— Черт возьми! — прохрипел Уайтхоук. Николас остановил Сильвануса возле коня, на котором восседал отец, в полном молчании наблюдая за приближением Лесного Рыцаря. Он появился из сверкающей снежной круговерти, словно волшебное видение. Огромный конь, мощный, словно бык, и выше любого скакуна, отливал зеленым сиянием.

— Это не ты, — медленно произнес Уайтхоук. — Клянусь, что этот уже настоящий.

Николас взглянул на отца, а потом вновь перевел взгляд на всадника. Царила абсолютная тишина.

Ветер дул прямо в лицо, и Николас прищурился.

«Должно быть, это Элрик, — подумал он. — Очевидно, верный друг каким-то образом узнал, что гарнизоны встречаются в этой части долины».

Волшебный всадник подъехал ближе и поднял руку, больше похожую на дубовую ветку. Огромный топор блеснул в его длинных узловатых пальцах.

Николас на мгновение совсем закрыл глаза, чтобы проверить, что ему это не чудится. Существо выглядело страшным, настолько сильным — дикой и первобытной мощью, — что он усомнился в собственном здравом смысле. Неудивительно, что все, кто его видел, были поражены обличьем — невозможно придумать образ более зловещий и более убедительный.

Чуть позже Николас узнал несколько деталей костюма, которые могли появиться исключительно из запертого сундука в пещере Черного Шипа: зеленые доспехи, зеленую сеть, всю увитую листьями, которая надевалась поверх плаща.

Но мох, которым заросла голова чудовища, казался настоящим, таким же зеленым, как его лицо и борода. Повсюду, от головы до ног, росли свежие зеленые листья — странные среди суровой зимы.

Ягоды и крошечные цветы падали с плаща при каждом шаге коня, оставляя на снегу живой след. Растительность на руках рыцаря также казалась свежей, будто в конце мая. Присутствие Лесного Рыцаря напоминало об ином мире, говорило о новой жизни посреди зимнего затишья, о мощной магии, более сильной, чем установленная природой смена времен года.

Существо остановилось довольно далеко, но и сквозь снегопад можно было разглядеть детали его облика. Ветер донес свежие лесные запахи. Лесной Рыцарь начал причудливо кружить, двигаясь так, словно течение времени замедлилось, и мгновения стали дольше.

Николас ни разу в жизни не видел Лесного Рыцаря так, как его видел Уайтхоук. Впечатление было равно по силе тому, которое произвело бы появление молнии среди зимнего бурана. Он повернулся и взглянул на отца. Уайтхоук сидел с широко открытыми глазами, словно привидение. Лицо его стало белым, словно мел, глаза застыли и превратились в осколки старого грязного льда.

«Что бы ни задумал сегодня Элрик, — решил про себя Николас, — выполнено это смело и может стоить ему жизни». Он обвел взглядом просеку. Воины сидели верхом абсолютно неподвижно и были больше похожи не на живых людей, а на солдатиков, выточенных из мрамора. Каждый из них словно видел перед собой исчадье ада. Даже Шавен не двигался.

Повернув голову, Николас увидел за своей спиной Эмилин.

Он тихо выругался и быстро отвернулся, пытаясь справиться с самим собой. Потом пошевелился в седле и знаком подозвал ее к себе. Если уж ей суждено быть здесь, то пусть она окажется поближе, чтобы в случае необходимости он мог ее защитить.

Он решил так, потому что она несла в себе нечто чрезвычайно ценное: она любила его. Эта любовь и заставляла ее действовать удивительно смело и непредсказуемо, сначала чудом выбравшись из башни, а потом следуя за ним сюда. Неуверенный, что заслуживает подобной верности и преданности, Николае, однако, не сомневался, что сможет вернуть их сторицей.

