Совещание длилось еще около часа. Наконец все вопросы были улажены. Решающим аргументом, безусловно, послужила сумма, названная Алевтине в качестве зарплаты. Она бегом принеслась в свой номер, чтобы собрать вещи, съездить в Толчино и урегулировать все дела, связанные с отпуском, в который она собиралась уйти прямо с понедельника.

Быстро набрала номер телефона Пустозвоновой.

— Светка, привет! Тут такие новости! Мне Остапов предложил у него работать. Больше ничего Алевтина сказать не успела, потому что ее дальнейшие попытки вставить хоть слово были погребены под лавиной восторгов подруги.

— А я тебе что говорила? Он заинтересовался, я же мужиков знаю, как облупленных. Главное, нужна была интрига, а она у тебя еще какая! Ты — беззащитная девушка, тебя разыскивает мафия, ты вынуждена прятаться и искать защиты у сильного мужчины, то бишь у этого твоего Остапова. А кто же не захочет быть сильным мужчиной? Опять же обморок… Ты падала в обморок, как я тебя учила?

И не дожидаясь ответа, Светка принялась стрекотать дальше. Минут пятнадцать не умолкал ее восторженный монолог, пока на очередном вздохе подруги Альке не удалось прервать это словоблудие.

— Ты меня разоришь на звонках. Я еду в Толчино, беру отпуск, если отпустят. Если нет, придется брать за свой счет. Но это все фигня, мне Степан Аркадьевич такую зарплату предложил… И, главное, работа похожа на работу сомелье. А еще он мне пообещал, если все будет хорошо, оплатить учебу в школе сомелье, — домечтать Алька не успела, потому что ее сбивчивую речь прервал вопль Светки.

— Быстро включай телик на ТВЦ. Там покойник!

— Ну и что ты кричишь, не привыкла, что по нескольку раз в день, на какой канал не переключи, показывают трупы? И всамделишные, и придуманные в фильмах. По всем каналам то «Менты», то «Ментовские войны», то «Глухарь», то «Глухарь-2, 3» и т. д. И ты тут еще орешь, как оглашенная, — развозмущалась Алька.

Поняв, что Светка слишком долго не произносит ни звука, примолкла и она, а потом осторожно протянула:

— Э, подруга, ты чего молчишь-то, ты сама живая?

Но она беспокоилась зря, через несколько секунд Пустозвонова разразилась очередной тирадой:

— Ты что, совсем голову со своим Остаповым потеряла? Это же твой покойник! Ну, в смысле не совсем твой, а тот, которого ты в поезде нашла. Ну, не нашла, но застукала, когда его волокли из вагона. Это же элементарно! Ты что, уже забыла, что тебе угрожает смертельная опасность?

Светка тараторила безостановочно, не давая ответить на свои вопросы.

Алька, слушая ее трескотню, постепенно превращалась в соляной столп. Перед глазами всплыла картинка ее ночного приключения. Она снова ощутила себя дичью, за которой неслись убийцы, и ее в который раз охватила паника. Но девушка решила не поддаваться.

— Откуда ты знаешь, что это мой покойник? — с бравадой в голосе наскочила она на подругу. — Вот я не знаю, милиция не знает, ФБР не знает, Интерпол не знает… никто не знает, а Светлана Иосифовна Пустозвонова в курсе. Вот что ты мелешь-то?

— Это я мелю? — сорвался на визг голос собеседницы. — Его, то бишь, труп, где нашли?! Около конечной остановки электрички, на которой ты ехала ко мне. Значит, те бандиты из поезда труп этот убили, потом дождались, пока все пассажиры выйдут из вагона, электричка заедет в ихнее депо, и хотели жмурика спрятать. А тут ты как сиганешь, и поперлась с криками, они решили, что ты понеслась в мили… т. е. в полицию, и не успели спрятать покойничий труп, и там недалеко его и кинули.

Альку снова заколотило, она понимала, что Светка, скорее всего, права, но сдаваться не собиралась:

— Ой, а то ты знаешь, в каком депо я проснулась. На чем я ехала? Я не знаю, мили… полиция не знает, ФБР не знает, Интерпол не знает, а Светлана Иосифовна Пустозвонова знает.

— Я знаю. Потому что ты мне билет на электричку показывала. Он был до Зюкино, ты хоть и пьяная была, а билет до моей дачной станции купила. А потом тебя развезло, ты уснула и проехала нужную остановку. И доехала до депо. А конечная перед этим депо называется Пегово. А труп нашли недалеко от Пегова. Усекла?

