— Нужно построить клетку, — нервно сказал папа. — После того как мы это сделаем, я свяжусь с местными властями по спутниковому телефону. Нам потребуется более вместительная лодка, чем та, на которой мы приплыли.

Он увидел нас, выходящих из тропического леса, и замолчал.

Нам нужна клетка?

— Какая клетка, папа? Зачем?

— Это тебя совершенно не касается, Макс, — отрезал папа.

Рамбута посмотрел на отца так, будто он совершенно не одобрял его замечание, потом повернулся к нам, мальчишкам.

— Возможно, — сказал он, — что здесь, на острове, есть носорог — калимантанский носорог. Они достаточно редки, эти носороги. Мы не можем позволить, чтобы он утонул.

— Вы собираетесь поймать его?

Это звучало заманчиво.

— А мы не можем помочь?

— Может быть, — ответил Рам. — Когда придет время.

Позже Хассан сказал мне:

— Макс, не думаю, что Рамбута сказал нам правду насчет этого носорога.

Я был очень удивлен:

— Откуда ты это взял?

— Не могу сказать точно, но я понял это по его виду.

— Как?

— Не могу точно объяснить как, но он врал.

Врал? Это звучало куда хуже, чем «не сказал правду».

Мне не понравилось, что Хассан заговорил об этом. Я очень уважал Рамбуту. Он был человеком, с которого мне бы хотелось брать пример. Зачем бы ему врать нам, детям?

— Не думаю, что Рамбута врал. Зачем ему делать это?

Хасс покачал головой:

— Что-то странное происходит, Макс. У этих двоих есть секреты.

Я рассмеялся:

— У моего, то есть у нашего, папы всегда было полно секретов. Он параноик. Ему всегда кажется, что у него кто-то хочет что-то украсть. Да он просто ходячее хранилище секретов! Ты помнишь то время в Иордании, когда он разгадал тайну свитков?

— Помню, — кивнул Хасс. — Это было очень странно…

Всего за неделю до моего отъезда из Иордании в Англию мы с Хассом слонялись по лагерю. На пески пустыни спускались сумерки. Папа разговаривал в трейлере с профессором Ахмедом. Мы с Хассом еще раньше пробрались в трейлер, где воздух в течение дня охлаждался с помощью кондиционера, а ночью подогревался. Именно там папа держал все свои бумаги и записи. Там был стол, где свитки были аккуратно разложены в ряд. Папа пытался извлечь хоть какой-то смысл из татуировок цвета индиго на обратных сторонах свитков, а также расшифровать то, что было в них написано. Не думаю, что в своем деле он продвинулся очень далеко.

— Мне нужно помолиться, — неожиданно сказал Хассан. — Что ты собираешься делать?

Он совершенно не стеснялся молитв, зато я стеснялся. Он молился пять раз в день. Должен признать, что я слегка терялся и не знал, чем занять себя, пока он занят этим делом. Я мог, как дурак, торчать рядом и просто глазеть или заняться чем-нибудь еще. Но лучше всего было просто выйти наружу и подождать, пока Хасс не закончит.

— Мне нужно попить, — сказал я. — Увидимся позже.

— Хорошо.

Я вышел из грейдера и отправился к бочке с водой. Я не очень-то хотел пить, но в пустынном климате нужно выпивать побольше жидкости. Ночи в пустыне уже стали холоднее, но дни по-прежнему были жаркими, и мы сильно потели. Я нашел жестяную кружку и наполнил ее с помощью маленького медного краника на бочке. Затем я стал прихлебывать воду и смотреть по сторонам.

Вечер опускался на пустыню. Яркие вечерние цвета раскрасили перевернутую чашу неба. На горизонте виднелось несколько грозовых облаков, но они выглядели достаточно безобидно. Вначале стояла мягкая тишина, потом цикады начали воспевать закат солнца. Когда все они трещали вместе, шум стоял просто невыносимый. Я слышал, как папа повышает голос, чтобы перекричать их трели. Возможно, он делал это совершенно неосознанно. Папа часто не замечал ничего вокруг себя и реагировал на окружающий мир совершенно автоматически.

Некоторые из наших водителей и рабочих тоже приступили к вечерним молитвам. Их бормотание смешалось с треском насекомых.

