Гарри всегда был моим начальником. С самого первого дня, как я только пришел на телевидение. Именно Гарри запустил сериал, который стал главным хитом десятилетия на НФ-канале, «Космонавта в космосе». Моя идея. В глазах Гарри Дельца я всегда прав, просто по определению.

Я прохожу через большой общий офис к своему столу, здороваюсь со своей секретаршей, миссис Уныньей, ставлю сумку под стол и включаю компьютер. Едва я сажусь, подходит Гарри в серебристом костюме, призванном привлекать внимание. Сквозь его серебристую прозрачную рубашку просвечивает волосатый живот. Сегодня «вольный понедельник», дресс-код соблюдать не обязательно, и поэтому Гарри без галстука.

— Ну что, тебя можно поздравить? — говорит он, роняя мне на стол пластиковую папку.

— Спасибо, Гарри.

Он имеет в виду мою самую главную новость, но об этом чуть позже.

— Теперь понятно, почему ты так навострился на новый проект. Это действительно будет хит. Всем хитам хит.

Ну а всем, занятым в производстве программы, естественно, будет какое-то поощрение. Может быть, даже зарплату повысят.

Я смотрю на пластиковую папку.

— Это что, Гарри?

— Это, мой дорогой, наша новая программа.

Я поднимаю глаза на Гарри. Он, наверное, шутит. Но нет, не шутит.

— Но, Гарри, мы ведь еще даже не собирались.

— Где? С кем?

— Ну, просто не собирались. Надо же провести мозговой штурм…

Он качает головой.

— Креативно-научный центр «Мозги Скотта Спектра», — говорю я, имея в виду имя файла у себя на компьютере, — неисчерпаемый кладезь блестящих идей для хитовых программ.

— Да неужели?

Я поворачиваюсь на своем вертящемся стуле, беру со стола папку и тут же бросаю обратно на стол.

— Гарри, — говорю я и больше не говорю ничего.

Гарри подходит к моей секретарше, жестом сгоняет ее со стула, потом подтаскивает ее стул к моему столу и садится.

— Скотт, «Космонавт в космосе» — это была замечательная идея. Выдающаяся идея. Я часто задумываюсь, почему я сам до этого не додумался. Но я не додумался. А вот ты додумался. И почему? Потому что ты выдающийся сценарист. Генератор идей.

— Спасибо, Гарри. — Я даже немного смущен.

Он трет переносицу и шмыгает носом.

— Ты выдающийся сценарист, Скотт. Генератор идей.

Поверх его головы я наблюдаю за миссис Уныньей, которая уныло качает головой. Она стоит, прислонившись к шкафчику для картотеки, и пилит ногти пилочкой для ногтей.

— Но, Гарри, если я такой весь из себя выдающийся генератор идей, почему со мной даже не посоветовались насчет новой программы?

— Ну, может быть, ты чересчур выдающийся генератор.

— Как так?

Он опять трет переносицу и смеется.

— Если бы мы знали как, мы бы все стали такими же выдающимися.

— Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что нет такого понятия, как «выдающийся чересчур». Есть вещи, которых не может быть слишком много, просто по определению. Чем больше хороших, блестящих идей, тем лучше для дела. И тем ценнее мой вклад.

— В теории — да. Но на практике — нет.

— И все же мне кажется, что надо было сперва посоветоваться со мной.

Гарри начальственно проворачивается на вертящемся стуле моей секретарши, делает паузу, чтобы подумать, снова делает паузу и говорит:

— Скотт, пару месяцев назад я заглянул в Креативно-научный центр «Мозги Скотта Спектра». — Он достает какую-то бумажку из кармана своего серебристого пиджака, призванного привлекать внимание. Бумажка сложена вчетверо, и когда он ее разворачивает, мне становится видно, что текст на листе распечатан на принтере. Гарри прочищает горло и зачитывает с бумажки: — Жираф-убийца. Поймать жирафа. Смерть жирафу. Длинный, пятнистый, тупой. Отрубить ему ноги. Отпилить ему ноги. Пока он бежит по саванне. — Гарри складывает листок и бросает его в мусорную корзину. — Так что вот. С тобой посоветовались. В каком-то смысле.

— Но это были всего лишь заметки. Еще не оформившиеся идеи.

Гарри изображает что-то похожее на гимнастику для лицевых мышц и говорит:

— Скотт. Проблема с твоими идеями не в том, что они не оформившиеся. Проблема в том, что они являют собой образец полного идиотизма.

— Значит ли это, что я остаюсь без работы?