— Ничего и не усекла, — продолжала зачем-то упрямиться Веревкина. — Во-первых, это может другой труп в Пегово, мало ли трупов может быть. А во-вторых, билет-то я купила правильный, а вот в какую электричку меня с ним занесло, неизвестно. Контролера не было, ну или был, я не помню. Но меня же никто не высаживал. А значит, я могла ехать куда угодно.

— Ты все сказала? — с металлом в голосе спросила Светка. — Ну так слушай сюда, подруга. Это покойник твой, и точка. Ты сейчас едешь в свое Толчино, собираешь манатки, возвращаешься, и мы беремся за расследование.

— Зачем? — неожиданно тонким голоском проблеяла Алька.

— А затем, чтобы тебя не они первые нашли и укокошили, а мы их разыскали. И сдали их в полицию. Нам за это могут дать премию, а могут показать по телевизору, как сознательных гражданок. А это знаешь, какая реклама для моего бизнеса?! Я сразу столько дистрибьюторов под себя подпишу… — протянула Светлана мечтательно.

До недавнего времени Пустозвонова работала диспетчером в небольшой таксомоторной компании «Черные стрижи». Но, к сожалению, они не смогли выдержать конкуренции с открывшимися в городе онлайн-диспетчерскими. Объединяя частников, они предлагали солидный автопарк и низкие цены. А у «стрижей» все машины были лизинговые, поэтому поездка на них по определению не могла быть дешевой.

Став безработной, Светлана недолго горевала. И через некоторое время стала счастливым членом команды сетевого бизнеса.

Она с упоением искала покупателей на пищевые добавки «Доктор Вит», а так же потенциальных дистрибьюторов, готовых заняться распространением товара. Надо сказать, что со Светиным напором и целеустремленностью дела у нее шли совсем неплохо.

— Да иди ты! Мне все это не надо. Я только хочу, чтобы меня не трогали. Не хочу я лезть в это дело. Вон у меня появилась работа сомелье, зарплата хорошая, Москва… А ты – «расследование». Убьют меня такую молодую, успешную… — и Алька заревела.

— Да, — язвительным голосом проговорила Светка, — нам, как всегда, все пофиг, а Остаповы, значит, пусть другим достаются. То есть тем девушкам, которые вызывают интерес. А кто больше всего вызывает интерес?

Светка сделала эффектную паузу и продолжила:

— Те, кого показывают по телевизору.

— А сама сказала, что мужчины любят беззащитных, — проворчала сквозь слезы Алька. — Ничего себе беззащитная: захватила и сдала полиции одна трех мужиков.

— Во-первых, не одна, а с подругой. А во-вторых, мы их не силой будем брать, а умом и женским обаянием. Чувствуешь разницу? Поэтому после Толчино сразу ко мне. Будем добавлять тебе обаяния.

— Ну, блин, — протянула Алька, — не хочу я никакого обаяния добавлять. Себе лучше добавь, а мне и так хорошо.

Следующие десять минут Светка стыдила Альку за нежелание быть женственной, обаятельной, привлекательной, кокетливой, желанной, изысканной, загадочной, волоокой, ироничной, недоступной, искрометной и нежной.

— А мне, между прочим, обаяния добавлять не надо, своего хоть отбавляй. Меня муж, между прочим, так и называет «Обойма моя».

— Ой, можно подумать! — протянула Алька. — Обойма — это не от слова обаятельная, а от того, что ты трещишь, как пулемет. Ну все, пока, завтра буду назад.

И она быстро положила трубку.

Разговор с подругой Алевтину несколько расстроил. Находясь в эйфории от перспективы новой интересной работы, да еще и рядом со Степаном Остаповым, Алька уже подзабыла о своем детективном приключении. Сейчас же перед глазами снова возникли зловещие картинки: звуки волочения тела, она, лежащая под лавкой, стук рассыпавшихся банок и побег от бандитов. Снова стало страшно, и хотя преступники вряд ли в темноте ее разглядели, Веревкина решила не рисковать и опять изменить свою внешность.

Как-то в детстве, когда мама была еще жива, на один из новогодних утренников она нарядила дочь в индианку, в довершение образа нарисовала у нее на лбу точку и сказала, что та называется «бинди». Немного поразмыслив, Аля надумала и на сей раз выбрать для себя образ индийской девушки.