И тут, как стрела арбалета, с верхушки палатки слетела хищная птица. Сердце забилось чуть быстрее, когда я увидел ее. Это был красивый балобан. Любой шейх заплатил бы золотом за такую птицу. Балобаны очень свирепые охотники. У профессора Ахмеда дома жила такая птица, и он показывал мне ее фотографии. Именно благодаря им я знал, какую птицу только что увидел.

В полутьме я смотрел, как балобан нырнул за кучу камней и появился из-за нее с какой-то маленькой зверюшкой в когтях.

Неожиданно прямо передо мной возник Хассан.

— Ты видел это? — взволнованно вскричал я. — Он нырнул и поймал мышь или еще кого-то!

Хассан ничего не сказал. Он выглядел испуганным.

— Пойдем. Пойдем посмотрим на это вместе! — сказал он.

Глядя на его бледное лицо и трясущиеся руки, я понял, что не хочу ни на что смотреть — по крайней мере пока не узнаю, что это. Мне хватило одного взгляда на Хасса, чтобы испугаться.

— Нет, спасибо, никуда я не пойду.

— Нет, ты должен, Макс. Пожалуйста!

— Вначале скажи мне, что это.

— Ты должен это увидеть.

Хотя я не верю в привидения и всякие такие штуки, я вовсе не хотел бы, чтобы мое неверие пошатнулось.

Я нерешительно замялся, испуганный неизвестностью.

— Это свитки, — сказал он.

Свитки? Куски кожи с письменами на них? А чего там можно было испугаться? Мои кошмары немедленно испарились.

— А, ты о них! — с облегчением сказал я. — А что с ними не так?

Он взял меня за руку и повел обратно в трейлер. В тусклом желтом свете мы приблизились к столу на козлах, где свитки были разложены в ряд. Папа явно работал с ними, когда его куда-то позвали. Хассан подошел к первому свитку и подал мне знак, чтобы я приблизился.

Я подошел и встал рядом с ним. Он взял два свитка и соединил их края. То, что случилось после этого, заставило меня подпрыгнуть на месте, сердце быстро заколотилось в груди.

— Ты видел?! — вскричал я безо всякой надобности.

— Это как раз то, о чем я тебе говорил. То же самое произошло минуту назад.

— Чтобы это случилось, ты должен был коснуться их.

— Да, наверное, так и есть, Макс. Я увидел, что это два куска одной шкуры — видишь, как у них оборваны края? — поэтому я сложил их вместе, просто чтобы проверить, действительно ли они подходят. А потом вот что произошло.

В этот момент папа вошел в трейлер. Он остановился как вкопанный, когда увидел нас, и нахмурился от гнева.

— Что это вы, мальчики, делаете в трейлере? Разве я вам не говорил, что сюда заходить запрещено? Ты хоть когда-нибудь прислушиваешься к тому, что я говорю, Макс? Ты уже должен быть ответственным мальчиком. Вспомни, сколько тебе лет!

Конечно же, он начал орать на меня, а не на Хасса.

— Папа! — возбужденно воскликнул я. — Посмотри на это!

Я взял другую пару свитков.

— Не прикасайся к свиткам без перчаток! — в ужасе закричал он. — Ты что, вообще ничему не научился?! Пот и грязь с рук! Они же испортят кожи! Сколько можно повторять…

Но я уже соединил два куска кожи. Как и предыдущие, они тут же как бы срослись друг с другом. Это больше всего напоминало волшебство. Секунду назад это были отдельные куски, а в следующую стали одним большим свитком. Этого было достаточно, чтобы папа отступил на шаг назад, а его лицо от потрясения побледнело. Все это поразило его даже сильнее, чем меня.

Папино лицо было таким же, как тогда в Сирии, когда он заразился тифом. Оно стало мучнисто-бледным, а кожа вокруг потемнела. В его широко раскрытых глазах стали видны красные прожилки. Он выглядел так, будто снова собирается заорать. Хассан повесил голову и пробормотал себе под нос нечто вроде: «Очень прошу меня простить».

— Нет-нет! — воскликнул папа. Я заметил, что он весь дрожал. — Это я должен извиниться, Хассан! Я вовсе не хотел тебя так пугать. Просто я был потрясен.