Если сегодня он не покинет эту долину живым, все лучшее, что в нем есть, что рождено любовью, сохранится в ее памяти или, возможно — кто знает? — в его потомстве, которое, если Богу будет угодно, она может уже сейчас нести в себе. Николас Хоуквуд продолжит себя лучше, чем он жил. Все лишнее, что мешало ему, исчезнет. Он отчаянно хотел, чтобы Эмилин оказалась в безопасности, чтобы она сохранила и свою, и часть его жизни.

Эмилин поставила своего серого коня между Николасом и Уайтхоуком. Барон видел, что ей не страшно: она узнала Лесного Рыцаря. Ее красота почти поразила его в этот момент своей чистотой и силой. В ней отражалось спокойствие, полное отсутствие страха, уверенность, идущая из глубины души. Она сидела верхом на своем сером жеребце среди белых снегов — розовощекая, с золотыми волосами, рассыпанными по зеленой накидке. Поймав его взгляд, слегка улыбнулась и что-то протянула ему.

Она предлагала ему книгу. Нахмурившись, он взял ее.

Зеленый всадник продолжал описывать круги, достаточно большие, чтобы включить всех троих:

Эмилин, Николаса и Уайтхоука. Копыта его коня оставляли на снегу причудливый узор, украшенный ягодами и цветами.

Уайтхоук захрипел. Николас повернулся к нему. Лицо старика потемнело — это был цвет смерти. Брови сына невольно сдвинулись.

Вокруг них было очерчено уже три круга. Чары уже стали достаточно крепкими для того, чтобы Лесной Рыцарь мог исчезнуть в лесу так же, как и появился — мощно и величественно.

Неожиданно заколдованное молчание нарушил крик:

— Убейте его! Он смертен! — Шавен стремительно скакал по просеке, — Убейте его!

Несколько воинов бросились за ним, хотя большинство все еще находились в странном оцепенении последних мгновений или же ждали реакции Уайтхоука.

— Эмилин! Двигайся к моему отряду! — крикнул Николас через плечо. Взглянув на Уайтхоука, он увидел, что граф сидит неподвижно, словно заколдованный, глядя туда, где только что исчез зеленый всадник. Пришпорив коня, барон полетел вслед за Шавеном.

За ним бросились еще несколько всадников, среди которых были Гай и Питер. Шавен устремился в заросли, что-то яростно крича и пытаясь настичь исчезнувшее чудовище.

Едва Николас приблизился, Шавен с диким криком повернулся к нему, подняв меч. Гай, Питер и еще несколько всадников встали рядом со своим лордом, готовые защищать его. Из леса вынырнули несколько приближенных Шавена, и люди Хоуксмура бросились к ним. Завязалась схватка.

Шавен взвесил меч в руке, пытаясь сдержать беспокойно мечущегося коня.

— Защищайтесь, милорд, — отрезал он. — Верхом и с мечами в руках — благородная битва. Лицо к лицу, рука к руке! — Рыцари кружили по глубокому снегу среди деревьев.

Николас вспомнил, как давным-давно, когда оба еще служили оруженосцами, они вместе тренировались. Косоглазие мешало Шавену, и он не был особенно силен ни в стрельбе из лука, ни в схватках на мечах. Но он был хитер, и умудрялся интуицией и умом восполнить свои недостатки. Николас вспомнил также, что Шавен никогда не дрался честно.

Ни время, ни жизненный опыт не изменили его. Первый его выпад оказался слишком далеким. Николас легко парировал его и зашел противнику за спину.

Они снова послали коней навстречу друг другу. Приблизившись, Николас нанес удар, но Шавен успел отбить его. Внезапно тяжелым сапогом он ударил Николаса по ноге. Барон легко отвел коня в сторону, смягчив силу удара. Тут же, развернувшись, он напал снова, и на этот раз удар пришелся по плечу Шавена, точно попав в самый тонкий участок доспехов. Плащ цвета ржавчины потемнел от крови.

Отражая следующий удар меча, Шавен слегка улыбнулся.

— Теперь я наследник Уайтхоука, — заявил он.

