Бланш стояла рядом с плитой, напряженно ожидая, когда закипит вода, и оглянулась, услышав шаги Роя. Он зашел на кухню с кипой газет, молча проследовал к ящику для мусора и раздраженно швырнул их туда. Он не хочет говорить с ней! Ну еще бы, это можно понять после вчерашнего происшествия.

– Рой, я не могу выразить, как мне жаль...

– Тебе не стоит об этом беспокоиться. Это не так уж важно.

Он сбросил пиджак, как только они поднялись наверх, и сейчас закатанные рукава рубашки открывали сильные предплечья, покрытые темными волосами.

– Нет, это очень важно! Тогда внизу, у двери, ты сказал... подразумевал, по крайней мере, что я нарочно...

Его уравновешенность почему-то заставляла ее чувствовать себя еще хуже. Бланш понимала, что столь трудно дающееся ей самообладание находится под угрозой срыва.

– Если это и было нарочно, то, уверен, лишь на подсознательном уровне.

– Да нет же! – Бланш была в отчаянии от того, что он не хочет ее понять.– Я бы никогда не сделала этого ни сознательно, ни подсознательно! Я была так горда за тебя там, на церемонии! Ты заслужил эту награду, и я...

– Я же сказал, не беспокойся. Я знаю, где покупаются такие вещи. Они не столь дороги, и я легко смогу заказать другую, если почувствую, что не могу жить без нее. Ты приготовишь кофе?

Бланш машинально взяла кофейник, но продолжала говорить – уже как будто одной себе:

– Я была так горда. Не только из-за награды: Джек еще рассказал мне о несчастном случае, который произошел с ним, и как ты спас его...

– Джек не имел права! – Впервые он проявил свое раздражение.– Он обещал мне, что не станет трезвонить об этом!

– О нет, не Джек! – Мгновенно сообразив, что проболталась, Бланш постаралась исправить положение.– Прошу прощения, я оговорилась. Это Кэрол... Она сказала, что вовсе не обязана хранить это в секрете...

Это почти то же самое. Ну, да женщины никогда не умеют держать язык за зубами. А она не сказала тебе...– его голос наполнился сарказмом,– о моей сломанной руке? Или о вывихнутом плече?

– Нет...– Бланш ничего не понимала.– Нет, об этом она ничего не сказала. А разве...

– Никакой сломанной руки не было,– объяснил Рой с обидной терпеливостью и очень устало.– Я только хочу сказать, что такие вещи обычно излишне драматизируются. То, что я сделал для Джека, несомненно, сделал бы и он для меня или для кого-нибудь еще. В этом не было ничего геройского и суперменского. Кроме того, что я мог еще придумать? Не бросать же его умирать в снегу!

Судорога внезапной боли на его лице напомнила ей о том, что его родители погибли в очень похожей ситуации. И она вдруг сама ощутила укол неожиданной боли за него.

– Нет,– наконец ответила Бланш, очень спокойно произнося слова.– Я бы никогда не подумала, что ты мог бы уйти и оставить его одного.

– Так.– Рой пожал плечами и глубоко вздохнул.– Ты собиралась говорить именно об этом?

– Нет, нет! – Бланш сама не могла понять, почему разговор соскользнул на эту тему: им ведь нужно сказать друг другу так много и совсем о другом.

Ей казалось, что, если они не поговорят сейчас, не выяснят все до конца, другого столь подходящего случая не представится. Поэтому она поспешила перевести разговор на более насущную проблему.

– Я бы непременно хотела возместить утрату хрустальной чаши. Поэтому, пожалуйста, скажи мне, Рой, где я могу купить другую точно такую же.

– Я же сказал, забудь о ней. Эта тема интересует меня не больше предыдущей.– Он отрубал слова, как будто с трудом сдерживал свое раздражение.– Но так как ты, похоже, закусила удила и требуешь какого-то серьезного разговора,– что ж, я готов, хотя и не очень представляю, что могу тебе сказать.

