Глава 24

Я чувствовала, что без магии мне не обойтись.

Я поняла это, слушая барда Дермота Мак Конела, читавшего хвалу в честь Макбета. Дермот описывал битвы, в которых Макбет одержал победы за последний год, и намекал на то, что наши враги прибегали к магии. «А почему бы и нам не прибегнуть к ней? — подумала я. — Мы тоже нуждаемся в заговорах и колдовстве, которые могли бы защитить нас и обеспечить нам победу».

— Кормилец воронов Торфин, — произнес Дермот, беря на своей арфе низкий аккорд, символизировавший этого человека, — воспользовался коварным колдовством на земле Шотландии и прорубил себе путь огнем и мечом от Кейтнесса до Росса. Викинги уцелели лишь благодаря своему заговоренному знамени. Когда Торфин встретился с Макбетом и возглавляемым им трехтысячным войском на границе Морея, лишь благодаря заговоренному ворону и милости своего брата он живым ушел с поля боя.

— Ушел с поля боя! — хмыкнул Эрик из Росса, которому мы предоставили убежище. — Я слышал, он бежал, как испуганный заяц.

— Да, так рассказывают скотты, — с насмешливым видом заметил Макбет.

Я кинула на него взгляд. Это был редкий вечер, который он проводил вместе с нами в Кром Алте. Обычно он отсутствовал по несколько недель, а то и месяцев, сражаясь с Торфином и образумливая Дункана. Я видела его настолько редко, что теперь острее стала замечать происходящие в нем перемены: он похудел, стал более мрачным и суровым, борода у него потемнела, и во всем его облике появилась какая-то серьезная глубина. Под глазами пролегли глубокие морщины, длинные неухоженные волосы выцвели и приобрели соломенный цвет. Лицо его обветрилось и загорело под солнцем, а на теле появилось несколько новых шрамов — рваный след на руке и подживающая ссадина на подбородке, дополнившая шрам, оставшийся после удара Гиллекомгана, нанесенного ему в зале моего отца.

Месяцы, проведенные на границе Морея, который он защищал от своего брата, которому когда-то доверял, не прошли даром. Теперь уже все понимали, что Шотландию надо освободить от становящейся все более беспомощной власти Дункана. Макбету то и дело поступали предложения от других мормаеров, готовых оказать ему помощь в борьбе против Торфина, а в дальнейшем и против Дункана.

Все чаще раздавались голоса, что настоящий король Шотландии обитает в Морее. По мере того, как месяцы складывались в годы, все начинали понимать, какие усилия прикладывает Макбет, чтобы не допустить Торфина и его викингов в Морей и Шотландию и убедить короля не отправлять больше войска и ладьи к Оркнейским островам. Но Дункан продолжал настаивать на своем праве получить Кейтнесс.

— Распаленный требованиями короля скоттов и разъяренный потерей своих соотечественников, — продолжал Дермот, — Торфин поклялся отомстить Дункану. Он высадился со своими викингами в Кейтнессе и двинулся на юг, все сжигая и уничтожая на своем пути. Кормилец воронов поклялся, что ничего не оставит Дункану.

И пока я его слушала, у меня начало созревать решение. Как только мы вернемся на север, я постараюсь отыскать бабку Торфина, которая была ведьмой. Она обучила Торфина магии, когда тот был еще ребенком. Теперь же она жила в Морее и наверняка тоже хотела положить конец этому безумию. Кроме того, у меня был личный повод встретиться с ней.

— На границе Росса Макбет и его люди заметили поднимающийся черный дым, — произнес Дермот. — «Только попробуйте пересечь границу Морея, и никто из вас не останется в живых!» — прокричал он, обращаясь к ордам викингов. — Эту речь присутствующие встретили аплодисментами. — «За Морей!» — вскричал Макбет и сошелся в битве с Торфином и викингами. Оркнейцы оскорбляли нашего мормаера, называя его Карлом Хундиссоном, что означает «песий сын». Но люди Морея оттеснили викингов к морю, и норвеги поплыли домой зализывать свои раны.

Эрик из Росса стукнул кулаком по столу и заулюлюкал, приветствуя победу при Тарбет Нессе. Остальные последовали его примеру, и от топота ног чаши запрыгали на столе, а из поднятых вверх рогов начал расплескиваться эль. Лулах, сидевший напротив меня, тол<е принялся колотить по столу своей деревянной чашей, пока Элла не положила руку ему на плечо.

Он умолил меня остаться допоздна, чтобы послушать хвалебную песнь Дермота, и я уступила его просьбам, будучи не в силах отказать любимому сыну. Макбет сказал, что я разбалую ребенка, если буду потакать всем его капризам и прихотям. Но Лулах был моим сокровищем, и моя любовь не могла его испортить, просто он от рождения рос жизнерадостным мальчиком. Да и сам Макбет уже заказал для него кожаные доспехи, деревянное оружие и кожаный шлем, украшенный плюмажем из ястребиных перьев. Так что, когда ребенок принялся стучать чашей, расплескивая свой разбавленный эль, и кричать вместе с остальными воинами, его приемный отец не смог удержаться от улыбки. Он хотел, чтобы его пасынок превратился в буйного и отважного воина.

Дермот взял несколько громких аккордов, призывая к тишине:

— Великий Макбет действовал как благородный генерал короля Дункана, ибо у того не было ни войска, ни военных навыков, чтобы вести войну на далеком севере. — Имя короля было встречено смехом и перешептываниями.

— Да и ума ему не хватало! — выкрикнул Эрик, но его жена тут же на него шикнула.

— Свирепый Макбет с ликованием был встречен людьми Морея, — продолжил Дермот, — ибо он спас их землю от завоевателей. После убийства гэлов и после убийства викингов великодушный король Морея примет власть.

Слова барда встретили всеобщими криками одобрения.

Дермот встал и склонил голову:

— Пока моя хвалебная песнь завершается на этом, но она будет продолжена, когда Макбет осуществит свое предназначение. Звезды сулят ему величие. Так что нам остается лишь ждать, когда это осуществится.

Несколько мгновений все молчали, а затем разразились аплодисментами. У нас за столом сидели друзья, которым мы могли доверять. Макбет покачал головой и поднял руку, ибо ему была присуща скромность. Но все понимали, что Дермот сказал правду.

— Добрый Дермот, благодарю тебя, — сказала я от лица всех присутствующих. — А теперь спой нам песню, чтобы она умиротворила нас в этот поздний час. — Бард снова взял свою арфу и запел колыбельную, чтобы настроить компанию на сонный лад.

Я совершенно определенно нуждалась в магии. Только с ее помощью можно было обрести уверенность в упомянутом бардом предначертании.

Весна только началась, когда мы двинулись обратно в Элгин, намереваясь провести несколько месяцев дома, так как мои родичи из Аргилла сообщили, что Торфин отправился на Западные острова и пробудет там в течение длительного времени.

— У него разгорелся земельный спор с племянником, которому он обещал отдать наделы на Оркнейских островах за то, что тот помог в борьбе с Дунканом, — пояснил Макбет. — Но племянник предал его и поджег дом, в котором ночевал Торфин, так что эрлу пришлось бежать в разгар ночи, унося на руках свою жену и дочь Ингебьорг. Торфин пришел в ярость и убил своего племянника.

— Племянника? Только не Китила! — У меня перехватило дыхание.

— Другого. Его звали Рангвальд, — ответил Макбет. — Сводный брат твоего Китила.

— Нельзя доверять Торфину. Только злодей может убить своего племянника.

— Мой отец был убит своими племянниками, — напомнил мне Макбет. — А старый Малькольм, скорее всего, приказал убить своих двоюродных братьев — Боде и других. А я погубил Гиллекомгана, который приходился мне двоюродным братом. Когда люди убивают своих родственников, иногда они поступают так в силу необходимости.

— Знаю. Так уж устроено, — тихо произнесла я одну из любимых фраз Боде.

Макбет протянул руку и сжал мои пальцы.

Супруга Дункана леди Сатен умерла в родах, произведя на свет слабенького мальчика, который тоже не выжил. Когда Константин сообщил мне об этом, я разрыдалась, оплакивая свою подругу, ее сына и своих нерожденных детей. Одновременно я вспомнила о своем обещании присмотреть за детьми Сатен — двумя мальчиками и маленькой девочкой. Я никогда не рассказывала об этом Макбету и теперь не знала, удастся ли мне выполнить свое обещание.

Горе окончательно лишило Дункана рассудка, и он начал огрызаться на соседних саксов. Он собрал войска, чтобы оспорить границу, о которой старый Малькольм договорился еще много лет до этого, и несколько мормаеров обратились к Макбету с тем, чтобы он остановил бессмысленные действия Дункана.

— Мой двоюродный брат король надменно полагает, что суровость делает его таким же хорошим воином, каким был наш дед, — сказал мне как-то Макбет. — Дункан заходит слишком далеко. Расширить пределы Шотландии можно мирным путем, ведя переговоры и идя на компромиссы. А он не хочет об этом думать. Его невозможно остановить, и дело кончится открытой войной между мормаерами и их королем, или же его просто убьют.

— Неужели дошло уже до такого? — спросила я. — Убить короля? Надеюсь, ты не собираешься в этом участвовать?

— Желающих хватает, — коротко ответил он.

Вскоре после этого разговора он вновь двинулся с военным отрядом на юг в Дунсинан. Перед отъездом Макбет отправил людей с поручением собрать четыре тысячи воинов, которых оставил для охраны Элгина.

Тревога и бесконечные молитвы не давали мне уснуть в течение нескольких дней. А когда я проваливалась в сон, мне снились залитые солнцем поля сражений, на которых я пыталась найти Макбета и Лулаха, и, не находя их, просыпалась в холодном поту.

«Будь сильной и готовься к тому, что тебя ждет», — говорила мне мать. И теперь я чувствовала, что это будущее приближается ко мне, как черный смерч.

— Ехать туда опасно и неосмотрительно, — проворчал Ангус, когда мы выехали из крепости на поиски бабки Торфина. — Викинги шныряют по всей округе, и они запросто пошлют нас к троллям, если мы окажемся у них в руках. — Он провел пальцем по горлу.

— Эта ведьма живет в Морее под защитой моего мужа. И викинги не причинят нам зла, когда узнают, что мы едем к ней…

— Ведьма из Колбина, — пробормотал он. — Даже ее имени никто не осмеливается произносить.

Я выехала на своей белой кобыле Солюс в сопровождении Эллы, лучащейся от счастья, так как она уже четыре месяца как была замужем за Гириком, Ангуса и нескольких телохранителей. Мы двинулись потайными тропами через лес, направляясь к побережью. Воздух был свеж, и никто не встречался нам на пути. Время от времени мы останавливались, чтобы узнать, где живет ведьма из Колбина, пока не добрались до ее хижины. Участок земли располагался неподалеку от небольшой бухты, и в доме, обдуваемом солеными ветрами, постоянно слышался звук прибоя. Крепкий каменный дом, крытый соломой, стоял на склоне холма, выходя фасадом на берег и серо-зеленый простор океана.

Я спешилась и, попросив остальных подождать меня во дворе, постучала в дверь. Прошло несколько минут, а затем изнутри донесся голос. Я толкнула дверь, и она со скрипом отворилась.

В тени у очага сидела высокая худая женщина. Темная накидка лишь отчасти скрывала ее седые волосы. Через плечо была перекинута толстая серебристая коса, настолько длинная, что спадала на пол.

— Я знаю тебя, королева Грюада, — промолвила старуха.

— Госпожа Грюада, — поправила ее я, передавая ей корзину с сыром, специями и восковыми свечами. — А ты — госпожа Эйтна.

— Теперь меня зовут матушкой Эйтной, — отставляя корзину в сторону, ответила она, и по произношению я поняла, что она чистокровная ирландка.

Она сделала жест рукой, приглашая меня сесть па трехногую табуретку, так что я оказалась ниже ее плеча. Я ощутила себя ученицей, взирающей на учителя.

— Я знаю, чего ты хочешь, — склонилась она ко мне. — Ты хочешь положить конец своим печалям.

— Да, — ошарашенно ответила я.

Она взяла мою руку, повернула ее ладонью к себе, а затем подняла мою голову за подбородок. В очаге тлел торф, заполняя комнату терпким благоуханием.

— Зачем ты приехала ко мне? — спросила она. — Ты и так видишь то, что должна знать. К тому же ты носишь знак, дающий тебе силу и прозрение. — Она похлопала меня по левому плечу.

Я прижала руку к тому месту, где на моей коже был выведен знак Бригиды.

— Ко мне приходят видения во время сна. Я пыталась разглядеть знаки на воде, но я не сильна в этом.

— Попробуй найти ответ с помощью огня, ибо он родствен твоей природе. Нас постоянно окружают предзнаменования, а у тебя достаточно ума и провидения, — «да Шилад» — сказала она, — чтобы осознать их смысл, где бы они ни проявлялись, — в огне, воде или же другим способом. Ты не нуждаешься в том, чтобы я предсказывала тебе твое будущее, девочка.

— Я пришла просить тебя о добрых предзнаменованиях и могущественных заговорах. — Я задержала дыхание. — О колдовстве, которое принесет благо мне и моим близким.

— Я знаю твоего мужа. Он сильный и честолюбивый человек. Но послал ко мне тебя не он. — Она умолкла, обхватив обе мои руки: — Сама ищи предзнаменования. Можешь даже гадать на будущее, только не заглядывай слишком далеко вперед. Ты по природе сначала действуешь, а потом думаешь. — Она выпустила мои руки и склонилась ко мне еще ближе: — А королева скоттов должна сначала думать.

— Я не королева. Я — госпожа Морея.

— Пока еще не королева, — ее темные глаза сузились, а улыбка стала зловещей.

— Скажи мне, что знаешь, — попросила я.