— Ты никогда не вступишь во владение Хоуксмуром! — отрезал Никола.

— Еще посмотрим! Ты достаточно водил нас за нос. Черный Шип! — презрительно произнес Шавен. Назвав это имя, он резко взмахнул мечом, но Николас точно блокировал задуманную атаку.

Всадники дрались, а кони кружились бок о бок.

Шавен сморщился, помимо своей воли предупреждая о следующем ударе, и тут же нанес его, Николас с легкостью отвел острие меча противника, но от стремительности движения его собственный меч воткнулся в ствол дерева.

Освободив оружие, Николас повернулся. Шавен, обхватив обеими руками рукоятку меча, размахнулся изо всей силы.

Николас пригнулся и резко послал коня вперед. Шавен промахнулся. Сопротивляясь инерции собственного движения, Николас послал меч в руку Шавену и рассек закрытое кольчугой предплечье. С воем, словно разъяренный кабан, Шавен кинулся на барона, и вместе они покатились на землю.

Голова Шавена ударила Николаса прямо в солнечное сплетение, и он на мгновение замер на снегу. Шавен придавил его своим телом. Пытаясь встать на ноги, дотянуться до своего меча, Николас увидел, что Шавен уже схватил его и стоит над противником, готовый нанести решающий удар.

Эмилин негромко вскрикнула и подъехала ближе, стараясь держаться недалеко от деревьев. Услышав страшный звон металла о металл, она увидела, что Николас и Шавен схватились в смертельной битве, нанося друг другу удары, словно рыцари на турнире. Разница была лишь в том, что Шавен был в полном рыцарском снаряжении, а Николас даже без шлема.

Неожиданно Шавен прыгнул, повалил противника на землю и завладел его мечом. Эмилин рванулась вперед. Никого не было рядом с Николасом, и никто не мог ему помочь. Шавен занес меч в тот самый момент, когда Николас перевернулся, пытаясь подняться.

Не раздумывая, Эмилин вложила в лук стрелу. Повернулась, подняла лук и туго натянула тетиву единым движением. Она вспомнила слова Николаса: «Мягко, на едином дыхании». Шавен готовился нанести удар.

Девушка выпустила тетиву. Стрела взметнулась вверх, потом начала снижаться. Пораженная, Эмилин стояла молча. Она попала в цель.

Меч скользнул куда-то в сторону: Шавен упал. Николас стремительно вскочил на ноги и посмотрел вниз, потом вверх, потом растерянно оглянулся. К нему подошел Гай, держа под уздцы Сильвануса.

— Святые угодники, — произнес кто-то позади Эмилин. — Мне кажется, вы убили его, миледи.

Девушка обернулась и увидела Вильяма и конвой, защитным полукругом стоящий у нее за спиной.

— Он упал, — тихо произнесла она.

— Ваша стрела попала ему прямо в шею. Более искусного выстрела нельзя и представить. — Вильям восхищенно смотрел на госпожу.

А госпожа с трудом перевела дыхание и отвернула коня в сторону. Ей стало плохо.

Неподалеку Уайтхоук сидел на своем белом скакуне, странно согнувшись и подняв плечи. Подъехав ближе, Эмилин не на шутку испугалась. Почему он ничего не предпринимает, не приказывает своим людям атаковать или преследовать?

— Милорд! — позвала она графа.

Он повернулся и взглянул на девушку мутными, ничего не выражающими глазами. А потом упал на шею своего коня.

Мимо Эмилин пронесся Николас на своем Сильванусе. Его внезапное появление испугало ее; отъехав в сторону, она еще не поняла, что короткая битва закончилась смертью Шавена.

Барон соскочил с коня.

— Помогите мне снять его! — крикнул он. Вильям и еще один воин спешились, и строем они опустили Уайтхоука на землю. Эмилин тоже сползла с коня и, увязая в снегу, направилась к ним.

— Надо снять доспехи! — на бегу кричала она. Скинув рукавицы, начала поспешно развязывать кожаные тесемки, скреплявшие капюшон и кольчугу. Николас пытался оттянуть ворот кольчуги у горла.

