Глава 35

Вашингтон, округ Колумбия

16.20

— Радикс принадлежал Иисусу Христу? — изумленно спросил Армстронг. Он не был уверен, что понял Дину правильно.

— Если верить легенде, Иисус использовал его для исцеления, — ответила она. — Вместе со своим учеником Лукой. Врачом. Из этого корня они создали лечебную мазь. Ну, ведь ты читал о чудесах исцеления, описанных в Новом Завете?

— Так Иисус творил их с помощью Радикса?

Она кивнула.

— В Гефсиманском саду Иисус отдал волшебный корень Луке. Тот, опасаясь, что его арестуют, передал его богатому сенатору из Синедриона, верховного иудейского суда. Звали его Иосиф Ариматейский. Он встречался с Лукой как раз в то время, когда Синедрион допрашивал Иисуса.

— Да, я слышал об Иосифе Ариматейском, — кивнул Армстронг, проводя пальцем по ручке кофейной кружки. — Но не могу сказать, что много о нем знаю.

— Некоторые считают, он приходился Иисусу дядей с материнской стороны. После того как Христа распяли, он попросил Понтия Пилата отдать ему тело, чтоб Иисуса можно было похоронить. Вместе с Никодимом Иосиф обернул тело усопшего тканью из льна, а затем пропитал ее мазью из Радикса и ароматическими веществами. После этого они поместили тело в личный склеп Иосифа и завалили вход огромным камнем. Если верить легендам, само растение Радикс исчезло с лица земли примерно в то же время, когда Христос был распят. В канонических евангелических текстах нет упоминаний о том, как дальше сложилась жизнь Иосифа. Апокрифические легенды лишь отчасти заполняют эти пробелы. Они утверждают, будто бы Иосиф отправился в Западную Европу с проповеднической миссией и взял с собой Марию Магдалену и Лазаря.

— В Западную Европу?

— Да, на юг Франции. Мария Магдалена и Лазарь остались в Марселе. Остальные направились на север. Иосиф путешествовал со своими двенадцатью последователями, и целью его миссии было установление христианской веры на Британских островах. Он сколотил целое состояние на торговле металлом. На юго-западе Британии еще римлянами были открыты залежи металлической руды. Некоторые историки считают, он бывал там и раньше, причем брал с собой племянника.

— Шутишь, наверное, — заметил Армстронг, отхлебывая кофе. — Иисус бывал в Англии?

— Ну, во всяком случае, так думал поэт Блейк. Да и другие тоже. Итак, Иосиф прибыл в Гластонбери Маршис. Там он поднялся на холм вместе со своими последователями. И нес при этом терновый венец Иисуса. Закопал его в землю, и, если верить легенде, растение прижилось, пустило корни, и на протяжении нескольких столетий расцветало раз в году, как раз к Рождеству. Куст терновника до сих пор сохранился на этом холме.

— Так получается, после распятия Христа Иосиф отвез Радикс в Англию?

— Да, если верить легенде. Помимо венца он привез с собой две чаши. В одну он собирал кровь Иисуса, в другую — его пот, когда он висел на кресте.

— Священный Грааль, верно? Я думал, то была только одна чаша.

— Иногда Грааль описывают как две одинаковые чаши, которые использовались на Тайной вечере. А некоторые считают, что Иисус и Лука смешивали в одной из них Радикс с другими ингредиентами для получения лекарства под названием «белый елей».

— Но почему только один этот корень выжил, а все остальные растения погибли?

— Хороший вопрос, — кивнула Дина. — У растений может выжить какой-то отдельный экземпляр, когда все остальные считаются погибшими. Согласно средневековой легенде, Иосиф Ариматейский окунул последний росток Радикса в чашу с кровью Христа и тем самым сохранил растение. Но так ли это было на самом деле, не знает никто. Тоже одна из тайн, окружающих Радикс.

— Выходит, Иосиф Ариматейский был первым хранителем Священного Грааля?

— Важней другое. Он был первым хранителем Радикса.

Дина рассказала, что Иосиф прятал Радикс где-то неподалеку от Гластонбери. На протяжении десяти веков он так и оставался захороненным, но не забытым, воспетым во многих мистических культах. В 1113 году крестьянин по имени Томас Локк копал могилу для брата на поле близ Гластонбери и обнаружил мешочек с реликвиями. Почувствовав, что сделал важное открытие, он решил отвезти свою находку в Святую землю, чтобы благословить ее. Но по дороге на Локка напали разбойники с намерением его убить. Тело крестьянина нашли рыцари святого Иоанна Иерусалимского. Еще во время первого крестового похода они основали орден рыцарей-госпитальеров. Это они, одни из первых, организовали больницы и пытались помочь неимущим, больным или раненым пилигримам в Святой земле. Они и поместили израненного Локка в один из таких госпиталей, и им удалось его исцелить. Подобно другим благодарным пациентам, спасенным этими рыцарями, Локк завещал все свое имущество ордену. В это время госпиталем руководил бенедиктинец Жерар де Саксо. Однажды он навестил крестьянина. И благодарный Локк вручил брату Жерару мешочек с реликвиями. Тогда рыцари ордена святого Иоанна и стали хранителями Радикса.

Члены этого ордена издавна проявляли интерес к медицине. Настоями из трав им удалось поставить на ноги многих паломников и рыцарей. Они также изучали попавший к ним в руки Радикс, пытались усилить его лечебные свойства. Госпитальеры хранили волшебные свойства Радикса в тайне даже тогда, когда годы спустя им пришлось вступить в жестокое соперничество с другим военным рыцарским орденом — тамплиерами.

Тамплиеры были призваны защищать Святую землю, в то время как рыцари ордена святого Иоанна заботились о раненых солдатах и паломниках во время крестовых походов. Напряженные отношения между этими двумя орденами осложнялись еще и тем, что тамплиеры были заняты поисками сокровищ Святой земли. Кровавые стычки продолжались вплоть до 1191 года, когда тамплиеры отправились на Кипр, теперь их соперники должны были и защищать паломников, и заботиться о них. На протяжении веков рыцари ордена святого Иоанна зарекомендовали себя отменными целителями. Один Папа описывал их врачевание и называл его не иначе, как чудесами исцеления. Впрочем, Ватикан понятия не имел, что в руках этих рыцарей находится величайшая реликвия христианства.

Армстронг внимательно смотрел на нее.

— Но если рыцарям была ведома сила Радикса, как же получилось, что они его потеряли?

— Сын Папы Александра VI услышал о Радиксе от Леонардо да Винчи. Используя всю власть и давление Ватикана, Чезаре Борджиа узнал, что госпитальеры — позже их стали называть рыцарями Родоса — прячут у себя эту бесценную реликвию. И тогда Чезаре Борджиа напал на главного магистра ордена и завладел Радиксом.

— А теперь ты хочешь его заполучить.

Глаза у Дины блеснули:

— Считаешь, я сумасшедшая?

— Ну, если бы все это рассказал мне кто-то другой, — протянул президент, — я бы подумал, что так оно и есть. Но ты и мой брат люди деловые, всегда держите нос по ветру. И в предрассудки и пустые слухи не верите.

— Я верю в Радикс. И твой брат тоже. А ты?

— Возможно, — ответил президент. — Особенно если он поможет спасти Дилона.

 

Глава 36

Лос-Анджелес

13.35

Бринстон терпеть не мог просиживать задницу и ничего не делать — отвращение к такому времяпрепровождению зародилось у него в те дни, когда он был прикован к инвалидному креслу. Впрочем, сейчас особого выбора у него не было. Во время шестичасового беспосадочного перелета из Нью-Джерси в Калифорнию ему оставалось только размышлять. Он думал о жене и дочке, о крови в теле мумии Занчетти, о Кори и Вёрме в Швейцарии, о Дельгадо и его многолетней лжи.

Он едва мог усидеть в кресле, когда пилот объявил, что самолет идет на посадку. К этому времени Джордан успела договориться с тремя спецагентами из АНБ, и они уже ждали в Международном аэропорту Лос-Анджелеса. Бринстон не знал, годятся ли эти ребята для такой работы, но причин не доверять Джордан у него не было. Оставалось надеяться, что они вовремя найдут Кайлин и Шай.

Солнечный диск едва просвечивал в дымном калифорнийском небе, когда шасси частного самолета коснулись посадочной полосы. Даже в Рождество Международный аэропорт Лос-Анджелеса сохранял свою репутацию одного из самых оживленных в мире. Относительно спокойней было только в его южной части, где личный президентский лайнер сразу же заехал в ангар Центра воздушных сообщений ФБО.

Пассажиры его поспешили выйти и направились к черному «Линкольн Навигатору».

Бринстон уселся впереди рядом с водителем, бывшим морским офицером и снайпером, который представился просто Бобом. Это был ирландец с небритой физиономией и длинными сальными волосами, одетый в черную футболку, на спине которой красовалась надпись: «Людей убивают не пушки. Людей убиваю я».

Тот еще шутник.

Джордан устроилась на заднем сиденье, втиснулась между крупным парнем по имени Стивен Клауд и еще более внушительных размеров агентом, представившимся Спенсером Тилтоном. Оба некогда были оперативниками из подразделения «Дельта». Все свободное место багажника занимал целый арсенал из пистолетов-автоматов «Хеклер и Кох». Парни были готовы вступить в игру.

Мецгер должен был позвонить с минуты на минуту. Пока они сидели и ждали, водитель Боб покосился на Бринстона, увидел у него на коленях одноглазую кошку и насмешливо спросил:

— Это что, твоя, что ли?

— Ага, — ответил Бринстон. — Ты что-то имеешь против моей кошки?

— Нет, — бросил Боб и сделал вид, что любуется бриллиантом в своем кольце на мизинце. — Без проблем.

Никто больше не произнес ни слова, до тех пор, пока не зазвонил телефон Бринстона. Он поднес трубку к уху. Номер телефона не определился.

Жена выдавила всего три слова:

— Джон, ты где?

— В городе. Ты в порядке?

В ответ молчание.

— Кайлин?..

— Добро пожаловать домой, герр доктор, — Мецгер не пытался замаскировать свой жесткий немецкий акцент. — Ты, наверное, вообразил, что я тебе не ровня, что я ниже тебя. Но уверяю, в моем лице ты, наконец, встретишь настоящий вызов.

— Кончай молоть ерунду. Лучше скажи, где мне найти семью.

— Больница Линда Виста в Бойл Хейтс. Будь там через двадцать минут.

— Дай поговорить с женой.

Но Мецгер уже отключился. Томительное ожидание закончилось. Джордан застегивала на себе бронежилет из кевлара. Водитель Боб уже сворачивал на Ла Синеджа Бульвар.

— Двигай на автомагистраль I-105 Восток, — приказал ему Бринстон. — Оттуда попадем на I-110 Северную. Вперед!..

Государственная больница Линда Виста была построена в 1937 году и служила восточным подразделением Центрального лос-анджелесского госпиталя для рабочих железнодорожников из Санта Фе. Теперь же здание в стиле модерн окружала сетчатая металлическая изгородь, а наверху была пропущена колючая проволока. Лечебная деятельность прекратилась тут в 1990-м, с тех пор Линда Виста простояла — и не без изящества — еще пару десятилетий и служила естественной декорацией для съемок фильмов. Несколько лет тому назад Бринстон проезжал через Бойл Хейтс и узнал здание — он видел его в многочисленных телесериалах на медицинские темы, а также в низкобюджетных фильмах ужасов.

Свернув на Саут Чикаго, водитель Боб притормозил у здания в испанском стиле с портиком и красной черепичной крышей. Перед широкими воротами валялся сломанный замок. Бринстон выпрыгнул из «Линкольна» еще до того, как он остановился, огляделся по сторонам. Джордан приготовила наушники, через пару секунд вся команда присоединилась к нему. Пока Бринстон размышлял, как лучше проникнуть в здание бывшей больницы, бойцы разобрали и зарядили пистолеты-автоматы «Хеклер и Кох МР5».

— Двигаемся быстро, возможны непредвиденные обстоятельства. Если увидите Мецгера, сразу валите его, без вопросов. Когда войдем, разобьемся на две команды. Ты, Боб, будешь прикрывать. — Джон выдержал паузу. — И спасибо всем за то, что помогаете вернуть мне семью.

Ребята кивнули, давая понять, что признают его план и принимают благодарность.

Бринстон понимал: с его планом были согласны все, кроме водителя Боба. По реакции парня было видно — он рвался в бой, хотел быть в первых рядах. Но он был самым опытным в группе снайпером, и никто не пытался это оспорить. Глаза Боба говорили о том, как претит ему задание, однако он взял свою снайперскую винтовку-полуавтомат «PSG-1» и занял позицию с внешней стороны портика, чтоб видеть каждого, кто может открыть дверь особняка. Бринстон опустил Баньши на коврик под сиденьем, затем закрыл дверцу машины. Кошка смотрела на него единственным глазом, хвост нервно дергался из стороны в сторону, и вдруг резко и громко зашипела.

Бринстон понял: ей, как и Бобу, тоже не очень-то нравится ее положение.

Он двинулся по дорожке, толчком ноги распахнул ворота. Бросился вперед к входу, следом за ним, передвигаясь зигзагом, поспешили его бойцы. Окно возле двери было выбито. Бринстон остановился возле него.

— Глушители привинтили?

Все закивали в ответ. Джон оглядел всю компанию — на них были бронежилеты из кевлара и полное обмундирование спецназовцев.

— Входим и зачищаем пространство? — осведомился Клауд.

