Русская цивилизация, исходившая с севера, от скандинавских гор вниз через угро-финские болота и леса, затем стекавшая на юг вместе с великими реками Волгой, Доном и Днепром к Черному и Каспийскому морям, — языческая Русь после первого посещения христианского миссионера Андрея Первозванного еще в 1 веке от Рождества Христова оплодотворилась Его Словом. И девять веков была чревата зачатием христианским и разрешилась от бремени лишь 15 августа 989 года. И Православие Христианское на Руси отлично вызрело в ее языческом лоне и стало одним из самых воинственных подразделений Армии Христовой, сражавшейся на планете Земля за души человеческие.

В разных краях великой Руси, простертой от стран ледовитых до знойных южных, встречали и видели Первого Апостола Христианства, не зная, кто он, и не понимая того, что он вещал. Сказано было уже, что он сеял семя Учения бессловесно, через высокочастотные вибрации малого язычка в своей гортани. И оно падало через третий глаз во лбу слушателя прямо в душу его, чтобы через девять веков родиться, уже непосредственно из души потомка, православной верою.

Однажды на Плещеевом озере, столь похожем на Геннисаретское, Андрей увидел рыбаков, чинивших сети совсем как на его родине, сидя на перевернутых вверх дном лодках. И давно уже знавший заведомо, что на родину-то он уже не попадет в этой жизни, Андрей прослезился от умиления и, подойдя к двум из рыбаков, сидевших рядом с сетями на коленях, смиренно поклонился. Рыбаки, один бородатый, широкотелый, как Петр, а другой смуглый, небольшой и жилистый, как апостол Матфей, прищурили глаза, вглядываясь в человека, стоявшего к ним противу солнца. И в это мгновенье Андрей, уже несколько лет ходивший по России и ничего еще не сказавший по-русски, вдруг свободно заговорил на этом языке.

— Бог вам в помощь, добрые люди! Хорошо ли ловится рыба?

— Боги нам не благоволят, чем-то не угодили мы им. Третий день закидываем сети, а рыбы нет как нет, одну тину вытаскиваем со дна, — отвечал тот, что был похож на Петра. — Вот решили больше не стараться понапрасну, а починить старые сети.

Андрей присел на обмазанную смолой черную бадейку, перевернутую вверх дном, на которой кто-то раньше сидел.

— Мой Господь, Иисус Христос, пошлет вам много рыбы, вы только выйдите в море, закиньте сети, — молвил Андрей, улыбаясь.

— Кто он, твой бог, который повелит рыбам, чтобы они шли в наши сети? Разве рыбы захотят, чтобы мы съели их? — спрашивал тот, кто был похож на худощавого Матфея.

— Рыбы захотят, чтобы вы съели их, если Господь мой повелит, — смиренно ответил Андрей.

— Зачем же твоему Господу пожелать этого?

— Потому что я просил Его.

— А зачем тебе просить было этого?

— Потому что я полюбил вас. Вы так похожи на моих братьев во Христе.

— А почему ты, неизвестного роду и племени человек, полюбил нас больше, чем рыб? Разве наши рыбы не такие же, как ваши? Ведь небось им вовсе не хочется, чтобы мы съели их, как бы твой Господь ни просил, — говорил бородатый рыбак, что был похож на Петра. — Почему же твой Господь любит тебя больше, чем нашу рыбу?

— Может быть, — смиренно отвечал Андрей, — Господь вовсе не любит меня больше, чем вашу рыбу. Вот и вышли бы в море и забросили сети. Если они оказались бы пусты, то как раз вышло бы по-вашему, что Он рыбу вашу любит больше меня…

Заинтересованные рыбаки переглянулись, подумали немного, затем сели в лодку и отплыли совсем недалеко от берега по мелководью Плещеева озера. С первого же замета сети настолько переполнились рыбы, что люди не могли втащить улов в лодку. Они докричались до других рыбаков, находившихся на берегу, которые и подошли по мелкой, едва по грудь, воде, с трех сторон на помощь.