Страшный звук, похожий на свист стрелы, сменился не менее страшным хлюпаньем в груди. И так несколько раз. Казалось, граф пытается дышать, но не может.

— Что это такое? — в ужасе почти закричала Эмилин. Она подняла его голову, и белые волосы рассыпались по ее рукам, словно шелк. Она положила голову к себе на колени, понимая, что в таком положении Уайтхоуку будет легче дышать.

— У него больные легкие, — объяснил Николас.

— Пошли кого-нибудь за Мэйзри.

— Некогда. — Николас сорвал с себя зеленый плащ и накрыл им отца. — Надо постараться, чтобы он не замерз, — объяснил он. — От холода станет еще хуже. Питер! — позвал он, разыскивая что-то в карманах графа.

— Что ты делаешь? — удивилась Эмилин. Уайтхоук на ее коленях с трудом дышал. Николас взглянул на Питера.

— Он все время возил с собой лекарство. Посмотри в седле. — Кивнув, Питер побежал обследовать седельные сумки. — Моя мать знала, чем это лечить, — объяснил Николае. — И сейчас ему постоянно готовят настой по ее рецепту.

Кожа Уайтхоука приобрела каменный оттенок. Он сложил губы, беззвучно произнося какое-то слово.

Эмилин нагнулась.

— Священника, — произнесла она.

Николас сунул руку в карман куртки и достал маленький молитвенник, спасенный Эмилин. Он протянул книгу Уайтхоуку.

Схватив ее, граф закашлялся, и в груди его поднялось немыслимое клокотанье.

— О господи! — не выдержала Эмилин. — Неужели ничем нельзя ему помочь?

— Сейчас, — коротко ответил Николас, схватив маленький кувшинчик, переданный Питером. Сорвав восковую пробку, он поднес кувшин к губам Уайтхоука. Старик глотнул, кашлянул, глотнул снова.

Слезы наполнили глаза Эмилин: настолько больно было видеть человека, еще полного сил и огня, в таком жалком состоянии. Он мог умереть в любую секунду.

— Милорд, — проговорила она, — милорд, вы должны узнать кое-что.

— Что? — нетерпеливо вмешался Николас

— Леди Бланш умерла вовсе не от голода. Я нашла письмо, милорд, в башне. Она принимала лекарство от сердца. Леди Бланш собиралась просить у вас мира на следующее утро, милорд. Но нечаянно приняла слишком большую дозу настоя. Или же наоборот, не успела его принять, и сердце ее остановилось.

Эмилин схватила руку Уайтхоука в свою.

— Она не собиралась умирать, милорд. И вовсе не вы убили ее. У нее было очень слабое сердце, и она это знала. Но она хотела жить как можно дольше.

— Если это правда, сэр, то на вас не лежит грех ее убийства, — тихо проговорил Николас.

Уайтхоук с трудом вдохнул и мрачно взглянул на Николаса.

Эмилин наклонилась к нему.

— Милорд, — прошептала она, — леди пишет также, что у вас есть сын. Он мужественный и целеустремленный человек. Хороший человек, милорд.

Она подняла глаза на Николаса. Его взор был исполнен сочувствия и понимания. Он смотрел на отца, и на щеках его, как всегда в минуты глубокого волнения, появились красные пятна.

Уайтхоук снова закашлялся, однако клокотанье в его груди стало заметно тише. Прижав молитвенник к груди, он открыл было рот, глядя в глаза сыну, но потом снова упрямо закрыл его.

— Я часто поступал, поддаваясь гневу, милорд. Да и нередко забывал о чести. Я прошу у вас прощения.

— Мой характер, — прошептал Уайтхоук. — У тебя мой характер.

Дрожащими пальцами Эмилин убрала волосы со лба графа. Завывание в его груди стихало. Граф дышал.

— Травы помогают, — произнесла Эмилин.