Он взял Хассана за плечи:

— Тем не менее я хотел бы, что бы вы мне кое-что рассказали. Что вы двое видели? Вы видели, как кожи начали двигаться? Я имею в виду свитки. Расскажите, что вы видели!

Голос папы дрожал от нетерпения.

Тогда я ответил:

— Они двигались сами. Они придвигались друг к другу, а потом соединялись.

Он недоверчиво посмотрел на стол:

— Да, так все и было…

Он отпустил Хассана и попытался соединить оставшиеся свитки сам. Иногда они сразу слипались, иногда вовсе не двигались. Очень скоро он понял, что они как части головоломки. Там, где два края подходили друг к другу, они становились единым целым. Очень скоро на столе лежали только два больших свитка, которые получились из примерно дюжины кусков кожи.

— Простите, что я кричал на вас обоих. Это было просто непростительно с моей стороны. Вы простите меня, Хассан, Макс? — Он запустил руку в грязные, немытые волосы. — Я… Я не очень хорошо себя чувствую.

— Простите меня, что я побеспокоил вас, сэр, — сказал Хассан.

— Послушайте, мальчики, — говоря это, он подталкивал нас к двери трейлера, — я бы хотел, чтобы вы забыли все, что видели сегодня вечером. — Выбросьте это все из головы. И не входите больше, не спросив разрешения. — Папа посмотрел на меня. — Особенно это относится к тебе, Макс. Я-то знаю, какой ты болтун. А об этом не надо никому говорить. Даже профессору Ахмеду. Пусть это будет наш секрет. Хорошо?

— Даже ему не говорить? — переспросил я, пораженный этой фразой больше, чем всем остальным.

Лицо папы стало жестким.

— Макс, я очень прошу тебя уважать мои правила. Ты понял, что я имею в виду? Я должен, то есть мне нужно сконцентрироваться на расшифровке. Поэтому держитесь подальше от трейлера. И вообще, держитесь подальше от всего этого. Вам двоим совсем ни к чему заходить сюда снова. Если вам что-нибудь понадобится, например поговорить со мной, то позовите. Я понятно говорю?

Мы оба кивнули.

— Прекрасно. Я очень рад, что мы поняли друг друга.

На пороге он развернулся и бросился обратно в трейлер.

— Мне нужно идти, — сказал Хасс и ушел как раз тогда, когда я хотел хоть с кем-нибудь обсудить все произошедшее.

Стало темно. Я слонялся взад-вперед по лагерю. Я специально бродил около трейлера. Папа все еще что-то делал внутри. Там горел свет от генератора, и я видел его силуэт, склоненный над столом. Несколько раз он выпрямлялся и, кажется, поглядывал в сторону входа в трейлер, как будто он боялся, что кто-нибудь снова вторгнется на его территорию. Его тень, качающаяся вниз и вверх, выглядела зловещей.

Что он там делал? Теперь, когда шкуры соединились вместе. Думаю, этому должно было быть какое-то научное объяснение, которое он пытался найти. Секреты? Он обычно никогда ничего не говорил о секретах. Как раз наоборот. Он всегда хотел всем рассказать о своих открытиях и продемонстрировать находки. И что бы это ни было, от этого он выглядел просто больным. Это было жутко. Я даже сомневался, хочу ли я в действительности знать, с чем все это связано. А вдруг это окажется настолько ужасным, что перепутает меня до смерти?

Я повернулся и стал смотреть в пустыню. Там тоже виднелись темные тени: бродячие собаки шастали по камням. Становилось холоднее, как это всегда бывает в пустыне даже после жаркого дня. Иногда по утрам в питьевой воде даже был лед, но в тот момент я думал совсем не об этом. Я думал о том, что случилось в папином трейлере, и все больше этому поражался…

Позже, как раз перед отплытием на остров Кранту, Хассан сказал мне, что папа совершил кругосветное путешествие, скупая разные вещи, сделанные из звериных шкур: древний барабан индейцев пауни в Америке, тибетский флаг, который предположительно принадлежал самому далай-ламе, гобелен, украшавший калмыцкую юрту, пуштунскую накидку, зулусский щит и еще какие-то вещи. Хасс сказал, что это как-то связано со свитками, но я даже предположить не могу как.