А так как ваять стиль пришлось из подручных средств, то и результат был соответствующий.

Во-первых, она нарисовала на лбу большую черную точку.

Затем необходимо было откорректировать цвет кожи. В ход пошел тональный крем с распродажи, который в прошлом году ей отдала секретарша из «Бахуса». В баночке крем выглядел натуральным, телесного тона, но при взаимодействии с кожей дал темно-желтый оттенок. Зная, что Алька ничего не выбрасывает, как все думали, по причине скупости, секретарша и подарила ей этот распродажный крем.

— Эй, Алевтина, я тут тоналик собралась выкинуть, тебе он случайно не нужен? — спросила бахусовская секретарша и презрительно скривила губки.

— Нужен, конечно, — обрадовалась Алька. — Спасибо.

И прижала баночку с кремом к груди. Народ вокруг радостно заржал.

— Отдай немедленно назад, — прошипел Ванька Огурцов. — Что ты все, как Плюшкин, тянешь и тянешь себе? Они над тобой смеются, хотя не стоят твоего мизинца. Зачем тебе это барахло нужно? Тебе вообще никакие макияжи не нужны, вон щеки какие красные!

Он взглянул на Алю и сам немедленно покраснел.

— Что ты, Ванечка, — Алька сделала большие глаза, — как же я верну, если мне тоналка позарез нужна?! Сама же я не куплю, ты ведь знаешь мою ситуацию. А они пусть ржут, не плачут же.

Ее ситуацию Огурцов знал хорошо. Алевтина была на свете одна как перст. Родителей своих она помнила плохо — они умерли как-то один за другим, когда ей было семь лет. Воспитывала ее сестра отца, тетка Аглая, а сиротский хлеб очень несладок. Долгое время Аля пыталась оправдать жестокость тетки тем, что той тяжело, у нее не складывается личная жизнь, и мужики в доме не задерживаются.

Тетка во всем винила сироту, говорила, что мужчины от нее, Аглаи, бегут, потому что она с довеском в виде Альки. Та терзалась, комплексовала, старалась быть незаметной в доме, втягивала голову в плечи. И когда к Аглае заходил очередной ухажер с бутылкой беленькой, племянница мышкой шмыгала за дверь и убегала на чердак. Там была каморка, в которой бедный ребенок сидел, пока не хлопала дверь квартиры, и теткин избранник не уходил. Тогда она тихонько просачивалась в дом. Аглая в это время обычно сидела пьяненькая, расхристанная, пела жалостливые песни и плакала.

Если удавалось войти незамеченной, вечер можно было считать удавшимся. Аля быстро ложилась в постель, крепко закрывала глаза и ждала, пока тетушка захрапит. Если тихонько прокрасться не удавалось, то Аглая всю свою ненависть за неудавшуюся личную жизнь срывала на сироте. А рука у тетки была тяжелой, разборки заканчивались далеко за полночь.

Признаком того, что экзекуция заканчивается, был крик Аглаи: «Да за что же мне такое наказание-е-е-е?! У всех дети как дети, а у меня — ирод какой-то, да еще и не родной. Ой, горюшко-то горькое-е-е-е. Сидит злыдня неблагодарная-я-я. Вот сдам в детдом, будешь тогда Аглаю вспоминать, да поздно будет…»

Аля кричала, просила не отдавать ее в приют, и тетка сменив гнев на милость, отсылала ее спать и засыпала сама.

Однажды к ним по жалобе соседей пришла какая-то комиссия. После этого тетка на некоторое время притихла и даже нашла себе мужчину. Это был чернявенький юркий мужичок — гастарбайтер из Молдавии.

С появлением дяди Михая для Али началась счастливая жизнь, которая продолжалась целых два года. Михай девочку очень любил и баловал. Он сразу сказал Аглае, что у него в Молдавии осталась семья: жена, две дочери и сын. Он тяжело работал, большую часть полученных денег отсылал на родину, остальные отдавал Аглае, но у него всегда оставались деньги, чтобы и Альку побаловать. При Михае и тетка присмирела, пару раз даже погладила Алю по голове.

Иногда по вечерам Михай садился к Але на кровать и начинал рассказывать ей про свою родину, про то, как чисто у него в доме, как вкусно готовит его жена, какой зреет на склонах гор виноград. Как он наливается цветом, наполняется вкусом, терпкостью, запахом. Он так рассказывал про вино, что интереснее этих рассказов для Али не было ничего на свете.