— Если у него появятся силы, мы перенесем его в теплое место, — решил Николас. — Питер! — обратился он к другу, — организуй носилки!

Уайтхоук пошевелился.

— Нет, — решительно отказался он, — я не хочу, чтобы меня несли! Посадите меня на коня!

— Но, милорд… — запротестовала Эмилин.

— Хорошо, милорд, — Николас понял отца. Он поднял его на ноги. Качаясь, граф оттолкнул сына и медленно пошел к своему коню.

Молча он отдал молитвенник Эмилин. Она взяла книгу, глядя на графа широко открытыми глазами. Она не сомневалась, что, то мгновение искренности и нежности, которое она видела в лице и глазах графа, было истинным. Что бы ни произошло после того, как Уайтхоук узнает о существовании документа о принадлежности земель в долине Арнедейл, она верила, что мир может быть достигнут.

— Миледи, — произнес Уайтхоук, — я не выказывал вам того почтения, которого вы заслуживаете. Прошу прощения.

— Прощаю охотно, — ответила Эмилин. — Милорд, — продолжила она, — вы еще чрезвычайно слабы и нуждаетесь в помощи. А путь до Грэймера, далек и труден.

— Поезжайте в Хоуксмур, — спокойно предложил Николас.

Уайтхоук взглянул на него.

— Ты примешь меня там?

Николас провел рукой по шее светлого коня.

— Я когда-то уже говорил вам, что прощение — эта та добродетель, которой я так и не смог научиться. Но моя супруга сумела доказать мне, что семья — это один из самых ценных на свете даров. И если уж мы удостоились этого дара, то нельзя отбрасывать его и рвать связь, созданную Богом.

Эмилин с удивлением взглянула на мужа и взяла его за руку. Он крепко сжал ее ладонь и снова взглянул на отца.

— Твоя леди верна и сильна духом, — мрачно признал Уайтхоук. — Такой же была твоя мать, теперь я это понимаю. Если бы только мы с Бланш не были так упрямы! Мы погубили друг друга.

— Добро пожаловать в Хоуксмур, сэр, — повторил Николае. — Нам есть что обсудить, когда вы поправитесь.

Уайтхоук кивнул.

— Я хотел бы увидеть письмо, миледи.

— Милорд, вы обязательно его прочтете, — мягко заверила Эмилин.

Уайтхоук согласно кивнул, повернул коня и медленно поехал к Хоуксмуру. Его отряд в молчании следовал за господином.

Николас взял книгу из рук Эмилин и быстро перелистал ее.

— Мне кажется, я ее помню.

— Она и предназначала ее тебе. Николас взглянул вопросительно.

— Леди Бланш положила акт о земле в эту книгу. Он быстро открыл ее и вытащил из-под обложки сложенный пергамент, скрепленный королевской печатью.

— Земля принадлежит монахам, тебе и леди Джулиан.

— Я вижу. — Он снова сложил документ и засунул его обратно. — Лучше бы монахи получили в свое распоряжение весь этот участок. Мне кажется, Джулиан не будет возражать.

Эмилин кивнула.

— Она будет довольна. Николас, неужели сегодня это действительно был Элрик? Что теперь станет с Лесным Рыцарем?

— Конечно, именно Элрик. Своим чудесным явлением он спас нам жизнь. А если документ моей матери подлинный, в чем трудно усомниться, то теперь Лесной Рыцарь понадобится лишь в Майский день.

Улыбнувшись, Эмилин оглянулась и увидела, как Уайтхоук медленно едет по равнине.

Его понятие о чести рассылалось в один миг — с жалостью подумала девушка.

— Я боялась, что твой отец умрет и не узнает правды ни о Бланш, ни о тебе, — призналась она. — Он сейчас очень дорожит открытием.