Когда пораженные чудом и сильно напуганные рыбаки подтянули к берегу переполненную рыбою лодку, они не увидели чудотворца. Андрей уже был далече — с довольным видом улыбаясь, он уже входил в ворота греческого города по названию Патра. Ему было 62 года, вместо черных кудрей на голове его вздымались космы белоснежных волос, борода и усы также стали белоснежно седы, и только брови остались черными, как наведенные углем.

Позади остались годы хождения Андрея по Русии, он поднимался до северных краев еще не существующего русского государства, проповедуя Слово Иисусово среди не приуготовленного к нему полудикого народа, на обратном пути останавливался у Киевских холмов и водрузил там крест, который стал ждать часа своей славы целых девять веков вращения Земли вокруг Солнца. Но не приуготовленная к жертве христианской, духовной, льняная Русь осталась навсегда в сердце Андрея песней первой его любви проповеднического Слова. И он поминал Русию в проповеди той минутою, когда его привязывали веревками за руки и за ноги к Х-образному кресту по велению правителя Егеата, римского прокуратора в городе Патра.

— Вы здесь, южные люди, дети горячего ветра — южи, вы кровью горячи и любите мясную пищу, потому и созрели для слова раньше. А на северной стороне живут русы, и в их стране Русии долгие холодные зимы с большими снегами и буранами. Туда Слово Христово придет позже, через девять столетий. На русов я уповаю в конце мира, на вас же, южане, уповаю сейчас, — ровно на тысячу лет раньше.

Напротив казнимого, в десяти шагах от него, стояли жители Патры, и впереди всех стенала и лила слезы, потрясая сжатыми вместе кулаками, простоволосая, красивая Максимила, которую Андрей исцелил от рака груди одним лишь мануальным прикосновением, и она в благодарность родила ему сына, которого назвала также Андреем. Растянутый за руки и за ноги, словно бычья шкура для просушки, казнимый Андрей Первозванный вначале говорил жителям Патры о священных муках Христа. «Своими мучениями и смертью, — говорил Андрей, — мой Господь хотел выкупить у Отца Своего смерть и страдания всех нас, — Спаситель наш забрал с собою всеобщую нашу смерть и споспешествовал воскресению всех, кто уже умер или должен был умереть».

Услышав последние слова праведника, правитель Егеат дико расхохотался, затем выхватил у караульного воина копье и, повернув его тупым концом вперед, изо всех сил ткнул им в пах раздернутому на кресте по сторонам Андрею.

— Ах ты, иудейская собака из Галилеи! Так ты, значит, сдохнешь скоро на этом кресте, а потом господь твой воскресит тебя, собаку, и ты окажешься вроде бы как и не наказан мною?

Потерявший на минуту сознание, Андрей вскоре очнулся, вновь поднял голову, посмотрел глаза в глаза прокуратору, нашел в себе силы и духа, чтобы улыбнуться, и просипел не своим, замогильным голосом:

— Всадник Егеат… если даже не захочешь, а все равно и ты после своей смерти воскреснешь… в Тысячелетнем Царстве…

— Это почему же! — вскричал красный, раздувшийся от ярости Егеат. — Что за пустопорожнюю, позорную ложь внушил тебе твой жалкий учитель! Ты же с радостью умираешь за эту ложь! Так умри же не сразу, а помучайся как следует! — И правитель вновь с такой силой ударил охвостьем копья по животу Андрея, что пробил у него мочевой пузырь.

Когда он через смерть переходил в иное существование, все тело его вдруг покрылось тонкими бегущими нитями электрических огней. Косой Андреевский крест заискрился и стал испускать яркое сияние — Андрей-духовный перешел в лучистое состояние из жалкого испорченного тела — и на глазах у всего народа патрианского умчался стреловидной молнией в северную сторону, к Русии.