— Давай посмотрим вместе на воду. Вон кувшин. Принеси его сюда. И достань миску с полки.

В тусклом свете я отыскала на столе кувшин, а затем полку, на которой было сложено несколько деревянных мисок. Затем я наполнила миску водой и поставила ее на камни перед очагом. Затем колдунья отправила меня в темный угол, чтобы я достала из корзинки можжевельник и ветки орешника, которые ока бросила на брикеты тлеющего торфа. Он тут же вспыхнул золотистым огнем, рассеивая дым, отразившийся на поверхности воды. Эйтна достала травы из маленькой склянки и тоже побросала их в огонь. Я ощутила запах корицы и более резкий дух тимьяна.

Она стала произносить заговор на гэльском языке, и до меня донеслись слова «защита… Бригида… дар… благословение». Потом она провела своей костлявой рукой над водой:

— У тебя будут сыновья.

— У меня уже есть один, — склонилась я к ней. — Будут еще? Сколько?

— Возможно, двое. — Она откинулась назад и пристально посмотрела на меня — взгляд ее темных глубоких глаз, казалось, проникал в самую душу, так что я непроизвольно отодвинулась. — Дочерей нет. Твои сыновья пребывают в руках Господа, и Он будет решать их судьбу, а не ты.

— Да, — тихо произнесла я. Значит, она ничего не могла пообещать мне. — Я надеялась услышать более радостные известия.

— В каждой бочке меда всегда есть ложка дегтя, — ответила она. — У тебя есть здоровый сын, который вырастет сильным воином. Что до остального… жди и молись и принимай свою судьбу такой, какая она есть.

Темное чувство шевельнулось в моей душе:

— А ты не можешь помочь мне… зачать и выносить ребенка до рождения?

— Зачать тебе поможет твой муж, а не я, — сухо ответила она. — Что же касается остального, найди себе целительницу и повитуху, которой сможешь доверять. Обратись к Бригиде и попроси ее о помощи. А если она до сих пор тебе не помогла, значит, у нее были на то свои основания. — Она взяла меня за плечо и развернула так, чтобы я могла заглянуть в миску с водой. — Скажи мне, что ты видишь?

Отблески огня плясали по поверхности воды, в которой отражались наши лица.

— Ничего особенного. У меня нет твоих способностей. Я старалась, но у меня ничего не получается.

— Тсс! Гляди вглубь, за пределы воды, миски и этой комнаты, — тихо повторила она.

Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза.

А когда я открыла их, вода словно замерцала, и я поняла, что вижу то, что происходит за ее поверхностью, в сияющем золотистом тумане.

— Военная ладья, — промолвила я, ибо она внезапно возникла перед моими глазами. — Я вижу ладью и людей на ней… она плывет под черными и пурпурными парусами. На ней погибший воин. — Дыхание мое стало глубже, ибо меня охватили трепет и благоговение. — Я тоже плыву на этой ладье вместе с воинами. Но я не знаю… — «Король» — внезапно озарило меня. — Король умирает.

Она молчала. Теперь в миске отражалось лишь пламя и мое собственное лицо. Я откинулась назад:

— В лодке король… Может, это похороны? Но чьи?

— Излишнее знание вредит сну и нашим душам, — Эйтна отодвинула миску. — У тебя есть провидческий дар. Такой же, как был у меня много лет тому назад. — Она улыбнулась, и вдруг вместо старой карги я увидела красавицу — юное лицо в обрамлении длинных темных волос и статную фигуру гордой женщины.

— Где ты научилась магии? — спросила я.

— У матери и бабки. В течение многих лет я впитывала их знания. Мой отец, ирландский король, выдал меня замуж за норвежского князя. И я стала залогом мира между норвегами и ирландцами. А потом я много лет провела в Норвегии и на Оркнейских островах, где обучилась колдовству у одной старухи. Викинги владеют очень сильной магией.

— Оркнейские острова, — повторила я. — Значит, это ты изготовила Вороний стяг. Всем известно, какой силой он обладает.

— Я наложила на него заговоры, обладающие силой защищать людей.

— Матушка Эйтна, я пришла к тебе не за предсказаниями, а за колдовством.

— Тсс! Люди редко в нем нуждаются, если нуждаются вообще. Хотя, должна согласиться, королевы иногда не могут без него обойтись. — Она бросила на меня внимательный взгляд. — Ты хочешь заговорить флаг своего мужа? Ты считаешь, что я упрочу силы Макбета в его борьбе против своего внука? Тогда можешь уходить, если ты приехала за этим.

— Я хочу помочь своему мужу, — ответила я, — но не в деле уничтожения Торфина.

— Хорошо. Это я могу сделать, — сказала она, не отводя от меня взгляда. — Запомни, я никогда не помогала прийти к власти и никогда не уничтожала власть предержащих. Они, включая моего мужа Сигурда, всегда все делали своими собственными руками.

— А эрл Торфин? Говорят, он тоже владеет магией.

— Я научила его кое-каким заговорам, но не знаю, пользуется ли он ими. Берегись Торфина, — тихо добавила она, — ибо у него душа ворона. И любой, перешедший ему дорогу, пожалеет об этом. Но не найти и друга более верного, чем он.

— Мой муж тоже так считает, хотя у меня с Торфином есть свои разногласия.

— Он хоть и умный человек, но в свое время совершил много глупостей. Власть дурманит голову, как крепкое вино, а он, к несчастью, имеет пристрастие и к тому, и к другому. Но с ним можно договориться.

Однако я к этому совершенно не стремилась:

— В отличие от Макбета, я никогда не доверяла Торфину.

Она кивнула, словно поняв меня:

— Если хочешь, я научу тебя пользоваться твоим провидческим даром и плести заговоры, когда они тебе понадобятся.

— Я предпочитаю предоставить это занятие другим, иначе меня сочтут ведьмой.

— Как осмотрительна маленькая королева, — заметила она, и глаза ее блеснули. — Ты обладаешь даром. И вне зависимости от того, будешь ты им пользоваться или нет, он никуда не исчезнет. Тебе будут продолжать сниться сны, даже если ты и предпочтешь больше не заглядывать в иной мир.

— Я пришла лишь для того, чтобы ты помогла мне и нашему общему делу…

— То, что я сделала, я сделала не для тебя и не для Макбета. А вот ты можешь ему помочь. — Она похлопала меня по плечу. — Колдовство не такая уж трудная штука, поскольку оно повсюду вокруг нас. Мы либо видим и чтим его, либо предпочитаем оставаться слепыми, и тогда мы его боимся. Дым и травы, стихии и заговоры… Я могу научить тебя этому и многому другому. Однако тебе придется выбирать между престолом и ведьмовством.

— А я действительно стану королевой? — спросила я. Эйтна кивнула и передернула плечами. — Если так, то я всеми силами должна помочь своему мужу.

— Больше всего ты ему поможешь, если станешь сильной королевой, в которой он нуждается, — сказала она.

— Сильной. Я знаю. Пожалуйста, матушка Эйтна, научи меня сильному заговору или…

— Хорошо, — она нетерпеливо махнула рукой. — Но запомни, я никогда не совершала дурных поступков.

— Я и не прошу тебя об этом.

Она встала и подошла к столу, стоявшему в углу комнаты, на котором покоился деревянный ящик с медным замком. Она открыла его, и я различила блеск серебра и золота, которое когда-то принадлежало супруге норвежского эрла.

Она поманила меня к себе и, когда я подошла, вложила мне в руку большую брошь:

— Она защитит своего владельца. В течение девяти дней читай над ней охранительный заговор. — И она на одном дыхании произнесла заклинание на гэльском языке. — Носи ее при свете солнца и при свете луны, в тумане и под дождем, прося защиты у стихий.

Я повторила ее слова несколько раз, чтобы получше запомнить, а потом разогнула пальцы, чтобы разглядеть серебряную заколку, — она была круглой, а в середине виднелась тройная спираль Бригиды, отмеченная рубином, полыхавшим в центре, как капля крови.

Эйтна снова согнула мои пальцы:

— Это было сделано в Ирландии. Когда-то ее носил мой отец. Возьми ее, произнеси над ней заговор, а потом отдай мужу, когда он отправится на войну.

Я поблагодарила ее, и она, кивнув, проводила меня до дверей:

— Тебя ждут друзья. Приезжай еще. Я — одинокая старуха.

Мои спутники стояли у заводи, наблюдая за выдрой, и я обернулась, чтобы еще раз посмотреть на матушку Эйтну. Она стояла в дверях, и коса ее стелилась по земле, как у безумной, которой многие ее считали.

Король Дункан вновь вступил в морское сражение с Торфином, но умудрился уцелеть, потеряв при этом множество шотландских ладей.

— Даже морские чудовища не сожрали его, — добавил Константин, принесший эту весть о поражении Дункана.

— Пора бы ему уже понять, что море принадлежит викингам, и их нельзя там одолеть, — ответил Макбет. На этот раз вопреки приказу короля он не стал собирать свои войска ему на помощь. — Пусть Дункан сам расплачивается за то, что делает, ибо убедить его невозможно, — сказал он.

Порой тем летом, обращая взгляд на север, мы наблюдали первозданную игру северного сияния, которое достигло особой красоты ко времени наших дней рождения — Макбету исполнялось тридцать три, мне — двадцать два. Однажды, когда мы любовались этим чудом, он взял меня за руку.

— Хотелось бы мне знать, что оно предзнаменовывает, — прошептала я.

— Это праздничные огни в честь короля и королевы, — ответил он. — Уже скоро, Ру, и, если нам не удастся родить собственного сына, я назову Лулаха своим наследником. Он — сын моего двоюродного брата, и по кельтским законам наследования именно он должен стать главой Морея. К тому же, за небольшим изъяном, он является и моим сыном.

Горло у меня сжалось, так что я утратила дар речи. Я кивнула, и он обнял меня, что для него было очень красноречивым жестом.

 

Глава 25

Времена года сменяли друг друга, а король скоттов продолжал отправлять на борьбу с Торфином все новые ладьи, требуя уже теперь не только Кейтнесс, но я Сатерленд. Казалось, они были не в состоянии достичь мирной договоренности. Уже дважды они вступали в морскую битву, и всякий раз шотландские ладьи шли ко дну, люди тонули, Дункан с трудом выплывал, а Кормилец воронов отстаивал спорные земли.

В течение года мы несколько раз переезжали из Элгина в Кром Алт и обратно. Я редко виделась с мужем, проводя одинокие ночи. Да и дни тянулись медленно, хоть их и скрашивало присутствие сына и подруг. Я уже перестала считать эли расшитых мною полотнищ — мой наперсток покрылся вмятинами от бесконечного количества стежков, зато эта ритмичная работа смиряла мою раздражительность. Вассалы доставили нам новую шерсть, и Элла с Биток принялись красить ее в огромных кипящих чанах, смешивая воду с настоями трав, солью и яблочным уксусом.

Когда нити были просушены и спрядены, я выбирала те оттенки, которые наиболее соответствовали моему настроению: кроваво-красные, окрашенные щавелем и кислицей, и черные, выкрашенные грецким орехом и черной ольхой. Эти цвета создавали разительный контраст с блеклым или серовато-коричневым полотном. Я расшила занавеси и обивку скамей изображениями воинов, лошадей и плывущих по морю ладей. Они привели в восторг Лулаха, хоть я и не разделяла его чувств. Я полагала, что книги и монашеский образ жизни скорее помогут сохранить ему жизнь в дальнейшем, а потому загоняла его за уроки. Отец Осгар рассказывал ему об Адриане, Александре и святых Михаиле, Георгии и Меркурии, но все они были воинами.

Затем наступила суровая зима, и Макбет вернулся домой. Военные игры на время приостановились, и мы перешли к играм любовным, которым предавались за вышитыми мною занавесями. Невозможно описать ту ничем не сдерживаемую нежность, которую мы испытывали друг к другу. Однако мне так и не удавалось забеременеть. Макбет ни о чем меня не спрашивал, и я перестала плакать, когда у меня вновь наступали месячные.

Я начала подозревать, что Макбет откажется от меня из-за того, что я не могу родить ему наследника, и найдет себе другую женщину, с более плодоносным чревом, которая сможет выносить его ребенка.

Однако мы не оставляли своих попыток.

В холодное время года войскам трудно передвигаться, а военачальникам непросто находить пропитание для людей и лошадей. Да и викинги не большие любители плавать по морским водам, когда их бороды покрывает лед, а плащи — снег. Они предпочитают сидеть у горящих очагов и слушать своих скальдов, как мы слушаем своих шонахедов. Военные распри замирают на зиму и пробуждаются лишь весной.

Константин, которому доверяли и Дункан, и Макбет, ездил с сообщениями туда и обратно, и на этот раз он приехал с известием, что на бритов Стратклайда, находившихся под защитой короля скоттов, напал крупный отряд нортумбрианцев.

— Дункан мечется в бешенстве и грозится отомстить им, — сообщил он Макбету в моем присутствии. — Он хочет, чтобы ты привел несколько тысяч людей из Морея.

— Чтобы напасть на саксов? Я не стану этого делать, — ответил мой муж.

— У Дункана не хватает воинов. После своих походов на Кейтнесс он потерял доверие.

— Скажи ему, чтобы он успокоился и перестал горячиться. — промолвил Макбет.

Константин с сомнением закатил глаза и отбыл на юг.

Не прошло и двух недель, как к нам прибыл еще один гонец. Король Дункан посылал своему генералу и главному мормаеру дар любви и примирения — несколько стражников с вьючной лошадью и монахом из монастыря Святого Сервана, которым оказался Дростан.

