За горами, за лесами, За широкими морями, Не на небе — на земле Жил старик один в Кремле. Не простой был дед, а — маршал. Родила его мамаша Тем же способом, что нас. Да видать, не в добрый час. Маршал был мужчина видный, Респектабельный, солидный. Дивной челюстью своей Щелкал, словно соловей!.. Вместе с старческой командой Правил он страной громадной. И скажу вам, в той стране Все готовились к войне. Там, у них, плюя в колодец, Древний жил один народец — Но народец не простой: С ахиллесовой пятой. Та пята была расплатой И звалась «графою пятой». Среди прочих ахиней Всех она была главней. Маршал, склонный к юбилеям, Зуб большой на них взлелеял. Но народ, хоть жил в узде — А родню имел везде! Даже инопланетяне, Что окольными путями На тарелках мозг везут, Восклицали: «Зайт гезунд» …Но — случился жуткий номер: Маршал как-то взял — и помер! Остальных же старичков Поспихали с сундучков. Тут и двинулись ребята Со своей графою пятой… И по всей большой стране Стала та графа в цене…

— Надо ехать! Надо ехать! — Говорят со всех сторон. Что, мол, толку ахать, эхать, На столбах считать ворон! Наказание Господне Или перст судьбы висит, — На еврейский нос сегодня Как на сахар — дефицит! Припев: Эмиграция, эмиграция! За моря, за океаны валит нация! В Тель-Авиве или в Штатах Забивают в стенку гвоздь… Наша нация, ребята, Всему миру — в горле кость! Позабыты все интриги, И карьера, и кефир… Из кармана вынув фиги, Прут носатые в ОВИР Собираясь в путь неблизкий, Лечат насморк и гастрит, Учат умные английский, Учат мудрые — иврит! Припев. Ошалевши от массовок, Населенье входит в раж: Под шальной мотив — «семь-сорок» Сплошь скупили трикотаж. Видя страшные приметы, Стонут граждане: «Горим!» И меняют партбилеты На билет в Иерусалим!

Вчера еще мы оба Клялись в любви до гроба. А нынче эти клятвы ни к чему, Поскольку моя Сара Живет у комиссара И пришивает пугвицы ему. Зачем же я любил и трепетал? Нас разлучили труд и «Капитал». И этот роковой антагонизм Разрушил мой здоровый организм. В густом угаре НЭПа Ее любил я слепо И нарезал ей дольками лимон. Как будто малохольный Кидался с колокольни, — А на меня смеялся гегемон. Ах, я ль ее не нежил Вдоль по дороге в Нежин — Открыл ей в сердце каждый уголок! Теперь все это в прошлом. Живу я мире пошлом Один, как Ворошиловский стрелок! Ой, Сара моя, Сара! Вокруг земного шара Не видели никто таких страстей! А ты румяны перси Скрываешь в фильдеперсе Под скрипы комиссарских челюстей… Я знаю, в коммунизме Усопнут наши жизни… А с них такой амур произрастал! И в классовом припадке Сопливые В надгробья нам поставят «Капитал»

Большой ученый Карл Маркс Был корифей рабочих масс. Чем в жизни он ни интересовался! Он изваял свой «Капитал» (Который вряд ли кто читал), — Чтоб пролетариат с цепей сорвался. Припев: Ах, эти цепи! Как они для нас святы! По ним мы ходим, как ученые коты, От Магадана до Красной Пресни: Налево — сказки, направо — песни. Но вот в семнадцатом году Подняли деды чехарду, — Решили сплавить цепи в темну ночку. Но Иоська туго дело знал: Дедов отправил на канал И к стенке ставил их — в одну цепочку. Лаврентий Палыч, сукин кот, Мильёнов пять пустил в расход, Но как собака сгинул в черной яме. Веселый деятель Хрущев Настроил по стране трущоб, А языкатым пригрозил цепями. Устроил Леонид Ильич Для всей державы паралич. Лилась рекою водка на пленэре! Он нацепил пять звезд на бюст, Себя расширив, как Прокруст… А мы от счастья просто цепенели. Теперь у нас другая цель: Мы перестраиваем цепь. В ней с двух часов мы тратим жизнь со смыслом! Стоим, глядим по сторонам… С цепями не расстаться нам — Загадочным российским металлистам!

Я этот город буду помнить вечно, — За все, что в нем сбылось и не сбылось, За то, что путал он простосердечно С еврейским «вей из мир!» русское «авось!»… Свяжу на память узелок гордиев — Пусть будет он единственным узлом, С которым я покину светлый Киев, — А он меня да не помянет злом! Аз ох ун вей, товарищи бояре, Нам тесно стало вдруг на этом шаре — И наш исход идет под стук колес… Но! — я не вижу повода для слез! Я счастлив был, и выйдя на Крещатик, Залитый солнцем с головы до ног, Вонзал свой взгляд в девчонок веснушчатых — И жизнь была прекрасна, видит Бог… Я пробегал по улочкам горбатым, Я воду пил из вещего Днепра. Я стал седым, но я не стал богатым, Я знал добро — но не нажил добра… Аз ох ун вей, товарищи бояре, Играет гой на стареньком баяне. Еврейский уменьшается вопрос… Но! — я не вижу повода для слез! Прощай, прощай, мой город семиглавый, Мой лучезарный верный горбунок… Пускай теперь другие ищут славы, — А я с тобою прожил все, что мог… Я этот город буду помнить вечно, — За все, что в нем сбылось и не сбылось, За то, что путал он простосердечно С еврейским «вей из мир!» русское «авось!»… Аз ох ун вей, товарищи бояре, Опять наметил жертву пролетарий: Его волнует ваш семитский нос… Но! — я не вижу повода для слез!

Старики пророчат крах империи — Может, так и есть — поди проверь! Маленковы были, были Берии… Ну, скажи, чья очередь теперь?.. Власть сладка и бронзой и победами, Сыплет волчьих ягод наобум… Тем, кто этой ягоды отведали, Не уйти уже от волчьих дум. Припев: Волчья ягода, волчья ягода Зреет на Руси спокон веков… И гуляет только ветер-ябеда От колымских рвов до Соловков. Нам свободы хочется и колется, Но цена, как видно, дорога: Не дается в руки птица-вольница — Ей милы чужие берега. Что же ей за реками далекими? Неужель вольготней и светлей? Может, просто водку пьет с пророками? Мы ж побили всех в земле своей… Небеса полны густыми звонами. В них святые с грешными — равны. Ну, а тот, кто правил миллионами, У Кремлевской сладко спит стены… Что ему, кровавому, мерещится? Что он цедит из своих усищ?.. И опять Россия, словно грешница, Бродит средь родимых пепелищ. Пусть на сотню лет мудрее стали мы, Но кладбищ — хоть землю ими мерь… Были Ворошиловы и Сталины… Ну, скажи, чья очередь теперь?.. Я не сам ли на груди рубаху рвал И не билось сердце ль горячей, Когда речи страшные нахваливал Битых оспой лютых палачей?.. Подлецов на трон сажать прилежны мы… Тот дурак, а этот — лютый зверь… Были уже Сусловы и Брежневы, Ну, скажи, чья очередь теперь? Припев.