Но только через девять веков проповедническое Слово мужественного Андрея проросло на киевских холмах русской Православной Церковью. Слово Христово о Любви, божественной матери мира, не было воспринято русичами, чьи могучие боги — даже не самые верховные, как Род, Стрибог, а такие средние, как Перун, Велес, — оказались на протяжении еще целых тысячи лет сильнее только что родившегося — смертью смерть поправ, — Бога духовной Любви Иисуса Христа.

Он был еще младенцем перед Чернобогом Велесом, сын которого — Ный, громадный гигант в шкурах, встретился с Андреем в муромских лесах. Встреча эта происходила в 62 году, минут через десять после смерти апостола Андрея, когда в виде лучистой энергии он метнулся в северную сторону, к Русии. Там возле города Мурома охотился ненасытный великан, сын Велеса, медвежерукий Ный. Этот полубог-получеловек, каждая рука которого представляла собой лохматый медвежий торс длиною в два метра, питался не мясом убитых им зверей, а их погибелью в мучениях, и не мог дня прожить без убийства.

И тогда Бог-младенец, Иисус Христос, не смог еще защитить своего апостола Андрея, когда возникший перед ним Ный простер к нему толстые, как два медведя, лохматые руки. Ный в тот день еще не успел никого убить, поэтому был свирепо голоден по чужой смерти, и вид появившегося перед ним только что воскресшего Андрея привел сына Чернобога в безмерный восторг, слюна так и брызнула фонтаном из его осклабленного рта.

Иисус, следивший за последней минутой земной жизни любимого ученика, — младенческий Бог христиан послал двух своих ангелов, чтобы они предстали перед Ныем, Велесовым сыном, заслоняя собой Андрея. Однако Ный одной своей медвежьей рукою смел в сторону стоявших рядом сиятельных ангелов и хотел ухватить зубами голову апостола. Тогда Иисус направил мощный поток своего божественного излучения прямо в глаза сына Чернобога, и тот, ослепленный, перестал видеть христианского апостола, явившегося на Русь сразу после своего воскресения, чтобы добиться все же успеха хотя бы и после своей смерти — возвести Христианскую Церковь в Русии.

Но его Господь сказал ему, чтобы он не горячился, не пытался бы больше проповедовать Слово в стране столь могучих языческих богов, а летел бы к Киевским холмам, поставил там крест и там пока притаился бы на одно тысячелетие, набирался сил. Ибо ярость, злоба, неистовство, кровожадность, агрессивность, ненависть к иноземным существам были настолько жаркими в русских языческих богах, что на их почве не могли бы взрасти никакие семена вселенской любви Ла, как не могли в текучей багровой магме, стекающей по склону вулкана, вырасти одуванчики.

Отведя своего апостола в сторону от ослепленного Ныя на безопасное расстояние, Иисус наставлял его:

— Ты ведь еще при жизни убедился, что языческие русичи не хотят Слова Любви, а хотят много мяса, много рыбы, много убитых врагов в своих лесах, — как этот свирепый окаянный сын Чернобога. Так зачем же ты по воскресении своем вернулся на Русь? Неужели этого Ныя хотел обратить, добрый ты человек, прямодушный и кроткий мой ученик?

— Господи, я полюбил, видать, Русь, в особенности там, при жизни, когда встретил рыбаков на берегу озера, столь похожего на наше родное Геннисаретское. И рыбаки были похожи на наших, на Петра, на брата моего, и на Заведеевых сыновей, Якова и Иоанна. Я ведь тогда попросил у тебя чуда, того же самого, какое ты сотворил на озере Геннисаретском с нами, до вершков наполнив наши сети рыбою, — я хотел после этого открыть язычникам имя Твое и рассказать о Царстве Твоем, и поведать о Воле Твоей — чтобы мы на земле любили друг друга, как и звезды любят на небе друг друга.

