БУМ! БУМ! БУМ!

Эхо разносило грохот взрывов на весь музей, жирные тучи едкого черного дыма ползли по галереям, заставляя глаза слезиться. Первый этап принес свои плоды.

Останавливаясь, чтобы завязать якобы развязавшиеся шнурки, мы всякий раз присаживались возле свободных электрических розеток и вставляли в них миниатюрные изобретения Шарпея. Штучки имели форму и размер обычной трехконтактной вилки, как у современных фумигаторов, но представляли собой бомбочки замедленного действия. Шарпей установил часовой механизм таким образом» что первые должны были сработать через двадцать минут, вторые – через восемнадцать, третьи – через шестнадцать и так далее, дав нам время установить их по всему музею, чтобы взорвались они примерно в один и тот же момент. Стопроцентной гарантии успеха, конечно, у нас не было, но, к счастью, все сработало, как надо.

– Что происходит?

– О боже!

– Пожалуйста, без паники. Покиньте музей.

– Глаза, что с моими глазами?!

– Кхе-кхе-кхе…

– Бригада «Хилти», за работу! – приказал Грегсон по рации.

Шпала, Свеча, Лягушатник и Безымянный отработанным жестом надели противогазы и подбежали к первой витрине.

– Старт! – крикнул Шпала, и зал наполнился звенящим треском. – Дальше!

Все четверо передвинули дула пистолетов в следующие точки и вновь нажали спусковые крючки.

Четыре гвоздя пробили армированное стекло и вонзились в груду золотых монет, затем еще четыре. Пробивщики работали четко и систематично, следуя отрепетированной схеме. Когда все двадцать отверстий были проделаны, Шпала сообщил в микрофон:

– Первая витрина пробита. Переходим ко второй.

По рации я услышал, как Грегсон отдал приказ Биг-Маку.

Мы с Крысой, Трамваем и Четырехглазым разбрасывали повсюду дымовые шашки и свето-шумовые гранаты, а пробивщики между тем продолжали делать свое дело, заставляя посетителей музея, не защищенных противогазами, в слепой панике бегать по залам. Оказавшийся поблизости охранник метнулся к Трамваю, но тот легко ткнул его в бок электро-шокером, и бедняга повалился на пол.

– Молотобойцы, вперед! – крикнул Биг-Мак через секунду после того, как в динамике прозвучал приказ Грегсона. Бочка, Неандерталец и Котлета присоединились к своему командиру, окружили витрину и занесли кувалды над головами.

– И-и – р-раз!

Ба-бах!

– И-и – два!

Ба-бах!

– И-и – три!

Ба-бах!

Звон бьющегося стекла заглушил даже треск пистолетов бригады «Хилти», которая уже трудилась над третьей витриной. К этой какофонии добавился вой самых разных сигнализационных сирен, а с потолка на наши головы внезапно хлынул поток воды – включилась автоматическая противопожарная система.

– Сборщики, на изготовку! – прозвучал в динамике голос Грегсона.

– Сборщики, на изготовку! – рявкнул Конопля, и его отряд тут же среагировал. У каждого сборщика на поясе висело по два больших мешка, на манер седельных сумок. Удобная и гибкая круговая «молния» позволяла держать сумки широко открытыми и выгребать золото из витрин, не тратядрагоценные секунды на то, чтобы поднимать с пола случай но упавшие монеты. Из всех нас сборщикам досталась самая кропотливая работа, которая еще более усложнилась по причине неожиданного ливня с потолка, но Грегсон не зря отобрал для нее именно этих ребят с их тонкими, чуткими, девчачьими пальчиками (чем мы неустанно их и дразнили).

У спецагентов, однако, тоже не было времени, чтобы стоять и восхищаться погодой. Каждый знал предстоящее ему задание, и Грегсон отдал нам команду, отправив Трамвай с Четырехглазым в южный конец галереи, а меня и Крысу – в северный, дабы проверить безопасность путей отхода.

От воды пол стал ужасно скользким, а мигающие в темноте огни тревожной сигнализации раздражали и сбивали с толку, но мы держались вместе и продолжали двигаться к дверям. Металлические ставни упирались в теннисную ракетку и недобро скрежетали. Мы могли лишь надеяться, что два гвоздя таки удержат ракетку, потому что в противном случае нам пришлось бы искать другие пути отступления.

– Смотри туда! – хлопнул меня по плечу Крыса.