– Я просто думаю, что глупо постоянно откладывать это.– Она даже не подозревала, насколько близка к слезам, пока не услышала дрожь в своем голосе.– С тех самых пор, как мы поженились, мы планируем обсудить некоторые важные вопросы...

– Ты права, просто неразумно откладывать все это только из-за того, что у меня сейчас совсем неподходящее настроение.

– В конце концов это было твое предложение! Ты заговорил об этом, еще когда мы были в Провансе!

Бланш не могла понять, почему она все время оказывается в положении обороняющейся.

– Конечно, так оно и было. Но многое изменилось с тех пор, или ты не согласна? Тогда – может быть, это солнце так влияло? – было гораздо легче с оптимизмом смотреть в будущее, чем сейчас.

– Ты так думаешь?– Из-за сдерживаемых слез ее голос прозвучал неожиданно низко.

– Да, именно так я думаю.– Он вздохнул.– Все настолько перепуталось, но я готов взять на себя большую часть вины. Я виноват в том, что воспользовался преимуществами ситуации и толкнул тебя к браку против твоих собственных желаний. Ты тогда была просто неспособна принять правильное решение. Я сыграл на твоем чувстве раненой гордости, думая, что смогу... Неважно. Тот вечер был чрезвычайно эмоционально насыщенным, особенно для тебя. Да и я действовал импульсивно, когда предложил тебе брак.

Когда смысл его слов дошел до Бланш, ее настроение упало до самой нижней отметки. Ведь люди всегда сожалеют об импульсивных поступках, значит, и он жалеет о том, что женился на ней...

– Я полностью запутал нашу жизнь. Все, что я могу сделать сейчас,– это попытаться спасти то, что еще может быть спасено. Нужно вернуть все в то положение, которое было до меня. Я обещаю, что соглашусь со всем, что ты захочешь. Я сделаю – насколько смогу – все это как можно более легким для тебя.– Рой вздохнул так безысходно, что ей захотелось броситься к нему, обнять, утешить... Но прежде, чем она смогла это сделать, он шагнул к двери.– Дай мне одну минуту, хорошо? Я хочу вымыть руки, и потом мы встретимся в гостиной. Не принимать же такие решения на кухне!

Когда он ушел, Бланш осталась на месте, слепо глядя в пространство. Если до этого она думала, что познала горе, то теперь ей стало ясно, как она глубоко ошибалась. Настоящее горе она ощутила только сейчас – такая боль в сердце, что она невольно прижала руку к груди. Все тело ныло: горло, глаза, голова, но центр страданий находился в груди, острый и мучительный, как от удара ножом.

Звук закрывающейся двери ванной заставил ее начать двигаться. Бланш машинально поставила что-то на поднос, добавила кофейник и последовала за Роем в гостиную. Он резко повернулся, когда она вошла, и потому Бланш не была полностью уверена, что он смотрел на портрет матери. Рой взял у нее поднос и поставил на низкий столик.

– Я не принесла ничего поесть.– Бланш услышала собственные слова как бы издалека и удивилась, что, находясь в таком глубоком отчаянии, способна говорить о таких пустяках. Ведь сейчас решалась вся ее жизнь, все будущее счастье...– Но если ты чего-нибудь хочешь...

– Нет. Ничего. Кофе будет достаточно.

Рой сел напротив и взял протянутую ею дымящуюся чашку.

– Я подумала,– руки, державшие чашку, тряслись, когда она поднесла ее к губам,– что вчера было так много еды...

– Что? О... да. Но, я полагаю, ты не собиралась обсуждать достоинства угощений, предложенных на церемонии, когда настаивала на разговоре.

– Нет.– От его твердости слезы вновь защипали глаза.– Ты прекрасно знаешь, что это не так.

– Да.– Его голос звучал чрезвычайно устало.– Конечно, знаю. И повторяю: только скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал. Я не стану пытаться удержать тебя, если ты решишь, что хочешь уйти. Это было каким-то сумасшествием с моей стороны – думать, что мы сможем быть счастливы, когда тень Томаса постоянно витает перед тобой.

