Найти нового гитариста было несложно. Я просто дал интервью Melody Maker, в котором обронил, что на этот раз мы хотим взять в группу какого-нибудь неизвестного музыканта, и к нам сразу выстроилась очередь. Найти гитариста оказалось так просто, что мы в конце концов выбрали сразу двух.

Послушав семь-восемь чуваков, мы с Филом оставили двух претендентов. Кое-кто из остальных тоже был хорош, но они не подходили Motörhead. В конечном счете оказалось, что я готов иметь дело только с Филом Кэмпбеллом и Миком Берстоном, также известным как Вюрзель. Я никогда не слышал о предыдущей группе Фила Кэмпбелла, Persian Risk, но, кажется, они записали несколько синглов. Когда мы выбирали гитаристов, они как раз приехали с концертом в Лондон, и на обратном пути он говорит: «Я здесь выйду, чуваки. Мне тут надо встретиться кое с кем – насчет собаки», в общем, что-то такое соврал: нельзя же, в самом деле, признаваться, что идешь на прослушивание. Ты ведь можешь и не получить эту работу. Фил довольно сильно нервничал, но он знал себе цену, так что вошел в комнату так, будто пришел на обычную репетицию. Он сыграл пару фраз, после чего выбежал за дверь и принялся носиться кругами как сумасшедший. Если из этого вы делаете вывод, что он тот еще маньяк, то вы правы. Но я только потом узнал, в какой степени! За эти годы он, без сомнения, сделал большой вклад в легенду Motörhead.

Вюрзель, напротив, пришел на прослушивание в таком состоянии, что ничего толком не мог делать. Но я уже был к нему расположен из-за его письма. В конверте была его фотография – выглядел он на ней довольно-таки нелепо – и записка следующего содержания: «Я слышал, вы ищете неизвестного гитариста. Так вот – неизвестнее меня никого нет». Мое сердце немедленно растаяло. Однако на прослушивание он пришел буквально трясясь от ужаса. К тому же он шел пешком от станции, неся в руках гитару и сумку с педалями. Руки у него, должно быть, одеревенели.

– У меня тут список песен… – начал он, шурша бумажкой в трясущихся пальцах.

– Бога ради, отдай мне это! – говорю я, отбирая у него бумажку. – Не волнуйся. Садись, чувак, выпей рюмку-другую водки. Все будет в порядке.

Он выпил пару рюмок, после чего сыграл – и все действительно было в порядке. Обычно на прослушиваниях тебя запускают на десять минут и выставляют за дверь, но по-моему, в этом нет никакого смысла. Если хочешь найти хорошего гитариста, дай ему раскрыться. Вюрзель потом говорил в интервью, что прослушивание в Motörhead было самым справедливым и адекватным прослушиванием в его жизни. Это все было, очевидно, не зря – его же взяли в группу.

И Фил, и Вюрзель нам очень понравились (кстати, они оба соврали о своем возрасте: Вюрзель скостил себе пару лет, а Фил прибавил. Кажется, я единственный не вру о своем возрасте). Мы никак не могли решить, кого из них брать в группу, и попросили их обоих прийти еще раз. Наш план был – устроить битву гитаристов и посмотреть, кто возьмет верх. А утром того дня, на который было назначено финальное прослушивание, Фил «Грязное Животное» Тейлор ушел из группы.

Дуглас, наш менеджер, позвонил мне рано утром, часов в девять, и говорит:

– Я сейчас заеду за тобой, буду через пять минут.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Надо поговорить с Филом Тейлором, – и я сразу понял, к чему идет дело.

В последнее время я не очень часто видел Фила, но у меня начало складываться впечатление, что его энтузиазм поугас. Мы с ним не обсуждали причины его ухода, но, думаю, отчасти это было связано с его желанием играть что-то посерьезнее, чем хеви-метал, который никто не назовет серьезной музыкой, что, по-моему, чушь собачья. До сих пор метал – одна из самых популярных разновидностей рока: собственно говоря, это и есть настоящий рок-н-ролл. И он требует от тебя не меньше таланта и труда, чем любая другая музыка. И еще это просто весело – чего еще желать? Как бы то ни было, я думаю, что у него были и такие мысли. С Брайаном Робертсоном мы, конечно, намучились, но Фил был чуть ли не самым большим фанатом Thin Lizzy в мире. Хотя он был со мной заодно, когда пришлось увольнять Брайана, он все равно считал, что Брайан не чета Motörhead – он наверняка что-то такое думал, потому что позже делал с Брайаном группу. А может быть – кто знает, – он просто хотел сбежать от меня!