Я обернулся и увидел охранника, который, спотыкаясь, брел по залу и вытирал мокрое лицо. Спринклеры быстро разогнали дым, внезапно сделав видимыми всех, кто занимался витринами. Несколько мгновений охранник изумленно таращился на них, не веря своим глазам, а потом потянулся за рацией. Он, правда, ничего не успел сказать, но даже если бы и успел, то напарник на другом конце расслышал бы его в этом бедламе, лишь обладая слухом филина. Охранник просто выронил рацию, неуклюже завалился набок и затрусился, как смеситель для красок.

– Придержи его за ноги, – сказал я Крысе, засовывая электрошокер обратно за пояс.

Мы взяли охранника за лодыжки и оттащили в следующий зал, затем связали ему руки скотчем и выбросили рацию в дальний угол. К этому времени охранник уже перестал дергаться и просто хватал воздух, разевая рот, точно рыба. Он поглядел на нас, а потом вдруг заорал:

– Помогите! На помощь!

– Хочешь еще, козел? – поинтересовался я, снова уперев электрошокер ему в бок.

– Нет, не надо, – взмолился он.

– Если не заткнешься, в следующий раз прижгу яйца, понял?

– Идем, – потянул меня за рукав Крыса, и мы побежали к следующей двери.

В этом зале еще находились люди, в том числе охранник, который пытался перекричать вой сирен и как-то успокоить народ, а еще – привести в действие рацию. Две фигуры в противогазах, вынырнувшие из мокрой мглы, подбежали к нему и сунули под мышку что-то, похожее на палку. Возможности спросить, в чем дело, ему не дали. Блюститель порядка сменил положение на горизонтальное, а двое парнишек перевернули его на живот и связали за спиной руки.

– Кто вы такие? Что вообще творится? – спросил он, стряхнув с ног последние из пятидесяти тысяч полагавшихся ему вольт. ‘

– Праздник непослушания. Заткни варежку, если не хочешь, чтобы ее заткнули, – бросил я.

Мы бегло осмотрели зал, убедились в отсутствии других охранников и переместились дальше.

В следующем зале какая-то старуха ковыляла вдоль стены, спотыкаясь на каждом шагу. Я взял ее под руку и предложил идти со мной.

– Не ушибите головку, бабуся, – предупредил я, когда мы нырнули под вторые заблокированные ставни.

Должно быть, из-за моего противогаза леди не расслышала предупреждения, потому что все-таки треснулась башкой о железо и упала в обморок.

– Вот корова старая! Зачем она это сделала? – с укором проговорил Крыса.

– Берись за ногу, – вздохнул я.

Мы отволокли случайную жертву в следующий зал. Он был совершенно пуст, поэтому перед тем, как направиться к выходу, мы удостоверились, что наша старушка – «божий одуванчик» дышит, уложили ее поудобней (насколько это было возможно с учетом твердого пола и моросящего сверху дождя) и побежали проверять последний, четвертый зал.

Черные клубы дыма, поднимающиеся от трех оставленных здесь шашек, воевали со струйками воды, упорно льющейся с потолка. У выхода охранник яростно отдирал от дверного косяка нашу теннисную ракетку и все что-то орал в микрофон рации. Ясное дело, на центральном посту ответить ему не могли, но он-то этого не знал и упорно продолжал долбиться в никуда.

– Кто-нибудь, отзовитесь! Как слышно? Прием! Если вы меня слышите, а я вас – нет, значит, тут какая-то неисправность. Поднимайтесь по западной лестнице на второй этаж!

Здесь… Эй, какого черта?

Последняя фраза относилась к нам. Я вытянул руку с электрошокером, но охранник отпрыгнул в сторону, и разряд прошел только по руке. Ужалило его, однако, сильно, и я без проблем еше раз ткнул волшебной палочкой ему в пузо, после чего он лег и больше не сопротивлялся. Крыса мгновенно обмотал запястья охранника скотчем, мы оттащили его в глубь зала и для верности спрятали за большой витриной с кучей древних камней.

– На пути до лестницы все чисто, – сообщил я Грегсону. – Охрана нейтрализована.

– Молодцы, агенты. Охрана до лестницы нейтрализована, – передал он по радиоволнам. – О’кей, взрывайте выходы.