— Ответ отрицательный, — сказал Бринстон. — Там, внутри, моя семья. Места для ошибок нет.

Он проверил служебный выход на наличие взрывчатых веществ. Обнаружив, что здесь все чисто, вошел в здание и оказался в бывшей приемной больницы. Обстановка его удивила. Он рассчитывал увидеть заброшенные и замусоренные помещения с забитыми досками окнами. Но первый этаж Линда Виста содержали просто в образцовом порядке, очевидно с целью привлечь киношников. С виду совершенно нормальная больница — постели, медицинское оборудование, — готовая к приему пациентов, вот только самих пациентов видно не было. И еще здесь царила мертвая тишина, от которой по коже бежали мурашки. Где, как не здесь, подумал Джон, снимать фильмы о сверхъестественных силах и фантастических кошмарах, начиная от зловеще хихикающей маленькой девочки и заканчивая призраком умалишенного, запертого в клетке.

Люди разбежались в разные стороны и быстро осмотрели помещение — все чисто, — затем двинулись дальше. В наушниках прорезался голос Джордан: «Чисто. Чисто!». Бринстон шел с Клаудом и Тилтоном, продвигаясь по помещениям первого этажа, они сообщали об обстановке. Пока все шло нормально. И тут вдруг у Бринстона завибрировал мобильник. Он ответил.

— И кто они, твои дружки? — раздался голос Мецгера. — Лос-анджелесский департамент полиции? ФБР?

— Я с копами не работаю. Я их не люблю, так же, как и ты.

В трубке послышался смешок.

— Почему так, доктор Бринстон?

— Долгая история. Отдай жену и ребенка, и я расскажу ее тебе за кружкой холодного пива.

Снова смешок.

— Знаешь, ты мне почти что нравишься.

— Рад слышать. Где Кайлин и дочь?

— Хочешь знать? — дразнящим тоном протянул Мецгер. — А ты попробуй, найди нас сам, — и Мецгер отключился.

Бринстон выглянул из окна. Он приказал водителю Бобу занять позицию за портиком. Но того не было видно. Бринстон попробовал связаться с ним. Ответа не последовало.

— Где Боб? Кто-нибудь его видел?

— Не знаю, — проворчал Тилтон. — Он же у нас безбашенный. Любит лезть на рожон.

— Если маньяк его раскусит, — мрачно заметил Бринстон, — заплатят за это моя жена и дочь.

Мецгер заметил мужчину с длинными сальными волосами на лестнице внутри здания. Жаль, что не Бринстон, подумал он, однако почувствовал: с этим парнем можно хорошо позабавиться. Сразу видно, что он буян и к тому же строптив. Готов к решительным действиям. Ему приказали занять позицию на выходе из больницы. В тот момент Мецгер торчал у окна, все видел, хотя и рисковал быть замеченным. И, как и следовало ожидать, этот тип покинул свой пост. Почему? Наверное, захотел искупаться в лучах славы, выследив самого знаменитого в мире наемного убийцу. На физиономии — самоуверенная ухмылка.

Мецгер бесшумно последовал за ним. Добыча не имела о том ни малейшего представления. Мецгер залюбовался оружием этого парня. Он прекрасно видел снайперскую винтовку-полуавтомат, которую тот перекинул через плечо. Пять месяцев тому назад в Гамбурге ему удалось одним выстрелом снять агента тамошних спецслужб, вооруженного точно такой же «PSG-1». Опасное оружие, если попадет не в те руки.

Мужчина поцеловал кольцо на пальце. На голой руке, которой он придерживал винтовку, была вытатуирована надпись: «УБЕЙ ИЛИ УБЬЮТ ТЕБЯ». Вот кредо этого типа, подумал Мецгер, выведено чернилами на коже. Водя из стороны в сторону стволом «Хеклер и Кох», мужчина дошел до конца лестницы, огляделся по сторонам. И затаил дыхание, увидев футах в тридцати от себя женщину, привязанную к стулу. Нет сомнения, этот тип вообразил, что освободить ее будет просто. Что ж, пора вернуть его к реальности.

— Прошу прощенья, вы заблудились? — спросил Мецгер с самым добродушным видом — ну в точности сосед, пожелавший познакомиться с новыми обитателями на своей улице.

Парень вскинул пистолет. Мецгер вытащил свой и прострелил ему запястье, а затем и бицепс той же руки. «Хеклер и Кох» с грохотом покатился по полу. Пришелец зажимал другой рукой кровоточащую рану, зрачки его сузились от боли.

— О'кей, удивил, — прошипел мужчина. — Вот только зря ты меня не убил, пока был шанс.

Мецгер усмехнулся, продолжая сочувственно взирать на свою жертву.

— Почему это?

— Потому, что одно преимущество уже потерял. Я тебя узнал. Ты Эрих Мецгер.

— Стало быть, теперь у тебя преимущество. Потому как я не имею чести знать, кто ты такой.

— Боб Макинтайр. И, друг мой, ты скоро пожалеешь, что узнал это имя, — с этими словами Боб левой рукой потянулся за снайперской винтовкой.

Мецгер выстрелил дважды, пули с глухим чмоканьем вонзались в плоть. Он прострелил Бобу обе коленные чашечки. Боб рухнул на пол, испустив стон, потом перекатился на бок, скорчился от невыносимой боли. Лицо блестело от холодного пота.

Он борется с болью. Крепкий, однако, орешек, этот парень.

— Ты был прав, сказав, что я упустил шанс прикончить тебя. — Глаза Мецгера отливали ледяным блеском. — Поверь, на свете не так много вещей, способных доставить мне такое удовольствие, как убить ирландца. Но с чего это ты вообразил, что это был мой последний шанс, а?..

Зрачки дико расширенных глаз Боба сузились еще больше. Он застонал, потом спросил:

— Любишь поиграть в игры, верно?

— Ja, — весело подмигнул ему Мецгер. — И знаешь, почему? Потому, что я всегда выигрываю.

 

Глава 37

Потомак

17.34

Габриэль Битонти поджидал Рыцаря на крыльце дома. Несмотря на почтенный возраст, лицо у доктора из Ватикана было какое-то по-младенчески пухлое и розовощекое, обрамленное венчиком темных вьющихся волос. Костюм скромный, но пошит отлично.

— Как Папа? — осведомился Рыцарь.

— Его Святейшество в добром здравии. Спасибо, что спросили.

Проходя через застекленный атриум, Битонти любовался панорамным видом на заснеженные луга и леса. Рыцарь пригласил его зайти в библиотеку.

— Хорошо, что вы прибыли без промедления, — заметил он, опускаясь в плетеное кресло-качалку. — У меня новости, которые, надеюсь, порадуют Папу. Скоро в моих руках окажется Радикс.

— Но как такое возможно? — Битонти всем телом подался вперед. — Радикс исчез много веков назад.

— А теперь найден.

Обдумывая услышанное, доктор откинулся на спинку кресла.

— Если все обстоит именно так, я должен осмотреть эту реликвию прежде, чем ее увидит Папа.

— Разумеется, — ответил Рыцарь и стал набивать трубку табаком. — Именно за этим я вас сюда и пригласил. У вас репутация скептика.

— Что верно, то верно. Я изучал и исследовал сотни так называемых чудес и разоблачал их. Приступал к каждому такому исследованию как пессимист и молился о том, чтоб, завершив его, стать оптимистом. Но случалось это, увы, не часто.

— Вы настоящий эксперт по этим вопросам. Можно сказать, мирового уровня, — заметил Рыцарь, раскуривая трубку.

Он уже давно восхищался работой Битонти, связанной с изучением чудес медицины и целительных реликвий. Будучи консультантом при папском институте археологии христианства, Битонти исследовал некоторые из величайших христианских реликвий, обладающих целительной силой, таких, как, к примеру, Спас Нерукотворный. Она была известна также под названием «Мандилион» — в переводе с арабского «малая плащаница». Этим куском ткани Христос вытирал лицо, и на ней отпечатались его черты. Он отдал ее Ханнану, хранителю архивов. А тот, в свою очередь, подарил реликвию царю Абгару из Эдессы. Прикоснувшись к ткани, Абгар исцелился от терзавшей его проказы. Примерно в 525 году н. э. эта «малая плащаница» была обнаружена в каменной кладке над городскими воротами. А затем, во время крестового похода 1204 года исчезла.

История христианства изобиловала мифическими чудодейственными средствами, начиная от священного Грааля и заканчивая тенью святого Петра. Считалось, что даже некоторые Марианские растения и травы, символизирующие деву Марию, обладали целительной силой. Но Битонти относился ко всему этому скептически.

— С нетерпением жду результатов ваших изысканий по Радиксу. Уверяю, разочарованы вы не будете.

— Я был бы счастлив сообщить святому отцу, что найденная вами реликвия аутентична.

— Конечно. Но у Радикса есть своя цена.

— Вы хотите денег? — Битонти презрительно фыркнул. — Но ведь их у вас предостаточно!

— Мне нужно нечто более ценное, чем деньги, — произнес Рыцарь, выпустив изо рта колечко дыма. — Скажите, каково сейчас состояние здоровья Джеффри Кювье?

Вопрос удивил Битонти.

— Великий магистр Суверенного военного ордена Мальты очень плох. Вряд ли протянет больше года.

— После смерти Кювье Папе придется назначить выборы нового магистра.

Рыцарь, как его дед и отец, состоял в Мальтийском ордене. Больше известные под названием Рыцари Мальты, члены этой элитной римско-католической организации вели свое начало еще со времен первого крестового похода. Их штаб-квартира располагалась в Риме, орден был признан международными законами, считался безземельной, но суверенной нацией, могущей выпускать свои монеты, марки, номерные знаки для машин и паспорта. Некоторые считали их самым маленьким в мире государством. С 1994 года орден даже входил в состав ООН в качестве постоянного наблюдателя. Его члены считались истовыми католиками. Занимались разными гуманитарными миссиями, оказывали медицинскую помощь бедным и нуждающимся.

Но Рыцарь считал, что Мальтийский орден может достичь более высоких целей. В этом с ним соглашались еще два рыцаря. Другие же члены — все поголовно сущие идиоты и слепцы — отвергали его план. Став великим магистром, он смог бы не только поставить перед Мальтийским орденом более грандиозные и амбициозные задачи и цели, но и достичь их. Но прежде всего надо заполучить Радикс.

— Я что-то не совсем понимаю, — начал Битонти. — Если вы передадите Радикс Ватикану…

— Потребую у Папы, чтобы он одобрил мое избрание великим магистром Суверенного военного ордена Мальты.

— Никто не ставит под сомнение влияние, которым вы пользуетесь у правоверных католиков. Вашу щедрость при пожертвованиях. Однако же у святого отца есть серьезные возражения против вашей кандидатуры. На репутации вашей семьи лежит пятно. Ваш отец опозорил церковь скандалом, связанным с Институтом по изучению религиозных трудов.

— Вы имеете в виду обвинения в незаконных операциях, отмывании нацистского золота через банк Ватикана?

— Банк не имел к этому ни малейшего отношения, но я слышал истории о том, будто бы награбленное нацистами добро положило начало несметным капиталам вашей семьи.

— Да, моего отца убрали с должности советника банка Ватикана, но Мальтийский орден его не лишил рыцарства. И меня тоже посвятили в рыцари, несмотря на все эти слухи.

— Слухи это или нет, но Его Святейшество воспринимает их весьма серьезно.

— Передайте Папе, не стоит верить дурацким сплетням. Он должен меня принимать всерьез. А мой отец тут и вовсе ни при чем.

 

Глава 38

Лос-Анджелес

14.50

Бринстон продолжал обыскивать больницу Линда Виста. На первом этаже удалось обнаружить помещение, где располагалось нечто вроде архива. Часть зеленых полок рухнула под тяжестью неподъемных бумажных кип и каких-то коробок. Джордан прошла в самый конец крыла, осмотрела морг, рентгеновский кабинет и помещения, где производились вскрытия. На втором этаже работал Клауд, и он уже доложил после проверки терапевтического отделения и смотровых, что там все чисто. Тилтон обошел часовню, кухню, кафетерий и комнату отдыха.

Ни его семьи, ни киллера.

Джон Бринстон вернулся в приемную на первом этаже, Джордан вместе с Тилтоном поднялась на третий. Клауд начал обыскивать четвертый. Ясно, что Мецгер любит играть в разные хитроумные игры. Интересно, какая его любимая?.. Наверное, какая-нибудь садистская версия игры в кошки-мышки. Джон вспомнил, как убийца звонил ему по телефону, чтобы сообщить о больнице Линда Виста. Что он тогда сказал?.. Ага, теперь он вспомнил. «Ты, наверное, вообразил, что я ниже тебя. Но уверяю, в моем лице ты встретишь, наконец, настоящий вызов». Бринстон повторил вслух: «Я ниже тебя…»

Может, таким завуалированным образом Мецгер обозначил свое местонахождение?

Джон бросился к двери подвального помещения, приказав всем остальным следовать за собой. Выставив вперед ствол «МР5», он двинулся по коридору и вскоре оказался в бойлерной. Мрачное помещение с целым переплетением ржавых труб, красный бойлерный котел встроен в кирпичную стену. Остальные стены, оштукатуренные, сплошь расписаны граффити. Он проверил везде, даже за воздуховодом, расписанным зеленой краской под гигантскую змею.

