На то, чтобы уяснить все вышеизложенное, понадобился добрый год и пара сотен писем, а первые недели меня занимал более насущный вопрос.

– Где этот Стюарт, чтоб ему? – спросил я Роджера.

– Не знаю. – Он даже не обернулся. – Ему все но барабану...

Бормотание перешло в неразборчивое шамканье.

Я позвонил Уэнди: записей в регистрационной книге – никаких, звонков от Стюарта тоже не было. Положив трубку, я задумался. "Блинг" опаздывал на три недели, а у нас было только два материала: один про езду на водных мотоциклах, а другой – о "безумной" ночи на Ибице, в клубе. Читать такую муть никто не будет. Разве что та девушка из отдела по связям с общественностью, с которой Стюарт катался на водных мотоциклах, и "безумный" приятель Стюарта по имени Джерард, которому статья о его "сумасшедших выходках" сэкономила половину расходов на отдых. Особого сумасшествия я там не заметил. Он всего-навсего проглотил пару колес, взобрался на некую сцену и начал, как последний мудак, отплясывать на глазах у нескольких тысяч зрителей, делавших ровно то же самое. Для пущего сумасшествия Джерард в конце каждого предложения добавлял, что он "прям так и обалдел", "прям так и охренел" или "не поверил собственным глазам". Я все это милосердно выкинул, чтобы не выставлять его перед читателями совсем уж идиотом.

Ну и я отредактировал письма за последний месяц, написал рецензии к паре фильмов, а теперь маялся без дела. Поваляв еще немного дурака, я взял номер "Эйса", несколько минут его полистал и опять заскучал.

Просто удивительно! Еще шесть недель назад я бы внимательно изучил все фотографии и дофантазировался бы до расстегнутых штанов. Пять недель назад я исподтишка бросал бы взгляды на снимки девушек, хотя стоило кому-нибудь повернуться ко мне, сразу отпихивал бы журнал в сторону. Теперь же ко мне подошла Хейзл с вопросом, не брал ли я у нее просмотровую лупу (такая маленькая увеличительная штучка для разглядывания слайдов), а я даже журнал не опустил. Она стояла передо мной и жаловалась, что с ее стола вечно все прут, что это уже третья лупа за год, а я листал журнал и разглядывал голых девушек, которые всячески изгибались и раздвигали ягодицы, и не чувствовал ни малейшего смущения. Почему бы и нет? Ягодицы как ягодицы. У всех такие есть. Пэдди был прав. В первую неделю он рассказывал мне, что никогда не сомневался: ощущение новизны пройдет. Его удивило только, как скоро это произошло.

– Вы не ее недавно публиковали? – спросил я у Хейзл, показывая фотографию девушки, которая уткнулась головой в лобок своей соседки.

– Габриэль? Она снимается у нас каждый месяц. Не знаю, о чем думают в "Эйсе"... Ладно, скажи, если увидишь мою лупу. Я не хочу заказывать новую: люди могут подумать, что я их краду.

– Сделай то же, что и я: нацарапай на лупе свое имя, тогда все будут знать, что она твоя, и никто ее не украдет.

– Уж нацарапаю! – прошипела она и отправилась к своему столу.

– Если найду – обязательно дам тебе знать! – сказал я и нацарапал на лупе Хейзл свое имя.

Зато теперь я не буду заказывать отдельную для себя и сэкономлю общественные деньги. Разве не так?

Шла вторая половина дня, и после двух кружек я был какой-то сонный. Тут-то и позвонил Стюарт.

– Удалось с кем-нибудь из них переговорить? – спросил он.

– С кем? Кто это "они"?

– Я о девушках. Ты им звонил?

– Э...

Уж не прикорнул ли я, пока получал инструкции?

– Какие девушки? Извини... Кого ты имеешь в виду?

– Роджер передал тебе подборки? – В его голосе послышалось раздражение.

– Э...

Я не хотел никого подставлять.

– Я поговорю с Роджером. Передай ему трубку.

– Роджер, тебя Стюарт...