Гарри качает головой.

— Ты же у нас выдающийся сценарист. И я хочу, чтобы ты работал в этой программе, — говорит он с упором на слово «в этой».

Я смотрю на пластиковую папку у себя на столе.

— В этой, которая в этой папке?

Он кивает.

Я беру папку, открываю ее, достаю лист с распечатанным на принтере текстом, читаю вслух:

— Реалити-шоу. Документальные съемки. Скрытая камера. Кладем посреди улицы большое бревно, крепим на цемент и наблюдаем, как пролетарии пытаются его «тягать».

Миссис Унынья — хорошая секретарша. Но она делает все по-своему, как ей удобно. По четвергам и пятницам она берет выходные и по средам после обеда — тоже, и начинает со мной разговаривать не раньше, чем за полчаса до полудня.

— Я слышала, у вас скоро будет большое событие, — говорит она ровно в 11:31.

— Да, у нас с женой будет ребенок.

— Я сейчас допечатаю предложение и поздравлю вас как положено. — Миссис Унынья заканчивает печатать очень длинное предложение. Я подхожу к ней поближе в ожидании объятий, поцелуя в щечку или хотя бы сердечного рукопожатия, но она только смотрит на меня и спрашивает: — Вы его усыновляете?

Я качаю головой.

— Искусственное оплодотворение?

Я нервно переминаюсь с ноги на ногу.

— Нет, мы все сделали сами.

— А. И как вы его назовете?

— Жена выбрала имя для девочки. Эклер. А я — для мальчика.

— И какое вы выбрали имя?

— Турбо.

— Турбо, — задумчиво повторяет миссис Унынья. — Вы хотите назвать сына Турбо?

— Если будет мальчик, то да.

Миссис Унынья качает головой.

— Нет, так не пойдет.

— Почему не пойдет? Мы с женой договорились, что имя для девочки выбирает она, а для мальчика — я. Вот мы и выбрали.

— Да, но ваша жена выбрала очень хорошее имя.

— Турбо — тоже хорошее имя.

— Для автомобиля, Скотт. Или для автозапчасти. Для мотора повышенной мощности. Но не для ребенка.

— Извините, но Турбо — наш ребенок, и мы назовем его, как хотим.

— Только через мой труп.

— Прошу прощения?

Миссис Унынья поджимает губы.

— Если вы назовете ребенка Турбо, я подам на вас в суд.

— Вы что, серьезно?

Она кивает. Потом пристально смотрит на меня, сокрушенно качает головой и говорит:

— Ведь вы пошутили? Ну, что хотите назвать сына Турбо.

— Э… Да.

— Каким надо быть идиотом, чтобы назвать сына Турбо?

— Я не такой, да.

— Кстати, об идиотизме, — говорит миссис Унынья. — Вы видели конспект новой программы? Всякого, кто согласится работать в такой программе, надо срочно вести к психиатру.

Через час я врываюсь в кабинет Гарри Дельца, как говорится, с шашкой наголо. Сперва, конечно, стучусь. Все-таки Гарри Делец — это Гарри Делец.

— Скотт, — говорит он, — садись.

Я остаюсь стоять.

Звонит телефон. Гарри берет трубку и долго беседует со своим партнером, доктором Бэмсом, автором научно-популярного бестселлера «Почему кровь липкая». Я сажусь.

— Скотт, — говорит Гарри минут через двадцать. — Как настроение, моя прелесть?

— Настроение хорошее. Вернее, не совсем хорошее. То есть совсем не хорошее на самом деле. Я по поводу новой программы… похоже, тут есть одна небольшая проблема.

— Я тебя слушаю.

Я достаю из кармана сложенный листок, разворачиваю его, прочищаю горло и зачитываю громко и с расстановкой:

— Реалити-шоу. Документальные съемки. Скрытая камера. Кладем посреди улицы большое бревно, крепим на цемент и наблюдаем, как пролетарии пытаются его «тягать».

— И в чем же проблема?

— У нас научно-фантастический канал, — объясняю я. — Проблема в том, Гарри, что новая программа не вписывается в формат. Она ни разу не фантастическая.

— В каком смысле?

— Фантастика — это от слова «фантазия», «вымысел». Собственно, в этом и дело.

— Да?

— Ну, полдела как минимум.

— А остальные полдела?

— Я как раз к этому подхожу. Бревно — это дерево, Гарри. А дерево — наименее научный строительный материал в строительной промышленности. Почему бы нам не заменить бревно, скажем, на кусок пластмассы? Пластмасса — материал научный, искусственно созданный учеными.