Где-то внутри одной из стен постанывала труба — звук страшно действовал на нервы. Бринстон остановился возле обшарпанной двери. Стволом «МР5» он осторожно толкнул ее, приоткрыл, потом пригнулся и вошел. Вниз, к грязному бетонному полу вела лестница. Он тихо вышел на площадку, напряг глаза. Следы крови на полу. Свежие… Он осторожно выглянул из-за угла. Часть подвального помещения была задекорирована под тюрьму, видимо, для съемок малобюджетных фильмов.

Бринстон, щурясь, всматривался, и вдруг увидел женщину — футах в тридцати от себя. Кайлин находилась в тюремной камере за решеткой, выставлена напоказ, как трофей. Он так и не понял, жива она или мертва. Шай нигде не было видно.

Джордан сбежала вниз по ступенькам с Тилтоном и Клаудом. Они увидели Бринстона стоящим в темном и душном подвальном помещении. Начали обходить его вдоль стен. Резким движением руки он приказал им двигаться вперед. Они повиновались, обошли по спирали весь подвал. Подошвы армейских ботинок издавали тихое шарканье.

Бринстон двинулся к жене, с трудом подавляя искушение броситься бегом. Дошел до камеры, провел рукой по железным прутьям, словно проверяя, настоящие ли они. Дверца скрипнула и отворилась. Кайлин была привязана к стулу. Голова низко опущена, спутанные волосы падают и закрывают лицо. Блузка порвана и вся в крови, одно плечо оголено. Руки мелко дрожат.

Что же сотворил с ней Мецгер?

— Прости, Кайлин, — прошептал он и, опустившись на колени, начал развязывать веревки.

Она резко подняла голову и заморгала, не сводя с него испуганных глаз. Рот был залеплен куском изоляционной ленты. Бринстон отшатнулся.

Подбежала Джордан, начала перерезать веревки на ногах у женщины.

Клауд похлопал его по спине.

— Ни Боба, ни твоей малышки мы не видели. Хорошо хоть жену нашли.

Бринстон не ответил. Не отрываясь, продолжал смотреть на женщину.

— Доктор Бринстон? Что-то не так?

Он напряженно прошептал:

— Это не моя жена…

Привязанная к стулу незнакомая девушка взглянула на него. Глаза мутные, на руке целая цепочка следов от уколов. На пальце — бриллиантовое кольцо водителя Боба.

— Времени совсем мало, — сказал Бринстон. — Найдите Мецгера. Живо!

Джордан с ребятами бросилась выполнять приказ, он же принялся расспрашивать девушку. Оказалось, что Мецгер похитил ее из парка Холеннбек и притащил сюда, в больницу Линда Виста. Убийца надел ей на палец кольцо Боба, потом вытер кровь о ее лицо и блузку. Рассказывая все это, девушка содрогалась в рыданиях. Она ничего не знала ни о Кайлин, ни о малышке. Бринстон отвернулся.

Девушка сорвалась со стула и умчалась, точно испуганный олененок, вихрем взбежала по ступенькам. Бринстон отпустил ее. Ей и без того крепко досталось. Даже кольцо позволил оставить. У него возникло предчувствие — Бобу оно больше не понадобится. Может, она продаст украшение и купит на эти деньги не героин, а что-то более полезное.

Ну да, конечно.

Джон вернулся вниз, в приемное отделение. Что же теперь?.. И вдруг уловил краем глазам какое-то движение. Баньши, черный комочек шерсти, вспрыгнула на подоконник снаружи, затем протиснулась через отверстие в разбитом стекле. Спрыгнула на пол и укоризненно уставилась на него единственным глазом.

Бринстон нахмурился.

— Как это ты выбралась из машины, а?

Охваченный дурными предчувствиями, он выбежал из вестибюля на улицу. Кошка последовала за ним. Внедорожник стоит во дворе. Водителя Боба нигде не видно.

— Все к выходу! — Джон коротко скомандовал в микрофон.

Бринстон видел: в «Навигаторе» кто-то есть. Как знать, может, Мецгер в этот момент целится в него. Но надо было действовать, и быстро. Пригибаясь, он бросился к машине, на миг привалился спиной к кузову. Затем распахнул дверцу со стороны водительского места, и тело Боба Макинтайера накренилось — того гляди, выпадет на асфальт. Он затолкал неудачливого снайпера обратно. На теле были видны множественные пулевые ранения, одна пуля угодила прямо в лоб.

Подбежали остальные члены команды. Джордан, подняв голову, внимательно осматривала крышу здания, опасаясь, что Мецгер затаился где-то там.

— Позвоните, чтоб забрали тело Боба, — распорядился Бринстон.

Уже этим занимаюсь, — ответил Тилтон.

Бринстон всматривался в лицо убитого. Рот был обведен по кругу полоской потемневшей крови. Бринстон призадумался на секунду, затем раздвинул пальцами губы погибшего водителя.

— Что ты делаешь? — спросила, подскочив к нему, Джордан.

Но он не ответил, продолжал все глубже проталкивать пальцы в горло мертвеца. И вытащил кольцо. Сомкнул губы Боба, потом вытер от крови обручальное кольцо Кайлин. В кольцо была вставлена записка. Мецгер оставил ему послание.

— Что там? — спросила Джордан.

Он поднял на нее глаза.

— Там сказано: «Поезжай домой».

Потомак

18.00

— Che bello, — произнес Габриэль Битонти. — Ваша галерея производит впечатление.

Рыцарь улыбнулся. Ему всегда нравилось показывать свою коллекцию картин.

Битонти залюбовался работой Сая Твомбли.

— Видел ее на Венецианской биеннале, — заметил он, не сводя глаз с полотна. — Должно быть, стоит не меньше десяти миллионов.

— Примерно столько на вторичном рынке. Идемте. Мне важно знать ваше мнение.

Он подвел гостя к картине в самом конце галереи. Битонти даже отступил на шаг, увидев изображение святого Себастьяна. Мученик был привязан к дереву, тело его пронзали стрелы.

— А вот этого художника не знаю. По манере письма немного напоминает Веласкеса, только изображение более живое и выразительное. — Битонти подошел к следующему полотну. — А это… Тот же художник, узнаю руку. Распятие святого Петра. Кто же автор?

— Я, — ответил Рыцарь.

— Впечатлен, — и Битонти перешел к следующей картине, изображающей кудрявого мужчину, прибитого к кресту вниз головой. — Реалистичность изображения просто поражает. Кажется, так и слышишь с полотна крики этого страдальца. Крики агонии и боли.

— Да, мне стоило немалых усилий передать эти эмоции. Еще ребенком я мечтал стать художником. Год проучился в Сорбонне, изучая искусство, но у отца были другие планы на мое будущее. И, несмотря на то, что я занялся совсем другим, художник во мне никогда не умирал.

Из мастерской вышел Кресс, держа в руках большое полотно. Поднес его к доктору.

— До завершения еще далеко, но это моя последняя работа, — сказал Рыцарь. — Как видите, на картине изображена сцена распятия святого Андрея.

Битонти сцепил пухлые пальчики.

— Прекрасно, и в то же время как-то тревожно. Потрясает техника работы кистью, такие плавные и выразительные переходы. Страшно интересно знать, в чем и как вы черпаете вдохновение. Могу я взглянуть на вашу мастерскую?

— Как-нибудь в следующий раз, — ответил Рыцарь и жестом приказал Крессу унести картину. — Боюсь, в моей мастерской царит страшный беспорядок. — Рыцарь подхватил гостя под руку и повел в столовую. — Кроме того, сейчас самое время для рождественского обеда.

Пятнадцать минут спустя он уже нарезал на тонкие ломтики дикого гуся с поджаристой корочкой. Сидевший напротив Битонти поднял бокал с шардоне. Но не успел произнести тост, зазвонил мобильник. Доктор из Ватикана поставил бокал на стол, взял телефон.

Потом извинился и перешел в соседнюю комнату. Рыцарь взмахом руки подозвал к себе Кресса.

— От тела Энди избавились? — шепотом спросил он.

— Да, сэр. И вытерли кровь с вашей шпаги.

Битонти вернулся, Кресс тотчас отошел.

— Срочные новости из Ватикана. Врач из Палаццо ди Мальта сообщил, что великому магистру Кювье только что отданы последние почести.

— Это знак свыше, — торжественно объявил Рыцарь. — Мальтийскому ордену нужен новый магистр.

— Похоже на то, — сказал Битонти, усаживаясь на свое место за длинным столом.

— Так если я презентую Радикс Ватикану, то могу рассчитывать… сменить Кювье на этом посту?

— Лично я такие решения не принимаю. Но святой отец не станет медлить с назначением нового великого магистра. Переговорю со своими коллегами из Медицинского Консулата. Если аутентичность Радикса будет установлена, ваши шансы резко возрастут. — Битонти всем телом подался вперед. — Мне просто не терпится исследовать эту реликвию и доложить о результатах Ватикану. Когда я смогу ее увидеть?

— Скоро, — заверил его Рыцарь. — Возможно, даже уже сегодня.

Лос-Анджелес

15.29

Бринстон припарковал машину возле своего дома в Хэнкок Парк. Никаких следов взлома или вторжения. Кругом спокойно и тихо.

Стив Клайд бросил с заднего сиденья:

— Как это тебе удается сохранять спокойствие? Если б Мецгер захватил мою жену, я бы не выдержал, просто с ума сошел бы!

— Не могу позволить себе такой роскоши, — ответил Бринстон. И прежде, чем распахнуть дверцу машины, обернулся к Джордан, Клауду и Тилтону: — Возможно, Мецгер в доме. Я войду первым, а вы меня прикроете.

Баньши опрометью бросилась к входной двери. Бринстон помчался следом. Выждал секунду, отпер ее.

Члены команды обходили комнату за комнатой.

Джон проверил гостиную. На миг представил, как он входит и видит там Кайлин и Шай. Живые и невредимые, они сидят и ждут его. Но реальность тут же разочаровала, хотя надежда увидеть близких так и не угасла. С горечью он бросил взгляд на нераспакованные рождественские подарки под елкой. Дочурка их так и не увидела. Стоявшая на пьедестале скульптура Кайлин «Затмение» напомнила о том дне, когда он купил ее в лос-анджелесской галерее. Без жены и дочери дом выглядел каким-то неживым.

Он продолжал осматривать мастерскую Кайлин, когда в наушниках прорезался голос Джордан:

— Джон, — сказала она. — Я в подвале. Спускайся сюда.

Бринстон сбежал вниз, промчался через кухню, стал спускаться в подвал. Сердце у него упало. Ни жены, ни дочери. Джордан и Клауд стояли над телом мужчины, распростертом на бетонном полу. Баньши наблюдала за происходящим сверху — расхаживала по обогревателю.

— Кошка замяукала, — сказала Джордан. — И я сразу помчалась сюда. Знаешь этого парня?

Он кивнул, не сводя глаз с тела.

— Да. Наш сосед.

Билл Адлер был вдовцом и сотрудником ЦРУ в отставке. Когда Бринстон отправлялся на задание, он присматривал за Кайлин и Шай. Должно быть, Адлер заметил, как в дом пробрался Мецгер.

— Видишь кровь на ступеньках? Должно быть, его сюда притащили уже после смерти. Клауд нашел следы крови у пианино. Там, наверное, твоего соседа и убили.

Губы Адлера, как и Боба, были покрыты кровью. Бринстон раздвинул губы трупа. Взял фонарик, посветил внутрь. Записка была пришита черной ниткой к нижней стороне языка.

«Вегас 9 в».

— Довольно игр, — сказал Бринстон. — Мы отправляемся в Лас-Вегас. Там все и решится.

 

Глава 39

Боллинген, Швейцария

12.40

Дорога вдоль озера, безлюдная и продуваемая всеми ветрами, привела Кори Кэссиди и Эдгара Вёрма в сонную швейцарскую деревеньку под названием Боллинген. Расположившаяся у северного мелководного окончания озера Цюрих, она состояла из нескольких разбросанных поодаль друг от друга строений, фермерских домов, в центре возвышалась белая церковь. Пока их перечно-красный мини «Купер» проезжал по улицам, Кори не видела света ни в одном из домов. Затем они резко свернули, проехали под железнодорожным мостом и приблизились к небольшому парку с игровой площадкой.

GPS-навигатор направил их по узкой длинной дороге. Вымощенная булыжником, затем гравием, она тянулась параллельно железнодорожным путям. Добравшись до конца улицы, они очутились на автостоянке с навесом, где и остановились. Вёрм прихватил с собой рюкзак с припасами и оборудованием, который нашел в одном из отсеков самолета. Кругом глухой лес, в нем царит тишина, навевает спокойствие и одновременно нагоняет ужас. Они перебрались через невысокую проволочную изгородь, углубились в чащу и двинулись на юг. Колючки кустарника цепляли одежду.

А вверху, прямо над ними, возвышался замок мечты Юнга. Башня Боллинген. Интересно, какими она населена призраками?..

В своей автобиографии Юнг писал, что башня «связана с мертвыми». Как-то ночью в 1924 году психиатра разбудили странные звуки: показалось, будто вокруг замка кто-то бродит. Он распахнул ставни в спальне, но за окном никого не увидел. Наверное, приснилось, подумал доктор и снова улегся в постель. Но вскоре округа наполнилась звуками смеха, пения и музыки. Юнгу показалось, что какие-то темные фигуры расхаживают вокруг башни. Он снова бросился к окну и снова ничего не заметил, кроме «мертвенно спокойной лунной ночи». Позже он узнал, что не ему первому привиделись «ушедшие люди». Швейцарская легенда гласила, будто бы эти фантомы представляли собой армию Вотана из душ умерших.

