Корейские байки

От собирателя

Необычна история этих народных рассказов, они появились на свет Бог знает сколько времени назад, не менее ста лет, наверное, потому, что сто лет назад и появились в России мои предки-корейцы, и они взяли с собой на чужбину эмиграции эти милые немеркнущие ценности народного духа.

Оказавшись вначале на землях российского Дальнего Востока, затем в 1937 году насильно переселенные оттуда в Среднюю Азию и Казахстан, в дальнейшем корейцы рассеялись по всей необъятности Советского Союза. Попутно они теряли многое из своей самобытной культуры и постепенно забывали родной язык. Все это открылось для меня уже в мои зрелые годы, и я, из третьего поколения одного корейского рода в России, осознал всю безмерность и печаль нашей утраты.

И много лет тому назад я как-то решился отправиться в Среднюю Азию – в

Узбекистан, Таджикистан и Киргизию, – чтобы попытаться там найти людей, которые знают е м м а р, старинные корейские байки – фантастические истории на житейском материале и самую кондовую житейщину, улетающую в высший пилотаж фантазии. Когда я, быв еще маленьким, жил в Казахстане, в корейском поселке переселенцев,- слышал эти сказки от убеленных сединою стариков.

Мне повезло, нам всем повезло – под Ташкентом, в колхозе “Политотдел”, где жили корейцы, я действительно смог найти людей, знавших е м м а р. Это всё были уже старые люди, мужчины и женщины, усталые от жизни, которая была нелегка для них в краях, столь отдаленных от их милой родины. Но вот что особенно запомнилось мне. Все эти разные люди, хранители, рассказчики народных баек и историй, были одинаково предрасположенными к шуткам и веселью, неунывающими жителями земли. Теми, кто знал нечто такое о нашем существовании, что уводило всякое Бытие человеческое из-под власти несправедливости, зла, исторических невзгод и даже самой смерти.

Душевное веселие и ясный взгляд на жизнь-вот что является драгоценным наследием, сохраненным этими славными людьми, старыми корейцами и кореянками, которые никогда не умрут для меня. И, может быть, для тех, кому я смогу передать их корейские духовные сокровища в своем переложении на русский язык – для читателей настоящих баек и я останусь надолго в памяти!

Тоже как человек веселой души, искренне и простодушно верящий в безгрешность наших невинных забав и вечных радостей жизни.

Для затравки

В старые времена приходил зимою в деревню человек, умеющий рассказывать сказки да байки. Об этом узнавал кто-нибудь из богатых крестьян и тут же приглашал рассказчика в свой дом, привечал как дорогого гостя, а к вечеру созывал соседей и друзей – слушать сказки.

И слушали ночь напролет. Иначе не бывало, потому что истории нескончаемо следовали одна за другой. Они были удивительны, чарующи, смешны, поучительны

– про любовь и разлуку, про чертей и оборотней, о жадных и щедрых, о глупых и умных, о королях, бродягах, феях, тещах, рогоносцах, о ночных похождениях и таинственных криках с высоты небес…

Проходила ночь за ночью, сказочник рассказывал, днем спал. Его работу можно было оценить по тому количеству приношений, что делали слушатели, собираясь на следующий вечер. Приносили кто меру зерна, кто свиток ткани или кусок мороженого мяса, а кто и пару плетенных из соломы лаптей. Если мастер был хорош, то уже за первую неделю он мог заработать на коня и повозку, с чем и переезжал в следующий богатый дом, где его уже с нетерпением ожидали.

И через какой-нибудь месяц он, одетый во все новое, уезжал из деревни на санях, запряженных сытой лошадью, высоко нагруженных мешками с рисом, бочарами солений, тазами с мороженой рыбой, мясом, битой птицей и прочей самой добротной крестьянской снедью.

Бывало, если полюбится рассказчик, то не отпустят его и до весны. Будут слушать каждую ночь, переходя из дома в дом.