Снаружи, в лестничном колодце, было относительно спокойно, хотя с потолка же еще капало. Мы специально не оставляли здесь бомб в расчете на то, что люди инстинктивно потянутся в этом направлении к выходу. Теперь, когда залы опустели, мы хотели, чтобы они таковыми и оставались, поэтому швырнули вниз несколько дымовых гранат.

Они с шумом взорвались, и вскоре лестница наполнилась дымом. Мы спустились на этаж ниже, и пока я прилаживал взрывчатку к подоконникам, Крыса сбросил еще парочку гранат.

– Двигай назад, сейчас буду взрывать, – сказал я, оттаскивая Крысу за угол и держа в руках небольшую коробочку, от которой тянулся красный провод длиной около девяти метров. Я нажал маленькую кнопку, и в девяти метрах от нас окна вместе со стальными рамами превратились в одну сплошную массу из света и звона.

– …огло… и… товы… уши… –донеслось до меня, когда звон и скрежет наконец стихли.

– Повтори, – попросил я. Крыса ничего не сказал, только поковырял пальцем в ухе и протер стекла своего противогаза.

Я скинул рюкзак со спины и распаковал последнее снаряжение, которое нравилось мне больше всего: ружья по типу арбалетов, стреляющие захватными крюками с веревкой. Почти всю прошлую неделю мы практиковались в стрельбе из этого оружия на торцевой стене Гафина, причем две или три веревки остались на крыше, поскольку ускорение сроков операции так нас взбудоражило, что мы забыли их снять. По возвращении в школу веревки нужно было немедленно забрать, чтобы Грегсон не смог использовать оплошность против нас и как-нибудь развести. Я слишком хорошо знал этого типа и не собирался давать ему такой шанс.

Мы с Крысой пристроились у раскуроченных взрывом подоконников и направили ружья вверх. Проверив напоследок, что ноги у нас не запутались в веревках, мы спустили курки. Захватные крюки спирально взвились в воздух и по дуге опустились на крышу соседнего здания. Мы тянули за веревки, пока крюки не зафиксировались достаточно крепко, чтобы выдержать наш вес, привязали свободные концы веревок к лестничным перилам и для пущего эффекта кинули вниз еще две-дымовые гранаты.

– Выходы свободны, – прокричал я в микрофон, и Грегсон передал это известие остальным.

– Понял. Возвращайтесь, – приказал он.

Я шлепнул Крысу по руке, чтобы не зевал, и мы побежали догонять остальных. Перед тем как отправиться, я протер срои наручные часы и поглядел на время. Всё шло с точностью часового механизма. То есть, за исключением самих часов: они у меня электронные.

Мы промчались через три очищенные от охраны галереи в раннэмский зал. Бригада «Хилти» перезаряжала свое оружие у последней витрины, молотобойцы ждали позади них. Сборщики сосредоточенно выгребали золото из разбитой витрины номер четыре, набивая сумки монетами вперемешку со стеклом.

Мыс Крысой похлопали двух сборщиков по плечу и подергали их за лямки сумок. Ребята кивнули, сбросили каждый по одной сумке, передали их нам и вернулись к работе. Мы завязали завязки, чиркнули «молниями» и полетели обратно к западной лестнице.

Вжж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! – загудели пневмопистолеты «Хилти».

Бум! Бум! Ба-бах! – захгрохали кувалды молотобойцев.

Уу-у-у-у-у-у! – завыла сигнализация,

Пшш-шш-ш-ш, – включились спринклеры.

Бух-бух-бух, – стучало у меня в висках.

– Еще!

Вжж-ж-ж-ж-ж-ж-ж!

Я знаками показал Трамваю и Четырехглазому, чтобы они, по нашему примеру, освободили двоих сборщиков отчасти груза и несли его к лестнице. Через полминуты Трамвай и Очкарито уже неслись следом за нами. По плану в их обязанность входило прикрывать остальные бригады, пока мы с Крысой вырубаем охранников, но теперь, когда этот этап завершился, вее четверо «спецов» обеспечивали безопасный отход.

Я занял позицию внизу, а Крыса, Четырехглазый и Трамвай рассредоточились по лестничным пролетам. Мы были близки к завершению операции, оставалось чуть-чуть. Совсем чуть-чуть.

С потолка по-прежнему лилась вода, но я едва замечал, что промок до костей. Мой разум был полностью поглощен важностью и дерзостью того, что мы делаем, и обращать внимание на растянувшийся до колен свитер, сморщенные, точно черносливины, пальцы и замотавшиеся в паху штаны, больше похожие на парадное одеяние Ганди, мне было некогда.