Несправедливость происходящего заставила Роджера ссутулиться. Не оборачиваясь, он взял трубку и хрюкнул:

– Ну?

Какое-то время стояла тишина. Потом я услышал несколько сварливых, хамских реплик. Роджер вернул мне трубку и опять уткнулся в экран. Он изучал сайт, сделанный для тех, кто потерял друзей, но желает обрести их вновь.

– Роджер должен тебе кое-что передать. Он все объяснит. Поговорим завтра утром.

И Стюарт опять исчез.

Роджер не стал что-либо объяснять. Он вообще мне ни слова не сказал. Просто сидел, щелкал по имени очередного выпускника 1977 года, читал его краткую биографию и каждый раз бормотал: "Ну и мудак!" В конце концов я решил действовать сам.

– Ладно, что там Стюарт для меня оставлял?

– Несколько подборок с девушками, – ответил тот и опять щелкнул "мышкой".

– Что за подборки? Где они?

– Нужно сделать эту хрень, что печатают рядом, – пробурчал он.

– Ну... А что ж ты мне раньше не сказал? – подступился я к нему.

– А с чего? Мы тут работаем, а он даже не появляется... – раздалось в ответ.

– Роджер, чтоб ты сдох! Я чуть с ума не сошел от скуки, а оказывается, все утро должен был сидеть на телефоне.

– Это не моя вина! Роджер и не думал шутить.

– Давай их сюда.

– Минутку... – проскулил он.

Не прошло и пяти минут, как я получил три пачки слайдов и исписанный указаниями лист.

Все три девушки родились в Великобритании, жили здесь же, так что Стюарт счел возможным с ними поговорить. Я вспомнил, как несколько недель назад он все зудел, что хорошо бы те краткие сведения о девушках не выдумывать, а сделать настоящими. Надо с ними побеседовать, раскрутить их на разговор – чтобы сами наговорили всяких пошлостей. Итак, передо мной лежали три подборки слайдов и три телефонных номера. Сейчас я им позвоню, представлюсь и попрошу сказать что-нибудь непристойное: чем любят заниматься в постели, о чем мечтают, как выглядело лучшее соитие в их жизни – всякое такое. И я был готов сквозь землю провалиться... Смейтесь-смейтесь! Попытайтесь-ка сами позвонить девушке и прямо так, ни с того ни с сего, раскрутить ее на интересный разговор. Сразу во рту пересохнет, вот увидите! По правде говоря, я бы на вашем месте не рисковал: посадят.

Я глянул на первую девушку. Высокая, стройная... и лысая, словно павианова задница. Звали ее Дженнифер. Три раза я попадал не туда. Наконец она взяла трубку, и я чуть не задохнулся.

– Дженнифер? – спрашиваю.

– Да?

До сих пор мне не приходилось общаться с живыми порномоделями (собеседование не считается). Я разглядывал Дженнифер через чужую лупу и одновременно с нею разговаривал. Порнография вдруг перестала казаться чьей-то выдумкой.

– Это Годфри Бишоп. Я работаю в "Блинге", – сказал я.

– Да?

– Привет! Э... Какдела? Нормально? Хорошо... э-э...

Надо было заранее продумать, что говорить.

– Да?

– Хорошо, ладно... Фотограф Говард Парк недавно сделал серию твоих фотографий, и... э... мы собираемся разместить их в нашем журнале.

Она не ответила.

– Ты понимаешь, о каких фотографиях я говорю? На тебе были чулки в крупную клетку, и ты лежала на большой круглой кровати.

"А больше на тебе не было, считай, ничего, и на большинстве фотографий крупным планом показана твоя промежность". Правда, этого я не сказал.

– Да? – повторила она как попугай.

– Ладно, давай о них немного поговорим, – предложил я.

– О чем? – утроила свой словарный запас Дженнифер.

– Ну... Ты ведь знаешь, что в нашем журнале рядом с фотографиями размещают небольшой текст, такой маленький рассказ. Стюарт, наш редактор, дал мне задание: поговорить с тобой на эту тему.