Томас? При чем тут Томас? Бланш сейчас занимало совсем другое.

– Я до сих пор не могу понять, почему ты захотел жениться на мне. Ты говорил, что только потому, что хотел создать семью, иметь детей, но...

Рой усмехнулся с таким искренним изумлением, что она замолчала и посмотрела на него, широко и вопросительно открыв глаза.

– Я действительно так сказал?

Бланш продолжала смотреть на него во все глаза, ничего не понимая, затем произнесла очень медленно:

– Да, именно это ты и сказал. А что, разве сейчас ты думаешь иначе?

Рой некоторое время молчал, а когда заговорил, создавалось впечатление, что он чрезвычайно осторожно подбирает слова:

– Видишь ли, тогда была причина, чтобы говорить так.

– О?– Во всем этом было что-то слишком сложное, а ее мозг находился сейчас как в тумане и не мог ясно работать.

– Как бы там ни было,– Рой заметно помрачнел,– надо подходить к ситуации в соответствии со здравым смыслом. Томас, кажется, больше не собирается жениться на Пауле... Или, что тоже не исключено, она не хочет выходить за него. Вместо этого он, оказывается, все еще намерен убедить тебя, что вы должны быть вместе. А ты, судя по всему, не так уж противишься...

– Что дает тебе право так говорить?!

Его вывод был настолько далек от правды, что Бланш как будто внезапно проснулась и, кажется, начала что-то понимать...

– Я сужу по сообщению, которое он оставил тебе на автоответчике. Оно было настолько доверительным, что не оставило сомнений в том, что вы достигли полного взаимопонимания. Логично предположить, что ты не отказалась...

– Рой, я же рассказывала тебе, как все произошло! По крайней мере до тех пор, пока ты слушал. Еще раз повторяю: я вошла в свой кабинет и обнаружила его уже там. Я понятия не имела, что...

– М-м-да?

Удивительно, насколько скептично могло звучать еле слышное бормотание.

– Все произошло именно так! – Какие у него причины сомневаться в ней? Какое он имел право осуждать ее особенно после того, что она узнала о нем и Дине Пирелли?! Раздражение Бланш достигло предела; она уже не могла да и не хотела сдерживаться: – Да и вообще, неужели ты считаешь себя вправе критиковать меня, когда твое собственное поведение столь далеко от безупречности?!

О, если бы только она могла оставаться такой же холодной и отчужденной, каким он умудрялся быть в любой ситуации!

– Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь.

Рой смотрел на нее очень пристально.

– Ты знаешь, к чему я клоню! Ты не можешь не знать!

Бланш встала – глаза ее горели нескрываемым гневом,– сделав несколько возбужденных шагов к окну, скользнула быстрым взглядом по крышам домов и верхушкам деревьев, затем повернулась к нему лицом. Ее грудь быстро поднималась и опускалась, она никак не могла успокоиться.

– Уверяю тебя, что не знаю.– В глазах Роя появилось несколько странное выражение, когда он встал и приблизился к ней. Бланш не сразу поняла, что происходит.– Понятия не имею!

Через ткань платья Бланш почувствовала, как его пальцы скользнули по позвоночнику, вызывая непроизвольную и уже такую привычную дрожь...

– Ну, скажи мне! – прошептал Рой настойчиво, с неожиданной и, по мнению Бланш, совершенно неуместной нежностью.

– Ты был с ней! Я сама слышала, как она сказала...

Бланш изо всех сил старалась казаться сильной и неуязвимой, но слова ее сопровождались детскими всхлипываниями. Она судорожно прикусила нижнюю губу, взглянула на камень, сверкающий у нее на пальце, и ей стало горько от мысли, что он купил это прекрасное кольцо, вероятнее всего, просто для того, чтобы успокоить собственную совесть.

– С ней? – Его пальцы двигались все более настойчиво и нежно, ощупывая каждый позвонок.– Скажи мне, пожалуйста, кого ты имеешь в виду, Бланш?

– Дину! Вот кого!