Мой добрый друг никогда еще не оказывался так далеко на севере, и мы были рады оказать ему гостеприимство. Его монастырь нуждался в новых сведениях для составления анналов, и все мы были счастливы, что нам вновь удалось встретиться. Сыновья Фергюса — Руари, Ангус и Конн были в Элгине, а Фионн вместе с женой и маленьким сыном приехал из Питгэвени, чтобы повидаться со своим названым братом. Я приказала подать на стол все самое лучшее, что у нас было, и мы собрались за ужином. Дермот что-то тихо наигрывал на арфе, а мы болтали и смеялись и засиделись далеко за полночь.

После того как все насытились, Макбет решил взглянуть на дары Дункана. В больших корзинах, сплетенных из ивовых прутьев, оказались два изящных рога, обитых бронзой и с бронзовыми подставками, бочка с медом из Файфа и бочонок красного вина из Рима, там же находилась медная шкатулка со сладостями, медовыми орехами и небольшая коробочка с перцем. Всех, за исключением Макбета и меня, это привело в восторг.

— Судя по всему, король отчаянно нуждается в помощи и благосклонности Морея, если посылает ему такие роскошные дары, — заметила я.

— Он знает, что я не одобрял его нападение на Оркнейские острова и никогда не соглашусь вступать в схватку с саксами, — промолвил Макбет. — Да и остальные мормаеры его не поддержат, за исключением, разве что, его отца Крайнена из Атолла.

— К тому же Дункан никогда никому ничего не дарит, если ему чего-то не нужно, — сказал Руари, и я увидела, что он тоже пытается понять, что на сей раз королю потребовалось от Морея.

Когда с бочонка сняли восковую печать, слуга перелил мед в большую кожаную флягу, и я стала разливать янтарную жидкость по чашам. Остатки я вылила в новые рога, поднеся один Макбету, а другой — Дростану, который в этот день был нашим гостем. Однако он не был большим любителем меда и передал рог Мэв, сидевшей рядом и не скрывавшей своего восхищения его изящной резьбой. Я отхлебнула из своей чаши — напиток был восхитительным — крепким и сладким. Все рассмеялись, когда Ангус тут же приник к своей чаше.

Макбет осушил свой рог залпом, не прерывая беседы с Руари и Фионном. Дермот наигрывал какую-то живую мелодию, и я направилась к нему, чтобы поднести ему чашу с медом. Но в этот момент раздался чей-то крик, и, обернувшись, я увидела, что Дростан склонился над Мэв, которая держалась за грудь.

Биток и Дростан перенесли ее на мягкую лежанку у огня, и я опустилась рядом с ней на колени. Она задыхалась, слабо колотя себя по груди.

— О Боже, Боже, — сжимая мою руку, судорожно прошептала она, — я умираю.

— Сердце, — пробормотала Биток, пропихивая руку за шиворот Мэв, чтобы посчитать удары. — Колотится очень быстро и неритмично. — Она осторожно похлопала Мэв по щекам, зовя ее по имени. Голова кормилицы упала мне на руку, и я обняла ее, чувствуя, что и у меня сердце готово выскочить из груди.

— У меня есть лекарства, которые могут ей помочь, — и Биток, вскочив, выбежала из зала, оставив бездыханную Мэв в моих объятиях. Я кинула испуганный взгляд на Дростана, затем на своего мужа.

Бледный как полотно Макбет сидел за столом, наклонившись вперед. Руари схватил его в тот самый момент, когда у него началась рвота. Мэв тяжело оседала в моих объятиях, и Дростан помог мне опустить ее на пол. Губы ее посинели, руки стали влажными.

— Принеси ей какого-нибудь крепкого вина из наших запасов, — крикнула я Элле. — Скорей! — Я не знала, что еще можно сделать, и надеялась, что вино поможет ей продержаться до возвращения Биток.

Даже я понимала, что она дышит слишком быстрой слишком поверхностно. Дростан положил ей руку на лоб и что-то зашептал, и я поняла, что он читает отходную молитву.

— Я здесь, я рядом, — прошептала я и почувствовала, как пальцы кормилицы дернулись в моей руке. Я повернулась к Макбету, но не увидела его, ибо он был окружен своими воинами. Потом Мэв захрипела и затихла.

Ее не стало. Не разжимая своих объятий, я принялась качать ее, напевая колыбельную, которую она так часто пела мне и другим детям, только теперь я исполняла ее для того, чтобы помочь отлетающей душе.

Вместе с Дростаном мы накрыли ее чьим-то плащом. И когда я поднялась на ноги, глаза мои были сухими, и лишь черная бездна разверзалась в душе.

Обернувшись, я увидела, как Руари и еще один телохранитель выносят из зала моего мужа. Я бросилась вслед за ними, наткнувшись по дороге на Биток, которая бежала мне навстречу со своими склянками.

— Мэв умерла, — сказала я. — Попробуй найти какое-нибудь противоядие.

Я обматывала голову Макбета мокрыми полотенцами, когда его рвало, и держала его за руку, когда он вновь откидывался на подушки, — это единственное, что я могла сделать. Луна пересекла небо, и за окном забрезжил рассвет, а мой муж продолжал слабеть. Он дрожал, покрытый холодным потом, губы у него высохли, а сердце иод моей рукой стучало, как кузнечный молот. Биток принесла все свои снадобья, и мы с Дростаном начали поить ими Макбета. Глоток одного, глоток другого. Отец Осгар молился, стоя на коленях, а затем встал, чтобы оказать нам практическую помощь, ибо он был хорошим человеком.

И тут я поняла, что все наши усилия напрасны, и лишь один человек может помочь нам. И тогда я ринулась искать Ангуса и Руари.

— Езжайте на север, — приказала я, — и привезите Катриону.

И они уехали, мрачные и подавленные.

— Я знаю, что ты дала ему все противоядия, которые у тебя были, но что это за яд? — шепотом спросила я Биток, стоя в коридоре у дверей спальни. Элла, убрав тело Мэв — а ей вряд ли когда-либо приходилось заниматься более тяжелым делом, — теперь вместе с отцом Осгаром сидела возле моего мужа.

— Думаю, это то, что называется цветком фей, — ответила Биток. — В маленьких дозах помогает людям со слабым сердцем, а в больших является сильным ядом. И что-то еще. Но что именно, я не знаю.

Я видела, что она не уверена, удастся ли Макбету выжить.

— А почему он подействовал на Мэв и Макбета, а на остальных нет? И кто мог…

— Дункан, — ответил Дростан, выходя из-за угла. — Думаю, король специально это сделал. Он послал меня, чтобы я преподнес смертельный яд тебе и твоему мужу. И я никогда не прощу себе этого, впрочем, как и Дункану.

— Ты ни в чем не виноват, — заметила Биток.

Но Дростан покачал головой:

— Это мед из монастыря Святого Сервана. Я сам привез его королю, когда он попросил меня выступить в роли его гонца. Я знаю монахов, которые готовят у нас мед и сами запечатывают бочки. Никто из них не стал бы подмешивать в него яд.

— Это мед из Файфа, и наверняка Дункан усмотрел в этом особую иронию судьбы. — Наверняка он предназначал его и для меня, и для Макбета. Но ведь все пили этот мед…

— Отрава была не в меду, а в рогах, — ответил Дростан, прислоняясь к стене. — Лишь двоим стало плохо. Макбет пил из большого рога, а малый был предназначен для тебя. Ты передала его мне, но я принес обет не пить крепких напитков и лишь пригубил. Большую же часть выпила Мэв.

— Конечно, все дело в рогах, — у меня перехватило дыхание.

— И все же на тебя он не подействовал, — заметила Биток.

— Подействовал, — ответил Дростан. — Сердце начало биться с перебоями и заболел живот, к тому же весь окружающий мир приобрел какой-то странный желтоватый оттенок. Но потом все это закончилось.

— Но рога были сухими, когда я разливала в них мед, — сказала я.

— Яд можно втереть в стенки сосуда или оставить на дне, чтобы он растворился, когда его наполнят, — возразила Биток. — А сладкий вкус меда должен был скрыть привкус горечи.

— Кто-то приказал это сделать или сделал собственноручно, — добавил Дростан. — И у Дункана была возможность для этого. Несомненно, кто-то пытался убить Макбета и Ру.

Меня захлестнула такая ярость, что я даже позабыла о свалившемся на меня несчастье.

— Значит, Мэв погибла вместо меня, и мы даже не знаем, удастся ли выжить Макбету!

— Удастся, — раздался голос за моей спиной. Я обернулась и увидела Катриону в вымокшем насквозь плаще, за ней стояли Ангус и Руари. — Я позабочусь об этом.

Не прошло и нескольких минут, как все пришло в движение, — Катриона лишь успевала отдавать распоряжения: Биток она послала за маслами, чтобы растворить привезенные ею сушеные и свежие травы, Руари и Ангуса она заставила поднять и усадить Макбета, чтобы ему было легче дышать, Осгару и Дростану она велела молиться, а Эллу послала за водой и чистыми простынями. Лишь я продолжала стоять без дела, хотя готова была во всем ее слушаться. Поэтому я видела, как она склонилась над Макбетом, прикоснулась к его лбу своими прохладными пальцами и начала говорить ему нежные слова.

Я видела, как он посмотрел на нее, словно один этот взгляд мог удержать его на поверхности жизни. Это было ударом для меня, но я ничего не сказала, ибо не могла себе позволить поддаться старой вражде. Я готова была смириться со всем, лишь бы эта женщина помогла ему выбраться из бездны, в которую он проваливался.

Катриона припала ухом к его мощной обнаженной груди, покрытой шрамами, а затем приказала Ангусу и Дростану наклонить его вперед, чтобы послушать его легкие. Ее пальцы ловко сновали по его телу, и я понимала, что они хорошо с ним знакомы. Затем она понюхала его кожу и подняла руку, чтобы ощутить запах локтевой ямки.

— Макбет отравился пурпурным цветком фей, — промолвила Катриона, поднимая на меня взгляд, — или наперстянкой. Еще его называют лисьими перчатками из-за формы цветков. Твоя Биток не ошиблась.

— Биток считает, что там был еще какой-то яд.

Катриона кивнула:

— Судя по тому, как быстро он подействовал, я тоже так думаю. Наверное, это был цветок ночи. В небольших дозах он действует как снотворное. Но говорят, его используют ведьмы, и в больших количествах — это сильный яд. Когда он попадает в кровь, человек начинает видеть демонов и может умереть.

Я прижала руку ко рту. Макбет не мог умереть.

— Если нам удастся дать ему противоядия от обоих ядов и ослабить их действие, ему хватит сил, чтобы победить их и выздороветь. Посиди с ним, — сказала мне Катриона. — Он почувствует, что ты рядом. — И она вышла из комнаты.

Я опустилась на край кровати, и пуховики осели подо мной. Я взяла Макбета за руку — она была холодной и безвольной. Я прижала пальцы к его запястью и ощутила неровный ритм его сердцебиения. Он застонал, дернулся и что-то лихорадочно зашептал. Я закрыла глаза и начала произносить молитву. «Михаил-победоносец, храни его днем и ночью».

Катриона и Биток вернулись с маслами и травяными настойками, и мы принялись поить Макбета с ложечки. Потом он заерзал, бормоча что-то, и выкрикнул имя. Сначала одно, затем другое. «Малькольм» и «Финлех». Затем он начал метаться, и мы втроем с трудом смогли его удержать.

— Его мучают кошмары, — сказала Катриона. — Биток, позови людей, чтобы они помогли нам удержать его. Отправь Эллу на кухню — пусть скажет, чтобы кухарка сварила чечевичную похлебку с капустой, морковью и бобами. Именно с этими овощами, и соли пусть кладет немного. Они действуют как противоядие, и мы накормим его, когда он придет в себя.

«Если он придет в себя», — я не могла отделаться от этой мысли. Катриона передвинула к кровати кресло и устроилась напротив меня, так что мой муж оказался между нами. Я взяла чашу, принесенную Биток, и с согласия Катрионы влила несколько ложек целебного настоя в рот Макбету. Он выпил, не открывая глаз.

— Это очень сильный настой, и его надо давать понемногу, — промолвила Катриона. — Он хорошо действует против некоторых ядов, но и сам может оказаться ядом, так что нам придется очень осторожно его дозировать. Если что-нибудь и может ему помочь, так только это. — Она кинула на меня странный взгляд, в котором сочетались мольба и мука, и тут же отвела глаза в сторону.

— Что это за растения? Они действительно ему помогут? — спросила я.

— Главная составляющая здесь рута, — пробормотала она, осторожно убирая со лба Макбета спутавшиеся влажные пряди волос. — В наших краях она не растет, но у меня сохранился кое-какой запас. Травой милости называют ее на юге и используют в церквях как благовоние. А сокращенно ее называют ру, — и по ее лицу пробежала мечтательная улыбка. — Именно она является противоядием против этого яда.

Ру. Это имя всегда ассоциировалось у меня с печалью, и вот теперь оно проявляло свою другую способность — спасительную. Я взяла руку Макбета, и в комнате воцарилась тишина. Катриона вытирала ему лоб, а я держала за руку. Он лежал неподвижно, казалось, впервые успокоившись за все это время. Возможно, сказывалось действие трав, и не только их.

Похороны Мэв прошли скорбно и незаметно, но каждый день я ощущала, как мне ее не хватает: кому теперь было укорять меня за импульсивные поступки? Кто мог заставить меня посмеяться над собственной гордыней? Лишившись Мэв, я вновь остро затосковала по матери, хотя и потеряла ее много лет тому назад. Кто будет нянчить моего следующего малыша, если он когда-нибудь появится на свет?

Как только Макбет поправился, мы снова начали делить с ним постель, и я стала спать крепче, хотя время от времени мне по-прежнему снились поля сражений. Я видела, как Макбет вступает в бой с огромным волосатым великаном, увенчанным короной, с руками и ногами толщиной в дубовый ствол, и тот зашвыривает его за горы в серо-перламутровые небеса. Такие сны, по утверждению матушки Эйтны — ибо я продолжала навещать ее, когда позволяло время, — должны были меня настораживать. Так что порой я даже боялась засыпать.