Но ты почему-то не дал мне сделать это, запечатал мои уста молчанием, а меня самого со всей моей телесной грешной массою сразу переместил в греческий город Патры — к земной моей 62-летней ипостаси. Ты свел все мои многолетние и тяжкие подвиги во имя Твое на понтийских берегах и в землях скифов, и дунайских булгар всего к двум мгновениям ока — и привел напрямую к косому кресту. Господи, раскрой мне, верному твоему рабу, самой преданной собаке твоей, стойкому воину твоему — солдату, который в жизни своей ничего не имел, кроме желания мученической смерти за Тебя, Господи, — ну почему ты не дал мне тогда поговорить с рыбаками плещеевскими, которым после Тобою сотворенного второго чуда с рыбою было бы намного понятнее, что Слово Твое — Божественное?

— Как бы не так, добрый мой Андрей, вотще были твои благие намерения. Я слышал, как рыбаки, тащившие ручной тягою лодку к берегу мелкого Плещеева озера, договаривались меж собой о том, чтобы судом божьим проверить тебя. Если рыба, явленная в сети неисповедимым чудом, несет в себе колдовскую смерть для них, то они ведь могут, усомнившись, проверить это, сначала досыта накормив тебя самого сырой рыбою. Они стакнулись в том, чтобы сжать тебе горло, Андрей, и когда ты широко откроешь рот, заталкивать туда свежие рыбины одну за другою. И набить чрево твое сквозь глотку достаточно плотно, так, чтобы ты не мог даже и вздохнуть. Вот я и поспешил, пока они тащили лодку к берегу, увести тебя как можно дальше по времени и пространству от этих вероломных плещеевских рыбаков, столь похожих, как ты говоришь, на галилейских.

— Ну а сейчас, когда я сразу же после того, как испустил дух на косом кресте и вернулся сюда, в Русь, свалился прямо на руки Ныю, сыну Черного Бога, и два твоих ангела не могли меня отслонить от языческого демона, — как мне было вытерпеть целых девять столетий, после чего там, на Киевских холмах, наконец, возведен был первый храм во имя Твое? Господи, поистине великую требу возложил ты на непослушного раба твоего, когда в той стране полуночной, которую я столь возлюбил, проходили век за веком, а духовные семена Слова Твоего, что я посеял там раньше, чем в других странах, так и не всходили. Почему, Господи?

— Андрей, не печалься. Я все же пришел на Русь, а твое усердие не было напрасным. Ты стал апостолом-покровителем русской Православной Церкви. Косой Крест, на котором ты домучился последний час своей жизни, так и не сумев вернуться на родную Галилею, — синий косой крест взлетел и затрепетал под морским ветром на белых флагах российского военного флота по указу императора Петра Великого — и названо боевое знамя морских вооруженных сил России — Андреевским флагом.

— Но отчего же доброе Слово Твое, родившись в мир, не могло прийти на Русию целых тысячу лет, хотя мне, Твоему посланцу туда в первый же век рождения Иисуса Христа, удалось даже поставить крест на Киевских холмах?

— Я тоже тогда, когда еще был Богом-младенцем, возлюбил Срединную Русь, где северная ледяная ярость полярных айсбергов сходилась с южными вулканами, сих огнедышащим бешенством. Но зарождалась там небывалая в других краях земли могучая сила зла и жестокости. И вот, восседая еще на коленях своей священной матери Марии, до ее земного успения, я задумчиво смотрел на эту страну полудиких варваров, с их бесчеловечными языческими богами, впитавшими в себя из вселенских законов только правила дикой силы, крови, безжалостного убийства. Боги требовали в угоду себе у белотелых, со льняными волосами русичей сожжения врагов в огне пожаров, кровожадных жертвоприношений своих сородичей. Русичи истово служили своим языческим богам тяжелой палицей, обоюдоострым русским мечом, ярым огнем, заостренным рожном и пудовой жуткой секирою. Столько было ярости на Руси, что тебе, Андрей мой первозванный, первопосланный в эту полночную страну, было там нечего делать с проповедью спасения через Любовь. Рано было еще с этим на Руси, с одетыми в волчьи шкуры русичами. И я, глядя на них с высот чресл моей священной матушки, положил христианству прийти к ним через тысячу лет. А потом еще тысячу лет дать на испытание их космических сил добра и любви, что вложены Вершителем Мира во всех тварей вселенной.