.
— О, да заткнитесь вы оба! Давайте продолжим.
Гай усмехнулся и упал на Примроуз, которая застонала от наслаждения. Гай сделал еще одно усилие. Шейные платки, кружева и пуговицы разлетелись, когда зазвонил телефон. Джек мрачно уставился на трубку в своей руке.
— Алло? — наконец ответил он.
— Джек?
— Кейт! — Он должен был догадаться. Его старшая сестра, кажется, шестым чувством угадывала, когда позвонить, чтобы помешать ему сконцентрироваться.
— Чем занимаешься? — спросила она.
— Работаю.
— Ты нашел работу?!
— Я пишу.
— Ах, это. Мелисса Адамс передает тебе привет. Она прочла еще одну из твоих… вещиц.
— Книг.
— Мне не нравится, как она улыбается, когда говорит о тебе.
— Может, ей нравятся мои романы?
— Хм. Как бы там ни было, ты должен что-то предпринять относительно мамы.
— Она всего лишь пытается завести себе друзей.
— Она заработает себе венерическую болезнь.
— Это маловероятно.
— Так говорит представитель администрации.
— Ну, это никого не касается.
— Разумеется, это касается нас. Мы не можем допустить, чтобы ее выгнали из пансиона. Ты хочешь, чтобы она жила с тобой?
— Ладно. Я с ней поговорю.
— Хорошо.
Джек повесил трубку и посмотрел на клавиатуру. Буквы «е» и «h» совсем стерлись. Они что, самые часто употребляемые буквы алфавита? Джек пробежал глазами написанное, поражаясь тому, как английская буква «h» прячется в разнообразных словах, таких как «that», «the», «there», «oh», «hung», «hard», «hot»… Джек вздохнул. Все бесполезно. Муза улетела. Он встал. Примроуз застонала:
— О, ты уже сдаешься?
— Я проголодался.
— А как насчет сроков?
— Ладно. На чем мы остановились?
— На проникновении.
— Обойдешься, — сказал Джек и захлопнул крышку ноутбука.
— Разве ты не мог просто сделать то, чего она от тебя хотела? — Психотерапевт Джека, низенький, кругленький человечек по имени Саймон, всплеснул руками. — Люди должны умирать?
Саймон вот уже несколько недель кряду принимал Джека, заставляя последнего понять, что именно в его поведении привело к столь трагическим последствиям для его последней подруги. Вместе со своим пациентом Саймон перебирал всевозможные варианты сценария, помогая создать зрительный образ момента коллизии.
— Полиция говорит, что я не виноват. Она поскользнулась.
— Твое целомудрие стоило ей жизни.
Джек приложил ко лбу ледяную банку с чаем.
— Я чувствую их агрессию. Я ощущаю свою уязвимость.
Когда Джек по настоянию своей матери только начал ходить к Саймону, тот был серьезным молодым человеком и носил вельветовые костюмы в рубчик, теперь он стал отцом-одиночкой двух сыновей. Мальчишки ходили в подготовительную группу детского сада и не давали ему спать из-за проблем с учебой.
На первой консультации Саймон заставил Джека пройти несметное число тестов. Он хмурился, изучая результаты, и, в конечном счете, определил Джека как «М» — мыслительный тип. Затем он сложил руки и, накрыв ими бумаги, сказал:
— Ну что же… у нас будет много работы.
Тремя годами позже книга Саймона «Темная сторона перерожденной девственности» вышла из печати с большой помпой. В этой книге Джек был представлен как репрессивный сексуальный психопат с выраженной манией кастрации.
Джек все же предпочитал термин «безнадежный романтик».
— Мне кажется, что имела место всего лишь трагическая случайность — Фредерика не учла, что перила скользкие, — попробовал оправдаться Джек.
— Мы уже говорили об этом раньше. Третье свидание — это то, что мы называем открывшейся возможностью. Ты ждал слишком долго, и окно захлопнулось. И теперь очень трудно открыть его вновь.
— Я делал все то, что ты мне предлагал. Я медленно дышал. Очень медленно. Я долго отмокал в ванне, я выпил два бокала вина. Но когда она потянулась ко мне, я просто… — Джек беспомощно замолчал.
— Что?
— Посмотрел на нее.
Саймон постучал ручкой по столу.
— И?
— И увидел… — Джек замолчал.
— Увидел что?