Приблизившись к замку, Вёрм и Кори миновали деревянный забор. До главного строения тянулся заснеженный ров. Двор перед замком по распоряжению Юнга был обнесен высокими стенами. Девушка посветила фонариком — они сплошь заросли диким виноградом. На каменной кладке виднелись какие-то странные темные пятна. Арки и башенки придавали этому небольшому замку средневековый вид. Они обошли комплекс зданий по кругу, затем спустились по тропинке к серой глади озера. Пробравшись через высокую траву и стебли рогоза, вышли на каменистый берег и обнаружили вход. Вёрм указал на надпись на латыни, вырезанную в камне над входом в башню:

PHILEMONIS SACRUM — FAUSTI POENITENTIA

— «Святилище Филемона — Покаяние Фауста», — перевел Вёрм.

В дневнике матери Кори отмечалось увлечение Юнга Фаустом. Его дед, тоже Карл Юнг, считал, что он мог быть внебрачным сыном Иоганна Вольфганга Гёте, величайшего немецкого поэта, написавшего «Фауста». Возможно, подобно деду, Юнг идентифицировал себя с Фаустом, этим некромантом германской литературы, продавшим свою бессмертную душу Мефистофелю в обмен на мудрость и власть.

Семья Юнга обитала, отгородившись от всего мира, на берегу озера, в имении площадью 2300 квадратных футов. Во время пребывания в Боллингене Юнг поднимал разноцветные «флажки настроения», сигнализирующие, хочет ли хозяин видеть гостей, или они нежеланны.

Вёрм снял с ворот навесной замок. Затем распахнул обе створки на массивных петлях. Над каменным двориком нависали башни-близнецы. На протяжении тридцати лет Юнг четырежды перестраивал комплекс, начав в 1923 году с «материнской» башни, возведенной в память о матери. Дверь в нее была не заперта. Кори вошла первой.

В полном молчании расхаживали они по деревянному полу и вскоре прониклись примитивным очарованием сооружения. Юнг сознательно отказался от электричества и водопровода. Отапливали помещение дровами, воду качали из колодца. В тесной кухоньке над камином размещалась огромная каменная плита. На полке блестели кастрюли, сковородки и прочая утварь. На крючке, вбитом в стену, висел кожаный фартук, который Юнг надевал, когда шлифовал камни. На стенах картины, прикрытые пеньковой тканью. Кори приподняла край и увидела рисунок Юнга с изображением луны и звезд.

Цепляясь за свисающий с потолка толстый канат, они по узким ступенькам поднялись на второй этаж. И увидели в комнате наверху большую синюю мандалу — магический круг, представляющий собой модель вселенной, — нарисованную над кроватью Юнга. Другую стену занимала фресковая живопись — огромный портрет Филемона. Юнг изобразил своего духовного наставника с волнистой седой бородой и сверкающими крыльями зимородка, которые держали его в воздухе. Филемон смотрел прямо на девушку и старика.

Что не поддавалось никакому объяснению, это то, что духовный учитель великого психиатра как две капли воды был похож на Эдгара Вёрма.

— Давай проверим вторую башню, — предложила Кори. Ей почему-то стало не по себе. Она вышла во двор и наблюдала за тем, как Вёрм ловко расправляется с замком на двери второй башни.

— С детства был поклонником Гарри Гудини, отсюда и умение, — объяснил он. — Когда мне стукнуло пять, уже не было на свете замка, который я не мог бы открыть.

Кори нахмурилась — ей не слишком импонировал образ пятилетнего мальчугана, который только тем и занимался, что вскрывал запертые двери. Должно быть, в детстве Вёрм был не менее странным, чем теперь, в старости.

— На создание этой башни Юнга вдохновило его второе «я». То есть Юнг номер два, — заметил Вёрм.

С детства врач считал, что в нем уживаются две отдельные личности. Личность Номер один, как он это называл, была привержена логике и науке. Именно поэтому Юнг и стал ученым, основателем знаменитой школы психотерапии. Личность Номер два являлась полной тому противоположностью, была привержена мистицизму и пронизана духом язычества. Отойдя от психоанализа, Личность Номер два увлеклась алхимией и гностицизмом. Подобно отцу Юнга, великий Зигмунд Фрейд невероятно высоко ценил Личность Номер один, а Личность Номер два просто терпеть не мог. По мере старения Юнг всё глубже погружался в мистику.

Первую башню Юнг построил в память о матери и в честь своей жены Эммы. В 1931 году Юнг принялся возводить вторую башню. Более изящная, чем первая, вторая постройка стала, по выражению Юнга, «местом духовной концентрации». В центре он устроил двухэтажную спальню и кабинет, который называл часовней. Ключи от этой башни-часовни он все время носил на цепочке на шее и никогда не снимал. Никто не мог зайти туда без его разрешения.

Вёрм жестом пригласил Кори войти.

Так называемая «духовная» башня Юнга поражала воображение — впечатление было такое, словно они проникли в его подсознание. Кори не верила в привидения, но в душу ее сразу же вселилось какое-то тревожное чувство. Казалось, она почти физически ощущает здесь присутствие Юнга.

Вёрм достал из рюкзака галогенные лампы на батарейках. Включил их, комната озарилась ярким светом. Кори повернулась, стоя на одном месте и обозревая все вокруг. Юнг описывал вторую башню как «выражение моей веры в камне», подтверждая тем самым свою веру в могущество алхимии, гностицизма и языческой мифологии. Интерьер он украсил фресками, отображающими сны и видения. Стены сплошь покрывали символы и образы, одни были нарисованы яркими красками, другие вырезаны в камне. Волк пожирает мертвого короля. Меркурий оседлал глобус, на ногах у него крылышки. Под звездным небом египетский кораблик в форме полумесяца вплывал в подземный мир. Внутри кита томился и страдал Иона. Зеленый лев откусывал по кусочку от солнца.

— Просто сюрреализм какой-то, — растерянно пробормотала она.

Юнг украсил стены башни не только рисунками, но и геометрическими символами. Часть из них копировала рисунки на песке индейцев племени навахо, имелись здесь и изображения тибетского Колеса Жизни. Присутствовали и изображения созданий, чьи образы были навеяны алхимией. Драконы высились молчаливыми стражами, рядом с ними красовались соколы, быки, рыбы, единороги и жуки-скарабеи. Мелькали и портреты Филемона, но небольшие, написанные разноцветными красками на керамических плитках. В этой пестрой галерее нашло свое место и изображение Фауста — на этот раз в человеческий рост, а также какого-то христианского святого и карлика с темной кожей.

Одну из стен башни занимали цитаты из Гете, Парацельса, Данте и Мильтона. Юнг увековечил их изречения на латыни, греческом, английском, старом швейцарском, немецком и санскрите. Вёрм вжался лицом в эту стену, водил кончиками пальцев по выгравированным на ней символам. В этот момент он походил на ветерана, пришедшего почтить память тех, чьи имена выбиты на гранитной доске вьетнамского мемориала.

— Ответы в этой комнате, — прошептала Кори. — Но с чего начать?

— С Древа жизни, — ответил Вёрм и указал пальцем. Из стены выдавалось скульптурное изображение белого дуба. Змеи-альбиносы обвивали толстый ствол, точно виноградные лозы. У подножия ствола Юнг выгравировал в камне два слова: «ARBOR PHILOSOFICA».

— «Древо философов», — перевел Вёрм. — Еще одно название Древа жизни.

Только теперь Кори поняла значение слов матери, писавшей, что Древо жизни произрастает и цветет в стране мертвых. Они относились именно к этому дереву. Боллинген был воспроизведением в камне подсознания Юнга, Страны мертвых. Древо жизни было его метафорой.

— Вотан висел на Древе жизни, чтобы обрести мудрость. Может, нам тоже стоит попробовать?

Кори вставила ногу в дупло, протянула руку, ухватилась за ветку выше. Вцепившись в каменную змею, подтянулась, шагнула на следующую ветку. Вёрм направил луч света на ее гибкую тонкую фигурку, она продолжала карабкаться дальше. И вот поднялась на высоту футов двенадцать.

— Видишь что-нибудь? — окликнул он ее снизу.

— Слова, изображения. Ничего не говорят.

Одна из верхних ветвей тянулась почти под потолком. Обхватив ее обеими ногами, Кори повисла головой вниз. Это упражнение она проделывала сотни раз еще на занятиях физкультурой в школе. Только тогда ее длинные золотистые волосы волной спадали вниз, закрывая лицо. Кровь прилила к щекам, она всматривалась в стену.

— Посвети вот сюда!

Вёрм направил луч света в указанное место.

— Ну, что там?

Кори ухватилась за ветку, приподняла голову вверх, чтоб кровь отхлынула от лица. И указала на четыре буквы, вырезанные в камне:

HSVS

Затем снова приникла к ветке и перевернулась.

Вёрм смотрел вверх, склонив голову набок, читал перевернутое вверх ногами слово.

— А знаешь? Если заменить здесь букву «V» на «А», получится «SASH». — Он усмехнулся. — Это означает кушак или пояс.

Кори продолжала висеть на дереве, вырезанном из камня во второй башне Юнга. Одна из ветвей выглядела более гладкой и прямой, чем остальные. Ей удалось отделить ее от ствола. Какое-то время она рассматривала ветку, затем бросила ее вниз, Вёрму.

— Юнг вырезал слово «пояс» в верхней части этой башни, — спускаясь, заметила она. — Но может ли этот пояс иметь какое-то отношение к Сцинтилле?

— Может, речь идет о Священном поясе. Помнишь апостола Фому? Знаешь, за что его прозвали неверующим? За то, что он сомневался в воскрешении Христа.

— Помню, — ответила она, отряхивая пыль с рук. — Просто святой Фома сам этого не видел, поэтому и не верил.

— Похоже, его не было рядом и когда Дева Мария вознеслась на небеса, — заметил Вёрм. — И самое интересное происходило лишь тогда, когда этого человека не было рядом.

— Он что же, и в вознесении Девы Марии тоже сомневался? — спросила Кори.

— Фоме нужны были доказательства. И знаешь, что его убедило? Дева Мария бросила ему с небес свой сверкающий пояс. Тогда он поверил. Какое-то время этой реликвией, поясом Девы Мари, обладала Франция. А несколько веков назад пояс бесследно исчез.

Вёрм вдруг резко умолк. Кори приблизилась к стене.

Здесь Юнг изобразил четыре мозаичные фигуры. Фауст и Филемон стояли рядом с мозаичным святым, бородатым мужчиной, над головой которого красовался нимб.

— Вот у этого есть пояс, — сказала она и указала на красный кушак, опоясывающий талию святого. — Может, он и есть Фома?

— Христианская иконография изображала святых с определенными символами. Иуда часто одет в желтые одежды. У Петра в руках ключи. У Фомы красный пояс.

Кори приложила пальцы к красным кусочкам мозаики, слегка надавила. Из стены выдвинулся небольшой ящичек.

— Ого! — усмехнулся Вёрм. — Откуда ты знала?

— Просто догадалась.

В ящике лежал маленький кожаный мешочек. Его украшала монограмма: «КГЮ». Развязав стягивающие его бечевки, Кори вытащила черно-красный, с золотом пояс.

— Читала об этом в самолете, — сказала она. — В 1817 году дед Юнга посетил фестиваль в замке Вартбурга. Демонстрируя свою преданность государству, студенты надели пояса и устроили шествие с факелами.

Вёрм рассматривал пояс.

— Да, те же цвета, что и у флага Германии.

— А позже, — продолжила Кори, — когда произошло объединение немецких феодальных земель, черный, красный и желтый цвета Вартбургского фестиваля стали цветами немецкого флага. — Девушка осторожно развернула пояс. — Гм… На поясах студентов из Вартбурга никаких букв вроде бы не было, — заметила она, разглядывая два ряда выцветших букв, вышитых на поясе. — Чьих же рук это дело? Может, самого Юнга? Или его деда?..

Вёрм держал пояс развернутым, Кори провела по надписи кончиками пальцев.

— Алкагест, — Кори медленно прочла первое слово. — Этот термин алхимики использовали для описания универсального растворителя. А из следующих букв получается слово «Хорус». Но что это за символ между ними?

— Это символ Юпитера, главного бога религии древних римлян, — ответил Вёрм. — А последнее слово в первой строке — это «аргентум». Латинское название серебра. Алхимики активно его использовали. Позже, в периодической системе Менделеева, серебру было присвоено обозначение «Ag», от латинского слова «Argentum».

— А дальше у нас идет «Никайа», — сказала Кори, глядя на вторую строчку. — Это имеет какое-то отношение к греческой поэме, где Одиссей спускается в подземный мир. Он предпринял путешествие в Страну мертвых.

— Зато вот это следующее слово никакого отношения к алхимии не имеет, — произнес Вёрм. — Но «Тир» очень много значит для масонов, вольных каменщиков. Царь Хирам Абифф из города Тира посылал царю Соломону материалы и рабочую силу, чтобы помочь ему построить знаменитый храм. Масоны называли искусство создания строений из камня королевским, поскольку основу этому ремеслу положили цари Израиля и Тира.

— Есть еще два слова, «символ» и «эликсир». Слова на этом поясе пришли из алхимии, мифологии и масонства, — подытожила Кори. — Но что они могут значить для нас?

Она перевернула пояс и нашла на обратной его стороне еще два ряда букв и цифр. Здесь эти знаки выглядели ярче. Кори сразу поняла, почему: они были вышиты более толстой нитью. И сам характер вышивки другой. Стало быть, это послание оставил не Юнг, а кто-то еще.