– Не знаю... Папа с мамой ничего об этом не знают. Лучше я не буду ничего говорить...

Особой радости в ее голосе я не слышал.

– Что-что? – переспросил я.

– Я не хочу, чтобы вы печатали мое настоящее имя или какие-то подробности. Не хочу, чтобы об этом знала моя родня, – пояснила она, поставив меня в тупик.

Я попросил повторить, и Дженнифер выполнила мою просьбу. Она не желала публиковать свое настоящее имя и не хотела ничего о себе рассказывать, так как была уверена – под вымышленным именем ее никто не узнает. Я серьезно! Вот представьте: мама внимательно изучила "Блинг", разглядела все фотографии, но без подписи ей даже в голову не пришло, что перед ней ее дочь! Разве не чудеса? Я разговаривал с десятками моделей, которые полностью разделяли данную точку зрения. Оказывается, можно не надевать пакет на голову, сняв трусы. Стоит лишь выбрать себе какое-нибудь идиотское имя вроде Текс, Джексон или П.Сил.Дт8 – и тебя никто не узнает!

– Нам не нужен подробный рассказ о семье. У меня есть пара вопросов, не более того, – успокоил я ее.

Помолчав несколько мгновений, она откликнулась:

– Э... Ну давай. Что?

– Ну-у... – начал я, задумчиво черкая в блокноте перед собой. – Ладно... Как бы это сказать? О чем ты любишь мечтать?

Дженнифер ненадолго задумалась.

– О том, как я выиграю в лотерею.

– Нет! О чем ты любишь мечтать, когда лежишь в постели?

Несколько человек посмотрели в мою сторону, но сразу вернулись к своим делам.

– Зачем вам? Хотите опубликовать?

– А ты что думала? Кретинка! И не надо рассказывать мне про маму с папой! Чтобы узнать в модели собственную дочь, вовсе не обязательно читать о ее тайной любви к ослам, которым она обожает делать минет!

Естественно, ничего такого я не сказал, хотя очень хотелось. Дженнифер тупела у меня на глазах, и я страдальчески морщился. Сказал же я вот что:

– Да, мы это опубликуем. В этом и есть весь смысл. Нам нужно поместить рядом с твоими фотографиями несколько маленьких надписей, чтобы люди могли их прочитать. Что-нибудь типа "я люблю, когда сзади" или "я мечтаю, чтобы меня так или эдак". Все такое.

– А я не хочу, чтобы рядом с моими фотографиями что-либо печатали!

– Э... Но в нашем журнале так принято. Весело...

– Это личное! И никого не касается! Серьезно? Мечты, значит, личное, а задница на весь разворот – не личное?

– Ладно, что ты любишь?

– Зачем? – уперлась Дженнифер.

– Затем, что я должен что-нибудь написать!

– Я не хочу! Чем плохо, если там будут просто фотографии?

Она даже расстроилась.

– Ты не бойся. В этом ничего такого нет, все так делают. Модели обязательно рассказывают нам о собственных фантазиях...

"Как же, рассказывают они!"

– ... и ты расскажи!

– Мне так не нравится. Я не хочу делиться своими сокровенными мыслями с первым встречным.

– Но ведь ты снимаешься голой?

– Но я не хочу, чтобы люди обо мне что-либо узнали!

– Так придумай что-нибудь!

– А почему вы сами не придумаете?

– Потому что так будет веселей, – сказал я и попросил ее успокоиться. – Ладно, выкинь все из головы. Я что-нибудь придумаю.

– И что ты напишешь?

– Не знаю... Какую-нибудь чушь...

– Только не пиши ничего хамского, ладно?

– Я обязательно напишу что-нибудь хамское, потому что у нас хамский журнал!

– А я не хочу, чтобы рядом с моими фотографиями появлялись хамские надписи!

– Не обижайся, но мне придется.

– Да почему?!

– Просто ребятам, которые воображают, как ты с ними... Им нужно прочитать что-нибудь такое.

И мне приходится объяснять все это порномодели!

