Никто не знает в точности, когда началась битва при Ватерлоо. Предполагается, что это произошло чуть позже 11.30 утра, когда младший брат Наполеона принц Жером, командовавший дивизией во II корпусе графа Рейля, пошел в атаку на поместье Угумон на дальнем западном фланге фронта. Угумон стоял на дороге, пересекавшей ржаные поля, и защищал правый фланг Веллингтона от любых попыток окружения. Наполеон не имел намерений сосредоточиться на этом форпосте, он хотел лишь ввести в заблуждение Веллингтона, создать видимость главного направления удара. Когда герцог начнет перебрасывать войска из центра, тогда Наполеон и обрушится со всей силой на реальную цель своего наступления. Веллингтон поручил защищать замок горцу подполковнику Джеймсу Макдоннеллу с пятью ротами шотландских и колдстримских гвардейцев. Помимо замка и окружавших его толстых стен, территорию поместья занимали сады, небольшой лес, живые изгороди, кустарники и пашни. Британцев прикрывали зернохранилища, склады, сараи, амбары, коровники, навесы, два дома и множество других строений. Обитатели поместья давно уехали, остался лишь один садовник Биллем ван Килсом, прятавшийся в подвале.

Как только пехотинцы дивизии принца Жерома, 6500 человек, подошли к поместью, чтобы взять его штурмом, в них со свистом полетели пули в три четверти дюйма. Они неслись отовсюду — из ржи, леса, из окон и бойниц замка, с подмостков. Британский мушкет «Браун Бесс», лишь слегка модернизированный со времени его изобретения в 1745 году, нанес серьезный урон французам. Немало их полегло и под огнем немецкой легкой пехоты — егерей, стрелявших из леса. Но принц Жером не отступался от своего. У него был приказ, и он должен взять замок. Это дело чести и самого Жерома, и семьи Бонапартов.

Скоро бой перешел в жесткую рукопашную схватку, завязавшуюся вокруг замка, в котором, казалось, как писал Виктор Гюго, «из каждой щели в камне извергался выстрел». Французы попытались прорваться в задние ворота. Здесь их огромный соотечественник по кличке L’Enforceur («Вышибала») разворотил дыру, и около ста пехотинцев забрались во двор. Макдоннелл со своими шотландцами закрыли брешь, французы оказались в западне, и их всех перебили, пощадив только юного барабанщика.

Неудача не остановила принца Жерома, и он предпринял второй штурм замка, усилив атаку четырьмя батальонами, несмотря на возражения генерала Фуа. Ему «любой ценой» надо было завладеть поместьем, говорил он потом, таков якобы был приказ Наполеона. Принц Жером добился некоторого успеха, но ненадолго. Французы на какое-то время захватили лесок и сад. Крыша замка загорелась, пожар переметнулся на другие строения, но и это не смутило британцев. Сравнительно небольшой гарнизон, около 2600 человек, сдержал многократно превосходящие силы противника.

Вместо того чтобы отвлечь войска Веллингтона с центрального участка обороны, штурм Угумона ослабил главный удар Наполеона. Впоследствии Веллингтон связывал победу при Ватерлоо с начальными успешными действиями на периферии, как он говорил, «по блокированию ворот Угумона».

Сражение при Ватерлоо оставило много загадок. Одна из них: почему Наполеон, начиная наступление, использовал пушки, но не применил гаубицы? Их разрывные снаряды, летящие по навесной траектории, вполне могли бы разрушить стены поместья. Такая гаубичная артподготовка — обычное дело при штурме укрепленных позиций: она расчистила бы дорогу солдатам Жерома, действовавшим отважно, но неэффективно. Чем объяснить странное поведение французов? Может быть, они не изучили местность, не знали, насколько крепка оборона поместья? А может быть, они вообще не знали о существовании замка, как это предположил историк Алессандро Барберо? Ясно, что управление операцией было неадекватным, отдавались путаные приказы, отсутствовала связь, командиры были предоставлены сами себе и принимали самостоятельные решения.

В это время в четырнадцати милях от Угумона в летнем домике возле деревни Вален ел клубнику маршал Эммануэль де Груши, командующий 33 000 солдат III и IV корпусов. Его трапезу прервал посыльный, сообщивший о грохоте пушек, доносящемся с запада. Помощник Груши генерал Жерар предложил развернуть корпуса и направить их в сторону канонады.

