— Врун, — с досадой сказал мэр, его белоснежная грудь гневно вздымалась под богатым костюмом, — ты ухитрился вызвать бунт лишь одним своим присутствием. Все было мирно и спокойно, пока не появился ты. И как только ты вошел, одни мирные и добропорядочные граждане принялись тузить других столь же мирных и добропорядочных граждан. Повсюду начали летать скамьи, столы и прочая мебель. И как тебе это удалось, идиот несчастный?

Шеф полиции выдавил дрожащую улыбку. Он не желал объяснять, что эти «мирные и добропорядочные граждане» в большинстве своем бузотеры, отъявленные мерзавцы и даже убийцы, по которым давно веревка плачет и которые прохлаждались в таверне, пользуясь тем, что их пока еще не поймали. Впрочем, не имело ни малейшего смысла говорить об этом мэру. Истминстерский дворец находился как раз прямо напротив того места, где началась драка, и королева Крошка послала мэру Недоуму жалобу, что ее августейший сон оказался потревожен.

А поскольку мнение королевы хотя бы косвенно могло повлиять на мнения избирателей, то нет нужды говорить о том, что мэр был в ярости.

Разговор происходил в большом зале городской ратуши. Мэр давал бал, и сейчас туда прибывали гости. В большинстве, разумеется, это были горностаи, но попадались среди них и ласки, и хорьки, и куницы. Пришли даже три-четыре норки — эмигранты во втором поколении. Мэр умело скрывал свои истинные чувства и мило раскланивался с ними, но на самом деле и в грош их, животных второго сорта, не ставил.

Мэр преумножал свои богатства всевозможными способами. Он владел множеством фабрик и предприятий. На них трудились ласки, но прибыль, разумеется, получал мэр. Так было всегда: горностаи правили, а ласки работали. Нищие ласки приходили на эти фабрики, чтобы не умереть с голоду, — ведь иначе добыть себе пропитание было невозможно.

— Прошу прощения, — сказал Врун, — но в том, что произошло, действительно нет моей вины. Это все мерзкий Серебряк. Неужели никак нельзя отправить его за решетку?

В это мгновение додо, стоявший у двери и исполнявший обязанности мажордома, стукнул жезлом об пол и объявил:

— Его честь Остронюх Серебряк и джисс Бриония Живорез, д. в. н.

Мэр нахмурился и посмотрел на вновь прибывших сузившимися от гнева глазами.

— Вот, легок на помине, — пробормотал он. — А что еще за «дэвээн»? Тарабарщина какая-то!

— Что-то связанное с ветеринарией, — ответил Врун, который знал больше, чем его хозяин. — Доктор ветеринарных наук, полагаю. Она обстригает когти тем, у кого они вырастают слишком длинными.

В тот же миг Звенящий Роджер — городские часы на башне, высившейся на берегу реки Бронн, как часовой, пробили восемь. Все замолчали — башня находилась всего в двух кварталах от ратуши, и от звона часов все здание сотрясалось — слышать собеседника было невозможно. Когда часы отзвенели, прерванные разговоры возобновились. Остронюх Серебряк холодно поклонился мэру и отправился в противоположный угол зала переговорить с каким-то хорьком. Мэр Недоум проследил за ним взглядом.

— Вот мерзавец, — пробормотал он.

Додо объявил о приходе новых гостей:

— Джо Уль. Эдди Сон.

— Вот забавно, Врун, — констатировал мэр, глядя на дверь. — Соперники прибыли одновременно. Им сказали «в восемь часов», и вот они оба тут с восьмым ударом часов. Все ученые такие. Зануды, правильные до тошноты.

В зал вошли оба изобретателя — ласка и горностай, демонстративно не замечая друг друга. Мэр Недоум весьма существенно повысил свой личный бюджет благодаря их вражде. Полученные от них деньги он хранил в подвале своего особняка.

— А, Уль и Сон! Рад видеть вас обоих! — воскликнул он, направляясь к изобретателям, чтобы пожать им лапы. — И даже приехали вместе! Подумать только, настоящие друзья несмотря на соперничество. Как отрадно видеть такие отношения в нашем несовершенном мире, полном вражды и зависти! Прошу вас, угощайтесь. Я бы посоветовал вам отведать коктейль «персиковая роса». Принцесса сделала его сама. Моя сестра — настоящее сокровище…

Изобретатели довольно радушно пожали лапу Толстопузу, но друг друга проигнорировали. Только ради того, чтобы не нарушать приличий, они удостоили друг друга едва заметными кивками. В углу зала стоял паровой официант, и когда он предлагал гостям лакомые кусочки, из механизма со свистом вырывался пар. В противоположном углу напитки разливала механическая официантка, внутри ее корпуса то и дело раздавались щелчки и скрип пружин. Что и говорить, мэр Недоум с успехом пользовался изобретениями обоих соперников. В настоящий же момент он начал строить огромную машину, которая будет обогревать город зимой. И, как всегда, над этой задачей работали сразу оба изобретателя.