– Я позвоню Говарду. Она повесила трубку.

Что ж, после такого разговора читателю остается только оторвать с горя вес свое хозяйство! А я лично никогда еще не чувствовал себя таким придурком.

Следующая девушка, Трейси, оказалась немногим более разговорчивой. Все, что ей было нужно, – это встретить хорошего человека, с которым весело, и поселиться с ним на берегу моря. У меня ушло добрых двадцать минут на то, чтобы она наконец призналась, что "любит сверху". На бумаге это вышло вот как: "Я люблю зажать лицо мужчины у себя между ног, чтоб ему стало жарко, и держать его до тех пор, пока не кончу и не вымажу его всего!" По крайней мере сама мысль о надписях под фотографиями ее не возмутила, просто звонок застал Трейси посреди супермаркета, и ей было неудобно говорить.

Пэдди дождался, пока я повешу трубку, и сочувственно улыбнулся.

– Кажется, догадываюсь. Стюарт опять ищет правды, да?

– Он велел мне обзвонить моделей. Пэдди ухмыльнулся и покачал головой.

– И как ему не надоест? На Стюарта такое находит не реже раза в год. Вечно одно и то же. "Нужно по-настоящему, нужно без вранья..." Чушь! Это ж порнуха, а порнуха и действительность не пересекаются!

Он предложил мне сигарету и закурил сам.

– Знаешь, что такое действительность? Действительность – это когда спускаешься в киоск за журналом с голыми бабами, так как больше тебе их увидеть негде. В лучшем случае тебя ждет толстая, изъезженная вдоль и поперек, до смерти надоевшая жена, которую можно трахнуть разве что спьяну.

– Что в тебе подкупает, Пэдди, так это столь редкая в наше время душевная чистота.

– Этот кретин прав, – раздался откуда-то из-за моей спины голос Роджера.

– Действительность? Действительность состоит из девушек, которые живут с мамой и папой, или помолвлены, или ходят в кружок рисования. Эти девушки коллекционируют плюшевых мишек, смотрят сериалы "про жизнь" и огорчаются, если их любимого персонажа выбрасывают из сценария.

Пэдди выпустил пару колец и продолжил:

– Эти девушки, как и мы с тобой, стесняются рассказать, что их на самом деле заводит. Ты встречаешься с ними каждый день. Многие из них признались бы тебе, что страшно любят подставлять задницу сразу нескольким партнерам? Вряд ли!

– Да, но ведь они порномодели! Должны же они чем-то отличаться?

– А я порноредактор! Так что и я должен... А я за последние три месяца ни одну и пальцем не тронул. Хотя считается, что мы тут все направо и налево... Ребята в пабе отказываются мне верить, как я их ни убеждаю. Они думают, что я такой скромный или просто осторожничаю. Ничего подобного! Я первый готов забраться на минарет и крикнуть на всю Мекку, что мне удалось перепихнуться – если и в самом деле удалось. Только это не так, потому что я живу в реальном мире. Работаю в порноиндустрии, а живу на земле. С девушками то же самое. Читатель хочет верить, что они такие бесстыдные старые шлюхи, которые только и мечтают, чтобы их кто-нибудь отымел, и готовы признаться кому угодно в чем угодно – так они низко пали. А что, не пали? Раздеваются же они перед камерой? Раздеваются. Однако не перестают быть обыкновенными людьми. А люди не говорят всей этой чуши, что мы пишем. Даже парни. Мужчины навыдумывали все это, пока занимались онанизмом и мечтали. Такой бред их заводит. Да, конечно, твоя девушка или какая-нибудь старая потаскуха может по твоей просьбе несколько раз сказать "затрахай меня до смерти", "порви мне дырку" или еще что-нибудь – и то придется потрудиться. Однако модели не будут диктовать тебе по телефону всю ту ахинею, что мы пишем от их имени: они модели, а не писатели. Вот почему "Мунлайт" нанимает людей вроде тебя. Вот почему всякий раз, когда Стюарт затевает такие беседы, номер ломится от девичьих стонов. Дескать, им ужасно хочется немного пообниматься, а после секса немного поболтать. И у кого на такое встанет?!