— «Жизнь», — начала читать она. — «Гера». «Бейя» — это понятие из алхимии. — Но что означает «Оркус»?

— Оркус — это персонаж из римской мифологии, — пояснил Вёрм. — Подобно Плутону, он был богом подземного царства. Правителем Страны мертвых.

— Возможно, цифрой 26 обозначен день рождения Юнга, когда в июле ему исполнилось именно столько лет. А после этого следует египетская богиня Исида. Словом «SAL» алхимики обычно обозначали соль. Далее… «Ева», «Водан», вариация Вотана. Ну, «Rex», это понятно, по-латыни означает «царь», слово, которое тоже часто использовали алхимики. Далее: «ночное морское путешествие», то же самое, что и «Nekyia» на обратной стороне.

— А «Turm» в переводе с немецкого означает «башня». «Der Turm» — кажется, так называл Юнг это место? — добавил Вёрм. — Возможно, эти слова помогут нам найти Сцинтиллу.

— А может, надо брать первую букву каждого слова? — предположила Кори. Прочла первые два ряда, у нее получилось

и

Ничего путного из этой затеи у нее не вышло. — Может, акроним?..

— Это не акроним, — заметил ученый, продолжая разглядывать пояс. — Когда-нибудь слышала о скитале?

Кори отрицательно помотала головой.

— Это такой шифр, он основан на перемещении знаков. — Вёрм обернул руку поясом. — Его придумали еще спартанцы, в пятом веке до нашей эры. Если верить греческому историку Фукидиду, изобрел этот шифр генерал по имени Лисандр. Он оборачивал полоской кожи или папируса круглый брусок дерева.

— Как рукоятку на теннисной ракетке?

— Именно. Обернув брусок полоской, можно было вырезать или выжечь на ней буквы. — Вёрм указал на символы, расположившиеся на его руке вертикально. — Потом свиток снимали с бруска, разворачивали, и получался несвязный и с виду бессмысленный набор букв и знаков, — ученый снял пояс с руки, развернул. — А у человека, для которого предназначалось это послание, имелся деревянный брусок точно такой же толщины, то есть диаметра, и, наложив на него полоску, он мог прочесть послание. Если не угадать с размером, получалась полная бессмыслица.

— Нет, погоди, — возразила ему Кори. — Этот пояс к твоему шифру с перемещением никакого отношения не имеет. Набор букв вовсе не бессмысленный. Мы же смогли прочесть слова. Ну, к примеру, Nekyia. Юнг использовал этот термин в аналитической психологии.

Вёрм кивнул.

— И все равно наш преданный проводник доктор Юнг широко использовал разные хитрые приемчики. Возможно, он скрыл свое зашифрованное послание, придав ему вид осмысленных и известных слов.

— Ну, допустим, ты прав. Тогда нашему поясу нужен брусок.

— Надо найти нечто, что могло бы его заменить. К примеру, трость или шпагу. — И Вёрм принялся за поиски. — Стой, у меня идея! Давай сюда пояс. И за мной!..

С этими словами он бросился к двери.

Кори последовала за ним во двор. Вёрм направился к разбросанным посередине обточенным камням, предназначавшимся, видимо, для каких-то сооружений или скульптур. Но тут за спиной у него послышался хруст. Он обернулся. В бледном лунном свете какая-то фигура метнулась мимо ворот.

— Видела? — спросил Вёрм. — Мы здесь не одни.

Кори подумала, что, может, лучше спрятаться в башне, однако передумала и осталась с Вёрмом. Ученый медленно поднял фонарь, посветил им в траншею, окружавшую двор. Никого… Девушка, щурясь, всматривалась в опушку леса. И увидела, как дрожат и качаются лапы норвежской ели. Ветра не было.

Вёрм тоже заметил это движение, метнулся к дереву, обежал его вокруг.

— Стой там, — крикнул он, — не двигайся!

Кори стояла и не видела больше ничего, кроме причудливой игры света и тени на лесной опушке.

— Кто бы это там ни был, его уже нет, — заметил, возвращаясь к ней, Вёрм. — Так вот, те каменные столбики во дворе. Давай обернем пояс вокруг самого маленького.

— У меня идея получше, — сказала Кори и направилась к башне.

 

Глава 40

Боллинген

1.05

— Думаю, я смогу расшифровать это послание, — произнесла Кори, вернувшись в башню Юнга. Она схватила каменную ветку, отломленную, когда она карабкалась по Древу философов.

— А ты изменилась, — заметил Вёрм. — Стала такой решительной, хладнокровной. Совсем не похожа на пациентку, с которой я познакомился в Балтиморе.

— Спасибо, — кивнула Кори, не слишком веря в искренность его слов.

Этот старик только одного и хочет — подколоть. Она подняла каменную ветку и держала так, чтоб Вёрму было удобнее обворачивать ее полоской ткани. Тот делал это медленно и аккуратно, как врач, бинтующий ногу раненого солдата. И вот перед ними неровным столбиком выстроились вышитые на поясе буквы:

— Да, — заметил Вёрм, — шифр скиталы здесь как-то не выстраивается. Наверное, диаметр не тот.

— Может, и тот, и ветка подходит, но только мы повернули пояс не той стороной.

Вёрм быстро развернул ткань и принялся обматывать его вокруг ветки другой стороной. Буквы на этой стороне были вышиты ближе друг к другу. И вскоре выстроились Ровной и стройной вертикальной колонкой.

— Вот так-то уже лучше, — заметил Вёрм. — И все равно, этот набор мне ничего не говорит.

— Есть еще два набора букв, — заметила Кори. — Надо вращать вокруг ветки. — Она повернула, и они увидели еще одну колонку:

— Может, чье-то имя? — предположил Вёрм. — Ну, допустим, какой-нибудь Ли Ра… с чем-то?..

Придерживая пояс снизу и вверху, Кори продолжала вращать каменную ветку. Потом попросила:

— Проверь слова вот с этой стороны.

— Какая-то «ФИДБРА»? — спросил Вёрм. — И что бы это могло значить?..

— Потерпи. Мы еще не закончили. — Кори обернула последнюю часть пояса вокруг ветки. Потом отошла на шаг и долго внимательно смотрела на то, что у нее получилось. — Да… Хотелось бы знать, что это означает. Непонятно…

Вёрм провел кончиками пальцев по буквам сверху вниз.

— А вот здесь Юнг явно пропустил одну букву, — сказал Вёрм и ткнул пальцем под цифру «2». — Вот видишь? Догадываешься, что за буква? Он пропустил «J».

— Думаешь, здесь должно читаться Иисус? Тогда получается: «Скорми ветку Иисусу». И что бы это могло значить?

— Да откуда мне знать, — проворчал Вёрм. — Давай попробуем обернуть ветку другой стороной.

— Не стоит, — заметила Кори, продолжая вращать ветку. — Никакой буквы «J» на этом поясе нет.

— Твоя правда, — вздохнул Вёрм. — Тогда выходит вот что. «Скорми ветку Езусу». Одна проблема. Кто он такой, этот Езус?

— Может, Джон знает?

— Бринстон? — насмешливо рявкнул Вёрм. — Вот только одна незадача. Его здесь нет. Плевать ему на все эти наши изыскания.

— Он спасает свою жену и дочь, — ледяным тоном заметила Кори. — Кто-то хочет убить Кайлин Бринстон и ее маленькую дочурку.

Вёрм отмахнулся.

— Прекрасно. Тогда пусть эти негодяи разделаются с ними поскорее. Чтобы Бринстон мог приехать к нам.

Кори размахнулась и влепила ему пощечину.

Ученый перехватил ее запястье, глаза горели безумным блеском.

— Отдай его мне, — прошипел Вёрм. — Отдай мне Радикс!

— А если не отдам, тогда что? — спросила Кори. — Ты мне не доверяешь?

— Пусть будет у меня. Так надежнее.

— Но Джон дал его мне.

— Не ведал, что творил. Ты не заслужила этого права. Ты не заслуживаешь быть хранителем Радикса.

— Круто! Он останется у меня, Эдгар. А теперь отпусти мою руку.

Они смотрели друг другу в глаза, ни один не хотел сдаваться. Вёрм был, конечно, и гораздо выше, и сильнее, но Кори не дрогнула. Он насмешливо фыркнул и отпустил ее руку. Потом направился к двери.

— Пойду подышу свежим воздухом.

— Неплохая идея, — заметила Кори. — А пока будешь гулять, подумай все же, что бы это могло означать, «Скорми ветку Езусу». Может, у тебя получится разгадать очередную головоломку.

Вёрм обернулся. И еле заметно подмигнул девушке.

Кори понимала, почему он ведет себя так. Радикс может соблазнить кого угодно, даже человека с сильной волей. И она добавила уже мягче:

— Держи себя в руках, Эдгар. Ты мне нужен.

Он вышел во двор.

Вёрм вдохнул прохладный чистый воздух. Во рту у него пересохло. Он уже перестал выкуривать по две пачки сигарет в день, но в моменты, подобные этому, организм требовал никотина. Он взглянул на свою руку, увидел между пальцами дымящуюся сигарету. Еще раз втянул сквозь зубы чистый воздух, а после этого бросил сигарету на землю и растоптал ее каблуком.

И двинулся за ворота, к заснеженному берегу озера.

Вёрм уважал Кори. Но это еще не означает, что Бринстон должен был доверить ей Радикс. Она не годится в хранители Радикса, не доросла еще. А он посвятил изучению этого священного корня всю свою жизнь. Он знал о Радиксе больше, чем кто-либо другой на этом свете. Радикс был у него в крови. Стал его неотъемлемой частью. Тогда он отказался стать его хранителем, думал, что не готов к этому. Но теперь?.. Он мечтал об этом. Вёрм остановился, оглянулся на башню.

Теперь хранитель она. Это ошибка, которую следует исправить.

Вёрм знал: рано или поздно ему придется забрать Радикс у Кори.

Даже если для этого придется ее убить.

Кори нервно расхаживала по башне Юнга, ожидая, когда Бринстон ответит на звонок. И вот в трубке прорезался его низкий голос, и Кори сразу ощутила облегчение и радость:

— Ты где, Джон?

— Еду по улицам Лос-Анджелеса. Вернее, стою в пробке.

— Ты нашел Кайлин и дочь?

— Преследование продолжается, — мрачно ответил он. — Человек, похитивший мою семью, назначил встречу в Вегасе. Любит играть в замысловатые игры. Остается надеяться, что мы его все же переиграем.

— Удачи тебе, Джон, — сказала она. — А теперь всего один вопрос. На засыпку. Езус. Кто это такой?

— Бог друидов, — ответил он. — Езус был богом лесных жителей, его часто изображали с молотком. Кельтская версия Геркулеса. Веровавшие в него часто приносили этому богу человеческие жертвы, прибивали в его честь гвоздями к стволам деревьев разных преступников. Обычно ассоциируется с Зеленым человеком. Вёрм должен об этом знать.

— И еще одно, — сказала Кори. — Как там Баньши?

— Оставил ее у Фридманов, наших соседей. Так что в Вегас она с нами не едет.

— Понятно. Вёрму бы это понравилось.

Кори закончила разговор и вдруг поняла, что страшно беспокоится за Бринстона.

— Говорила с Джоном? — спросил Вёрм, входя в башню Юнга.

— М-м-м… — промычала она, а потом вдруг резко развернулась к нему лицом. — Он сказал, ты должен знать о каком-то Зеленом человеке.

— Он прав. — Вёрм устало потянулся. — Легенда о Зеленом человеке уходит своими корнями в египетскую мифологию. Озирис был у них богом природы и растений. На рисунках его часто изображали с зеленой кожей. В более поздних кельтских легендах упоминался бог дерева, его еще называли «зеленый Джек». Создание, которое правило лесами. И, несмотря на свое языческое происхождение, Зеленый человек, точнее его изображение, увековечен во многих средневековых церквях по всей Европе.

— Каким именно образом увековечен?

Он подвел ее к барельефу на стене. Вырезанное в камне лицо обрамляла густая листва. Брови, щеки, волосы, борода — все это создавало подобие некой маски из листьев. На голове создания торчали изогнутые рога.

— Джон сказал, что Зеленый человек ассоциируется с Езусом. Так что нам, как сказано в расшифровке, нужно «скормить ветвь Езусу». — Она попыталась сунуть ветку в рот Зеленого человека. Ничего не получилось. Тогда Кори повернула ветку другим концом, попробовала снова. Та вошла в отверстие, как ключ в замок. Откуда-то снизу послышался скрежет. В основании стены открылось прямоугольное отверстие.

— Смотри-ка, а ты нашла проход, — изумился Вёрм.

Они опустились на колени и, светя фонариками, принялись рассматривать отверстие. В поле зрения попали шесть красных букв на стене узкого лаза.

— Мы на правильном пути, — пробормотала Кори. — Видишь?..

Вёрм улыбнулся и прочел вслух:

— Никайя.

Никайя была главной темой в исследованиях Юнга. Для достижения психологической целостности личности человек должен был предпринять ночное путешествие морем в глубины подсознания. На этот вывод Юнга натолкнуло изучение древней мифологии. Египтяне верили, что после смерти душа человека путешествует в лодке через страну ночи. Во время этого путешествия душе приходится столкнуться с целым рядом испытаний — лишь успешно пройдя их, она достигнет на рассвете обещанного возрождения. Примеры Никайи Юнг нашел в легенде об Ионе, который плавал во чреве огромной рыбы, я также в истории Одиссея, спустившегося в царство теней. По мнению Юнга, человек должен был проделать аналогичное путешествие для «индивидуации», осознания себя как более целостной и совершенной натуры. Эта мысль вполне вписывалась в убеждение Юнга, что терапия — как и алхимия — могла изменять людей.

