Поэт в Корее
Поэт в России больше, чем поэт, сказал один знаменитый русский поэт, имея в виду государственно-общественную значимость персоны поэта и грандиозность его многотысячно стадионной славы. Другое, совершенно противоположное, значение имеет фраза: поэт в Корее больше, чем поэт.
Начну с того, что, по моему глубокому убеждению, каждый кореец — поэт. Я кореец, стало быть, я тоже поэт. Существую поэтически, мыслю поэтически, вижу мир поэтически, люблю поэтически, женюсь поэтически, развожусь также, огородничаю поэтически, занимаюсь бизнесом поэтически. Один мой умный друг в Корее, профессор русист, так и сказал мне: наш корейский бизнесмен — это эмоциональный бизнесмен, имея в виду что — поэтический.
Началось это давно, с незапамятных времен, когда вдруг оказалось, что каждый кореец, живущий в этой до умопомрачения красивой стране, бедный или богатый, знатный янбан или подлый простолюдин, чиновник королевской прокуратуры или бродячий продавец соли — каждый мог открыто или тайно сочинять стихи, бормотать стихи себе под нос, в стихотворной форме обругать соседа за то, что соседский петух до смерти заклевал его петушка. Экзамены на замещение высокой государственной должности проводилось в форме поэтического состязания. Поэзия была естественной средой обитания этой избранной, поэтической страны, стихи изливались из уст подпивших в харчевне погонщиков мулов, стихи бормотал идущий по дороге деревенский мальчишка, развинченно мотая головой из стороны в сторону.
На рыбном рынке в Сеуле я слышал, как немолодая растрепанная торговка солеными кальмарами шерстила пьяненького попрошайку.
Поэзия обитала в тысячелетней душе корейца не только как высокое, но и, видите, как низкое. К высоким мотивам обращались, очевидно, люди образованные, высокородные.
Итак, в душе корейца едино сосуществуют высокое и низкое, прекрасное и отвратительное, ян и инь, метафизические облачные сны и идея чучхе, за сомнения в истинности которой полагалась смертная казнь. Мой другой друг, художник, ныне живущий в Киргизии, в молодые годы, будучи демсомольцем (демократический союз молодежи), видел такую казнь. Его вместе с тысячами других школьников привели на стадион в Пхеньяне на массовое зрелище — там расстреливали идеологических преступников, поставив их на колени. А в пору Сеульской Олимпиады весь мир как завороженный следил за волшебными, дивными танцами тысяч прелестных женщин в длинных платьях, словно порхавших в воздухе высоко над трибунами стадиона, проходя в танце по подвешенным воздушным мосткам.
Сейчас, пожалуй, только в одной стране мира единый народ разделен на две страны, которые находятся в состоянии войны вот уже на протяжении 63 лет. В сердце северянина пылает яростная любовь и преданность идеям чучхе, к своей народно-демократической родине, а в душе южанина затаился страх перед своим северным братом, кого он называет “красным дьяволом”. Но и фанатизм северянина и идеологическая ненависть южанина — это не что иное, как непреодолимое, фатальное, единое национальное поэтическое чувство!
И у того и у другого поэтическое кредо зиждится не на политических рациональных убеждениях, а в образах снов и фантазий о том, какой должна быть счастливая жизнь человека на этом и на том свете. Ибо для корейца они равнозначны — мир земной и мир небесный, запредельный. И если на этом свете не повезло, он родился бедняком, это мало что значит, ибо есть мир запредельный, где все будет обстоять как раз наоборот. Надо набраться терпения, смиренно и упорно трудиться, чтобы изжить свою карму, пройти свою судьбу на этом свете до конца и преисполниться великого покоя пред вратами вечности.
А пока, в этом мире, всякое неудобство проживания в нем можно компенсировать поэтическими грезами, сочинять стихи, собирать их в книги или записывать на стволе дерева, очищенном от коры. Так делал мой далекий предок, великий поэт Кореи XV века Ким Сисып, когда у него кончалась бумага. Он делал это потому, наверное, что хорошо понимал неразличимость бренной жизни и небытия, идентичность словесного стихотворения и великого лесного безмолвия.
В Корее за двести лет до Гуттенберга было изобретено и налажено книгопечатание с наборным металлическим шрифтом. В Корее, по сведениям Юнеско, появились первые на земле известные профессиональные поэты. Корейские поэты первыми научились создавать поэтический словесный субстрат, в котором глубинно затаенные движения человеческой души сочетались с покачиваниями цветка на тонком стебле.
В предлагаемой подборке стихов современных поэтов Кореи в переводе Станислава Ли вы насладитесь удивительным феноменом вселенной, когда внутренний космос человека сливается с космосом внешним в пределах короткого стихотворения.
А это были стихи самого Станислава Ли, замечательного русскоязычного поэта, живущего в Алматы. Я много читал из переводов корейской поэзии на русский. Были переводчики со знаменитыми, даже “классическими” именами. Но все они глубоко не удовлетворили меня по причине того, что были красиво приблизительными, стилистически и формально ложнокорейскими, имитирующими некую утонченную изысканность “восточной поэзии”. Никто из них, кроме Станислава Ли, не проник в самую сердцевину того загадочного торнадо корейской поэзии, возникшего в атмосфере общечеловеческой культуры, где проносятся мощные потоки разных, открытых миру национальных поэтических циклонов. А в сердцевине торнадо царят запредельные тишина и покой, в которой душа отдельного человека соприкасается с душой вселенной и становится ее бессмертной частичкой.