Бланш задыхалась. Ей вдруг захотелось только одного: чтобы он обнял ее и сказал, что все это неправда,– но сказал так, чтобы она не могла не поверить... Но Рой всего лишь удивленно вскинул брови.

– Дину Пирелли? Ты это всерьез? Совершенно не понимаю, что могло вызвать в тебе такую досаду.

Так вот в чем дело! Он и не думает отрицать своих отношений с Диной, он просто не видит во всем этом повода для беспокойства и огорчения с ее стороны. Откровенность его позиции просто ошеломляла. Так, значит, он придерживается этого столь распространенного мнения, что неприемлемое для женщины, позволительно мужчине!

– Если ты не понимаешь, почему твои отношения с Диной могли вызвать во мне досаду, то почему же тебя так беспокоят мои отношения с Томасом?

Последовало долгое молчание. Бланш пристально смотрела на него. Но даже в гневе, страшно сердясь на себя за это, испытывала непреодолимое желание уткнуться лицом в его грудь, облегченно заплакать, ощутить на себе его успокаивающие сильные руки...

– Я объясню тебе, что меня беспокоит. Я надеялся, что ваши отношения с Томасом остались в прошлом, но теперь вижу, что заблуждался. А раз так – что же остается от нашей с тобой семейной жизни? Дина тут ни при чем: между нами никогда не было и никогда не будет ничего подобного. Мне казалось, что я уже говорил тебе об этом.

Он говорил. Конечно же, говорил! А что ему еще оставалось делать? Но она сомневалась в его уверениях тогда и еще сильнее – сейчас. И нечего смотреть на нее так... с таким выражением. Ему все равно не удастся смягчить ее!

– Ах, вот как! Между вами ничего не было! Так что же она делала там? Вероятно, это было невинное катание на лыжах?

Его улыбка стала сейчас совсем другой – веселой и обезоруживающей.

– Нет, не угадала. Дина находилась там, исполняя обязанности заместителя председателя испанской телевизионной компании, которую унаследовала от своего первого мужа. Я был уверен, что ты знаешь это: ведь нашим совместным работам было посвящено столько репортажей.

– У меня нет времени читать колонки сплетен,– язвительно сказала Бланш, тут же решив не поддаваться его умению убеждать.

– Наверное, тебе все-таки стоило бы найти время... во избежание недоразумений.

– Как бы там ни было, но она смотрит на тебя, как будто собирается съесть...

Сейчас его улыбка была самой что ни на есть настоящей: сияющие белые зубы, горящие глаза – первая подлинная улыбка, которую она видела за последние дни.

– Думаю, что если бы она попробовала меня на вкус, то заполучила бы расстройство желудка.– Его шутливая интонация непроизвольно вызвала ответную улыбку Бланш.– Но скажи мне, если бы ты оказалась права во всех своих подозрениях, неужели это бы так много для тебя значило?

– Конечно, значило бы! – Эти слова прозвучали так страстно, что Бланш тут же, испугавшись слишком открыто показать свои самые сокровенные чувства, повторила более сдержанно: – Конечно, значило бы. Ни одной женщине не понравилось бы думать, что ее муж поддерживает отношения с кем-нибудь еще. Даже если...

Она замолчала, кусая нижнюю губу.

– Даже если?..– подсказал Рой.

– Даже если он женился на ней, лишь как на подходящей матери для ребенка, которого хотел бы иметь!

Бланш с изумлением увидела, что на его лице отразилась неожиданная боль.

– Ты хочешь сказать, Бланш, что даже в этом случае она могла бы... не то чтобы ревновать, но...

– Ревновать?! – Произнеся это слово, Бланш вдруг почувствовала огромное облегчение. Больше не нужно ничего скрывать – ни перед собой, ни перед ним. Все названо своими именами, все поставлено на свои места.– Да. И нет никакой необходимости стесняться этого слова. Слово «ревновать» очень подходит, потому что действительно точно выражает мои чувства.

– Так это правда?!