Потом Михай уехал, и стало совсем невыносимо.

Долго Аля не могла понять, почему тетка не сдала ее в детский дом. И только потом узнала, что та раньше жила в глухой деревне. А смерть брата дала ей возможность приехать в город и на правах опекунши захапать все имущество Веревкиных. Нет, квартиру она, конечно, продать не могла, но от золота, мебели, посуды Але ничего не досталось.

Как только Алька отпраздновала свое совершеннолетие, родительскую квартиру они с теткой разменяли на две раздельные. Тетка хотела выделить ей квартиру на окраине, но Алька неожиданно «встала на дыбы». И той ничего не оставалось, кроме как поселить племянницу в симпатичной однушке в самом центре города. Сама же Аглая купила двухкомнатную квартиру сталинской постройки, за которую ей еще пришлось доплатить, продав дачу Алиных родителей. Алька была так рада отделиться от тетки, что не стала возражать ни против дачи, ни против машины, тоже проданной теткой «на мебель».

Прошло несколько безмятежных лет, в течение которых Алевтина с Аглаей больше не пересекались. И вот однажды Альке позвонила какая-то женщина и сообщила, что «… родная тетя, у которой нет ни кола, ни двора, проживает в доме престарелых, а зажравшаяся племянница ни разу ее не навестила. Воспитала ее, свинью неблагодарную, личную жизнь из-за этого не устроила, а на старости лет Аглаюшке некому стакана воды подать».

Несколько дней после звонка Алька мучилась, потому что понимала, что ехать к тетке надо. Но как только вспоминала свою прошлую жизнь с ней, понимала, что жалости не чувствует и ехать не хочет. В конце концов, победило чувство долга. Собрав кое-какие гостинцы, которые, по ее мнению, носят в такие заведения, девушка скрепя сердце отправилась в дом престарелых «Второе дыхание», в котором на данный момент проживала Аглая.

Хотя сострадания к тетке в сердце Алевтины не было, вид этого богоугодного заведения произвел на нее гнетущее впечатление. И сама тетка, жалкая, в застиранном фланелевом халате, чувства ненависти уже не вызывала. Как оказалось, квартиру оттяпал у Аглаи какой-то из ее очередных кавалеров. «Вот до чего я дожила. В молодости из-за тебя замуж не вышла, а в старости от тебя благодарности-то и не получила. Я, значит, в пансионате, а ты в хоромах живешь», — загундосила тетка.

Аля сразу вспомнила годы жизни с ней, и зародившиеся было ростки жалости к тетке оказались погребены под гнетом этих воспоминаний. Но все же вид заведения, да еще и благодарность, что тетка в свое время все-таки не сдала ее в приют, привели к тому, что Аля каждый месяц стала высылать тетке деньги. Правда, не бог весть какие, но эти выплаты пробивали солидную брешь в ее бюджете.

Поэтому с деньгами у нее было постоянно туго, хватало только на оплату коммунальных платежей да на еду. Огурцов отлично знал об этом, а сам ругал Алевтину за то, что она взяла тональный крем у секретарши, который та все равно бы выкинула.

И вот теперь кремушек пригодился. Алька щедро намазала им лицо. Основной проблемой при накладывании тонального крема стала «бинди» — точка в середине лба. Она мешала ровному наложению тона на лицо. Но попыхтев, Аля с этой проблемой справилась — косметической палочкой осторожно обвела крем вокруг точки. Получилось не совсем ровно, но Алевтина решила не заморачиваться. Гораздо важнее было подобрать соответствующий наряд.

И эта проблема вскоре была решена. На голову новоявленная индианка приспособила парео: оно не только прикрыло голову, но и решило проблему белой шеи, на которую Аля пожалела крема. Затем она надела футболку, а роль сари сыграла занавеска, снятая с окна номера. А так как штора оказалась немного коротковатой, то решено было на ноги надеть не кроссовки, а вьетнамки — и образ готов.

Алька придирчиво оглядела себя в зеркале и осталась довольна. Немного выбивались из образа руки — они были белые, но переводить на них тональный крем, которым Аля иногда замазывала невесть откуда взявшиеся прыщики, она посчитала кощунством. Тем более, решила она, преступники будут смотреть в лица женщинам, а не на их руки. Довольная результатом она набросила на одно плечо рюкзак и вышла из номера.