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Ошибка Стюарта в том, что он путает секс и действительность. Люди хотят именно секса, но надо быть последним мудаком, чтобы верить в возможность секса за два фунта девяносто пять пенсов.

И он ушел. А у меня остался еще один звонок.

Вопреки прогнозам Пэдди Джемма (это ее настоящее имя) оказалась совсем другой. Она была польщена, а когда до нее дошло, что это нечто вроде "секса по телефону", ее разобрал нехороший смех.

– Фотографии перед тобой? – спросила Джемма, и я сказал, что да, передо мной.

– Тебе нравится, как я у себя выбрила? Я сделала это специально, готовясь к съемкам.

– Очень мило! – ответил я, правой рукой записывая, а левой поправляя штаны.

– Я раньше не выбривала там полностью, только подстригала, но теперь там так гладко, так мягко, что я не хочу пока ничего менять.

Мне хотелось спросить, не там ли ее ладонь в данный момент, но я не знал, как выстроить фразу, чтобы не догадался Роджер.

– Потрясающе! – только и сказал я.

– Давай спроси меня о чем-нибудь! О чем угодно! Я отвечу, – подталкивала меня Джемма.

Я вновь поправил штаны и пожалел, что сделал звонок отсюда, а не из кабинета Стюарта.

– Расскажи про самую грязную случку в твоей жизни.

Я говорил тихо, прикрыв трубку ладонью. Немного подумав, Джемма ответила, что не против анальных радостей – особенно когда под кайфом. Торопливо за нею записав, я впился взглядом в ее фотографию. Вот она, в моей просмотровой лупе, цветная, великолепная, и я ее слышу! Вдруг ее наигранные гримасы перестали казаться мне такими уж наигранными.

– И когда тебя порадовали в последний раз? Я немного гнусавил.

– О-о... Этой ночью! Я вся горела от возбуждения. У меня есть коллекция искусственных членов. Я взяла свой любимый елдак и засунула его себе в задницу целиком...

Мой собственный член сделал пару движений "вверх-вниз".

– А ты когда-нибудь занималась этим с другой девушкой? – спросил я.

– О-о... Постоянно, постоянно... Обожаю лизать чужую щелку! Только пусть одновременно меня кто-нибудь трахает сзади! – прорычала она в трубку.

– И последнее. Расскажи, о чем ты любишь мечтать? – спросил я, согнувшись в три погибели.

– Представь, что все читатели... Напомни, откуда ты? А, из "Блинга"! Так вот, все читатели "Блинга", – она выделяла каждое слово, – представь, они разглядывают меня и дрочат до тех пор, пока не забрызгают меня спермой всю – с головы до ног!

И покатилась со смеху.

– Классная у тебя работка! Так вот чем ты занимаешься – звонишь девушкам средь бела дня и ведешь с ними грязные разговоры?

– Бывает... – ответил я и, решив попытать счастья, соврал: – А иногда мне приходится ходить и беседовать с ними лично.

Джемма рассмеялась и промурлыкала:

– Что ж, в следующий раз, когда я буду в Лондоне, пригласишь меня выпить и расспросишь обо всем по порядку.

Не клюет!

– Запросто! Где ты живешь? – Я взглянул на код. – В Манчестере, да?

– Ради пятиминутной беседы ехать далековато... м-м?..

– Ага, жалко...

– Бедненький! Не огорчайся, малыш! Просто вспомни обо мне, когда какая-нибудь девушка даст тебе сзади...

– Обязательно! – заверил я ее, а про себя добавил: "... или в следующий сеанс рукоблудия – смотря, что раньше".

Несколько Джемминых слайдов перекочевали ко мне домой. Воображаемые поездки в Манчестер одарили меня троекратным семяизвержением. Ночью я несколько раз просыпался и вспоминал наш разговор. Все утро в моей голове кружились всевозможные сценарии.