Скорее всего это «арьергардный огонь», отмахнулся Груши. Ему приказано продвигаться к Вавру и добить пруссаков. Надо сказать, еще ранним утром, около четырех часов, он запросил у Наполеона дальнейших инструкций, но ответа пока не получил. Груши объяснил:

— Вчера император говорил мне, что он собирается атаковать англичан, если Веллингтон примет бой... Если бы император хотел, чтобы я участвовал в сражении, он не отпустил бы мою армию, планируя напасть на англичан.

Кроме того, рассудил Груши, в такую слякоть армия вряд ли успеет подойти вовремя и принести «хоть какую-то пользу». Он решил до конца выполнять приказ Наполеона.

Невзирая на протесты и помощника, и других офицеров, Груши вел свою армию все дальше и дальше от канонады и Наполеона, которому очень скоро позарез понадобятся 33 000 солдат, впустую тратящих время на разыскивание исчезнувших прусских войск.

* * *

Около часа пополудни Наполеон поднялся на холм возле деревни Россомм и начал осматривать окрестности в подзорную трубу. На северо-востоке он увидел что-то похожее на темное облако, медленно плывущее по горизонту. Не армия ли это? Офицеры, стоявшие рядом, высказывали разные предположения: может быть, облако, а может быть, темнеет далекий лес или просто мираж. Наполеону не раз приходилось видеть такие «облака», и он знал, что они означают.

Возвращались ли французские корпуса Груши, завершив миссию по уничтожению пруссаков? Или же к ним идет прусская армия? Наполеон выслал разведчиков. Они изловили посыльного, допросили, и курьер все прояснил. Это были пруссаки. И не дозорный отряд, а основная прусская армия.

После поражения при Линьи, два дня назад, начальник штаба Блюхера генерал Гнейзенау принял поспешное решение уходить от преследования на север, определившее впоследствии исход всей кампании. Если бы прусская армия отступала в каком-то другом направлении с учетом расположения линий снабжения и стратегических крепостей, то она не смогла бы прибыть ко времени на поле битвы. В то утро, когда пруссаки спорили о том, надо ли идти на помощь союзникам, Гнейзенау возражал против возвращения войск. Блюхер настоял на своем. Оправившись после ранений, он снова рвался в бой. Старый фельдмаршал был уверен, что армия успеет подойти к Ватерлоо и вступить в сражение с французами.

Когда Наполеон понял, что на горизонте появилась не туча, а армия Блюхера, он не особенно встревожился: пруссаки находились на расстоянии шести — восьми миль. «У нас все еще остается шестьдесят шансов из ста», — сказал он. Бонапарт отправил к Груши (где бы он ни был) курьеров с приказом немедленно вернуться обратно. Он выслал две кавалерийские дивизии, около 2000 всадников, навстречу авангарду пруссаков, чтобы отвлечь его или увести подальше от места сражения. Наполеон решил продолжать битву и все-таки нанести поражение Веллингтону. «Более здравый человек, — рассудил потом Клаузевиц, — прекратил бы военные действия и отвел войска».

Восемьдесят четыре орудия открыли одновременный огонь по плато Мон-Сен-Жан, где окопались войска герцога Веллингтона. После артобстрела Наполеон собирался послать в наступление на ослабленный центр генерал-лейтенанта Жана Батиста Друэ, графа д'Эрлона и его I корпус. Затем он пустит вперед свою непобедимую кавалерию, которая завершит победоносную атаку до того, как успеют подтянуться пруссаки. В ранцы уже уложены парадные мундиры для триумфального шествия по Брюсселю.

В 13.30 I корпус графа д'Эрлона, 16 000 солдат, с угрожающей неспешностью двинулся по грязному ржаному полю в атаку на воинство союзников. На Веллингтона шли гигантские колонны людей: по 200 человек или рядов в ширину и по 24— 27 шеренг в глубину. Это было действительно устрашающее зрелище, рассчитанное на то, чтобы продемонстрировать силу и поднять моральный дух солдат, но в бою непрактичное и даже бесполезное. В плотных построениях ограничиваются свобода движения и видимость, вести огонь могут только первые две-три шеренги. Основная масса солдат исполняла роль статистов. С другой стороны, эти внушительные колонны являли собой превосходные мишени для британской артиллерии. Говорят, будто не сам Наполеон избрал такой способ наступления, однако он и не запретил его. Французская пехота дорого заплатила за этот промах.