Гарри начальственно качает головой.

— Ты, наверное, просто не знаешь, Скотт, что пролетарии не «тягают» куски пластмассы. У меня были знакомые пролетарии, и я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них «тягал» кусок пластмассы. Им это не интересно. Они «тягают» исключительно бревна.

— Понятно. — Пару секунд я перевариваю услышанное. — Но вернемся к элементу фантастики. Почему нельзя использовать актеров? Ведь мы приглашали актеров для «Космонавта в космосе», и все прошло на ура.

— Я что-то не понимаю.

— Не надо нам никаких документальных съемок. Сделаем постановочные, со сценарием и сюжетом. И никаких скрытых камер. Всю программу снимаем в студии.

Гарри задумчиво трет подбородок, кивает.

— И еще, может быть, уберем пролетариев? Как сказал кто-то мудрый, никогда не работай с детьми и животными. И пролетариями.

— Ты уверен, что именно так?

Я киваю.

Гарри тоже кивает, но более начальственно.

— Какой-то резон в этом есть. Но ты забыл одну вещь.

— Что я забыл?

— Ты забыл наших акционеров.

— Каких наших акционеров?

— Ну, вернее будет сказать — нашего акционера. Акционер у нас только один. И он мой партнер. Доктор Бэмс.

— Доктор Бэмс.

Он кивает.

— И когда доктор Бэмс сделался нашим акционером?

— На прошлых выходных. Мы с ним поехали в мини-отпуск, в Париж, — объясняет Гарри. — И он просто взял меня за горло.

— Но, Гарри, ведь ты не владеешь каналом. И никогда не владел. Ты здесь просто работаешь. Как и я. Хотя, конечно, мое положение с твоим не сравнить, — уважительно добавляю я.

— Доктор Бэмс не реальный акционер, а виртуальный. Ты же знаешь, что значит слово «виртуальный»?

Конечно, я знаю. Но я не знаю, что в данном случае Гарри имеет в виду, и поэтому качаю головой.

— Я тебе объясню, моя прелесть. Я должен делать все так, как говорит доктор Бэмс, — объясняет Гарри. — Воспринимай это, скажем, как невинный сеанс садо-мазо со связыванием рук и ног, который выходит за рамки моей личной жизни и распространяется на профессиональную сферу. И на твою тоже.

Я киваю, хотя по-прежнему не понимаю, о чем говорит мой начальник.

— Так что, как ты понимаешь, — говорит Гарри, — мы не можем менять что-то в новой программе без согласования с доктором Бэмсом. — Он откидывается на спинку кресла и кладет ноги в серебристых туфлях на стол.

Я тоже откидываюсь на спинку кресла и кладу ноги на стол, хотя только мысленно.

— Хорошо. Позвони доктору Бэмсу.

Гарри снимает трубку, набирает номер, подносит трубку к уху, чтобы удостовериться, что там не занято, и передает трубку мне.

— Доктор Бэмс, — говорю я, когда доктор Бэмс берет трубку. — Это Скотт Спектр с телеканала научной фантастики.

— Скотт, — говорит он, размышляя вслух. — Это не вы сделали фотокопию своей груди на корпоративной вечеринке?

— Нет, не я, а моя секретарша миссис Унынья.

— Прошу прощения. Чем я могу быть полезен?

— Я хотел обсудить новую программу.

— Тогда вам следует обратиться к вашему начальнику Гарри Дельцу.

— К нему я уже обращался, — говорю я, сохраняя спокойствие и проявляя терпение. — Гарри сказал, что мне следует поговорить с вами.

— Стало быть, Гарри Делец — человек понимающий. Приходите сегодня на ужин, — говорит доктор Бэмс. — Приходите с супругой. Или один, как хотите. Как бы там ни было, сегодня, в десять, у меня.

Довольный исходом беседы, я возвращаюсь к себе за стол. Едва я сажусь, миссис Унынья, моя секретарша, просит меня подойти. Я говорю, чтобы она подошла сама, но она отвечает, что очень устала.

— Надеюсь, вы ему высказали все, что думаете, — говорит она, когда я подхожу к ее столу.

— Да. Ну, в общих чертах.

— Вам звонил мистер Двадцатка.

— Вик, мой лучший друг. Он просил что-нибудь передать? — Дозвониться до Вика практически невозможно, и не потому, что он живет интересной и полной жизнью и его никогда не бывает дома, а потому, что он программист и слишком занят своим программированием и ему просто некогда отвечать на звонки.

— Просил передать вам, что все готово.