Рой протянул руку и придвинул ее ближе к себе. Бланш стояла не шевелясь, когда он ослабил пояс ее великолепного жакета. Она прекрасно понимала, что ее судорожно поднимающаяся и опускающаяся грудь достаточно ясно говорила о ее желаниях, но теперь это уже не имело значения. Она затаила дыхание, когда его пальцы скользнули под тонкий шелк бюстгальтера, двигаясь по теплой коже...

А-ах! Удовольствие, восходящее по спирали, усиливалось выражением его глаз, настойчивым поглаживанием кончиками пальцев самых чувствительных областей ее тела. И когда он заговорил, она ощутила жар его губ на своей щеке:

– Это действительно именно то, что ты хочешь сказать, Бланш?

– Что я ревновала?

Ее голова вызывающе и призывно откинулась назад. Несомненно, она вела себя безумно, она знала это и на долю секунды заколебалась. Но потом... Она хотела этого мужчину больше, чем когда-нибудь прежде; больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. И сейчас она знала: что бы ни произошло, она будет сражаться до конца, чтобы удержать его.

– Да, Рой, именно это я хочу сказать. Что я дико, страшно ревновала, когда думала, что ты можешь иметь близкие отношения с Диной.

Он прижал ее к себе так сильно, что она ощутила его тело; так сильно, что его вздох мог быть ее собственным; так сильно, что она почувствовала, как его напряжение улетучивается вместе с ее собственным. Что-то коснулось ее волос, легкое и теплое, как нежнейший из поцелуев. Она подняла лицо, чтобы взглянуть на него, забыв о слезах, увлажнивших ее щеки. А когда она заговорила, ее голос дрожал от счастья.

– Но я хочу сказать не только это. Мне надо сказать... о, так много всего! Я собиралась это сделать еще на церемонии. Видишь ли, я поняла... Я была так горда... Может быть, я не имела права, но все-таки я была горда...– Она прикусила губу. Слезы притаились все еще где-то очень близко.– Но потом я услышала, что сказала Дина. И... завелась и испортила все. Разбила чашу...

Забудь же наконец об этой чаше! Она совсем меня не волнует. Единственное, что я хочу от тебя услышать...– Рой взял ее за подбородок и приблизил ее лицо к своему, пристально глядя в глаза.– Скажи мне, что ты чувствуешь к Томасу. Сейчас. В данный момент. Если бы ты была свободна, а он бы хотел жениться на тебе, что бы ты ему ответила?

– К Томасу? – Ее улыбка стала печальной.– Я ничего особенного к нему не испытываю. Я бы не приняла его предложение просто из гордости, даже если бы до сих пор любила его...

– Даже если?.. Это означает...

– Рой! – Сейчас уже невозможно было стереть улыбку с ее лица; вся неопределенность, все ее страхи, неожиданно унеслись прочь, она испытывала только безграничную нежность к нему. – Недавно я поняла, что никогда не любила Томаса. Я и себе не могу объяснить, что это было – может быть, игра в любовь. Однажды ты мне сказал, что если бы я любила его, любила по-настоящему, то вместо того, чтобы цепляться за свое целомудрие, отдала бы его с легкостью. Без проблем.

Пристально глядя ему в глаза широко открытыми, сияющими янтарными глазами, она не догадывалась о теплом румянце, заливавшем ее лицо. Бланш подняла обе руки, положила их ему на щеки и наконец произнесла то, чего, казалось, никогда не решится сказать:

– Да, тогда я цеплялась за свое целомудрие. Зато когда пришло время, я едва могла дождаться, чтобы распроститься с ним.

Его рот прикоснулся к ее губам. Все сомнения и муки ревности остались далеко позади. Бланш сейчас не ощущала ничего, кроме самозабвенного счастья и желания, чтобы этот миг длился вечно. Но вот их губы разъединились, и она ощутила такой всплеск эмоций, что издала слабый стон, прижавшись щекой к его груди.

– Ох, Бланш, какие же мы глупцы: потерять так много драгоценного времени, играя в какие-то идиотские игры!