Зимою крестьянские дела замирают, времени свободного у людей много – вот и отдавали его не заботам о брюхе, но веселым утехам души. И слушали сказочки, стараясь не пропустить ни одной,- тем более что они никогда у мастера-рассказчика не повторялись.

Однажды некий человек задержался и пришел к дому, где работал сказочник, уже далеко за полночь. Вошел во двор – и слышит: за углом дома что-то влажно хлюпает, раздаются тихие женские возгласы. Подумал человек, что готовится поздняя трапеза и делают кукси, лапшу корейскую, – отварили ее и теперь, видимо, промывают холодной водой… Но выглянул гость из-за угла и увидел – это женщины, веселые адюмани, выжимают свои мокрые штаны! Видимо, слушая сказку за сказкой, не нашли времени на то, чтобы пойти на двор и облегчиться, – вот и намочили штанцы, бедные, когда хохотали, забыв обо всем на свете.

Ну а теперь и мы вслед за ночным гостем войдем в дом, где сказитель развлекает добрых людей, и вместе со всеми послушаем его сказки да побасенки…

Пожар

Ну так послушайте, уважаемые, какие бывают у людей зятья и снохи, свекры и свекровки, тещи и тестюги, сваты и сватьи – та самая новоиспеченная родня, без которой никак не обойтись, коли тебя когда-то породили почтенные отец с матерью, а ты сам, значит, тоже постарался с женою и настрогал немало сыновей и дочерей, коих, каждого в свой урочный час, ты и поженил, и выдал замуж, выполняя свой человеческий долг.

А сейчас речь пойдет об одном крестьянине, кому по его простоте да по бедности досталась сноха не какая-нибудь затюханная да занюханная, а попросту немая от роду, не способная произнести ни слова и только мычавшая, урчавшая и воспроизводившая прочие не очень приятные звуки. Но при всем этом сноха-немтырка оказалась весьма охочей до сплетен, первою узнавала деревенские новости и разносила их как сорока на хвосте.

Вот посудите сами. Однажды она побывала на пожаре, прибежала затем домой и давай носиться перед свекром туда-сюда, выпучив глаза, размахивая руками и широко раскрывая рот, из которого, кроме шипения да шкворчания, ничего путного не исходило. Однако, видя, что бестолковый свекор-батюшка ни хрена не понимает, немая молодуха чуть не лопнула с досады и в припадке отчаяния вдруг нашла самое верное решение. Она мигом стянула с себя юбку и принялась размахивать ею, как бы показывая буйное пламя. При этом немая еще и дула изо всех сил на воображаемый огонь, подпрыгивала на месте, затем приседала до самой земли.

– Айгу, все ясно мне!- вскричал свекор, стоя перед голозадой невесткой, у которой под юбкою даже штанов не оказалось. – Был пожар – и при сильном ветре! Огонь мигом охватил дом, крыша рухнула! Но скажи ты мне, девонька, где же это горело, где?!

Та недолго думала – тут же крепко ухватила свекра-батюшку за руку и эту батькину руку, значит, так и припечатала к своей чи-чи, влажному месту, где у нее ноги срастаются.

– Понял! – воскликнул добрый крестьянин.- Случилось это в подворье Пака на болотах! Там на буграх осталось еще много сухой прошлогодней травы!

Затем свекор спросил следующее:

– Так что же – у бедняги Пака весь дом сгорел? Ну хоть что-нибудь да осталось?

На что последовал такой ответ: невестушка протянула руку, крепко ухватила то, что торчало у батьки под холщовыми штанами, и дернула это самое вверх.

– Айгу, беда какая!- воскликнул крестьянин, всплеснув руками. – Весь дом сгорел, одна только печная труба осталась торчать!

Едва не заплакал он при этом печальном известии, ибо погорелец Пак на болотах приходился ему сверстником и другом детства. И далее спрашивал свекор у немотствующей снохи:

– Но успели хоть какие-нибудь вещички вытащить из огня?