— Он слишком упрям, чтобы умереть. Хотя в последнее время на его долю пришлось чересчур много бед. Утром его предал король, которого он поддерживал изо всех сил. Если бы смерть была предпочтительней, он бы сейчас умер. — Николас провел рукой по припорошенным снегом волосам. Он выглядел страшно усталым. Эмилин припала к его груди, и он погладил ее по голове. — Эмилин, — произнес Николас после недолгого молчания. — Это ты стреляла в Шавена?

Девушка с несчастным видом кивнула.

— Теперь на моей душе тяжелый грех. Никогда больше не возьму в руки лук. Я старалась спасти тебя.

— Правильно, милая, — согласился барон. — Но взгляни-ка!

Она посмотрела туда, куда он показывал, — на двух воинов из Хоуксмура, опустившихся на колени у тела Шавена.

— Ах, Боже! — Эмилин в ужасе закрыла глаза рукой.

— Посмотри же! — настойчиво повторил Николас. Она открыла глаза. Шавен сел, растирая шею. Николас засмеялся.

— Твоя стрела лишь ранила его. Теперь у него на шее славная царапина.

Эмилин долго смотрела, потом, наконец, облегченно вздохнула.

— Мой выстрел, слава Богу, оказался не таким уж точным.

Николас обнял ее.

— Я бы сформулировал это именно так. Потому что сам имею честь носить на своем теле шрам от одной из твоих не совсем точных стрел.

Эмилин издала странный звук — полусмех, полурыданье — и подняла голову, глядя, как воины помогают Шавену встать на ноги.

— Что же теперь будет с Шавеном? Хоуксмур, без всякого сомнения, останется за тобой. Но назовет ли твой отец тебя вновь своим наследником?

— Шавен может остаться с моим отцом или отправиться в собственное поместье — как ему будет угодно. Или может пойти на службу к королю. Я слышал, что таким способом сейчас можно быстро разбогатеть. — Николас пожал плечами. — Мне безразлично, кого мой отец назовет наследником. Пусть это будет Хью. А у меня есть ты, любовь моя, и Хоуксмур. Больше мне ничего не надо.

— Ах, Николас! — выдохнула Эмилин. Внезапная радость наполнила ее и заставила сердце стремительно биться. — Я так люблю тебя! Люблю уже много лет — с тех самых пор, когда мы вместе впервые сидели на дереве. Ни в одной легенде о смелых рыцарях нет рыцаря прекраснее тебя.

Николас тихо засмеялся, продолжая обнимать Эмилин, и немного помолчал.

— Моим драконом был мой собственный отец. «Почитай отца своего», — задумчиво повторил он библейскую заповедь. — Я не исполнил этого, Эмилин. Даст Бог, мы с отцом еще научимся понимать друг друга. Но боюсь, что возможности почитать его уже не представится.

— Нет, — возразила Эмилин, — такая возможность вовсе не потеряна. Честь живет в сердце. А твое сердце исполнено мужества и любви, даже к отцу. Ты просто сам не знаешь этого.

— Ты дала мне понять, что такое истинная честь, — признался Николае. — Ты и твоя семья, которая теперь уже стала моей. Знаешь ли, что твои младшенькие теперь для меня дороже золота?

— А ведь это было случайное поручение, данное тебе королем, — взять детей в качестве заложников.

— Да, я помню. — Он взял ее за подбородок и поднял ее лицо к своему. — А ты, моя госпожа, дороже, чем моя собственная душа.

Заглянув рыцарю в глаза, Эмилин заметила, что сейчас они прекрасного серо-зеленого цвета: зима в них встретилась с летом. Но глаза закрылись. И последовал поцелуй — нежный, словно снежинки, падающие с неба. А губы были горячими, словно лучи летнего солнца.

— Ну а теперь, моя дорогая супруга, поскольку король все еще рыщет по северу Англии, не соизволите ли вы отправиться в безопасное место — в Эвинкорт?

Эмилин взглянула на Николаев. Нет, никогда, никогда больше она не расстанется с ним.

— Да, конечно, милорд, — ответила она. — Непременно. Но только вместе с вами.