Тем не менее колоссальные колонны, молча маршировавшие по 27 шагов в минуту под ритмичный барабанный бой, произвели впечатление на некоторых союзников Веллингтона. С поля битвы в страхе бежали солдаты голландского генерала, графа Виллема Фредерика ван Биландта. Британские ветераны улюлюкали им вслед и чуть ли не стреляли, обзывая их негодяями, трусами и другими оскорбительными словами. Они давно подозревали голландских и бельгийских пехотинцев в своей бригаде в тайных симпатиях Наполеону. Надо учесть и то, что среди них было много необстрелянных юнцов, для которых это было первое в жизни сражение. К тому же они оказались на передовой и первыми попали под огонь наполеоновских пушек.

Как обычно, любое крупное сражение, начавшись более или менее осмысленно и организованно, превращается в хаос. Поле битвы накрыли густые облака черного пушечного дыма, смешавшегося с низкими тучами, затянувшими небо. Люди едва видели друг друга в сплошном мраке.

В этот день на грязном равнинном поле около трех миль в длину и полторы мили шириной сошлись в бою по меньшей мере 150 000 человек и 30 000 лошадей. Мушкетные пули стучали по палашам и кирасам, как «град по стеклам окон». Мелькали сабли, пики, со свистом разлеталась крупная картечь, неумолчно грохотали пушки, извергая еще больше дыма. За первые тридцать минут побоища на поле полегло около 10 000 человек убитыми и ранеными. Повсюду раздавались истошные крики искалеченных лошадей. Наверно, после Ватерлоо зародилось движение в защиту животных от жестокого обращения.

Французы, похоже, брали верх, и командующий союзными кавалеристами и конной артиллерией лорд Генри Уильям Паджет Эксбридж принял решение тоже пойти в наступление на противника. Он послал в атаку бригаду гусар «Хаусхолд бригейд» и полки тяжелой кавалерии «Юнион бригейд». Несмотря на численное превосходство французов, пять к одному, британцы добились потрясающего успеха, по крайней мере вначале. Они обратили в бегство французскую пехоту, захватили около 3000 пленных, орудия и двух наполеоновских «орлов». Нападение французов было отбито.

Как всегда, кавалеристы не смогли охладить свой пыл. Полки углубились далеко во вражеский стан. Наполеон заметил это и направил против них свежие эскадроны улан и драгун. Началась кровавая рубка. Атака «тяжелой кавалерии» захлебнулась. Не менее тысячи из двух с половиной тысяч всадников остались лежать на земле.

После того как отвлекающий маневр в Угумоне потерпел фиаско и атака графа д'Эрлона сорвалась, Наполеон предпринял еще более мощный удар по центру обороны Веллингтона.

Маршал Ней послал в бой две кавалерийские бригады I корпуса общей численностью 5000 всадников. Уильям Гроноу, девятнадцатилетний британец из Итона, воевавший в I полку гвардейской пехоты, так описывал кавалерийский натиск французов:

«Никто из тех, кто выжил в этой битве, до конца дней своих не мог забыть той страшной лавины всадников, двигавшейся по всему полю. На расстоянии они напоминали гигантские волны цунами, зловеще посверкивавшие саблями... Когда они приближались, казалось, вся земля дрожала под копытами коней. Очень трудно побороть ужас при виде этой жуткой движущейся массы».

Британские командиры дали ставшую знаменитой команду: «Приготовиться к встрече кавалерии!» Пехотинцы построились в каре. Солдаты в первом ряду опустились на одно колено, выставив вперед штыки, образовав стену, по описанию Уильяма Гроноу, «сверкающую сталью». За ними два ряда пехотинцев заряжали мушкеты, готовясь к бою.