Тут дюжая сноха живо сбросила с себя то, что на ней еще оставалось, – все до последней тряпки, затем набросилась на свекра и силою разоблачила его донага. После чего крепко притянула к себе – и вместе с ним запрокинулась на землю.

– Все ясно, бедный он человек! – воскликнул свекор, лежа на снохе. – Все пропало у людей! До нитки сгорело! Голыми остались! Нечего надеть на себя, нечем укрыться! И вообще – распоследнее это дело! Коли такая беда на человека навалится – у него и танг-танг, поди, на бабу не встанет!

После таких горестных речей свекор поднялся с немотствующей невестки, они оделись, не глядя друг на друга, и потихоньку разошлись в разные стороны.

Женился с помощью орла

Некто Со, безотцовщина, достиг возраста и стал беспрерывно думать о женитьбе. Покоя ему не стало от этого, тем более что своего хозяйства у него не имелось и он был на побегушках в доме янбаня Цая, а у того как раз оказалась дочь на выданье, о которой денно и нощно мечтал юный батрачок Со.

Вот однажды на улице, перед домом хозяина, собралась ватага молодых богато разодетых бездельников, а батрак Со трудился вблизи, за плетеной оградой, и слышал их разговор. Говорили о хозяйской дочери, мол, хороша она и умница, но что-то излишне сторонится людей и, слыхать, с утра до вечера молится богам да буддам. Может быть, хочет сбрить волосы и идти в монахини, предположил один, а другой подхватил и продолжил: если это так, то надо скорее засылать сватов, не дать девчонке стать лысой монахиней, да и богатое приданое, причитающееся за нею, не уступить бы в пользу какого-нибудь монастыря.

Юный Со так и взвился, так и выскочил, словно чертик, на дорогу, перемахнув через ивовый плетень, и оказался пред богатыми сынками.

– Ничего подобного!- доложился он.- Никаких таких монастырей! Она единственная наследница у своего отца, других детей у него нету – какой тут может быть разговор про монастырь! А бьет поклоны богам и буддам ее отец, она же просто находится рядом, как любящая и почтительная дочь…

– Слушай, а тебе-то какое дело? Кто ты такой и откуда взялся?- удивились богатые сынки, разглядев пропотевшую насквозь ветхую одежду на батрачонке

Со. – Иди-ка отсюда и больше не появляйся!

И юные бездельники принялись дубасить беднягу Со, он еле вырвался от них и бежал, снова перепрыгнув через хозяйский забор.

В слезах он вернулся домой. Не стал ни есть, ни пить, а приступил к матери с такими словами:

– Идите сватать за меня хозяйскую дочь.

– Ты что, в своем ли уме?- поразилась мать.- Они же янбани, а мы кто? Да меня же палками забьют, как только явлюсь со своим сватовством…

– В таком случае, вот, наточу сейчас большой нож,- заявил сын.

– Это зачем же? – испугалась мать.

– Затем, что разрежу вам живот и залезу туда обратно. Не надо было меня рожать, если нет мне счастья в жизни.

Делать нечего, пошла бедная крестьянская вдова к янбаню, чтобы сватать его дочь за своего сына. Но, как и следовало ожидать, ее лишь отхлестали по щекам и с позором выгнали со двора. Вернулась она домой в слезах, все рассказала сыну, затем удалилась в свою дальнюю комнату.

Сын выбежал из дома и направился куда глаза глядят. Оказался вскоре в горах, среди высоких неприступных скал. Селение, где проживали добрые корейцы, о которых здесь речь, располагалось в отдаленной горной долине Сораксана.

Захотелось юному Со вовсе оставить родной край, где ему ничего не светило, и отправиться на чужбину в поисках лучшей доли. Но тут он заметил, что над его головою кружит горный орел, и этот орел как будто хочет ему что-то внушить.

Стал Со следить за парящей птицей и вскоре увидел, как та опустилась на вершину высокой скалы. Видимо, там находилось гнездо орлиное. Тут юношу осенило. И он полез на скалу, где гнездилась хищная птица.

