К великому гневу Эдди Сона, мэр организовал большие гонки паровых тягачей, что, без сомнения, лишь укрепит позиции соперника Сона, Джо Уля, изобретателя парового двигателя.
— Это все потому, что Уль — горностай, а я ласка, да? — бросил Сон обвинение мэру-горностаю. — Это непотизм!
Мэр сроду не слыхивал такого слова и поэтому, прежде чем ответить, посоветовался с шефом полиции, Однолюбом Вруном.
— Да никакой это не непопо… нене по… Тьфу! Непопутизм — это когда я даю доходную должность члену своей семьи. Кумовство и все такое. А мне совершенно не важно, ласка ты или горностай. Ты должен признать, Сон, что паровые двигатели приносят гораздо больше пользы, чем твои пружинные механизмы. Все твои изобретения тикают, вертятся, иногда очень мило звонят. Однако их время прошло. Они не могут состязаться с пыхтящими, шипящими и стучащими гигантами Джо Уля. Нет, прости, но в этих гонках в Городском парке будут участвовать только машины с паровыми двигателями!
Эдди Сон пулей вылетел из кабинета Толстопуза Недоума.
— Вот нахал! — фыркнул мэр. — Нашел место для скандала! Стонет, стонет, стонет! За такое поведение следовало бы арестовать его и посадить в каталажку. Есть у нас закон против стона? Если нет, обязательно надо принять. Я позабочусь, чтобы он появился в своде законов еще до следующей пятницы, а если не я, то ты.
— Но он ведь не сделал ничего плохого, мэр, — смущенно заметил шеф полиции. — Вы же сами говорили, что в этот час двери вашего дома открыты для горожан, чтобы они могли поведать вам о своих бедах.
— Да, но я предполагал, что они станут приходить и благодарить меня за улучшения в городской жизни! Разве я не отреставрировал Звенящий Роджер? — Мэр говорил об огромных башенных часах, взорванных анархистом Баламутом Серебряном, кузеном Нюха. — Хотя бы один пришел и сказал: «Ах, молодец, мэр, теперь мы все знаем, который час, и нам нет необходимости тратиться на покупку карманных часов». Кто-нибудь похвалил меня за это — кроме вас, разумеется, но вы не в счет, потому что подлизываетесь…
В это мгновение в кабинете появилась сестра мэра, принцесса Сибил. Женская половина рода Недоумов не отказалась от своих титулов, хотя если говорить о Сибил, то она пользовалась положением принцессы лишь тогда, когда устраивала балы или хотела повесить в кабинете брата новые занавески. Она очень любила своего брата, даже более того, — вероятно, она была единственным существом, любившим его.
— Толстопуз, я совершенно выбилась из сил, — сказала она и плюхнулась в кресло. — Столько благотворительных акций, что с ума сойти можно!
— Да, принцесса, вы изрядно потрудились, — заметил Врун. — Только на прошлой неделе вы обошли все приюты для ласок, раздавая апельсины.
Сибил проигнорировала слова шефа полиции.
— Я решила отдохнуть. Мне всегда хотелось совершить путешествие по Налу, посмотреть призмаиды. Я заказала билет в Бегипет, на пароход «Олеандр». Он отходит в следующий вторник.
Мэр окончательно расстроился:
— Ах, Сиб! А кто же будет укладывать меня в постель и поить горячей кроличьей кровью?
— Он, — указав на Вруна, сказала Сибил.
— Я?! — воскликнул шеф. При всей любви к сестре мэра, с таким унижением он смириться не мог. — Это не входит в мои обязанности!
— Нет, Сиб. Он будет сопровождать тебя до самого Бегипта. — Недоум повернулся к Вруну. — Присматривай за моей сестрой, Врун. Проследи, чтобы заморский климат не наделал, ей вреда. И не пей воду из Нала, Сиб! Я слышал, там много всякой заразы: печеночные трематоды, вирусы желтой лихорадки и тому подобное. Береги себя.
— Благодарю за предупреждение, Толстопуз, но я не собираюсь пить речную воду! Вечерами я буду пить розовый нектар на верхней палубе колесного парохода!
У мэра помутилось в глазах.
— Розовый — от кроличьей крови? Я уже почти готов ехать с тобой! Но, боюсь, моему желудку повредит заморская еда. Пусть о тебе позаботится Врун! А потом он по Кашемировому пути отправится в Катай.
— А зачем мне туда ехать? — удивился Врун.
— Ты последуешь за этим проклятым лаской-детективом, Серебряком! Ему поручили раскрыть там какое-то таинственное преступление. Мне нужно, чтобы ты раскрыл его сам, и тогда вся слава достанется мне, то есть нам, ясно? Я хочу, чтобы Великий Панголин прислал мне благодарственное письмо и рассказал всему свету, какой я благородный зверь.
— За мной совсем не надо присматривать! — вмешалась Сибил.
— А я и вообще не хочу никуда ехать! — воскликнул Врун.