— Отлично. Позвоните, пожалуйста, Джиму. Скажите, что я его буду ждать дома. У меня для него сюрприз.

Хотя моя жена беременна, она беременна совсем чуть-чуть и по-прежнему может исполнять супружеские обязанности жены, как то: мыть посуду.

— Привет, — говорит она, моя посуду. — Как на работе?

Я делаю вид, что не слышу ее, потихоньку подкрадываюсь к ней сзади и обнимаю ее, притворяясь, что думаю, будто застаю ее врасплох.

— Опять ты со своими шуточками. Когда ты так делаешь, ты всегда напоминаешь мне Вика, этого твоего друга. И это не то чтобы очень приятное воспоминание.

Она имеет в виду коронную шуточку Вика, когда он машет тебе издалека, потом подходит и снова машет прямо у тебя перед носом.

— Кстати, про Вика. Нам с Джимом надо к нему заглянуть.

— А как же ужин? — говорит Воздержанья, вытирая руки.

— Вечером нас пригласили к Бэмсу, поужинать с доктором Бэмсом и Гарри Дельцом.

— То есть, выходит, я зря наготовила столько всего?

— Да, — говорю я вполне логично.

Воздержанья снимает фартук и выходит из кухни.

Раньше жираф Джим обращался со мной как с последним придурком. Вообще ни во что меня не ставил. Но теперь, когда я доказал свою мужскую состоятельность, оплодотворив жену, он стал меня уважать. Теперь он заходит в дом через входную дверь, а не вываливается из шкафа, и еще он перестал называть меня Спеком.

— Скотт, — говорит Джим, не называя меня Спеком.

— Джи м, проходи.

— А где Воздержанья?

— Она наверху, — говорю я. — Пошла кое-что взять.

— Такты зачем меня звал?

— Пойдем в гостиную, — говорю я ему. — Хочешь чаю?

Он кивает.

— С молоком?

— Да, Спек, пожалуйста.

— Сколько сахара?

— Пятнадцать кусочков.

Я завариваю чай, разливаю по чашкам и иду в гостиную. Жираф-призрак уже лежит на диване, поджав свои длинные призрачно-жирафьи ноги.

— Ну и как ты себя ощущаешь в роли отца?

— Пока я еще не отец, — говорю я, садясь в свое кресло хай-тек. — Мы беременны всего две недели.

— А через сколько рождаются дети?

— Через девять месяцев.

Он морщит нос.

— Я думал, что через девять дней, как-то так.

— Девять дней?

— Ну, — говорит он задумчиво, уловив в моем тоне насмешку. — Тогда через десять недель.

— Джим, ты в школе что, биологию не проходил?

— У нас в джунглях не было как такового полового воспитания, — говорит Джим. — Нас учили лишь одному: бери ее сзади, а потом убегай.

— Да ты, оказывается, романтик.

— Практичность — прежде всего, — говорит Джим, отпивая чай. — Потому что иначе нельзя. Это же джунгли.

Я киваю.

— Джим, я хотел тебе что-то сказать. Я не всегда обращался с тобой хорошо, да?

— А с чего бы ты стал обращаться со мной хорошо? — говорит Джим, скромно потупившись. — Что я сделал хорошего для тебя?

— Очень даже немало, если на то пошло. Ты помог мне выйти из своей скорлупы. Сегодня я выступил с критикой начальства, заявил Гарри Дельцу, что его новая программа никуда не годится.

— И это все — из-за меня?

— Ну, не только из-за тебя, Джим. Отчасти и из-за моей секретарши, миссис Уныньи, которая явно дала мне понять, что она меня не уважает. И я задумался. Я спросил себя: а что сделал бы Джим, если бы его явно не уважали?

— Я бы сказал тому, кто меня не уважает: «Поцелуй меня под хвостом».

— Вот именно. И я поступил точно так же в каком-то смысле. И в знак благодарности я приглашаю тебя к Вику Двадцатке, чтобы ты там поиграл в компьютерную игру.

— Не знаю, что и сказать.

— Давай допивай чай, и пойдем.

— Не могу, — говорит Джим, отставляя чашку. — Пить не могу, от волнения.

— Ну и ладно, и бог с ним, с чаем. Я тоже не буду допивать свой чай, чтобы ты себя не чувствовал виноватым. Пойдем, — говорю я, глядя на свои высокотехнологичные часы. — Вик за нами заедет. Он будет здесь с минуты на минуту. Надеюсь, что мы все поместимся в его машину. У него хэтчбек, а ты все-таки жираф.

