Мэр Недоум сидел за письменным столом, разглядывая две открытки. На первой были изображены два веселых толстых дикобраза в тесных купальных костюмах, загорающие на пляже. Надпись на открытке гласила: «Никто не разлучит меня с моей любимой». Это была стандартная курортная открытка, но Толстопуза разозлило послание на обратной стороне: «Приятно провожу время, рад, что вас тут нет». Внизу стояла подпись Вруна: «Однолюб В., шеф полиции Туманного».

— Больше не шеф, если мое слово здесь еще что-то значит! — злобно пробормотал мэр. — Он, видите ли, решил, что может не выполнять мой приказ следовать за ласками! Этот обормот считает, что на таком расстоянии ему нечего бояться меня! Только на этот раз он просчитался!

Мэр Недоум почесал грудь. Послеоперационный шрам раздражал его. Когда-то на место, подпорченное ржавым пятном, ему пересадили кусочек шкуры зайца-беляка. Пересадка неожиданно затронула его сознание, и некоторое время Толстопуз считал, что превратился в зайца. К счастью, это скоро прошло. Однако теперь ему снова стали мерещиться длинные уши и куцый хвост и опять вернулись непонятные страхи. Ему стало сниться, будто он убегает от собак или, оглушенный выстрелами, попадает в сеть.

Вот и сейчас мэра терзала безотчетная тревога, мешавшая ему мыслить трезво. Его бывший помощник, ласка Полный Вперед, отправленный в отставку две недели назад, выдвинул свою кандидатуру на должность мэра. Предатель стремительно набирал голоса и, похоже, скоро займет его, Толстопуза, место. Недоум был мэром Туманного с незапамятных времен. Неудивительно, что он чувствовал себя уверенно на этом месте. Но всегда рядом с ним была Сибил. Теперь же она заигрывает с этим кретином Вруном, а Недоум подвергается нападкам со всех сторон: и ласки, и малолетняя королева, и даже сородичи-горностаи — все недовольны им.

— В Туманном никогда не было и не будет мэра-ласки, — ворчал мэр себе под нос.

Он прочел вторую открытку, исписанную убористым, аккуратным почерком сестры:

Дорогой брат Толстопуз! Все было бы прекрасно, если бы местные горностаи не приняли меня за свою царицу.

«Господи, она сошла с ума!» — подумал мэр. Сибил так долго была принцессой, что мысленно вознеслась на высшую ступеньку династической лестницы. Он продолжил читать:

Я знаю, ты подумаешь, что я сошла с ума и, прожив всю жизнь принцессой, совершила мысленный скачок.

«Пес ее подери, — подумал он, — она всегда читает мои мысли, как книгу!»

Но дело в том, что местные горностаи считают меня воскресшей из мертвых царицей Неферштеен, три тысячи лет назад приведшей их к свободе.

«Ну и что? Воспользуйся этим! Обдери их как липку, сестренка! Возьми деньги и убеги!»

Но я не хочу этим пользоваться, поэтому мы с Однолюбом…

«Ах ты толстохвостый выродок!»

…собираемся поехать на юг, чтобы скрыться от любопытных глаз. Однолюб, конечно, очень добр ко мне, но он меня порой изрядно раздражает. Врун вообразил, что влюблен в меня! Мне, конечно, это льстит, но я бы не могла увлечься им, даже если бы мы оказались вместе на необитаемом острове!

«Я думаю! Во-первых, он урод. Во-вторых, неродовит. И наконец, страдает плоскостопием. Двенадцатый размер».

Чем дальше я оказываюсь от Туманного, тем чаще думаю о лорде Легкомысле. Он никогда не проявлял ко мне интереса, но, быть может, виной тому его застенчивость? Он такой благородный, такой добродетельный и красивый! Но очень, очень сдержанный, как все настоящие аристократы. Я, конечно, не буду гоняться за ним, дорогой брат, но не замолвишь ли ты за меня словечко? Пожалуйста, только осторожно, чтобы не скомпрометировать сестру, не уронить ее достоинства. Попытайся разузнать, испытывает ли Легкомысл ко мне какие-нибудь чувства.