Британские пехотные каре (квадраты) на самом деле были прямоугольниками: передняя и задняя линии больше боковых. Эти построения возникли на допущении того, что лошади побоятся наткнуться на стену из штыков. Действительно, вопреки современным изображениям героических кавалерийских атак кони, как правило, останавливались на расстоянии двадцати ярдов от каре, не обращая внимания на ругань всадников и крики «Vive l'Empereur!».

Считалось, что прежде чем атаковать каре, их следовало «обработать» артиллерией. Для пехотинца в каре пушечный огонь был особенно опасен. С точки зрения урона: в сравнении с ударами сабли, штыка или попадания пули восьми- и двенадцатифунтовые ядра увечили тела, ломали кости и отрывали головы. Наполеон так и поступил: начал с огня своих излюбленных «прекрасных дочек», как он называл двенадцатифунтовые пушки. Однако помешала грязь: ядра вязли и не летели рикошетом в пехотинцев; к тому же Веллингтон расположил их на обратной стороне склонов. Французская артиллерия не нанесла противнику того ущерба, на который рассчитывал Наполеон.

Веллингтон отдавал приказы, стоя под вязом у перекрестка дорог к северу от фермы Ла-Э-Сент или объезжая на коне передовые позиции войск, а Наполеон предпринимал одну атаку за другой. Британская пехота держалась стойко. Веллингтон удивлялся тактической негибкости Наполеона: «Черт подери этого парня! Он колотит как таран».

Один британский солдат сравнил непрекращающиеся атаки французской кавалерии с «морским прибоем, бьющимся о скалистый берег», «откатывающимся и накатывающимся снова с ревом, шипением и клокотанием». Жертвы были огромны с обеих сторон. Один только ирландский 27-й полк драгун «Иннискиллингз» из 750 человек потерял 450. Лишь один из восемнадцати участников битвы не был ранен в этот кровавый день.

По мнению историка Дж. Холленда Роуза, первая кавалерийская атака была предпринята преждевременно. Она проводилась без взаимодействия с артиллерией и пехотой; отважный натиск кавалеристов на непробиваемые каре пехоты был обречен на неудачу. Возможно, Ней принял передвижение войск за передовыми линиями противника, перемещение каре на сто ярдов подальше от пушечного огня, вывоз раненых и отвод пленных за начавшееся отступление Веллингтона. Может быть, Ней заподозрил, что Веллингтон после начала сражения попытается уйти, и хотел отрезать пути к отступлению?

Как бы то ни было, Веллингтон не собирался отступать. Пехота, сомкнувшись в двадцать огромных и непроницаемых каре, стояла твердо, и побоище продолжалось.

Решив одержать победу до прибытия пруссаков, Наполеон около 15.30 приказал Нею взять стратегически важную ферму Ла-Э-Сент, располагавшуюся на левом, восточном фланге Веллингтона, имевшем исключительное значение для обороны его центра. Как и на Угумоне, завязалась ожесточенная схватка. Королевский германский легион (КГЛ) на самой ферме и 95-й стрелковый полк, окопавшийся в близлежащем гравийном карьере, несколько часов сдерживали французов. У легиона вскоре закончились боеприпасы, а пули для гладкоствольных ружей не подходили к винтовкам Бейкера, которыми пользовались снайперы. Около шести вечера французы овладели фермой.

Это был серьезный провал для Веллингтона и союзников. Восточный фланг являлся одним из самых слабых мест в его обороне. Герцог сознательно не усиливал его, надеясь на подход пруссаков, которые должны были занять здесь свои позиции. Теперь на ферме могли появиться пушки и снайперы Наполеона.

Положение Веллингтона резко ухудшилось, центр мог вот-вот развалиться. Его войска с трудом отбивали атаки французов, отдельные союзные полки уже дезертировали. Базил Джексон, штабной офицер, докладывал, что в лесах рядом с полем битвы полно беглецов, целые роты «варят еду на кострах и курят». Камберлендские гусары, добровольческий полк ганноверских джентльменов в роскошных мундирах, галопом умчались в Брюссель, сея по пути слухи о неминуемом поражении — французы скоро будут в столице.