И тут же столкнулась с Марго. От неожиданности обе отскочили друг от друга и заорали — Алька от испуга и неожиданности, Марго от неожиданности и ужаса. На нее смотрело и орало страннейшее существо с желтой кожей, черной точкой посередине лба и морковной помадой на губах. Существо первое оправилось от испуга и заговорило голосом ненавистной Веревкиной:

— Эй, чего визжишь-то, не видишь, это я индианкой переоделась?!

Продолжая кричать, Марго поняла, что перед ней стоит страшная, как исчадье ада, Алевтина — ее головная боль. Сначала Маргариту охватила радость, потому что нет большего счастья для влюбленной женщины, чем выставить свою соперницу перед любимым в невыгодном для той свете. А потом задумалась — не дай бог, Остапов и впрямь извращенец, и его этот образ наоборот возбудит? Раздираемая противоречивыми чувствами, она сказала Альке о том, что ее ждет Степан Аркадьевич, и именно поэтому Марго и шла к Веревкиной в номер. Алевтина засмеялась и ринулась к лестнице, ведущей к кабинету Остапова, с грацией бегемота. Маргарита еле за ней поспевала. В кабинет босса они ворвались одновременно, пихая и толкая друг друга.

— Вот, привела к вам Веревкину, как вы и просили, — выкрикнула Рита. Степан Аркадьевич, сидя в кресле, буквально окаменел.

— Где Веревкина? — жалобно проблеял он.

Секретарша с триумфальным видом ткнула пальцем в сторону желтого чудища.

— Да я это, я. Ты что, не узнал? Стоит девушке привести себя в порядок и немного изменить имидж, как она уже неузнаваема, — кокетливо проворковала Аля.

— Ты с ума сошла, Алевтина?! — оправившись от потрясения, повысил голос Остапов. Марго застыла в радостном предвкушении.

— Что это за маскарад? Я понимаю, ты девушка экстравагантная, но не до такой же степени. Как я тебя представлю членам клуба? — повысил он голос.

— Можно подумать, члены клуба! Я в таком виде к ним и не собиралась, — взвилась Аля.

— Ну и на том спасибо, — пробормотал Степан Аркадьевич.

— И пусть она выйдет, — Аля пальцем показала на Чушкину. — А то стоит тут, улыбается.

Марго пожала плечами и гордо удалилась. Выйдя в коридор, она припала ухом к двери и вся обратилась в слух.

Остапов прошелся по кабинету.

— Ну, — повернулся он к набычившейся Веревкиной, — как сие понимать?

— А вот так и понимать, что мне надо съездить в Толчино и там то ли уволиться, то ли отпуск взять. А как я в нормальном виде покажусь на вокзале? — спросила она, словно учительница у непонятливого ученика.

— Как? — спросил заинтригованный Остапов.

— А никак, — победно выкрикнула Алька. Марго за дверью заволновалась. — Меня-то убийцы видели обычную, а я замаскировалась под индианку и стала необычной. Они меня теперь ни за что не узнают, даже если караулят на вокзале.

Степан Аркадьевич усмехнулся.

— Ну тогда ясно, в таком образе тебя даже мама родная не узнает, если ты к ней появишься.

— У меня нет ни мамы, ни папы, так что пугать мне некого. Разве что Петра Вениаминовича Березкина, моего начальника в «Бахусе».

— Прости, я не знал, — смутился Остапов.

— Да ладно, — Алька махнула рукой, — это было давно, я уже родителей почти и не помню.

— Я вот зачем тебя позвал, — Остапов увел разговор от скользкой темы. — Я по поводу той баночки с лекарством, которую ты умыкнула у преступников.

Алька вся подалась вперед.

— Так вот, я ее отдал на экспертизу моему другу. На баночке написано «Онколайф». Это такой препарат, который выписывают онкологическим больным. На стадии, когда операции позади, и больной прошел курс химиотерапии, «Онколайф» зарекомендовал себя великолепно. Лекарство это достаточно новое, стоит серьезных денег, но люди его покупают. Кто где деньги берет: кому родственники помогают, а кто и последнее продает. Так вот, в этой баночке таблетки внешне абсолютно идентичны настоящему «Онколайфу». Но по составу это не он.

— А что? — шепотом спросила Алька.