Твоя любящая сестра Сибил.

Внизу открытки он прочел тревожный постскриптум: Сегодня мне приснилось, что мы больше с тобой никогда не увидимся, дорогой брат.

Итак, Сибил без ума от Легкомысла Мудрого! Значит, все будет в порядке! Мудрого он примет в семью с распростертыми объятиями, хотя в прошлом Мудрые не всегда ладили с Недоумами.

— Ничего страшного, — пробормотал мэр. — Сын за отца не отвечает!

Он набрал телефонный номер Легкомысла и договорился с ним о встрече.

Они встретились вечером того же дня в «Прыгающих камешках».

— Недоум! — плюхаясь в кресло и поднося монокль к левому глазу, воскликнул лорд Мудрый. — А какое мясо подают сегодня? Ты хотел меня видеть?

— Да, да, хотел. У тебя еще служит ласка-камердинер, как бишь его?

— Ты имеешь в виду Голубка?

— Да, его, — почесав грудь, ответил Недоум. — Он ведь очень умен, не так ли? Я бы хотел, чтобы он руководил моей предвыборной кампанией.

— У тебя возникли трудности?

Недоум почесал нос и распушил бакенбарды:

— Представляете себе, этот проклятый Полный Вперед выдвинул свою кандидатуру на должность мэра! Думает, что может победить меня!

— А может?

Мэр заметно помрачнел:

— Да. Он умен, пес подери его глаза и печень! И очень популярен. К тому же я сам учил его управлять городом. Я был его наставником. Я по доброте душевной дал ему работу. А теперь он кусает лапу, которая его вскормила! Змей-предатель! Предатели! Меня окружают предатели!

— Ну, пока всего только один.

— Этого достаточно. Я чувствую себя окруженным.

— Я поговорю с Голубком. Посмотрю, что он скажет.

— А ты сможешь обойтись какое-то время без него?

— Без Голубка? Нам будет полезно немного отдохнуть друг от друга. Иногда он раздражает меня. Ах, только пойми меня правильно, он хорошо исполняет свою работу… Любую работу… очень хорошо! Но иногда бывает просто невыносимым. Заставляет меня читать свои стихи. Пытается прививать мне культурные привычки, чем меня просто оскорбляет! Мне это совсем не нравится. Однажды… Однажды он даже попытался женить меня! — Легкомысл замолчал и вздрогнул. — Сказал, что у любого горностая-аристократа должна быть пара, чтобы продолжить род, и тому подобное. Я ответил ему, что он чересчур далеко зашел. Я убежденный холостяк и дам в своем доме не потерплю! Когда тетушка Гортензия останавливается у меня, это для меня хуже стихийного бедствия!

— Так ты даже никогда не задумывался о том, чтобы завести подругу?

— Я этого не сделаю даже через миллион лет! Скорее звезды упадут с неба, чем такое случится! Скорее солнце упадет в море, а луна улетит в космос! Никогда! Ни за что! Я непреклонен и неколебим!

— Даже если она будет невероятно хороша собой?

— Ни за что!

— И очень умна?

— Тем более! Только представь себе: я говорю с ней за завтраком об искусстве и ремеслах! Всяких там чашах, картинах, вышивках! Нет, это невозможно!

— Но это говорит не об уме, а скорее о любви к искусству.

— Разве это не одно и то же? — сердито проворчал Легкомысл.

— А если она очень богата и знатна? Если, наконец, в ее жилах течет королевская кровь?

Легкомысл с любопытством взглянул на мэра и поправил монокль:

— Послушай, Недоум, к чему это ты клонишь?

— Да нет, я просто так! — весело ответил Толстопуз. — Возможно, в один прекрасный день ты встретишь свою принцессу! Впрочем, я, пожалуй, наболтал лишнего!

— Сибил? — удивился Легкомысл.

— Я обещал ей осторожно разведать почву.

Легкомысл, пожевывая сушеного червяка, лакомство, которое всегда носил в кармане, некоторое время сидел в раздумье.

