Неизбежное случилось. Выстрелы из пушек Карела отняли жизнь у какого-то почтового кассира и свободу — у двух молодых наркоманов и самого чешского гения. Карел, естественно, пытался все отрицать (вы на его месте сделали бы то же самое), однако он увяз в этом деле по самые уши, к тому же в свидетелях нехватки не было. Для меня, Винса, парочки обвиняемых наркоманов и всех прочих, связанных с рэкетом Карела, настали трудные времена. Он мог преподнести на тарелочке очень много о каждом из нас, чтобы полиции было чего пожевать. Очевидно, Карел так и сделал бы, не улыбнись нам на миг удача. Карела посадили в ту же тюрягу, где мотал свой срок Гевин. В другую камеру, естественно, и даже в другом крыле, но главное, что ему можно было передать весточку через старых знакомых.

Буквально через пару дней Карелу намекнули: «Держи рот на замке — и жизнь станет легче. Откроешь его — она станет гораздо короче». Фокус удался лучше некуда. К недовольству легавых чех упрямо молчал, не называя из страха возмездия ни единого имени (даже своих мелких воришек). И все бы прошло гладко, не попроси этот идиот перевести его в другую кутузку. Тюремщики пристали к нему с вопросами, с какой стати он просит о переводе. К чести Карела, он словно воды в рот набрал, однако до легавых дошло, что ему угрожают.

Но кто и почему? На эти вопросы следователи ответить не могли. Карел, безусловно, мелкая сошка. Кому понадобилось его запугивать? А главное — зачем так утруждаться? Шестерки не имеют дел с большими игроками, верно? Что он собой представляет? Чем он заслужил столь лестное внимание к своей особе?

Копы и тюремщики начали копать, пытаясь это выяснить, и через пару месяцев им повезло. Увы, все тайное довольно быстро становится явным, особенно если кто-то в этом сильно заинтересован.

— Гевин Бенсон, сэр! Это он надавил на Карела.

— Гевин Бенсон?

— Налетчик, сэр. Отсидел один год из пятнадцати.

— Знакомое имя. Я помню его случай. Тот еще мерзавец! Но с какой стати Гевина Бенсона интересует Карел Лецвед?

— Не знаю, сэр.

— Есть хоть какие-то идеи?

— Нет, сэр. Я знаю только, что Бенсон передал чеху предупреждение, как только тот попал за решетку.

— Ладно, я сам этим займусь.

— Благодарю, сэр. А как с моим прошением о повышении, сэр?

Приблизительно так, насколько я представляю, происходил диалог.

А потом им осталось совсем немного — сверить дату просьбы Карела с записями о посещениях Гевина. И сразу стало ясно, что чех запросил о переводе сразу после того, как моего брата навестила жена. Может, весточку передали с воли?

— Дайте мне список всех известных сообщников Гевина Бенсона. Думаю, мы напали на след.

— Что вы делали с двух до одиннадцати вечера одиннадцатого февраля сего года?

— Не знаю. А вы?

— Здесь я задаю вопросы, Бенсон, так что, если не хочешь, чтобы я запер тебя вместе с братом, лучше отвечай!

Я невольно улыбнулся. Да что он, Папа Римский, что ли? Это вам не исповедь. Как раз если я отвечу на вопросы сержанта Иванса, то сяду вместе с братом.

— Мой клиент не отказывается вам помочь, мне просто кажется, что на такой вопрос довольно трудно дать ответ вот так, с ходу, по прошествии трех месяцев. Если бы ему это удалось, по-моему, у вас возник бы повод для подозрений. Разве нет, сержант?

— Нет, мистер Барратт. Я думаю, ваш клиент точно знает, что он делал в тот день и с кем. — Иванс уставился мне в глаза. — Так что, Крис? Чем ты занимался? Пытался произвести впечатление на старшего брата, да?

Я снова улыбнулся.

— Чего ты лыбишься, Крис? Думаешь, это смешно? По-твоему, я с тобой шутки шучу?

— Нет, — сказал я. — Мне просто нравятся клоуны.