— Думаешь, мы сможем пролезть в эту дыру? — спросил, почесывая в затылке, Вёрм.

Кори протянула ему свою куртку.

— Юнг был крупным мужчиной, примерно, как ты. Если уж он пролезал, то и ты сможешь.

Вёрм весело подмигнул.

— Уступаю даме.

Кори просунула голову в отверстие, в ноздри ударил запах плесени и сырости. Она поползла вперед и неожиданно покатилась в темноту по металлическому желобу, а потом с головой погрузилась в холодную воду. Ей отчаянно не хватало воздуха, и она бешено забарахталась. Кори не понимала, находится ли в воде головой вниз, или наоборот — ровно до тех пор, пока не задела локтем дно. Она запаниковала, поняв, что только что едва не распрощалась с жизнью, разбив голову о каменный выступ подземной камеры Юнга. Перевернулась, встала обеими ногами на дно. Резко оттолкнувшись, устремилась наверх. И вот голова ее оказалась над водой. Кашляя и задыхаясь, девушка протерла глаза, взглянула на потолок. И увидела силуэт Вёрма в прямоугольнике света.

— Ты в порядке? — крикнул он.

— Едва не утонула, — ответила она, кашляя и выплевывая воду.

— Неудивительно. Ведь здесь близко озеро.

— Ничего не вижу. Потеряла фонарик, — вода доходила ей до середины груди. — Пролезла, проползла, а потом свалилась с высоты футов в двенадцать прямо в воду. Найди веревку.

— Захватил из самолета альпинистское оснащение. Когда-то баловался этим делом, еще в молодости. Сто лет прошло. Как-то раз даже поднялся на гору Айгер, здесь, в Швейцарских Альпах.

— Эдгар! — воскликнула Кори. — Кончай болтать! Просто принеси веревку. Привяжи один конец к Древу философов.

Кори продолжала плескаться в темной холодной воде. На ощупь нашла стену. Слишком скользкая, чтобы подняться наверх. Убрав прилипшие ко лбу пряди мокрых волос, она опустила руку в воду, похлопала по кармашку джинсов. Радикс был на месте. Остается надеяться, что пробирка, в которой он лежит, не пропускает влагу.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и Кори, хоть и с трудом, разглядела подводную пещеру. Подплыла к противоположной стене, пытаясь составить представление о месте, в котором оказалась. И вдруг ощутила на плече чье-то холодное скользкое прикосновение.

 

Глава 41

Боллинген

1.17

Вёрм прилаживал на голове шлем с лампой, которым обычно пользуются спелеологи, когда вдруг услышал из-под земли дикий пронзительный крик Кори. И тут же начал стравливать конец веревки в отверстие. А после этого и сам стал протискиваться внутрь, не выпуская веревки из рук. Широкие плечи с трудом втиснулись в узкий прямоугольный лаз, он медленно продвигался вперед, не обращая внимания на содранную на спине кожу.

Кори кричала не умолкая.

— Что такое? — заорал он в ответ.

И пополз дальше, держась за туго натянутую веревку. У края колодца остановился, опустил в темноту руку и одним рывком втянул девушку наверх, к себе. Промокшая до нитки, она дрожала в его объятиях. С трудом удерживая равновесие, Вёрм натянул ей на голову альпинистский шлем с фонариком.

— Там… внизу… змея! — пролепетала Кори. — Ненавижу змей!

— Юнг тоже их не очень-то жаловал. — Вёрм оглядел темную поверхность воды, потом — стены. Все они сплошь были покрыты рисунками и символами. Вёрм снова перевел взгляд вниз, на воду. И тут что-то разорвало гладкую ее поверхность. Он прикоснулся к затылку девушки — мокрые волосы липли к пальцам, — потом повернул ее голову.

— Это не змея. Вон, посмотри.

В воде плавала белая рука с растопыренными пальцами.

Кори содрогнулась, еще крепче приникла к его груди. Вёрм отпустил ее, затем стал спускаться к воде по наклонному уступу. Вошел в воду, встал ногами на дно.

— Осторожней! — крикнула ему Кори.

Ледяная вода плескалась у его пояса. Вёрм не удержался от мысли о Гильгамеше, древнем герое Месопотамии, который нырял на самое дно моря в попытке найти растение, необходимое для приготовления эликсира жизни. Ученый медленно продвигался вдоль стены, как вдруг что-то задело его по животу. Он опустил руки в воду и нашарил предмет. Нога… Вёрм ощупывал ее пальцами, дошел до бедра, затем — до живота трупа. И, найдя плечи, рывком поднял тело из воды. Женщина. Мокрая одежда липла к распухшему посиневшему телу. Вёрма передернуло от омерзения. Он узнал ее.

— Это Лукреция Борджиа, — крикнул он Кори. — Названа так в честь сестры Чезаре Борджиа.

Он смотрел в пустые неподвижные глаза женщины. Раздутые губы приоткрыты, точно она собиралась что-то сказать. Под волосами на голове Вёрм обнаружил рану.

— Что с ней случилось?

— Похоже, ударилась головой. А потом утонула.

— Неудивительно, — заметила Кори. — Со мной едва не произошло то же самое.

— Мне страшно жаль, — прошептал Вёрм женщине. — Бедняжка Лукреция.

Выбравшись из лаза, Вёрм тут же бросился к рюкзаку. Достал из него альпинистское оборудование и передал его Кори. Та укрепила «сбрую» на теле Лукреции Борджиа. Они вместе вытащили труп из провала, заполненного водой. Затем Вёрм снял ремни с тела утопленницы и отнес тело в спальню Юнга в «материнской» башне.

Потом бросился во вторую башню, где возле лаза поджидала его Кори.

Он подбежал, снова заглянул в отверстие. Фонарь, закрепленный на лбу, высветил пространство над потайной дверцей. Юнг сконструировал здесь довольно примитивный механизм из противовесов, шкивов и сифонов, которые открывали запорное устройство дверцы, стоило только вставить ветку в рот Езусу. Открыв ее и войдя в лаз, человек давил на него своим весом и приводил в движение столь же примитивный таймер. Отсчитав определенное число минут, таймер включал насос, и дверца захлопывалась. Вёрм улыбнулся. Все это сооружение Юнга напомнило ему ученого древности Герона и его изыскания в области гидродинамики.

— Давай не будем тратить времени даром, — заметил он Кори, протискиваясь в лаз. — Эта дверца скоро захлопнется, и тогда нам отсюда уже не выбраться, как и бедняжке Лукреции.

— А сколько времени у нас есть?

— Ну, может, полчаса. — Вёрм сверился с водонепроницаемыми наручными часами. — Сдается мне, мы открыли дверцу примерно в час семнадцать по европейскому времени.

Стоя рядом с ним на краю колодца, Кори внезапно протянула руку к воде:

— Вон там! Смотри, Эдгар!

На поверхности, примерно в том месте, где он обнаружил тело Лукреции, плавали три белых листа бумаги.

Вёрм осторожно вошел в воду, потом поплыл — забрать их. Девушка тоже осторожно сошла вниз, протянула руку, и ученый передал ей находку. Потом присоединился к ней и посветил фонариком на мокрые листы.

— Это факс страницы из тетради мамы, — сказала Кори. — И последние слова здесь: «Скорми Езусу ветвь».

— Ее записи помогли бы нам сэкономить кучу времени, — заметил Вёрм.

— Люди Борджиа пробрались в мой дом, чтоб украсть эти записи. — Кори подняла на него глаза. — Напали на мою подружку Тессу. А потом факсом отправили эти бумаги в Швейцарию.

— Для Лукреции, — подхватил Вёрм. — Они следили за тобой еще со дня опубликования книги твоей матери. Если бы ты тогда оказалась дома, они бы тебя прикончили.

Кори приблизилась к стене, на которой Юнг изобразил красную и белую розы. Изучив этот алхимический символ, она провела пальцем по шву между двумя каменными плитами.

— А я нашла потайную комнату! — воскликнула девушка. — Юнг соорудил здесь нечто вроде лабиринта. Иди за мной!

И она двинулась в воде, освещая путь фонариком, а вскоре уже скрылась за поворотом.

Вёрм пошел вдоль стены, цепляясь за ее шероховатую поверхность, тоже свернул. Но Кори не увидел.

— Кори! — крикнул он и остановился. — Ты где?

— Здесь! — донесся откуда-то издалека ее голос. — Дойди до конца стены, там свернешь влево!..

Вёрм, расплескивая воду, свернул за угол. Потом еще раз и еще. Он понимал, что заблудился, и его охватило прежде незнакомое чувство полной растерянности. От холодной воды тело начало неметь. Он еще раз свернул за угол. Кори видно не было.

— Черт бы тебя побрал, — пробормотал Вёрм.

— Сюда!.. — Теперь ее голос звучал еще более отдаленно. — Я уже почти в центре.

— Я иду назад! — крикнул он в ответ и обхватил себя руками за плечи, чтоб хоть немного согреться. — Если в башне никого не будет, таймер сработает и дверца закроется. И тогда мы оба в ловушке.

И он повернул назад, уверенный, что сможет выбраться, что найти тут дорогу не сложней, чем в лабиринте на детских картинках. Что до Кори, она нашла дорогу. А значит, с тем же успехом может найти и выход.

Кори продвигалась к центру лабиринта под башней Юнга. Вода поначалу казалась страшно холодной, но адреналин, бушующий в крови, не давал замерзнуть. Она свернула за угол и увидела прямо перед собой символ, известный под названием «Божье око». Он был нарисован на стене черной краской, над глазом дугой высилась бровь. Две линии, одна прямая, другая завитком, спускались от нижнего века.

Кори хорошо помнила, как впервые увидела этот древнеегипетский символ. Ей было восемь, и она пришла к маме на занятия в Принстонском университете. Во время лекции она сидела в первом ряду между двумя девушками студентками, те приветливо улыбались. Кори взяла цветные карандаши и принялась раскрашивать картинку в книжке «Привет, Китти», как раз в этот момент мама показывала студентам укрупненный рисунок — «Око Гора».

Кори подняла глаза и завороженно смотрела на мать. А та рассказывала, что Гор был сыном египетских богов Осириса и Изиды, человекообразным созданием с головой сокола. Осириса убил его брат Сет, ставший царем Египта. Гор отомстил за смерть отца, встретившись с Сетом в яростной схватке. Сета взяли в плен, но ему удалось бежать. В конце концов, Гору все же удалось победить своего дядю, но в сражении он потерял левый глаз. Осирис и Исида поднялись на небеса, а Гор стал царем Египта. И все египетские фараоны вели от него свой род.

Глаз, известный под названием «уаджет», стал очень популярным символом в амулетах. Считалось, что он приносит здоровье, оберегает от болезней. Во время лекции Ариэль Кэссиди продемонстрировала студентам различные варианты изображения «Ока Гора» — от самого древнего глаза сокола с характерными отметинами в нижней части века до масонского символа, где глаз красовался внутри пирамиды. Аналогичное изображение имелось и на долларовой банкноте США.

Она вспомнила о Горе еще кое-что. В переводе с древнеегипетского это имя означало «над» или «выше». Она навела луч фонарика на стену, чуть выше символа. И увидела: почти под самым потолком один из камней выступал из стены примерно на дюйм, как бы образуя ступеньку. Что бы там могло быть?

Держась за стену, Кори начала подниматься из воды. Вылезла, ощупала пальцами поверхность камня. С внешней стороны ничего особенного. Она приподнялась на цыпочки и просунула руку дальше, над камнем. И не смогла дотянуться до стены, из которой он выступал. Запустить руку в небольшое углубление, что там находилось, отсюда было невозможно. Цепляясь за неровные камни, Кори начала подниматься по стене, и вот, наконец, смогла заглянуть в углубление. Там лежала черная металлическая коробочка. Она улыбнулась и вытащила ее из тайника. Сердце радостно билось, девушка была просто в восторге от находки. Может, там и спрятана Сцинтилла?.. Прижимая находку к груди, она вновь погрузилась в темную холодную воду.

Вскоре Кори нашла Вёрма в материнской башне. Он наслаждался теплом, разведя огонь в маленькой кухне знаменитого психиатра. Кори проследила за направлением его взгляда — ученый не сводил глаз с металлической коробочки.

— Бог ты мой, детка! Что тебе удалось найти в лабиринте Юнга?

— Надеюсь, Сцинтиллу. — Кори огляделась по сторонам. — А где же Лукреция?

Кори забеспокоилась — мало радости знать, что тут где-то близко кто-то из семейки Борджиа. Потом попыталась выбросить эту мысль из головы.

Затаив дыхание, девушка открыла коробочку. Сгорающий от любопытства Вёрм нависал у нее над плечом. Кори достала старую маленькую книжку. На изношенном кожаном переплете — крест, как бы произрастающий из дерева. А над ним слова золотым тиснением:«Die heilige Schrift».

— Это старая немецкая Библия. — Вёрм расстегнул металлическую застежку, открыл книгу, взглянул на первую страницу. — Вполне в приличном состоянии. Посмотри-ка на надпись!

В нижней части страницы черными чернилами было выведено: «Проф. Карл Густав Юнг». И еще чуть ниже: «25 июля 1858».

— Но Юнг родился только в 1875-м, — заметила Кори. — Стало быть, эта Библия принадлежала его деду.