А глухой ночью, в час волка, когда все в деревне спали, над подворьем янбаня

Цая загремел голос, идущий прямо с неба, и этот голос грозно взывал:

– Цай такой-то! Эй, Цай такой-то! Проснись, поднимайся, иди сюда!

Домочадцы янбаня услышали голос и разбудили хозяина. Тот оделся и, дрожа от страха, направился в ту сторону сада, где росли большие кедры и откуда слышался грозный глас, повторявший его имя.

– Цай такой-то! Цай такой-то!

– Е-е!- ответил янбань, подойдя к черным деревьям.

– Я, Небесный Владыка, повелеваю тебе! Немедленно отдай свою дочь за батрака

Со, который у тебя в услужении! Их брак предрешен на небесах, понятно тебе?

– Е-е-е! – низко поклонился в ответ янбань.

– Свадьбу сыграть завтра же! А я непременно проверю, как выполнишь ты мое повеление!- гремел голос.

– Е-е-е! Непременно выполню, как же,- обещался испуганный янбань.

– А теперь я улетаю обратно на небо! Тебе разрешено поднять голову и проводить меня взглядом!- напоследок прозвучало сверху.

И янбань Цай, осмелившийся поднять глаза, увидел, как над черными вершинами громадных деревьев взвился красный огонек и, разбрызгивая светящиеся искры, унесся прочь в небеса.

Утром объявили о свадьбе, которая состоялась на следующий же день… И это была богатая свадьба, хотя у жениха ни гроша не было за душою. Но зато у невесты, за ее отцом, оказалось достаточно всякого добра, и земли, и скота, и еды, и денег, и драгоценностей в шкатулках. Всем этим богатством не преминул воспользоваться зять Цая, когда последний умер в преклонных годах.

Только тогда бывший батрак Со признался перед женою и соседями, каким образом он, безотцовщина и голь перекатная, имевший изо всех земных богатств лишь молодой твердый танг-танг в штанах, сумел жениться на самой богатой и красивой невесте, о которой мечтало столько богатых бездельников, пощупывая ночами, в холостяцких постелях, свои не менее внушительные и твердые, чем у юного батрака Со, жизнерадостные дубинки.

А поведал новый хозяин поместья людям о том, как он когда-то в молодости забрался на скалу, где находилось гнездо орла, поймал там почти взрослого птенца, засунул его под рубаху и притащил домой. Затем привязал к его лапе длинный трут, орленка посадил в корзину, прихватил с собою огниво да отпиленную с двух концов, сверху и снизу, большую грушевидной формы вычищенную тыкву-багади. Все это он поднял на веревке к самой вершине высоченного кедра, куда предварительно взобрался в наступившей темноте ночи.

И вот, дождавшись полной тишины часа волка, парень приставил ко рту пустую тыкву, как рупор, и прокричал то, что хотел… Потом высек кресалом искры, зажег трут, привязанный к ноге птицы, раздул огонек как следует – и выпустил молодого орла.

Тот уже умел летать, но сам, очевидно, еще не подозревал об этом, потому и накануне сидел как истукан в родительском гнезде, пялил грозные глаза на подходившего к нему человека и даже не подумал броситься со скалы и полететь… Это он сделал ночью, подброшенный руками юноши Со, – широко раскинул крылья, ударил ими по воздуху, принялся месить ветер и затем стал возноситься в темноте – все выше и выше, все быстрее и яростнее размахивал крыльями, – с испугом кося глаз на красный искрящийся кончик трута, который тянулся за ним следом и не отставал, сколь ни старался орел шире взмахивать крыльями и круче месить ими встречный ветер.

Собачонка Оори

В старину отец Пака и Шек Ын учились в одной школе, а это все равно что стать родными братьями.

Вышло так, что Пак рано осиротел, остался без отца-матери и всей родни – умерли они в одночасье от черной болезни. Пришлось сироте побираться по чужим дворам. Об этом узнал Шек Ын и взял мальчика жить к себе. А дома у

Шека была единственная дочь Миндя, ровесница сироте-приемышу, им тогда исполнилось по семи лет.