— А можно взять еще моего друга?

— Какого друга?

— Барри.

— Это не тот слон-призрак, про которого ты рассказывал?

— Он не слон, он носорог.

Я вздыхаю.

— Ну ладно. Бери своего носорога. Но только его и никого больше. — Я снова смотрю на свои высокотехнологичные часы. — А когда он здесь будет?

— Он уже здесь, Спек. Он живет на кухне, под раковиной.

— Замечательно. А сколько еще дохлых зверей обитает со мной в одном доме?

— Да нисколько не обитает.

Я иду следом за Джимом на кухню.

— Только если он очень тяжелый, ему придется заплатить за бензин.

Я открываю дверцу шкафчика под раковиной, и из шкафчика на меня сонно таращится носорог, моргая своими большими серыми глазами.

— Ой, — говорит он, — а я спал.

Джим наклоняется к носорогу.

— Барри, это Скотт. Скотт, это Барри, фосфористый носорог.

— Привет, Барри.

— До свидания, — говорит Барри. — В смысле, привет.

— Барри не блещет умом, — говорит Джим. — Он живет на кухне, под раковиной.

Я так и не понял: эта последняя фраза была объяснением или наглядным примером?

— Сегодня какой день недели?

— Не знаю, Барри. Скотт, сегодня какой день недели?

— Понедельник.

Барри кивает два раза, на что уходит немало времени, поскольку кивает он очень медленно.

— И что это значит?

Джим смотрит на меня.

— Наверное, все зависит от того, работаешь ты или нет.

— Он работает, — говорит Джим.

Я смеюсь.

— Я попробую угадать. Он — дипломированный бухгалтер.

— Не угадал. Он работает в общественном туалете, поедает какашки.

— Я бы точно угадал со второй попытки.

Джим смотрит на Барри, фосфористого носорога, и улыбается.

— Барри, хочешь поехать с нами?

— Только не в боулинг. Ненавижу боулинг. Не понимаю, что там интересного: какать, а потом катать кучку какашек по этой длинной деревянной штуке?

— Он совсем не умеет играть в боулинг, — говорит Джим мне на ухо.

Барри поднимает глаза.

— Что ты сказал? Что я всегда безнадежно проигрываю? Хочешь сказать, что я неудачник?

— Ты же ни разу не проиграл, Барри. С твоей внушительной кучкой какашек ты всегда делал страйк.

— Тогда почему меня побили?

— Ты какал в общественном месте, — говорит Джим. — Чего же ты ждал?

— Я носорог, — отвечает Барри. — Чего же они ждали?

Вик приезжает вовремя, с точностью до секунды, и мы приступаем к решению серьезной проблемы по организации размещения всех нас в машине. Будучи программистом, Вик в совершенстве владеет навыком решения серьезных проблем. К несчастью, подавляющее большинство этих проблем относится к области абстрактной математики и не имеет соприкосновения с повседневными бытовыми задачами, типа как втиснуть жирафа и носорога в хэтчбек.

— А мы сейчас куда? — интересуется Барри, пока мы с Виком пытаемся запихать его на переднее сиденье.

— Ко мне, — говорит ему Вик.

— Нет, до того, как к тебе.

— Мне надо заехать заправиться, — говорит Вик.

— Нет, до того как заправиться. Куда мы сейчас?

— Он имеет в виду машину, — говорит Джим. — Мы садимся в машину.

— В какую машину?

Мы с Виком качаем головами. Похоже, нас ждет утомительный вечер.

— Нет, ничего не получится, — говорит Вик. — Ему придется сесть сзади.

— Тогда можно мне сесть впереди? — говорит Джим, приплясывая от восторга. — Можно будет открыть люк.

— Хорошая мысль, — говорит Вик. — Высунешь голову в люк, будешь смотреть, нет ли пробок. Скотт, тебе придется сесть сзади, с носорогом.

Я хлопаю себя ладонью по лбу, демонстрируя свое несогласие.

— А что, если он там насрет?

— Ну, подложим какое-нибудь покрывальце, — говорит Вик.

— Не насру, — говорит Барри, забираясь на заднее сиденье. — Я только-только покакал, на клумбе.

— А почему деревья убегают? — интересуется Барри, глядя в окно.

— Потому что ты злой, — говорит Джим сверху.

Барри моргает, из его серых глаз текут тихие слезы. Я высовываюсь в окно и смотрю снизу вверх на жирафа, высунутого в люк.

— Джим, — говорю я, — не смущай его. Он и так весь растерян.