Я вытер противогаз и снова поглядел на часы. К этому времени пробивщикам полагалось пробить, а молотобойцам – вдребезги разнести все, что нужно. Последнее усилие сборщиков – и дело сделано!

«Давайте, ребята, нечего сопли жевать, – бормотал я себе под нос. Воображение рисовало полтысячи злобных копов, рвущихся к нам со всех концов музея. – Давайте скорей!»

– Понял. Бросайте инструмент и бегом на выход, – раздался у меня в ухе голос Грегсона.

Разумеется, он обращался не ко мне, а к Шпале. Должно быть, Шпала отрапортовал, что бригада «Хилти» закончила свою часть работы.

Я одновременно следил за лестничной дверью и полуопущенными ставнями на входе в зал, но не слышал ничего, кроме плеска воды и завывания сирен. Интересно, все ли посетители благополучно покинули музей? Я удивился собственной мысли и выбросил ее из головы.

Где-то грохотало и звенело, довольно далеко от того места, где находился я, и совсем не в той стороне, где причиной грохота и звона были мои товарищи. Вероятно, пожарные уже пробились в музей и шли напролом в поисках очагов пламени, которого, как вы понимаете, не существовало. Центральный пункт охраны, естественно, не работал, поэтому пожарным расчетам приходилось поднимать металлические ставни на всех входах вручную, что давало нам дополнительную фору по времени, хотя и не большую.

Я приготовился ткнуть электрошокером в первого же пожарного, который высунет нос рядом со мной, и знаками показал напарникам, что слышу подозрительный шум. Сигнал пошел вверх по цепочке, но кроме меня никто ничего не слыхал, и я сделал вывод, что пожарные суетятся пока только на первом этаже.

Вскоре до меня донеслись другие звуки, более ожидаемые и приятные. Бригада «Хилти» и молотобойцы начали подтягиваться к лестнице и покидать здание при помощи веревок. Первыми выбрались пробивщики. Они убрали противогазы в сумки, вскарабкались по веревкам, спрыгнули на соседнюю крышу и, перекатившись, поднялись на ноги, чтобы подстраховать остальных. На лестничной площадке слышались возгласы:

– Поживей, ребята. Так, молодец. Следующий!

– Раз, два, есть. Следующий!

– Понял. Готовимся отъезжать. Западная стена свободна, – донесся из динамика приглушенный голос Грегсона.

Я занял более удобное положение, чтобы видеть товарищей. Мое сердце радостно екнуло, когда вслед за молотобойцами к веревкам подошли сборщики. Конечно, последним был Бочка. Тяжело пыхтя, он дюйм за дюймом полз вверх по веревке, а ребята с крыши воодушевляли его бодрыми выкриками:

– Шевели своей жирной задницей!

– Сколько можно тащиться, мать твою!

– Режь веревку!

Восемь рук помогли Бочке преодолеть последние два метра. Затем пришла очередь сборщиков, нагруженных тяжелыми сумками с золотом.

Снизу, прямо из-за ставней, донесся лязг металла, и я обернулся. Ставни по-прежнему стояли неподвижно, значит, пожарные подняли те, что находились непосредственно перед этими дверями.

– Дайте дыма! – крикнул я наверх, обнаружив, что мой запас иссяк. .

Трамвай бросил мне последнюю дымовую фанату. Я поджег запал и швырнул гранату под ставни, чтобы любой желающий их поднять хорошенько подумал, прежде чем это делать, а потом помчался наверх, к Крысе, Трамваю и Четырехглазому.

Перед тем как взбираться по веревкам, все ребята снимали противогазы, но сейчас лестничный колодец опять наполнился едким дымом, поэтому мы решили, что избавимся! от средств защиты только на крыше.

– Двигай, – сказал я, хлопнув Четырехглазого по руке и показывая пальцем вверх.

Очкарик спрятал электрошокер за пояс и полез по одной! веревке, а Трамвай параллельно ему – подругой. Десять долгих секунд, пока эти двое добирались до крыши, я с тревогой! вглядывался в мутный дым. Со страху мне даже начали мерещиться какие-то силуэты.

Крыса подергал меня за рукав.

– Порядок, они на месте.