Время проходит, стало им по пятнадцати, пришел смертный час для старого

Шека. Призвал он к своему одру семью, дал наказ: детей после его смерти поженить, судьба им быть мужем и женою и законными его наследниками.

Когда Шек умер, юношу тотчас выселили из дома в маленькую хибарку на краю сада, где он и стал жить один. Так распорядилась вдова, вторая жена покойного Шека, мачеха Минди.

У этой мачехи был двоюродный брат, озорник и пьяница Тё. Задумал он недоброе: чтобы наследство не досталось дочери Шека, выдать девушку замуж на сторону, о чем и сговорился со своей сестрицей. Юношу Пака, который должен был стать наследником, женившись на единственной дочери покойного Шека, решено было вероломно оклеветать и засадить в тюрьму.

Девушка подслушала разговор мачехи с ее братцем и захотела предупредить

Пака. Минде не дозволялось видеться с ним, из дома ее не выпускали, и тогда она отправила к нему записку, привязав ее к ошейнику собачонки Оори. Эта дворняжка появилась у них, когда им еще не запрещалось играть вместе, она была смышленой и всюду бегала за ними. Теперь, когда их разлучили, собачка по очереди навещала каждого, бегая из дома в отдаленную хибарку и обратно.

Прочитав письмо, Пак решил бежать от опасности. Но ему было невыносимо грустно покидать свою названую сестру и нареченную невесту, с кем вместе провел детство и которую успел полюбить всем сердцем. В слезах он склонился над листком бумаги и написал ответное письмо Минде, в котором прощался с нею навсегда. Собачонки Оори под рукою не оказалось, и Пак подбросил письмо на тропинку, по которой Миндя по утрам ходила за водою, сам же с котомкою за плечом тотчас ушел в бега.

Долго ли, коротко – пришел он наконец в Сеул. Добрые люди указали ему на странноприимное заведение для таких же молодых сирот, как он, где можно найти пристанище на первое время. Оказалось, что сироты приютские на прокорм себе зарабатывают тем, что перепродают лекарства и разные снадобья, бродя по сеульским улицам. Стал и Пак бродячим торговцем лекарствами. Поначалу стеснялся, на шумных улицах и площадях жался по сторонам, и дело его шло неважно. Но постепенно привык, голод научил, и вскоре уже бойко выкрикивал, как и все уличные торговцы:

– Лекарства кому! Покупайте лекарства! От поноса, от рыготы, от запоров и беспрерывной икоты! Пилюли от сглазу, порошки от заразы! Присыпки на бешенство, мази для больной глотки, желающей водки! – И тому подобное.

Стал понемногу зарабатывать, прибыль пошла, и мог время от времени позволить себе перекусить где-нибудь в дешевой харчевне. Но однажды захотелось пообедать в хорошем трактире, над входом была красивая вывеска с изображением рыбы и надписью: “Винный дом дядюшки Карпа”.

Зашел туда и увидел, что за отдельным столиком пирует разодетый янбань и ему прислуживает необыкновенной красоты молодая женщина, с поклонами подносит гостю чарку вина. Как завороженный смотрел на нее Пак, забыв обо всем на свете. Янбаню это не понравилось, нахмурился он и крикнул:

– Эй, побирушка! Не видишь разве, кто перед тобой? Вон отсюда! Хуже грязи из-под моих ногтей на ногах, а туда же прется, где господа!

Прислуживавшая красавица оглянулась на юношу, смутилась и замерла, потупив голову. Пак только униженно поклонился и молча вышел из трактира.

За воротами расплакался, бросил на землю короб с лекарствами, потом перебежал дорогу и зашел в дешевую харчевню. На вырученные деньги купил рисовой водки, выпил все и в беспамятстве свалился рядом со столиком, за которым сидел. И его, почти бездыханного, прислужники вынесли из харчевни и бросили посреди улицы.