В общем, мы с Дугласом пришли к нему домой, и он сообщил:

– Я ухожу.

– Чувак, ну ты вовремя! – говорю я.

В тот же день у нас прослушивание с двумя гитаристами, которые нарочно приехали – один из Челтнема, другой из Уэльса. А я остался без барабанщика. Но, должен признать, Фил повел себя как джентльмен. Motörhead вскоре должны были появиться в комедийном телешоу The Young Ones и он пришел и сыграл с нами. Хоть он и ушел из группы, но сделал это пристойно, а такое не про всех бывших участников Motörhead можно сказать.

Но в тот день, когда я пошел на встречу с Вюрзелем и Филом Кэмпбеллом, меня это не очень-то утешало. На протяжении нескольких часов я был единственным участником Motörhead. Я не знал, что делать, и, придя на репетиционную базу, сказал:

– Смотрите, Фил немного задерживается. Пообщайтесь друг с другом, выпейте чего-нибудь. Я пока схожу по делам.

Я пошел в кабак через дорогу и пятнадцать минут играл в «однорукого бандита». Вернувшись, я подслушал кусочек их разговора. Вот что я услышал:

– Если ты сыграешь так, то я мог бы играть вот такую партию…

Они уже придумывали, как убедить меня взять в группу их обоих! Им не пришлось стараться, потому что я и сам склонялся к такому решению. Квартет способен делать больше звука и играть более разнообразно – если в группе два гитариста, иначе и быть не может. Конечно, мне пришлось смириться с тем, что доля заработков на каждого уменьшилась, но следующие десять лет это совершенно оправдали.

Когда это было решено, я сообщил им новость, что от нас ушел Фил Тейлор. Все приуныли, но ненадолго. Фил Кэмпбелл предложил позвать в группу Пита Гилла, и я решил, что это хороший выбор. Я помнил его как мощного, агрессивного барабанщика по нашему туру 79-го года, когда он еще играл в Saxon. Позже я услышал, что нашей вакансией интересовался Брайан Дауни, бывший барабанщик Thin Lizzy, – жаль, что тогда я этого не знал (только представьте себе реакцию Фила Тейлора!). Но Пит проработал с нами несколько лет и отлично справлялся со своим делом. Мы позвали его на репетицию, и он с охотой согласился. Мы сыграли с ним пару песен, а потом просто стояли с глупой улыбкой до ушей на лицах, потому что звучали мы просто супер.

Пит был странноватым парнем. Когда он присоединился к нам, он был не дурак выпить, а когда он выпьет, то становится уморительнейшим чуваком. Но затем он бросил пить и начал бегать по утрам – стал настоящим фанатичным неофитом здорового образа жизни. После этого с ним стало сложнее общаться. К тому же он на самом деле все равно не бегал. Он отправлялся в кафешку, завтракал и трусцой бежал обратно, делая вид, что бегал все это время. Я это точно знаю, потому что однажды мы за ним проследили! И в его поведении появились странности. Например, он мог раздеться в самый неожиданный момент. На первом же концерте с ним, прямо посреди шоу, отрубилось электричество, и он вскочил со стула и сбросил штаны – весьма необычная реакция. Иногда он просто вываливал наружу свой хер. Скажем, летим мы в самолете, мимо проходит стюардесса, и он вытаскивает свой хер и помахивает им у нее за спиной. А если стюардесса оборачивалась, он прикрывался газетой. Это уже начало нас доставать. В Motörhead царит демократия, но, по-моему, нехорошо вот так размахивать хером, когда люди заняты своими делами и, вероятно, не желают его видеть. В своей машине, перед задним стеклом, он держал хлыст, строительную каску и разноцветный зонтик. Не буду притворяться, будто понимаю, что именно происходило у Пита в голове, но позже, как я слышал, он совершил каминг-аут и признался в том, что он гей. Это отчасти объясняет некоторые его поступки. Но была одна безнадежно необъяснимая штука – черный блокнотик, который он всегда носил с собой. Фил Кэмпбелл обнаружил его, когда Пит играл с нами уже два года. Он заглянул внутрь – это было что-то вроде дневника или ведомости. Через десять дней после того, как Пит присоединился к Motörhead, он записал: «Фил Кэмпбелл должен мне пятьдесят пенсов». Господи, на что можно тратить свое время! Но, конечно, все это открылось позже.