— Дункан наверняка ждал сообщений о твоей смерти и смерти госпожи Ру, — сказал Руари. Он только что вернулся с юга, куда провожал Дростана, пока Макбет восстанавливал свои силы, и мы собрались вечером у очага, чтобы выслушать привезенные им сведения. — Но мы заверили его, что Макбет и его госпожа здравствуют в Элгине, и он вскоре после этого отправился со своим войском в Нортумбрию.

— И что там делается? — с неподдельным интересом осведомился Макбет.

Руари наморщил брови:

— Дункан со своими людьми зашел далеко в глубь Нортумбрии и достиг Дурхама, где хранятся мощи святого Кутберта.

— Ну, если король скоттов сможет захватить сокровище Дурхама, то саксы будут вынуждены признать его могущество, — ответил Макбет. — Продолжай. Что было дальше?

— Почти все конное и пешее войско скоттов истреблено, — сообщил Руари.

Макбет шумно выдохнул:

— Договаривай.

— Дункан сбежал с несколькими телохранителями на север. В Дурхаме головы шотландцев насажены на пики и выставлены на ярмарке. Говорят, что это ответ старому Малькольму, который когда-то так же поступил с саксами.

Я молча слушала, затаив от ужаса дыхание. Когда-то мне уже доводилось видеть такое.

— А что сейчас? — хриплым голосом спросил Макбет. — Где Дункан?

— Вернулся в Дунсинан, называет саксов варварами и во всем обвиняет тебя, так как он просил поддержку у Морея, но ты ему отказал. Кроме того, несколько мормаеров съехались на тайную встречу под защитой Сайнила из Ангуса и мормаера Мирнса. Они слышали о том, что ты занемог и, скорее всего, был отравлен по приказу Дункана. Слухи распространяются быстро, и многие возмущены. Он добавил еще одно черное деяние к списку своих преступлений — так говорят. А теперь они хотят решить, что делать дальше.

Макбет задумчиво кивнул:

— Теперь все мы будем опасаться за судьбу Шотландии. Из-за необдуманных действий Дункана теперь можно ждать нападения как от викингов, так и от саксов.

— Некоторые считают, что ты единственный мормаер, который может исправить то, что натворил Дункан, — промолвил Руари.

— Так оно и есть, — тихо подтвердила я.

Потоки и завихрения воздуха поднимали наших ястребов все выше и выше, когда солнечным августовским утром мы выехали на охоту. Еще август называют иухаром, то есть жарким месяцем. Я шла вместе с мужчинами по холмам, пробираясь через густой вереск. Отсюда открывался широкий вид на долину и горы, и когда мы повернули обратно к Элгину, то увидели спускающихся с гор всадников, которые стремительно и целеустремленно двигались на юг. Над отрядом реяли самые разнообразные знамена. И мы поспешили к воротам Элгина, где меня встретил Макбет:

— Распорядись, чтобы слуги поторопились. Мы ждем гостей к ужину. Похоже, это будет военный совет, — добавил он.

Я остановилась рядом с ним, глядя, как в крепость въезжает наш охотничий отряд. Ветер усилился, и долина, еще недавно пестревшая флагами, погрузилась в серую дымку проливного дождя.

— Я видела флаги Ангуса и Бухана. И судя по одеждам, мормаеров сопровождают священники и епископ.

— Кроме того, там стяги Мара, Мирнса и Аргилла и, кажется, даже Имерги с островов. И еще с ними епископ монастыря Святого Андрея, — добавил Макбет.

Столь высокопоставленные лица могли собраться только по очень серьезному поводу. И хотя мы догадывались, что рано или поздно это случится, сердце мое бешено затрепетало. Мормаеров сопровождала вооруженная свита в доспехах, которые блестели на солнце, однако процессия не походила на военный отряд. Это были люди, желавшие безотлагательно выполнить свою тайную миссию. Они приближались к нам вместе с грозовыми тучами.

Стоило им въехать во двор, и гроза разразилась в полную силу. Я остановилась у окна, наблюдая за тем, как Макбет провожает наших гостей в крепость, а затем отправилась поторапливать слуг.

— Его надо остановить, — тихо, но отчетливо произнес Константин. — Либо мы положим этому конец, либо Дункан погубит Шотландию!

— Если предоставить ему свободу действий, то мы все окажемся саксами или норвегами, после того как падем на поле битвы. Мирно состариться у себя дома нам не удастся, — заметил Нехтан, мой двоюродный брат из Аргилла. — Скотты перестанут быть кельтами и превратятся в загнанное стадо, постоянно находящееся в состоянии войны. Мы не можем это допустить.

Слуг отпустили, окна закрыли, а на дверях задвинули засовы. В очаге потрескивал огонь, вокруг сгущались тени, а люди все говорили и говорили — одни тихо, другие с горячностью. Я сидела за столом, пытаясь запомнить все, что происходило. Я смешивала вино с водой, поэтому мысль моя работала четко, а в речах я соблюдала учтивость.

— Нам нужно выбрать нового короля, — заявил Сайнил из Ангуса. — Короля, который будет править в соответствии с кельтскими законами. Мы уже договорились об этом, — он посмотрел на Макбета. Мой муж слушал молча.

— И дело не только в кровном праве, мы пришли к выводу, что Шотландия нуждается в короле, который обладал бы не только воинским искусством, но и умом, чтобы править справедливо, — произнес мормаер Мирнса, огромный старик с медно-серебристыми волосами, очень похожий на старого Малькольма. Я знала, что они приходились друг другу двоюродными братьями.

— Поэтому мы приехали к тебе, — продолжил Константин, обращаясь к Макбету. — Дункан должен быть низложен.

— Так или иначе, его надо убрать, — добавил Сайнил из Ангуса.

— Как? — тихо спросила я. Никто не повернулся в мою сторону, хотя все слышали мой вопрос.

— Убийство или война, — ответил мормаер Мирнса. — Либо яд.

Макбет застучал пальцами по столу, переводя взгляд с одного на другого.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Морей восстанет.

Он пришел в нашу спальню уже под утро, просидев всю ночь с гостями в зале. Я почувствовала, как просела кровать, когда он опустился на ее край, чтобы снять сапоги и рубаху. Снизу доносился скрип деревянного пола — там гости расстилали тюфяки и укладывались спать. Макбет кинул на меня взгляд.

— Ты знаешь, чего они хотят, — пробормотал он.

— Они считают, что ты будешь гораздо лучшим королем, нежели Дункан, и они правы.

Он издал горький смешок:

— Не трудно быть лучше Дункана. Они хотят большего. — Он потер лицо руками и вздохнул. — Они хотят, чтобы я убил Дункана и захватил престол, одержав над ним победу, в соответствии с древней кельтской традицией.

Я села:

— С тобой или без тебя, заговор уже существует. Дни Дункана сочтены.

В сумрачном лунном свете, лившемся через открытое окно, я заметила, как он скорбно покачал головой.

— Я убил слишком многих, — промолвил он. — Включая двоюродного брата. И меня до сих пор это мучает. Неужто я должен убивать еще одного близкого родственника для достижения своей цели?

Отблески луны играли на его мышцах, блестящей коже, старых шрамах. Я положила руку ему на плечо:

— У тебя много единомышленников. И я рядом с тобой.

— Грех подгонять судьбу, — он склонился и оперся локтями на колени.

— Мы сами ее выбираем, как и свой путь, — ответила я.

— Я всегда думал не только о себе, но и о Шотландии. Мы должны сделать все возможное, чтобы сохранить гэльскую культуру, ее достоинство и силу, когда внешний мир — церковь, наши враги, торговля и прочее — пытаются нас переделать. Дункан, даже не подозревая об этом, приближает ее конец.

— Ты можешь помешать этому и восстановить права своего и моего рода, — напомнила ему я. Я подумала о Боде и старом Малькольме и тех муках, которые мы претерпели, помышляя о мести. — Дункана нельзя оставлять на престоле, Мак Бетад, — добавила я. — Они правы. У нас нет выбора. Единственное, что можно сделать, это покончить с ним и посадить на его место другого.

— Раз так, тогда лучше с этим не медлить, — ответил он. — Мы выступим в ближайшее время. — Он кинул на меня взгляд через плечо: — Сегодня мы отправили людей в Лотиан с сообщением, что Морей собирает силы, чтобы выступить против короля.

— Значит, Дункан двинется на север. И ты нападешь на него?

— Это будет не капкан, а только приманка, — ответил Макбет.

 

Глава 26

Две недели прошли в совещаниях, обсуждениях и постоянных приездах и отъездах гонцов. Однажды ночью я проснулась от нетерпеливого топота копыт, мужских голосов и холодного бряцания кольчуг, которые доносились со двора. Я поспешно набросила плащ прямо на рубашку и кинулась вниз.

Макбет стоял на крепостной стене, обозревая огромное войско, которому он приказал собраться у наших ворот. Я поднялась по лестнице и направилась к нему. Вершины гор за холмами уже окрасились в розовый цвет.

— Скоро рассвет, — промолвил он. — Пришли сведения о том, что Дункан выступил из Бервика с еще большим количеством ладей. Он со своим войском уже высадился на побережье Морея и теперь движется к нам. У меня уже нет времени на то, чтобы вывезти вас, — добавил он. — Но пока в Элгине вы будете в безопасности. Бухан, Map, Ангус и Мирнс прислали гонцов. Они ведут сюда своих людей, но могут не успеть появиться вовремя.

— Так ты едешь сражаться или заключать перемирие?

— Мы едем, чтобы положить этому конец, — ответил он, обхватив мое лицо своими ладонями, чего никогда прежде не делал. И я на мгновение приникла к этой колыбели из его рук.

— Я поеду с тобой, — сказала я.

Он покачал головой:

— Оставайся здесь и присматривай за своим сыном. Все скоро закончится. Ждать осталось немного.

— Возьми это, — и я достала серебряную брошь, которую мне дала Эйтна. Дрожащими пальцами я проколола ткань его красного плаща и застегнула застежку. — Она обладает защитной силой. И позволь мне произнести над тобой заговор. Пожалуйста. — Он кивнул, и я начала обходить его по ходу солнца, произнося слова, которым научила меня Эйтна:

Затем я остановилась и прикоснулась кончиками пальцем к серебряной броши:

— Ду прибудут с тобой сила волка, отвага ворона, легкость воздуха, мощь земли и крепость камня.

— Да будет так, — повторил мой муж, целуя меня в губы. Он развернулся и, спустившись во двор, потребовал свою лошадь. Он был совершенно спокоен, в то время как я трепетала от страха.

Я медленно двинулась к крепости, наблюдая за тем, как строятся воины. Макбет отдавал распоряжения страже, которую оставлял охранять Элгин, пока он и остальные — а их было несколько тысяч — единой колонной двинутся навстречу королю.

— Дункан поведет свое войско вдоль берега, — сказал он. — И мы встретим его на пустоши в нескольких милях от Питгевени.

Это было совсем рядом с Элгином. Услышав это, я поняла, что должна делать, и поспешила обратно в крепость. Если Макбет собирается смотреть смерти в лицо во имя моего рода, то я должна быть рядом с ним. Однако сначала я бросилась к сыну. Встав на колени, я обняла Лулаха и прижала его к себе, хотя такое проявление чувств его смутило. Я принялась целовать его волосы цвета солнечных лучей и вдыхать его детский запах, теплый земляной и невинный, как у весенней почки, потом я начала гладить его по лицу, трепать за уши и объяснять, как сильно его люблю.

Когда Макбет приказал подвести лошадь, я уже была верхом. Правда, на этот раз я взяла не Солюс, а крупного гнедого жеребца. На мне были кольчуга и шлем, изготовленные Фионном. Он было прошел мимо меня, а затем остановился и резко развернулся.

Шлем был снабжен медной пластиной, прикрывавшей нос и разделявшей зрительное восприятие, хотя и не мешавшей смотреть вдаль. Я подняла голову и замерла. Кольчуга закрывала меня от шеи до самых колен, под нее я надела стеганую рубаху, чтобы железо не впивалось в тело, на ногах были кожаные сапоги. В ножнах у меня лежал меч, подаренный Боде, на поясе висел кинжал Макбета; к седлу были приторочены арбалет и колчан со стрелами. Я заставила перепуганную Эллу помочь мне одеться. Она уже облачила своего мужа Гирика и совершенно не хотела превращать меня тоже в воина.

— А это еще что такое во имя всего святого? — страшным голосом прорычал Макбет.

Сзади к нему подошел Руари, ведя его лошадь, и вокруг начали собираться люди. Мой конь попятился, но я крепко держала поводья.

— Я же сказала, что еду с тобой, — ответила я. — Я не стану сидеть в зале за вышивкой и безмолвно дожидаться сведений о тебе. И обо всех вас, — добавила я громче, обращаясь к остальным.

— Тебе бы не повредили занятия вышивкой, — заметил Макбет.

— Ты — властелин Морея, а я — его госпожа. Сегодня над этой землей и над самой твоей жизнью нависла угроза. Если люди Морея увидят, что мы оба едем во главе войска, думаю, они поддержат Макбета с гораздо большим усердием, чем когда-либо прежде. — Я произнесла это довольно громко, чтобы меня услышали его телохранители. — Мы все будем защищать свои дома и наш кельтский образ жизни, потому что именно за него мы будем сражаться с королем Дунканом. Мы рассеем захватчиков, как стаю птиц, которая разлетается в разные стороны при дуновении бури.

Его взгляд действительно метал молнии.

— Тебя сочтут либо невменяемой, либо дерзкой и непослушной женой, — промолвил он.

