Светка очнулась, лежа на полу. Несмотря на то, что на улице вовсю жарило солнце, в маленьком помещении было прохладно и сыро. Воздух был спертый и затхлый. Похоже, что она находится в каком-то подвале. Тем более что там было темно, и, естественно, страшно.

«А вдруг здесь есть крысы?» — подумала Светлана и едва не закричала от ужаса. Голова нещадно трещала, и девушка осторожно приподнялась, стараясь ею не трясти. Когда глаза немного привыкли к темноте, она увидела, что помещение почти до верха заставлено коробками. Скорее всего, оно находится в том ангаре, в который ей, на свою беду, так не терпелось попасть. Не успела она обследовать темницу дальше, как загремел замок, и в образовавшемся светлом проеме показалась Анна с охранником Валерием.

— Не, женщина, ну вы даете. Вы что, обалдели? — хорохорилась Светка. — Пришла, называется, водочки на поминки прикупить! Вы что, всех своих покупателей вот так встречаете?

Анна щелкнула выключателем, и под потолком загорелась тусклая лампочка. Комнатка осветилась чахоточным светом.

— Да замолкни уж ты, кобыла, — Винникова со своим бодигардом вошли, плотно затворив за собой дверь, отчего места в комнатушке почти не осталась. — А насчет того, что водку на поминки собралась прикупить — так это в самую точку. Только поминки будут твои.

Они зашлись смехом — Анна натянутым, а Валерий радостным повизгивающим. Светлане сделалось не по себе, но демонстрировать страх она не собиралась, поэтому намек на поминки решила пропустить мимо ушей.

— Что значит «замолкни»? И что значит «кобыла»? Вот даете! Я шла, я искала, а меня, понимаете, просто похитили и нагло здесь держат в антисанитарных условиях.

Светка, выпятив цыплячью грудь, пошла на преступников. И вдруг, что было силы, шарахнула Анну острым локтем в живот. Та резко согнулась пополам, нещадно матерясь придушенным голосом. Недолго думая, Пустозвонова набросилась на Валерия, стала колотить его руками, царапать, попыталась даже ущипнуть, но тот реагировал на нее, словно гора на комара. Молча скрутил и поставил на пол с заведенными назад руками.

— Ну, гнида, — медленно разогнулась Винникова, — ты мне за все ответишь.

— Караул!.. — пропищала Светка. Охранник слегка дернул ее за вывернутые руки, и она взвыла от боли.

— Так, кидай ее здесь, выключай свет, я даже разговаривать с ней не буду. Ни воды, ни еды ей, понял? — выкрикнула Анна в лицо охраннику. Тот согласно качнул головой, —

— И знай, зараза, недолго тебе небо коптить осталось, — Анна мстительно обратилась к Светке. — Довынюхивалась! И с подружкой твоей жиртрестовской разберемся.

Валерий последний раз ее тряхнул, парочка выключила свет и загромыхала засовами. Потянулись долгие часы ожидания. От нечего делать Светлана начала потрошить коробки. Вся тара была заполнена пустыми баночками для лекарств. Не найдя ничего интересного, Света прислонилась спиной к стене и задремала. Потом, проснувшись, принималась колотить в дверь и кричала, но все было тщетно. А поскольку самым страшным для нее было ничегонеделание, то Пустозвонова решила действовать.

— Да что же это такое?! — взъерепенилась Светка. Она вскочила и заметалась по своей темнице. Хватит сидеть и ждать, пока эти придурки ее прикончат!

Она попыталась наощупь исследовать свою темницу. В углу комнаты она обнаружила кувшин с затхлой водой. Эта находка ее обрадовала. Светка помнила, как с его помощью героиня романа Хмелевской выбралась из подземелья замка Шамон. Та глиняным черепком прорыла подземный ход и выбралась на волю. Правда, стены того старинного французского замка были сделаны из известняка.

Пустозвонова бросилась простукивать периметр своей темницы, но вскоре решила оставить это занятие, потому что кругом нее был сплошной бетон.

Светлана снова метнулась к двери и заколотила по ней туфлей. Поняв, что ничего этим не добьется, она решила воспользоваться единственным предметом мебели, находившимся в комнате.

Этим предметом был большой письменный стол, при помощи которого Светлана решила выбраться на свободу. Она уперлась в него руками и попыталась использовать его в качестве тарана. Но стол был слишком тяжелым, да и комната слишком маленькой для разгона. Поэтому это занятие напоминало сизифов труд.

Но все равно это было действие. За работой Светка согрелась, и стало не так страшно. Вспомнился анекдот. Бежит петух за курицей. Курица улепетывает и думает: «Не слишком ли быстро я бегу?». А петух размышляет: «Не догоню, так согреюсь». Прямо про нее — на волю не выбралась, но стало теплее.

Устав, девушка с досадой ударила в дверь ногой и изо всех сил заорала. Ответом ей была полная тишина. Она уселась на одну из коробок, привалилась спиной к стене и закрыла глаза. Вспомнился Вовка. Он, наверное, волнуется, звонит ей, выбегает на лестничную клетку, смотрит в окно.

Она так явно представила себе, как тот суетится, что на глаза вдруг набежали предательские слезы и потекли по щекам тонкими ручейками. Ручейки становились все больше, поток слез не иссякал. За всю свою жизнь она никогда столько не плакала, и даже не подозревала, что в ней столько соленой влаги.

Потом она стала подвывать, просить прощения и у мужа за то, что уделяла ему мало внимания, и у Алевтины за то, что втянула ее в расследование, и даже у своей соседки по даче, которая высадила кусты, затеняющие Светланин огород, а она за это полила их раствором соли. Кусты засохли, но вредная дачница их не выкапывала, и с тех пор объявила Светке войну: она то выкидывала на ее сторону сорняки, то высыпала на ее огород целое ведро улиток, то перекидывала через забор гнилую картошку…

Наконец, Пустозвонова услышала какое-то движение — там, на свободе, вроде как приезжали машины, что-то громыхало. Она опять закричала, забила туфлей в дверь и попыталась ее протаранить с помощью стола. Спустя несколько минут послышался странный гул, и стало очень жарко. «День, что ли наступил, стало припекать?» — терялась в догадках Светлана. Когда жара стала нестерпимой, она снова принялась кричать и колотить в дверь кулаками. Вдруг та с грохотом распахнулась, и навстречу Светке полыхнул столб огня.

Она закричала и сделала попытку выскочить наружу. Но пламя было таким сильным и таким невозможно жарким, что прорваться через него было равносильно самоубийству. Тем не менее, Света метнулась в угол комнаты, где стоял кувшин с водой. По телевизору она видела, что нужно намочить тряпку, обернуть ею голову — и тогда можно в полымя. В идеале, конечно, следовало облиться целиком. Но поскольку спасительной влаги было немного, в первую очередь нужно было спасать самое ценное — лицо.

Огонь бушевал, воздуха становилось все меньше, голова кружилась, едкий дым царапал горло. Девушка надсадно закашлялась и почувствовала, что теряет сознание. Последней ее мыслью было, что она просто не переживет, если обгорят ее наращенные ресницы.