А поначалу было просто замечательно играть с совершенно новой компанией людей. Я помолодел лет на десять, не меньше – столько у них было энтузиазма. Для начала, чтобы разогреться, мы сыграли шесть концертов в Финляндии, и мы чудесно провели там время, очень весело – до поросячьего визга. Всю дорогу по Финляндии мы хохотали до упаду. Мы отлично играли и были просто вне себя от счастья. С Вюрзелем мы точно никогда не веселились больше, чем в этом туре. Однажды ночью он, в дупель пьяный, лежал в кровати, а наши роуди поливали его пивом. А я увел у него девицу, что было только справедливо, потому что он у меня тоже увел девицу! Черт, в этом туре за кулисами творился настоящий «Сатирикон» Феллини. Иногда это было просто страшно – что ж, тем круче! Я склеил несколько чудесных девиц. По дороге на очередной концерт нам пришлось четыре мили ехать по каким-то карьерам, но зал был набит битком. Понятия не имею, откуда взялись все эти люди! Но я замутил там с одной потрясающей девушкой – шестнадцать лет, красавица. Она разделась, и я в слезах пал на колени и вознес хвалу Господу.

В другой день местный осветитель закрылся с какой-то девицей в шкафу – больше им некуда было пойти, потому что мы тусовались в комнате техперсонала, а в гримерку мы бы их, конечно, не пустили. Так что он повел девицу в шкаф, чтобы она ему отсосала, а мы взяли и развернули шкаф дверцами к стене. Они были там в кромешной темноте, а потом раздалось бульканье: эта девица наблевала ему прямо в джинсы. Хорош же он был – запертый в шкафу с блюющей телкой, которая стонала где-то там внизу, а какая вонища! В конце концов он спасся, пробив заднюю стенку шкафа. Отличные были концерты, веселые.

Потом в Лондоне мы сразу сыграли в Hammersmith Odeon – 7 мая 1984 года. Пит Гилл и Рэт Скэбис сбегали на верхний этаж и в мужском туалете сбили раковину со стены. Нас за это оштрафовали, но это не важно. Мы буквально вынули душу из публики в тот вечер – это был полный триумф. Нам как раз сделали новый бомбардировщик с прожекторами, потому что от старого сохранилась только половина – остальное растащили на металлолом цыгане. Они вломились на склад и вынесли что смогли по кусочкам. Правда, оказалось, что новый бомбардировщик представляет смертельную опасность. После первого же концерта, на котором он использовался, мы обнаружили трещину в металле в задней части крыла, то есть эта конструкция могла развалиться в любую секунду. А если бы она рухнула, поверьте – от нас осталось бы мокрое место. Я и так частенько бился о нее головой. И все-таки наш бомбардировщик был классным элементом шоу.

Само собой, Motörhead были готовы снова взять штурмом весь мир. Наши фэны были к этому готовы, и мы сами – тем более. Однако наш лейбл был не в форме для покорения мира, по крайней мере, в сотрудничестве с нами. Мы часто бывали недовольны Bronze Records, пока работали с ними, но, оглядываясь назад, – особенно если сравнить с лейблами, с которыми мы имели дело впоследствии, – я должен сказать, что там работали прекрасные люди. Но в 1984 году Джерри Брон уже не испытывал к нам личного интереса, и это терзало нас, потому что Motörhead были ключевой группой для его лейбла. Множество групп пришли на Bronze Records благодаря нашей репутации – Girlschool, Tank… Они подписали даже Hawkwind.

Наши отношения с Bronze окончательно испортились, когда из группы ушел Эдди Кларк. Им не понравился Брайан Робертсон, и в наш новый состав они тоже не особо верили. Следующим нашим релизом они хотели сделать сборник старых песен, а это верный знак. Если лейбл выпускает сборник твоего старого материала, значит, тебя готовятся похоронить. Видимо, на Bronze Records думали, что мы иссякли и что любые наши новые записи обречены на провал (они бы охренели, если бы знали, что ждало нас в будущем!). Несомненно, они считали, что сейчас лучше всего было бы распустить группу. Однако мы и слышать об этом не желали, и я настоял на том, что раз уж они выпускают компиляцию, то им придется добавить к старому материалу несколько песен, записанных новым составом Motörhead, – хотят они того или нет. Я также сам выбрал песни для сборника, и к каждой из них написал комментарий. Так получилась пластинка No Remorse.