Они рассматривали книгу, листали пожелтевшие страницы, заполненные плотным немецким шрифтом и черно-белыми иллюстрациями-гравюрами из библейских сцен. Никаких заметок в книге не было, если не считать последней страницы. Там какими-то непонятными полустершимися символами было выведено три отдельных предложения. Тем же аккуратным летящим почерком, что и на титуле.

— Странно, — пробормотал Вёрм. — Дед Юнга писал крипторунами.

— Сцинтилла, — Кори затаила дыхание. — А ты сможешь расшифровать?

Вёрм сцепил пальцы, захрустел суставами.

— Сейчас попробую.

Кори в нервном предвкушении следила за тем, как ученый переводил текст. Через пару минут он укоризненно покосился на нее, точно она ему мешала. Тогда, не в силах усидеть на месте, Кори выбежала во двор за башней Юнга. Расчесывая пальцами мокрые волосы, чтобы скорее высохли, принялась расхаживать по лоджии. Затем раздвинула полосатые занавески и увидела, что за лоджией располагается небольшая комната с камином и окошками с видом на озеро. Кори приподняла фонарь, укрепленный на голове, посветила вверх. Потолок был разделен на квадраты, в каждом нарисованы различные фамильные гербы. В одном квадрате Юнг изобразил бородатого мужчину, державшего в руках большое зеленое растение. Может, это и есть Радикс?

Когда Кори вернулась в материнскую башню, Вёрм, навалившись грудью на стол, переводил руны при свете свечей. На миг поднял голову от Библии.

— Юнг-старший написал каждое из посланий разным руническим шрифтом. Первое было написано ранней тевтонской формой, использовавшейся в Северной Европе до восьмого века. Второе являло собой нордическую его версию из Исландии, здесь руны датировались примерно тринадцатым веком. И, наконец, последние — англо-саксонские, уже более поздние, год тысяча сто с чем-то…

— Так это и есть Сцинтилла?

Он покачал головой. Потом прочел вслух первое переведенное им послание:

«Там, где на языческой земле Юпитера,

Наша Госпожа превратилась в богиню разума,

Скрыта Великая тайна».

— И что же это означает?

— Это означает, что Сцинтиллы здесь нет. Послание Указывает нам новое направление поисков.

Было около двух часов ночи. Кори гнала машину по дороге к Цюрихскому аэропорту. Вёрм втиснулся на сиденье рядом. Сидел и шевелил губами, переводя последние два послания Юнга. Время от времени Кори поглядывала в зеркало заднего вида, проверяя, не гонятся ли за ними Борджиа. Потом с облегчением откидывалась на спинку сиденья. Ей совсем не хотелось снова встречаться с этими людьми.

— Все! — объявил Вёрм. Набрал воздуха и начал зачитывать перевод второго послания Юнга, которое оказалось таким же загадочным, как и первое.

«Там, где однажды драконы дождем исходили,

С нами был Бог, высился над нулем парадиза».

— А вот эта часть мне более или менее понятна, — заметила Кори. — Как-то я встречалась с парнем по имени Эммануэль. Его имя в переводе означает «С нами Бог». Стало быть, надо найти Эммануэля, возвышающегося над «нулем парадиза».

— Проще некуда! — саркастически заметил Вёрм. И принялся читать третье и последнее послание:

«Когда в сомнении ты, отвернись,

И тут же перед тобой откроется правда».

— Знаешь, что это означает? — спросила Кори.

— Ни малейшего понятия. Знаю только одно: ответ следует искать в Париже.

— В Нотр-Дам, — подхватила Кори. — Я, конечно, неверующая, но все же знаю, что «notre dame» в переводе означает «Наша Госпожа».

— Это так. Но в Европе есть несколько кафедральных соборов, носящих это название. Однако нам нужен тот Нотр-Дам, что в Париже. Догадайся, почему?

— Может, сам мне скажешь?

— Помнишь первое послание Юнга? — спросил Вёрм, почесывая бороду. — Там говорилось: «Там, где на языческой земле Юпитера, наша Госпожа превратилась в богиню разума». Так вот, парижский собор Нотр-Дам построен на том самом месте, где за несколько веков до этого стоял римский храм. И задолго до появления христианского кафедрального собора римляне посвятили этот храм своему главному богу — Юпитеру.

— Нотр-Дам построен на земле язычников. Теперь понятно. Ну а как насчет превращения «нашей Госпожи в богиню разума»?

— Это относится к Французской революции. В 1793 году гильотина отсекла головы королю Людовику XVI и Марии Антуанетте. Этим самым в ноябре новое французское революционное правительство объявило религию вне закона. Христианство было свергнуто. Библии сжигались. Нотр-Дам переименовали в «Башню Разума». Был даже проведен праздник, в честь победы философии над религией. По этому случаю парижская опера устроила спектакль в соборе, там поставили декорации. Там пели лучшие певцы, прославляли новообращение народа. Мадемуазель Обри, в то время молодая оперная звезда, вышла в римской тоге — изображала нечто вроде статуи Свободы, только в триколоре. Длинное белое одеяние, поверх синяя мантия, на голове фригийский колпак.

— Какой колпак? — спросила Кори.

— Этот головной убор символизировал свободу. — Вёрм быстро набросал на бумаге его изображение. — Во время революции французы носили его как эмблему освобождения.

Ученый показал ей набросок.

— Похоже на колпачок гнома, — весело заметила Кори.

— И вот на этом спектакле артисты кордебалета сопроводили мадемуазель Обри в святилище. Толпа приветствовала ее как богиню разума. После этого около двух тысяч французских церквей были аналогично переименованы в «башни разума». Но богиня, то бишь мадемуазель Обри, почтила своим присутствием лишь один собор.

— Итак, «наша Госпожа» превратилась в богиню разума именно в парижском кафедральном соборе.

— Именно так, Кори. Жми на газ. Нам надо успеть на рейс во Францию.

 

Глава 42

Лос-Анджелес

17.05

Джон Бринстон ехал по бульвару Ла Синеджа, окаймленному стройными рядами пальм, направляясь вместе со своей командой к терминалу лос-анджелесского аэропорта под названием «Меркурий», где их ждал частный самолет Армстронга. Ему не терпелось поскорее попасть в Вегас, найти там семью и поквитаться с Мецгером. Сидевшая рядом с ним Джордан связалась с Кори по телефону, стала расспрашивать, что там у них происходит. И когда отключилась, Бринстон спросил:

— Я так понял, они летят в Париж?

— Да. Им нужен Нотр-Дам.

В голове Бринстона не укладывалось: каким образом может быть связана Сцинтилла с этим знаменитым собором.

— У них все в порядке?

— Судя по всему, да. В башне Юнга они нашли Лукрецию Борджиа. Она мертва. Можешь себе представить?

Он покачал головой. После того как много лет назад Вёрм убил мать Лукреции, именно она стала главой Дома Борджиа. Именно она правила, была движущей силой, подталкивала членов своей семьи к поискам Радикса.

Теперь же ставки для Адрианы и ее клана поднялись необычайно высоко. Въезжая в ангар, Бринстон заметил:

— Надеюсь, что Борджиа не узнают, что Вёрм с Кори отправились в Париж.

Вашингтон, округ Колумбия

20.32

Александр Армстронг смотрел на идущего к нему Исаака Старра.

— Это секретные службы подсказали тебе, где меня искать?

Старр кивнул.

— Ты хотел узнать последние новости о Бринстоне. Так вот, его считают потенциальной угрозой национальной безопасности. Генерал Дельгадо мобилизовал специальную группу на его поиски и захват.

— Большая ошибка. Никакой угрозы Бринстон не представляет.

— Но при всем уважении, — пробормотал Старр. — АНБ в данном вопросе право. Нам необходимо доставить Бринстона сюда.

— Я ему доверяю. Этот человек знает, что делает.

— Понятно, ты веришь Бринстону и все такое прочее. Но нельзя ли узнать, на каком основании?

— Помнишь наше первое лето в Белом доме? — спросил Армстронг. — Я узнал о заговоре с целью похитить моего сына, когда он будет проводить каникулы с Элен в Пунта Кана.

— Никогда не забуду этого, Алекс. Слава богу, все закончилось благополучно. Агенты ворвались в здание в Баваро и обезвредили преступников. И той ночью я спал крепко, как младенец.

— Я тоже. И за это мы можем поблагодарить Джона Бринстона. Это он узнал о готовящейся операции, о слежке и намерении проникнуть в охраняемый объект на Гаити. Именно он помог скоординировать действия спецслужб, и участники и исполнители заговора были арестованы еще до выполнения своего задания.

— И все это благодаря Бринстону?

Армстронг кивнул.

— Теперь понял, почему я хочу дать этому парню второй шанс?

В воздухе над Европой

3.36

Сидя за столом в небольшом отсеке для совещаний, Кори опустила подбородок на руки. Вёрм меж тем вел телефонный разговор по-французски. Какие-то двадцать четыре часа назад он втащил ее в свой лабиринт из книг. И вот теперь они вместе летят в Париж. Вёрм пугал и одновременно завораживал ее, но Кори чувствовала: между ними существует какая-то связь.

Аэробус летел над Цюрихом. Девушка закрыла старинную немецкую Библию, застегнула кожаную застежку. Это Вёрм убедил ее взять эту книгу с собой. Она отодвинула ее в сторону, взяла одну из тетрадей матери и начала искать информацию о деде Юнга. Ариэль Кэссиди описывала визит к Юнгу некой баронессы из Европы и состоявшийся между ними разговор. Баронесса посетила Юнга по его приглашению в 1959 году, интервьюировала Юнга в его доме в Швейцарии для телевизионной передачи Би-би-си под названием «Лицом к лицу».

В тот вечер они засиделись допоздна, пили вино, и знаменитый врач рассказал ей одну историю о своем деде. В 1845 году Юнг-старший принял гостя из Парижа. Этот человек был масоном и главой Отдела исторических памятников. Он рассказал, что при реставрации какого-то старинного здания нашел любопытный документ. Описал его, и великий магистр Юнг немедленно понял: речь идет о Сцинтилле. И тут же предложил за этот документ хорошую цену.

Но молодой масон сказал, что уже слишком поздно.

Реставрируя старинные парижские здания, этот человек нашел для ценного документа новый тайник. «В иных обстоятельствах, — сказал Юнг баронессе, — мой дед мог бы стать обладателем Сцинтиллы тем же вечером. Мы были так близки к его обретению, дорогая. Так близки!..»

Неужели старое здание, о котором шла речь, и есть Нотр-Дам? Однако в интервью с Ариэль Кэссиди баронесса и словом не упомянула об этом кафедральном соборе. Кори было взялась за другую тетрадь, но в этот момент Вёрм закончил разговор. И направился к ней, заложив руки в карманы брюк.

— Уже полчетвертого утра, — сказала Кори и устало потянулась. — Кому звонил?

— Николет Бетанкур. Я ее крестный. Николет работает смотрителем в Нотр-Дам. Долго пришлось уговаривать, но, в конце концов, она согласилась открыть для нас собор. — Он оглядел девушку, футболку с длинными рукавами, черные спортивные брюки. — Уже успела переодеться?

— Нашла эти тряпки в самолете. Джинсы насквозь мокрые после Боллингена. — Кори взглянула на часы. — Знаешь, только что сообразила: сегодня у нас двадцать шестое декабря. Рождественские праздники кончились.

— Вот и хорошо, — проворчал Вёрм.

— А мне… всегда их не хватает.

— Мы летим в Париж на роскошном самолете, который принадлежит самому президенту и его брату-миллиардеру. Уж все лучше, чем отмечать Рождество в психушке.

— Тоже верно.

— Ты кому-то звонила. До того, как я говорил с Николет.

— Моей соседке. Она в больнице. Но Тесса не ответила. И я оставила сообщение. А поскольку я ей не родственница, медсестра отказалась говорить о ее состоянии. — Кори пристально посмотрела на него. — Извини, может, это что-то личное, но ты, похоже, был хорошо знаком с той женщиной, которую мы нашли под башней Юнга.

— С Лукрецией Борджиа? — Вёрм опустил глаза. — Возможно, Бринстон говорил тебе, я аналитик-шифровальщик. Двадцать восемь лет тому назад летал в Токио на симпозиум по криптологии. Там и познакомился с Лукрецией, в баре при гостинице. Она первая начала заигрывать.

— А ты знал, что она из семейства Борджиа?

— Нет, тогда не знал. Лукреция разожгла во мне интерес к Радиксу. Тогда я думал, наша встреча случайна. Но позже выяснилось: она выслеживала меня несколько месяцев. Борджиа, эти растленные психопаты, обладают даром убеждения, и я тоже пустился на поиски Радикса, стараясь их опередить. А когда меня поместили в Амхерст, больше вообще ничем не занимался. — Вёрм заметил на столе тетрадь Ариэль Кэссиди. — Ну, нашла что-нибудь интересное?

Кори рассказала о визите французского масона к деду Юнга, Карлу Густаву, случившемся за тридцать лет до того, как родился знаменитый врач. Этот человек спрятал Сцинтиллу в том же здании, где и нашел.

— Думаешь, тот масон имел в виду Нотр-Дам?

— Вполне возможно. — Вёрм затеребил бороду. В рукописи Войнича мне удалось найти кое-что о делла Ровере. Как раз перед тем, как мы встретились в Амхерсте, я работал над расшифровкой этого отрывка. Итак, мы знаем, что священнику удалось похитить Радикс и Сцинтиллу из Ватикана. Оседлав лошадь, он поскакал в итальянскую деревушку под названием Навелли. Друг из церкви Святого Себастьяна предупредил его, что Чезаре Борджиа вместе со своими головорезами пустился за ним вдогонку. В отчаянии, понимая, что силы неравны, священник спрятал Радикс в мумию Занчетти и покинул деревню прежде, чем туда нагрянули люди Борджиа. В исторических заметках сказано, что Чезаре вернулся в Чесену с головой делла Ровере на копье.