— Сибил! Кто бы мог подумать? Она, конечно, красавица. Хорошие, густые бакенбарды, крепкий хвост, но… — Легкомысл вздохнул. — Боюсь, это не для меня! Конечно, я польщен! Но я закоренелый холостяк и останусь таковым до конца дней! — Помолчав, он добавил: — А как она умеет украшать помещения! Я помню эти вазы. Откуда они, кстати, у нее? Ведь они принадлежат к эпохе Кротов? Правда, лично я терпеть их не могу!

— Я тоже, Легкомысл, я тоже! Но, к счастью, все они разбиты и восстановить их невозможно. Если бы Сибил снова надумала купить такие вазы, я бы сбежал из дома! Но она не купит! Они даже ей не по карману! Так что они пропали навсегда!

— Все равно, все равно… Не могу!

— Сибил будет огорчена. Потом, тебе же не придется быть с ней все время! Ее не нужно развлекать. Ты сможешь заниматься тем же, чем и сейчас, — играть в крикет, увлекаться паровыми двигателями, охотиться на стрекоз и ловить колюшку. Сибил возражать не будет. Она всегда занята: организует балы и праздники, пишет приглашения, сажает цветы, читает лекции в Обществе Дам. Во всем этом ты ей будешь только мешать, поэтому сможешь заниматься своими мужскими занятиями!

— Не пойдет, старина! Не пойдет!

Мэр вздохнул:

— Но ты поговоришь с Голубком?

— Как только он вернется с Безымянных болот. Голубок решил написать хроники войны с крысами. А еще он увлекся этой… Я ничего не понимаю в этой новой штуковине… Господи, как же она называется? Фотология?

— Фотография. Есть специальные фотографы, оснащенные особыми приборами. Мне о них рассказывал Полный Вперед.

— Что ж, значит, Голубок там фотографирует. Говорит, это искусство девятнадцатого столетия. Если хочешь узнать мое мнение, так это не искусство, а надувательство! Ты увидел что-то интересное, нажал на кнопку — и вид скопирован. При чем же здесь искусство, правда?

— А когда Голубок вернется с Безымянных болот?

Легкомысл пожал плечами:

— Наверное, через несколько недель.

Мэр застонал.

— Несколько недель! К тому времени выборы уже пройдут!

— В таком случае ничем не могу помочь тебе, Недоум. И вот что я тебе скажу: когда закончатся выборы, давай отправимся в путешествие на лодке! Великолепный спорт — путешествие по реке. Отдохнешь от своей душной конторы, подышишь свежим воздухом. С нами поедет мой друг. Его зовут Джаром. Барсук, он работает где-то в банке, ты наверняка его знаешь. Мы отправимся по Бронну на гребной лодке. Тебе понравится. Мы будем сами открывать и закрывать шлюзные ворота, ставить палатку, спать на свежем воздухе. Трое отважных в лодке! Подумай об этом.

Недоум шел домой, раздумывая о предложении Легкомысла. Он не мог представить себе ничего более скверного, чем путешествовать в одной лодке с напыщенным барсуком, работающим в банке. Эти зануды постоянно ведут разговоры о цифрах в гроссбухах. Они вместе с тем очень легкомысленны, потому что во время ленча торопясь глотают в сомнительных закусочных маринованные воробьиные яйца. Нет, Легкомысл убежденный холостяк, а Недоум — убежденный мэр. Другого не дано!

И все же… И все же он проиграет! Толстопуз ощущал это нутром. Как тяжело! И еще его тяготило предчувствие, что он никогда больше не увидит сестру. Очень тяжело! Он кончит свои дни одиноким старым горностаем в отвратительной маленькой подвальной квартирке беднейшего района города. Словно никогда и не было блестящей жизни во дворце. Опуститься до того, чтобы самому заваривать чай и надеяться, что почтальон принесет пенсию и наконец будет с кем поговорить. Как ужасно! Невероятно, невероятно ужасно!

Этим вечером Толстопуз Недоум лег спать, предварительно хватив стакан нектару. Соленые слезы катились на шелковую наволочку. Ему приснились большие острые уши и борозды вспаханного поля. Тут на него наехало что-то черное: огромная хлебоуборочная машина с грохотом закрыла весь горизонт, наполнила воздух соломенной пылью и отрезала путь к отступлению.