Меня поселили в деревушке, находящейся в одной из долин между горами Мёги и Арафунэ. На севере, за лесами, поднимался дым вулкана Асама, на юге виднелась цепь из шести гор, а в ясные дни на горизонте появлялся белый силуэт горы Фудзи.

Я устроился в домике деревенского полицейского, по-видимому получившего от Ии соответствующие указания. Меня снабдили медицинским свидетельством, скрепленным личной печаткой начальника эвакопункта на острове Иводзима. В свидетельстве значилось, что я подлежу отправке в метрополию, так как в результате контузии лишился памяти. Документ был датирован 14 февраля 1945 года, а через пять дней началась высадка американцев. Весь гарнизон острова погиб, поэтому проверить подлинность свидетельства было невозможно. Человека, на чье имя был выдан документ, никогда не было в действительности.

Этот клочок бумаги лучше всяких амулетов оберегал меня от любых подозрений. У того, кто лишился памяти, бесполезно спрашивать о его прежней жизни. Так я был избавлен от собственного прошлого. В то памятное утро я оставил свой конверт возле безыменного трупа. Этот труп, вероятно, похоронили под моим именем и известили семью о моей славной кончине.

Я соорудил из ящиков из-под мандаринов домашний алтарь и поставил поминальные дощечки с именами Дзинтана, Муссолини и других. А рядом на бочке из-под сакэ установил радиоприемник. Он держал меня в курсе событий, происходящих на земле.

На Филиппины по вызову Макартура вылетели представители нашего главного командования. В тот момент, когда наши генералы вылезали из самолета в Маниле, советские парашютно-десантные отряды уже высаживались в Синьцзине, Мукдене и Харбине. Квантунская армия была разбита и сложила оружие. Рухнула последняя надежда. Война кончилась по-настоящему. Правительство отдало распоряжение о снятии затемнения.

Спустя неделю после подписания акта о капитуляции в Токио вступил главнокомандующий американских вооруженных сил генерал Макартур - тот самый, который три года назад удрал на самолете из Батаана, бросив свою филиппинскую армию на произвол судьбы. Армия погибла, спасся только командующий. Теперь его голову украшал лавровый венок. Он разместил свой штаб в здании Общества взаимного страхования жизни в квартале Хибия.

Началась демобилизация армии и флота империи. Все полки провели церемонию сожжения своих знамен. Были упразднены главная квартира, генеральный штаб, военное министерство, закрыты все военно-учебные заведения, взорваны и разобраны несколько наших линкоров и авианосцев.

Безоружная Япония подчинилась батаанскому дезертиру. Он выступил с торжественным заявлением о том, что, действуя в духе Потсдамской декларации, будет проводить политику последовательной демократизации Японии и стремиться к тому, чтобы Япония больше никогда не могла стать угрозой для всеобщего мира и спокойствия. И с этой целью Америка будет всячески способствовать укреплению в Японии основ демократии и претворению в жизнь демократических идеалов.

Многие, в том числе и я, приняли тогда эти слова за чистую монету.

В своем указе о капитуляции государь сказал:

«…при нынешнем положении вещей должен стерпеть то, что нестерпимо, и вынести то, что невыносимо».

И чтобы подать пример всем верноподданным, как надо принять новое положение вещей, государь снял с себя форму великого фельдмаршала и облачился в новую, траурную - черный китель без погон, черные брюки с черным кантом, на груди и рукавах черное узорное шитье, на воротнике вышитый черным шелком герб династии - хризантема. Затем объявил о том, что снимает с себя звание земного воплощения божества. И, как сообщили газеты, поставил в своем кабинете бюст американского президента Линкольна.