Планировалось провести обогревающие трубы под улицами, может быть даже по канализации, и тепла должно было хватить, чтобы растопить снег на улицах и сосульки на карнизах. Мэр не хотел проводить этот проект через городской совет, он мечтал о собственном проекте, который позволил бы ему лично торговать теплом. Поэтому он решил, что построить машину надо втайне, так, чтобы о ней никто не знал, и деньгами на постройку этой машины должны стать взятки и пожертвования на благотворительные цели, которые оседали в глубоких карманах мэра.

К слову сказать, Недоум ненавидел холод столь же страстно, как любил деньги. Его предки тоже не переносили холодных ветров и снега. Начало этому положил принц Недоум, живший в полулегендарные времена. Он круглый год носил пушистую белую шубку. Ему казалось, что это придает ему значительность и подлинно королевское величие. Нелюбовь к холоду и привычка даже летом носить белоснежную шубу (обычно в теплое время года горностаи становятся коричневыми) передались и его потомкам.

Мэр фыркнул и передернул плечами. Ему вдруг показалось, что над ним навис какой-то мрачный призрак. Впрочем, нет, это была всего лишь тень — тень ласки, приближавшегося к мэру. Мгновение спустя Толстопуз обнаружил, что возле него стоит Остронюх Серебряк. «Когда-нибудь, — мрачно подумал мэр, — я обязательно найду причину и прикажу привязать этого мерзавца к камню Сумасшедшей Ласки посреди реки Брони, а там уж прилив сделает свое дело и избавит всех нас от этого невозможного создания».

— Очевидно, мэр, вы раздумываете о сооружении гигантской машины по отоплению города зимой…

— Где ты такое услышал, джер Надоеда? И зачем суешься не в свое дело? — прошипел мэр Недоум, быстро оглянувшись по сторонам, чтобы проверить, не услышал ли кто-нибудь сказанное лаской. — Это неправда. Совершеннейшая неправда.

Но Нюх не обратил на слова мэра никакого внимания.

— А вам не кажется, что разумнее потратить деньги на то, чтобы открыть бесплатные кухни для бедных и раздать им теплую одежду и одеяла?

— Если станет тепло, то шубы и одеяла им не понадобятся, верно?

— Но они мерзнут и голодают сейчас. Кроме того, даже если машина в конце концов и появится, механизмы имеют обыкновение ломаться. И если все будут полагаться только на вашу тепловую машину, а она сломается, то пострадают очень многие. Я не говорю, что это плохая идея, но тщательно ли вы все обдумали? И кстати, мой кузен Баламут собирается все тут взорвать.

Мэр Недоум уже собирался односторонне прекратить неприятный разговор, но, услышав последние слова, резко повернулся к ласке:

— Что? Кто?

— Баламут. Говорят, что он снова заложил где-то бомбу.

— Врун! — взревел мэр. Услышав этот вопль, все присутствующие повернулись к нему. Затем мэр Недоум уставился на Нюха и яростно прошипел: — Ты что, не в состоянии урезонить своего полоумного братца?

— Вообще-то нет. Но я приложу все усилия, чтобы найти его и его взрывоопасные подарки.

Шеф полиции встал рядом с мэром, но прежде чем выяснять причину переполоха, одарил ласку таким взглядом, каким можно убить на месте и барсука.

— Вы меня звали, мэр? — вопросил он.

— Бомбы, — рявкнул тот. — По всему городу разбросаны бомбы. Найди их. И найди этого негодяя и мерзавца Баламута, а потом швырни его в реку. Я не желаю, чтобы он оставался в живых после всего, что учинил. Не хочу даже тратить муниципальную веревку на него.

— А это законно? — поинтересовался Нюх.

— А какое это имеет значение! — прорычал Врун. — Все вы бандиты и разбойники с незапамятных времен. Пора избавиться хоть от кого-нибудь из вас!

Что еще хотел сказать по поводу ненавистных ласок шеф Врун, осталось неизвестным, потому что в это мгновение додо открыл дверь и впустил в зал вереницу молодых ласок. Эти жалкие создания с головы до пят были вымазаны сажей. Выпучив глаза, они испуганно оглядывались по сторонам и нервно облизывали губы. Они прошмыгнули в зал и собрались возле сестры мэра Сибил, которая пыталась отодвинуться подальше, чтобы не испачкать свой прекрасный белоснежный мех в саже, хлопьями падающей с несчастных созданий.