Во второй половине мая мы записали шесть песен. В No Remorse вошли четыре из них: Killed by Death, Steal Your Face, Snaggletooth и Locomotive. Остальные две песни попали на оборотную сторону сингла Killed by Death, они обе назывались Under the Knife – но это были две совершенно разные песни. Это может сбить с толку, но так и задумывалось. Вот чего не хватает рекорд-лейблам – такого вот безумия из чистой любви к искусству. Великий дар Британии всему миру – такой юмор, как в The Goon Show, The Young Ones и «Монти Пайтоне». Некоторые люди таких шуток не понимают, но тем хуже для них. Жить надо смеясь. Смех укрепляет все мышцы лица и не дает тебе стареть. Если ходить с суровым лицом, появляются ужасные морщины. Еще я рекомендую много бухать – это полезно для чувства юмора! Травка тоже обостряет чувство юмора, но затем ты теряешь его вовсе и можешь говорить уже только о космосе и прочем подобном дерьме, а это ужасно скучно.

Но, как я начал рассказывать, наши проблемы с Bronze Records были нешуточными. Они, правда, очень хорошо рекламировали No Remorse и новый сингл – не могу этого не признать. Но все это производило впечатление прощального жеста. Нашу пластинку рекламировали по телевизору; по правде говоря, получилось не так уж замечательно: они просто показали концертную съемку, где мы грохочем что есть сил, и провозгласили нас «самой громкой группой в мире» – в общем, расхвалили товар. Об этом и рассказать-то нечего. Зато мы устроили дико смешную фотосессию для сингла. Каждый член группы демонстрировал разные способы быть «убитым смертью»: меня посадили на электрический стул, Вюрзеля распяли, Фила сожгли на костре, а Пита поставили перед расстрельным взводом. Для фотосессии мы оделись как мексиканские революционеры, с ружьями и всем, что полагается, а в перерыве зашли в ближайший супермаркет купить корнуолльских пирожков с мясом. Другие покупатели занервничали. Они прижались к стенке, но мы их успокоили: «Не волнуйтесь. Грабители так не одеваются. Это было бы слишком очевидно».

Еще мы отправились в Аризону снимать клип на Killed by Death – не помню, кто за это заплатил, но думаю, это были не Bronze; наверняка мы это сделали за свой счет. MTV не стали показывать это видео по очень глупой причине. Я там еду на мотоцикле с девушкой, и в какой-то момент я провожу рукой по ее бедру вверх. Там не было ничего шокирующего, ни волоска не видно, но все же им это не понравилось. Что за ерунда – как раз в то время они постоянно крутили видео Thriller Майкла Джексона, где все эти чуваки вылезают из-под земли, а из носа у них льется всякая херня, но против этого MTV не возражало!

В общем, фотосессии и клипы это хорошо, конечно, но наши отношения с Bronze были уже не те, и мы решили сменить лейбл. В результате следующие два года мы потратили на всякую юридическую херню, которая все это время не давала нам записать новый альбом. Были и другие досадные препятствия. Фил Кэмпбелл все еще был связан контрактом с лейблом своей старой группы, Persian Risk, а Пит Гилл вел юридические баталии за деньги, которые ему задолжали Saxon. Поэтому, хотя наши новые песни мы сочинили все вместе, официально авторами были указаны только мы с Вюрзелем. Сложностей было раз в десять больше, чем нужно.

Так как выпускать альбомы нам временно было нельзя, мы все это время делали то, что было естественнее всего: ездили в туры. Наше первое выступление после сессий для No Remorse было на мотогонках TT на острове Мэн. Мы в тот день выпили много бесплатного перно, а потом я проснулся у себя в отеле, в постели, и мне показалось, что в номере жарковато. Потом смотрю – а вокруг моих ног пылает огонь! Я заснул с зажженной сигаретой, и кровать вспыхнула. Пришлось сгрести в охапку простыни и кинуть их в ванну. Такое дерьмо все время с нами происходило – однажды я проснулся у себя дома, а весь матрас, кроме того места, где лежал я, покраснел. Сигарета прожгла постель и попала в матрас, и он в любую секунду был готов взорваться. Я мигом выскочил из кровати и он тут же взорвался – пламя было до потолка! Я чуть не обосрался.

После мотогонок на острове Мэн мы выступили хедлайнерами на фестивале Heavy Sound в Бельгии. Лайн-ап фестиваля был образцовым для того времени – кроме нас играли Twisted Sister, Metallica (я успел близко с ними познакомиться, и они до сих пор наши преданные фанаты), Mercyful Fate и Лита Форд (я ее знал еще с тех пор, когда она играла в The Runaways), а также всякие менее известные группы, теперь уже давно забытые. Месяц с небольшим спустя мы впервые побывали в Австралии и Новой Зеландии.