— По мне, лучше проявлять дерзость в подобных вещах, — ответила я. — Много лет назад я поклялась на мече защищать своих, и я сдержу свою клятву. Я должна защитить дом и сына и поддержать мужа, насколько у меня хватит сил. Всю свою жизнь я провела среди кельтских воинов. Я умею обращаться с мечом и арбалетом, и клинок мой уже окрашивался кровью. Запомни. Тебе не удастся меня поколебать. Я еду с тобой.

Макбет взял за уздцы моего коня:

— Все мое войско — это единое целое. Я не сомневаюсь в твоих навыках, но у меня не было возможности убедиться в твоей отваге. Тебе потребуется охрана, а это отвлечет людей от общего дела.

— Не ты ли говорил, что хочешь восстановить древние традиции гэлов и кельтов? — Лошадь заиграла подо мной, и я натянула удила. Макбет по-прежнему держал ее под уздцы. — А кельтские женщины всегда сражались рядом со своими мужчинами.

— Незачем возрождать эту древнюю традицию.

— Нет, есть зачем, — свирепо ответила я. — И сегодня я это сделаю. Дункан хотел нас отравить — тебя и меня. Он чуть не погубил тебя, он отнял у нас Мэв, а до того — моих родных. И я имею право встретиться с ним на поле боя.

Он продолжал пристально смотреть на меня, но мои доводы были неоспоримы. Он отпустил уздечку и молча отошел в сторону, принимая мое решение.

Длинная темная колонна воинов с грохотом выехала через ворота крепости и спустилась по склону в долину. Макбет приказал мне ехать рядом, приставив еще Гирика, Кона и двух других воинов. Вместе с нами впереди войска ехал Дермот Мак Конел, ибо присутствие барда военачальника было необходимым условием любой битвы, и ездовой со знаменем Морея, закрепленным на пике. Здесь же был отец Осгар с двумя священниками из ордена «вассалов Бога» в белых одеяниях. Они везли огромный крест и медную раку с пальцем святого нашей провинции.

Вперед Макбет выслал быстроногих мальчишек, которые должны были подняться на холм и разузнать о происходящем. Вернувшись, они рассказали, что Дункан движется нам навстречу с огромным войском, и мы столкнемся с ним через несколько миль.

Некоторое время Макбет ехал молча, а потом оглянулся, и мы все последовали его примеру — к нам присоединялось все больше и больше людей. Когда мы добрались до Питгевени, где жил Фионн, я увидела, как мой друг в полном вооружении спешит нам навстречу. Не говоря ни слова, он тоже влился в общий поток.

— Кое-кто из моих вассалов обошел фермы и приказал всем дееспособным мужчинам вооружиться, — промолвил Макбет. — Им уже сообщили, что мормаера сопровождает его жена. Как ты и говорила, твое присутствие собирает народ.

Я вскинула голову и улыбнулась, хотя на самом деле мне было очень страшно.

На протяжении следующих двух лиг к нам то и дело присоединялись фермеры, старики и юноши, так что теперь за нашими спинами колыхалось целое море людей, ощетинившееся пиками, мечами, серпами и вилами. По мере приближения к морю людской поток становился все шире, как становится шире река по мере приближения к устью. В свете занимающегося дня мы ехали вперед.

При виде меня рядом с Макбетом к нам начали присоединяться и женщины — они надевали шлемы, брали мечи и пики или любое другое оружие, попадавшееся под руку. Все, у кого не было детей и кто мог оставить свои дома, следовали за нами, присоединяясь к своим мужьям, возлюбленным, братьям и отцам. Они тоже были знакомы с этой древней традицией — правом женщины сражаться рядом с мужчиной, защищая свой дом.

И в этот момент я впервые в жизни почувствовала себя королевой — единство верных и преданных людей заставило меня ощутить себя их вождем. Мы с Макбетом во главе были венцом колонны, а народ Морея — ее телом, и все мы в едином порыве двигались в одном направлении, ибо не могли допустить вторжения и уничтожения нашей земли.

Поднявшись на гребень холма, мы увидели темную массу войска Дункана, раскинувшегося в долине за Питгевени. Дункан был там же, ибо я заметила трепещущий на ветру красно-желтый стяг с ревущим львом.

— Значит, ты пришел в Морей с оружием, — прорычал Макбет, взирая на эту картину, — ну так ты заплатишь за это, король ты или нет.

Затем он посовещался со своими советниками, сделал жест рукой, и все наше войско выстроилось на обнаженном склоне холма, как огромный лес. Пешие и конные воины, вассалы, старики, юноши и женщины встали плечом к плечу, чтобы создать впечатление мощного многотысячного войска. Ощетинившиеся пиками, мы все вместе являли собой колючее чудовище войны.

Макбет и его ближайшие телохранители принялись ездить вдоль строя, объясняя задачи и вдохновляя присутствующих. Он поблагодарил женщин и стариков и велел им разойтись по домам, хотя многие не послушались. Остальным обитателям Морея он приказал держаться подальше от поля боя и оставаться на вершине холма, демонстрируя мощь Морея. Я осталась с воинами Макбета.

Потом со стороны королевского войска появился человек, размахивавший белым флагом, и его пропустили к Макбету. Они о чем-то переговорили, и посланник двинулся обратно. Ничего не объясняя, Макбет подъехал к пологому склону, и мы начали спускаться на пустошь.

— Что случилось? — спросила я Гирика, ибо не могла разобраться в передвижениях воинов и быстро принимаемых решениях.

— Дункан хочет встретиться с Макбетом. И мы спускаемся на пустошь, чтобы подождать его, — ответил Гирик. — Сначала с ним спустится лишь авангард, — он махнул рукой в сторону королевского войска. — А уж затем мы окрасим мечи кровью людей Дункана, чтобы сегодня у волков и воронов был сытный ужин.

Я вздрогнула. Мир, в который я окунулась по собственной воле и из благородных побуждений, был абсолютно чужд мне и совершенно не напоминал упражнения на крепостном дворе и даже пограничную стычку. Здесь правили жестокость и звериные законы. Однако я поклялась им соответствовать.

Теперь я была рада тому, что рядом со мной Гирик и другие телохранители.

Далеко за пустошью виднелось море, усеянное ладьями.

— Военные суда, — сказала я, и Гирик, подняв руку, прикрыл ладонью глаза от солнца.

— Это суда не Дункана, — ответил он. — Это ладьи викингов. Не сомневаюсь, Торфину хочется узнать, кому сегодня достанутся Морей и вся Шотландия.

Внезапно двое стражников Макбета начали объезжать все войско по периметру, крича, чтобы все пометили палки. Люди начали доставать палки из-за поясов и из кошелей, а те, у кого их не было, принялись обламывать прутья или собирать с земли сухие ветки. Макбет подъехал ближе и, остановив свою лошадь рядом со мной, передал мне толстую палку.

— Зачем она мне нужна? — спросила я.

— Сделай на ней пометки, — ответил он. — Вырежи что-нибудь, указывающее на тебя. Потом разломай ее пополам и поставь такой же знак на другой половине. Одну часть вложи себе за пояс или в сапог. А другую воткни здесь в землю.

За нашими спинами уже вырастал лес из воткнутых в землю палок, и почему-то от этого мне стало еще страшнее.

— Зачем?

— Воины, идущие в бой, должны оставлять свои метки, — пояснил он. — Если они останутся в живых, они заберут их обратно. Если погибнут… мы будем знать, кого недосчитались.

О Боже! Я вытащила кинжал и дрожащими руками принялась вырезать им букву «Г», что означало «Грюада», затем я нацарапала тройную спираль Бригиды и разломила палку надвое, после чего Макбет забрал у меня одну половину:

— Я воткну ее в землю рядом со своей. И потом мы их заберем. Клянусь тебе, Ру, — и он поднял на меня тяжелый взгляд.

— Мак Бетад… — Я протянула к нему руку.

И он сжал мои пальцы, хотя наши руки были облачены в толстые перчатки. Удастся ли еще когда-нибудь соприкоснуться нашим телам? Затем он развернул свою лошадь и поскакал прочь, продираясь сквозь лес воткнутых палок.

И только в этот момент я осознала всю чудовищность действительности. Мы могли подвергнуться нестерпимым мучениям и никогда не вернуться обратно.

И что бы ни произошло, я знала, что, пережив этот день, уже никогда не стану прежней. Несмотря на все свои речи и хвастовство, я совершенно не была готова погибнуть в этом смерче, который должен был подняться с минуты на минуту. «О Бригада, помоги мне», — взмолилась я, чувствуя, как дрожь сотрясает все мое тело.

Согласно гэльской традиции, воины отправлялись в бой, произнося молитвы и заговоры. И теперь я слышала доносящиеся отовсюду голоса людей, напоминавшие шелест волн:

Я огляделась, ища глазами мужа, и увидела, что он едет навстречу Дункану. Стоящее в долине войско Макбета намного превосходило силы Дункана, ибо тот лишился многих воинов после недавнего столкновения с саксами.

— Нас больше, — заметил не отходивший от меня Гирик. — Возможно, Дункан струсит и отступит.

— За пять лет военных действий он не выиграл ни одного сражения, — добавил подъехавший к нам Ангус. — Судя по расположению войск, он и у Морея не выиграет.

Я молча следила за Макбетом, который вместе с Руари, Фионном, Найеллом, бардом и священниками иод серебристо-голубым знаменем приближался к центру пустоши. С противоположной стороны им навстречу ехал король в сопровождении своей свиты. Затем Макбет остановился и отправил к Дункану посланца в сопровождении отца Осгара.

Со своей удобной позиции я видела, как тот передал Дункану слова Макбета, хотя содержания их, естественно, слышать не могла. Дункан посовещался со своими людьми, дал ответ, и посланец Макбета вместе с Осгаром вернулся обратно. Я заерзала, и мой конь тоже нетерпеливо принялся переступать копытами. Никто не сомневался в том, что судьба королевского престола будет решаться здесь и сейчас.

Наконец, Макбет двинулся вперед. Его сопровождал Руари, которого я узнала по огромной вороной лошади и синему нагруднику, надетому поверх кольчуги. За ними двинулись еще шестеро телохранителей. Затем Макбет спешился, достал оружие из седельных сумок и двинулся вперед. Дункан, находившийся от него в пятидесяти футах, сделал то же самое. Они сошлись, и телохранители образовали вокруг них широкое кольцо.

— Что они делают? — спросила я Гирика. — Они что, собираются сражаться один на один?

— Похоже на то, — ответил он. — У гэлов и пиктов существует древняя традиция, согласно которой разногласия между сторонами могут быть разрешены в единоличной схватке двух военачальников. Победитель будет править Шотландией, — добавил он.

— Макбету стоит поостеречься, потому что, несмотря на все свои поражения в битвах, Дункан, как я слышал, сильный боец, — пробормотал Гирик. — Сильный и хитрый.

— Да, Дункан умелый воин, — согласился Ангус, — но Макбет обладает инстинктом и навыками настоящего бойца. К тому же он борется за правое дело.

— Он принял мудрое решение воспользоваться древней кельтской традицией схватки между королями, — заметил Гирик. — Он чувствует, кто одержит в ней победу.

К нам подъехал один из телохранителей Макбета:

— Гирик, Макбет хочет, чтобы ты с тремястами воинами спустился в долину. А остальные путь остаются на месте. Король выведет пятьсот воинов, и Макбет хочет, чтобы Дункан видел, что ему противостоят меньшие силы.

— Почему? — спросила я. — Почему не больше?

— Он хочет вызвать у Дункана чувство самоуверенности, — ответил Ангус. — Думаю, нам не придется сегодня сражаться. Макбет и король решат все между собой с помощью двух клинков. И это не займет много времени.

Внешне я сохраняла спокойствие, но на самом деле почувствовала облегчение от того, что никому из нас не придется столкнуться с опасностью. Лишь мой муж подвергал свою жизнь угрозе, и это приводило меня в ужас.

— Может, зрителям эта схватка и покажется короткой, для меня она будет бесконечной, — заметила я Ангусу.

И он что-то проворчал, соглашаясь со мной. Вместе с тремя сотнями воинов я ринулась вперед, чтобы создать мощный щит за спиной Макбета. Спустившись в долину, мы сбавили шаг и двигались, пока Гирик не остановил нас. Я сняла шлем, чтобы разглядеть все, что делалось на поле.

Макбет и Дункан уже начали биться.

Мечи мелькали с невероятной скоростью. Дункан надеялся на мощь и напор. Но Макбет был более искусным воином и уверенно владел оружием. Превосходя противника в росте, он мог дальше дотянуться. В правой руке у каждого из них было по простому широкому мечу, а в левой по кинжалу, которые, как ядовитые жала, скрывались за щитами, надетыми на предплечья. Мечи звенели, сталкиваясь то наверху, то внизу, потом наступала пауза, и они снова сходились.

Я сжала кулак и прижала его ко рту. Макбет уклонился от удара снизу, который мог бы рассечь ему руку, не окажись он таким проворным, и нанес удар рукоятью меча по левой руке Дункана. Тот выронил кинжал, откатившийся в сторону. Макбет нанес следующий удар, Дункан поставил защиту и прыгнул в сторону. Они двигались настолько быстро, что я не успевала уследить за всеми движениями.

Король нанес следующий удар, и Макбет отразил его, одновременно ударив щитом Дункана по голове. Дункан, покачиваясь, отступил, словно потеряв ориентацию, и тогда Макбет сильно ударил его рукоятью меча в челюсть, от чего голова Дункана откинулась назад. Король споткнулся и сделал выпад в тот самый момент, когда Макбет разворачивался, задев заднюю часть его бедра. Я увидела, как муж мой опустился на колено и с трудом поднялся.

И все это в одно мгновение.

