Расскажу вам об одном случае, когда я должен был попросить прощения, но так и не сделал этого.

Я страстный болельщик «Арсенала». В какой момент им стал, даже не помню. Еще мальчишкой, когда другие ребята рассказывали друг другу, что непременно станут пожарными, машинистами поезда и тому подобным, я мечтал только об одном: как выйду однажды на поле в знаменитом красно-белом костюме.

Я и по сей день, хоть больше и не ношу пижам и ни с кем не обмениваюсь наклейками, остаюсь фанатом этих ребят. А пару лет назад в одной из своих любимых пивнушек увидел одного из них, можете себе представить?

Я подхожу к нему, сажусь за его столик и начинаю говорить, что с раннего детства считаю их всех своими кумирами и все такое. В такие моменты меня переполняют самые приятные ощущения — я вспоминаю о том, как радовался забитым именно этим парнем голам, как впервые ездил в Хайбери, сколько мне было лет, когда я уже знал наизусть имена всех бывших и настоящих игроков «Арсенала» (я и до сих пор помню многие из них).

Ему нравится со мной общаться. Он сам мне об этом говорит.

— С тобой интересно поболтать.

Я трепался с ним и его женой полночи и был безумно этому рад. Потом взял у него автограф, мы обменялись рукопожатиями, и я спокойно удалился — вместе с сумкой этой дамочки.

Я взял ее себе на память в качестве сувенира, ну, вы понимаете.

Оказывается, этот чудак (его имени я называть не буду, почему — вам скоро станет ясно) совсем недавно купил в самой роскошной части нашего города огромный дом. А у меня — спасибо сумочке его жены — появился его адрес.

Я направляюсь к их дому дня два спустя и прощупываю почву — так, чисто из любопытства, — и возвращаюсь домой с ковриком для вытирания ног и сеткой для бутылок с молоком. Я вовсе не собирался их красть, но не смог с собой совладать.

Вы только задумайтесь: в эту сетку ставили когда-то молочные бутылки, которые опустошал сам великий футболист. А на коврике — сейчас он с гордостью красуется перед моим парадным — до сих пор сохраняются следы его знаменитых ног.

Класс!

Через три недели с небольшим ко мне перекочевывают и тяпка из его сада, и тележка, и каменная цапля, и столик. Я бесконечно ему благодарен.

Но всех этих вещей мне недостаточно. Я хочу заполучить какой-нибудь достойный сувенир, нечто такое, чем можно дорожить по-настоящему. В общем, в один прекрасный день, вернее, поздний вечер я беру отвертку, сажусь в фургон, заезжаю за Олли, и мы направляемся осуществлять мою мечту.

Для столь шикарного дома забраться в него нам удалось невероятно просто. Сначала мы проникли в гараж, дверь в котором едва держалась на петлях, потом — в сам дом через внутреннюю дверь, оказавшуюся незапертой. Я никак не ожидал подобной небрежности от игрока столь сильной команды. Увидев аккуратно сложенные у холодильника садовые инструменты — очевидно, он решил больше не оставлять их на улице, — я отметил, что перед уходом будет не лишним захватить с собой приспособление для подстрижки кустов.

— Вот это вещь, это я понимаю. Иметь в качестве сувенира что-нибудь такое — совсем другое дело, — говорю я, доставая из сушки для посуды кружку. — Наверняка это его кружка. Посмотри-ка.

— Кружка как кружка, — говорит Олли, абсолютно меня не понимая.

Он никогда не был футбольным болельщиком. Несколько матчей в своей жизни, может, и посмотрел, но больше от нечего делать. Не знаю, как вы, а лично я всегда считал, что в парнях, не увлекающихся футболом, есть что-то... странное.

Я ничего не имею против Олли, только не поймите меня неправильно. Но по личному опыту знаю, что те типы, которые равнодушны к футболу, почти всегда относятся к какой-нибудь из трех групп — трейнспоттерам, мальчикам-ботаникам или геям. Страстью к отслеживанию поездов и записыванию номеров локомотивов Олли, по-моему, не страдает. Уровень интеллектуального развития у него примерно такой, как у меня. Вот я постоянно втайне и переживаю за него — ничего не могу с собой поделать.

— Но ведь это не какая-нибудь кружка, а его кружка, — говорю я, но Олли по-прежнему меня не понимает.

— Значит, возьми ее себе.

— Конечно, возьму, черт побери! А в придачу еще и тарелку с ножом и вилкой, буду пользоваться ими во время ужина.

— Пожалуйста, — отвечает Олли. — А я прихвачу микроволновку. Его микроволновку.

— Постой, постой, — говорю я. — Мы не будем обчищать этот дом.

— Почему?

— Почему? Да потому что, потому что... Здесь живет он!

— Но мы уже обчищаем его дом, нравится тебе это или нет. И нет большой разницы в том, что именно ты или я здесь стащим, — коробку с печеньем или телевизор, видак и стереосистему.

Я задумываюсь над словами Олли и понимаю, что они не лишены смысла. Я знал, на что иду, когда выезжал сегодня из дома, хоть и тешил себя глупой мыслью, будто завариваю всю эту кашу ради ничтожной кружки.

— Ладно, — говорю я с неохотой. — Только давай все сделаем крайне аккуратно, я ведь смотрю на этого парня как на героя, понимаешь?

— Да, да, да, — отвечает Олли, направляясь прямиком в спальню.

Я достаю два чистых пакета для мусора и наполняю их чашками, тарелками, ножами, фотографиями с подписями, видеокассетами и так далее.

Ни одного другого дома за всю свою грабительскую бытность я не обрабатывал настолько тщательно. Мы забрали здесь все, что смогли: абажуры от светильников, одежду, фотографии. Даже зубную пасту и мыло из ванной.

Я говорю «мы», имея в виду "я". Олли подготавливал к выносу те вещи, которые мы берем в домах обычно, я же в течение всего этого часа набирал себе все больше и больше «сувениров». Вернее, не одному себе. Многие из моих приятелей тоже в восторге от «Арсенала», и я знал, что они будут только счастливы выложить денежки за те самые очки, в которых он смотрел телевизор.

С кружками, цветками в горшках и со всем остальным я быстро распрощался. Для себя оставил один сувенир, лучшее, что можно было придумать, — медаль «Победитель Кубка Футбольной Ассоциации».

Не копию, не подделку, а ту самую медаль, которую ему вручили в семьдесят девятом году за победу «Арсенала» над «Манчестер Юнайтед» в финальной игре на кубок мира.

Теперь эта медаль моя.

Ничем другим из всего, что у меня есть, я не дорожу так, как ею.