— Ага, — воскликнул Толстопуз, поспешив к ним, — вот и те, кому нужна наша помощь. Именно для этих крохотных несчастных ласок мы и проводим сегодня благотворительный вечер. Эти малютки день и ночь лазают по трубам и чистят их от сажи — совершенно необходимая работа, должен отметить — ведь все мы каждый день топим камины и печи. Пожары, причиной которых становится загоревшаяся сажа, — воистину бич нашего города, а эти малютки чистят трубы, собирая сажу на свои шкурки. И только благодаря этим живым щеткам все мы еще не сгорели дотла!

— Интересно, каким образом вы собираетесь потратить на них деньги, которые будут собраны? — выкрикнула Бриония.

— Ну, — наигранно сердечным голосом отозвался мэр, — мы собираемся построить лазарет для этих бедняжек. Там они смогут прочищать свои легкие.

— Неужели? — не успокаивалась Бриония. — А не проще ли прекратить практику использования живых существ для прочистки труб? Ведь они порой застревают и задыхаются в дымоходах или падают с крыш. Иногда хозяева забывают о том, что в трубе ласка, и зажигают огонь…

— Да-да, но несчастные случаи всегда происходят, с этим уж ничего не поделаешь. Все равно нужно прочищать трубы, иначе пожаров будет значительно больше, верно? А тогда многие горностаи — ну и ласки, само собой разумеется, — погибнут страшной смертью. Нет, что ни говорите, а трубочисты совершенно необходимы. Ну а сейчас наши маленькие друзья собираются немного развлечь нас, не так ли?

Маленькие ласки испуганно закивали.

— И что же вы собираетесь показать? — спросила Сибил.

— Петь, — пискнул один из них. — Мы будем петь. Мы — хор.

— Хор? — Врун покачал, головой и, повернувшись к Толстопузу, спросил: — Не слишком ли сильно сказано? И что, кстати говоря, случилось с прежней труппой акробатов? Мне очень нравилось, когда они строили пирамиды, цепляясь друг за друга лапами и хвостами. Это было так забавно. Но хор… Не знаю, не знаю…

— Ладно, — пробормотал мэр. — Ты же знаешь Сибил, это ее затея.

И маленький хор запел. Они пели о том, как на землю ложится снег, а с крыш свисают сверкающие сосульки, они пели, как красива зима, но уж больно мороз щиплет нос. И как было бы здорово — пели ласки, — если бы под городом была большая сковорода-грелка, которая растопила бы снег и лед.

— Отлично, Сибил, — пробормотал мэр. — Превосходная реклама.

Когда певцы закончили, были вызваны ласки-акробаты. Малыши старались изо всех сил, они бегали, прыгали, перескакивали друг через друга. Под конец они построили большую пирамиду, цепляясь друг за друга когтями и хвостами; ласка, который оказался на самом верху, касался головой огромной люстры, висящей посреди зала. Потом кто-то — Бриония подумала, что это наверняка был Врун, — швырнул в ласок, которые стояли внизу и держали на себе всех остальных, огромный торт, и башня рассыпалась как карточный домик — ласки разлетелись по всему залу.

К счастью, никто серьезно не пострадал — никто, если иметь в виду гостей. Пара малышей сломала лапы, но, как объявил мэр, это обычный итог благотворительного вечера, так бывает каждый год.

— А если бы в городе существовал лазарет для ласок, — с усмешкой сообщил мэр, — то они могли бы пойти туда и подлечить сломанные кости. Так или иначе, но представление было великолепным.

«Правда, пение оказалось несколько непривычным элементом концерта, — подумал он, — но, в конце концов, гости терпимо относятся к подобным инновациям. Ласки-трубочисты старались изо всех сил, а это главное».

— Давайте поаплодируем нашим малышам, — воскликнул Врун, первым принимаясь хлопать в ладоши. — Пускай они слышат, как нам понравилось их выступление.

Гости вежливо похлопали, а затем вернулись к своим важным разговорам, не обращая внимания на покидающих зал маленьких ласок.

— Это отвратительно! — возмущенно прошипела Бриония на ухо Нюху. — Нежели ничего нельзя сделать с этой троицей?

Она имела в виду Вруна, Недоума и Сибил.

Нюх поджал губы:

— Пока королева Крошка согласна с тем, что Недоум является мэром нашей части города, ничего не изменится. Пойдем, пора домой. Я хочу поговорить с тобой о нашем деле. И, кроме того, нужно попытаться найти моего кузена с его бомбой. Иначе будут большие неприятности.