Остапов взглянул на нее, не смог сдержать смешка и подумал: «Вот пригласи ее на поминки в таком виде, так она сорвет похороны, потому что все безутешные родственники умрут от смеха, глядя на нее».

— Эти таблетки включают что угодно, только не вещества из состава «Онколайфа».

— И что это значит? Что кто-то пропил курс «Онколайфа», у него собралось много баночек. Он их не выкинул — во всяком случае, я бы точно не выкинула — и приспособил их под другие таблетки. Да?

— Нет, Алевтина, я думаю, что дело обстояло несколько иначе. Кто-то, назовем его Икс, воспользовавшись тем, что это лекарство пользуется немалым спросом, наладил свой преступный бизнес. Вместо настоящего лекарства продает беднягам черти что.

Алька вскрикнула и обхватила лицо ладонями. За дверью раздался тихий стон.

— Да как же так можно?! А как они их продают, из-под полы, что ли? — Алевтина недоуменно покачала головой. — Так долго не наторгуешь. Да и покупатели могут насторожиться. А в поезде они везли много коробок этого лекарства, значит, торговля идет бойко.

— Да, — протянул Остапов и потер подбородок, — тут надо подумать и доложить в полицию.

— Ты чего?! — вытаращила Алька глаза. — Хочешь, чтобы меня прикончили? Представляешь, что произойдет?! В полиции обязательно сидит кто-то из оборотней в погонах, который состоит на службе у мафии. Ну, в смысле, у этой лекарственной мафии. Ведь если преступники такое дело замутили, им обязательно «крыша» в полиции своя понадобится. И все, дело замнут, убитый труп спишут на меня — ведь я же в том поезде была — псевдолекарство припрячут до той поры, пока все не успокоится. Меня посадят в тюрьму, а на зоне пришьют, как свидетеля, который слишком много знал.

Остапов фыркнул. Уж больно комично выглядела Веревкина в этом наряде с желтым лицом, морковным ртом, размахивающая абсолютно белыми руками.

— Доля правды в твоем спиче имеется. Не в смысле, что тебя на зоне убьют, — Степан хмыкнул, — а в смысле, что преступники с лекарством притихнут. А потом опять начнут убивать этим так называемым «Онколайфом» больных отчаявшихся людей. Сволочи.

— Вот-вот, и я о том же. Надо как-то самим прекратить это. Правда, я не знаю как, но моя подруга Светка Пустозвонова обязательно что-нибудь придумает. У нее знакомых полно, всяких важных. Вот я завтра вернусь из Толчино, и придумаем что-нибудь.

Остапов принялся ходить из угла в угол.

— Не нравится мне все это, Алевтина. Насколько я понимаю, люди это серьезные, да и деньги от торговли нешуточные. Недаром же один труп уже есть, а может и не один. Обещай, что без моего ведома ни ты, ни твоя подружка ничего предпринимать не будете.

— Да ладно, как будто мы немощные какие, — Алька встала и уверенно направилась к двери.

Остапов преградил ей путь. Алевтина растерялась, она совершенно не понимала, что ей делать. То, что надо кокетничать и, как говорила Пустозвонова, «брать быка за рога», она сообразила. Нужно срочно обольщать своего нового начальника! Но как это делать, она не имела понятия, да и как-то страшно стало.

Она мощной рукой отодвинула Остапова в сторону, уже взялась за ручку двери, чтобы поскорее мчаться на вокзал, как испугалась еще больше. Если Светка потом узнает, какой ей представлялся шанс, а она его упустила, то ее ожидала страшная головомойка со стороны подруги. Да еще и насмешки, что она ничего не может, несмотря на то, что Светка ее учит-учит…

Вспомнив, что женщина должна быть слабой и беспомощной, Алька картинно приложила тыльную сторону ладони ко лбу и, неуклюже повернувшись вокруг своей оси, стала оседать на пол. Во всяком случае, в кино так всегда делали героини, когда хотели потерять сознание. Степан некоторое время удивленно смотрел, как бегемотистая Веревкина закатывает глаза и пытается осесть на пол. И, совершенно не понимая, зачем она это делает, инстинктивно попытался ее поддержать.

Чушкина услышала возню в кабинете и прижалась к двери всем телом, пытаясь понять, что там происходит. В это время мощный толчок отбросил ее от двери, и в коридор вывалилась ее соперница, а сверху на нее упал бесподобный Остапов.