– Но подумай только: сколько счастливых лет у нас с тобой впереди! А знаешь, Рой,– янтарные глаза ее лукаво сверкнули,– ты до сих пор так и не сказал, почему женился на мне.

– А ты не догадываешься?

– Я знаю только то, что ты говорил мне тогда...

– Ну, моя дорогая,– нежные руки гладили ее волосы,– это было не совсем правдой.

– Не совсем?– Она слегка нахмурила брови.– Но тогда я не понимаю...

– Неужели ты и в самом деле не догадывалась? Мне казалось, что я так часто выдавал себя... Ну, хорошо, знай: правда заключается в том, что я схожу по тебе с ума почти с самой первой нашей встречи.

– Да?– В расширившихся глазах Бланш застыли изумление и восторг.– Но в таком случае... почему же ты не делал никаких попыток?

– Ну, если помнишь, я их как раз и делал. Я предложил тебе пойти со мной на премьеру моего фильма: думал произвести на тебя впечатление, но вместо этого ты весьма бесцеремонно поставила меня на место.

– Но это было не так...– начала Бланш, но в глубине души она не могла не признать, что повела себя тогда не самым лучшим образом. Так что, недаром эти воспоминания залили краской ее щеки.

– Именно так, и ты это знаешь. Ты жестоко ранила мое самолюбие!

Бланш засмеялась.

– Да, я заметила. Но все же, я думаю, что, если ты так уж сходил по мне с ума, то мог бы продемонстрировать большую настойчивость.

– Видишь ли, я заключил сделку сам с собой, что если ты отклонишь мое приглашение хотя бы с едва заметным сожалением, то попытаюсь вновь. Если же ты откажешься наотрез – что ты и сделала,– тогда я выброшу тебя из головы, забуду бесповоротно.

– А-а, так вот почему, когда мы встретились в следующий раз, ты предложил мне выйти за тебя замуж?– Она дразнила его с нескрываемым удовольствием.

– Я обнаружил, что легче приказать себе, чем действительно забыть тебя. Поэтому тем вечером, когда мы все оказались здесь и ты выглядела такой несчастной, я просто воспользовался ситуацией, Я ничего не планировал, действовал импульсивно. Но я верю в то, что импульсивные решения всегда самые верные. И никогда не пожалел об этом. Даже после того, как ты прогнала меня в первую брачную ночь.

– О, я не делала этого! – Протест был чисто машинальным, и Бланш поспешила сменить тему разговора: – Видимо, Томас нарочно выбрал такой момент, чтобы испортить наши отношения? Я задаю себе этот вопрос с того самого дня, когда на автоответчике появилось то сообщение на мое имя. Он же должен был догадываться, что я никогда не пользуюсь этим автоответчиком, и, значит, сообщение услышишь ты. Я начинаю думать, что это и было его целью – создать нам как можно больше неприятностей – точно так же, как и в день свадьбы.

– Звучит достаточно правдоподобно. Впрочем, если откровенно, я думаю, ты все-таки была для него единственной женщиной. Паула просто случайно оказалась на его пути.

– Он никогда не нравился тебе?

– Да нет, я не испытывал к нему неприязни. Просто после того, как я встретил тебя, все мои прежние чувства к Томасу заглушила ревность. А ведь когда-то мы почти дружили – даже несмотря на то, что его отец обманул меня... Когда мои родители погибли, он так все обставил, что захватил контроль над их компанией.

– О, Рой!

– Да, сэр Тимоти – только тогда ему еще не присвоили этого титула – устроил так, что заполучил большую часть имущества. А на мою долю пришлись одни долги... Что и говорить, сэр Тимоти – хитрый малый: в результате все последние годы он мог жить, ни в чем себе не отказывая. Яхты, спортивные автомобили, женщины – весь джентльменский набор. Зато теперь, насколько я понимаю, всему этому представлению приходит конец, и за кулисами ожидает судебный пристав, чтобы зачитать обвинение.

– О... Бедная леди Уайли!