Тут Иванс тоже улыбнулся, однако отнюдь не радостно. Скорее это был оскал человека, который перестал скрывать свою ненависть.

— Узнаешь? — спросил он и швырнул на стол два полиэтиленовых мешка с пушками Карела.

Я внимательно их разглядел.

— Это пушки?

— Не строй из себя умника! — рявкнул лейтенант Прусак (какая подходящая фамилия!). — С помощью этих пистолетов одиннадцатого февраля был ограблен управляющий оружейного магазина. Вернее, дважды ограблен.

— Впервые их вижу, — заявил я.

— Откуда вы знаете, сержант, что это те самые пистолеты? — спросил Барратт. — Вы проводили баллистическую экспертизу? Вы нашли гильзы?

— Их опознал управляющий магазина.

— Опознал?

— Он настоящий знаток оружия, мистер Барратт. Если кто и может опознать пистолет, так это он.

— «Если кто и может опознать!» Вы сами так сказали, сержант.

— Тебе знакомы эти пушки, правда, Крис?

— Я же сказал вам: впервые их вижу.

— Да неужели? А Карел Лецвед? Он тебе знаком?

— Кто?

— Карел Лецвед. Он сидит в той же тюрьме, что и твой брат. Вернее, сидел. Вчера его перевели на север. Скажи, как по-твоему: Гевин и там его достанет?

— Не понимаю, о чем вы.

— Не понимаешь? Через пару недель Лецвед предстанет перед судом. Зуб даю, его признают виновным и посадят, причем надолго. А длительные сроки кажутся еще дольше, когда человеку за шестьдесят. Как думаешь, скоро он расколется?

— Мой клиент уже сказал вам, что не знает мистера Лецведа.

— Чтобы избежать недоразумений, я дам вашему клиенту еще один шанс подумать. Ты знаешь Карела Лецведа?

Иванс уставился на меня через стол, затаив дыхание и моля Бога, чтобы я раскололся, а я тем временем раздумывал над его словами. Безусловно, теперь, когда они сослали Карела в тундру Дарема или Манчестера, в общем, от греха подальше, он вполне может заговорить. А может, и нет. Страх — мощный стимулятор. И в отличие от чувства опасности от страха избавиться труднее. Он может переехать вместе с личностью. Если ты подвержен страху, он тебя не покинет.

Кроме того, тюрьмы — забавные места. Доносчиков никто не любит, а слухи распространяются из одной каталажки в другую, в точности как сами заключенные. Быть может, репутация Карела станет известна года через два, однако она настигнет его везде. Интересно, понимает он это или нет? Не исключено. (Как бы там ни было, Карел не проговорился ни перед судом, ни после оного.)

Что же делать?

Все отрицать, вот что! Какой смысл говорить правду? Она ни на кого не производит впечатления.

И это правда, какой бы жизненный путь вы ни выбрали.

— Я уже сказал вам и еще раз повторяю: не знаю я никакого Карела Лецведа.

На лице Иванса отразилось неподдельное разочарование.

— Ну-ну. Не знаю, что и делать. Твой дружок в соседней комнате куда сговорчивее, и поэтому он отделается легким испугом, в то время как ты серьезно влип. Это произведет на Гевина впечатление, верно?

Чтобы Винс был сговорчивее? Чушь собачья! Если он не разнес соседнюю комнату в щепки — и на том спасибо. Это единственная степень сговорчивости, на которую он способен.

— Я хотел бы, чтобы ваш клиент принял участие в процедуре опознания личности.

— Ясное дело, хотели бы, — ответил Барратт.

— Вы отказываетесь?

— Какие у вас еще улики против моего клиента, сержант?

— Вы отказываетесь? — повторил Иванс.

— У вас нет ни единого доказательства, что мой клиент участвовал в том ограблении, верно?

— Вы отказываетесь? — снова повторил Иванс.

— Я просто хочу подчеркнуть, сержант, что, если мой клиент согласится и его по ошибке опознают, вам это ничего не даст. У вас нет против него улик. Очень сомневаюсь, что прокуратура вообще выдвинет обвинение, а в суде дело провалится сразу. Не думаю, что вам стоит тратить время на процедуру опознания.