На работе, порывшись в старых журналах, я отыскал в четырех разных номерах четыре подборки с Джеммой, и они также поселились в моей комнате. В одном из журналов, в "Эйсе", Джемма занимала центральный разворот, и я чуть было не пришпилил ее к стене, но вовремя вспомнил, что пожилая хозяйка иногда заходит в мою комнату – выгрести мелочь из электрического и газового счетчиков. Вряд ли она придет от увиденного в восторг.

Джеммин музей переехал в ящик дивана. Свободное место там стремительно убывало.

В пятницу вечером, пропустив с ребятами пару кружек, я купил две бутылки болгарского красного, пакетик травки, пачку сигарет и жареную курицу. Для незабываемого вечера все было готово. В десять часов Джемма вышла из ящика и окружила меня полумесяцем своих лучших фотографий. Я воображал, что она сейчас в комнате и умоляет отыметь ее всеми возможными способами. Мои позывы и в самом деле сосредоточились на ней: от желания ее трахнуть мне было больно. Я должен! У меня просто нет другого выбора. Иначе ощущение пустоты никогда меня не покинет. Я знаю.

Обдумывая все это, я раскурил потухший косяк и глубоко затянулся.

– Что ж ты медлишь? – спросил маленький красный демон, сидящий на моем левом плече.

– Медлю? – не понял я.

– Трахни ее! Ведь вы знакомы – ты не какой-то там недоделанный читатель! Это твоя работа. К тому же ты знаешь, как ей угодить... Она сама тебе рассказала. Она жить без этого не может. Тебе нечего бояться!

– Но до Манчестера-то еще доехать надо... – засомневался я.

– И что же? Позвони ей. Ее номер хранится у тебя в кошельке. Мы все видели, как ты его туда засунул. Звякни ей и скажи, что хочешь приехать в гости. А там возьми и трахни ее! Она ждет не дождется! Наверное, сегодня же вечером не получится, но ты можешь рано утром прыгнуть в поезд и быть там еще до обеда. Гроза порномоделей! Погляди на нее! Включи воображение!

– А она ничего, верно? – сказал я, пялясь на разворот и вдыхая травку.

– И она была так добра, что поднесла себя на блюдечке с голубой каемочкой – только руку протянуть. Давай же звони! Как там говорят?.. Риск – благородное дело, жизнь дается один раз...

– Дело говоришь! – похвалил я демона. – Соображаешь! А ты что скажешь? – повернулся я к сидящему справа ангелу.

– Я с вами поеду!

Отыскав мобильник, я набрал номер. Денег на счету осталось минуты на две. Я нажал зеленую кнопку и прижал телефон к уху. Возбуждение и сосредоточенность не рассеяли до конца моих сомнений. Вот звоню вдруг порномодели с таким предложением. Что я ей скажу? Я заверил себя, что Джемма помнит тот разговор и сразу обо всем догадается. Не понимаете? Объясню. Тогда она совсем меня не знала, однако, услышав мой голос, страшно обрадовалась. Теперь же, когда нас связывают кое-какие телефонные секреты, Джемма будет еще покладистее. Чтобы не так волноваться, я отхлебнул пару раз из бутылки и как следует затянулся косяком. У меня дрожали пальцы.

Раздались гудки. Сердце заколотилось как сумасшедшее. Однако все, что было до сих пор, не шло ни в какое сравнение с самим разговором.

– Алло? – крикнула она.

– Привет! Это Джемма?

– Да?

– Привет, это Годфри! Из "Блинга"! Мы разговаривали на днях!

– Что?.. А, помню, да, привет!

Джемма кому-то все это пересказала, а потом спросила:

– Что случилось?

– Ничего-ничего, просто я хотел с тобой переговорить! Если тебе сейчас удобно!

– Э... А о чем? – прокричала она.

– Ну, сказать "здравствуй" и все такое! Продолжить тот разговор!

– Не слышу! Говори громче! – орала она. – Подожди, я выйду отсюда!

Вокруг нее смеялись, играла музыка, но вот она вышла на улицу, где было относительно тихо.