Это увидела хозяйка “Винного дома дядюшки Карпа”, та, что прислуживала богатому гостю. Звали ее My Гун-Хва. Она велела занести юношу в дом, уложить в спальне. Сбрызнула холодной водою его лицо, и он очнулся.

– Где я? Что со мной?

– Ты в моем доме. Тебя подобрали на улице.

Тут он узнал красавицу и расплакался, как ребенок.

– Зачем подобрали? Никогда не пробовавший вина – я ведь напился, чтобы сдохнуть как собака. Жить позорней для меня, чем умереть под забором. Я сирота, и никому не нужно, чтобы я жил на этом свете.

Ничего не ответила на это My Гун-Хва, а только вытерла его лицо влажным полотенцем, затем подала в постель, словно больному, чашку горячего супа из морской капусты.

Таким образом юноша Пак и остался в “Винном доме дядюшки Карпа”. My Гун-Хва кормила, выхаживала его, словно родного. Когда же через несколько дней Пак явно окреп и повеселел, трактирщица призвала его и молвила:

– Я тоже рано лишилась родителей. Не женское это дело – вином торговать. Мои родители были знатного рода, и я с детства проявила способности и прилежание в учебе. Не вином торговать и не пьяных гостей развлекать – учиться я когда-то мечтала… А теперь нам нужно подумать о нашем будущем. Мы оба сироты, и не лучше ли станется, если мы соединим наши судьбы?

Все так и вышло, как сказала My Гун-Хва. Они поженились. И хотя жена была старше мужа, в семье утвердился должный порядок, при котором послушание земли небу, то есть женщины мужчине, ни для кого из них не было в тягость.

На этом мы пока что оставим повествование о юном сироте Паке, и давайте проследим, что же за это время произошло с его названой сестрой и суженой

Миндей. А с нею было вот что.

Пришли в ее дом сваты с богатыми подарками, привел их забулдыга Тё, мачехин двоюродный братец. Сговор был проведен по всем правилам. А ночью Миндя переоделась в старое отцовское платье, которое заранее перешила себе по росту, переколола волосы на мужской лад и потихоньку вышла из дому.

Только дошла до леса, вдруг видит – катится за нею собачонка Оори, еле видимая в темноте.

– Ты зачем увязалась за мной! Иди назад! – стала прогонять собачку.

Но та, словно все понимая и желая что-то сказать, подошла, виляя хвостом, а потом легла на землю и подползла к ногам хозяйки, прижалась к ним головою.

Собачка умоляла взять ее с собой.

В это время показалась погоня. Дома обнаружился побег невесты, и двое, жених да мачехин братец Тё, вскочили на лошадей и помчались по единственной дороге, которой только и можно было выбраться из горной деревушки.

Услышав топот лошадиных копыт, девушка догадалась о погоне и, сойдя с дороги, пригнулась за большим камнем. Собачонка Оори тоже спряталась за камнем, но меньшего размера. После того как всадники проскочили мимо, Миндя вновь зашагала по дороге, а черная собачка за нею.

Глухой ночью добралась до большой соседней деревни. Постучалась в стоявший на отшибе домик. Там жили старик со старухой, одни. Миндя в мужской одежде попросилась на ночевку: шли, мол, с собакою из соседней деревни на базар, да сбились с дороги, проплутали в лесу. Хозяева, оба маленькие, седенькие, пустили ее переночевать во дворе, на старой телеге.

Наутро девушка заспалась, а старик раненько сбегал на базар и там увидел объявление: разыскивается беглая невеста, за поимку обещана награда в 150 вонов серебром. Вернулся он с рынка и рассказал об этом старухе. Та и говорит: сдается мне, что юноша, который до сих пор спит на телеге во дворе, смахивает на девушку. Вон, косу свою положил на глаза, чтобы свет не мешал спать. Разве так мужчины делают? Мужчины кладут руку тыльной стороной к глазам, а не волосы свои.

Старики были, видимо, глуховаты, поэтому разговаривали между собою громко.