— Ничего не увидел.
— Ничего.
— Она не та женщина.
— Откуда тебе знать?!
— Я просто знаю, и все.
— Ну, возможно, ей не обязательно быть той самой. Возможно, тебе просто надо стиснуть зубы и сделать это.
Джек задумался на секунду, осмысливая совет.
— Зачем?
— О Боже, Джек! Мы уже столько раз это проходили. Ты становишься мизантропом.
— Я просто не понимаю, зачем мне это.
— Так принято. Все это делают. Помни, секс — это нормально.
— Правда? Все так странно к нему относятся. Вчера вечером я видел рекламу автомобиля. Сплошные женские попки, покачивающиеся прямо перед моим носом, и мужчина подвывает: «Тряси попой, тряси попой». Скажи мне, какое отношение имеет чья-то попа к автомобилю?
— Секс обеспечивает продажи.
— А почему секс обеспечивает продажи?
— Может, потому что люди его хотят?
— А они его хотят? Моя сестра помешалась на том, что у нее нет либидо. Она не хочет секса, и она места себе не находит из-за того, что не хочет секса. Иногда мне хочется крикнуть ей: «расслабься. Ты не хочешь секса. Твой муж вроде бы тоже его не хочет. Похоже, у вас консенсус. Почему бы вам не использовать с толком то время, которое у вас в результате остается?». Но нет, она перечитала уже кучу книг по этому вопросу. Она глотает возбуждающие пилюли горстями, как зеленый горошек из банки.
— Ну, это совсем другая область.
— Отличная от той, над которой мы здесь работаем, верно?
— Верно.
— Но я думаю, что это как раз та самая область. Разве было бы плохо, если бы каждый занимался своими делами спокойно, не отвлекаясь. Как можно сосредоточиться на главном, когда со всех сторон тебе кричат о сексе? Зубная паста подарит тебе более яркую, более сексуальную улыбку. Ешь «суперхлопья», чтобы иметь стройное, сексуальное тело. Поезжай на работу в этой машине «тряхни-своей-задницей». Пей диетическую колу во время перерыва на работе и обливайся слюной, глядя на бедного мойщика окон. Знаешь, я как-то видел рекламу, в которой женщина получала оргазм, отмывая ванну рекламируемым чистящим средством.
— Этого требует рынок.
— Ненавижу эту фразу.
— Ты хочешь сказать, что твое целомудрие имеет политический подтекст?
— Нет. Я лишь хочу спросить: кому нынче нужен секс? Кому нужно женское тело? Или мужское. Мы повсюду видим изображения обнаженных тел. Вокруг меня все только и делают, что стонут в экстазе. Я просто хочу, чтобы все заткнулись! — Он замолчал. — Я хочу, чтобы люди были чуть более деликатными. И сдержанными.
— Джек, вначале речь шла о воздержании, потом о политическом движении мужчин, борющихся за свои сексуальные права, а теперь это просто пунктик.
Джек пожал плечами.
Саймон откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул:
— Ты на самом деле собираешься ждать этой встречи со своей настоящей любовью?
— Да.
— Откуда ты узнаешь, что она твоя настоящая любовь? Она подаст тебе условный сигнал?
— Я просто пойму, и все.
— А что, если она никогда не объявится?
Джек судорожно сглотнул. Ему было не по себе. Он боязливо огляделся, озирая стены, на которые регулярно смотрел уже пять лет.
— Итак, ты считаешь, что я просто должен сделать это, и все?
— И положить конец нашим несчастьям. — Саймон закрыл ноутбук и встал. — Джек, боюсь, мы должны прекратить сеансы.
— Почему?!
— У меня нет страховки. Когда люди начинают погибать, я должен подвести черту.
Джек лишился дара речи.
— Мне искренне жаль, Джек, но я ничего не могу для тебя сделать.
Джек оправился от первоначального шока и вышел из офиса своего психотерапевта спокойно и с достоинством. От Саймона Джек направился по Мейн-стрит в «Санта-Монику» — свой любимый бар. Он хотел выпить. Потому что он оставался оптимистом. Упрямым оптимистом, если уж совсем точно. Он им покажет. Он покажет им всем! Однажды он найдет эту женщину. Женщину, которая по достоинству оценит его принципы. И его сдержанность. Должна же найтись хоть одна женщина, которая еще верит в пользу самоограничения?