– Да, бедная. Подозреваю, что она будет страдать сильнее всех. Кстати, должен сказать, что эта история с семейством Уайли была еще одной причиной, по которой я должен был постараться забыть тебя. Если ты так сильно любила кузена Томаса – а именно об этом, на мой взгляд, говорили факты,– то мы с тобой, скорее всего, не могли иметь ничего общего.

– Но...– она нежно провела тонким пальчиком по очертаниям его рта,– я надеюсь, что с тех пор ты изменил свое мнение?

– Теперь, но не тогда. А тогда... сколько я ни старался убедить себя в этом, ничего не выходило. Я любил тебя так безумно и нелогично – хотя и не желал признаваться себе в этом,– что...

– Подожди, Рой! Скажи это снова. Скажи медленно. Я хочу убедиться, что не сплю. Знаешь, ты ведь ни разу еще не говорил мне этого. Даже когда...

– А знаешь ли ты, чего мне это стоило? Мне требовалось огромное усилие, чтобы сдержать себя, не прокричать это во весь голос. Но я так неуверенно себя чувствовал...

– Неуверенно? Рой Гартни – и неуверенно? Никогда не поверю.

– И тем не менее. Ты можешь себе представить, что со мной было, когда ты сказала, что решила оставить квартиру за собой?

– Почему?– нахмурилась Бланш.– Какая разница?

– Для меня – огромная. Для меня это означало, что ты еще не сделала свой выбор и в любой момент можешь уйти, если решишь, что не можешь продолжать...

– Боже мой, я совсем не понимала тебя. А мне так хочется понимать! И даю тебе слово, что буду очень стараться. А теперь,– она нежно положила палец на его губы,– скажи это снова, Рой, чтобы я знала, что здесь нет никакой ошибки.

– Я люблю тебя, Бланш, и я знаю, что буду любить тебя всю оставшуюся жизнь.

Она подалась вперед, так что ее губы оказались напротив его губ.

– Я тоже люблю тебя, Рой.– Ее голос дрожал, но на этот раз от радости. Бланш вдруг ощутила, что совершенно исчезла эта всегдашняя, так сковывавшая ее застенчивость.– Я люблю тебя так, как, наверное, не бывает. До боли. Мне бы хотелось дать тебе все, что ты хочешь, помочь осуществить все твои мечты. Ты помнишь ту причину для женитьбы, которую ты назвал тогда? Так вот, если ты действительно этого хочешь...

– Я буду всегда помнить эти слова. – Голос Роя был нежен и мягок. Он затаил дыхание, заглянув в ее прекрасные, влажно сияющие глаза.– Но скажи мне, ты готова это сделать исключительно для меня?

– Если это сделает тебя хоть немного счастливее...

– Хорошо.– Он поцеловал кончик ее носа.– Я верю в твою самоотверженность. Но что-то подсказывает мне... Я готов поклясться, что дело не только в моем мнении. Хотя я уверен, что в нашей семейной жизни оно всегда будет в конечном счете решающим.– Его ласковые глаза озорно искрились.– Но нам, вероятно, следует посоветоваться с твоей мамой – она, кажется, слишком молода, чтобы стать бабушкой. И, кроме того... следует как можно скорее развеять все подозрения по поводу поспешности нашей свадьбы.

– О...– Лицо Бланш слегка порозовело.– Я совсем об этом забыла.

– Ну, а теперь...– Рой неожиданно поднял ее на руки и понес через холл, но на этот раз не в отдельную комнату, а в другую – с небывало широкой и гостеприимной двуспальной кроватью. И Бланш не могла понять, почему прерывается его дыхание – от тяжести или по какой-то другой причине.– Теперь ничто в мире не сможет нам помешать делать все, что мы захотим, все, что только придет нам в голову...

– Ничто,– согласилась она, обвивая руками его шею и сильно прижимаясь лицом к его щеке.– Разве не говорят, что только тренировка ведет к совершенству?

– Уж не хочешь ли ты сказать,– с притворным возмущением воскликнул Рой,– что это может стать еще лучше?!

И Бланш засмеялась от счастья, разделяя его смех и его восторг.