Кстати, путешествие из Англии в Новую Зеландию – то еще удовольствие. Нам пришлось пережить кошмарный тридцатидвухчасовой перелет, с учетом трех часов ожидания в Сиднее и с пересадкой на винтовой самолет. Мы приехали в отель и обнаружили, что вода, утекающая в раковину, действительно вращается в другую сторону! Я включил телевизор и увидел серию Coronation Street двухлетней давности. У меня случился культурный шок – там на юге полно странных вещей. На первом концерте, в Данидине, мы чуть не сдохли. Через несколько дней, в Палмерстон-Норте, публика устроила беспорядки. Они все носились туда-сюда и сходили с ума, кого-то пырнули ножом в ягодицу, весь театр разнесли к чертовой матери. Дальше было лучше – в Веллингтоне и Окленде все прошло хорошо. Затем мы отправились в Австралию, и там было просто прекрасно. Австралия – чудесное место, потому что она похожа на американский Дикий Запад. Отъедешь от больших городов в маленькие городки, а там веранды, старые тротуары. Заходишь в бар – там крутится вентилятор, летают мухи, у стойки примостился местный пьяница – совсем как в салунах в кино.

В Австралии нас прекрасно принимали, особенно в Мельбурне – там у нас особенно много поклонников. На одном из концертов нам дали новые гитары. Вюрзелю досталась синяя, и из-за кулис мы слышали, как публика скандирует: «Кто этот парень с синей гитарой? Вюрзель, Вюрзель!» Один чувак ездил за нами по всему континенту – ради этого он сдал в ломбард свой видеомагнитофон. Он нас обогнал по дороге из Аделаиды в Мельбурн – а дорога там долгая. Он практически угробил свою машину, очень уж неблагоприятный там климат! Но для него это, видимо, стоило того, и потом он написал об этом опыте.

В сентябре мы ненадолго заехали домой – как раз успели поработать над парой новых песен, которые потом вошли в Orgasmatron, а потом дали несколько концертов в Венгрии – это еще до падения коммунистического режима. Это был очень необычный опыт. С таможенниками общаться не пришлось – нас сразу пропустили в VIP-зал, а эти русские смотрели на нас, открыв рот. Если ты работаешь промоутером в коммунистической Венгрии, у тебя не может не быть знакомств в пограничной службе, да? Я в этом не сомневаюсь! У самолета нас ждала машина, нас очень быстро провели через контроль, обращались с нами как с высокопоставленными гостями, отвезли в концертный зал, там мы сделали саундчек, и потом нас отвезли в отель. На следующий день мы отправились на концерт и увидели вокруг зала целую армию, а наши венгерские фанаты прорывались через ряды. Они были очень возбуждены – думаю, мы были первой группой за долгое время, приехавшей к ним на гастроли. Потрясающее зрелище – тысячи людей, берущие штурмом зал под охраной венгерской армии! На наш концерт пришли 27 000 человек. Отличный концерт. Единственное, что меня расстраивает, – это все было в Венгрии, поэтому об этом никто не услышал. Я давно заметил: во всех этих нищих странах, так называемых странах третьего мира, люди более доверчивые и добрые. У них больше энтузиазма. Смотришь на это и думаешь: что с нами сделала цивилизация? Она притупила наши чувства и сделала нас менее открытыми и толерантными. Цивилизация это, по-видимому, проклятие – благослови Боже свободный рынок!

Мы вернулись в Англию и, перед тем как отправиться в тур в поддержку No Remorse (он вышел в Великобритании месяцем раньше), выступили на канале ITV в детской программе Saturday Starship (она выходила утром по субботам – вместо TisWas). Какие-то люди жаловались, потому что мы репетировали перед этой программой рано утром на парковке канала. Не знаю, в чем была проблема: нам назначили репетицию на 8:30 и поставили нам сцену на парковке. Потом мы сыграли на фестивале Wooaarrggh Weekender в Норфолке, устроенном журналом Kerrang! Концерт был ужасный, и, как обычно бывает в мире Motörhead, с него велась трансляция.