— На этот раз вы оба поступите так, как прикажу я! — прорычал Толстопуз Недоум. — Я хочу обеспечить безопасность моей сестры и хочу, чтобы Великий Панголин считал меня своим спасителем. Вы, надеюсь, понимаете, насколько улучшат экономику нашей страны хорошие отношения с Катаем? Мы получим фарфоровую посуду, ревень, чай и рисовые лепешки! Ну, лепешек, возможно, и не получим, но уж чай — непременно! Если наладим добрососедские отношения с императором, на нас прольется денежный дождь!
— Но… — начал Врун.
— Никаких «но»! — перебил мэр. — А теперь пошли посмотрим на эти пыхтелки!
— Если ты не возражаешь, Толстопуз, я не пойду! — сказала Сибил. — Эти гонки такие шумные и неорганизованные. Лучше я посижу в библиотеке и почитаю что-нибудь о Бегипте!
— Да, там шумновато, — надевая толстое пальто и цилиндр, согласился мэр. — А вот насчет неорганизованности ты не права.
Выйдя на улицу, Толстопуз Недоум поежился. Стоял холодный, ветреный мартовский день, а он даже в хорошую погоду мерз, поскольку его предки предпочитали круглый год сохранять белые шубки. Все остальные горностаи, в том числе и шеф, пока не выпадал снег, были коричневыми и лишь в зимнюю стужу становились белыми.
— Остановим кеб? — спросил Врун, когда увидел карету, запряженную двумя желтошеими мышами.
— Нет, — последовал удивительный ответ. — На этот раз пройдемся пешком. Полезно. А по пути я буду щелкать зубами и махать лапой всем встречным. Если звери увидят, что я хожу пешком, как обычный горожанин, то на выборах получу еще больше голосов.
Мимо них проехала вереница портшезов, одни на паровой, другие — на механической тяге. Большинство жителей снимали шляпы перед мэром и шефом полиции, ибо весь город боялся их. Несколько самок позволили мэру Недоуму похлопать своих ненаглядных, пушистых деток по загривкам. Ласка-трубочист настоял на том, чтобы обменяться с мэром лапопожатием, и Недоуму пришлось потом отмывать лапу в питьевом фонтанчике. Затем за ними увязалась стайка неряшливых уличных сорванцов-ласок, которые распевали им вдогонку не слишком приятные куплеты. Когда мэр или шеф оборачивались, чтобы схватить их, те с ловкостью отскакивали в сторону.
— Где родители этих несчастных? — рявкнул мэр. — Это они во всем виноваты. Их следует засадить за решетку.
— Почти все уже там, — ответил шеф. — Поэтому сорванцы и бегают по улицам. Нам не на что кормить детей осужденных…
— Да, да, конечно, всегда во всем виноват мэр! — огрызнулся Недоум.
Когда они дошли до Городского парка, гонки уже начинались. Огромные пыхтящие монстры красного и зеленого цветов, с высокими медными трубами и сверкающими медными табличками, хаотично двигались по полю. Среди них была гигантская машина с тяговым двигателем «Городское чудо». Такой же двигатель приводил в движение «Городские куранты». Здоровенная машина с паровым двигателем под названием «Величественная сталь» передвигалась на ходулях. Еще одна, огромная, как дом, утюжила клумбы, а ее водитель боролся с медным рулевым колесом, чтобы не выпустить машину из-под контроля. Паровой каток уже выровнял площадку для оркестра. Музыканты, к счастью, успели ретироваться. Теперь они отколупывали с катка расплющенные тромбоны и трубы, а водитель приносил им свои извинения.
— Тяжелый металл, — потирая лапы, пробормотал мэр. — Тебе должно понравиться.
— Магия, цвет, живость, шум, — вздохнул шеф, которому зрелище нравилось ничуть не меньше, чем его начальнику. — Великолепное представление.
Мэр прибыл сюда затем, чтобы судить соревнования и вручить приз победителю Великой Битвы, суть которой сводилась к следующему: две самые мощные машины на полном ходу врежутся друг в друга и будут повторять лобовые столкновения до тех пор, пока одна из них окончательно не развалится на куски.
Первая из участниц сегодняшнего поединка — огромная машина с тяговым двигателем, со стальными бамперами, шипованными колесами и толстым металлическим носорожьим рогом впереди — принадлежала самому Недоуму.
Разумеется, за рулем металлического гиганта должен был сидеть не мэр. Водителями на таких соревнованиях всегда были ласки — Недоум четко соблюдал установленное им самим правило. Он не мог допустить, чтобы кто-нибудь из важных горностаев встал на ежегодном обеде для почетных граждан и пожаловался, что его сын лежит в больнице с тремя сломанными лапами и сожженными бакенбардами из-за излюбленного хобби мэра. Нет, пусть риску подвергаются низшие классы, а призы получают хозяева машин.
— Которая из них ваша, мэр? — спросил Врун.
— С желтой трубой, — с гордостью ответил мэр, уверенный, что сегодня приз обязательно достанется ему. — Ну разве не чудо?