— Правда? — говорит Барри. — А я даже не знал.

— Барри, — ласково говорю я, — деревья не убегают. Они стоят на месте. Это мы едем мимо деревьев, в машине Вика.

— А я думал, что мы под раковиной.

Вик живет с мамой, в мамином доме, в дальней комнате на втором этаже, где прошло его детство. Как и у всякого программиста, вместо любящей жены у него — любящая мама и навороченный компьютер, самый лучший из существующих на данный момент на потребительском рынке. Он говорит нам: «Садитесь», — но у него в комнате только один стул, так что Вик сбрасывает с кровати книги по программированию, и мы садимся на кровать. Я — в головах, Джим — посередке, а Барри — в ногах. Барри сосредоточенно смотрит в потолок.

— Что он там высматривает, Джим?

— Трубы, — отвечает Джим. — Он думает, что мы под раковиной.

— Барри, это комната Вика.

— Правда? — говорит Барри. — А я даже не знал.

Я интересуюсь у Барри, играет ли он в компьютерные игрушки.

— Да. То есть нет. То есть не знаю.

Вик уже загрузил компьютер и теперь набирает команды на клавиатуре. Барри сосредоточенно наблюдает за пальцами Вика.

— Смотри на экран, — говорю я ему.

— Какой экран?

Вик стучит пальцем по краю экрана.

— Вот экран.

— В этой серой коробке, Барри, — говорю я, — вся жизнь нашего Вика.

— Правда? Как грустно.

Джим смеется.

— Может быть, Барри не так уж и глуп.

— Я говорил метафорически, — говорю я в защиту Вика.

— Пусть даже метафорически, — говорит Джим.

На экране возникают слова. Там написано: «Жираф Джим. Разработчик программы: Вик Двадцатка. Автор идеи: Скотт Спектр». Джим смотрит на экран, но, похоже, пока не въезжает. Лицо у него выжидательное, взгляд — пустой. Вик нажимает на клавишу, слова исчезают, и на экране появляется жираф, исполненный в лучшей компьютерной графике.

— Это я.

Вик кивает.

— Ты сделал игру про меня?!

— И как тебе, Джим? — говорю я, обнимая его за плечи.

Он задумчиво жует губу.

— А почему я такой маленький?

— Пришлось сделать тебя поменьше, чтобы ты влез в экран.

Он пододвигается еще ближе, касается носом экрана и внимательно изучает компьютерного жирафа.

— Как… — Он умолкает, трясет головой. — Как…

Я поправляю очки.

— Вик написал компьютерную программу. Помнишь, как ты расстроился, когда я сказал, что игрушек с жирафами нет? Знаешь, Джим, ты столько всего для меня сделал за последние пару месяцев, и мне тоже хотелось сделать тебе приятное. Я подумал, чем можно порадовать жирафа-призрака, у которого все есть? Ну, то есть жирафа-призрака, у которого ничего нет. Но которому ничего и не надо. В общем, вот что мы придумали. Вернее, я придумал, а Вик сделал все самое сложное. Да, Вик?

Джим смотрит на Вика:

— Ты сделал игру про меня!

Вик улыбается и кивает. Джим делает глубокий вдох.

— Это самое лучшее из всего, что я видел.

— Ты еще ничего не видел, — говорит Вик. — Вот смотри. — Он берется за джойстик, усаживается поудобнее и нажимает на кнопку «ОГОНЬ». На экран неожиданно выскакивает монстр, и Джим — не компьютерный Джим, а настоящий, который призрачный, — едва не выпрыгивает из своей пятнистой шкуры.

— Спокойно, — говорю я ободряющим тоном. — Это всего лишь игра.

— Это один из тех монстров, про которых ты мне рассказывал?

— Да, — говорю я. — Но ты не волнуйся. Вик знает, что делать. Да, Вик?

Вик не отвечает. Он ждет, пока монстр не подбежит к компьютерному жирафу, а потом, в самый благоприятный момент, нажимает на джойстике кнопку «ОГОНЬ», и жираф на экране подпрыгивает и бьет монстра копытами по голове.

Джим весь сияет, глаза горят.

— Я его сделал. Я убил монстра.

— Вик только немножко помог, — добавляю я.

— А дай мне тоже.

Вик уступает мне джойстик, и я держу его крепко, так чтобы Джим мог взяться за него зубами. Появляется еще один монстр, Джим яростно дергает джойстик, и жираф на экране налетает на монстра и погибает.

Джим весь сникает.

Я трясу его за плечо.

— Джим, ты чего? Это всего лишь игра.