Клинки снова столкнулись, и оба налегли на них, стараясь пересилить противника. Потом меч Макбета быстро скользнул по клинку Дункана, так что до нас донесся скрежет металла, и сталь впилась в плечо короля. Уже ослабевший король опустился на колени, затем попытался встать, но повалился на землю. И все же он двигался, сжимая меч, хотя над ним уже стоял Макбет. Все затаили дыхание, понимая, что Макбет может намести последний, смертельный удар. Дункан лежал на спине, но Макбет не шевелился.

Спустя мгновение он тяжело вогнал свой меч в землю и двинулся прочь.

По полю уже со всех сторон к ним бежали люди. Некоторые опускались на колени рядом с Дунканом, который не мог подняться. Кто-то крикнул, чтобы принесли носилки. Теперь и мы двинулись к ним, но уже не для того, чтобы посмотреть на схватку.

Впереди стоял Макбет в окружении Руари, Фионна, Найелла и еще нескольких воинов, и я, соскочив с лошади, бросилась к нему навстречу, а Гирик и Ангус за мной.

— У короля глубокая рана на плече и, похоже, сломана челюсть, — сообщил нам Найелл. — Его отвезут в кузню, и Фионн прижжет рану.

Королевские телохранители укладывали Дункана на носилки, поспешно сделанные из плаща и двух пик.

Это был темно-красный плащ, который принадлежал Макбету.

Повсюду носились и кричали. Я попыталась отыскать глазами мужа и, наконец, увидела его.

Он стоял в стороне посреди круговерти с таким видом, словно ничего вокруг не замечал. Я увидела, как он преклонил колено, положил руки на рукоять воткнутого в землю меча и в молитве опустил голову. Затем он встал, вытащил меч, обтер о траву окровавленное лезвие и положил его на плечо. Никакой радости, никакого ликования. Прихрамывая, он медленно шел по полю, низко опустив голову.

Согласно кельтским поверьям, существуют часы безвременья, когда миром правит магия. Это моменты перехода из одного состояния в другое — рассвет и закат, туман и снегопад, рождение и смерть, вдох и выдох. Мы словно оказываемся в подвешенном состоянии между этим миром и следующим, и таинственные двери распахиваются настежь. Всю ночь Дункан пребывал именно в этом состоянии — король, уже лишившийся королевства, еще живой, но уже не дееспособный.

Рана оказалась тяжелой — лезвие меча прорезало его от ворота кольчуги до плеча, сломав кость и повредив мышцу. Я зажимала ее сложенной тканью, а Фионн занимался остальным. Челюсть у Дункана была сломана ударом рукояти меча, поэтому он не мог говорить и тяжело дышал.

Пока отец Осгар произносил над раненым молитвы, Фионн быстро и умело срезал с него кольчугу. Он дал выпить Дункану большую дозу «аква виты» и зашил ему рану раскаленной иголкой, пока Макбет и еще один человек держали его, так как король кричал и извивался. Затем Фионн наложил шелковые швы и залил рану вином, которое принесла ему жена. Я с содроганием смотрела на происходящее, но не позволяла себе отвернуться.

Затем я смыла с рук кровь Дункана, и мы вместе с Макбетом встали рядом с его приближенными. Я не знала этих людей. Они стояли с озабоченными лицами и, похоже, уже смирились с поражением Дункана.

— Он не должен умереть в одиночестве, — сказал Макбет. — А если он выздоровеет, значит, так тому и быть.

Фионн уже послал в ближайшее селение за целительницей, и теперь мы ждали ее появления. Осгар и еще один священник из свиты Дункана опустились на колени, чтобы исповедать и причастить его на случай, если он не выживет. Когда привезли целительницу, мы отошли в сторону, чтобы не мешать ей. Она приложила мази и снадобья, разившие репчатым луком, к ране и сказала, что вряд ли что-нибудь сможет сделать со сломанной челюстью. Затем старуха несколько раз обошла лежанку, на которой покоился Дункан, произнося молитвы и заклинания, опустилась рядом с ним на колени и вернулась к нам. Никогда не забуду нестерпимый жар кузни в этот августовский вечер. Целительница была очень древней, и я не знала ее имени.

— Он не умер, но уже мертв, — сказала нам она. — Он сломленный человек. И душа его скоро простится с этой жизнью.

Жена Фионна Лилиас сходила в дом за арфой и села играть умирающему королю. Свет померк, но не исчез, ибо лето обладает своим собственным сиянием.

Говорят, существуют лишь три рода мелодий — для радости, для горя и для сна. Лилиас играла горестную мелодию, вызывающую на глазах слезы. Она была такой нежной и пронзительной, что сердце у меня переворачивалось. Дункан умер в предрассветный час.

Макбет молча вышел из кузни, взял поводья дожидавшейся его лошади и уехал.

 

Глава 27

На рассвете ладьи Торфина отплыли от берега. Кто-то с первыми лучами солнца вышел из кузни и вскоре вернулся, чтобы сообщить нам об этом, а также о том, что к нам направляются несколько людей Макбета.

Макбет, вернувшийся после своей одинокой поездки, был вместе с нами, когда тело Дункана начали заворачивать в чистую простыню, принесенную Лилиас, — у всех женщин где-то хранится такая, ибо рано или поздно в ней возникает необходимость. Мы с Макбетом стояли на коленях рядом с телом, а Осгар произносил молитву, когда в кузню вошел Руари.

— Викинги послали лодку к берегу, чтобы узнать об исходе сражения, и им сообщили новости, — сказал он. — И теперь Торфин просит передать, что готов предоставить свои ладьи, чтобы по реке переправить тело Дункана в Скон.

— Поблагодарите его, — пробормотал Макбет. — Но такой эскорт вызовет у некоторых подозрения, что Морей слишком тесно связан с оркнейцами. Мы отвезем Дункана на одной из его собственных ладей, на которых он сюда приплыл. Займись подготовкой всего необходимого, ибо мы скоро отбываем.

Руари кивнул и вышел из кузни.

Нам предстояло не только похоронить Дункана, но и выбрать нового короля. Я кинула взгляд на мужа, увидела его непомерно усталое лицо и не стала ничего говорить.

Мы молча съели густой суп с овсяными лепешками, приготовленными Лилиас, и начали готовиться к отплытию в Скон. Еще раньше я попросила Гирика съездить в Элгин за Эллой, которая привезла мне два платья — зеленое и голубое, плащ, накидку и другие необходимые вещи. Я хотела взять с собой Лулаха, но Макбет не позволил мне это сделать. Он опасался волнений, которые может повлечь за собой гибель Дункана, и напомнил мне, что мы не можем подвергать ребенка риску.

К полудню мы уже плыли в окружении длинных и быстрых ладей Дункана, и ветер подгонял нас к югу вдоль извилистого восточного побережья к широкому устью реки Тей. Тело короля, облаченное в саван и накрытое плащом, покоилось на носилках. Мы вошли в устье реки, вдоль берегов которой стояли люди.

Л вспомнила картину, виденную мною в миске с водой у очага Эйтны, — длинное судно, несущее тело мертвого короля, и себя, стоящую среди воинов. Значит, это видение предвещало гибель Дункана и наш молчаливый путь к престолу.

Всю дорогу мой муж почти ничего не говорил. Он был задумчив, и я чувствовала, что его переполняют печаль и тяжелые предчувствия. Я и сама испытывала родственные чувства — сожаления о тяжелом конце и загубленной жизни и возбуждение от того, что нам предстояло.

Вдоль берегов и у причала в Сконе собрались сотни воинов, но никто из них не бросил вызова победителю и убийце короля. Они молча приняли тело усопшего, и я почувствовала, как воздух дрожит от напряжения. Мы поднялись по склону холма к церкви, следуя за носилками, которые несли люди Дункана, и отстояли мессу и отпевание. На похоронах мы не присутствовали, ибо Крайнен потребовал, чтобы тело его сына было перевезено в Дункельд, и это было сразу же исполнено. Думаю, все мы испытали облегчение, когда поняли, что Крайнен не собирается вмешиваться в это дело.

— Атолл отвезет его в Иону, чтобы похоронить рядом с остальными шотландскими королями, — сообщил нам Макбет, переговорив с телохранителями Дункана. Мы шли вдоль монастырского сада.

— Когда Крайнен вернется из Ионы, он попробует отомстить тебе, — сказала я.

— Пока, даже находясь в пучине скорби, он ничем не пытался мне угрожать. Его сын был убит в честном поединке на глазах у многих тысяч свидетелей, которые могут подтвердить, что мы заранее договорились с Дунканом, что наша схватка решит судьбу Морея.

— А королевского престола? — До сих пор у меня не было возможности задать этот вопрос.

— Когда мы сошлись с Дунканом на том поле, — ответил Макбет, — я сказал ему, что если выиграю, то корона перейдет мне. Он рассмеялся, ибо был уверен в своей победе. На его месте вполне мог оказаться я. Дункан был сильным воином.

— Он считал, что сможет выиграть все битвы, и все их проиграл. Но Крайнен этого так не оставит. — Я боялась, что война продолжится.

— Может, он и попробует что-нибудь сделать, но вряд ли найдет поддержку. Последние шесть лет войны, которые вел Дункан, настолько ослабили его войско, что теперь Крайнену придется дожидаться, когда сегодняшние мальчики вырастут и превратятся в мужчин. Пока большинство людей радо тому, что безрассудству Дункана положен конец. — Он прикоснулся к моему плечу: — Никто не станет оспаривать происшедшее, по крайней мере пока.

— Пока? — переспросила я. Но он лишь молча покачал головой.

Через день после нашего прибытия в Скон начали съезжаться мормаеры, таны, священники и воины со всех концов страны. Вечером второго дня они собрались в большом зале дворца — мы продолжали оставаться в монастыре при церкви, не желая претендовать на королевские покои Дункана, — чтобы выбрать нового короля.

Весь вечер я проходила взад и вперед по своей скромной спальне, которую делила с Эллой, а не с мужем, ибо строгие правила монастыря должны были соблюдаться даже гостями. Наконец, потеряв всякое терпение, мы с Эллой вышли, нашли наших телохранителей Ангуса и Лахланна и отправились в церковь, чтобы помолиться, ибо неопределенность и замкнутое пространство сводили меня с ума. Мы вошли в безлюдную церковь, опустились на колени на вымощенный сланцем пол и склонили головы.

Уже наступила кромешная тьма, когда появился Макбет. Элла вскочила и бесшумно поспешила к двери, чтобы оставить нас наедине. Он вздохнул и поднял голову, глядя на обшитый досками потолок и деревянные стропила. Пространство освещалось одной-единственной свечкой, горевшей на алтаре. Во мне все кипело от любопытства, но я не осмеливалась открыть рот.

— Свершилось, — пробормотал он. — Я буду коронован верховным королем скоттов.

Сердце у меня заколотилось с такой силой, что чуть не выскочило из груди:

— Они все согласны?

— До единого человека, за исключением одного отсутствующего мормаера — Крайнена из Атолла. — Он обхватил меня за плечи и прижал к себе. — Они хотят все сделать быстро, пока Крайнен не вернулся из Ионы. Поэтому коронация состоится завтра.

Я припала к его груди, воссылая благодарственные молитвы. Когда давняя мечта, с которой было связано столько желаний и опасений, наконец осуществляется, это вызывает радость, смирение и ужас. Я взяла его кисть и обхватила ее своими ладонями.

— Они выбрали меня, в соответствии с древней традицией, как человека, обладающего правом крови, назначенного королем с согласия всех мормаеров. И более того, — добавил он, — поскольку ты являешься моей женой, наши притязания неоспоримы. Твоя древняя родословная стала решающей. Они поняли, что мы возвращаем на трон две ветви старейших правителей Шотландии. В силу своей крови, ты будешь не просто супругой, а истинной королевой, и тебя коронуют как таковую. — Он посмотрел на меня сверху вниз. — Наконец род Боде взойдет на трон.

Все вдруг всколыхнулось в моей душе — долгое ожидание, битвы и утрата близких. Слезы хлынули у меня из глаз, и я разрыдалась, оплакивая родных и предков, чья кровь позволила мне достичь цели. Но это были и слезы радости, ибо через меня и Макбета они, наконец, обретали трон, от которого были отстранены в течение столь многих поколений.

В соответствии с древней традицией, Макбет высыпал на холм Скона землю, принесенную им из Морея в сапоге. Перед самым рассветом он поднялся на холм, стащил с себя сапог и перевернул его. С почтением он взирал на то, как земля Морея сыпется на холм. Я наблюдала за этим со стороны. Чтя обычай, он поднялся на холм один.

Согласно легенде, этот холм создавался в течение многих поколений, по мере того как люди со всех концов Шотландии сносили сюда землю, торф и камни. Поэтому его основание, как говорят, было создано еще пиктами, а более верхние слои нанесены теми, кто еще до сих пор дышит свежим воздухом Шотландии.

Через несколько часов здесь соберется огромная толпа народа. Пешие и конные люди уже перебирались через вершины холмов, пересекали пустоши и плыли по рекам, чтобы присутствовать при коронации нового короля-воина, который будет защищать и поддерживать кельтские обычаи. Позднее ему предстояло принять по пригоршне земли от каждого мормаера в знак их верности. Но сейчас он был обычным человеком. В клубах тумана он опустился на траву и начал молиться.

Я и сама молилась, а потом произнесла заговор и трижды обошла холм слева направо. Я чувствовала, как за мной наблюдают древние духи.

В лучах летнего солнца торжественная процессия, состоявшая из меня, Макбета, нескольких военачальников, вассалов, священников и барда, поднялась на вершину холма. Внизу стояли тысячи людей, а пики и щиты воинов создавали мощную крепостную стену вокруг холма.

Камень судьбы Лиа Файл, обернутый в шерстяную ткань, вышитую крестом зелеными, голубыми, красными и пурпурными нитями, символизировавшими рост, синеву моря и голубизну неба, кровь и шотландские холмы, покрытые вереском, уже лежал на месте на своем более крупном постаменте. Священники под торжественные звуки гимна подняли на вершину холма огромный крест.