Предвкушая поражение союзников, маршал Ней умолял Наполеона ввести в бой дополнительные войска, чтобы нанести Веллингтону последний, сокрушительный удар. Как считает военный историк Дэвид Чандлер, положение Веллингтона было настолько критическим, что Ней, получив подкрепления, мог бы разгромить центр обороны герцога. Наполеон, однако, не воспользовался этой возможностью. Он отказал Нею, сославшись на то, что у него нет лишних солдат. «Где я их, черт, возьму? — рассерженно сказал Наполеон. — Я не могу их вам нарожать!»

Наполеон вполне мог послать шесть батальонов Средней гвардии и восемь батальонов Старой гвардии — элитные войска, которые он держал в резерве. Как отмечает Чандлер, если бы император ввел в бой хотя бы половину элитной гвардии, то он, по всей вероятности, выиграл бы сражение при Ватерлоо. Веллингтон нес тяжелые потери. Он уже лишился двух бригад, другие бригады тоже были на грани уничтожения.

Наполеон, конечно, не мог знать реальную ситуацию, сложившуюся в центре обороны Веллингтона, да и действия самого Нея как командующего вряд ли побуждали императора на то, чтобы идти ему навстречу Ней предпринимал все новые и новые атаки, смелые, но плохо организованные и несвоевременные, обходившиеся дорогой ценой и не дававшие видимого результата. Кроме того, Наполеон никогда не бросал в бой резервы до тех пор, пока противник не использовал свои резервные полки. Этого пока еще не случилось.

Вместо того чтобы дать Нею дополнительные войска для подавления центра обороны Веллингтона, Наполеон приказал одиннадцати батальонам гвардии взять Планшенуа, самое большое селение в этих местах, обустроить там позиции и линии коммуникаций и приготовиться к прибытию пруссаков. Французы овладели деревней за двадцать минут. Веллингтон был бессилен помочь британской 5-й дивизии, защищавшей Планшенуа. Она потеряла 3500 из 4000 солдат. «Теперь вся надежда на Бога, наступление ночи или приход Блюхера», — сказал будто бы Веллингтон, когда узнал о падении деревни.

Ближе к вечеру уже ни у кого не было сомнений в том, что на Ватерлоо с востока надвигается не облако, а прусская армия. Время поджимало Наполеона. Небольшое соединение, которым командовал генерал Бюлов, уже вступило в бой на восточном фланге. Французы сдерживали пруссаков, но с востока споро приближались 30 000 солдат Блюхера. Веллингтон перебрасывал войска и заполнял брешь в центре.

По натуре игрок, Наполеон начал рисковать. Атаки французов участились. Под маршалом Неем от выстрелов уже пали четыре лошади, а он все еще вел кавалеристов на каре британской пехоты. Когда прусский авангард стал уже виден, Наполеон приказал говорить своим солдатам, что к ним идет армия Груши.

Наполеону все-таки пришлось ввести в дело элитную императорскую гвардию — Les Invincibles (Непобедимых). Прежде он пускал в бой ветеранов только тогда, когда битва подходила к концу и победа была гарантирована. Огромные колонны гвардейцев, как на параде, маршем, под бой барабанов, «Марсельезу» и с криками «Vive l’Empereur!» двинулись в атаку. На этот раз это был марш самоубийц.

Во главе двенадцати батальонов, 6500 ветеранов Великой армии, шел сам Наполеон (всего в наступающих колоннах было 15 000 гвардейцев). Это была последняя атака великого полководца. Пройдя шестьсот ярдов, Наполеон отошел в сторону и передал командование маршалу Нею. Гвардейцы без какой-либо кавалерийской поддержки направились прямиком в поле, где из укрытий внезапно выскочили пехотинцы Веллингтона и открыли по ним ураганный прицельный огонь. Как вспоминал капитан Сиборн, за одну минуту полегло по меньшей мере 300 наполеоновских ветеранов.

Вечером, когда солнце наконец впервые за эти дни пробилось сквозь тучи и облака дыма, французы в смятении отступали. Веллингтон, стоя в стременах и размахивая шляпой, подбадривал войска. Французы бежали в полном беспорядке. Даже Наполеон назвал это отступление «паническим бегством».