— Но мы больше не сможем в нее играть. Теперь, когда жираф умер, там остались одни монстры. Я все испортил. Я испортил игру. — Он смотрит на меня. — И ты даже не успел поиграть.

Я смеюсь, не могу удержаться.

— Ой, Джим. Сейчас мы просто начнем игру заново, с самого начала. Вик, покажи Джиму, как сделать рестарт.

Вик что-то быстро набирает на клавиатуре, и игра начинается заново.

— Ничего не понимаю.

Мыс Виком растерянно переглядываемся. Как бы ему по-доходчивее объяснить.

— Джим, — говорю я, — помнишь, ты умер, а потом снова вернулся, уже как призрак?

Он кивает.

— Здесь все очень похоже. Но… э… по-другому.

— А можно Барри тоже сыграет?

Я гляжу на носорога, который глядит в потолок.

— Барри, хочешь сыграть в компьютерную игру «Жираф Джим»?

— Нет. То есть да.

Вик отдает ему джойстик. Барри озадаченно вертит его в своих неуклюжих, больших руках… или в ногах… в общем, в лапах.

— Это еда? Или какашки?

— Барри не очень умный носорог, — говорит Джим.

— Ни то, ни другое, — объясняет Вик. — Это называется джойстик. Посмотри на экран. Вот это монстр. — Вик показывает пальцем.

Барри кивает.

— Когда он побежит на тебя, его надо убить.

Барри снова кивает. Но когда монстр выбегает на экран, Барри не предпринимает вообще ничего.

— Его надо убить, — говорит ему Вик.

— Убей его! — кричим мы хором. — Убей!

Барри роняет джойстик, разбегается и бьет по экрану своим носорожьим рогом. Экран взрывается, обломки пластмассы и осколки стекла разлетаются по всей комнате.

— Я убил его?

Мы с Виком растерянно переглядываемся.

— Да, — говорю я. — Похоже, убил.

Доктор Бэмс с Гарри Дельцом живут в большом доме в престижном пригородном районе. Мы с Воздержаньей уже там бывали один раз. Тогда все прошло замечательно, Воздержанье понравилось, но сегодня ей хочется побыть дома, так что я взял с собой Джима. Это не так необычно, как кажется. Видите ли, доктор Бэмс и Гарри Делец — голубые.

Доктор Бэмс открывает нам дверь, смотрит мимо меня и восклицает:

— Джим!

Я с подозрением кошусь на жирафа.

— Вы что, знакомы?

— Ну…

— Мы вместе в школе учились, — говорит доктор Бэмс. — В Битене.

Доктор Бэмс уходит в столовую, а я спрашиваю у Джима, задержав его на пороге:

— Джим, ты ходил в частную школу?

Он пожимает плечами.

— Ты же всегда говоришь, что вырос в джунглях.

— Ну, не то чтобы вырос.

— Но ты там жил?

— Какое-то время.

— У тебя там друзья, и ты ездил к ним в гости.

— Один раз съездил. На каникулах. На неделю. .

— Но ты говорил, что ты вырос в джунглях. В самом злачном районе. В восточной части, в Ист-Сайде.

Он молчит, понуро глядя в пол.

— И как ты мог ходить в школу вместе с доктором Бэмсом? Он тебя старше, наверное, лет на двадцать.

Джим пожимает плечами.

— Жирафьи годы, они не такие, как у людей.

Я изображаю искреннее сочувствие, делаю паузу для эффекта и направляюсь в столовую.

Как и все в этом доме, столовая поражает размерами и роскошью. Доктор Бэмс в дорогом выходном костюме сидит за столом. Гарри Делец тоже в костюме, поверх которого (как и следовало ожидать) повязан игривый фартучек горничной, разливает вино. Я тоже оделся как должно: приплел в любимой футболке НФ-канала с эмблемой НФ-канала. А вот Джим заявился на ужин голышом. Правда, почистил ногти на ногах.

— Ну, рассказывай, Джим, — говорит доктор Бэмс. — Чем ты теперь занимаешься? — Не дожидаясь ответа Джима, доктор Бэмс обращается ко мне: — Джима ужасно травили в школе.

— Это многое объясняет.

— Его называли ниггером и подвешивали вверх ногами за шнурки.

— Ниггером?

— Да. В Битене было немного цветных.

— Цветных?

— А из-за своего высокого роста он торчал, как нарывающий палец.

Я киваю.

Джим наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Доктор Бэмс думает, что я черный.

— Черный?