— Но где Борджиа нашел его?

— Неясно. Отцу своему, Папе Александру VI, Борджиа сообщил, что при делла Ровере не было ни Радикса, ни Сцинтиллы. Из рукописи Войнича я сделал вывод, что делла Ровере все же удалось покинуть Италию с Сцинтиллой, он хотел спрятать ее в какой-то другой стране. Теперь же мы узнаем, что какой-то французский масон нашел Сцинтиллу в Париже, в старом здании. И было это в 1840-х. Так что, возможно, что в соборе Нотр-Дам.

— Он рассказал великому магистру Юнгу о местонахождении реликвии. Дед Юнга зашифровал это сообщение на последней странице Библии. — Кори опустила глаза. — Возможно, Чезаре Борджиа все же настиг делла Ровере в Нотр-Дам. Но до его появления священник успел спрятать Сцинтиллу в этом кафедральном соборе.

— Надеюсь, ты права. — Вёрм подошел к компьютеру на столе, взглянул на монитор. — Поди-ка сюда, Кори. Хочу показать тебе нечто весьма любопытное.

Она уселась в кресло рядом с ним. На экране компьютера красовался средневековый особняк с восьмиугольной башней.

— Это Национальный музей Средневековья в Париже, — пояснил Вёрм. — Прежде его называли музеем Клюни.

— Моя мама посещала его.

— Там собраны древние реликвии, найденные в том месте, где был построен Нотр-Дам. И во время этого виртуального путешествия я обнаружил кое-что весьма занимательное. — Вёрм увеличил один из фрагментов фотографии. — Эти керамические плитки ручной работы — старейшие в Париже. Их нашли во время раскопок под собором Нотр-Дам в 1711 году.

— Так они из храма Юпитера?

— Именно, — прошептал ученый, а затем процитировал одну из переведенных им рун: — «Там, на языческой земле Юпитера, наша Госпожа превратилась в богиню разума», — и он показал ей фрагмент каменной плиты. — Вот, смотри.

Известный под названием «Столп моряков», этот памятник высотой около четырех футов был возведен в честь лодочника, который переплыл реку Сену примерно через сто лет после воскрешения Христа. Вёрм повернул виртуальное изображение, показался Юпитер. А по другую сторону от него возник римский бог Вулкан, вооруженный молотом. На следующем фрагменте они увидели Тауруса, быка, священное животное древних галлов. На четвертой стороне колонны Кори поджидало нечто совсем уж удивительное, она даже вздрогнула. Там красовался барельеф: мускулистый мужчина занес руку с топориком над головой. И с самым решительным видом приготовился рубить ветви куста с крупными листьями. Над головой у него латинскими буквами было выведено имя божества друидов: «ESVS». Резное изображение на алтаре напоминало бородатого мужчину с растением на потолке башни Юнга.

— Это же Езус, — прошептала Кори. — Бог лесов.

— Да, во всей своей красе. Эта реликвия принадлежала паризиям, кельтскому племени, поклонявшемуся Езусу — в честь них Париж и получил свое название. Ты присмотрись к ветке, которую он собирается срубить, — сказал Вёрм, лукаво сощурив глаза. — Музей даже нанял палеоботаников, определить, что это за растение. Но ученые так и не смогли, никогда прежде они не видели ничего подобного.

— Зато мы видели, — прошептала Кори. — Это же Радикс!

 

Глава 43

В воздухе над Калифорнией

18.51

Реактивный самолет «Гольфстрим» летел в темнеющем небе. Кругом, куда ни глянь — нагромождение белых кучевых облаков. Точно сбившиеся в комья перья из разорванной подушки, они не давали видеть землю, россыпь редких городских огней внизу.

Целиком поглощенный мыслями о семье, Бринстон был не слишком разговорчивым попутчиком во время этого перелета в Вегас. Перед тем как уйти из дома, он захватил с собой смену одежды и любимую фотографию дочурки. И как раз теперь смотрел на этот снимок малышки, примостившейся на коленях у Кайлин. Поля соломенной шляпки прикрывали глаза. Губки сложены колечком — она дует на одуванчик. Вокруг личика — крохотные семена на парашютиках. Момент счастья. Бринстон сгорбился в кресле, продолжая думать о семье. Чтобы найти их, необходимо отыскать Мецгера. И сыграть с ним в свою игру.

Спенсер Тилтон и Стив Клауд дремали в креслах в переднем ряду. Джон подошел к компьютеру. Ему удалось поработать всего несколько минут, как появилась Джордан Райан.

— Снова мониторишь директора АНБ? — спросила она, глядя на решетку из маленьких окошек на мониторе.

— Собираюсь ему позвонить. Прибегнул к помощи ребят из службы наблюдения, узнать, дома он или нет.

— Да там у него повсюду камеры. И дом огромный.

— Да, он получил большое наследство. Сестра умерла, потом, через год, отец. И все отошло Дельгадо.

Джордан, щурясь, всматривалась в окошки, открывшиеся на мониторе. — Ну и где он сейчас?

— В бильярдной. — Он указал на одно из окошек на экране. Дельгадо стоял у бара, наливал себе что-то выпить.

Джордан указала на черное окошко.

— Почему такое темное?

— Камера в этой комнате вышла из строя, и к ней не удалось получить доступа. Как раз сейчас над этим работаю, пытаюсь попасть в контрольный центр. Это займет какое-то время, но уверен, что смогу активировать и эту камеру.

— Когда будешь звонить Дельгадо?

— Сейчас. — Бринстон схватил телефон, затем прошел в хвостовой отсек салона. И в ожидании, когда ответит его бывший начальник, призвал на помощь все свое хладнокровие.

— Джон?! Страшно рад, что ты позвонил.

— Ты зашел слишком далеко, — заметил Бринстон. — Одно дело — напасть на меня. Но ты пересек черту дозволенного, приказав похитить Кайлин и Шай.

— Не понимаю, о чем это ты, Джон, — невозмутимым тоном ответил генерал. — Просвети меня на этот счет.

— Оставь моих жену и ребенка в покое! — потребовал Бринстон. — Отзови Мецгера.

После небольшой паузы Дельгадо заметил:

— Ты говоришь об Эрихе Мецгере? Наемном убийце? Он похитил твою семью?

— Прекрати эти глупые игры!

— Я серьезно, Джон. Я понятия не имел. Ты же знаешь, я просто обожаю Кайлин. И никогда бы не…

Бринстон перебил его:

— Прежде я верил твоему вранью. Теперь — нет. Если хоть что-нибудь случится с моей женой и дочкой, Радикса тебе не видать!

— Это вряд ли, — тут голос его еле заметно дрогнул, выдавая волнение. А затем он прорычал в трубку: — Если не отдашь его мне, пошлю за тобой целый отряд!

— Уберу всех до единого, кого бы ты ни послал. А потом приду за тобой.

— Это угроза, Джон?

— Это гарантия, Джим.

Бринстон отключился и вернулся на свое место к компьютеру. Ему не слишком нравилось «торговать» своей семьей по открытой телефонной линии. К тому же Радикса при нем сейчас нет, он просто хотел прощупать Дельгадо. Слишком уж высоки ставки.

Снова подошла Джордан.

— Ты как, в порядке?

— Буду в порядке, когда освобожу дочку и жену. Но сперва необходимо найти Мецгера.

Бринстон чувствовал, что доверять нельзя никому — за исключением Джордан, Вёрма и Кори. К тому же высоки шансы, что из этой переделки живым ему не выйти. Но это не главное. Главное, чтобы выжили Кайлин и Шай.

Париж, Франция

3.57

Реактивный самолет сделал последний заход на посадку в аэропорту Шарля де Голля. Кори закрыла книгу по алхимии и стала искать глазами Эйфелеву башню. Она была украшена гирляндами зеленых лампочек — из нее соорудили подобие елки на Рождество.

— Впервые в Париже? — спросил Вёрм.

Девушка кивнула.

— Мама летала сюда часто, но всегда одна. Папа еще шутил, что в Париже у нее наверняка любовник.

Вёрм усмехнулся:

— А может, и был?

Кори вспыхнула:

— Да ничего подобного!

— Скажи, твоя мама когда-нибудь говорила о книге, вышедшей в 1926 году под названием «Тайны соборов»?

— Да. И написал ее некий таинственный автор под фамилией Фулканелли. Он утверждал, будто стены собора Нотр-Дам могут открыть величайшие тайны алхимиков.

— Фулканелли считал, что большинство знаменитых алхимиков Средневековья проводили в этом соборе тайные собрания. И еще заявлял, будто бы говорили они на тайном языке, которому Иисус научил апостолов. Масоны называли его «зеленым» языком, и у Фулканелли есть такая фраза: «Изучать тайну вещей». Твоя мама верила в его идеи?

— Ее интересовала дискуссия Фулканелли по каббалистическому Древу жизни. И ей удалось найти в Нотр-Дам символы алхимиков, к примеру, саламандру, объятую языками пламени. В христианской иконографии подобных символов не увидишь. Фулканелли утверждал, будто бы расшифровал запечатленные в соборе алхимические послания, но так и не раскрыл их тайну.

— Это тебя удивляет? Алхимики редко раскрывали свои секреты.

— Верно, но сама фигура Фулканелли ясна далеко не до конца. Я даже не уверена, существовал ли такой человек в реальности.

Кори схватила с дивана подушку.

— Ты хочешь сказать, не только Борджиа?

Вёрм кивнул.

— Моим психиатром в Амхерсте был доктор Альберт Ашер.

— Мак Шоу говорил о нем. Ашер знал о Радиксе?

— Он рыцарь Суверенного военного Мальтийского ордена. Этот орден — один из старейших в мире, основан в Иерусалиме еще в 1099 году. Изначально носил название ордена рыцарей-госпитальеров, и сейчас он насчитывает около десяти тысяч членов, имеет пятьдесят четыре приората, в том числе Федеральную ассоциацию в Вашингтоне.

— Но при чем тут вообще Мальтийский орден?

— О, они давно интересуются Радиксом, — ответил Вёрм.

Он объяснил, что самыми ярыми противниками госпитальеров были рыцари-тамплиеры, обуреваемые жаждой власти и вызывавшие тем самым возмущение Ватикана. В 1314 году в соборе Нотр-Дам был казнен великий магистр тамплиеров Жак де Моле. После уничтожения ордена тамплиеров рыцари-госпитальеры вступили в полосу процветания.

Вёрм подробно рассказал, как госпитальеры перебрались на остров Мальта в 1530 году, забрав с собой все священные реликвии, в том числе руку Иоанна Крестителя. Но на протяжении всего существования ордена так и не смогли забыть утрату своей главной и самой ценной реликвии. За двадцать восемь лет до этого сын Папы, Чезаре Борджиа, украл Радикс у их магистра — Пьера д'Обюссона.

— О Радиксе знала лишь горстка рыцарей и дам, — продолжил Вёрм. — И Ашер входил в число тех, кто был поглощен навязчивой идеей завладеть им. Они планируют укрепить и расширить влияние мальтийского ордена, передав найденный Радикс Папе Римскому.

— Что ж, не лишено смысла, — заметила Кори. — Используя Радикс, Ватикан может вылечить миллионы людей и в то же время хранить его местонахождение в тайне. Если кто-либо — ну, допустим, тот же Джон Бринстон — вдруг использовал бы его для излечения слепоты или рака, вся слава досталась бы Радиксу, а не Бринстону. Люди начали бы просто боготворить корень за его чудодейственную исцеляющую силу. Но если б Папа втайне использовал Радикс для исцеления, тогда бы его признали способным творить чудеса.

— И пошатнувшаяся репутация Папы в глазах миллионов была бы восстановлена, — добавил Вёрм. — Это стало бы триумфом религии над наукой.

Кори кивнула.

— Новообращенные принялись бы толпами присоединяться к католической церкви. Валом бы повалили.

— Представь, что ты включила телевизор и увидела, как Папа Римский расхаживает по больницам, лечит людей, поднимает с постели умирающего от рака. Разве сама бы не обратилась?

Кори нахмурилась.

— Похоже на паранойю. Не слишком ли плохо мы думаем о планах Церкви?

— Пойми меня правильно. Мальтийский орден — это благотворительная организация, она помогает множеству бедных и больных. Поверь, они прошли долгий путь от тех, самых первых госпитальеров. Орден обладает влиянием и властью. Уже не говоря о связях с ЦРУ.

— ЦРУ?

— Два члена-основателя Центрального разведывательного управления были мальтийскими рыцарями, — сказал Вёрм. — Уильям Донован по прозвищу Дикий Билл и Аллен Даллес. А при Кеннеди директором ЦРУ был некий Джон Маккон. Он тоже был рыцарем Мальтийского ордена. Как и Уильям Кейзи при Рональде Рейгане. Да и в современной администрации их достаточно. Слышала о Марке Маккибоне?

Кори на секунду призадумалась.

— Это директор ЦРУ. И его назначил президент Армстронг.

— Именно. Маккибон тоже рыцарь Мальтийского ордена, — произнес Вёрм. И в этот момент шасси самолета коснулись посадочной полосы у самого отдаленного терминала аэропорта под номером Т-9. — Я же говорил, ты представления не имеешь, сколько могущественных людей мечтают завладеть Радиксом.