Я уцепился за левую веревку и вылез из окна. Ползти по ней оказалось делом нелегким. Узлы, увязанные через каждые полметра, конечно, помогали, но все равно мы были! насквозь мокрыми, усталыми, да еще и обремененными добычей. К тому же мешал противогаз, и несколько раз я вообще терял из виду свой ориентир – крышу соседнего здания.; Когда я наконец добрался до цели, навстречу мне протянулась дюжина рук, и в следующую секунду, быстро перекатившись, я уже лежал на спине и разглядывал бьющее синевой холодное небо в обрамлении шести озабоченных физиономий.

Я сорвал с лица противогаз и сделал глоток чистого звеняшего воздуха, потом запихал противогаз в рюкзак и вытянул руки, чтобы товарищи могли меня поднять.

– Все здесь, – сообщил Шпала, когда я немного очухался, и показал мне предполагаемый путь отступления. – Выходим, – по рации передал он Грегсону. – Десять секунд.

Мы побежали подлинной гладкой крыше. Я оглянулся на музей и увидел, что из десятка окон на различных этажах до сих пор валит дым. Снаружи аварийная сигнализация выла еще громче, чем внутри, хотя сквозь этот вой все-таки можно было различить мяукающие сирены карет «скорой помощи», многочисленных пожарных и полицейских машин.

– Посмотрите, там дети! – вдруг закричал кто-то с улицы, и толпа зевак, собравшихся перед музеем, возбужденно загудела.

– Скорей вызывайте пожарных! – послышался чей-то голос.

– Нет, здесь нужна лестница, – возразил другой.

– Уже несу, – успокоил толпу Грегсон, и все так обрадовались благополучному спасению детей, что даже не задумались, откуда вообще у этого человека взялась лестница.

– Позвольте нам, сэр, – вмешались подоспевшие копы.

Они забрали лестницу и приставили ее к углу крыши как раз в том месте, где, сбившись в стайку стояли все мы.

– Слезайте, ребятки, и, главное, не нервничайте. Потихоньку, без спешки, –опекал нас Папочка Полицейский.

Один за одним мы спустились на землю.

– Как вы там очутились? – спросил какой-то красномордый сержант.

Мы соврали, что после срабатывания сигнализации оказались заперты в одном из залов, поэтому нам пришлось разбить окно и вылезти на крышу.

– О боже, бедные малютки, – закудахтала какая-то досужая старуха. – Какие же вы смельчаки!

– Разбить окно? – недоверчиво переспросил сержант. – Признавайтесь-ка, это вы устроили поджог?

– Конечно, нет, – нестройным хором запротестовали мы. – Там что-то взорвалось, нас чуть не убило!

Подозрительней сержант уже собирался проверить содержимое наших рюкзаков, но тут подошел Грегсон и диагностировал у нас коллективный шок.

– Мальчики промокли и промерзли до костей. Если мы сейчас же не переоденем их в сухую теплую одежду, переохлаждение губительно скажется на их здоровье, – с явным нажимом произнес он.

– Пусть сядут в автобус, – предложил Фодерингштайн.

Копы, как положено, оттеснили толпу, и Грегсон нас увел. На пути к автобусу к нам подбежали врачи с одеялами и кислородными баллонами, но Шарлей отослал их к группе американских туристов, которые, похоже, нуждались в медицинской помощи сильнее.

– Детей нужно отвезти в стационар, – гнул свое сержант.

Грегсон заверил его, что именно это и намеревается сделать.

– Не стоит везти их в десяти разных машинах. Сейчас на счету каждое место в «скорой помощи», а у нас есть свой автобус. Я хочу, чтобы мои воспитанники оставались вместе, – настаивал он.

– Хорошо, сэр, но сперва я должен вас допросить, – заявил сержант.

Пока они с Грегсоном мило общались, мы забрались в автобус и сели по местам.

В салоне стоял зной, как в оранжерее с тропическими растениями. Печки работали по полной, а на каждом сиденье лежало мягкое махровое полотенце. Мы скинули с себя мокрые свитеры и вытерлись полотенцами. Как только Грегсон поставил ногу на ступеньку автобуса, Фодерингштайн завел двигатель. Двое полицейских перекрыли движение, чтобы  пропустить нас.

– Все в порядке? Туговато пришлось? – спросил «директор».

– Раз плюнуть, – за всех ответил я. Рядом со мной на сиденье стоял большой мешок, набитый золотом.