Макбет с чисто выбритым лицом стоял в простой небеленой рубахе, босиком. Затем он трижды обошел камень, пока наш бард Дермот произносил благословения по-кельтски, и опустился на него. За ним выстроились мормаеры всех древних провинций и областей Шотландии, за исключением мормаера Атолла. Рядом с ними стояли элитные войска — высокие, сильные и самые верные воины.

Епископ, спешно привезенный из монастыря Святого Андрея, произнес молитву и приступил к чтению присяги, которую повторял за ним Макбет. Аббат Скона накинул на плечи Макбету роскошную красную мантию, отороченную мехом и перьями орлов и воронов, — считается, что это очень древняя вещь, и хранится она в церкви Скона вместе с другими символами королевской власти, которые передаются из поколения в поколение.

Затем он вручил Макбету скипетр, сделанный из шотландского золота и серебра и увенчанный хрусталем, добытым в древних горах Морея. После чего Дермот Мак Конел начал произносить заклятие власти — стихи, написанные много веков тому назад первым поэтом Ирландии Амергином: «Я — морская волна, я — горный ястреб». Завершив заклятие, оба отошли в сторону, оставив Макбета со скипетром в руке сидеть на камне.

Тогда с колотящимся сердцем вперед вышла я. За мной шел послушник из монастыря, который нес золотой обруч на красном шелке. Это и была корона наших королей. В силу полученного от Дункана права венчать шотландских королей на трон, именно я должна была возложить ее на голову своего мужа. Я встала за спиной Макбета, трясущимися руками взяла корону и подняла ее высоко над головой, чтобы ее все увидели. Драгоценный металл вспыхнул в лучах солнца, и я осторожно водрузила золотой обруч на голову мужа.

Толпа разразилась приветственными криками, а топот ног и удары пик по щитам слились в единый, мощный хор. Этот радостный безудержный ритм все нарастал и нарастал, отдаваясь в моей крови и пронизывая до костей.

Макбет поднялся и предстал перед народом как по праву коронованный король скоттов. Он стоял с сияющим золотым венцом на голове и на мгновение показался мне скорее богом солнца, чем человеком. Он засмеялся — я так редко слышала звук его смеха, что сердце у меня запрыгало от радости, — взял меня за руку и трижды обвел вокруг камня. А затем я опустилась на Лиа Файл.

Это был кусок обычного песчаника, и, тем не менее, я почувствовала, как его дух начинает заполнять меня силой, и глубоко вдохнула, чтобы напитаться ею до самых корней. Бард Дермот произнес и надо мной древние стихи власти, и я вторила ему: «Я — ветер, я — волна, я — ястреб…»

Аббат снова велел выйти вперед послушнику, который на этот раз вынес золотой обруч меньшего размера. Я откинула накидку, открыв свои длинные бронзовые косы. И через мгновение Макбет возложил мне на голову мою корону.

Королева. По праву крови, бежавшей в моих жилах, по праву Боде и всех его предков я была королевой скоттов. Склонив голову, я погрузилась в воспоминания о своих близких, особенно о родителях, в то время как вокруг холма нарастали приветственные крики. Боде. Эльса. Я глотала слезы. Макбет протянул мне руку, и я поднялась. Мы стояли рядом в окружении взволнованной торжествующей толпы. Дермот снова вышел вперед, чтобы исполнить заключительную часть обряда — чтение списка всех предшествовавших королей.

— Мак Бетад Мак Финлех, — закончил он, — Ард Ри Албан.

Я стояла на берегу озера Ливен и ждала, когда с острова приплывет перевозчик. Он осторожно причалил к каменистому спуску, вышел из ладьи и поклонился. Хоть я и была королевой, еще не привыкла к этому. Я улыбнулась и кивнула ему. Моя свита — Ангус и еще дюжина телохранителей, которые сопровождали меня теперь повсюду, — подошла ближе, и Ангус поинтересовался, готова ли я к отплытию. Я знала, что вся его учтивость скоро с него сойдет, как сходит позолота.

Двое телохранителей переплели руки и перенесли меня на ладью — еще одна неожиданность. Я бы без колебаний задрала юбки и перешла по воде, и, тем не менее, меня обрадовало это обстоятельство, так как на мне были шелковое платье и шерстяной плащ с красивой вышивкой, которые мне подарили жены мормаеров. Телохранители осторожно опустили меня в ладью.

Все мы чувствовали себя неловко в эти первые дни, ибо нам надо было свыкаться с нашими новыми ролями и новым образом жизни.

А в то утро я задалась целью посетить свои земли у острова Ливен и повидаться со своей мачехой Долиной, которую я хотела пригласить жить к нам. Однако она чувствовала себя вполне уютно в своей маленькой хижине и отказалась, сказав, что ей не по нраву дальние поездки, хотя я и предложила ей обосноваться в какой-нибудь из резиденций, которые теперь нам принадлежали в разных концах королевства. На самом деле я нуждалась в ее помощи, и, наконец, она пообещала, что подумает над моим предложением. Когда я уходила, она протянула мне изящную накидку, которую вышила специально для меня. Я пообещала навестить ее в ближайшем будущем и двинулась к берегу озера, так как до захода солнца хотела выполнить еще одно дело.

Ладья уткнулась в остров, и из монастыря вышел аббат, который хотел лично меня поприветствовать. Остров представлял собой пологий холм, вздымающийся из воды, и от строений, сгрудившихся на его вершине, веяло спокойствием и умиротворенностью.

— Добро пожаловать, королева Грюада, — промолвил аббат, и мы начали подниматься вверх. — Для нас твой приезд — двойная честь. Ибо ты не только королева, но и великодушная госпожа земель, расположенных по берегам озера. Я лишь вчера вечером получил твое сообщение и прошу позволения показать тебе наш анклав.

Довольно быстро мы достигли ворот, где нас встретили несколько монахов, и один из них преподнес мне чашу с медом, так как у монастыря была своя собственная пасека. Аббат показал мне спальни, сады и проводил в часовню, где все мы преклонили колени. Когда мы снова оказались на улице, я спросила, не могу ли повидаться с братом Дростаном.

— Обычно он находится в скриптории, — ответил аббат и послал за ним молодого послушника. Через несколько минут к нам подошел Дростан. Его искренние, но высокопарные поздравления заставили меня улыбнуться — никто из нас еще не понимал, как надо себя вести.

— Пойдем, я покажу тебе, где я работаю, — произнес он затем, уже как старый друг. И мы двинулись вперед в сопровождении Ангуса и моих телохранителей.

Библиотека и скриптории, где хранились и переписывались книги, располагались в каменном здании, стены которого внутри были побелены, чтобы уберечь находящиеся здесь сокровища от сырости. Вдоль стен шли массивные полки, на которых были сложены книги, некоторые были подвешены к полкам на цепях. В центре стояло несколько столов и жестких сидений. Дростан с гордым видом продемонстрировал мне несколько книг, доставая их с полок, чтобы я могла разглядеть витиевато украшенные обложки — некоторые были обиты металлом и инкрустированы эмалью, другие переплетены в кожу. Самыми драгоценными книгами монастыря Святого Сервана считались древняя рукопись ирландских законов Адомнана и его же жизнеописание святого Колумбы. Позолоченные облолски были усеяны хрусталем, а страницы украшены цветными рисунками.

— Макбету будет интересно узнать, что здесь хранится книга законов, — заметила я. — Подозреваю, что он захочет приехать к вам и прочитать ее.

— Аббат будет очень рад. — Дростан показал мне свой рабочий стол — высокий узкий пюпитр со скошенной крышкой. Он переписывал какую-то рукопись, и на столе лежала еще незавершенная страница.

— Чтобы подготовить их и разлиновать, требуется очень много времени, — пояснил он и принялся рассказывать, как другие монахи тщательно очищают листы пергамента и выделывают овечьи кожи, как разлиновывают их красно-коричневыми чернилами, прежде чем на них можно будет писать. Сбоку специально оставлялись поля для заметок и рисунков. Затем каждая страница украшалась рубрикатором — большой заглавной буквой, которая выводилась красными чернилами. Зачастую ей придавали особо изысканную форму, обвивая изображениями растений или животных.

— Однако у меня нет таких способностей, — заметил Дростан, — поэтому я отдаю страницы художнику для украшения. Хороший пергамент ценится очень дорого, а вот дубового галла всегда в избытке, надо только уметь правильно варить из него чернила. Я предпочитаю коричневый цвет, для этого чернила нужно смешать с железной стружкой. А вот чернила из солей железа мне нравятся меньше, хотя я и их держу про запас… — Он умолк и рассмеялся. — Мне очень нравится моя работа.

— Я вижу, — улыбнулась я в ответ.

Потом я попрощалась с аббатом, и Дростан отправился провожать меня к ладье.

— Дростан, мы хотим, чтобы ты переехал к нам, — обернувшись, сказала я. — Нам нужен хороший священник для составления документов и ведения переписки.

— Я очень польщен, — осторожно ответил он. Долгие годы молитв и размышлений сделали его настоящим отшельником. — Но многие справятся с этим гораздо лучше, чем я.

— Но никто из них не сможет стать верным другом, — тихо заметила я.

— Теперь, когда ты королева, друзей у тебя больше, чем человек в силах сосчитать.

— И как же я отделю друзей от врагов без твоей помощи?

Он улыбнулся:

— Хорошо. Я спрошу у аббата, позволит ли он мне уехать. Я еще не закончил переписывать две книги, да и занятия мои еще не завершились, однако, возможно, он согласится отпустить меня.

— Прекрасно. Я обращусь к нему с официальной просьбой.

— Обратись с любезной просьбой, и тогда он к ней отнесется благосклонно, — сказал Дростан.

— Я чувствую, что мне потребуются твои советы.

— Ступай, тебя ждут, — промолвил Дростан.

Мои телохранители опять переплели руки, и на этот раз я уселась с таким видом, как будто это само собой разумелось.

 

Глава 28

Мы оставили Скон далеко позади и направились к древней крепости Кинкардайн О'Нил, расположенной на склоне холма в старом танстве. Эти места напомнили мне о Кром Алте, ибо они находились неподалеку от быстрой и глубокой реки Ди и рядом с горным перевалом, который вел в Морей. Мне нравилось спокойствие золотистой пустоши, однако отсюда было рукой подать до кольца древних камней Ланфинанна, где когда-то нас встретили три ворона. И воспоминание об этом зловещем предзнаменовании до сих пор меня преследовало.

Однако крепость оказалась удобным домом для короля, и мы прожили в ней некоторое время, не считая краткой отлучки в Элгин, чтобы забрать Лулаха, который был вне себя от радости, что стал единственным королевичем Шотландии. Пока мы оставались в Элгине, мне надо было тайно сделать еще одно дело. Я не могла зачать в течение уже столь длительного времени, что окончательно отчаялась. Часть моих обязанностей оказалась невыполненной: будучи королевой, я должна была подарить королю кровного наследника.

Мы с Биток спустились в сад, где яблони были усеяны тяжелыми сентябрьскими яблоками, а с кустов еще не осыпалась ежевика. С нами были Лулах и старший сын Фионна, которого Макбет согласился усыновить, когда тот станет постарше. И здесь, собирая ягоды в этом уединении, я решила поговорить с Биток.

— Листья малины лечат многие женские недуги, — сказала Биток.

— Я пью их вместе с настоями других трав с тех пор, как родился Лулах, — ответила я. — Должны же быть еще какие-нибудь средства. Может, нам спросить у твоей матери?

— Можно, но она так занята своими больными, которые стекаются к ней отовсюду, что вряд ли сможет приехать на север. А ты тоже не можешь свободно путешествовать. — Биток наклонила усеянную ягодами ветку, чтобы Лулах, вознамерившийся собрать полное ведро, мог сорвать с нее ягоды. — Ты можешь съездить к Катрионе из Кинлосси, — добавила она. — Должна признаться, она знает не меньше моей матери. Думаю, и Макбет остался в живых только благодаря ее таланту.

— Конечно, я съезжу к ней, если ты не обидишься, — осторожно заметила я.

— Я же сама тебе предложила сделать это, разве не так? — Она улыбнулась. — Если бы я обладала ее знаниями и опытом, у тебя бы уже был еще один ребенок. Несмотря на то что произошло между вами, думаю, она сможет тебе помочь.

Мы молча обобрали еще один куст, ибо решение уже было принято.

Дождавшись, когда Макбет отправится объезжать свои морейские владения, я наступила на горло собственной гордости и поехала к Катрионе. Муж взял с собой Найелла и Константина, которым собирался предоставить крупные танства, чтобы они надзирали за Мореем в его отсутствие. Я же тем временем на несколько дней отправилась в Кавдор, чтобы навестить тана и его жену. Будучи польщенной визитом королевы, она не стала задавать вопросов, когда я в сопровождении Биток и двух телохранителей направилась в Кинлосси.

Насколько я помнила, хижина Катрионы располагалась у подножия холма. Трещина на двери, оставленная много лет назад моей стрелой, была закрашена. И теперь я ощущала себя совсем другим человеком, не ревнивой и взбалмошной девицей, которая выпустила ту стрелу. Над дымовым отверстием в крыше струился дым, и я, предположив, что Катриона должна быть дома, постучала в дверь. Она отворила, и в проеме показалось ее удивленное и прелестное лицо.

— Королева Грюада, — она тревожно посмотрела мне за спину. — Что-нибудь случилось? Твоего мужа здесь нет.

— Я знаю, — ответила я. — Можно мне войти?

Она сделала шаг в сторону, пропуская меня в дом.