– Так-то лучше. Извини, я тебя не расслышала. Так что ты сказал?

– Ну... Это... Ничего особенного... Я корчился в поисках нужных слов.

– Ладно. Помнишь, ты сказала: "Жаль, что ты не в Манчестере"? – начал я издалека.

Воображаемая Джемма должна была тут же все вспомнить, пригласить меня в гости и оставить у себя. Настоящая Джемма повела себя несколько иначе.

– Что?.. Не помню. Ты говори, говори!

Сердце у меня сжалось. Мои надежды на мгновенное озарение не оправдались. Я счел необходимым еще раз уточнить, с тем ли человеком разговариваю.

– Это Джемма, не так ли? Та модель, с которой я говорил во вторник днем?

– Да. Извини, назови еще раз свое имя.

– Годфри Бишоп. Я работаю в "Блинге", мы с тобой на днях говорили по телефону.

– Хорошо. И что же?

– Ну, на днях ты сказала, что ради пятиминутной беседы в Манчестер ехать не стоит.

Я не продвигался вперед ни на шаг. Как же трудно подобрать нужные слова!

– Слушай, давай отложим это до понедельника, а то у меня сиськи мерзнут! – сказала Джемма, и я тут же представил себе ее сисечки – покрывшиеся гусиной кожей, маленькие, крепенькие...

Мобильник начал питать, деньги таяли. Надо было скорее переходить к делу. Но как? Да так! Она же согласна перенести встречу на другой день!

– Вот... Ты тогда сказала: "Жаль, что ты не в Манчестере". И что мне стоит вспомнить о тебе в следующий раз, когда я... Ну... Ты понимаешь...

Сигналы рвали мои мысли на части, я говорил все тише и тише. "Переходи к делу! К делу, идиот!" – понукал я себя. Сердце было готово разорваться, голос охрип.

– Кстати! Это... Я хочу завтра приехать и с тобою встретиться! Ты не против?

– Встретиться со мною? Зачем?

– Ну, на днях ты сама сказала, помнишь? Когда мы с тобой разговаривали? Обо мне? Что я о тебе думаю?

– И что ты обо мне думаешь? – спросила Джемма.

Она вообще ни во что не въезжала!

– О чем ты говоришь?

– Говорю о... – успел я проскулить.

Теперь все понятно! Джемма не имела ничего такого в виду! А я сейчас буду делать хорошую мину при плохой игре. Мучительных воспоминаний хватит на всю оставшуюся жизнь.

– Не важно! – сказал я как можно убедительнее, но она решила довести разговор до конца.

– Что-что? Алло!

– Не важно... Не важно...

– Слушай, я тут со своим парнем и со всей его родней. И я не работаю но выходным.

– Да-да, правда, все в порядке! – успокаивал я ее.

– Так зачем ты собрался в Манчестер? – спросила Джемма, и тут я услышал еще один голос. Он спрашивал, в чем дело.

– Нет-нет, правда, все в порядке! Честно, все в порядке, не беспокойся!..

Слишком поздно. Мой телефон неожиданно умер. А я-то представлял себе наш разговор несколько иначе... Я уставился на мобильник. Закрыл лицо ладонями. И минуты две стоял неподвижно. Потом затряс головой и чуть не разорвал кожу на лице – такие я строил рожи. Наконец понял, что лучше всего как следует напиться. Что я наделал?! Ужас накатил па меня медленной волной; еще немного, и он сожрал бы последние остатки былого самоуважения. "Так зачем ты собрался в Манчестер?" Эти слова не отпускали меня. Они накрепко засели в моем мозгу. Я и теперь их помню. И уже вряд ли когда-нибудь забуду. Отныне при мысли о Джемме в моем воображении возникнет не тот веселый разговор, не искусственный член у нее в заднице, не чужая щелка... Нет! Я увижу промерзшую парковку у какого-то паба, рядом с Джеммой будет стоять ее парень, и она спросит: "Так зачем ты собрался в Манчестер?" Господи... Ну что я за мудак?