Девушка проснулась, услышала их и поняла, что разоблачена. И когда хозяева зашли в дом, она пальцем молча поманила собаку и тихо вышла со двора.

Однако старик со старухой следили, наверное, из дома, потому что выскочили следом с веревками в руках, погнались за ней. И тут всех удивила собачонка

Оори. Она с грозным лаем помчалась назад, навстречу старикам, и стала носиться то вокруг одного, то вокруг другого, хватая их за ноги. Уже порвала она всю одежду им, юбку на старухе и холщовые штаны на старике, уже они громко закаялись в том, что преследовали девушку, а собачонка Оори со злобным ворчанием всё набрасывалась на них, кромсала одежду…

Старики стали умолять девушку: пожалей, мол, отпусти душу на покаяние. Ну, виноваты в том, что поддались корысти, 150 вонов хотели заработать. Теперь искренне раскаиваемся и просим только об одном: избавить от свирепого пса, который, видимо, пощады не знает. Миндя отозвала собаку, взяла ее на руки.

Собачка мигом успокоилась, но продолжала ворчать и внимательно следить за стариками. А те не знали, куда деваться от стыда, принялись благодарно кланяться девушке, стали зазывать обратно в дом.

– Ты, наверное, та самая беглая невеста, про которую написано в объявлении,- говорил старик.- Но теперь можешь не бояться, не выдадим тебя.

– Если ты и сбежала от жениха, значит, не очень-то он был хороший,- говорила старуха.- От хороших женихов невесты не бегают. А мы-то со стариком хотели связать тебя и отвести к нему. Чуть не совершили большой грех! Спасибо умной собачке, вразумила нас.

Они еще сказали, что хотят, мол, смыть свою вину и на следующее утро покажут девушке дорогу, которая прямехонько приведет ее к одному женскому приюту, убежищу для беглых жен. Юных девочек, которым удалось спрятаться там, спасаясь от слишком раннего замужества, обучают в школе и дают им приличное монастырское воспитание.

И действительно, уже на другой день Миндя стояла у высоких ворот с вывеской:

“Убежище для беглых жен, преследуемых мужьями”.

Ее пропустили за ворота, а собачонку Оори нет, и осталась та на улице, жалобно поскуливая. В это время подъехали к убежищу непутевый Тё и незадачливый жених. Увидели возле ворот черную собачонку и уверились в том, что их догадка была верна: невеста скрывается здесь, в женском приюте.

Мачехин братец Тё и жених решили спрятаться и караулить у приютских ворот.

По разным своим делам женщины иногда выходили из убежища, и злоумышленники решили подстеречь Миндю, когда и она выйдет, а там силою увести ее с собой.

Они залегли в кустах и установили наблюдение за воротами убежища, окруженного высокой неприступной стеной из дикого камня.

Но только они устроились под кустом, как на них словно чертик-токеби налетел! У одного, у другого затрещали разрываемые штаны – и мигом братец Тё и его приятель оказались с покусанными задницами. Устроив мгновенную расправу, собачонка Оори с громким тявканьем исчезла в лесу. А злоумышленники с растерзанными штанами оказались в таком виде, что нельзя было показываться людям, и они крадучись добрались до лошадей, привязанных к дереву, кое-как вскарабкались на них и отправились восвояси.

А между тем начальнице школы очень понравилась нежная, белолицая Миндя, и она дома рассказала старухе-матери о новой ученице. Мать тоже заинтересовалась и велела привести девочку к себе. Тронутая рассказом о многих горестях и печалях сироты, знатная старуха решила ее удочерить.