Ее сын Анселан сидел у очага и играл с маленьким терьером. Он вырос и превратился в красивого крепкого мальчика с такими же темными волосами, как у матери. Я улыбнулась и поздоровалась с ним. Катриона налила нам эль и вынесла кувшин и несколько чаш на улицу для моих стражников и служанки. Одну чашу она поднесла мне. Напиток, приправленный ягодами и специями, был восхитительным. И я ее поблагодарила:

— У тебя очаровательный сын. Наверное, он уже достиг того возраста, когда его можно усыновить, — добавила я.

— Да. Твой муж уже предлагал мне, — ответила она. — Однако я пока не дала своего ответа, хотя Анселан хотел бы переехать к вам. Садись, госпожа, — промолвила она, и я села за стол напротив нее. — Может, я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила она.

Я вздохнула:

— После рождения Лулаха я теряю всех детей, которых зачинаю. А в последнее время мне и вовсе не удается зачать.

Она кивнула, словно уже знала об этом, и задала мне несколько вопросов настолько интимных, что я не знала, как на них ответить, но прямолинейность и честность моей натуры взяли верх: в конце концов, она своими собственными руками вытащила из меня моего ребенка и, хотя не хотелось признаваться в этом, знала тело моего мужа не хуже, чем я. И внезапно мне стало от этого легче. Когда-то я испытывала ревность к их отношениям, пока сама не стала частью этого орнамента. Я вела себя как волчица, защищающая свою территорию, но, в конце концов, Катриона спасла Макбета, Лулаха и меня саму, и я хотела снова доверять ей.

— Я приготовлю для тебя кое-что, — сказала Катриона и принялась копаться в глиняных склянках и мешочках, которыми были заставлены полки. Со стропил свисали сушившиеся травы, а на пристенном столике были аккуратно разложены и расставлены пестик и ступка, маленький нож, стеклянная склянка с маслом и глиняные плошки с воском. Она отобрала несколько трав и покрошила их листья, стебли, цветки и сушеные ягоды в кипящую воду.

— Это листья и ягоды малины, — пояснила она. — К тому же тебе нужны ромашка, пиретрум и еще кое-что. — Когда настой был готов, она отставила его остужаться и протянула мне еще одну склянку. — Эта настойка уже готова. Иногда ее называют покровом дам, и она очень хорошо помогает при женских недугах. Смешай ее с водой из целительного источника и пей в течение трех недель после того, как у тебя закончится очередной цикл. Можешь и в ванну это подмешивать.

— Хорошо, — ответила я, забирая склянки.

— И ложись со своим мужем почаще… как только вам того захочется. Это поможет тебе зачать. — Она отвернулась. — А если тебе понадобится что-нибудь еще, только сообщи мне.

Она принялась разливать свежий настой в глиняные кувшинчики и закупоривать их восковыми крышками.

— Я тебе так благодарна, — промолвила я. — Я всегда помню, Катриона, чем я тебе обязана. Мы все у тебя в долгу. И я была… несправедлива по отношению к тебе. — Слова застряли у меня в горле, но я заставила себя произнести их.

Как настоящая королева, она сложила на груди руки и вздохнула:

— Мы обе были несправедливы друг к другу.

Я еще не могла предложить ей вечной дружбы, но мир между нами был восстановлен.

— На улице меня ждет Биток, — промолвила я. — Она потрясена твоими знаниями и умением. — И я рассказала ей о лекарствах, приготовленных для меня Биток.

— Очень хорошо, — ответила Катриона. — Я уже думала о том, чтобы взять себе подмастерье, но никто из местных девушек не обладает необходимыми способностями. Может, Биток… — Она умолкла.

— Поговори с ней, — и я обернулась, чтобы попрощаться.

— Госпожа, — назвала меня Катриона официальным титулом. — Двоюродный брат моего покойного мужа тан Кинлосси еще раз сделал мне предложение, и я решила его принять.

— Я искренне желаю тебе всего самого лучшего.

— Значит, мир? — тихо, чуть ли ни шепотом, спросила она. В ее огромных карих, прекрасных глазах промелькнула мольба.

— Мир, — ответила я. — И я надеюсь, что твоему сыну будет хорошо с Макбетом. Если хочешь, я сообщу ему, что ты согласна на его усыновление.

— Благодарю тебя. — Она вышла на улицу, чтобы переговорить с Биток. — Сообщи мне, когда забеременеешь, и я пришлю тебе еще кое-что, чтобы ты выносила ребенка до рождения. И если захочешь, я приму роды.

— Будем надеяться, что тебе будет кому помочь появиться на свет, — улыбнулась я, чувствуя, как у меня сжалось горло. Я понимала, почему ее любил Макбет, или по-прежнему любит, и осознавать это было очень больно.

Я пила настойки, принимала ванны и ложилась со своим мужем настолько часто, насколько он этого хотел и в Элгине, и в Кинкардайне. Меня словно сжигал внутренний огонь — я отчаянно хотела родить ему ребенка, который стал бы продолжателем нашего рода. На этот раз я не сомневалась, что смогу забеременеть и благополучно выносить плод до родов.

И к Рождеству, когда мы развешивали можжевеловые ветви, жгли благоуханные сучья и распевали соответствующие молитвы, я уже точно знала, что забеременела. Я решила быть осторожной и не рисковать. Даже Макбет обратил внимание на то, что теперь я предпочитаю предаваться более спокойным занятиям — чтению Евангелия, шитью и изучению шотландских законов вместе с Дростаном. Я пока ни о чем ему не говорила. Однако мои близкие быстро догадались. Я послала гонца к Катрионе, который вернулся обратно со свертками трав и оберегами, сделанными из соломы, обвязанной красными нитями. Кроме того, она прислала мне ветви рябины и тексты заговоров, которые я должна была произносить. Я старалась ни о чем никому не говорить, чтобы печаль, знавшая меня по имени, снова не обрушилась на меня.

И вот наступил день, когда я ощутила внутри себя шевеление, — это было как всплеск рыбы, как трепетание крыла.

Услышав громкие голоса из зала, я вышла из спальни, где мы вышивали с Эллой и Биток. Внизу Макбет беседовал с несколькими мормаерами и танами, съехавшимися к нам на ужин. Ощутив усталость, я рано их покинула. Но теперь, когда крики усилились, я решила спуститься вниз.

У дверей стоял новый стражник, который не пожелал впускать меня в зал. Но когда я наградила его холодным взглядом, которым мне недавно удалось овладеть, он уступил. Стоило мне войти, как все крики прекратились, словно голосовые связки всем перерезали ножом.

— Королева Грюада, — Макбет встал. Он вел себя скованно и официально, словно мое присутствие мешало ему или кому-то из его гостей. Те, с кем я была знакома, поприветствовали меня, те, кто меня не знал, бросили на меня негодующие взгляды. Руари пододвинул мне кресло, и я села между ним и Макбетом.

— Нам не нужна королева на этом совете, — проскрежетал мормаер Мара. Я плохо знала этого высокого и костлявого человека с вечно сморщенным лицом.

— Королева имеет право присутствовать на этом совете, — ответил Макбет. Он сложил руки и опустился в кресло, приняв задумчивую позу.

— До нас дошли слухи, что Крайнен из Атолла отослал детей Дункана из Шотландии: младшего сына — на острова к норвегам, а старшего Малькольма вместе с сестрой — на юг, под защиту их дяди эрла Нортумбрии, — наклонившись ко мне, сообщил Руари.

— Они не имели права покидать Шотландию, — заявил Map.

— Их близкие заботятся о них так, как считают нужным, — сказала я.

— Надо было убить щенков Дункана, — ничтоже сумняшеся добавил Map.

В ответ раздался гул согласных голосов. Однако кое-кто промолчал. Я тут же вспомнила об обещании, данном мною госпоже Сатен:

— Да как вы смеете!

— Род старого Малькольма должен быть уничтожен точно так же, как он пытался истребить род Боде. И уж ты лучше всех должна была бы понимать это, — Map устремил на меня свой горящий взор.

— Но они уехали из Шотландии, — ответила я. — Крайнен забрал своих внуков из Скона, когда повез тело Дункана на Иону. Мы никогда их больше не увидим.

— До тех пор, пока они не вырастут, — заметил один из танов. — И пока они живы, представляют угрозу для Макбета и для трона Шотландии.

Мой муж задумчиво слушал и тихо закипал:

— Продолжайте.

— Я прихожусь им родней, — заявил мормаер Мирнса, — но и я скажу, что они представляют угрозу, и с ними надо что-то делать, особенно после того, как они оказались под защитой своих саксонских родственников.

— Малькольм и его брат станут воинами и вернутся, — заметил Синил.

— Или останутся в изгнании, — добавил Фионн. — Макбет выслал их.

— Они — дети, — промолвила я. — Что они могут знать о войне?

— Зато их родня многое о ней знает и научит их! — Мормаер Мирнса стукнул кулаком по столу. Собака, лежавшая под столом, вскочила и вышла из зала. — Щенки Дункана вырастут и обретут силу, имея деда в Атолле, дядю в Нортумбрии и убитого отца-короля. — Он снова ударил кулаком по столу. — Им всегда будут напоминать об этом.

— Да, они представляют опасность, — согласился Синил. — Даже девочка. Когда-нибудь она выйдет замуж за воина, который тоже присоединится к общему делу.

— Я знаю Малькольма Разрушителя, — наклонившись вперед, произнес мормаер Мирнса. — Я сражался с ним бок о бок и видел, как он опустошил Кархем и насадил головы противников на пики. Ни они, ни мы об этом не позабыли. Щенки Дункана представляют опасность, и им нельзя позволить вырасти. Старый Малькольм не усомнился бы, если бы они угрожали его будущему.

— Я не Разрушитель, — ответил Макбет.

— Ты из его рода, — заметил старый Мирнс. — И сегодня тебе принадлежит его трон. Он не стал бы обсуждать это на военном совете, а просто сделал бы. Да будь это даже мои дети, я бы заткнул им глотки и утопил.

У меня перехватило дыхание:

— Но старшему из них всего девять лет!

На меня никто не обратил внимания, кроме мужа. С меня было довольно. Я встала и в гробовой тишине вышла из зала. За моей спиной вздохнули с облегчением, чего я не могла сказать о себе.

Я поднялась в свои покои, открыла дверь в комнату, где спал Лулах, и провела рукой по его лбу. Когда он проснулся, я позвала его няню.

— Приведи его в нижний зал, — приказала я.

Через мгновение я вошла туда, держа на руках раскрасневшегося ото сна сына, который тер ручками свои глаза. Я поставила его на пол и положила руку ему на голову.

— Лулаху восемь лет, — сказала я. — Малькольм Дункана ненамного старше. Может этот ребенок представлять угрозу для Шотландии? — Я обвела глазами мужчин, которым хватило мужества встретиться с моим взглядом. — У многих из вас есть дети, и вы следуете учению церкви. И будучи воинами, вы должны защищать свою землю. А теперь соедините все это вместе, чтобы ваше решение было не только мужественным, но и милостивым.

Многие отвели глаза в сторону, хотя кое-кто продолжал смотреть на Лулаха. Я поцеловала своего сына в макушку и отослала его к няне. Однако по дороге Лулах подбежал к Макбету и положил руку ему на плечо, словно желая ему доброй ночи.

— Ступай, — пробормотал Макбет.

Я выждала, пока дверь за моим сыном не закроется.

— Если вы убьете наследников Дункана, — сказала я, — вы разделаетесь с детьми, а не с врагами короны. А каждый ребенок бесценен. — Я прикоснулась к собственному животу, который уже начинал округляться.

— Мы не знаем, в кого превратятся сыновья Дункана, — тихо заметил Синил. — Мы рискуем. И некоторые готовы предпочесть этому риску грех детоубийства.

— Убийство детей Дункана сделает из них мучеников, — заметил Руари. — Короля Макбета сочтут тираном, и многие от него отвернутся. Кто бы ни нанес последний удар, вина все равно падет на Макбета.

— Подобное убийство омрачит наше будущее, а не облегчит его, — сказала я.

Макбет напряженно молчал, позволяя всем высказать свое мнение. Меня переполняла уверенность в собственной правоте. Даже помимо обещания, данного леди Сатен, в этом положении я готова была защищать любого ребенка.

За столом воцарилась тишина. Одни думали о доме, другие — о мести, третьи — об аде. Я ждала.

Наконец Макбет наклонился вперед и положил руки на стол:

— Мы оставим в покое детей Дункана. В данный момент они находятся под защитой своей родни. Когда мальчики вырастут и станут воинами, я разберусь с ними, если до этого дойдет дело. Пока они высланы, и им запрещено ступать на землю Шотландии.

Старый Мирнс откашлялся:

— Нельзя позволять Малькольму Мак Дункану достичь совершеннолетия и стать воином.

— В Шотландии не убивают детей, — ответила я.

— Ты, госпожа, — пробормотал Мирнс, — подписала сегодня смертный приговор своему мужу.

Я ворочалась в постели в ожидании Макбета. И внезапно мне на ум пришла пророческая загадка, произнесенная однажды старой женой угольщика: «Берегись сына воина, пролитая кровь которого сделает Макбета королем».

Неужто она имела в виду юного Малькольма, пролитая кровь отца которого возвела Макбета на трон? Я сдержала свое обещание леди Сатен и сделала все возможное, чтобы ее дети остались в живых. И я решила не обращать внимания на пророчества Уны, подумав, что глупости безумной не стоят того.

«Ты подписала смертный приговор своему мужу», — продолжал звучать во мне голос Мирнса. Я не могла сомкнуть глаз, гадая, неужели я должна была промолчать, когда мужчины собирались убивать детей, которые в дальнейшем могли бы представить для них угрозу? Неужели они были правы, а я нет? Неужели истребление безответной и нежной жизни — это все, чего требовала защита государства?

А если эти щенки со временем станут волками, я познаю всю глубину своих заблуждений.