Фельдмаршал Блюхер, питавший, как говорят, особую неприязнь к французам, хотел непременно изловить Наполеона. Императорская гвардия, получившая жесткий отпор, перегруппировалась и прикрывала отход французских войск. Наполеон смог уйти, умчавшись сначала в пуленепробиваемой карете и пересев потом на своего белого жеребца Маренго.

Пруссаки преследовали французов до ночи. Им почти удалось захватить Наполеона. Но они завладели лишь его каретой, в которой находились церемониальная шпага, бутылка рома, бутылка старой малаги, зубная щетка и бриллианты на миллион франков, которые дала ему на Эльбе сестра. Карету Наполеона подарили принцу-регенту, который выставил ее на обозрение в Лондоне, а потом продал в музей мадам Тюссо, где она стояла, пока не сгорела во время пожара в 1925 году.

Наполеон винил в поражении — «ужасном невезении» — и дожди, и ошибки своих подчиненных. Маршал Сульт плохо справлялся с обязанностями начальника штаба, редко давал распоряжения, многие его приказы не доходили до места назначения или поступали с опозданием. Маршал Ней допустил множество ошибок, несвоевременно начал кампанию, бездумно и не вовремя предпринимал атаки, приводившие к бессмысленным жертвам. И все же, несмотря ни на что, говорил Наполеон, он «должен был выиграть сражение».

До сих пор историки дискутируют по поводу причин победы, одержанной союзниками. Выиграл ли битву герцог Веллингтон, или решающую роль сыграло появление прусских войск? Вопрос, как заметил историк Эндрю Роберте, некорректный. Веллингтон не стал бы готовиться к сражению, если бы не рассчитывал на то, что пруссаки подоспеют и защитят его левый фланг. С другой стороны, он вряд ли бы преуспел без помощи Блюхера. Победа завоевана обеими армиями.

Решающую роль сыграли тактика и выбор места сражения Веллингтоном. Он располагал источниками информации о войсках Наполеона, получая ее в том числе от министра полиции в его правительстве Жозефа Фуше. Веллингтон заблаговременно узнал о наступлении Старой гвардии от французского перебежчика. Но особенно он должен был благодарить свою пехоту, выдержавшую устрашающие атаки наполеоновской кавалерии. Помимо всего прочего, британцы с успехом применили новое оружие — пороховые ракеты Конгрева.

Наполеон же допустил немало ошибок, в том числе и такие, которые трудно понять. Накануне сражения он лишил себя большого контингента войск, отправив его догонять отступавших пруссаков. Бонапарт почему-то не использовал многих талантливых маршалов. Даву, прекрасный командующий, оставался в Париже, исполняя обязанности военного министра. Запрезирав Мюрата, Наполеон отстранил от участия в сражении своего лучшего кавалерийского офицера. Другого превосходного командующего — Луи Габриеля Сюше — он отослал защищать второстепенные восточные подходы к Франции. Дэвид Чандлер не случайно задается вопросом: не сознательно ли Наполеон набрал «второсортную команду», желая, чтобы вся слава досталась ему одному?

Более того, Наполеон нарушил многие свои военные принципы. Некоторые историки предположили, что Бонапарт в те дни страдал от всякого рода болячек — акромегалии, воспаления мочевого пузыря и даже геморроя. В любом случае Наполеон был не в самой лучшей форме. «У меня все срывалось, когда, казалось, все уже получалось», — говорил он впоследствии.

В ходе сражения отдавались путаные, нечеткие и противоречивые приказания, возникали склоки между командирами, случались и предательства вроде скандального перехода к пруссакам генерала Луи Огюста Виктора Бурмона. Имело значение и то, что Наполеон задержал наступление на четыре часа. Он ждал, когда подсохнет земля, дав тем самым больше времени и герцогу Веллингтону для подготовки к сражению, и фельдмаршалу Блюхеру для того, чтобы успеть прийти на помощь союзникам. И так далее. Можно привести много «если», которые могли бы склонить чашу весов в пользу Наполеона.

Битва закончилась, и надо было дать ей название. Блюхер предложил назвать ее «Битвой Прекрасного Союза» по наименованию постоялого двора в лесу Суанье, где встретились два победителя после сражения. Веллингтон предпочел — «Ватерлоо».