Собачка же Оори пошла бродить по дорогам и вскоре оказалась в Сеуле. И там она среди тысяч других следов учуяла след своего любимого хозяина. И вот он как-то вышел из дома и увидел, что под воротами стоит черная дворняжка, смотрит на него и виляет хвостом! Так и бросился к ней Пак, обнял ее и прижал к себе. Затем привел собачонку Оори в дом, все рассказал жене и велел до самой смерти кормить славного песика, напомнившего ему о дорогих людях и о милой родине. Между тем должно сказать, что и My Гун-Хва, жена Пака, когда-то училась в школе при “Убежище для беглых жен” и что она когда-то также была удочерена знатной старухой, попечительницей приюта для женщин, которые не захотели больше терпеть унижений и жестокости от своих мужей. Два раза в году My Гун-Хва обязательно навещала свою приемную мать, коей стольким была обязана. Ведь та когда-то даже купила винную лавку для нее.

Дорога от Сеула до женского приюта была немалой, но My Гун-Хва всегда охотно пускалась в путь. На этот раз ее сопровождала собачонка Оори, бежала впереди своей новой хозяйки, которой было удивительно, что собачка ведет так уверенно, никуда в сторону не сбивается, словно хорошо знает эту дорогу.

Ведь My Гун-Хва было неизвестно, что Оори и на самом деле знает дорогу от

Сеула до “Убежища для беглых жен”!

А там, в доме попечительницы, куда трактирщица My Гун-Хва привела собачонку

Оори, ее увидела Миндя, самая первая хозяйка. И тоже со слезами кинулась обнимать черную собачку. Удивление женщин было велико! Они сели в уютном месте на веранде и стали рассказывать друг другу обо всем, что с ними приключилось.

И когда выяснилось, кто же стал супругом трактирщицы My Гун-Хва, произошло следующее. Она заявила перед всеми, что должна отказаться от мужа, уступить его в пользу Минди. У нее, мол, больше прав на него, ведь она была нареченной невестой Пака. Однако Миндя тоже отказалась от своих прав:

– Я была лишь сговорена покойным отцом за Пака, а вы спасли ему жизнь.

Вернулась My Гун-Хва домой, все рассказала мужу. И когда дошла до того места, где поведала о трогательной встрече дворняжки Оори с прежней хозяйкой, у Пака потемнело лицо. Он надолго умолк, потупившись. И тогда жена стала утешать его:

– Не стоит переживать. Я знала, что тебе захочется увидеть ее, потому и пригласила к нам. Скоро она придет в гости.

И через некоторое время состоялась наконец встреча между двумя нареченными, которых разлучили злые люди. Пришла Миндя в дорогих нарядах, что были куплены для нее приемной матерью, попечительницей женского приюта, и выглядела девушка прекрасной, как фея-небожительница. Хозяйка усадила молодых людей, сама села рядом и повела такой разговор:

– Когда-то по окончании школы при убежище жен я вынуждена была думать о том, как жить дальше. Моя приемная матушка спросила, пойду ли я замуж, если она через сваху найдет хорошего жениха. На что я ответила, что замуж идти желания нет, но, если матушка поможет мне приобрести винную лавку, я лучше займусь торговлей. Приемная матушка была удивлена таким моим решением, но не отказала мне. А я долго и усердно работала – и вот накопила за это время немало денег… Я ведь матушке не все сказала, когда просила не выдавать меня замуж. Хотелось мне когда-нибудь заработать много денег и пойти учиться в университет. И вот теперь такое время наступило для меня. Я оставляю вас в своем доме, живите вместе и продолжайте дальше дело. “Винный дом у дядюшки

Карпа” приносит неплохие доходы. А я уже решила – поеду в Японию учиться в

Токийском университете. Как закончу универ- ситет – тогда и вернусь.

Долго ли, коротко – но прошло с тех пор ровно пять лет, и вот однажды пришло письмо из Японии, в котором сообщалось, что госпожа My Гун-Хва завершила учебу и собирается возвращаться домой. Стали готовиться к почетной встрече хозяйки.

За время ее отсутствия у Пака и Минди Шек родилось трое детей. Вернулась My

Гун-Хва, стали жить все вместе, и вскоре у нее также родился ребенок. Дом стараниями рачительных хозяев процветал, прикупили рядом еще земли и построили большой ресторан под названием “Небесная река”.