Посреди британского тура Вюрзелю пришлось лечь в больницу – у него нашли камни в почках, и последние даты мы доигрывали втроем. Когда мы играли последний концерт тура, в Hammersmith Odeon, его отпустили сыграть несколько песен. Мы посадили его в инвалидное кресло, и две порнушные «медсестры» выкатили его на сцену. Публика ликовала – напоминаю, что на тот момент он играл в Motörhead меньше года! А еще тем вечером нам вручили серебряный диск за No Remorse. В общем, неслабо для группы, чьи дни, как считалось, были сочтены.

Остаток 84-го года мы провели в гастролях по Америке. Фил и Вюрзель впервые оказались там (Пит ездил туда раньше в составе Saxon), и я был их гидом. Я получил огромное удовольствие от этой поездки: последние пару лет с Филом Тейлором и Эдди нам было уже не очень весело, а с Брайаном вообще никакого веселья не было: по правде говоря, это были полтора года сущей пытки. Но, как я уже сказал, когда к группе присоединяются молодые парни, ты и сам молодеешь. К Рождеству мы сняли маленькое видео для MTV: открывается дверь, а там сидим мы и нестройными голосами жутко фальшиво поем Silent Night. В конце декабря мы дали несколько концертов в Германии.

После этого мы не гастролировали несколько месяцев. В начале 85-го мы несколько раз появлялись на ТВ – в основном в Британии, пару раз в Швеции. Мы снялись в первом выпуске программы Extra Celestial Transmission на канале ITV – сокращенное название ECT, что я из лучших побуждений расшифровывал как Eric Clapton’s Tits («Сиськи Эрика Клэптона»). Это шоу было посвящено хеви-металу, и публику попросили «одеться вызывающе». Чтобы соответствовать духу события, я попросил гримеров нарисовать мне супер-реалистичный двойной шрам на лице и оделся по-гангстерски: белый двубортный пиджак (мой любимый), черная рубашка, белый галстук и облегающие темные очки. Пара моих приятелей из Ангелов ада увидели нас по телевизору и вызвались убить человека, который порезал мне лицо!

Еще я несколько раз появился на публике без группы. Например, слетал в Германию, чтобы выступить по телевизору с Кирсти Макколл (мир ее праху: охренительная была девушка). Я играл на гитаре, надев темные очки и костюм тедди-боя, и во время своего соло упал на колени – по правде говоря, я сам не знал, что играю! В той же программе были Frankie Goes to Hollywood, и с ними я тоже вышел на сцену. Им это почему-то было очень приятно, и позже, когда у них был концерт в Hammersmith Odeon, они позвали меня сыграть с ними Relax. Я должен был играть на гитаре, только я не знал аккордов. Все равно никто не знал, кто я такой: аудитория Frankie и аудитория Motörhead не пересекаются, и они так и не поняли, что происходит.

В тот вечер они устраивали вечеринку в отеле Holiday Inn в Челси, и мы пошли на нее. Гэри Глиттер ходил со стаканом и сигаретой в каждой руке – он был в невменяемом состоянии. Вокруг кружились две девицы в басках, которые отчаянно хотели трахнуть басиста Frankie (геями у них были только Холли Джонсон и второй певец). Они только этого и хотели, и он был единственный, с кем у них так ничего и не вышло. Им достались все остальные, включая полный состав Motörhead! Они делали кому-нибудь минет, а потом просили: «Если встретишь басиста…» Но тот уже два часа как ушел домой со своей женой. Последний раз я видел Холли Джонсона на концерте Frankie в Уэмбли, он был со своим бойфрендом – огромным парнем, который никого к нему не подпускал. Есть такие люди, которые защищают своего партнера от всех, даже от друзей. Холли собирался уйти из группы, а я пытался его отговорить. Я сказал: «Ты делаешь ужасную ошибку», и это действительно была ошибка, потому что с тех пор никто ничего не слышал ни о нем, ни об остальных парнях. А ведь какое-то время они были безумно популярны.

В том же году я познакомился с Самантой Фокс. Мы с ней оказались в жюри конкурса по поеданию спагетти (там соревновались сущие звери!). Я был ее фанатом еще с тех времен, когда она была моделью с третьей страницы Sun, и мы подумывали выпустить совместный сингл – кавер на Love Hurts. Я дал ей послушать кассету с моей демо-записью, но у каждого из нас были свои планы, и мы не смогли найти время, так что из этой затеи, к сожалению, ничего не вышло. Она тоже потом куда-то пропала. Она была очень симпатичная, но, так сказать, не справилась с управлением. Менеджером у нее был ее собственный отец, а из этого никогда ничего хорошего не получается, и он привел ее к полному забвению. Но, похоже, она с тех пор вернулась к активной жизни: недавно Motörhead впервые выступили в России, и мы пошли в клуб, принадлежащий нашему промоутеру, а там сидит Сэм Фокс! Приятно было встретиться после стольких лет!