Еще в полночь Веллингтон начал составлять знаменитую депешу из Ватерлоо. Он закончил ее днем в Брюсселе, вложил в маленький пурпурный бархатный мешочек, подаренный на балу у герцогини Ричмонд, и отправил с курьером в Лондон. «Одержана славная победа, — сообщал он. — К сожалению, принесены страшные жертвы, я недосчитался многих друзей».

В тот день погибло около 40 000 человек. Потери Веллингтона составили 13—15 000 человек, Наполеона — 25—30 000. Блюхер потерял 7000 человек. Общие потери за четыре дня, возможно, превышают 115 000 человек (60 000 французов и 55 000 союзников).

Брюссель напоминал в те дни один огромный госпиталь. Изувеченных, окровавленных и забинтованных солдат везли на повозках по улицам и укладывали в приготовленные из соломы постели. Жители выходили из домов со снедью и водой, многие брали раненых к себе и ухаживали за ними. По воспоминаниям одного хирурга, он оперировал солдат тринадцать часов подряд, «пока вся одежда не пропиталась кровью и рука не могла больше держать нож». Для раненых это была мучительная процедура. Уставшие хирурги оперировали их без анестезии и других обезболивающих средств.

Меттерних поспешил поздравить Веллингтона с победой или, как он выразился, с «блестящим началом конца Наполеона». Веллингтон был еще более категоричен в оценке исхода битвы при Ватерлоо. «Я не ошибусь, если скажу, что мы нанесли Наполеону смертельный удар», — говорил герцог. Спустя девять дней после подписания Заключительного акта в Вене герцог Веллингтон, фельдмаршал Блюхер и их объединенные армии окончательно повергли французского императора.

Однако Наполеон не собирался сдаваться. Он вернулся в Париж через три дня после битвы с намерением продолжать борьбу. Он соединит войска Груши с Национальной гвардией, объявит очередную конскрипцию и снова пойдет против Веллингтона с 300-тысячной армией.

Планам Наполеона не суждено было осуществиться. Против него выступила влиятельная группировка сановников и политиков, не желавших, чтобы безрассудство Бонапарта вновь ввергло Францию в кровопролитие. В их числе был и министр полиции Фуше, «троянский конь» в его правительстве. Фуше вступил в сговор с законодателями в легислатуре, привлек на свою сторону бывшего бонапартиста, генерала войны за независимость в Северной Америке, героя Французской революции маркиза де Лафайета. Пятидесятисемилетний маркиз настроил обе палаты парламента на осуждение Наполеона. «Император обязан незамедлительно подписать отречение, — настаивал Мари Жозеф Лафайет. — Если мы избавимся от него, мы наконец заживем в мире».

В защиту Бонапарта выступили его советник Карно, брат Люсьен и бывший революционер Эмманюэль Сьейес. «Верно, Наполеон проиграл сражение, — говорили его сторонники. — Но французы должны сплотиться вокруг него для того, чтобы отстоять свою страну». Франция может победить только с Наполеоном.

«Вы забыли, где лежат кости наших сыновей и братьев? — спрашивал их и всех депутатов Лафайет. — В пустынях Египта, в снегах России, а теперь и на равнинах Бельгии. Вы хотите, чтобы они легли и на улицах Парижа? Франция уже потеряла миллионы своих граждан, и все они — жертвы одного человека, стремящегося разгромить всю Европу. Хватит! Мы устали от кровопролития!» — заявил маркиз.

В палатах раздавались призывы к отречению Наполеона, а его ближайшие советники, прежде всего брат Люсьен, требовали ввести армию и объявить чрезвычайные меры для консолидации власти. Наполеон долго не мог прийти к какому-то определенному решению. Он принял горячую ванну и потом бродил по дворцу и дорожкам сада, где у ворот небольшая толпа энтузиастов кричала: «Vive l’Empereur!»

22 июня французская легислатура предъявила Наполеону требование добровольно покинуть трон, либо его свергнут. Ему дали один час на раздумье. Некоторые советники по-прежнему предлагали ввести армию. Но Наполеон отказался. «Я вернулся не для того, чтобы залить Париж кровью», — сказал Бонапарт. В три часа пополудни Наполеон подписал отречение во второй раз.