Наконец настало время Великой Битвы. Обе машины разъехались в противоположные концы парка. Зрители расступились, освободив широкую площадку, на которой и произойдет схватка. Мэр с шефом заняли места на трибуне, как раз напротив места где должны столкнуться противники. Вокруг каждой машины собрались молодые ласки. Согласно обычаю их взяли прямо с улицы и каждому вручили по канистре с машинным маслом для смазки колес. Они должны быть исключительно проворными, чтобы подбежать к движущейся машине, брызнуть на колесо струйку масла и успеть отскочить. По окончании состязания каждый из них получит шесть медных монет.
Мэр вышел на площадку, поднял носовой платок и после эффектной паузы взмахнул им.
— Вперед! — скомандовал он.
Два монстра, управляемые ласками, с грохотом устремились друг на друга. Против сверкающей машины мэра выступала грязная, пыльная, заляпанная маслом машина с облупившейся красной трубой и позеленевшими медными деталями. Водитель выглядел не лучше своей машины. Шерсть его была трачена молью и кишела блохами, хотя меж свисающих бакенбардов белели крепкие зубы, а выражение морды было весьма решительным, что очень не понравилось мэру.
К этой-то неприглядной машине и бросился чересчур нетерпеливый молодой ласка. Его канистра тотчас угодила под одно из огромных колес. Казалось, ласку ждет столь же печальная судьба. Толпа вскрикнула от ужаса, но в последнее мгновение водителю удалось затормозить, и трясущийся маленький ласка вылез из-под машины. Зрители приободрились.
— Продолжайте, продолжайте! — нетерпеливо воскликнул мэр. — А этот ласка не получит свои шесть медных монет!
Толпа загудела.
— Вообще-то ему повезло, что я не стану взыскивать с него стоимость канистры! А они нынче недешевы…
Толпа снова загудела, и мэр вдруг вспомнил, что это, между прочим, его избиратели.
— Разумеется, я не стану этого делать… Ведь бедняга ничего не мог предотвратить.
Машина с красной трубой снова с грохотом устремилась вперед. Желтая труба двинулась ей навстречу. С громким шипением и лязгом оба титана неслись друг на друга — пятьдесят метров, двадцать, десять, пять… Они столкнулись под ободряющие крики жаждущей зрелищ толпы. Вверх взмыли куски металла, в воздухе, как кометы, свистели раскаленные угли, из труб с шипением вырывался пар. Воздух сотрясался от пронзительного свиста.
— Давай! — возбужденно орал мэр. — Раздави этого красного дьявола! Разнеси его на мелкие кусочки! Пусть от него ничего не останется!
Машины разъехались и снова устремились друг на друга. Четырежды они повторяли этот маневр. На пятый раз водитель красного монстра проявил хитрость. Вместо лобового тарана он врезался своему противнику в борт и начал толкать его до тех пор, пока желтая труба не повалилась набок.
Водитель машины с желтой трубой вылетел из кабины и приземлился у ног мэра. Сама машина в предсмертной судороге издала истошный свист. Кипящая вода гневно вырвалась из поврежденного котла. Из топки на траву полетели угли. В воздух взлетали поршни, болты и гайки.
Разгневанный Толстопуз Недоум еле удержался, чтобы не пнуть своего водителя, лежавшего у его ног.
— Возвращайся в кабину, идиот несчастный! — заорал он на ласку. — Раздави этого красного демона!
Ласка средних лет встал, отряхнулся и повернулся к мэру.
— Нет, я не идиот, — с достоинством ответил он. — Но был бы идиотом, если бы выполнил ваш приказ.
Затем он спокойно надел шляпу и удалился с высоко поднятой головой. Ласки-смазчики одобрительно хлопали его по спине.
Водитель красной машины вылез из кабины под восторженные крики толпы. Он скромно поднял лапу. Шеф Врун протянул мэру большой серебряный кубок с надписью «За доблесть». Мэр бросил его ласке-водителю как подачку. Ласка поймал кубок, поцеловал и поднял над головой под одобрительные крики зрителей.
— Рисуется, — пробормотал мэр. — И вообще, кто хозяин этой машины?
— Я, сударь, — ответил ласка.
— И кто же ты?
— Меня зовут Грязнуля. Не забудьте. На следующий год я тоже буду участвовать в соревнованиях.
— А я тебя узнал, — прищурившись, сказал мэр. — Ты бывший фонарщик и работаешь теперь у Серебряка, да?
— Совершенно верно, — подтвердил Грязнуля, повернулся и посмотрел на жалкие остатки машины мэра. — А вам, сударь, рекомендую скорее убрать это, не то у вас возникнут неприятности с хозяевами! «Соблюдайте чистоту!» — гласит табличка при входе в парк.
С этими словами он зашагал к своей пыхтящей машине, что-то насвистывая и маша лапой болельщикам. Он залез в кабину и покатился к воротам парка, оставив мэра кипеть от ярости.