Motörhead временно не могли делать альбомы, но это не мешало нам заниматься другими вещами, например, участвовать в благотворительных акциях. Джерри Марсден из Gerry and the Pacemakers собрал кучу народа, чтобы спеть You’ll Never Walk Alone, а прибыль от продаж сингла пошла в фонд борьбы с последствиями пожара на футбольном стадионе «Брэдфорд Сити». Там были я, Вюрзель, а также Фил Лайнотт и Гэри Холтон и многие другие. Сингл занял первое место и принес нам золотой диск. Еще я вместе с Гаем Бидмидом спродюсировал песню Ramones Go Home Ann, которая вышла на оборотной стороне сингла Bonzo Goes to Bitburg. Но я бы предпочел поработать над песней побыстрее, вроде Beat on the Brat или I Wanna Be Sedated.

В конце июня Motörhead исполнялось десять лет, и мы отпраздновали это несколькими концертами в Hammersmith. Веселые были концерты. В первый вечер на сцену вышли все, кто когда-либо играл в Motörhead – это было круто. Еще к нам присоединились Венди О. Уильямс и Girlschool. Во второй вечер все появились снова, кроме Ларри Уоллиса. Пришел даже Лукас Фокс, хотя он играл в группе всего несколько месяцев. Так как мы не могли поставить на сцену три ударные установки, мы вручили Лукасу гитару, которая должна была остаться неподключенной. Конечно же, ее подключили, а вот гитару Брайана Робертсона – нет. Типичная история для нас. Фил Лайнотт тоже вышел на сцену, он просто не мог этого не сделать. Мы играли Motörhead, но он понятия не имел, что играть (Эдди Кларк орал ему: «Ми!» – тоже все позабыл). Фил Лайнотт был моим хорошим другом, но он никогда не слышал нашу главную песню. Мы записывали эти концерты, и Вик Мейл сделал специальный микс для Фила, в котором вывел его бас на первый план – просто чтобы смутить его. Но Фил отомстил нам из могилы, когда я пару лет назад вышел на сцену с группой Даффа Маккагана в Hollywood Palladium. Они стали играть The Boys Are Back in Town, а я не знал ее! Они планировали играть со мной другую песню, но в последний момент передумали.

Так вот, второй юбилейный вечер закончился тем, что нам выкатили огромный праздничный торт, а из него выскочила миниатюрная девушка с огромными воздушными шариками под майкой. В тот вечер я ушел с ней – собственно, в то время мы встречались. Ее звали Кэти… красавица! Мы выпустили видео с этого концерта под названием The Birthday Party. Наш менеджер хотел выпустить и аудиоверсию тоже, но мы сказали нет. Я думал, что это повредит продажам видео, и еще я думал, что это было бы нечестно – просто еще один способ срубить с фанатов бабла. И мы не думали, что эта запись достаточно хороша для альбома – в конце концов, перед этими двумя концертами мы не играли вместе пять месяцев. Мы на этом сильно повздорили с Дугом Смитом. Споры и обиды продолжались много лет. В конце концов он победил. Теперь трудно понять, почему мы так упирались, но в то время это казалось чем-то очень важным.