— Вы о нашем времени не беспокойтесь, мистер Барратт. У вас других забот хватает. Так вы отказываетесь?

Барратт многозначительно умолк, и до меня наконец дошло его мысленное послание. В принципе вся эта трепотня была скорее на руку мне, чем Ивансу. Барратт словно пытался мне сказать: «Если ты подкупишь свидетелей, Крис, у полиции ничего не останется против тебя. Ничегошеньки! Понял?» И мы их подкупим.

Конечно, есть опасность, что полиция предоставит Роджеру с женой защиту, однако, честно говоря, эта штука не так уж надежна, как принято думать. Как я уже говорил, здесь не Америка, и у нас нет программы переселения свидетелей. Парочка патрульных, проезжающих мимо дважды в неделю, — это все, на что способна полицейская защита свидетелей в Британии. В нашей стране все зависит от храбрости и, я бы сказал, упрямства свидетеля обвинения. К счастью, нашим свидетелем был Роджер, а его, по-моему, запугать до полусмерти не так уж трудно. Один телефонный звонок — и он заберет заявление, на неделю погрузившись в ванну с виски.

А кроме того, Барратт был прав: в таком скользком деле, где шансы у обвинения менее пятидесяти процентов, прокуратура, полиция и те, кто им платит, несомненно, решат, что не стоит тратить на Роджера деньги и людские ресурсы.

Да здравствует экономия бюджета и разумное управление ресурсами!

А в общем, все это не важно. Главное, что мы просто отказались.

Знаете — это возможно!

Мы с Винсом провели в камерах еще некоторое время, подверглись абсурдному непосредственному опознанию, потом отклонили предложение о групповом опознании, после чего нам сообщили, что против нас не выдвинуто никаких обвинений, и отпустили восвояси.

Перед тем как меня выпустили на свободу, меня навестил Иванс и заявил, что начал против меня личный крестовый поход.

— Я не успокоюсь ни на минуту, пока ты не вернешься за решетку, где тебе самое место. Ты понял?

— У каждого свое хобби.

— Отлично! Очень смешно! Да, это мое хобби. Ты мой, ясно?

— Не позволяйте личным чувствам влиять на ваши суждения, сержант. Это очень непрофессионально.

— Я знаю, что ты украл пушки! — Он нагнулся ко мне и продолжил, понизив голос: — И я знаю, что ты затеваешь. Ты спер их не для того, чтобы продать. Ты хочешь пустить их в ход! — Иванс потряс головой и чуть не рассмеялся. — Но я тебе точно скажу: у тебя нет ни единого шанса, ядрена вошь! Я буду следить за тобой день и ночь, ты не сможешь пальцем пошевелить без моего ведома! Твоя карьера кончена. А когда я поймаю тебя с крадеными пистолетами, то засажу до конца дней твоих! Эт-та я тебе обещаю!

— Вы много обещаете, Иванс.

— Хочу, чтобы ты понял одну вещь, Бенсон, — угрожающе произнес он. — Я считаю тебя крайне опасным типом. Сколько пушек ты увел? Двадцать? Двадцать пять? Ты что, ребенок, попавший в конфетный магазин? Прежде чем рассуждать о профессионализме, посмотри на себя самого! Зачем ты взял так много? Кому ты их передал?

Он шагнул еще ближе, и мне это не понравилось. Есть такая вещь, как психологически комфортное расстояние — короче, вы понимаете.

— Если это оружие попадется мне на улице, я тебе такую сладкую жизнь устрою — мало не покажется!

— Вы любитель банальных фраз, не правда ли?

— Не дразни меня, Бенсон! Не испытывай мое терпение — пожалеешь! Еще увидимся.

С этими словами он ушел.

— Прощай навсегда, дорогой!

Неделю спустя я был уже на острове Корфу и, к разочарованию Иванса, прожил там целых четыре года (если не считать шести коротких вылазок по делам).

И все-таки я рад, что мы увиделись с Роджером и его старушкой еще раз.