— Все так думали, все до единого. Частные школы — там так всегда, Спек. Кто в таких заведениях учится? Сплошные белые недоумки из высшего общества, и все как один голубые.

Я киваю.

— Погоди. Ты снова назвал меня Спеком? Я думал, что этот вопрос мы решили.

— Решили.

Доктор Бэмс отпивает вина.

— Кстати, о прозвищах. Знаете, как Джима дразнили в школе?

— Нет, — говорю я. — И как же?

Доктор Бэмс разворачивает хитро сложенную салфетку и кладет ее себе на колени.

— Большой Нос. Вот идет Большой Нос — они так дразнились. Вот идет Большой Нос, мальчишка с самым большим в Битене носом.

— У них было богатое воображение.

— Они держали его вверх ногами, — говорит доктор Бэмс, — макали головой в унитаз и спускали воду. Да, Джим?

Джим молчит. Разговор его явно не радует.

— Один раз они и меня тоже вот так, головой в унитаз, — говорит доктор Бэмс. — И я сказал себе: «Больше этого не повторится. Меня больше никто не макнет головой в унитаз». И знаете что? После того судьбоносного дня меня больше никто никогда не макал головой в унитаз.

— Замечательно.

— Это был мой последний день в школе.

Я киваю. Замечательно.

— Ладно, хватит. Нет, Гарриета. Ты продолжай, пока я не скажу, что достаточно. — Это он обращается к Гарри Дельцу, который стоит на коленях и чистит доктору Бэмсу ботинки. — Пора сменить тему. Садись, Джим. И вы, Скотт, садитесь. Вот вино, очень рекомендую.

Мы пьем вино, много вина. Под ужин с тремя сменами блюд, которые подает Гарри Делец, также известный как Гарриета. После ужина доктор Бэмс объявляет, что Гарриета теперь снова Гарри, и мы все переходим в гостиную, где Гарри снимает фартучек и садится вместе со всеми в одно из больших кожаных кресел.

— Итак, — говорит доктор Бэмс, передавая сигары по кругу. — Что вы хотели со мной обсудить, мой юный друг Скотт?

— Новую программу, сэр.

Он кивает.

— Документальные съемки «тяганья» бревна. Реалити-шоу Скрытая камера. На улице. Все будет представлено как серьезное научное исследование…

— Научное, — подмигивает мне Гарри.

— …но с элементами искреннего интереса к человеческой личности. Разумеется, в реальной жизни пролетарии не представляют какого бы то ни было интереса, и с ними вообще невозможно работать, так что их будут играть профессиональные актеры классической школы…

— Вот и вымысел, — снова подмигивает мне Гарри.

— …импровизируя на основе базового сценария. Вот, — говорит доктор Бэмс, прикуривая сигару. — Так что вы хотели сказать?

Гарри прикуривает сигару.

— У Скотта есть несколько мыслей. Да, моя прелесть?

— Были мысли.

— А теперь уже нет, — говорит Гарри.

Я киваю и прикуриваю сигару.

Джим тоже прикуривает сигару, очень большую сигару, которая как будто растет в длину. На ней что-то написано на боку. Там написано: «Доктор Бэмс — идиот. Программа провалится. НФ-канал обанкротится. Ты лишишься работы. Твоя жена и ребенок будут голодать».

— Джим, можно тебя на минуточку в коридор? Надо поговорить.

Вежливо улыбнувшись хозяевам, мы с жирафом выходим из комнаты.

— Джим, я не знаю, что делать.

— Тебе нужно выдать идею, Спек. Только очень хорошую идею. Такую идею, чтобы Гарри Делец послал доктора Бэмса куда подальше.

— Идеи не растут на деревьях, Джим.

— А как насчет Креативно-научного центра «Мозги Скотта Спектра»?

— Откуда ты знаешь про этот файл?

— Ты сам мне рассказывал.

— Да неужели?

— Да, — говорит Джим, качая головой.

— Ну, Креативно-научный центр «Мозги Скотта Спектра», как всегда, готов выдать сколько угодно блестящих идей для хитовых программ, но понимаешь, в чем дело… Гарри уже читал файл и как-то не впечатлился.

— Почему?

Я снимаю очки, дую на них, тру о футболку с эмблемой НФ-канала и надеваю обратно.

— Гарри сказал, что идеи еще не оформлены до конца.

Джим кивает.

— У меня есть идея. Я не уверен, что тебе понравится, но если захочешь, могу подарить.

— Давай, — говорю, — я в отчаянии.

— Варьете-шоу, но с одной очень существенной разницей.

— И как мы его назовем?