После концертов в Hammersmith Odeon мы месяц ездили по Скандинавии. Мы сыграли там везде, где только возможно, – даже за полярным кругом, и вообще в каждом занюханном городишке. Летом в Швеции проводят ярмарки, и мы сыграли на каждой из них, а еще объездили всю Норвегию и пару раз сыграли в Финляндии (последний концерт этого тура был в Гетеборге, в Швеции – наш теперешний барабанщик, Микки Ди, тогда жил там, а мы и понятия не имели!). Мы назвали этот тур It Never Gets Dark Tour, потому что летом там и правда никогда не темнеет. Солнце опускается низко над горизонтом, а потом снова восходит. В Норвегии у нас был промоутер из ада. Он постоянно давал нам неправильные сведения о том, как добраться от одного места выступления до другого, и мы постоянно пропускали паромы – Норвегия сплошь состоит из фьордов, и нужно постоянно переправляться на паромах, но мы пропустили половину паромов, и приходилось добираться на моторных лодках. Это нас очень бесило и к тому же влетало в копеечку, и мы постоянно опаздывали на концерты. Однажды мы приехали на концерт с большим опозданием, входим в гримерку, там стоит тазик с холодной водой, в нем плавает одна банка пива, а на столе три йогурта, крекеры, фрукты и орешки – в общем, корм для медведей. Я говорю промоутеру: «Эй, подойди-ка на минутку!», и, прежде чем он успел выбежать за дверь, запустил в него этими йогуртами. Чуть позже дверь гримерки чуть приоткрылась, и к нам по полу прикатилась бутылка водки. В конце концов в Тронхейме наше терпение лопнуло, и мы облили его сырным соусом. Нам как раз уже в пятый раз пришлось плыть на моторной лодке, концерт задерживался на два часа, и мы были очень злы. В том, что концерты начинаются с опозданием, слушатели всегда винят музыкантов. И вот мы наконец вышли на сцену, а этот мудак-промоутер стоит, облокотившись на порталы, и всем своим видом показывает, какая он важная птица, потому что он был из этого города. Тут сзади к нему подходят наши роуди, хватают его, надевают на него наручники, стаскивают его со сцены и стягивают с него штаны. И потом обливают его сырным соусом, и майонезом, и вообще всем, что попалось им под руку. Наш тур-менеджер, Грэм Митчелл, подходит к микрофону и говорит: «Видите этого козла? Вот из-за кого мы сегодня опоздали на концерт!» И бдыщь! – мы столкнули его со сцены. Чувак отправился в полицейский участок прямо как был! Весь в этой жиже, в такси! После концерта в гримерке раздается неизбежный стук в дверь: бум! бум! бум! – за дверью стоит коп, настоящий гигант (норвежцы высокий народ), он выглядел, как такой супер-гестаповец.

– Кашется, вы стелали что-то очень ушасное с этим человеком, – сообщил он нам.

– Да? Он нас все время заводил не туда, – и мы рассказали ему о наших злоключениях.

– Да, да, да! – говорит он. – Но это не пофод опливать человека сырным соусом!

По-видимому, больше всего его возмутил именно сырный соус, а не физическое насилие. Главное – соус. Странно.

Вернувшись в Лондон, мы пару раз появились на публике, прежде чем снова отправиться в Штаты. Hawkwind организовали концерт против героина в Crystal Palace, и я вышел на сцену и сыграл с ними несколько вещей. Здесь я хотел бы отметить, что, по-моему, все эти концерты против наркотиков – полная нелепость. Обычно их устраивают люди, которые сами убиты в хлам, что само по себе уже лишает происходящее всякого смысла. И что ты будешь делать с деньгами, которые получишь, сыграв на концерте против героина? Ты ведь, конечно, не будешь покупать на них всякую дурь?! Они организуют все эти центры и рехабы, которые на самом деле не работают. Ни один уважающий себя наркоман не станет прислушиваться к людям, которые заправляют подобными местами, потому что все эти центры похожи на клубы для мальчиков и девочек, а люди ведь для того и принимают всякое дерьмо, чтобы бросить вызов поколению своих родителей. У них нет ни малейшего желания собираться вместе и выслушивать, какие они нехорошие и как плохо себя ведут. Единственное, что можно сделать с наркоманом, это запереть его в комнате и держать там, пока он не перетерпит отказ от веществ, а потом выпустить его на свободу и посмотреть, останется ли он и дальше чистым. Больше ничего сделать нельзя. Да и в этом пользы тоже немного, потому что героинщик должен сам захотеть слезть. Это они должны приходить к тебе. И предлагать им рехаб как альтернативу тюрьме тоже бессмысленно: какой идиот выберет тюрьму, да? Они идут в рехаб, чтобы от них отвязались и, может быть, чтобы избавиться от надоевшей подружки. После рехаба они пару месяцев имеют возможность экономить, потому что им нужно принимать гораздо меньшую дозу, чем раньше. С моей точки зрения вся эта «война против наркотиков» – полный бардак.

Но хватит об этом. Венди О. Уильямс и Plasmatics играли в Camden Palace, и мы с Вюрзелем присоединились к ним и сыграли пару наших песен – Jailbait и No Class. Они издали видео этого концерта, вдруг оно вам попадется. Через месяц, в ноябре, мы уже были в Америке, и в завершение тура я появился на MTV с Ди Шнайдером. Мы как раз получили приятное известие: наши юридические баталии с Bronze Records закончились, и мы могли начать 1986 год записью нового альбома.